Глава четвертая
За прошедшие полтора года изменились не только мальчики, не стало бывшего пасторального Чурака. В микроскопическом населенном пункте, как в капле океан, отразилась жестокие реалии войны, с ее безграничной жестокостью на фронтах и похоронами, непосильным трудом женщин и детей, голодом и холодом, в тылу. Прекратились танцы в миниатюрном парке, по выходным, несколько раз в неделю, в летнем кинотеатре, под открытым небом, показывали военную хронику. Добавились беженцы из Белоруссии, испуганные артобстрелами и бомбами, их распределили по дворам. Вслед за ними, у вокзала табором расположились члены семей сотрудников харьковского завода, который перевозили вместе со станками и другим оборудованием, в Самарканд. Военный патруль приказал убрать с платформ все имущество, не имеющее отношение к производству, и приказал покинуть платформы, не сотрудникам завода.. На базаре это событие живо обсуждалось, по рассказам очевидцев, у вновь прибывших много багажа, есть табуретки и столы, примуса и детские коляски и, даже, ночные горшки. Особо отмечали велосипеды, которые называли веломашинами. В довоенном Чураке, они были не меньшей редкостью, как белый верблюд, и считались предметом роскоши. Харьковчане несколько ночей провели без крыши над головой, пока не привезли палатки, оставшиеся от прекратившего функционировать пионерского лагеря. Демографические изменения положительно влияли на торговлю Цили и добавляли трудовую нагрузку на пекарню. Директора, Фаттаха Махмудовича, вызвали в райком и предупредили, он ответственный за обеспечение города хлебом. Не справится, положит билет и лишится брони. Ему пришлось перед посещением контор, для получения муки и дров, пару часов работать в пекарне, рядом с Неехом. После обсуждения последних известий с фронта, переходили к бытовым делам. Фаттаха интересовала довоенная жизнь в Латвии, которую он считал заграницей. Судьба семьи Рывкиных, которая, по мнению Нееха, должна быть на территории Советского Союза, его затронула.
--У нас, узбеков, семья, родители, дело святое. Сам говоришь, твой дядя, тебе вместо отца был, ремеслу обучил, и ты не ищешь их. В ССР каждый человек на учете. Напиши товарищу Калинину или в НКВД обратись, Я тебе конверт и бумагу принесу. По дороге в райисполком в ящик брошу.
Слово свое Фаттах сдержал, Просьбу найти родных Неех, помня совет Якова, отправил в Красный Крест. Циле решил не сообщать, она и так через день плачет, вспоминая родных. Ожидание ответа оказалось очень волнующим, он думал о нем постоянно, ночами плохо спал. Как обычно, рана утром, когда Неех уже ушел, Циля собирала товар в коляску, почтальон у калитки поднял руки с треугольником и большим конвертом. Динара побежала в дом за лепешкой. Заказное письмо для Шера следовало вручить с подписью получателя в книге, Крик Динары: « Циля, тебе письмо» удивил. Увидав на конверте символ Красного Креста, она поняла, почему в последние недели Неех не вспоминал о том, что нужно написать письмо. Порыв вскрыть конверт, остановил страх, и в пекарню нести опасно, если там страшное, не сможет работать. Письмо спрятала в бюстгальтер и отправилась на рынок. Состояние тревоги, мешало торговле, вопросы потенциальных покупателей раздражали. Промаявшись пору часов, вернулась домой. Поставила письмо на столик, прислонив к кружке, и занялась приготовлением фруктового плова. Решила сообщить, после того, как Неех помоет ноги, и поест, но не получилось. Слова вырвались помимо ее желания. Сидящий на скамейке снаружи избушки, с ногами в тазу, Неех поразился не обычному поведению супруги, она не задала ему вопросов, ушла на нары и громко читала Хаиму сказку. Обычно этим занимался он.
-- Цильке, что случилось?
-- Тебе письмо пришло из Красного Креста, на столе лежит.
Не осушив ноги, Неех босиком нырнул в избушку и встал на колени перед столом, Циля с Хаимом встали за его спиной. Выбрав из конверта лист, расправил и положил на стол. Прочитал не громко : « Капитан Ривкин Борис (Бер) Копелевич находится в рядах РККА, номер полевой посты. Сержант Ривкин Иссер Копелевич, -- Неех перестал читать, отложил письмо, тихо сказал,-- погиб Иссер в октябре сорок первого под Вязьмой. Он подполз к нарам и лег лицо вниз, беззвучно плакал и вытирал слезы ладонью, заплакала Циля испуганный Хаим, прижавшись к маме. Утром Циля дочитала письмо, сообщалось, что на территории страны Копеля и Бейлы нет. О семье Рейзл никаких сообщений. Неех попросил узнать у польских или местных, кого можно попросить сказать кадиш по Иссеру, может его душе легче будет. Встревожило Цилю изменения в поведении Нееха, он совершенно не интересовался ее торговлей, рассеяно слушал новости с рынка, редко занимался Хаимом, ел мало, спал плохо. Вечерами, молча, сидел на скамейке у избушки, закрыв глаза. На вопросы о здоровье, отвечал: «Ничего у меня не болит». Состояние Нееха усугубило письмо от Берки. Письмо читала Циля. Он был очень рад, что они его нашли. О том, что они живы и в Узбекистане, знал. Но не мог решиться, не хотелось сообщать о смерти дорогих людей. Иссер погиб под Москвой, в октябре сорок первого, маму, папу и Тайбеле, убил немецкий самолет на границе. Роза с семьей в Сибири, искать ее не надо. Каждый раз, когда стреляю, надеюсь, что уничтожил, хотя бы десяток этих зверей. Просил сообщить, нужна ли им материальная помощь, он может отправлять им часть своего оклада. Участь оставшихся в Латвии евреев трагична, он это узнал от пленного немецкого офицера. Латыши начали убивать и грабить евреев, до появления немецкой армии. Происходящее превосходит кошмарные сны. Просил прислать фотографию Хаимки. Передал привет от Анны. Цыля рыдала, Неех стоял на колени и повторял: « Господи, за что нам такое наказание». Необычный шум в избушке испугал Динару, она решила заглянуть. Ей было не понятно, за что немец убил пожилых людей и ребенка, как он мог такое сделать. Слов для утешения, придумать не смогла, вытирая слезы, пошла за валерьянкой. Утром, Неех, молча , ушел в пекарню, Циля, принесла холодной воды из колонки, и старалась холодными компрессами уменьшить отек лица. После трех Гинда привела мальчиков, перед работой. Сообщение ее потрясло, она обняла Цилю, и расплакалась
-- Ты знаешь, Циля, я из очень религиозной семьи. Всю жизнь соблюдала все заветы. По праздникам, мы с детьми со свекром ходила в синагогу Яша мне никогда не мешал. Я решила, не молиться, Богу который позволяет убивать беззащитных и безвинных. Нам надо жить ради детей, для этого крепится. Мальчиков сейчас, возьму с собой, посидят во дворе на лавочке.
-- Прошу тебя не делай этого, ты нас обидишь. Они никому не мешают Ужин для них уже ужин готов. Меня Неех очень пугает, он сильно изменился, горе его сломало. Даже с Хаимкой неохотно разговаривает.
-- В больнице хвалят докторшу из Харькова. Она утром в поликлинике принимает. На рынок заходит после полудня. Поговори с ней, может совет хороший даст.
-- Я знаю, о ком ты говоришь, седая, вежливая, она у меня тапочки для внуков покупала, они в Сибири. Не очень разговорчивая.
На рынке Циле сказали, что докторша приходит не часто, покупает, обычно, лепешки, и указали у кого. Пожилая узбечка согласилась передать просьбу Цили, если ей не трудно, подойти к ней. Выслушав печальную историю и тревогу Цили, по поводу изменений в поведении мужа, докторша, объяснила. Время досталось нам страшное, особенно для нас, евреев. У нее часть семьи осталась на Украине, старший брат, погиб в ополчении. Люди рождаются с разными характерами, одни могут скрывать свои переживания, у других, нет таких внутренних сил. Говорят, время лечит, это не правда, оно тупит горе, ежедневными заботами. Невозможно забыть убитых близких родных. Лекарства от этого нет. Они будут жить в нас, до смерти. Старайтесь вовлекать мужа в занятия с мальчиком, и в домашние бытовые заботы. Можно давать валерьянку. От денег и булочек, докторша отказалась. Вечером Циля не стала готовить Хаима ко сну, отправила к Нееху: « Попроси папу помыть тебя и сказку рассказать» Назавтра по дороге с рынка домой зашла в Раймаг и купила кубики, из которых скидывались картинки зверей. Приходящая за мальчиками Гинда, старалась заинтересовать Нееха , сообщениями с фронта и письмами от Якова. Живой интерес у него вызвала фотография Берки, в офицерской форме, Он объяснял Хаиму, что этот красивый офицер с двумя орденами, его дядя Бер, он убивает немцев. Заметно улучшилось состояние Нееха, появление симптомов ветрянки у Хаим, которой его заразили внучки Абдурахмана, игравшие во дворе с пятнами зеленки на лицах. Первые пару дней до появления высыпания, вывели из ступорозного состояния, он две ночи укачивал его на руках. Со вниманием слушал успокаивающие советы Динар, она обещала принести с работы зеленки. Возвращаясь из пекарни, внимательно осматривал, не осталось ли пузырьков на лице, которые могла не заметить Циля. Прежнее поведение вернулось, но Циля отметила, внешние изменения. Об этом она думала на рынке и дома. Он был не тот добродушный гигант, который ей понравился после первого свидания. Она очень переживала тогда, что он не назначил свидания. Голда познакомившись с Неехом ближе, говорила, что она вытянула счастливую карту, такие беззлобные и бесхитростные герои встречаются чаще в кино или сказках чем в реальной жизни. Сама Циля не раз благодарила Бога за то, что направил Нееха на ночной сеанс, на фильм, который он уже видел. Гибель тети, дяди и Тайбеле, не справедливая и не логичная, сломали Нееха и разрушила семейную гармонию. Слова седой докторши, о том, что время не лечит, память о пережитом остается внутри навсегда., Циля запомнила. Что изменилось во внешности Нееха, поняла вдруг. Вечером, проводив Гинду с детьми, готовилась к возвращению Нееха, услышала, как он устраивается на скамейке, отправила к нему Хаима. Их воркование успокаивало ее. Справившись, вышла, чтобы позвать семью ужинать. Неех в который раз рассказывал сказку, про медведей и девочку, Хаим задавал, вопросы, судьба девочки его всегда волновала. Циля нарушила идиллию
-- Идемте к столу, еда остынет. Сказку Хаиака дослушает, перед сном.
Неех посмотрел в сторону жены, он улыбался, она обратила внимание, на глаза, такие были у многих покупателей. Даже, когда они шутили, глаза оставались печальными
Еще несколько минут Цилька, девочка убежит, и зайдем
Циля вошла в избушку и села на нары, вспомнила «Они будут жить в нашей памяти, пока мы живы»
Письмо от Меер-бера его не удивило, он сам хотел ему написать, и адрес знал, но останавливало предупреждение Якова. Брат всегда письма обстоятельные, он нашел их через Джоинт, очень этому рад, в газетах пишут много страшного о положении евреев в Европе. Где семья дяди? Знакомый конгрессмен обещал ему помочь с получением виз, когда закончится война. Отправил им большую посылку. Нееха он называл, дорогой братик, просил поцеловать маленького Хаимку и Цилю. .
О посылках из Америки, Циля знала от поляков, ей для продажу они вещей не приносили, продавать красивую одежду и отрезы местным богачам им помогали часовщик и сапожник. Почтальон, подавая Циле извещение на посылку, предупредил, начальник просил приехать с тележкой, в руках ее не донести. Огромней картонный ящик, бы деформирован и потрепан, начальник попросил вскрыть посылку сверху, найти декларацию, Не менее часа они выбирали платья, костюмы , обувь, пледы, отрезы, пачки галет, шоколад, коробки с чаем, Когда все галочки в декларации были поставлены, начальник попросил расписаться. Возвращаясь из почты с тяжелой коляской, Неех озадачил Цилю, где она собирается хранить этот магазин, под нары его не засунуть, если его внести в их конуру, не останется места для стола. Абдурахман, человек принципиальный, может не согласиться хранить чужое в своем доме.
-- Подари Динаре платье, их там несколько, девочкам, отрез сатина, на сарафаны. Маруся говорит, в промторге все по талонам продают.
-- Мы им на всю жизнь должники. Добавлю туфли, отрез для хозяйки, плитку шоколада и чай, может, еще добавлю.
Посылку с большими усилиями притолкнули в избушку и водрузили на стол, посуду убрали на пол. Циля ушла приглашать Динару, чтобы вручить подарок и попросить ее поговорить у Абдурахмана разрешить на некоторое время спрятать посылку в кладовку рядом с собачей будкой, которая на ночь запирается. Предупредила Нееха, чтобы вышел, когда придет Динара.. Заморские вещи не удивили Динару, поразили, она таких никогда не видала. После окончания семилетки ездила отцом в Самарканд за покупками .. С Рашидом два раза была в Ташкенте, у него зарплата была хорошая, много вещей купили в больших магазинах и на рынке. Таких там не было. Из трех платьев выбрала шелковое, с ярко красными цветами на светло-голубом фоне, прямое, с короткими рукавчиками. Она прикладывал его на себе и смотрела в маленькое зеркало на двери, платье было заметно больше нужного размера.
-- Большое, можно ушить, длину уменьшить, пусть лежит до возвращения Рашида, Пока мне не для кого наряжаться. Девочкам сарафаны сошью, Мне на работе, как семье фронтовика, талон на ботинки дали. Мама материи рада будет, думаю, дочери отдаст.
Ночную рубашку, на бретелька, посчитала красивым сарафаном, намеривалась одеть для работы . Она согласилась, посылку лучше из избушки убрать, нужно поговорить с Абдурахманом, он человек хороший, говорит добро делать надо не за плату. Беженцам помогает, потому, что горе у нас общее. Подарки он принимать не станет, Поговорю, если что, завтра утром забегу перед работой. Динара разбудила Цилю после семи, Неех уже ушел в пекарню, и попросила ее быстро идти за ней, она торопится на работу, за опоздание могут посадить. Они быстро двигались по тропинке, рядом с канавой, на границе с соседним двором, вдоль забора из колючего кустарника, пришли к прорубленному шириной в полтора метра проему, вошли и пошли в обратном направлении. Вышли к небольшому дому. Перед ним аккуратно сложенные кирпичи, укрытые толью. Динара выбрала из кармана ключ.
-- В этом домике жили хорошие люди, лет пять как умер хозяин, Их единственная дочь живет в Ташкенте, забрала мать к себе. Абдурахмана попросила ухаживать за садом, урожай продавать, доход пополам. Незадолго до войны, прислала письмо, просила найти покупателя на участок, назначила цену. Отец решил купить, для Рашида и будущих внуков. Она приехала, оформили документы, часть денег мы дали. Стали готовиться ставить новый просторный дом, заготовили кирпичи, в соседнем районе Рашид купил большие окна, они в сарае. Собирались домик сносить, не успели. Внутри остались две кровати, шифоньер, стол и стулья. Отец сказал: « Надо ждать, когда война закончится, Рашид вернется». Вот тебе ключ от замка, если не сможешь открыть попросишь Абдурахмана, он керосином промоет. Там долго никто не жил, уборка большая нужна. Заходить будете, через наш двор, калитка замурована, ворота приперты. За прошедшие несколько минут, Циля не успела, не только поблагодарить, осознать произошедшее.
Динара убежала. Циля, поднялась на крылечко, замок открылся легко, скрипучая дверь открылась с усилие, черный проем ее остановил. Вдруг вспомнила, что не успела надеть платье и об оставленном спящем Хаиме. Оставила замок с ключом на скамеечке, рядом с дверью, заметила под ней ведро дном вверх, на куске мешковины, и быстро, как могла, вернулась в избушку. Мирно спящий Хаим, вернул способность к реальной оценке, события. После скорого завтрака, вместе с Хаимом пошла на осмотр нового жилища. Домик небольшой, с четырьмя окнами, под навесом перед домом летняя кухня со столиком, рядом тандыр. В плетеной корзине куски кизяка. На скамейке, опрокинутый чан из оцинкованной жести для воды, такой же, как у хозяина.. За домом аккуратно сложенные кирпичи, прикрытые толью, и досками. Оставив Хаима снаружи, Циля шагнула в темноту, через короткое время стали определяться очертания завешенных занавесками небольших око, кровать, стол, стулья, полка с посудой, плита со щитом, табурета у входной двери. Вход в соседнюю комнатку завешанный материей, там, еще кровать и шкаф. Открывались только два окна. Прихватив хлеб, без тележки с товаром, Циля отправилась на базар, вернулась с двумя местными вениками сорго, эмалированным ведром, ковшиком. Обставив Хаима на попечение девочек, окольным путем, двумя ведрами, наполнила чан водой из колонки. Растопила летнюю печку. Вылила ведро воды на кирпичный пол. Мыльной водой вымыла скудную мебель, потолок, углы с черной паутиной, стены. После длительного чистки черенком старого веника, пол из черного, стал ярко красным. Комнатки стали не только светлей, оии казались просторней. О новом жилище Нееха предупредил, встретивший у калитки Хаим, он рассказал, что мама сделала новую будку и у него будет своя кровать. Нееха удивило отсутствие света в избушке, Хаим взял его за руку и повел за дом хозяев, провел через проход в заборе и он увидел светлые окна, сказочного домика. Изумленный Неех выслушал короткий рассказ жены. Она ему посоветовала оглянуться, на табуретке, лежало вафельное полотенце, рядом таз с холодной водой.
-- Как в Риге. Не хватает только ванной с титаном. Ты, конечно большая героиня, много поработала. Но главный, кого мы должны благодарить, Меер-Бер, дай Бог ему здоровья. Правильно говорил дядя, они с городовым хорошие друзья, и чтобы Иван Иванович об этом не забывал, он давал ему пять латов каждую неделю. В посылке есть красивые женские туфли, сукно английское с золотыми буквами для костюма. Приготовь, Динара, обязательно, придет Ты заметила, я стою прямо, на носки встать нельзя, но не надо стоять на коленях.
Динара с девочками пришла с лепешкой и медом. Результат Циленой уборки ее поразил, у них в больнице ни одна санитарка так не сможет. Дети занялись сладкими булочками, и печениями, Неех обедом, женщины уединились в соседней комнате. Восторг Динара выражала громко. Тупоносые светло коричневые туфли на низком каблуке, оказались велики, проблему решили, проложив стельки, которые Циля пользовала при продаже танкеток. От угощения Динара отказалась. Помолчала и шепотом сказала, что расскажет им секрет. Когда они приехали, к ней на курсы в больницу приходил сотрудник НКГБ, местный, он попросил ее, как комсомолку, послушать, о чем эвакуированные говорят. Она старалась, но ничего не поняла, мужчины беседовали, как-будто на немецком. Она немецкий учила, стишки знала, отличницей была. Дядька этот пришел еще раз,. Сказал, чтобы я забыла. Его вскоре на фронт отправили, недавно жене похоронка пришла. Я думала, чего он узнать хотел, Неех, хлеб печет, район кормит, друг его, в госпитале раненый. Если бы его встретила, спросила.
. В помощь Нееху директор привел своего двоюродного брата, по его определению, молодого, вернувшегося с фронта без стопы. Ходить ему трудно, но руки у него сильные. Начальник попросил Нееха сделать доброе дело, Аллах ему за это воздаст. Карим до войны был кровельщиком. Он не ленивый, но образования мало Ему Собес определил инвалидность третьей группы, на пенсию даже осла прокормить нельзя, а у него дети. На крышу с одной ногой, по лестнице подниматься не получается.
-- Научи его хлеб печь. Нам в училище мастер говорил, на пекаря можно выучить, а кондитером надо родиться. Не завтра, через год –два война закончится. Он вместо тебя будет, и торты научится готовить, может, не вкусные, но сладкие.
Неех осмотрел стоящего у дверей, опершись на палку, среднего роста, широкоплечего узбека, в солдатской гимнастерке и длинных брюках, скрывающих протез. На висках, не покрытых тюбетейкой, на черном фоне, заметил седину. Встретив любопытный взгляд, не громко поздоровался: « Салам Алейкум». Направляясь к двери, директор сказал брату фразу по-узбекски и для Нееха перевел, я ему сказал, чтобы слушал тебя, как отца. Карим, по поведению, взгляду, седине, не показался Нееху молодым, или сверстником, так выглядят после тридцати пяти. Тяжело в таком возрасте менять профессию. Вспомнил, что сказал дядя, когда он пришел в пекарню работать.
-- Вымой хорошо руки с мылом, чтобы под ногтями грязи не осталось, потом ополосни холодной водой, чтобы запаха мыла не было. Вытри руки и пойди ко мне.
Прислонив палку к косяку, Карим прыжками, подогнув ущербную ногу, направился к умывальнику. Картина прыгающего, как кенгуру, мужика, вызвали у Нееха удивление, и жалость, он поставил рядом табуретку. В Риге были калеки, раненые во время прошедшей войны, все не молодые. На Форштадте рядом с мостом, в будке работал одноногий сапожник, любитель выпить и пошутить, у приказчика в мануфактурном магазине осталось два пальца правой руке, это не мешало ему отмерять материю и отрезать большими ножницами. Здесь, в Чураке, он утром рано уходил, возвращался, потемну, по пустынной, не освещенной, окраинной улице, иногда сюда долетали звуки музыки, громкоговоритель, прикрепленный к столбу с лампой на центральной площади, вещал круглые сутки. От Цили и Марии он слышал, что в городе появились раненые, не местные, безрукие и безногие, с изуродованными лицами, есть с виду здоровые, но абсолютно глухие. Их родные места захвачены немцами. Рядом с военкоматом для инвалидов построили казарму, с койками, титаном с горячей водой, прачечной и душем. Им полагается обед в столовой. Там военная дисциплина. Молодым инвалидам строгие правила не нравились. Когда позволяла погода, они день проводили на базаре, ночевать уходили в колхозную кошару рядом с рынком. Иногда, приносили обезноженного, средних лет калеку с командирской фуражкой. Перемещался он на куске фанеры, посаженной на подшипники . Для движения по твердой дороге или перемещения тела с фанеры, обезноженный, пользуется строительными терками, с прикрепленными округлыми плашками, поверх их кусок автомобильной шины. Приспособление напоминает увеличенную канцелярскую промокашку. По бездорожью и рынку, его несли под мышки с двух сторон. Поднимали на прилавок в начале продуктового ряда, фиксировали вещмешками и скатками шинелей. Издали обездвиженный инвалид, напоминал самовар на столе Он, единственный, приветливо здоровается с торговцами, интересуется новостями. К нему обращаются по имени-отчеству. Все знают, что он старшина, до войны, был бригадиром в колхозе в Белоруссии, там его ждут жена и дети. Освоившись, старшина снимал командирскую фуражку, ставил на прилавок, и надевает зимнюю шапку. Молодые, без особой нужды, с местными не контачат, ждут гонца, отправленного за бутылкой, и открытия хлебного ларька. Местная шпана их не замечает, усвоив, что костыль и палка не только помогают при ходьбе, но могут заменить лом, против которого не приема. Вещевой рынок компанию не интересует, Циля наблюдает издалека. Эти изуродованные мальчики, чьи – то сыновья, вызывают у нее сострадание и страх. Она относит два-три рубля в фуражку безногого, он благодарит и говорит приятные для матери слова о сыне, его младший мальчик, сверстник Хаима. Как только освободят, он уедет домой, руки и голова есть, сможет быть счетоводом и или учетчиком. О безногом инвалиде рассказывала и Мария, она спросила его, может он встречал ее мужа. Он ей объяснил, что фронт не танцплощадка, там знакомиться нет времени, каждый старается живым остаться, Посоветовал не говорить, что муж пропал без вести, есть вероятность, что в плен попал, По закону военного времени, предатель.. Закончится война, если живой, может, вернется. На рынке Мария узнавала о повестках из военкомата и похоронках. Во время, когда перестали приходить письма от Якова, пришла похоронка жене учителя, которого провожала большая семья. Осталась вдова, тоже учительница и три девочки Ее вызвали в военкомат, назначили им пенсию. Вдову жаль, но у узбеков обычай, брат должен заботиться о жене и детях погибшего или умершего. Неех согласился, что обычай хороший, но никто, даже очень хороший человек, не может заменить родного отца. О гибели учителя он решил с Циле не говорить, она, наверняка, об этом слышала. Вечером он заметил хмурое настроение жены, базарных новостей она не касалась. Родственник начальника, по ее мнению, счастливчик.
-- Главное, вернулся, вместо стопы приспособит деревяшку, привыкнет, и будет печь хлеб, кормить семью, растить дертей. Для него война закончилась. Он не боится облавы, на фронт его не отправят. Динара просит Аллаха, чтобы мужа легко ранило, чтобы вернулся. Уверена, и Гинда об этом просит. Ты не видел изуродованных мальчиков, которые только школу закончили, Инженеру из Двинска повезло, он танки ремонтирует,. Его теща с девочкой, Любочкой, раза два в неделю приходит на базар. Сама идет покупать, мне Любочку оставляет, она очень хорошо с Хаимкой играет. Если угощаю булочкой, не ест, бабушке отдает. Девочке нравится рассказывать про папу, За хорошую работу, под Москвой, папу похвалил большой начальник, дал ему орден и теперь у него на рубашке, не кубики, а полоска, они больше денег получают.
Облик истощавшего Якова произвел на Цилю шокирующее впечатление. Подходившие к ней за ломтем хлеба пожилые поляки, выглядели лучше. Они погибали от холода и болезней, не от голода.
-- Неех, он выглядит полуживым. У него не сил руку поднять. Мне за него страшно, и Гинду жалко.
-- Прошу тебя, не вздумай говорить об этом с Гиндой. На живом, все заживает. У нас в саду были яблони, Когда я школу закончил, одно дерево, после сильных морозов, весной, осталось, голое, черное, с редкими листиками. Бейла хотела его срубить, Рейзл попросила подождать. У них в гимназии один учитель, занимался садоводством, много об этом рассказывал на уроках. Она его привела, он осматривал дерево, как доктор больного, и сказал, что дерево, может ожить, если ему помочь. Лечил дерево Василий, отпилил ветви, на которые указал учитель, обкапывал, обкладывал осенью навозом, закутал на зиму ствол тряпками. Мне тогда было это интересно. Весной у дерева листья появились, не густо, но голым оно уже не было. Даст Бог, и Якову, домашние ,стены и забота Гинды вернут к нормальной жизни. Знаешь, мы к ним завтра вечером не пойдем, им не до нас будет. Если удастся, испеку венский штрудель..
-- Пусть так будет, как ты говоришь, но выглядит он ужасно. Завтра днем Гинда, наверняка, будет на рынке. Скажу ей, что придем к шести. Куплю баранины и приготовлю плов, настоящий, как Динара учила. Устроим праздник для детей, и сами оденемся в одежду из посылки.
Окно, завешенное марлей, было открыто, слышался детский смех. За столом сидел Яков в длинной нижней рубахе и кальсонах с зашитой ширинкой, он старался изуродованной рукой выводить карандашом буквы. Стоящие рядом сыновья, шумно реагировали на результат. В комнате пахло дегтем, рыбьим жиром и вареной картошкой. Он извинился за неприличный вид, и с помощью детей ушел за простыню, подвешенную к потолку. За время переодевания, Гинда успела поделиться переживаниями: Яша спал урывками, всю ночь подкладывала фуфайки. Вчера приготовила фрикадельку, мясо мелко порубила ножом, после нескольких глотков, появляется рвота. Все, что съел, кусочек хлеба, с чаем. Решила попробовать приготовить жидкое картофельное пюре. Утром приходила сестра из поликлиники, увидела живот, испугалась и ушла за врачом. Рана, ужасная, по середине, сверху донизу, широкая красная полоса с дырочками, как пчелиные соты, из них выделятся гной, Яшу оперировали четыре раза. Хирург посоветовал мыть рану перекисью перевязывать через день с мазью Вишневского. Хорошо, что на окне решетка, окно приходится держать открытым, мазь плохо пахнет. Из – за занавески, Яков вышел в гимнастерке , одетую поверх рубахи., без ремня Поздоровавшись, попросил прощения за не соответствующую форму одежды, поблагодарил Шеров за помощь семье, и пообещал никогда не забывать об этом., Уставленный вкусностями стол, произвел впечатление.
-- У нас, в Латвии, такое изобилие случалось только по праздникам. Очень жаль, что не смогу попробовать. и, особенно, глотнуть пару капель коньяка.
-- Не тужи, Яшка, научу тебя, как можно хмелеть не глотая. Мой напарник в кафе, Карлис, который ожидал приход немцев, как Пасху, готовя торты, оставлял в мензурке, с чайную ложечку коньяка или наливки и заливал себе в рот, но не глотал. К обеду у него поднималось настроение, и глаза блестели, как у кота яйца в марте. Молоденькие официантки старались не приближаться к нему. Научился он этому в Мюнхене, когда был учеником. Предлагал и мне попробовать, но мне из рюмки или стакана выпивать нравится. Хозяйка, конечно, знала, но ничего не говорила. Она, наверное, как дядя, считала, что если работник не выпивает, значит, больной. Садись, Яша, ставь рядом с собой ведро, мы смотреть на тебя не будем. Попробуй метод Карлbса, затошнит, выклюнешь.
Мужчины выпили за возвращение, коньяк, дети и женщины, морс. Яков успешно принял пару ложечек коньяка, и немного риса.
Неех, где ты был раньше? Чувствую, захмелел. Вы, извините, я прилягу.
Гинда отвела его за занавеску и уложила. Вскоре послышалось ровное сопение. Дети с удовольствием кушали плов, и хвалили штрудель. Остатки коньяка Неех посоветовал Гинде использовать, как снотворное, и пообещал принести еще. Удрученные Шеры, домой возвращались молча. Состояние Якова медленно улучшалось. Отступал лимонный цвет лица, возвращалась сила, он самостоятельно гулял рядом с комнатой, участвовал в вечерних посиделках и беседах, избегая вопросы о фронте. Меню постепенно расширялось, коньяк принимал мелкими глотками, натуральным путем. Но рана по-прежнему гноилась, иногда и дырочек выделялся, как червячок, шелковый узелок с усиками. Обеспокоенные, безуспешным лечением врачи, направили его в госпиталь в Самарканд, для консультации. Пожилой хирург из Минска, осмотрел рану и долго трубочкой слушал живот. Успокоил Гинду, пообещал, что Гитлера, Яков, точно, переживет, и будет жить до ста двадцати, если она будет кормить понемногу, не жаренным и не острым шесть раз в день. Рана заживет, когда все узелки выделятся, для этого надо мыть рану теплой водой с мылом, прикладывать салфетки с соляным раствором и гулять утром и вечером. Отпавшая необходимость употреблять зловонную мазь, благоприятно отразилось на ране и стало приятным фактом для всей семьи. Оставшийся широкий багровый рубец, беспокоил умеренно. На комиссии Якова признали не годным к военной службе и определили вторую группу инвалидности на год. Райком направил его временно заведовать сберкассой, вместо жены местного начальника, ушедшей в декретный отпуск. Работа, по мнению Якова, походящая для него, он с утра до вечера перечитывает облигации в сейфе..
Вечером, отдыхающему на крылечке после работы Нееху, Циля задала неожиданный для него вопрос, помнит ли он про осенние праздники, Новый год, Иом – Кипур, Сукот и Хануку.
-- Почему ты меня об этом спрашиваешь, как будто я рос не еврейском доме. Конечно, помню, но признаюсь, сегодня об этом не думал.
-- Сегодня поляк, который шьет женские жилетки, бывший учитель, принес сидур. Сказал, что не надо забывать, что мы евреи. Искор в Иом- Кипур можно и дома прочитать Хотела заплатить, он денег не взял. Завтра буханку отдам.
-- Поляк прав. Хаимка. после Песаха, спросил меня, почему мы едим, когда праздник Рамадан, и что Динара сказала, кушать можно, только когда темно. Проняла? А про Иом-Кипур он не знает. Мы об этом узнавали вместе с первыми словами. Даже Берка и Иссер, хоть и водились с коммунистами, держали пост. Интересно, откуда у поляка сидур. Здесь их, точно, не печатают. Ты узнала, когда Новый год?
-- Судур, думаю, из посылок. До Нового года еще три недели.
-- Надо красиво отметить, вместе с Друянами. Яков, к тому времени, сможет дойти до нас Детям надо приготовить подарки. Я красивый торт приготовлю. Надо, чтобы дети поняли, что у нас есть свои праздники. Хаим играет с девочками, говорит с ними на узбекском, Рамадан праздником считает. .
-- Поговорю об этом с Гиндой.
-- Не забудь договориться и о Хануке. Выпекать менору меня научил дядя. Тебе придется достать свечи. Я попрошу Яшку рассказать о Маковеях, у него это получится красивее.
Осенью изнуряющая жара прекратилась, погода стала теплой и приятной. Сводки ч фронтов перестали быть пугающими, перечисление оставленных населенных пунктов, прекратилось. Голос Левитана звучал не только убедительно, но и оптимистически. Разгромные победы под Москвой, Сталинградом и Куском, вселяли надежду на приближение возвращения в Ригу. Во время вечерних посиделок у Друянов, Яков на ученической карте отмечал перемещение на Запад линии фронта. Женщины чаще плакали, вспоминая о судьбе родственников. На праздничный вечер пришла ко времени, в нарядной одежде и разделилась по интнресам. Дети ушли к качелям, Гинда осталась помогать накрывать стол, Яков с Яквом сели на скамейку у крыльца.
Праздничный стол, поразил Якова
-- Должен признаться, что мы в мирное время так роскошно, Рош-а –Шана не отмечали.
Не меньшее впечатление произвел домик
-- Неех, вы живете, как в раю. Вам такое в Риге не снилось. Циля не стирает руки о чужое белье, у нее в бюстгальтере, денег больше, чем у меня в сберкассе, Ты, уважаемый начальством человек, и домой приходишь не в полночь. Узбеки, щедрые и добросердечные. Батальонный комиссар, еврей, рассказал мне, что пленные немецкие офицеры говорят, что жестокость латышей поражала даже их. Уверен, не все убивали и насиловали, Есть Латышская дивизия, в ней кроме евреев, есть бежавшие от немцев, латыши . Я в нее не попал по случайности, с курсов подготовки срочно забрали группу в часть, отправляющуюся на фронт. Дзидра очень расстроена. У нее в Риге брат хирург и сестра, много родственников в Бауском уезде. Работников Райкома знакомят с закрытыми письмами ЦК, их содержание она мне не рассказывает. Ее пугает возможность депортации латышей после войны, как немцев Поволжья. Значит, знает,есть за что. Может, лучше остаться здесь, в тепле и с вкусными фруктами? Я имею в виду не Чурак. Самарканд, город большой и культурный.
Неожиданный вопрос удивил Нееха и заставил подумать. Вышедшая на крыльцо Циля, позвала всех к столу
-- Договорите дома. Вы забыли, о чем нам рассказала Динара. Меня предупредили, что появились стукачи среди поляков, и указали кто. Их идиш не похож на тот, который мы учили в школе, когда они быстро говорят, их понять трудно, меня они понимают хорошо. Советую убавить звук, у деревьев тоже могут быть уши.
К предупреждению Неех прислушался и ответил полушепотом
-- Признаюсь, у меня таких мыслей не появлялось. Я вырос на Форштадте, среди евреев и русских. Латышей, почти не было. Учился в русской школе. В кафе, мальчишкой, встретил Карлиса, хорошего мастера и лютого антисемита, и хозяйку, Мадам, которая относилась ко мне по-матерински. Ты, Яшка, как мои братья, занимался политикой, верил в интернационал. Я не был ни коммунистом, ни сионистом, и не собираюсь дружить с латышами. Мечтаю вернуться в свою убогую квартиру, и работать в кафе. Я тоскую по Риге, дождям и запаху сирени весной.
-- Признаюсь тебе, Неех, мне тоже часто снятся родители, дом, на берегу и аисты. рядом с домом. Очень давно, бывший хозяин балагула Аврум, прикрепил на верхушку дерева. старое колесо. На нем аисты построили гнездо. Дети и взрослые, по субботам, подходили к «Авромову колесу» ,чтобы увидеть птенцов. Дом по наследству перешел старшему сыну, Его постоянные шумные, компании раздражали, и он, не стесняясь в выражениях, разгонял любопытных. Осенью, когда аисты улетели он нанял несколько пожарных, они пришли с длинной лестницей и шестами и разрушили гнездо, но снять колесо не получалось, оно вросло, надо было пилить сук. Кто -то из соседей позвал полицию, хозяину пригрозили большим штрафом. Когда весной вернулись аисты, они долго кружили над « Аврвмовым колесом», потом принесли сучья и построили новое гнездо. К нему мы водили наших детей. Тяга к родному гнезду есть и у людей. Надеюсь, скоро возможность вернуться появится.
Возможность вернуться, меня радует и пугает.
,
Глава четвертая
За прошедшие полтора года изменились не только мальчики, не стало бывшего пасторального Чурака. В микроскопическом населенном пункте, как в капле океан, отразилась жестокие реалии войны, с ее безграничной жестокостью на фронтах и похоронами, непосильным трудом женщин и детей, голодом и холодом, в тылу. Прекратились танцы в миниатюрном парке, по выходным, несколько раз в неделю, в летнем кинотеатре, под открытым небом, показывали военную хронику. Добавились беженцы из Белоруссии, испуганные артобстрелами и бомбами, их распределили по дворам. Вслед за ними, у вокзала табором расположились члены семей сотрудников харьковского завода, который перевозили вместе со станками и другим оборудованием, в Самарканд. Военный патруль приказал убрать с платформ все имущество, не имеющее отношение к производству, и приказал покинуть платформы, не сотрудникам завода.. На базаре это событие живо обсуждалось, по рассказам очевидцев, у вновь прибывших много багажа, есть табуретки и столы, примуса и детские коляски и, даже, ночные горшки. Особо отмечали велосипеды, которые называли веломашинами. В довоенном Чураке, они были не меньшей редкостью, как белый верблюд, и считались предметом роскоши. Харьковчане несколько ночей провели без крыши над головой, пока не привезли палатки, оставшиеся от прекратившего функционировать пионерского лагеря. Демографические изменения положительно влияли на торговлю Цили и добавляли трудовую нагрузку на пекарню. Директора, Фаттаха Махмудовича, вызвали в райком и предупредили, он ответственный за обеспечение города хлебом. Не справится, положит билет и лишится брони. Ему пришлось перед посещением контор, для получения муки и дров, пару часов работать в пекарне, рядом с Неехом. После обсуждения последних известий с фронта, переходили к бытовым делам. Фаттаха интересовала довоенная жизнь в Латвии, которую он считал заграницей. Судьба семьи Рывкиных, которая, по мнению Нееха, должна быть на территории Советского Союза, его затронула.
--У нас, узбеков, семья, родители, дело святое. Сам говоришь, твой дядя, тебе вместо отца был, ремеслу обучил, и ты не ищешь их. В ССР каждый человек на учете. Напиши товарищу Калинину или в НКВД обратись, Я тебе конверт и бумагу принесу. По дороге в райисполком в ящик брошу.
Слово свое Фаттах сдержал, Просьбу найти родных Неех, помня совет Якова, отправил в Красный Крест. Циле решил не сообщать, она и так через день плачет, вспоминая родных. Ожидание ответа оказалось очень волнующим, он думал о нем постоянно, ночами плохо спал. Как обычно, рана утром, когда Неех уже ушел, Циля собирала товар в коляску, почтальон у калитки поднял руки с треугольником и большим конвертом. Динара побежала в дом за лепешкой. Заказное письмо для Шера следовало вручить с подписью получателя в книге, Крик Динары: « Циля, тебе письмо» удивил. Увидав на конверте символ Красного Креста, она поняла, почему в последние недели Неех не вспоминал о том, что нужно написать письмо. Порыв вскрыть конверт, остановил страх, и в пекарню нести опасно, если там страшное, не сможет работать. Письмо спрятала в бюстгальтер и отправилась на рынок. Состояние тревоги, мешало торговле, вопросы потенциальных покупателей раздражали. Промаявшись пору часов, вернулась домой. Поставила письмо на столик, прислонив к кружке, и занялась приготовлением фруктового плова. Решила сообщить, после того, как Неех помоет ноги, и поест, но не получилось. Слова вырвались помимо ее желания. Сидящий на скамейке снаружи избушки, с ногами в тазу, Неех поразился не обычному поведению супруги, она не задала ему вопросов, ушла на нары и громко читала Хаиму сказку. Обычно этим занимался он.
-- Цильке, что случилось?
-- Тебе письмо пришло из Красного Креста, на столе лежит.
Не осушив ноги, Неех босиком нырнул в избушку и встал на колени перед столом, Циля с Хаимом встали за его спиной. Выбрав из конверта лист, расправил и положил на стол. Прочитал не громко : « Капитан Ривкин Борис (Бер) Копелевич находится в рядах РККА, номер полевой посты. Сержант Ривкин Иссер Копелевич, -- Неех перестал читать, отложил письмо, тихо сказал,-- погиб Иссер в октябре сорок первого под Вязьмой. Он подполз к нарам и лег лицо вниз, беззвучно плакал и вытирал слезы ладонью, заплакала Циля испуганный Хаим, прижавшись к маме. Утром Циля дочитала письмо, сообщалось, что на территории страны Копеля и Бейлы нет. О семье Рейзл никаких сообщений. Неех попросил узнать у польских или местных, кого можно попросить сказать кадиш по Иссеру, может его душе легче будет. Встревожило Цилю изменения в поведении Нееха, он совершенно не интересовался ее торговлей, рассеяно слушал новости с рынка, редко занимался Хаимом, ел мало, спал плохо. Вечерами, молча, сидел на скамейке у избушки, закрыв глаза. На вопросы о здоровье, отвечал: «Ничего у меня не болит». Состояние Нееха усугубило письмо от Берки. Письмо читала Циля. Он был очень рад, что они его нашли. О том, что они живы и в Узбекистане, знал. Но не мог решиться, не хотелось сообщать о смерти дорогих людей. Иссер погиб под Москвой, в октябре сорок первого, маму, папу и Тайбеле, убил немецкий самолет на границе. Роза с семьей в Сибири, искать ее не надо. Каждый раз, когда стреляю, надеюсь, что уничтожил, хотя бы десяток этих зверей. Просил сообщить, нужна ли им материальная помощь, он может отправлять им часть своего оклада. Участь оставшихся в Латвии евреев трагична, он это узнал от пленного немецкого офицера. Латыши начали убивать и грабить евреев, до появления немецкой армии. Происходящее превосходит кошмарные сны. Просил прислать фотографию Хаимки. Передал привет от Анны. Цыля рыдала, Неех стоял на колени и повторял: « Господи, за что нам такое наказание». Необычный шум в избушке испугал Динару, она решила заглянуть. Ей было не понятно, за что немец убил пожилых людей и ребенка, как он мог такое сделать. Слов для утешения, придумать не смогла, вытирая слезы, пошла за валерьянкой. Утром, Неех, молча , ушел в пекарню, Циля, принесла холодной воды из колонки, и старалась холодными компрессами уменьшить отек лица. После трех Гинда привела мальчиков, перед работой. Сообщение ее потрясло, она обняла Цилю, и расплакалась
-- Ты знаешь, Циля, я из очень религиозной семьи. Всю жизнь соблюдала все заветы. По праздникам, мы с детьми со свекром ходила в синагогу Яша мне никогда не мешал. Я решила, не молиться, Богу который позволяет убивать беззащитных и безвинных. Нам надо жить ради детей, для этого крепится. Мальчиков сейчас, возьму с собой, посидят во дворе на лавочке.
-- Прошу тебя не делай этого, ты нас обидишь. Они никому не мешают Ужин для них уже ужин готов. Меня Неех очень пугает, он сильно изменился, горе его сломало. Даже с Хаимкой неохотно разговаривает.
-- В больнице хвалят докторшу из Харькова. Она утром в поликлинике принимает. На рынок заходит после полудня. Поговори с ней, может совет хороший даст.
-- Я знаю, о ком ты говоришь, седая, вежливая, она у меня тапочки для внуков покупала, они в Сибири. Не очень разговорчивая.
На рынке Циле сказали, что докторша приходит не часто, покупает, обычно, лепешки, и указали у кого. Пожилая узбечка согласилась передать просьбу Цили, если ей не трудно, подойти к ней. Выслушав печальную историю и тревогу Цили, по поводу изменений в поведении мужа, докторша, объяснила. Время досталось нам страшное, особенно для нас, евреев. У нее часть семьи осталась на Украине, старший брат, погиб в ополчении. Люди рождаются с разными характерами, одни могут скрывать свои переживания, у других, нет таких внутренних сил. Говорят, время лечит, это не правда, оно тупит горе, ежедневными заботами. Невозможно забыть убитых близких родных. Лекарства от этого нет. Они будут жить в нас, до смерти. Старайтесь вовлекать мужа в занятия с мальчиком, и в домашние бытовые заботы. Можно давать валерьянку. От денег и булочек, докторша отказалась. Вечером Циля не стала готовить Хаима ко сну, отправила к Нееху: « Попроси папу помыть тебя и сказку рассказать» Назавтра по дороге с рынка домой зашла в Раймаг и купила кубики, из которых скидывались картинки зверей. Приходящая за мальчиками Гинда, старалась заинтересовать Нееха , сообщениями с фронта и письмами от Якова. Живой интерес у него вызвала фотография Берки, в офицерской форме, Он объяснял Хаиму, что этот красивый офицер с двумя орденами, его дядя Бер, он убивает немцев. Заметно улучшилось состояние Нееха, появление симптомов ветрянки у Хаим, которой его заразили внучки Абдурахмана, игравшие во дворе с пятнами зеленки на лицах. Первые пару дней до появления высыпания, вывели из ступорозного состояния, он две ночи укачивал его на руках. Со вниманием слушал успокаивающие советы Динар, она обещала принести с работы зеленки. Возвращаясь из пекарни, внимательно осматривал, не осталось ли пузырьков на лице, которые могла не заметить Циля. Прежнее поведение вернулось, но Циля отметила, внешние изменения. Об этом она думала на рынке и дома. Он был не тот добродушный гигант, который ей понравился после первого свидания. Она очень переживала тогда, что он не назначил свидания. Голда познакомившись с Неехом ближе, говорила, что она вытянула счастливую карту, такие беззлобные и бесхитростные герои встречаются чаще в кино или сказках чем в реальной жизни. Сама Циля не раз благодарила Бога за то, что направил Нееха на ночной сеанс, на фильм, который он уже видел. Гибель тети, дяди и Тайбеле, не справедливая и не логичная, сломали Нееха и разрушила семейную гармонию. Слова седой докторши, о том, что время не лечит, память о пережитом остается внутри навсегда., Циля запомнила. Что изменилось во внешности Нееха, поняла вдруг. Вечером, проводив Гинду с детьми, готовилась к возвращению Нееха, услышала, как он устраивается на скамейке, отправила к нему Хаима. Их воркование успокаивало ее. Справившись, вышла, чтобы позвать семью ужинать. Неех в который раз рассказывал сказку, про медведей и девочку, Хаим задавал, вопросы, судьба девочки его всегда волновала. Циля нарушила идиллию
-- Идемте к столу, еда остынет. Сказку Хаиака дослушает, перед сном.
Неех посмотрел в сторону жены, он улыбался, она обратила внимание, на глаза, такие были у многих покупателей. Даже, когда они шутили, глаза оставались печальными
Еще несколько минут Цилька, девочка убежит, и зайдем
Циля вошла в избушку и села на нары, вспомнила «Они будут жить в нашей памяти, пока мы живы»
Письмо от Меер-бера его не удивило, он сам хотел ему написать, и адрес знал, но останавливало предупреждение Якова. Брат всегда письма обстоятельные, он нашел их через Джоинт, очень этому рад, в газетах пишут много страшного о положении евреев в Европе. Где семья дяди? Знакомый конгрессмен обещал ему помочь с получением виз, когда закончится война. Отправил им большую посылку. Нееха он называл, дорогой братик, просил поцеловать маленького Хаимку и Цилю. .
О посылках из Америки, Циля знала от поляков, ей для продажу они вещей не приносили, продавать красивую одежду и отрезы местным богачам им помогали часовщик и сапожник. Почтальон, подавая Циле извещение на посылку, предупредил, начальник просил приехать с тележкой, в руках ее не донести. Огромней картонный ящик, бы деформирован и потрепан, начальник попросил вскрыть посылку сверху, найти декларацию, Не менее часа они выбирали платья, костюмы , обувь, пледы, отрезы, пачки галет, шоколад, коробки с чаем, Когда все галочки в декларации были поставлены, начальник попросил расписаться. Возвращаясь из почты с тяжелой коляской, Неех озадачил Цилю, где она собирается хранить этот магазин, под нары его не засунуть, если его внести в их конуру, не останется места для стола. Абдурахман, человек принципиальный, может не согласиться хранить чужое в своем доме.
-- Подари Динаре платье, их там несколько, девочкам, отрез сатина, на сарафаны. Маруся говорит, в промторге все по талонам продают.
-- Мы им на всю жизнь должники. Добавлю туфли, отрез для хозяйки, плитку шоколада и чай, может, еще добавлю.
Посылку с большими усилиями притолкнули в избушку и водрузили на стол, посуду убрали на пол. Циля ушла приглашать Динару, чтобы вручить подарок и попросить ее поговорить у Абдурахмана разрешить на некоторое время спрятать посылку в кладовку рядом с собачей будкой, которая на ночь запирается. Предупредила Нееха, чтобы вышел, когда придет Динара.. Заморские вещи не удивили Динару, поразили, она таких никогда не видала. После окончания семилетки ездила отцом в Самарканд за покупками .. С Рашидом два раза была в Ташкенте, у него зарплата была хорошая, много вещей купили в больших магазинах и на рынке. Таких там не было. Из трех платьев выбрала шелковое, с ярко красными цветами на светло-голубом фоне, прямое, с короткими рукавчиками. Она прикладывал его на себе и смотрела в маленькое зеркало на двери, платье было заметно больше нужного размера.
-- Большое, можно ушить, длину уменьшить, пусть лежит до возвращения Рашида, Пока мне не для кого наряжаться. Девочкам сарафаны сошью, Мне на работе, как семье фронтовика, талон на ботинки дали. Мама материи рада будет, думаю, дочери отдаст.
Ночную рубашку, на бретелька, посчитала красивым сарафаном, намеривалась одеть для работы . Она согласилась, посылку лучше из избушки убрать, нужно поговорить с Абдурахманом, он человек хороший, говорит добро делать надо не за плату. Беженцам помогает, потому, что горе у нас общее. Подарки он принимать не станет, Поговорю, если что, завтра утром забегу перед работой. Динара разбудила Цилю после семи, Неех уже ушел в пекарню, и попросила ее быстро идти за ней, она торопится на работу, за опоздание могут посадить. Они быстро двигались по тропинке, рядом с канавой, на границе с соседним двором, вдоль забора из колючего кустарника, пришли к прорубленному шириной в полтора метра проему, вошли и пошли в обратном направлении. Вышли к небольшому дому. Перед ним аккуратно сложенные кирпичи, укрытые толью. Динара выбрала из кармана ключ.
-- В этом домике жили хорошие люди, лет пять как умер хозяин, Их единственная дочь живет в Ташкенте, забрала мать к себе. Абдурахмана попросила ухаживать за садом, урожай продавать, доход пополам. Незадолго до войны, прислала письмо, просила найти покупателя на участок, назначила цену. Отец решил купить, для Рашида и будущих внуков. Она приехала, оформили документы, часть денег мы дали. Стали готовиться ставить новый просторный дом, заготовили кирпичи, в соседнем районе Рашид купил большие окна, они в сарае. Собирались домик сносить, не успели. Внутри остались две кровати, шифоньер, стол и стулья. Отец сказал: « Надо ждать, когда война закончится, Рашид вернется». Вот тебе ключ от замка, если не сможешь открыть попросишь Абдурахмана, он керосином промоет. Там долго никто не жил, уборка большая нужна. Заходить будете, через наш двор, калитка замурована, ворота приперты. За прошедшие несколько минут, Циля не успела, не только поблагодарить, осознать произошедшее.
Динара убежала. Циля, поднялась на крылечко, замок открылся легко, скрипучая дверь открылась с усилие, черный проем ее остановил. Вдруг вспомнила, что не успела надеть платье и об оставленном спящем Хаиме. Оставила замок с ключом на скамеечке, рядом с дверью, заметила под ней ведро дном вверх, на куске мешковины, и быстро, как могла, вернулась в избушку. Мирно спящий Хаим, вернул способность к реальной оценке, события. После скорого завтрака, вместе с Хаимом пошла на осмотр нового жилища. Домик небольшой, с четырьмя окнами, под навесом перед домом летняя кухня со столиком, рядом тандыр. В плетеной корзине куски кизяка. На скамейке, опрокинутый чан из оцинкованной жести для воды, такой же, как у хозяина.. За домом аккуратно сложенные кирпичи, прикрытые толью, и досками. Оставив Хаима снаружи, Циля шагнула в темноту, через короткое время стали определяться очертания завешенных занавесками небольших око, кровать, стол, стулья, полка с посудой, плита со щитом, табурета у входной двери. Вход в соседнюю комнатку завешанный материей, там, еще кровать и шкаф. Открывались только два окна. Прихватив хлеб, без тележки с товаром, Циля отправилась на базар, вернулась с двумя местными вениками сорго, эмалированным ведром, ковшиком. Обставив Хаима на попечение девочек, окольным путем, двумя ведрами, наполнила чан водой из колонки. Растопила летнюю печку. Вылила ведро воды на кирпичный пол. Мыльной водой вымыла скудную мебель, потолок, углы с черной паутиной, стены. После длительного чистки черенком старого веника, пол из черного, стал ярко красным. Комнатки стали не только светлей, оии казались просторней. О новом жилище Нееха предупредил, встретивший у калитки Хаим, он рассказал, что мама сделала новую будку и у него будет своя кровать. Нееха удивило отсутствие света в избушке, Хаим взял его за руку и повел за дом хозяев, провел через проход в заборе и он увидел светлые окна, сказочного домика. Изумленный Неех выслушал короткий рассказ жены. Она ему посоветовала оглянуться, на табуретке, лежало вафельное полотенце, рядом таз с холодной водой.
-- Как в Риге. Не хватает только ванной с титаном. Ты, конечно большая героиня, много поработала. Но главный, кого мы должны благодарить, Меер-Бер, дай Бог ему здоровья. Правильно говорил дядя, они с городовым хорошие друзья, и чтобы Иван Иванович об этом не забывал, он давал ему пять латов каждую неделю. В посылке есть красивые женские туфли, сукно английское с золотыми буквами для костюма. Приготовь, Динара, обязательно, придет Ты заметила, я стою прямо, на носки встать нельзя, но не надо стоять на коленях.
Динара с девочками пришла с лепешкой и медом. Результат Циленой уборки ее поразил, у них в больнице ни одна санитарка так не сможет. Дети занялись сладкими булочками, и печениями, Неех обедом, женщины уединились в соседней комнате. Восторг Динара выражала громко. Тупоносые светло коричневые туфли на низком каблуке, оказались велики, проблему решили, проложив стельки, которые Циля пользовала при продаже танкеток. От угощения Динара отказалась. Помолчала и шепотом сказала, что расскажет им секрет. Когда они приехали, к ней на курсы в больницу приходил сотрудник НКГБ, местный, он попросил ее, как комсомолку, послушать, о чем эвакуированные говорят. Она старалась, но ничего не поняла, мужчины беседовали, как-будто на немецком. Она немецкий учила, стишки знала, отличницей была. Дядька этот пришел еще раз,. Сказал, чтобы я забыла. Его вскоре на фронт отправили, недавно жене похоронка пришла. Я думала, чего он узнать хотел, Неех, хлеб печет, район кормит, друг его, в госпитале раненый. Если бы его встретила, спросила.
. В помощь Нееху директор привел своего двоюродного брата, по его определению, молодого, вернувшегося с фронта без стопы. Ходить ему трудно, но руки у него сильные. Начальник попросил Нееха сделать доброе дело, Аллах ему за это воздаст. Карим до войны был кровельщиком. Он не ленивый, но образования мало Ему Собес определил инвалидность третьей группы, на пенсию даже осла прокормить нельзя, а у него дети. На крышу с одной ногой, по лестнице подниматься не получается.
-- Научи его хлеб печь. Нам в училище мастер говорил, на пекаря можно выучить, а кондитером надо родиться. Не завтра, через год –два война закончится. Он вместо тебя будет, и торты научится готовить, может, не вкусные, но сладкие.
Неех осмотрел стоящего у дверей, опершись на палку, среднего роста, широкоплечего узбека, в солдатской гимнастерке и длинных брюках, скрывающих протез. На висках, не покрытых тюбетейкой, на черном фоне, заметил седину. Встретив любопытный взгляд, не громко поздоровался: « Салам Алейкум». Направляясь к двери, директор сказал брату фразу по-узбекски и для Нееха перевел, я ему сказал, чтобы слушал тебя, как отца. Карим, по поведению, взгляду, седине, не показался Нееху молодым, или сверстником, так выглядят после тридцати пяти. Тяжело в таком возрасте менять профессию. Вспомнил, что сказал дядя, когда он пришел в пекарню работать.
-- Вымой хорошо руки с мылом, чтобы под ногтями грязи не осталось, потом ополосни холодной водой, чтобы запаха мыла не было. Вытри руки и пойди ко мне.
Прислонив палку к косяку, Карим прыжками, подогнув ущербную ногу, направился к умывальнику. Картина прыгающего, как кенгуру, мужика, вызвали у Нееха удивление, и жалость, он поставил рядом табуретку. В Риге были калеки, раненые во время прошедшей войны, все не молодые. На Форштадте рядом с мостом, в будке работал одноногий сапожник, любитель выпить и пошутить, у приказчика в мануфактурном магазине осталось два пальца правой руке, это не мешало ему отмерять материю и отрезать большими ножницами. Здесь, в Чураке, он утром рано уходил, возвращался, потемну, по пустынной, не освещенной, окраинной улице, иногда сюда долетали звуки музыки, громкоговоритель, прикрепленный к столбу с лампой на центральной площади, вещал круглые сутки. От Цили и Марии он слышал, что в городе появились раненые, не местные, безрукие и безногие, с изуродованными лицами, есть с виду здоровые, но абсолютно глухие. Их родные места захвачены немцами. Рядом с военкоматом для инвалидов построили казарму, с койками, титаном с горячей водой, прачечной и душем. Им полагается обед в столовой. Там военная дисциплина. Молодым инвалидам строгие правила не нравились. Когда позволяла погода, они день проводили на базаре, ночевать уходили в колхозную кошару рядом с рынком. Иногда, приносили обезноженного, средних лет калеку с командирской фуражкой. Перемещался он на куске фанеры, посаженной на подшипники . Для движения по твердой дороге или перемещения тела с фанеры, обезноженный, пользуется строительными терками, с прикрепленными округлыми плашками, поверх их кусок автомобильной шины. Приспособление напоминает увеличенную канцелярскую промокашку. По бездорожью и рынку, его несли под мышки с двух сторон. Поднимали на прилавок в начале продуктового ряда, фиксировали вещмешками и скатками шинелей. Издали обездвиженный инвалид, напоминал самовар на столе Он, единственный, приветливо здоровается с торговцами, интересуется новостями. К нему обращаются по имени-отчеству. Все знают, что он старшина, до войны, был бригадиром в колхозе в Белоруссии, там его ждут жена и дети. Освоившись, старшина снимал командирскую фуражку, ставил на прилавок, и надевает зимнюю шапку. Молодые, без особой нужды, с местными не контачат, ждут гонца, отправленного за бутылкой, и открытия хлебного ларька. Местная шпана их не замечает, усвоив, что костыль и палка не только помогают при ходьбе, но могут заменить лом, против которого не приема. Вещевой рынок компанию не интересует, Циля наблюдает издалека. Эти изуродованные мальчики, чьи – то сыновья, вызывают у нее сострадание и страх. Она относит два-три рубля в фуражку безногого, он благодарит и говорит приятные для матери слова о сыне, его младший мальчик, сверстник Хаима. Как только освободят, он уедет домой, руки и голова есть, сможет быть счетоводом и или учетчиком. О безногом инвалиде рассказывала и Мария, она спросила его, может он встречал ее мужа. Он ей объяснил, что фронт не танцплощадка, там знакомиться нет времени, каждый старается живым остаться, Посоветовал не говорить, что муж пропал без вести, есть вероятность, что в плен попал, По закону военного времени, предатель.. Закончится война, если живой, может, вернется. На рынке Мария узнавала о повестках из военкомата и похоронках. Во время, когда перестали приходить письма от Якова, пришла похоронка жене учителя, которого провожала большая семья. Осталась вдова, тоже учительница и три девочки Ее вызвали в военкомат, назначили им пенсию. Вдову жаль, но у узбеков обычай, брат должен заботиться о жене и детях погибшего или умершего. Неех согласился, что обычай хороший, но никто, даже очень хороший человек, не может заменить родного отца. О гибели учителя он решил с Циле не говорить, она, наверняка, об этом слышала. Вечером он заметил хмурое настроение жены, базарных новостей она не касалась. Родственник начальника, по ее мнению, счастливчик.
-- Главное, вернулся, вместо стопы приспособит деревяшку, привыкнет, и будет печь хлеб, кормить семью, растить дертей. Для него война закончилась. Он не боится облавы, на фронт его не отправят. Динара просит Аллаха, чтобы мужа легко ранило, чтобы вернулся. Уверена, и Гинда об этом просит. Ты не видел изуродованных мальчиков, которые только школу закончили, Инженеру из Двинска повезло, он танки ремонтирует,. Его теща с девочкой, Любочкой, раза два в неделю приходит на базар. Сама идет покупать, мне Любочку оставляет, она очень хорошо с Хаимкой играет. Если угощаю булочкой, не ест, бабушке отдает. Девочке нравится рассказывать про папу, За хорошую работу, под Москвой, папу похвалил большой начальник, дал ему орден и теперь у него на рубашке, не кубики, а полоска, они больше денег получают.
Облик истощавшего Якова произвел на Цилю шокирующее впечатление. Подходившие к ней за ломтем хлеба пожилые поляки, выглядели лучше. Они погибали от холода и болезней, не от голода.
-- Неех, он выглядит полуживым. У него не сил руку поднять. Мне за него страшно, и Гинду жалко.
-- Прошу тебя, не вздумай говорить об этом с Гиндой. На живом, все заживает. У нас в саду были яблони, Когда я школу закончил, одно дерево, после сильных морозов, весной, осталось, голое, черное, с редкими листиками. Бейла хотела его срубить, Рейзл попросила подождать. У них в гимназии один учитель, занимался садоводством, много об этом рассказывал на уроках. Она его привела, он осматривал дерево, как доктор больного, и сказал, что дерево, может ожить, если ему помочь. Лечил дерево Василий, отпилил ветви, на которые указал учитель, обкапывал, обкладывал осенью навозом, закутал на зиму ствол тряпками. Мне тогда было это интересно. Весной у дерева листья появились, не густо, но голым оно уже не было. Даст Бог, и Якову, домашние ,стены и забота Гинды вернут к нормальной жизни. Знаешь, мы к ним завтра вечером не пойдем, им не до нас будет. Если удастся, испеку венский штрудель..
-- Пусть так будет, как ты говоришь, но выглядит он ужасно. Завтра днем Гинда, наверняка, будет на рынке. Скажу ей, что придем к шести. Куплю баранины и приготовлю плов, настоящий, как Динара учила. Устроим праздник для детей, и сами оденемся в одежду из посылки.
Окно, завешенное марлей, было открыто, слышался детский смех. За столом сидел Яков в длинной нижней рубахе и кальсонах с зашитой ширинкой, он старался изуродованной рукой выводить карандашом буквы. Стоящие рядом сыновья, шумно реагировали на результат. В комнате пахло дегтем, рыбьим жиром и вареной картошкой. Он извинился за неприличный вид, и с помощью детей ушел за простыню, подвешенную к потолку. За время переодевания, Гинда успела поделиться переживаниями: Яша спал урывками, всю ночь подкладывала фуфайки. Вчера приготовила фрикадельку, мясо мелко порубила ножом, после нескольких глотков, появляется рвота. Все, что съел, кусочек хлеба, с чаем. Решила попробовать приготовить жидкое картофельное пюре. Утром приходила сестра из поликлиники, увидела живот, испугалась и ушла за врачом. Рана, ужасная, по середине, сверху донизу, широкая красная полоса с дырочками, как пчелиные соты, из них выделятся гной, Яшу оперировали четыре раза. Хирург посоветовал мыть рану перекисью перевязывать через день с мазью Вишневского. Хорошо, что на окне решетка, окно приходится держать открытым, мазь плохо пахнет. Из – за занавески, Яков вышел в гимнастерке , одетую поверх рубахи., без ремня Поздоровавшись, попросил прощения за не соответствующую форму одежды, поблагодарил Шеров за помощь семье, и пообещал никогда не забывать об этом., Уставленный вкусностями стол, произвел впечатление.
-- У нас, в Латвии, такое изобилие случалось только по праздникам. Очень жаль, что не смогу попробовать. и, особенно, глотнуть пару капель коньяка.
-- Не тужи, Яшка, научу тебя, как можно хмелеть не глотая. Мой напарник в кафе, Карлис, который ожидал приход немцев, как Пасху, готовя торты, оставлял в мензурке, с чайную ложечку коньяка или наливки и заливал себе в рот, но не глотал. К обеду у него поднималось настроение, и глаза блестели, как у кота яйца в марте. Молоденькие официантки старались не приближаться к нему. Научился он этому в Мюнхене, когда был учеником. Предлагал и мне попробовать, но мне из рюмки или стакана выпивать нравится. Хозяйка, конечно, знала, но ничего не говорила. Она, наверное, как дядя, считала, что если работник не выпивает, значит, больной. Садись, Яша, ставь рядом с собой ведро, мы смотреть на тебя не будем. Попробуй метод Карлbса, затошнит, выклюнешь.
Мужчины выпили за возвращение, коньяк, дети и женщины, морс. Яков успешно принял пару ложечек коньяка, и немного риса.
Неех, где ты был раньше? Чувствую, захмелел. Вы, извините, я прилягу.
Гинда отвела его за занавеску и уложила. Вскоре послышалось ровное сопение. Дети с удовольствием кушали плов, и хвалили штрудель. Остатки коньяка Неех посоветовал Гинде использовать, как снотворное, и пообещал принести еще. Удрученные Шеры, домой возвращались молча. Состояние Якова медленно улучшалось. Отступал лимонный цвет лица, возвращалась сила, он самостоятельно гулял рядом с комнатой, участвовал в вечерних посиделках и беседах, избегая вопросы о фронте. Меню постепенно расширялось, коньяк принимал мелкими глотками, натуральным путем. Но рана по-прежнему гноилась, иногда и дырочек выделялся, как червячок, шелковый узелок с усиками. Обеспокоенные, безуспешным лечением врачи, направили его в госпиталь в Самарканд, для консультации. Пожилой хирург из Минска, осмотрел рану и долго трубочкой слушал живот. Успокоил Гинду, пообещал, что Гитлера, Яков, точно, переживет, и будет жить до ста двадцати, если она будет кормить понемногу, не жаренным и не острым шесть раз в день. Рана заживет, когда все узелки выделятся, для этого надо мыть рану теплой водой с мылом, прикладывать салфетки с соляным раствором и гулять утром и вечером. Отпавшая необходимость употреблять зловонную мазь, благоприятно отразилось на ране и стало приятным фактом для всей семьи. Оставшийся широкий багровый рубец, беспокоил умеренно. На комиссии Якова признали не годным к военной службе и определили вторую группу инвалидности на год. Райком направил его временно заведовать сберкассой, вместо жены местного начальника, ушедшей в декретный отпуск. Работа, по мнению Якова, походящая для него, он с утра до вечера перечитывает облигации в сейфе..
Вечером, отдыхающему на крылечке после работы Нееху, Циля задала неожиданный для него вопрос, помнит ли он про осенние праздники, Новый год, Иом – Кипур, Сукот и Хануку.
-- Почему ты меня об этом спрашиваешь, как будто я рос не еврейском доме. Конечно, помню, но признаюсь, сегодня об этом не думал.
-- Сегодня поляк, который шьет женские жилетки, бывший учитель, принес сидур. Сказал, что не надо забывать, что мы евреи. Искор в Иом- Кипур можно и дома прочитать Хотела заплатить, он денег не взял. Завтра буханку отдам.
-- Поляк прав. Хаимка. после Песаха, спросил меня, почему мы едим, когда праздник Рамадан, и что Динара сказала, кушать можно, только когда темно. Проняла? А про Иом-Кипур он не знает. Мы об этом узнавали вместе с первыми словами. Даже Берка и Иссер, хоть и водились с коммунистами, держали пост. Интересно, откуда у поляка сидур. Здесь их, точно, не печатают. Ты узнала, когда Новый год?
-- Судур, думаю, из посылок. До Нового года еще три недели.
-- Надо красиво отметить, вместе с Друянами. Яков, к тому времени, сможет дойти до нас Детям надо приготовить подарки. Я красивый торт приготовлю. Надо, чтобы дети поняли, что у нас есть свои праздники. Хаим играет с девочками, говорит с ними на узбекском, Рамадан праздником считает. .
-- Поговорю об этом с Гиндой.
-- Не забудь договориться и о Хануке. Выпекать менору меня научил дядя. Тебе придется достать свечи. Я попрошу Яшку рассказать о Маковеях, у него это получится красивее.
Осенью изнуряющая жара прекратилась, погода стала теплой и приятной. Сводки ч фронтов перестали быть пугающими, перечисление оставленных населенных пунктов, прекратилось. Голос Левитана звучал не только убедительно, но и оптимистически. Разгромные победы под Москвой, Сталинградом и Куском, вселяли надежду на приближение возвращения в Ригу. Во время вечерних посиделок у Друянов, Яков на ученической карте отмечал перемещение на Запад линии фронта. Женщины чаще плакали, вспоминая о судьбе родственников. На праздничный вечер пришла ко времени, в нарядной одежде и разделилась по интнресам. Дети ушли к качелям, Гинда осталась помогать накрывать стол, Яков с Яквом сели на скамейку у крыльца.
Праздничный стол, поразил Якова
-- Должен признаться, что мы в мирное время так роскошно, Рош-а –Шана не отмечали.
Не меньшее впечатление произвел домик
-- Неех, вы живете, как в раю. Вам такое в Риге не снилось. Циля не стирает руки о чужое белье, у нее в бюстгальтере, денег больше, чем у меня в сберкассе, Ты, уважаемый начальством человек, и домой приходишь не в полночь. Узбеки, щедрые и добросердечные. Батальонный комиссар, еврей, рассказал мне, что пленные немецкие офицеры говорят, что жестокость латышей поражала даже их. Уверен, не все убивали и насиловали, Есть Латышская дивизия, в ней кроме евреев, есть бежавшие от немцев, латыши . Я в нее не попал по случайности, с курсов подготовки срочно забрали группу в часть, отправляющуюся на фронт. Дзидра очень расстроена. У нее в Риге брат хирург и сестра, много родственников в Бауском уезде. Работников Райкома знакомят с закрытыми письмами ЦК, их содержание она мне не рассказывает. Ее пугает возможность депортации латышей после войны, как немцев Поволжья. Значит, знает,есть за что. Может, лучше остаться здесь, в тепле и с вкусными фруктами? Я имею в виду не Чурак. Самарканд, город большой и культурный.
Неожиданный вопрос удивил Нееха и заставил подумать. Вышедшая на крыльцо Циля, позвала всех к столу
-- Договорите дома. Вы забыли, о чем нам рассказала Динара. Меня предупредили, что появились стукачи среди поляков, и указали кто. Их идиш не похож на тот, который мы учили в школе, когда они быстро говорят, их понять трудно, меня они понимают хорошо. Советую убавить звук, у деревьев тоже могут быть уши.
К предупреждению Неех прислушался и ответил полушепотом
-- Признаюсь, у меня таких мыслей не появлялось. Я вырос на Форштадте, среди евреев и русских. Латышей, почти не было. Учился в русской школе. В кафе, мальчишкой, встретил Карлиса, хорошего мастера и лютого антисемита, и хозяйку, Мадам, которая относилась ко мне по-матерински. Ты, Яшка, как мои братья, занимался политикой, верил в интернационал. Я не был ни коммунистом, ни сионистом, и не собираюсь дружить с латышами. Мечтаю вернуться в свою убогую квартиру, и работать в кафе. Я тоскую по Риге, дождям и запаху сирени весной.
-- Признаюсь тебе, Неех, мне тоже часто снятся родители, дом, на берегу и аисты. рядом с домом. Очень давно, бывший хозяин балагула Аврум, прикрепил на верхушку дерева. старое колесо. На нем аисты построили гнездо. Дети и взрослые, по субботам, подходили к «Авромову колесу» ,чтобы увидеть птенцов. Дом по наследству перешел старшему сыну, Его постоянные шумные, компании раздражали, и он, не стесняясь в выражениях, разгонял любопытных. Осенью, когда аисты улетели он нанял несколько пожарных, они пришли с длинной лестницей и шестами и разрушили гнездо, но снять колесо не получалось, оно вросло, надо было пилить сук. Кто -то из соседей позвал полицию, хозяину пригрозили большим штрафом. Когда весной вернулись аисты, они долго кружили над « Аврвмовым колесом», потом принесли сучья и построили новое гнездо. К нему мы водили наших детей. Тяга к родному гнезду есть и у людей. Надеюсь, скоро возможность вернуться появится.
Возможность вернуться, меня радует и пугает.
,
Глава четвертая
За прошедшие полтора года изменились не только мальчики, не стало бывшего пасторального Чурака. В микроскопическом населенном пункте, как в капле океан, отразилась жестокие реалии войны, с ее безграничной жестокостью на фронтах и похоронами, непосильным трудом женщин и детей, голодом и холодом, в тылу. Прекратились танцы в миниатюрном парке, по выходным, несколько раз в неделю, в летнем кинотеатре, под открытым небом, показывали военную хронику. Добавились беженцы из Белоруссии, испуганные артобстрелами и бомбами, их распределили по дворам. Вслед за ними, у вокзала табором расположились члены семей сотрудников харьковского завода, который перевозили вместе со станками и другим оборудованием, в Самарканд. Военный патруль приказал убрать с платформ все имущество, не имеющее отношение к производству, и приказал покинуть платформы, не сотрудникам завода.. На базаре это событие живо обсуждалось, по рассказам очевидцев, у вновь прибывших много багажа, есть табуретки и столы, примуса и детские коляски и, даже, ночные горшки. Особо отмечали велосипеды, которые называли веломашинами. В довоенном Чураке, они были не меньшей редкостью, как белый верблюд, и считались предметом роскоши. Харьковчане несколько ночей провели без крыши над головой, пока не привезли палатки, оставшиеся от прекратившего функционировать пионерского лагеря. Демографические изменения положительно влияли на торговлю Цили и добавляли трудовую нагрузку на пекарню. Директора, Фаттаха Махмудовича, вызвали в райком и предупредили, он ответственный за обеспечение города хлебом. Не справится, положит билет и лишится брони. Ему пришлось перед посещением контор, для получения муки и дров, пару часов работать в пекарне, рядом с Неехом. После обсуждения последних известий с фронта, переходили к бытовым делам. Фаттаха интересовала довоенная жизнь в Латвии, которую он считал заграницей. Судьба семьи Рывкиных, которая, по мнению Нееха, должна быть на территории Советского Союза, его затронула.
--У нас, узбеков, семья, родители, дело святое. Сам говоришь, твой дядя, тебе вместо отца был, ремеслу обучил, и ты не ищешь их. В ССР каждый человек на учете. Напиши товарищу Калинину или в НКВД обратись, Я тебе конверт и бумагу принесу. По дороге в райисполком в ящик брошу.
Слово свое Фаттах сдержал, Просьбу найти родных Неех, помня совет Якова, отправил в Красный Крест. Циле решил не сообщать, она и так через день плачет, вспоминая родных. Ожидание ответа оказалось очень волнующим, он думал о нем постоянно, ночами плохо спал. Как обычно, рана утром, когда Неех уже ушел, Циля собирала товар в коляску, почтальон у калитки поднял руки с треугольником и большим конвертом. Динара побежала в дом за лепешкой. Заказное письмо для Шера следовало вручить с подписью получателя в книге, Крик Динары: « Циля, тебе письмо» удивил. Увидав на конверте символ Красного Креста, она поняла, почему в последние недели Неех не вспоминал о том, что нужно написать письмо. Порыв вскрыть конверт, остановил страх, и в пекарню нести опасно, если там страшное, не сможет работать. Письмо спрятала в бюстгальтер и отправилась на рынок. Состояние тревоги, мешало торговле, вопросы потенциальных покупателей раздражали. Промаявшись пору часов, вернулась домой. Поставила письмо на столик, прислонив к кружке, и занялась приготовлением фруктового плова. Решила сообщить, после того, как Неех помоет ноги, и поест, но не получилось. Слова вырвались помимо ее желания. Сидящий на скамейке снаружи избушки, с ногами в тазу, Неех поразился не обычному поведению супруги, она не задала ему вопросов, ушла на нары и громко читала Хаиму сказку. Обычно этим занимался он.
-- Цильке, что случилось?
-- Тебе письмо пришло из Красного Креста, на столе лежит.
Не осушив ноги, Неех босиком нырнул в избушку и встал на колени перед столом, Циля с Хаимом встали за его спиной. Выбрав из конверта лист, расправил и положил на стол. Прочитал не громко : « Капитан Ривкин Борис (Бер) Копелевич находится в рядах РККА, номер полевой посты. Сержант Ривкин Иссер Копелевич, -- Неех перестал читать, отложил письмо, тихо сказал,-- погиб Иссер в октябре сорок первого под Вязьмой. Он подполз к нарам и лег лицо вниз, беззвучно плакал и вытирал слезы ладонью, заплакала Циля испуганный Хаим, прижавшись к маме. Утром Циля дочитала письмо, сообщалось, что на территории страны Копеля и Бейлы нет. О семье Рейзл никаких сообщений. Неех попросил узнать у польских или местных, кого можно попросить сказать кадиш по Иссеру, может его душе легче будет. Встревожило Цилю изменения в поведении Нееха, он совершенно не интересовался ее торговлей, рассеяно слушал новости с рынка, редко занимался Хаимом, ел мало, спал плохо. Вечерами, молча, сидел на скамейке у избушки, закрыв глаза. На вопросы о здоровье, отвечал: «Ничего у меня не болит». Состояние Нееха усугубило письмо от Берки. Письмо читала Циля. Он был очень рад, что они его нашли. О том, что они живы и в Узбекистане, знал. Но не мог решиться, не хотелось сообщать о смерти дорогих людей. Иссер погиб под Москвой, в октябре сорок первого, маму, папу и Тайбеле, убил немецкий самолет на границе. Роза с семьей в Сибири, искать ее не надо. Каждый раз, когда стреляю, надеюсь, что уничтожил, хотя бы десяток этих зверей. Просил сообщить, нужна ли им материальная помощь, он может отправлять им часть своего оклада. Участь оставшихся в Латвии евреев трагична, он это узнал от пленного немецкого офицера. Латыши начали убивать и грабить евреев, до появления немецкой армии. Происходящее превосходит кошмарные сны. Просил прислать фотографию Хаимки. Передал привет от Анны. Цыля рыдала, Неех стоял на колени и повторял: « Господи, за что нам такое наказание». Необычный шум в избушке испугал Динару, она решила заглянуть. Ей было не понятно, за что немец убил пожилых людей и ребенка, как он мог такое сделать. Слов для утешения, придумать не смогла, вытирая слезы, пошла за валерьянкой. Утром, Неех, молча , ушел в пекарню, Циля, принесла холодной воды из колонки, и старалась холодными компрессами уменьшить отек лица. После трех Гинда привела мальчиков, перед работой. Сообщение ее потрясло, она обняла Цилю, и расплакалась
-- Ты знаешь, Циля, я из очень религиозной семьи. Всю жизнь соблюдала все заветы. По праздникам, мы с детьми со свекром ходила в синагогу Яша мне никогда не мешал. Я решила, не молиться, Богу который позволяет убивать беззащитных и безвинных. Нам надо жить ради детей, для этого крепится. Мальчиков сейчас, возьму с собой, посидят во дворе на лавочке.
-- Прошу тебя не делай этого, ты нас обидишь. Они никому не мешают Ужин для них уже ужин готов. Меня Неех очень пугает, он сильно изменился, горе его сломало. Даже с Хаимкой неохотно разговаривает.
-- В больнице хвалят докторшу из Харькова. Она утром в поликлинике принимает. На рынок заходит после полудня. Поговори с ней, может совет хороший даст.
-- Я знаю, о ком ты говоришь, седая, вежливая, она у меня тапочки для внуков покупала, они в Сибири. Не очень разговорчивая.
На рынке Циле сказали, что докторша приходит не часто, покупает, обычно, лепешки, и указали у кого. Пожилая узбечка согласилась передать просьбу Цили, если ей не трудно, подойти к ней. Выслушав печальную историю и тревогу Цили, по поводу изменений в поведении мужа, докторша, объяснила. Время досталось нам страшное, особенно для нас, евреев. У нее часть семьи осталась на Украине, старший брат, погиб в ополчении. Люди рождаются с разными характерами, одни могут скрывать свои переживания, у других, нет таких внутренних сил. Говорят, время лечит, это не правда, оно тупит горе, ежедневными заботами. Невозможно забыть убитых близких родных. Лекарства от этого нет. Они будут жить в нас, до смерти. Старайтесь вовлекать мужа в занятия с мальчиком, и в домашние бытовые заботы. Можно давать валерьянку. От денег и булочек, докторша отказалась. Вечером Циля не стала готовить Хаима ко сну, отправила к Нееху: « Попроси папу помыть тебя и сказку рассказать» Назавтра по дороге с рынка домой зашла в Раймаг и купила кубики, из которых скидывались картинки зверей. Приходящая за мальчиками Гинда, старалась заинтересовать Нееха , сообщениями с фронта и письмами от Якова. Живой интерес у него вызвала фотография Берки, в офицерской форме, Он объяснял Хаиму, что этот красивый офицер с двумя орденами, его дядя Бер, он убивает немцев. Заметно улучшилось состояние Нееха, появление симптомов ветрянки у Хаим, которой его заразили внучки Абдурахмана, игравшие во дворе с пятнами зеленки на лицах. Первые пару дней до появления высыпания, вывели из ступорозного состояния, он две ночи укачивал его на руках. Со вниманием слушал успокаивающие советы Динар, она обещала принести с работы зеленки. Возвращаясь из пекарни, внимательно осматривал, не осталось ли пузырьков на лице, которые могла не заметить Циля. Прежнее поведение вернулось, но Циля отметила, внешние изменения. Об этом она думала на рынке и дома. Он был не тот добродушный гигант, который ей понравился после первого свидания. Она очень переживала тогда, что он не назначил свидания. Голда познакомившись с Неехом ближе, говорила, что она вытянула счастливую карту, такие беззлобные и бесхитростные герои встречаются чаще в кино или сказках чем в реальной жизни. Сама Циля не раз благодарила Бога за то, что направил Нееха на ночной сеанс, на фильм, который он уже видел. Гибель тети, дяди и Тайбеле, не справедливая и не логичная, сломали Нееха и разрушила семейную гармонию. Слова седой докторши, о том, что время не лечит, память о пережитом остается внутри навсегда., Циля запомнила. Что изменилось во внешности Нееха, поняла вдруг. Вечером, проводив Гинду с детьми, готовилась к возвращению Нееха, услышала, как он устраивается на скамейке, отправила к нему Хаима. Их воркование успокаивало ее. Справившись, вышла, чтобы позвать семью ужинать. Неех в который раз рассказывал сказку, про медведей и девочку, Хаим задавал, вопросы, судьба девочки его всегда волновала. Циля нарушила идиллию
-- Идемте к столу, еда остынет. Сказку Хаиака дослушает, перед сном.
Неех посмотрел в сторону жены, он улыбался, она обратила внимание, на глаза, такие были у многих покупателей. Даже, когда они шутили, глаза оставались печальными
Еще несколько минут Цилька, девочка убежит, и зайдем
Циля вошла в избушку и села на нары, вспомнила «Они будут жить в нашей памяти, пока мы живы»
Письмо от Меер-бера его не удивило, он сам хотел ему написать, и адрес знал, но останавливало предупреждение Якова. Брат всегда письма обстоятельные, он нашел их через Джоинт, очень этому рад, в газетах пишут много страшного о положении евреев в Европе. Где семья дяди? Знакомый конгрессмен обещал ему помочь с получением виз, когда закончится война. Отправил им большую посылку. Нееха он называл, дорогой братик, просил поцеловать маленького Хаимку и Цилю. .
О посылках из Америки, Циля знала от поляков, ей для продажу они вещей не приносили, продавать красивую одежду и отрезы местным богачам им помогали часовщик и сапожник. Почтальон, подавая Циле извещение на посылку, предупредил, начальник просил приехать с тележкой, в руках ее не донести. Огромней картонный ящик, бы деформирован и потрепан, начальник попросил вскрыть посылку сверху, найти декларацию, Не менее часа они выбирали платья, костюмы , обувь, пледы, отрезы, пачки галет, шоколад, коробки с чаем, Когда все галочки в декларации были поставлены, начальник попросил расписаться. Возвращаясь из почты с тяжелой коляской, Неех озадачил Цилю, где она собирается хранить этот магазин, под нары его не засунуть, если его внести в их конуру, не останется места для стола. Абдурахман, человек принципиальный, может не согласиться хранить чужое в своем доме.
-- Подари Динаре платье, их там несколько, девочкам, отрез сатина, на сарафаны. Маруся говорит, в промторге все по талонам продают.
-- Мы им на всю жизнь должники. Добавлю туфли, отрез для хозяйки, плитку шоколада и чай, может, еще добавлю.
Посылку с большими усилиями притолкнули в избушку и водрузили на стол, посуду убрали на пол. Циля ушла приглашать Динару, чтобы вручить подарок и попросить ее поговорить у Абдурахмана разрешить на некоторое время спрятать посылку в кладовку рядом с собачей будкой, которая на ночь запирается. Предупредила Нееха, чтобы вышел, когда придет Динара.. Заморские вещи не удивили Динару, поразили, она таких никогда не видала. После окончания семилетки ездила отцом в Самарканд за покупками .. С Рашидом два раза была в Ташкенте, у него зарплата была хорошая, много вещей купили в больших магазинах и на рынке. Таких там не было. Из трех платьев выбрала шелковое, с ярко красными цветами на светло-голубом фоне, прямое, с короткими рукавчиками. Она прикладывал его на себе и смотрела в маленькое зеркало на двери, платье было заметно больше нужного размера.
-- Большое, можно ушить, длину уменьшить, пусть лежит до возвращения Рашида, Пока мне не для кого наряжаться. Девочкам сарафаны сошью, Мне на работе, как семье фронтовика, талон на ботинки дали. Мама материи рада будет, думаю, дочери отдаст.
Ночную рубашку, на бретелька, посчитала красивым сарафаном, намеривалась одеть для работы . Она согласилась, посылку лучше из избушки убрать, нужно поговорить с Абдурахманом, он человек хороший, говорит добро делать надо не за плату. Беженцам помогает, потому, что горе у нас общее. Подарки он принимать не станет, Поговорю, если что, завтра утром забегу перед работой. Динара разбудила Цилю после семи, Неех уже ушел в пекарню, и попросила ее быстро идти за ней, она торопится на работу, за опоздание могут посадить. Они быстро двигались по тропинке, рядом с канавой, на границе с соседним двором, вдоль забора из колючего кустарника, пришли к прорубленному шириной в полтора метра проему, вошли и пошли в обратном направлении. Вышли к небольшому дому. Перед ним аккуратно сложенные кирпичи, укрытые толью. Динара выбрала из кармана ключ.
-- В этом домике жили хорошие люди, лет пять как умер хозяин, Их единственная дочь живет в Ташкенте, забрала мать к себе. Абдурахмана попросила ухаживать за садом, урожай продавать, доход пополам. Незадолго до войны, прислала письмо, просила найти покупателя на участок, назначила цену. Отец решил купить, для Рашида и будущих внуков. Она приехала, оформили документы, часть денег мы дали. Стали готовиться ставить новый просторный дом, заготовили кирпичи, в соседнем районе Рашид купил большие окна, они в сарае. Собирались домик сносить, не успели. Внутри остались две кровати, шифоньер, стол и стулья. Отец сказал: « Надо ждать, когда война закончится, Рашид вернется». Вот тебе ключ от замка, если не сможешь открыть попросишь Абдурахмана, он керосином промоет. Там долго никто не жил, уборка большая нужна. Заходить будете, через наш двор, калитка замурована, ворота приперты. За прошедшие несколько минут, Циля не успела, не только поблагодарить, осознать произошедшее.
Динара убежала. Циля, поднялась на крылечко, замок открылся легко, скрипучая дверь открылась с усилие, черный проем ее остановил. Вдруг вспомнила, что не успела надеть платье и об оставленном спящем Хаиме. Оставила замок с ключом на скамеечке, рядом с дверью, заметила под ней ведро дном вверх, на куске мешковины, и быстро, как могла, вернулась в избушку. Мирно спящий Хаим, вернул способность к реальной оценке, события. После скорого завтрака, вместе с Хаимом пошла на осмотр нового жилища. Домик небольшой, с четырьмя окнами, под навесом перед домом летняя кухня со столиком, рядом тандыр. В плетеной корзине куски кизяка. На скамейке, опрокинутый чан из оцинкованной жести для воды, такой же, как у хозяина.. За домом аккуратно сложенные кирпичи, прикрытые толью, и досками. Оставив Хаима снаружи, Циля шагнула в темноту, через короткое время стали определяться очертания завешенных занавесками небольших око, кровать, стол, стулья, полка с посудой, плита со щитом, табурета у входной двери. Вход в соседнюю комнатку завешанный материей, там, еще кровать и шкаф. Открывались только два окна. Прихватив хлеб, без тележки с товаром, Циля отправилась на базар, вернулась с двумя местными вениками сорго, эмалированным ведром, ковшиком. Обставив Хаима на попечение девочек, окольным путем, двумя ведрами, наполнила чан водой из колонки. Растопила летнюю печку. Вылила ведро воды на кирпичный пол. Мыльной водой вымыла скудную мебель, потолок, углы с черной паутиной, стены. После длительного чистки черенком старого веника, пол из черного, стал ярко красным. Комнатки стали не только светлей, оии казались просторней. О новом жилище Нееха предупредил, встретивший у калитки Хаим, он рассказал, что мама сделала новую будку и у него будет своя кровать. Нееха удивило отсутствие света в избушке, Хаим взял его за руку и повел за дом хозяев, провел через проход в заборе и он увидел светлые окна, сказочного домика. Изумленный Неех выслушал короткий рассказ жены. Она ему посоветовала оглянуться, на табуретке, лежало вафельное полотенце, рядом таз с холодной водой.
-- Как в Риге. Не хватает только ванной с титаном. Ты, конечно большая героиня, много поработала. Но главный, кого мы должны благодарить, Меер-Бер, дай Бог ему здоровья. Правильно говорил дядя, они с городовым хорошие друзья, и чтобы Иван Иванович об этом не забывал, он давал ему пять латов каждую неделю. В посылке есть красивые женские туфли, сукно английское с золотыми буквами для костюма. Приготовь, Динара, обязательно, придет Ты заметила, я стою прямо, на носки встать нельзя, но не надо стоять на коленях.
Динара с девочками пришла с лепешкой и медом. Результат Циленой уборки ее поразил, у них в больнице ни одна санитарка так не сможет. Дети занялись сладкими булочками, и печениями, Неех обедом, женщины уединились в соседней комнате. Восторг Динара выражала громко. Тупоносые светло коричневые туфли на низком каблуке, оказались велики, проблему решили, проложив стельки, которые Циля пользовала при продаже танкеток. От угощения Динара отказалась. Помолчала и шепотом сказала, что расскажет им секрет. Когда они приехали, к ней на курсы в больницу приходил сотрудник НКГБ, местный, он попросил ее, как комсомолку, послушать, о чем эвакуированные говорят. Она старалась, но ничего не поняла, мужчины беседовали, как-будто на немецком. Она немецкий учила, стишки знала, отличницей была. Дядька этот пришел еще раз,. Сказал, чтобы я забыла. Его вскоре на фронт отправили, недавно жене похоронка пришла. Я думала, чего он узнать хотел, Неех, хлеб печет, район кормит, друг его, в госпитале раненый. Если бы его встретила, спросила.
. В помощь Нееху директор привел своего двоюродного брата, по его определению, молодого, вернувшегося с фронта без стопы. Ходить ему трудно, но руки у него сильные. Начальник попросил Нееха сделать доброе дело, Аллах ему за это воздаст. Карим до войны был кровельщиком. Он не ленивый, но образования мало Ему Собес определил инвалидность третьей группы, на пенсию даже осла прокормить нельзя, а у него дети. На крышу с одной ногой, по лестнице подниматься не получается.
-- Научи его хлеб печь. Нам в училище мастер говорил, на пекаря можно выучить, а кондитером надо родиться. Не завтра, через год –два война закончится. Он вместо тебя будет, и торты научится готовить, может, не вкусные, но сладкие.
Неех осмотрел стоящего у дверей, опершись на палку, среднего роста, широкоплечего узбека, в солдатской гимнастерке и длинных брюках, скрывающих протез. На висках, не покрытых тюбетейкой, на черном фоне, заметил седину. Встретив любопытный взгляд, не громко поздоровался: « Салам Алейкум». Направляясь к двери, директор сказал брату фразу по-узбекски и для Нееха перевел, я ему сказал, чтобы слушал тебя, как отца. Карим, по поведению, взгляду, седине, не показался Нееху молодым, или сверстником, так выглядят после тридцати пяти. Тяжело в таком возрасте менять профессию. Вспомнил, что сказал дядя, когда он пришел в пекарню работать.
-- Вымой хорошо руки с мылом, чтобы под ногтями грязи не осталось, потом ополосни холодной водой, чтобы запаха мыла не было. Вытри руки и пойди ко мне.
Прислонив палку к косяку, Карим прыжками, подогнув ущербную ногу, направился к умывальнику. Картина прыгающего, как кенгуру, мужика, вызвали у Нееха удивление, и жалость, он поставил рядом табуретку. В Риге были калеки, раненые во время прошедшей войны, все не молодые. На Форштадте рядом с мостом, в будке работал одноногий сапожник, любитель выпить и пошутить, у приказчика в мануфактурном магазине осталось два пальца правой руке, это не мешало ему отмерять материю и отрезать большими ножницами. Здесь, в Чураке, он утром рано уходил, возвращался, потемну, по пустынной, не освещенной, окраинной улице, иногда сюда долетали звуки музыки, громкоговоритель, прикрепленный к столбу с лампой на центральной площади, вещал круглые сутки. От Цили и Марии он слышал, что в городе появились раненые, не местные, безрукие и безногие, с изуродованными лицами, есть с виду здоровые, но абсолютно глухие. Их родные места захвачены немцами. Рядом с военкоматом для инвалидов построили казарму, с койками, титаном с горячей водой, прачечной и душем. Им полагается обед в столовой. Там военная дисциплина. Молодым инвалидам строгие правила не нравились. Когда позволяла погода, они день проводили на базаре, ночевать уходили в колхозную кошару рядом с рынком. Иногда, приносили обезноженного, средних лет калеку с командирской фуражкой. Перемещался он на куске фанеры, посаженной на подшипники . Для движения по твердой дороге или перемещения тела с фанеры, обезноженный, пользуется строительными терками, с прикрепленными округлыми плашками, поверх их кусок автомобильной шины. Приспособление напоминает увеличенную канцелярскую промокашку. По бездорожью и рынку, его несли под мышки с двух сторон. Поднимали на прилавок в начале продуктового ряда, фиксировали вещмешками и скатками шинелей. Издали обездвиженный инвалид, напоминал самовар на столе Он, единственный, приветливо здоровается с торговцами, интересуется новостями. К нему обращаются по имени-отчеству. Все знают, что он старшина, до войны, был бригадиром в колхозе в Белоруссии, там его ждут жена и дети. Освоившись, старшина снимал командирскую фуражку, ставил на прилавок, и надевает зимнюю шапку. Молодые, без особой нужды, с местными не контачат, ждут гонца, отправленного за бутылкой, и открытия хлебного ларька. Местная шпана их не замечает, усвоив, что костыль и палка не только помогают при ходьбе, но могут заменить лом, против которого не приема. Вещевой рынок компанию не интересует, Циля наблюдает издалека. Эти изуродованные мальчики, чьи – то сыновья, вызывают у нее сострадание и страх. Она относит два-три рубля в фуражку безногого, он благодарит и говорит приятные для матери слова о сыне, его младший мальчик, сверстник Хаима. Как только освободят, он уедет домой, руки и голова есть, сможет быть счетоводом и или учетчиком. О безногом инвалиде рассказывала и Мария, она спросила его, может он встречал ее мужа. Он ей объяснил, что фронт не танцплощадка, там знакомиться нет времени, каждый старается живым остаться, Посоветовал не говорить, что муж пропал без вести, есть вероятность, что в плен попал, По закону военного времени, предатель.. Закончится война, если живой, может, вернется. На рынке Мария узнавала о повестках из военкомата и похоронках. Во время, когда перестали приходить письма от Якова, пришла похоронка жене учителя, которого провожала большая семья. Осталась вдова, тоже учительница и три девочки Ее вызвали в военкомат, назначили им пенсию. Вдову жаль, но у узбеков обычай, брат должен заботиться о жене и детях погибшего или умершего. Неех согласился, что обычай хороший, но никто, даже очень хороший человек, не может заменить родного отца. О гибели учителя он решил с Циле не говорить, она, наверняка, об этом слышала. Вечером он заметил хмурое настроение жены, базарных новостей она не касалась. Родственник начальника, по ее мнению, счастливчик.
-- Главное, вернулся, вместо стопы приспособит деревяшку, привыкнет, и будет печь хлеб, кормить семью, растить дертей. Для него война закончилась. Он не боится облавы, на фронт его не отправят. Динара просит Аллаха, чтобы мужа легко ранило, чтобы вернулся. Уверена, и Гинда об этом просит. Ты не видел изуродованных мальчиков, которые только школу закончили, Инженеру из Двинска повезло, он танки ремонтирует,. Его теща с девочкой, Любочкой, раза два в неделю приходит на базар. Сама идет покупать, мне Любочку оставляет, она очень хорошо с Хаимкой играет. Если угощаю булочкой, не ест, бабушке отдает. Девочке нравится рассказывать про папу, За хорошую работу, под Москвой, папу похвалил большой начальник, дал ему орден и теперь у него на рубашке, не кубики, а полоска, они больше денег получают.
Облик истощавшего Якова произвел на Цилю шокирующее впечатление. Подходившие к ней за ломтем хлеба пожилые поляки, выглядели лучше. Они погибали от холода и болезней, не от голода.
-- Неех, он выглядит полуживым. У него не сил руку поднять. Мне за него страшно, и Гинду жалко.
-- Прошу тебя, не вздумай говорить об этом с Гиндой. На живом, все заживает. У нас в саду были яблони, Когда я школу закончил, одно дерево, после сильных морозов, весной, осталось, голое, черное, с редкими листиками. Бейла хотела его срубить, Рейзл попросила подождать. У них в гимназии один учитель, занимался садоводством, много об этом рассказывал на уроках. Она его привела, он осматривал дерево, как доктор больного, и сказал, что дерево, может ожить, если ему помочь. Лечил дерево Василий, отпилил ветви, на которые указал учитель, обкапывал, обкладывал осенью навозом, закутал на зиму ствол тряпками. Мне тогда было это интересно. Весной у дерева листья появились, не густо, но голым оно уже не было. Даст Бог, и Якову, домашние ,стены и забота Гинды вернут к нормальной жизни. Знаешь, мы к ним завтра вечером не пойдем, им не до нас будет. Если удастся, испеку венский штрудель..
-- Пусть так будет, как ты говоришь, но выглядит он ужасно. Завтра днем Гинда, наверняка, будет на рынке. Скажу ей, что придем к шести. Куплю баранины и приготовлю плов, настоящий, как Динара учила. Устроим праздник для детей, и сами оденемся в одежду из посылки.
Окно, завешенное марлей, было открыто, слышался детский смех. За столом сидел Яков в длинной нижней рубахе и кальсонах с зашитой ширинкой, он старался изуродованной рукой выводить карандашом буквы. Стоящие рядом сыновья, шумно реагировали на результат. В комнате пахло дегтем, рыбьим жиром и вареной картошкой. Он извинился за неприличный вид, и с помощью детей ушел за простыню, подвешенную к потолку. За время переодевания, Гинда успела поделиться переживаниями: Яша спал урывками, всю ночь подкладывала фуфайки. Вчера приготовила фрикадельку, мясо мелко порубила ножом, после нескольких глотков, появляется рвота. Все, что съел, кусочек хлеба, с чаем. Решила попробовать приготовить жидкое картофельное пюре. Утром приходила сестра из поликлиники, увидела живот, испугалась и ушла за врачом. Рана, ужасная, по середине, сверху донизу, широкая красная полоса с дырочками, как пчелиные соты, из них выделятся гной, Яшу оперировали четыре раза. Хирург посоветовал мыть рану перекисью перевязывать через день с мазью Вишневского. Хорошо, что на окне решетка, окно приходится держать открытым, мазь плохо пахнет. Из – за занавески, Яков вышел в гимнастерке , одетую поверх рубахи., без ремня Поздоровавшись, попросил прощения за не соответствующую форму одежды, поблагодарил Шеров за помощь семье, и пообещал никогда не забывать об этом., Уставленный вкусностями стол, произвел впечатление.
-- У нас, в Латвии, такое изобилие случалось только по праздникам. Очень жаль, что не смогу попробовать. и, особенно, глотнуть пару капель коньяка.
-- Не тужи, Яшка, научу тебя, как можно хмелеть не глотая. Мой напарник в кафе, Карлис, который ожидал приход немцев, как Пасху, готовя торты, оставлял в мензурке, с чайную ложечку коньяка или наливки и заливал себе в рот, но не глотал. К обеду у него поднималось настроение, и глаза блестели, как у кота яйца в марте. Молоденькие официантки старались не приближаться к нему. Научился он этому в Мюнхене, когда был учеником. Предлагал и мне попробовать, но мне из рюмки или стакана выпивать нравится. Хозяйка, конечно, знала, но ничего не говорила. Она, наверное, как дядя, считала, что если работник не выпивает, значит, больной. Садись, Яша, ставь рядом с собой ведро, мы смотреть на тебя не будем. Попробуй метод Карлbса, затошнит, выклюнешь.
Мужчины выпили за возвращение, коньяк, дети и женщины, морс. Яков успешно принял пару ложечек коньяка, и немного риса.
Неех, где ты был раньше? Чувствую, захмелел. Вы, извините, я прилягу.
Гинда отвела его за занавеску и уложила. Вскоре послышалось ровное сопение. Дети с удовольствием кушали плов, и хвалили штрудель. Остатки коньяка Неех посоветовал Гинде использовать, как снотворное, и пообещал принести еще. Удрученные Шеры, домой возвращались молча. Состояние Якова медленно улучшалось. Отступал лимонный цвет лица, возвращалась сила, он самостоятельно гулял рядом с комнатой, участвовал в вечерних посиделках и беседах, избегая вопросы о фронте. Меню постепенно расширялось, коньяк принимал мелкими глотками, натуральным путем. Но рана по-прежнему гноилась, иногда и дырочек выделялся, как червячок, шелковый узелок с усиками. Обеспокоенные, безуспешным лечением врачи, направили его в госпиталь в Самарканд, для консультации. Пожилой хирург из Минска, осмотрел рану и долго трубочкой слушал живот. Успокоил Гинду, пообещал, что Гитлера, Яков, точно, переживет, и будет жить до ста двадцати, если она будет кормить понемногу, не жаренным и не острым шесть раз в день. Рана заживет, когда все узелки выделятся, для этого надо мыть рану теплой водой с мылом, прикладывать салфетки с соляным раствором и гулять утром и вечером. Отпавшая необходимость употреблять зловонную мазь, благоприятно отразилось на ране и стало приятным фактом для всей семьи. Оставшийся широкий багровый рубец, беспокоил умеренно. На комиссии Якова признали не годным к военной службе и определили вторую группу инвалидности на год. Райком направил его временно заведовать сберкассой, вместо жены местного начальника, ушедшей в декретный отпуск. Работа, по мнению Якова, походящая для него, он с утра до вечера перечитывает облигации в сейфе..
Вечером, отдыхающему на крылечке после работы Нееху, Циля задала неожиданный для него вопрос, помнит ли он про осенние праздники, Новый год, Иом – Кипур, Сукот и Хануку.
-- Почему ты меня об этом спрашиваешь, как будто я рос не еврейском доме. Конечно, помню, но признаюсь, сегодня об этом не думал.
-- Сегодня поляк, который шьет женские жилетки, бывший учитель, принес сидур. Сказал, что не надо забывать, что мы евреи. Искор в Иом- Кипур можно и дома прочитать Хотела заплатить, он денег не взял. Завтра буханку отдам.
-- Поляк прав. Хаимка. после Песаха, спросил меня, почему мы едим, когда праздник Рамадан, и что Динара сказала, кушать можно, только когда темно. Проняла? А про Иом-Кипур он не знает. Мы об этом узнавали вместе с первыми словами. Даже Берка и Иссер, хоть и водились с коммунистами, держали пост. Интересно, откуда у поляка сидур. Здесь их, точно, не печатают. Ты узнала, когда Новый год?
-- Судур, думаю, из посылок. До Нового года еще три недели.
-- Надо красиво отметить, вместе с Друянами. Яков, к тому времени, сможет дойти до нас Детям надо приготовить подарки. Я красивый торт приготовлю. Надо, чтобы дети поняли, что у нас есть свои праздники. Хаим играет с девочками, говорит с ними на узбекском, Рамадан праздником считает. .
-- Поговорю об этом с Гиндой.
-- Не забудь договориться и о Хануке. Выпекать менору меня научил дядя. Тебе придется достать свечи. Я попрошу Яшку рассказать о Маковеях, у него это получится красивее.
Осенью изнуряющая жара прекратилась, погода стала теплой и приятной. Сводки ч фронтов перестали быть пугающими, перечисление оставленных населенных пунктов, прекратилось. Голос Левитана звучал не только убедительно, но и оптимистически. Разгромные победы под Москвой, Сталинградом и Куском, вселяли надежду на приближение возвращения в Ригу. Во время вечерних посиделок у Друянов, Яков на ученической карте отмечал перемещение на Запад линии фронта. Женщины чаще плакали, вспоминая о судьбе родственников. На праздничный вечер пришла ко времени, в нарядной одежде и разделилась по интнресам. Дети ушли к качелям, Гинда осталась помогать накрывать стол, Яков с Яквом сели на скамейку у крыльца.
Праздничный стол, поразил Якова
-- Должен признаться, что мы в мирное время так роскошно, Рош-а –Шана не отмечали.
Не меньшее впечатление произвел домик
-- Неех, вы живете, как в раю. Вам такое в Риге не снилось. Циля не стирает руки о чужое белье, у нее в бюстгальтере, денег больше, чем у меня в сберкассе, Ты, уважаемый начальством человек, и домой приходишь не в полночь. Узбеки, щедрые и добросердечные. Батальонный комиссар, еврей, рассказал мне, что пленные немецкие офицеры говорят, что жестокость латышей поражала даже их. Уверен, не все убивали и насиловали, Есть Латышская дивизия, в ней кроме евреев, есть бежавшие от немцев, латыши . Я в нее не попал по случайности, с курсов подготовки срочно забрали группу в часть, отправляющуюся на фронт. Дзидра очень расстроена. У нее в Риге брат хирург и сестра, много родственников в Бауском уезде. Работников Райкома знакомят с закрытыми письмами ЦК, их содержание она мне не рассказывает. Ее пугает возможность депортации латышей после войны, как немцев Поволжья. Значит, знает,есть за что. Может, лучше остаться здесь, в тепле и с вкусными фруктами? Я имею в виду не Чурак. Самарканд, город большой и культурный.
Неожиданный вопрос удивил Нееха и заставил подумать. Вышедшая на крыльцо Циля, позвала всех к столу
-- Договорите дома. Вы забыли, о чем нам рассказала Динара. Меня предупредили, что появились стукачи среди поляков, и указали кто. Их идиш не похож на тот, который мы учили в школе, когда они быстро говорят, их понять трудно, меня они понимают хорошо. Советую убавить звук, у деревьев тоже могут быть уши.
К предупреждению Неех прислушался и ответил полушепотом
-- Признаюсь, у меня таких мыслей не появлялось. Я вырос на Форштадте, среди евреев и русских. Латышей, почти не было. Учился в русской школе. В кафе, мальчишкой, встретил Карлиса, хорошего мастера и лютого антисемита, и хозяйку, Мадам, которая относилась ко мне по-матерински. Ты, Яшка, как мои братья, занимался политикой, верил в интернационал. Я не был ни коммунистом, ни сионистом, и не собираюсь дружить с латышами. Мечтаю вернуться в свою убогую квартиру, и работать в кафе. Я тоскую по Риге, дождям и запаху сирени весной.
-- Признаюсь тебе, Неех, мне тоже часто снятся родители, дом, на берегу и аисты. рядом с домом. Очень давно, бывший хозяин балагула Аврум, прикрепил на верхушку дерева. старое колесо. На нем аисты построили гнездо. Дети и взрослые, по субботам, подходили к «Авромову колесу» ,чтобы увидеть птенцов. Дом по наследству перешел старшему сыну, Его постоянные шумные, компании раздражали, и он, не стесняясь в выражениях, разгонял любопытных. Осенью, когда аисты улетели он нанял несколько пожарных, они пришли с длинной лестницей и шестами и разрушили гнездо, но снять колесо не получалось, оно вросло, надо было пилить сук. Кто -то из соседей позвал полицию, хозяину пригрозили большим штрафом. Когда весной вернулись аисты, они долго кружили над « Аврвмовым колесом», потом принесли сучья и построили новое гнездо. К нему мы водили наших детей. Тяга к родному гнезду есть и у людей. Надеюсь, скоро возможность вернуться появится.
Возможность вернуться, меня радует и пугает.
,
Глава четвертая
За прошедшие полтора года изменились не только мальчики, не стало бывшего пасторального Чурака. В микроскопическом населенном пункте, как в капле океан, отразилась жестокие реалии войны, с ее безграничной жестокостью на фронтах и похоронами, непосильным трудом женщин и детей, голодом и холодом, в тылу. Прекратились танцы в миниатюрном парке, по выходным, несколько раз в неделю, в летнем кинотеатре, под открытым небом, показывали военную хронику. Добавились беженцы из Белоруссии, испуганные артобстрелами и бомбами, их распределили по дворам. Вслед за ними, у вокзала табором расположились члены семей сотрудников харьковского завода, который перевозили вместе со станками и другим оборудованием, в Самарканд. Военный патруль приказал убрать с платформ все имущество, не имеющее отношение к производству, и приказал покинуть платформы, не сотрудникам завода.. На базаре это событие живо обсуждалось, по рассказам очевидцев, у вновь прибывших много багажа, есть табуретки и столы, примуса и детские коляски и, даже, ночные горшки. Особо отмечали велосипеды, которые называли веломашинами. В довоенном Чураке, они были не меньшей редкостью, как белый верблюд, и считались предметом роскоши. Харьковчане несколько ночей провели без крыши над головой, пока не привезли палатки, оставшиеся от прекратившего функционировать пионерского лагеря. Демографические изменения положительно влияли на торговлю Цили и добавляли трудовую нагрузку на пекарню. Директора, Фаттаха Махмудовича, вызвали в райком и предупредили, он ответственный за обеспечение города хлебом. Не справится, положит билет и лишится брони. Ему пришлось перед посещением контор, для получения муки и дров, пару часов работать в пекарне, рядом с Неехом. После обсуждения последних известий с фронта, переходили к бытовым делам. Фаттаха интересовала довоенная жизнь в Латвии, которую он считал заграницей. Судьба семьи Рывкиных, которая, по мнению Нееха, должна быть на территории Советского Союза, его затронула.
--У нас, узбеков, семья, родители, дело святое. Сам говоришь, твой дядя, тебе вместо отца был, ремеслу обучил, и ты не ищешь их. В ССР каждый человек на учете. Напиши товарищу Калинину или в НКВД обратись, Я тебе конверт и бумагу принесу. По дороге в райисполком в ящик брошу.
Слово свое Фаттах сдержал, Просьбу найти родных Неех, помня совет Якова, отправил в Красный Крест. Циле решил не сообщать, она и так через день плачет, вспоминая родных. Ожидание ответа оказалось очень волнующим, он думал о нем постоянно, ночами плохо спал. Как обычно, рана утром, когда Неех уже ушел, Циля собирала товар в коляску, почтальон у калитки поднял руки с треугольником и большим конвертом. Динара побежала в дом за лепешкой. Заказное письмо для Шера следовало вручить с подписью получателя в книге, Крик Динары: « Циля, тебе письмо» удивил. Увидав на конверте символ Красного Креста, она поняла, почему в последние недели Неех не вспоминал о том, что нужно написать письмо. Порыв вскрыть конверт, остановил страх, и в пекарню нести опасно, если там страшное, не сможет работать. Письмо спрятала в бюстгальтер и отправилась на рынок. Состояние тревоги, мешало торговле, вопросы потенциальных покупателей раздражали. Промаявшись пору часов, вернулась домой. Поставила письмо на столик, прислонив к кружке, и занялась приготовлением фруктового плова. Решила сообщить, после того, как Неех помоет ноги, и поест, но не получилось. Слова вырвались помимо ее желания. Сидящий на скамейке снаружи избушки, с ногами в тазу, Неех поразился не обычному поведению супруги, она не задала ему вопросов, ушла на нары и громко читала Хаиму сказку. Обычно этим занимался он.
-- Цильке, что случилось?
-- Тебе письмо пришло из Красного Креста, на столе лежит.
Не осушив ноги, Неех босиком нырнул в избушку и встал на колени перед столом, Циля с Хаимом встали за его спиной. Выбрав из конверта лист, расправил и положил на стол. Прочитал не громко : « Капитан Ривкин Борис (Бер) Копелевич находится в рядах РККА, номер полевой посты. Сержант Ривкин Иссер Копелевич, -- Неех перестал читать, отложил письмо, тихо сказал,-- погиб Иссер в октябре сорок первого под Вязьмой. Он подполз к нарам и лег лицо вниз, беззвучно плакал и вытирал слезы ладонью, заплакала Циля испуганный Хаим, прижавшись к маме. Утром Циля дочитала письмо, сообщалось, что на территории страны Копеля и Бейлы нет. О семье Рейзл никаких сообщений. Неех попросил узнать у польских или местных, кого можно попросить сказать кадиш по Иссеру, может его душе легче будет. Встревожило Цилю изменения в поведении Нееха, он совершенно не интересовался ее торговлей, рассеяно слушал новости с рынка, редко занимался Хаимом, ел мало, спал плохо. Вечерами, молча, сидел на скамейке у избушки, закрыв глаза. На вопросы о здоровье, отвечал: «Ничего у меня не болит». Состояние Нееха усугубило письмо от Берки. Письмо читала Циля. Он был очень рад, что они его нашли. О том, что они живы и в Узбекистане, знал. Но не мог решиться, не хотелось сообщать о смерти дорогих людей. Иссер погиб под Москвой, в октябре сорок первого, маму, папу и Тайбеле, убил немецкий самолет на границе. Роза с семьей в Сибири, искать ее не надо. Каждый раз, когда стреляю, надеюсь, что уничтожил, хотя бы десяток этих зверей. Просил сообщить, нужна ли им материальная помощь, он может отправлять им часть своего оклада. Участь оставшихся в Латвии евреев трагична, он это узнал от пленного немецкого офицера. Латыши начали убивать и грабить евреев, до появления немецкой армии. Происходящее превосходит кошмарные сны. Просил прислать фотографию Хаимки. Передал привет от Анны. Цыля рыдала, Неех стоял на колени и повторял: « Господи, за что нам такое наказание». Необычный шум в избушке испугал Динару, она решила заглянуть. Ей было не понятно, за что немец убил пожилых людей и ребенка, как он мог такое сделать. Слов для утешения, придумать не смогла, вытирая слезы, пошла за валерьянкой. Утром, Неех, молча , ушел в пекарню, Циля, принесла холодной воды из колонки, и старалась холодными компрессами уменьшить отек лица. После трех Гинда привела мальчиков, перед работой. Сообщение ее потрясло, она обняла Цилю, и расплакалась
-- Ты знаешь, Циля, я из очень религиозной семьи. Всю жизнь соблюдала все заветы. По праздникам, мы с детьми со свекром ходила в синагогу Яша мне никогда не мешал. Я решила, не молиться, Богу который позволяет убивать беззащитных и безвинных. Нам надо жить ради детей, для этого крепится. Мальчиков сейчас, возьму с собой, посидят во дворе на лавочке.
-- Прошу тебя не делай этого, ты нас обидишь. Они никому не мешают Ужин для них уже ужин готов. Меня Неех очень пугает, он сильно изменился, горе его сломало. Даже с Хаимкой неохотно разговаривает.
-- В больнице хвалят докторшу из Харькова. Она утром в поликлинике принимает. На рынок заходит после полудня. Поговори с ней, может совет хороший даст.
-- Я знаю, о ком ты говоришь, седая, вежливая, она у меня тапочки для внуков покупала, они в Сибири. Не очень разговорчивая.
На рынке Циле сказали, что докторша приходит не часто, покупает, обычно, лепешки, и указали у кого. Пожилая узбечка согласилась передать просьбу Цили, если ей не трудно, подойти к ней. Выслушав печальную историю и тревогу Цили, по поводу изменений в поведении мужа, докторша, объяснила. Время досталось нам страшное, особенно для нас, евреев. У нее часть семьи осталась на Украине, старший брат, погиб в ополчении. Люди рождаются с разными характерами, одни могут скрывать свои переживания, у других, нет таких внутренних сил. Говорят, время лечит, это не правда, оно тупит горе, ежедневными заботами. Невозможно забыть убитых близких родных. Лекарства от этого нет. Они будут жить в нас, до смерти. Старайтесь вовлекать мужа в занятия с мальчиком, и в домашние бытовые заботы. Можно давать валерьянку. От денег и булочек, докторша отказалась. Вечером Циля не стала готовить Хаима ко сну, отправила к Нееху: « Попроси папу помыть тебя и сказку рассказать» Назавтра по дороге с рынка домой зашла в Раймаг и купила кубики, из которых скидывались картинки зверей. Приходящая за мальчиками Гинда, старалась заинтересовать Нееха , сообщениями с фронта и письмами от Якова. Живой интерес у него вызвала фотография Берки, в офицерской форме, Он объяснял Хаиму, что этот красивый офицер с двумя орденами, его дядя Бер, он убивает немцев. Заметно улучшилось состояние Нееха, появление симптомов ветрянки у Хаим, которой его заразили внучки Абдурахмана, игравшие во дворе с пятнами зеленки на лицах. Первые пару дней до появления высыпания, вывели из ступорозного состояния, он две ночи укачивал его на руках. Со вниманием слушал успокаивающие советы Динар, она обещала принести с работы зеленки. Возвращаясь из пекарни, внимательно осматривал, не осталось ли пузырьков на лице, которые могла не заметить Циля. Прежнее поведение вернулось, но Циля отметила, внешние изменения. Об этом она думала на рынке и дома. Он был не тот добродушный гигант, который ей понравился после первого свидания. Она очень переживала тогда, что он не назначил свидания. Голда познакомившись с Неехом ближе, говорила, что она вытянула счастливую карту, такие беззлобные и бесхитростные герои встречаются чаще в кино или сказках чем в реальной жизни. Сама Циля не раз благодарила Бога за то, что направил Нееха на ночной сеанс, на фильм, который он уже видел. Гибель тети, дяди и Тайбеле, не справедливая и не логичная, сломали Нееха и разрушила семейную гармонию. Слова седой докторши, о том, что время не лечит, память о пережитом остается внутри навсегда., Циля запомнила. Что изменилось во внешности Нееха, поняла вдруг. Вечером, проводив Гинду с детьми, готовилась к возвращению Нееха, услышала, как он устраивается на скамейке, отправила к нему Хаима. Их воркование успокаивало ее. Справившись, вышла, чтобы позвать семью ужинать. Неех в который раз рассказывал сказку, про медведей и девочку, Хаим задавал, вопросы, судьба девочки его всегда волновала. Циля нарушила идиллию
-- Идемте к столу, еда остынет. Сказку Хаиака дослушает, перед сном.
Неех посмотрел в сторону жены, он улыбался, она обратила внимание, на глаза, такие были у многих покупателей. Даже, когда они шутили, глаза оставались печальными
Еще несколько минут Цилька, девочка убежит, и зайдем
Циля вошла в избушку и села на нары, вспомнила «Они будут жить в нашей памяти, пока мы живы»
Письмо от Меер-бера его не удивило, он сам хотел ему написать, и адрес знал, но останавливало предупреждение Якова. Брат всегда письма обстоятельные, он нашел их через Джоинт, очень этому рад, в газетах пишут много страшного о положении евреев в Европе. Где семья дяди? Знакомый конгрессмен обещал ему помочь с получением виз, когда закончится война. Отправил им большую посылку. Нееха он называл, дорогой братик, просил поцеловать маленького Хаимку и Цилю. .
О посылках из Америки, Циля знала от поляков, ей для продажу они вещей не приносили, продавать красивую одежду и отрезы местным богачам им помогали часовщик и сапожник. Почтальон, подавая Циле извещение на посылку, предупредил, начальник просил приехать с тележкой, в руках ее не донести. Огромней картонный ящик, бы деформирован и потрепан, начальник попросил вскрыть посылку сверху, найти декларацию, Не менее часа они выбирали платья, костюмы , обувь, пледы, отрезы, пачки галет, шоколад, коробки с чаем, Когда все галочки в декларации были поставлены, начальник попросил расписаться. Возвращаясь из почты с тяжелой коляской, Неех озадачил Цилю, где она собирается хранить этот магазин, под нары его не засунуть, если его внести в их конуру, не останется места для стола. Абдурахман, человек принципиальный, может не согласиться хранить чужое в своем доме.
-- Подари Динаре платье, их там несколько, девочкам, отрез сатина, на сарафаны. Маруся говорит, в промторге все по талонам продают.
-- Мы им на всю жизнь должники. Добавлю туфли, отрез для хозяйки, плитку шоколада и чай, может, еще добавлю.
Посылку с большими усилиями притолкнули в избушку и водрузили на стол, посуду убрали на пол. Циля ушла приглашать Динару, чтобы вручить подарок и попросить ее поговорить у Абдурахмана разрешить на некоторое время спрятать посылку в кладовку рядом с собачей будкой, которая на ночь запирается. Предупредила Нееха, чтобы вышел, когда придет Динара.. Заморские вещи не удивили Динару, поразили, она таких никогда не видала. После окончания семилетки ездила отцом в Самарканд за покупками .. С Рашидом два раза была в Ташкенте, у него зарплата была хорошая, много вещей купили в больших магазинах и на рынке. Таких там не было. Из трех платьев выбрала шелковое, с ярко красными цветами на светло-голубом фоне, прямое, с короткими рукавчиками. Она прикладывал его на себе и смотрела в маленькое зеркало на двери, платье было заметно больше нужного размера.
-- Большое, можно ушить, длину уменьшить, пусть лежит до возвращения Рашида, Пока мне не для кого наряжаться. Девочкам сарафаны сошью, Мне на работе, как семье фронтовика, талон на ботинки дали. Мама материи рада будет, думаю, дочери отдаст.
Ночную рубашку, на бретелька, посчитала красивым сарафаном, намеривалась одеть для работы . Она согласилась, посылку лучше из избушки убрать, нужно поговорить с Абдурахманом, он человек хороший, говорит добро делать надо не за плату. Беженцам помогает, потому, что горе у нас общее. Подарки он принимать не станет, Поговорю, если что, завтра утром забегу перед работой. Динара разбудила Цилю после семи, Неех уже ушел в пекарню, и попросила ее быстро идти за ней, она торопится на работу, за опоздание могут посадить. Они быстро двигались по тропинке, рядом с канавой, на границе с соседним двором, вдоль забора из колючего кустарника, пришли к прорубленному шириной в полтора метра проему, вошли и пошли в обратном направлении. Вышли к небольшому дому. Перед ним аккуратно сложенные кирпичи, укрытые толью. Динара выбрала из кармана ключ.
-- В этом домике жили хорошие люди, лет пять как умер хозяин, Их единственная дочь живет в Ташкенте, забрала мать к себе. Абдурахмана попросила ухаживать за садом, урожай продавать, доход пополам. Незадолго до войны, прислала письмо, просила найти покупателя на участок, назначила цену. Отец решил купить, для Рашида и будущих внуков. Она приехала, оформили документы, часть денег мы дали. Стали готовиться ставить новый просторный дом, заготовили кирпичи, в соседнем районе Рашид купил большие окна, они в сарае. Собирались домик сносить, не успели. Внутри остались две кровати, шифоньер, стол и стулья. Отец сказал: « Надо ждать, когда война закончится, Рашид вернется». Вот тебе ключ от замка, если не сможешь открыть попросишь Абдурахмана, он керосином промоет. Там долго никто не жил, уборка большая нужна. Заходить будете, через наш двор, калитка замурована, ворота приперты. За прошедшие несколько минут, Циля не успела, не только поблагодарить, осознать произошедшее.
Динара убежала. Циля, поднялась на крылечко, замок открылся легко, скрипучая дверь открылась с усилие, черный проем ее остановил. Вдруг вспомнила, что не успела надеть платье и об оставленном спящем Хаиме. Оставила замок с ключом на скамеечке, рядом с дверью, заметила под ней ведро дном вверх, на куске мешковины, и быстро, как могла, вернулась в избушку. Мирно спящий Хаим, вернул способность к реальной оценке, события. После скорого завтрака, вместе с Хаимом пошла на осмотр нового жилища. Домик небольшой, с четырьмя окнами, под навесом перед домом летняя кухня со столиком, рядом тандыр. В плетеной корзине куски кизяка. На скамейке, опрокинутый чан из оцинкованной жести для воды, такой же, как у хозяина.. За домом аккуратно сложенные кирпичи, прикрытые толью, и досками. Оставив Хаима снаружи, Циля шагнула в темноту, через короткое время стали определяться очертания завешенных занавесками небольших око, кровать, стол, стулья, полка с посудой, плита со щитом, табурета у входной двери. Вход в соседнюю комнатку завешанный материей, там, еще кровать и шкаф. Открывались только два окна. Прихватив хлеб, без тележки с товаром, Циля отправилась на базар, вернулась с двумя местными вениками сорго, эмалированным ведром, ковшиком. Обставив Хаима на попечение девочек, окольным путем, двумя ведрами, наполнила чан водой из колонки. Растопила летнюю печку. Вылила ведро воды на кирпичный пол. Мыльной водой вымыла скудную мебель, потолок, углы с черной паутиной, стены. После длительного чистки черенком старого веника, пол из черного, стал ярко красным. Комнатки стали не только светлей, оии казались просторней. О новом жилище Нееха предупредил, встретивший у калитки Хаим, он рассказал, что мама сделала новую будку и у него будет своя кровать. Нееха удивило отсутствие света в избушке, Хаим взял его за руку и повел за дом хозяев, провел через проход в заборе и он увидел светлые окна, сказочного домика. Изумленный Неех выслушал короткий рассказ жены. Она ему посоветовала оглянуться, на табуретке, лежало вафельное полотенце, рядом таз с холодной водой.
-- Как в Риге. Не хватает только ванной с титаном. Ты, конечно большая героиня, много поработала. Но главный, кого мы должны благодарить, Меер-Бер, дай Бог ему здоровья. Правильно говорил дядя, они с городовым хорошие друзья, и чтобы Иван Иванович об этом не забывал, он давал ему пять латов каждую неделю. В посылке есть красивые женские туфли, сукно английское с золотыми буквами для костюма. Приготовь, Динара, обязательно, придет Ты заметила, я стою прямо, на носки встать нельзя, но не надо стоять на коленях.
Динара с девочками пришла с лепешкой и медом. Результат Циленой уборки ее поразил, у них в больнице ни одна санитарка так не сможет. Дети занялись сладкими булочками, и печениями, Неех обедом, женщины уединились в соседней комнате. Восторг Динара выражала громко. Тупоносые светло коричневые туфли на низком каблуке, оказались велики, проблему решили, проложив стельки, которые Циля пользовала при продаже танкеток. От угощения Динара отказалась. Помолчала и шепотом сказала, что расскажет им секрет. Когда они приехали, к ней на курсы в больницу приходил сотрудник НКГБ, местный, он попросил ее, как комсомолку, послушать, о чем эвакуированные говорят. Она старалась, но ничего не поняла, мужчины беседовали, как-будто на немецком. Она немецкий учила, стишки знала, отличницей была. Дядька этот пришел еще раз,. Сказал, чтобы я забыла. Его вскоре на фронт отправили, недавно жене похоронка пришла. Я думала, чего он узнать хотел, Неех, хлеб печет, район кормит, друг его, в госпитале раненый. Если бы его встретила, спросила.
. В помощь Нееху директор привел своего двоюродного брата, по его определению, молодого, вернувшегося с фронта без стопы. Ходить ему трудно, но руки у него сильные. Начальник попросил Нееха сделать доброе дело, Аллах ему за это воздаст. Карим до войны был кровельщиком. Он не ленивый, но образования мало Ему Собес определил инвалидность третьей группы, на пенсию даже осла прокормить нельзя, а у него дети. На крышу с одной ногой, по лестнице подниматься не получается.
-- Научи его хлеб печь. Нам в училище мастер говорил, на пекаря можно выучить, а кондитером надо родиться. Не завтра, через год –два война закончится. Он вместо тебя будет, и торты научится готовить, может, не вкусные, но сладкие.
Неех осмотрел стоящего у дверей, опершись на палку, среднего роста, широкоплечего узбека, в солдатской гимнастерке и длинных брюках, скрывающих протез. На висках, не покрытых тюбетейкой, на черном фоне, заметил седину. Встретив любопытный взгляд, не громко поздоровался: « Салам Алейкум». Направляясь к двери, директор сказал брату фразу по-узбекски и для Нееха перевел, я ему сказал, чтобы слушал тебя, как отца. Карим, по поведению, взгляду, седине, не показался Нееху молодым, или сверстником, так выглядят после тридцати пяти. Тяжело в таком возрасте менять профессию. Вспомнил, что сказал дядя, когда он пришел в пекарню работать.
-- Вымой хорошо руки с мылом, чтобы под ногтями грязи не осталось, потом ополосни холодной водой, чтобы запаха мыла не было. Вытри руки и пойди ко мне.
Прислонив палку к косяку, Карим прыжками, подогнув ущербную ногу, направился к умывальнику. Картина прыгающего, как кенгуру, мужика, вызвали у Нееха удивление, и жалость, он поставил рядом табуретку. В Риге были калеки, раненые во время прошедшей войны, все не молодые. На Форштадте рядом с мостом, в будке работал одноногий сапожник, любитель выпить и пошутить, у приказчика в мануфактурном магазине осталось два пальца правой руке, это не мешало ему отмерять материю и отрезать большими ножницами. Здесь, в Чураке, он утром рано уходил, возвращался, потемну, по пустынной, не освещенной, окраинной улице, иногда сюда долетали звуки музыки, громкоговоритель, прикрепленный к столбу с лампой на центральной площади, вещал круглые сутки. От Цили и Марии он слышал, что в городе появились раненые, не местные, безрукие и безногие, с изуродованными лицами, есть с виду здоровые, но абсолютно глухие. Их родные места захвачены немцами. Рядом с военкоматом для инвалидов построили казарму, с койками, титаном с горячей водой, прачечной и душем. Им полагается обед в столовой. Там военная дисциплина. Молодым инвалидам строгие правила не нравились. Когда позволяла погода, они день проводили на базаре, ночевать уходили в колхозную кошару рядом с рынком. Иногда, приносили обезноженного, средних лет калеку с командирской фуражкой. Перемещался он на куске фанеры, посаженной на подшипники . Для движения по твердой дороге или перемещения тела с фанеры, обезноженный, пользуется строительными терками, с прикрепленными округлыми плашками, поверх их кусок автомобильной шины. Приспособление напоминает увеличенную канцелярскую промокашку. По бездорожью и рынку, его несли под мышки с двух сторон. Поднимали на прилавок в начале продуктового ряда, фиксировали вещмешками и скатками шинелей. Издали обездвиженный инвалид, напоминал самовар на столе Он, единственный, приветливо здоровается с торговцами, интересуется новостями. К нему обращаются по имени-отчеству. Все знают, что он старшина, до войны, был бригадиром в колхозе в Белоруссии, там его ждут жена и дети. Освоившись, старшина снимал командирскую фуражку, ставил на прилавок, и надевает зимнюю шапку. Молодые, без особой нужды, с местными не контачат, ждут гонца, отправленного за бутылкой, и открытия хлебного ларька. Местная шпана их не замечает, усвоив, что костыль и палка не только помогают при ходьбе, но могут заменить лом, против которого не приема. Вещевой рынок компанию не интересует, Циля наблюдает издалека. Эти изуродованные мальчики, чьи – то сыновья, вызывают у нее сострадание и страх. Она относит два-три рубля в фуражку безногого, он благодарит и говорит приятные для матери слова о сыне, его младший мальчик, сверстник Хаима. Как только освободят, он уедет домой, руки и голова есть, сможет быть счетоводом и или учетчиком. О безногом инвалиде рассказывала и Мария, она спросила его, может он встречал ее мужа. Он ей объяснил, что фронт не танцплощадка, там знакомиться нет времени, каждый старается живым остаться, Посоветовал не говорить, что муж пропал без вести, есть вероятность, что в плен попал, По закону военного времени, предатель.. Закончится война, если живой, может, вернется. На рынке Мария узнавала о повестках из военкомата и похоронках. Во время, когда перестали приходить письма от Якова, пришла похоронка жене учителя, которого провожала большая семья. Осталась вдова, тоже учительница и три девочки Ее вызвали в военкомат, назначили им пенсию. Вдову жаль, но у узбеков обычай, брат должен заботиться о жене и детях погибшего или умершего. Неех согласился, что обычай хороший, но никто, даже очень хороший человек, не может заменить родного отца. О гибели учителя он решил с Циле не говорить, она, наверняка, об этом слышала. Вечером он заметил хмурое настроение жены, базарных новостей она не касалась. Родственник начальника, по ее мнению, счастливчик.
-- Главное, вернулся, вместо стопы приспособит деревяшку, привыкнет, и будет печь хлеб, кормить семью, растить дертей. Для него война закончилась. Он не боится облавы, на фронт его не отправят. Динара просит Аллаха, чтобы мужа легко ранило, чтобы вернулся. Уверена, и Гинда об этом просит. Ты не видел изуродованных мальчиков, которые только школу закончили, Инженеру из Двинска повезло, он танки ремонтирует,. Его теща с девочкой, Любочкой, раза два в неделю приходит на базар. Сама идет покупать, мне Любочку оставляет, она очень хорошо с Хаимкой играет. Если угощаю булочкой, не ест, бабушке отдает. Девочке нравится рассказывать про папу, За хорошую работу, под Москвой, папу похвалил большой начальник, дал ему орден и теперь у него на рубашке, не кубики, а полоска, они больше денег получают.
Облик истощавшего Якова произвел на Цилю шокирующее впечатление. Подходившие к ней за ломтем хлеба пожилые поляки, выглядели лучше. Они погибали от холода и болезней, не от голода.
-- Неех, он выглядит полуживым. У него не сил руку поднять. Мне за него страшно, и Гинду жалко.
-- Прошу тебя, не вздумай говорить об этом с Гиндой. На живом, все заживает. У нас в саду были яблони, Когда я школу закончил, одно дерево, после сильных морозов, весной, осталось, голое, черное, с редкими листиками. Бейла хотела его срубить, Рейзл попросила подождать. У них в гимназии один учитель, занимался садоводством, много об этом рассказывал на уроках. Она его привела, он осматривал дерево, как доктор больного, и сказал, что дерево, может ожить, если ему помочь. Лечил дерево Василий, отпилил ветви, на которые указал учитель, обкапывал, обкладывал осенью навозом, закутал на зиму ствол тряпками. Мне тогда было это интересно. Весной у дерева листья появились, не густо, но голым оно уже не было. Даст Бог, и Якову, домашние ,стены и забота Гинды вернут к нормальной жизни. Знаешь, мы к ним завтра вечером не пойдем, им не до нас будет. Если удастся, испеку венский штрудель..
-- Пусть так будет, как ты говоришь, но выглядит он ужасно. Завтра днем Гинда, наверняка, будет на рынке. Скажу ей, что придем к шести. Куплю баранины и приготовлю плов, настоящий, как Динара учила. Устроим праздник для детей, и сами оденемся в одежду из посылки.
Окно, завешенное марлей, было открыто, слышался детский смех. За столом сидел Яков в длинной нижней рубахе и кальсонах с зашитой ширинкой, он старался изуродованной рукой выводить карандашом буквы. Стоящие рядом сыновья, шумно реагировали на результат. В комнате пахло дегтем, рыбьим жиром и вареной картошкой. Он извинился за неприличный вид, и с помощью детей ушел за простыню, подвешенную к потолку. За время переодевания, Гинда успела поделиться переживаниями: Яша спал урывками, всю ночь подкладывала фуфайки. Вчера приготовила фрикадельку, мясо мелко порубила ножом, после нескольких глотков, появляется рвота. Все, что съел, кусочек хлеба, с чаем. Решила попробовать приготовить жидкое картофельное пюре. Утром приходила сестра из поликлиники, увидела живот, испугалась и ушла за врачом. Рана, ужасная, по середине, сверху донизу, широкая красная полоса с дырочками, как пчелиные соты, из них выделятся гной, Яшу оперировали четыре раза. Хирург посоветовал мыть рану перекисью перевязывать через день с мазью Вишневского. Хорошо, что на окне решетка, окно приходится держать открытым, мазь плохо пахнет. Из – за занавески, Яков вышел в гимнастерке , одетую поверх рубахи., без ремня Поздоровавшись, попросил прощения за не соответствующую форму одежды, поблагодарил Шеров за помощь семье, и пообещал никогда не забывать об этом., Уставленный вкусностями стол, произвел впечатление.
-- У нас, в Латвии, такое изобилие случалось только по праздникам. Очень жаль, что не смогу попробовать. и, особенно, глотнуть пару капель коньяка.
-- Не тужи, Яшка, научу тебя, как можно хмелеть не глотая. Мой напарник в кафе, Карлис, который ожидал приход немцев, как Пасху, готовя торты, оставлял в мензурке, с чайную ложечку коньяка или наливки и заливал себе в рот, но не глотал. К обеду у него поднималось настроение, и глаза блестели, как у кота яйца в марте. Молоденькие официантки старались не приближаться к нему. Научился он этому в Мюнхене, когда был учеником. Предлагал и мне попробовать, но мне из рюмки или стакана выпивать нравится. Хозяйка, конечно, знала, но ничего не говорила. Она, наверное, как дядя, считала, что если работник не выпивает, значит, больной. Садись, Яша, ставь рядом с собой ведро, мы смотреть на тебя не будем. Попробуй метод Карлbса, затошнит, выклюнешь.
Мужчины выпили за возвращение, коньяк, дети и женщины, морс. Яков успешно принял пару ложечек коньяка, и немного риса.
Неех, где ты был раньше? Чувствую, захмелел. Вы, извините, я прилягу.
Гинда отвела его за занавеску и уложила. Вскоре послышалось ровное сопение. Дети с удовольствием кушали плов, и хвалили штрудель. Остатки коньяка Неех посоветовал Гинде использовать, как снотворное, и пообещал принести еще. Удрученные Шеры, домой возвращались молча. Состояние Якова медленно улучшалось. Отступал лимонный цвет лица, возвращалась сила, он самостоятельно гулял рядом с комнатой, участвовал в вечерних посиделках и беседах, избегая вопросы о фронте. Меню постепенно расширялось, коньяк принимал мелкими глотками, натуральным путем. Но рана по-прежнему гноилась, иногда и дырочек выделялся, как червячок, шелковый узелок с усиками. Обеспокоенные, безуспешным лечением врачи, направили его в госпиталь в Самарканд, для консультации. Пожилой хирург из Минска, осмотрел рану и долго трубочкой слушал живот. Успокоил Гинду, пообещал, что Гитлера, Яков, точно, переживет, и будет жить до ста двадцати, если она будет кормить понемногу, не жаренным и не острым шесть раз в день. Рана заживет, когда все узелки выделятся, для этого надо мыть рану теплой водой с мылом, прикладывать салфетки с соляным раствором и гулять утром и вечером. Отпавшая необходимость употреблять зловонную мазь, благоприятно отразилось на ране и стало приятным фактом для всей семьи. Оставшийся широкий багровый рубец, беспокоил умеренно. На комиссии Якова признали не годным к военной службе и определили вторую группу инвалидности на год. Райком направил его временно заведовать сберкассой, вместо жены местного начальника, ушедшей в декретный отпуск. Работа, по мнению Якова, походящая для него, он с утра до вечера перечитывает облигации в сейфе..
Вечером, отдыхающему на крылечке после работы Нееху, Циля задала неожиданный для него вопрос, помнит ли он про осенние праздники, Новый год, Иом – Кипур, Сукот и Хануку.
-- Почему ты меня об этом спрашиваешь, как будто я рос не еврейском доме. Конечно, помню, но признаюсь, сегодня об этом не думал.
-- Сегодня поляк, который шьет женские жилетки, бывший учитель, принес сидур. Сказал, что не надо забывать, что мы евреи. Искор в Иом- Кипур можно и дома прочитать Хотела заплатить, он денег не взял. Завтра буханку отдам.
-- Поляк прав. Хаимка. после Песаха, спросил меня, почему мы едим, когда праздник Рамадан, и что Динара сказала, кушать можно, только когда темно. Проняла? А про Иом-Кипур он не знает. Мы об этом узнавали вместе с первыми словами. Даже Берка и Иссер, хоть и водились с коммунистами, держали пост. Интересно, откуда у поляка сидур. Здесь их, точно, не печатают. Ты узнала, когда Новый год?
-- Судур, думаю, из посылок. До Нового года еще три недели.
-- Надо красиво отметить, вместе с Друянами. Яков, к тому времени, сможет дойти до нас Детям надо приготовить подарки. Я красивый торт приготовлю. Надо, чтобы дети поняли, что у нас есть свои праздники. Хаим играет с девочками, говорит с ними на узбекском, Рамадан праздником считает. .
-- Поговорю об этом с Гиндой.
-- Не забудь договориться и о Хануке. Выпекать менору меня научил дядя. Тебе придется достать свечи. Я попрошу Яшку рассказать о Маковеях, у него это получится красивее.
Осенью изнуряющая жара прекратилась, погода стала теплой и приятной. Сводки ч фронтов перестали быть пугающими, перечисление оставленных населенных пунктов, прекратилось. Голос Левитана звучал не только убедительно, но и оптимистически. Разгромные победы под Москвой, Сталинградом и Куском, вселяли надежду на приближение возвращения в Ригу. Во время вечерних посиделок у Друянов, Яков на ученической карте отмечал перемещение на Запад линии фронта. Женщины чаще плакали, вспоминая о судьбе родственников. На праздничный вечер пришла ко времени, в нарядной одежде и разделилась по интнресам. Дети ушли к качелям, Гинда осталась помогать накрывать стол, Яков с Яквом сели на скамейку у крыльца.
Праздничный стол, поразил Якова
-- Должен признаться, что мы в мирное время так роскошно, Рош-а –Шана не отмечали.
Не меньшее впечатление произвел домик
-- Неех, вы живете, как в раю. Вам такое в Риге не снилось. Циля не стирает руки о чужое белье, у нее в бюстгальтере, денег больше, чем у меня в сберкассе, Ты, уважаемый начальством человек, и домой приходишь не в полночь. Узбеки, щедрые и добросердечные. Батальонный комиссар, еврей, рассказал мне, что пленные немецкие офицеры говорят, что жестокость латышей поражала даже их. Уверен, не все убивали и насиловали, Есть Латышская дивизия, в ней кроме евреев, есть бежавшие от немцев, латыши . Я в нее не попал по случайности, с курсов подготовки срочно забрали группу в часть, отправляющуюся на фронт. Дзидра очень расстроена. У нее в Риге брат хирург и сестра, много родственников в Бауском уезде. Работников Райкома знакомят с закрытыми письмами ЦК, их содержание она мне не рассказывает. Ее пугает возможность депортации латышей после войны, как немцев Поволжья. Значит, знает,есть за что. Может, лучше остаться здесь, в тепле и с вкусными фруктами? Я имею в виду не Чурак. Самарканд, город большой и культурный.
Неожиданный вопрос удивил Нееха и заставил подумать. Вышедшая на крыльцо Циля, позвала всех к столу
-- Договорите дома. Вы забыли, о чем нам рассказала Динара. Меня предупредили, что появились стукачи среди поляков, и указали кто. Их идиш не похож на тот, который мы учили в школе, когда они быстро говорят, их понять трудно, меня они понимают хорошо. Советую убавить звук, у деревьев тоже могут быть уши.
К предупреждению Неех прислушался и ответил полушепотом
-- Признаюсь, у меня таких мыслей не появлялось. Я вырос на Форштадте, среди евреев и русских. Латышей, почти не было. Учился в русской школе. В кафе, мальчишкой, встретил Карлиса, хорошего мастера и лютого антисемита, и хозяйку, Мадам, которая относилась ко мне по-матерински. Ты, Яшка, как мои братья, занимался политикой, верил в интернационал. Я не был ни коммунистом, ни сионистом, и не собираюсь дружить с латышами. Мечтаю вернуться в свою убогую квартиру, и работать в кафе. Я тоскую по Риге, дождям и запаху сирени весной.
-- Признаюсь тебе, Неех, мне тоже часто снятся родители, дом, на берегу и аисты. рядом с домом. Очень давно, бывший хозяин балагула Аврум, прикрепил на верхушку дерева. старое колесо. На нем аисты построили гнездо. Дети и взрослые, по субботам, подходили к «Авромову колесу» ,чтобы увидеть птенцов. Дом по наследству перешел старшему сыну, Его постоянные шумные, компании раздражали, и он, не стесняясь в выражениях, разгонял любопытных. Осенью, когда аисты улетели он нанял несколько пожарных, они пришли с длинной лестницей и шестами и разрушили гнездо, но снять колесо не получалось, оно вросло, надо было пилить сук. Кто -то из соседей позвал полицию, хозяину пригрозили большим штрафом. Когда весной вернулись аисты, они долго кружили над « Аврвмовым колесом», потом принесли сучья и построили новое гнездо. К нему мы водили наших детей. Тяга к родному гнезду есть и у людей. Надеюсь, скоро возможность вернуться появится.
Возможность вернуться, меня радует и пугает.
,
Глава четвертая
За прошедшие полтора года изменились не только мальчики, не стало бывшего пасторального Чурака. В микроскопическом населенном пункте, как в капле океан, отразилась жестокие реалии войны, с ее безграничной жестокостью на фронтах и похоронами, непосильным трудом женщин и детей, голодом и холодом, в тылу. Прекратились танцы в миниатюрном парке, по выходным, несколько раз в неделю, в летнем кинотеатре, под открытым небом, показывали военную хронику. Добавились беженцы из Белоруссии, испуганные артобстрелами и бомбами, их распределили по дворам. Вслед за ними, у вокзала табором расположились члены семей сотрудников харьковского завода, который перевозили вместе со станками и другим оборудованием, в Самарканд. Военный патруль приказал убрать с платформ все имущество, не имеющее отношение к производству, и приказал покинуть платформы, не сотрудникам завода.. На базаре это событие живо обсуждалось, по рассказам очевидцев, у вновь прибывших много багажа, есть табуретки и столы, примуса и детские коляски и, даже, ночные горшки. Особо отмечали велосипеды, которые называли веломашинами. В довоенном Чураке, они были не меньшей редкостью, как белый верблюд, и считались предметом роскоши. Харьковчане несколько ночей провели без крыши над головой, пока не привезли палатки, оставшиеся от прекратившего функционировать пионерского лагеря. Демографические изменения положительно влияли на торговлю Цили и добавляли трудовую нагрузку на пекарню. Директора, Фаттаха Махмудовича, вызвали в райком и предупредили, он ответственный за обеспечение города хлебом. Не справится, положит билет и лишится брони. Ему пришлось перед посещением контор, для получения муки и дров, пару часов работать в пекарне, рядом с Неехом. После обсуждения последних известий с фронта, переходили к бытовым делам. Фаттаха интересовала довоенная жизнь в Латвии, которую он считал заграницей. Судьба семьи Рывкиных, которая, по мнению Нееха, должна быть на территории Советского Союза, его затронула.
--У нас, узбеков, семья, родители, дело святое. Сам говоришь, твой дядя, тебе вместо отца был, ремеслу обучил, и ты не ищешь их. В ССР каждый человек на учете. Напиши товарищу Калинину или в НКВД обратись, Я тебе конверт и бумагу принесу. По дороге в райисполком в ящик брошу.
Слово свое Фаттах сдержал, Просьбу найти родных Неех, помня совет Якова, отправил в Красный Крест. Циле решил не сообщать, она и так через день плачет, вспоминая родных. Ожидание ответа оказалось очень волнующим, он думал о нем постоянно, ночами плохо спал. Как обычно, рана утром, когда Неех уже ушел, Циля собирала товар в коляску, почтальон у калитки поднял руки с треугольником и большим конвертом. Динара побежала в дом за лепешкой. Заказное письмо для Шера следовало вручить с подписью получателя в книге, Крик Динары: « Циля, тебе письмо» удивил. Увидав на конверте символ Красного Креста, она поняла, почему в последние недели Неех не вспоминал о том, что нужно написать письмо. Порыв вскрыть конверт, остановил страх, и в пекарню нести опасно, если там страшное, не сможет работать. Письмо спрятала в бюстгальтер и отправилась на рынок. Состояние тревоги, мешало торговле, вопросы потенциальных покупателей раздражали. Промаявшись пору часов, вернулась домой. Поставила письмо на столик, прислонив к кружке, и занялась приготовлением фруктового плова. Решила сообщить, после того, как Неех помоет ноги, и поест, но не получилось. Слова вырвались помимо ее желания. Сидящий на скамейке снаружи избушки, с ногами в тазу, Неех поразился не обычному поведению супруги, она не задала ему вопросов, ушла на нары и громко читала Хаиму сказку. Обычно этим занимался он.
-- Цильке, что случилось?
-- Тебе письмо пришло из Красного Креста, на столе лежит.
Не осушив ноги, Неех босиком нырнул в избушку и встал на колени перед столом, Циля с Хаимом встали за его спиной. Выбрав из конверта лист, расправил и положил на стол. Прочитал не громко : « Капитан Ривкин Борис (Бер) Копелевич находится в рядах РККА, номер полевой посты. Сержант Ривкин Иссер Копелевич, -- Неех перестал читать, отложил письмо, тихо сказал,-- погиб Иссер в октябре сорок первого под Вязьмой. Он подполз к нарам и лег лицо вниз, беззвучно плакал и вытирал слезы ладонью, заплакала Циля испуганный Хаим, прижавшись к маме. Утром Циля дочитала письмо, сообщалось, что на территории страны Копеля и Бейлы нет. О семье Рейзл никаких сообщений. Неех попросил узнать у польских или местных, кого можно попросить сказать кадиш по Иссеру, может его душе легче будет. Встревожило Цилю изменения в поведении Нееха, он совершенно не интересовался ее торговлей, рассеяно слушал новости с рынка, редко занимался Хаимом, ел мало, спал плохо. Вечерами, молча, сидел на скамейке у избушки, закрыв глаза. На вопросы о здоровье, отвечал: «Ничего у меня не болит». Состояние Нееха усугубило письмо от Берки. Письмо читала Циля. Он был очень рад, что они его нашли. О том, что они живы и в Узбекистане, знал. Но не мог решиться, не хотелось сообщать о смерти дорогих людей. Иссер погиб под Москвой, в октябре сорок первого, маму, папу и Тайбеле, убил немецкий самолет на границе. Роза с семьей в Сибири, искать ее не надо. Каждый раз, когда стреляю, надеюсь, что уничтожил, хотя бы десяток этих зверей. Просил сообщить, нужна ли им материальная помощь, он может отправлять им часть своего оклада. Участь оставшихся в Латвии евреев трагична, он это узнал от пленного немецкого офицера. Латыши начали убивать и грабить евреев, до появления немецкой армии. Происходящее превосходит кошмарные сны. Просил прислать фотографию Хаимки. Передал привет от Анны. Цыля рыдала, Неех стоял на колени и повторял: « Господи, за что нам такое наказание». Необычный шум в избушке испугал Динару, она решила заглянуть. Ей было не понятно, за что немец убил пожилых людей и ребенка, как он мог такое сделать. Слов для утешения, придумать не смогла, вытирая слезы, пошла за валерьянкой. Утром, Неех, молча , ушел в пекарню, Циля, принесла холодной воды из колонки, и старалась холодными компрессами уменьшить отек лица. После трех Гинда привела мальчиков, перед работой. Сообщение ее потрясло, она обняла Цилю, и расплакалась
-- Ты знаешь, Циля, я из очень религиозной семьи. Всю жизнь соблюдала все заветы. По праздникам, мы с детьми со свекром ходила в синагогу Яша мне никогда не мешал. Я решила, не молиться, Богу который позволяет убивать беззащитных и безвинных. Нам надо жить ради детей, для этого крепится. Мальчиков сейчас, возьму с собой, посидят во дворе на лавочке.
-- Прошу тебя не делай этого, ты нас обидишь. Они никому не мешают Ужин для них уже ужин готов. Меня Неех очень пугает, он сильно изменился, горе его сломало. Даже с Хаимкой неохотно разговаривает.
-- В больнице хвалят докторшу из Харькова. Она утром в поликлинике принимает. На рынок заходит после полудня. Поговори с ней, может совет хороший даст.
-- Я знаю, о ком ты говоришь, седая, вежливая, она у меня тапочки для внуков покупала, они в Сибири. Не очень разговорчивая.
На рынке Циле сказали, что докторша приходит не часто, покупает, обычно, лепешки, и указали у кого. Пожилая узбечка согласилась передать просьбу Цили, если ей не трудно, подойти к ней. Выслушав печальную историю и тревогу Цили, по поводу изменений в поведении мужа, докторша, объяснила. Время досталось нам страшное, особенно для нас, евреев. У нее часть семьи осталась на Украине, старший брат, погиб в ополчении. Люди рождаются с разными характерами, одни могут скрывать свои переживания, у других, нет таких внутренних сил. Говорят, время лечит, это не правда, оно тупит горе, ежедневными заботами. Невозможно забыть убитых близких родных. Лекарства от этого нет. Они будут жить в нас, до смерти. Старайтесь вовлекать мужа в занятия с мальчиком, и в домашние бытовые заботы. Можно давать валерьянку. От денег и булочек, докторша отказалась. Вечером Циля не стала готовить Хаима ко сну, отправила к Нееху: « Попроси папу помыть тебя и сказку рассказать» Назавтра по дороге с рынка домой зашла в Раймаг и купила кубики, из которых скидывались картинки зверей. Приходящая за мальчиками Гинда, старалась заинтересовать Нееха , сообщениями с фронта и письмами от Якова. Живой интерес у него вызвала фотография Берки, в офицерской форме, Он объяснял Хаиму, что этот красивый офицер с двумя орденами, его дядя Бер, он убивает немцев. Заметно улучшилось состояние Нееха, появление симптомов ветрянки у Хаим, которой его заразили внучки Абдурахмана, игравшие во дворе с пятнами зеленки на лицах. Первые пару дней до появления высыпания, вывели из ступорозного состояния, он две ночи укачивал его на руках. Со вниманием слушал успокаивающие советы Динар, она обещала принести с работы зеленки. Возвращаясь из пекарни, внимательно осматривал, не осталось ли пузырьков на лице, которые могла не заметить Циля. Прежнее поведение вернулось, но Циля отметила, внешние изменения. Об этом она думала на рынке и дома. Он был не тот добродушный гигант, который ей понравился после первого свидания. Она очень переживала тогда, что он не назначил свидания. Голда познакомившись с Неехом ближе, говорила, что она вытянула счастливую карту, такие беззлобные и бесхитростные герои встречаются чаще в кино или сказках чем в реальной жизни. Сама Циля не раз благодарила Бога за то, что направил Нееха на ночной сеанс, на фильм, который он уже видел. Гибель тети, дяди и Тайбеле, не справедливая и не логичная, сломали Нееха и разрушила семейную гармонию. Слова седой докторши, о том, что время не лечит, память о пережитом остается внутри навсегда., Циля запомнила. Что изменилось во внешности Нееха, поняла вдруг. Вечером, проводив Гинду с детьми, готовилась к возвращению Нееха, услышала, как он устраивается на скамейке, отправила к нему Хаима. Их воркование успокаивало ее. Справившись, вышла, чтобы позвать семью ужинать. Неех в который раз рассказывал сказку, про медведей и девочку, Хаим задавал, вопросы, судьба девочки его всегда волновала. Циля нарушила идиллию
-- Идемте к столу, еда остынет. Сказку Хаиака дослушает, перед сном.
Неех посмотрел в сторону жены, он улыбался, она обратила внимание, на глаза, такие были у многих покупателей. Даже, когда они шутили, глаза оставались печальными
Еще несколько минут Цилька, девочка убежит, и зайдем
Циля вошла в избушку и села на нары, вспомнила «Они будут жить в нашей памяти, пока мы живы»
Письмо от Меер-бера его не удивило, он сам хотел ему написать, и адрес знал, но останавливало предупреждение Якова. Брат всегда письма обстоятельные, он нашел их через Джоинт, очень этому рад, в газетах пишут много страшного о положении евреев в Европе. Где семья дяди? Знакомый конгрессмен обещал ему помочь с получением виз, когда закончится война. Отправил им большую посылку. Нееха он называл, дорогой братик, просил поцеловать маленького Хаимку и Цилю. .
О посылках из Америки, Циля знала от поляков, ей для продажу они вещей не приносили, продавать красивую одежду и отрезы местным богачам им помогали часовщик и сапожник. Почтальон, подавая Циле извещение на посылку, предупредил, начальник просил приехать с тележкой, в руках ее не донести. Огромней картонный ящик, бы деформирован и потрепан, начальник попросил вскрыть посылку сверху, найти декларацию, Не менее часа они выбирали платья, костюмы , обувь, пледы, отрезы, пачки галет, шоколад, коробки с чаем, Когда все галочки в декларации были поставлены, начальник попросил расписаться. Возвращаясь из почты с тяжелой коляской, Неех озадачил Цилю, где она собирается хранить этот магазин, под нары его не засунуть, если его внести в их конуру, не останется места для стола. Абдурахман, человек принципиальный, может не согласиться хранить чужое в своем доме.
-- Подари Динаре платье, их там несколько, девочкам, отрез сатина, на сарафаны. Маруся говорит, в промторге все по талонам продают.
-- Мы им на всю жизнь должники. Добавлю туфли, отрез для хозяйки, плитку шоколада и чай, может, еще добавлю.
Посылку с большими усилиями притолкнули в избушку и водрузили на стол, посуду убрали на пол. Циля ушла приглашать Динару, чтобы вручить подарок и попросить ее поговорить у Абдурахмана разрешить на некоторое время спрятать посылку в кладовку рядом с собачей будкой, которая на ночь запирается. Предупредила Нееха, чтобы вышел, когда придет Динара.. Заморские вещи не удивили Динару, поразили, она таких никогда не видала. После окончания семилетки ездила отцом в Самарканд за покупками .. С Рашидом два раза была в Ташкенте, у него зарплата была хорошая, много вещей купили в больших магазинах и на рынке. Таких там не было. Из трех платьев выбрала шелковое, с ярко красными цветами на светло-голубом фоне, прямое, с короткими рукавчиками. Она прикладывал его на себе и смотрела в маленькое зеркало на двери, платье было заметно больше нужного размера.
-- Большое, можно ушить, длину уменьшить, пусть лежит до возвращения Рашида, Пока мне не для кого наряжаться. Девочкам сарафаны сошью, Мне на работе, как семье фронтовика, талон на ботинки дали. Мама материи рада будет, думаю, дочери отдаст.
Ночную рубашку, на бретелька, посчитала красивым сарафаном, намеривалась одеть для работы . Она согласилась, посылку лучше из избушки убрать, нужно поговорить с Абдурахманом, он человек хороший, говорит добро делать надо не за плату. Беженцам помогает, потому, что горе у нас общее. Подарки он принимать не станет, Поговорю, если что, завтра утром забегу перед работой. Динара разбудила Цилю после семи, Неех уже ушел в пекарню, и попросила ее быстро идти за ней, она торопится на работу, за опоздание могут посадить. Они быстро двигались по тропинке, рядом с канавой, на границе с соседним двором, вдоль забора из колючего кустарника, пришли к прорубленному шириной в полтора метра проему, вошли и пошли в обратном направлении. Вышли к небольшому дому. Перед ним аккуратно сложенные кирпичи, укрытые толью. Динара выбрала из кармана ключ.
-- В этом домике жили хорошие люди, лет пять как умер хозяин, Их единственная дочь живет в Ташкенте, забрала мать к себе. Абдурахмана попросила ухаживать за садом, урожай продавать, доход пополам. Незадолго до войны, прислала письмо, просила найти покупателя на участок, назначила цену. Отец решил купить, для Рашида и будущих внуков. Она приехала, оформили документы, часть денег мы дали. Стали готовиться ставить новый просторный дом, заготовили кирпичи, в соседнем районе Рашид купил большие окна, они в сарае. Собирались домик сносить, не успели. Внутри остались две кровати, шифоньер, стол и стулья. Отец сказал: « Надо ждать, когда война закончится, Рашид вернется». Вот тебе ключ от замка, если не сможешь открыть попросишь Абдурахмана, он керосином промоет. Там долго никто не жил, уборка большая нужна. Заходить будете, через наш двор, калитка замурована, ворота приперты. За прошедшие несколько минут, Циля не успела, не только поблагодарить, осознать произошедшее.
Динара убежала. Циля, поднялась на крылечко, замок открылся легко, скрипучая дверь открылась с усилие, черный проем ее остановил. Вдруг вспомнила, что не успела надеть платье и об оставленном спящем Хаиме. Оставила замок с ключом на скамеечке, рядом с дверью, заметила под ней ведро дном вверх, на куске мешковины, и быстро, как могла, вернулась в избушку. Мирно спящий Хаим, вернул способность к реальной оценке, события. После скорого завтрака, вместе с Хаимом пошла на осмотр нового жилища. Домик небольшой, с четырьмя окнами, под навесом перед домом летняя кухня со столиком, рядом тандыр. В плетеной корзине куски кизяка. На скамейке, опрокинутый чан из оцинкованной жести для воды, такой же, как у хозяина.. За домом аккуратно сложенные кирпичи, прикрытые толью, и досками. Оставив Хаима снаружи, Циля шагнула в темноту, через короткое время стали определяться очертания завешенных занавесками небольших око, кровать, стол, стулья, полка с посудой, плита со щитом, табурета у входной двери. Вход в соседнюю комнатку завешанный материей, там, еще кровать и шкаф. Открывались только два окна. Прихватив хлеб, без тележки с товаром, Циля отправилась на базар, вернулась с двумя местными вениками сорго, эмалированным ведром, ковшиком. Обставив Хаима на попечение девочек, окольным путем, двумя ведрами, наполнила чан водой из колонки. Растопила летнюю печку. Вылила ведро воды на кирпичный пол. Мыльной водой вымыла скудную мебель, потолок, углы с черной паутиной, стены. После длительного чистки черенком старого веника, пол из черного, стал ярко красным. Комнатки стали не только светлей, оии казались просторней. О новом жилище Нееха предупредил, встретивший у калитки Хаим, он рассказал, что мама сделала новую будку и у него будет своя кровать. Нееха удивило отсутствие света в избушке, Хаим взял его за руку и повел за дом хозяев, провел через проход в заборе и он увидел светлые окна, сказочного домика. Изумленный Неех выслушал короткий рассказ жены. Она ему посоветовала оглянуться, на табуретке, лежало вафельное полотенце, рядом таз с холодной водой.
-- Как в Риге. Не хватает только ванной с титаном. Ты, конечно большая героиня, много поработала. Но главный, кого мы должны благодарить, Меер-Бер, дай Бог ему здоровья. Правильно говорил дядя, они с городовым хорошие друзья, и чтобы Иван Иванович об этом не забывал, он давал ему пять латов каждую неделю. В посылке есть красивые женские туфли, сукно английское с золотыми буквами для костюма. Приготовь, Динара, обязательно, придет Ты заметила, я стою прямо, на носки встать нельзя, но не надо стоять на коленях.
Динара с девочками пришла с лепешкой и медом. Результат Циленой уборки ее поразил, у них в больнице ни одна санитарка так не сможет. Дети занялись сладкими булочками, и печениями, Неех обедом, женщины уединились в соседней комнате. Восторг Динара выражала громко. Тупоносые светло коричневые туфли на низком каблуке, оказались велики, проблему решили, проложив стельки, которые Циля пользовала при продаже танкеток. От угощения Динара отказалась. Помолчала и шепотом сказала, что расскажет им секрет. Когда они приехали, к ней на курсы в больницу приходил сотрудник НКГБ, местный, он попросил ее, как комсомолку, послушать, о чем эвакуированные говорят. Она старалась, но ничего не поняла, мужчины беседовали, как-будто на немецком. Она немецкий учила, стишки знала, отличницей была. Дядька этот пришел еще раз,. Сказал, чтобы я забыла. Его вскоре на фронт отправили, недавно жене похоронка пришла. Я думала, чего он узнать хотел, Неех, хлеб печет, район кормит, друг его, в госпитале раненый. Если бы его встретила, спросила.
. В помощь Нееху директор привел своего двоюродного брата, по его определению, молодого, вернувшегося с фронта без стопы. Ходить ему трудно, но руки у него сильные. Начальник попросил Нееха сделать доброе дело, Аллах ему за это воздаст. Карим до войны был кровельщиком. Он не ленивый, но образования мало Ему Собес определил инвалидность третьей группы, на пенсию даже осла прокормить нельзя, а у него дети. На крышу с одной ногой, по лестнице подниматься не получается.
-- Научи его хлеб печь. Нам в училище мастер говорил, на пекаря можно выучить, а кондитером надо родиться. Не завтра, через год –два война закончится. Он вместо тебя будет, и торты научится готовить, может, не вкусные, но сладкие.
Неех осмотрел стоящего у дверей, опершись на палку, среднего роста, широкоплечего узбека, в солдатской гимнастерке и длинных брюках, скрывающих протез. На висках, не покрытых тюбетейкой, на черном фоне, заметил седину. Встретив любопытный взгляд, не громко поздоровался: « Салам Алейкум». Направляясь к двери, директор сказал брату фразу по-узбекски и для Нееха перевел, я ему сказал, чтобы слушал тебя, как отца. Карим, по поведению, взгляду, седине, не показался Нееху молодым, или сверстником, так выглядят после тридцати пяти. Тяжело в таком возрасте менять профессию. Вспомнил, что сказал дядя, когда он пришел в пекарню работать.
-- Вымой хорошо руки с мылом, чтобы под ногтями грязи не осталось, потом ополосни холодной водой, чтобы запаха мыла не было. Вытри руки и пойди ко мне.
Прислонив палку к косяку, Карим прыжками, подогнув ущербную ногу, направился к умывальнику. Картина прыгающего, как кенгуру, мужика, вызвали у Нееха удивление, и жалость, он поставил рядом табуретку. В Риге были калеки, раненые во время прошедшей войны, все не молодые. На Форштадте рядом с мостом, в будке работал одноногий сапожник, любитель выпить и пошутить, у приказчика в мануфактурном магазине осталось два пальца правой руке, это не мешало ему отмерять материю и отрезать большими ножницами. Здесь, в Чураке, он утром рано уходил, возвращался, потемну, по пустынной, не освещенной, окраинной улице, иногда сюда долетали звуки музыки, громкоговоритель, прикрепленный к столбу с лампой на центральной площади, вещал круглые сутки. От Цили и Марии он слышал, что в городе появились раненые, не местные, безрукие и безногие, с изуродованными лицами, есть с виду здоровые, но абсолютно глухие. Их родные места захвачены немцами. Рядом с военкоматом для инвалидов построили казарму, с койками, титаном с горячей водой, прачечной и душем. Им полагается обед в столовой. Там военная дисциплина. Молодым инвалидам строгие правила не нравились. Когда позволяла погода, они день проводили на базаре, ночевать уходили в колхозную кошару рядом с рынком. Иногда, приносили обезноженного, средних лет калеку с командирской фуражкой. Перемещался он на куске фанеры, посаженной на подшипники . Для движения по твердой дороге или перемещения тела с фанеры, обезноженный, пользуется строительными терками, с прикрепленными округлыми плашками, поверх их кусок автомобильной шины. Приспособление напоминает увеличенную канцелярскую промокашку. По бездорожью и рынку, его несли под мышки с двух сторон. Поднимали на прилавок в начале продуктового ряда, фиксировали вещмешками и скатками шинелей. Издали обездвиженный инвалид, напоминал самовар на столе Он, единственный, приветливо здоровается с торговцами, интересуется новостями. К нему обращаются по имени-отчеству. Все знают, что он старшина, до войны, был бригадиром в колхозе в Белоруссии, там его ждут жена и дети. Освоившись, старшина снимал командирскую фуражку, ставил на прилавок, и надевает зимнюю шапку. Молодые, без особой нужды, с местными не контачат, ждут гонца, отправленного за бутылкой, и открытия хлебного ларька. Местная шпана их не замечает, усвоив, что костыль и палка не только помогают при ходьбе, но могут заменить лом, против которого не приема. Вещевой рынок компанию не интересует, Циля наблюдает издалека. Эти изуродованные мальчики, чьи – то сыновья, вызывают у нее сострадание и страх. Она относит два-три рубля в фуражку безногого, он благодарит и говорит приятные для матери слова о сыне, его младший мальчик, сверстник Хаима. Как только освободят, он уедет домой, руки и голова есть, сможет быть счетоводом и или учетчиком. О безногом инвалиде рассказывала и Мария, она спросила его, может он встречал ее мужа. Он ей объяснил, что фронт не танцплощадка, там знакомиться нет времени, каждый старается живым остаться, Посоветовал не говорить, что муж пропал без вести, есть вероятность, что в плен попал, По закону военного времени, предатель.. Закончится война, если живой, может, вернется. На рынке Мария узнавала о повестках из военкомата и похоронках. Во время, когда перестали приходить письма от Якова, пришла похоронка жене учителя, которого провожала большая семья. Осталась вдова, тоже учительница и три девочки Ее вызвали в военкомат, назначили им пенсию. Вдову жаль, но у узбеков обычай, брат должен заботиться о жене и детях погибшего или умершего. Неех согласился, что обычай хороший, но никто, даже очень хороший человек, не может заменить родного отца. О гибели учителя он решил с Циле не говорить, она, наверняка, об этом слышала. Вечером он заметил хмурое настроение жены, базарных новостей она не касалась. Родственник начальника, по ее мнению, счастливчик.
-- Главное, вернулся, вместо стопы приспособит деревяшку, привыкнет, и будет печь хлеб, кормить семью, растить дертей. Для него война закончилась. Он не боится облавы, на фронт его не отправят. Динара просит Аллаха, чтобы мужа легко ранило, чтобы вернулся. Уверена, и Гинда об этом просит. Ты не видел изуродованных мальчиков, которые только школу закончили, Инженеру из Двинска повезло, он танки ремонтирует,. Его теща с девочкой, Любочкой, раза два в неделю приходит на базар. Сама идет покупать, мне Любочку оставляет, она очень хорошо с Хаимкой играет. Если угощаю булочкой, не ест, бабушке отдает. Девочке нравится рассказывать про папу, За хорошую работу, под Москвой, папу похвалил большой начальник, дал ему орден и теперь у него на рубашке, не кубики, а полоска, они больше денег получают.
Облик истощавшего Якова произвел на Цилю шокирующее впечатление. Подходившие к ней за ломтем хлеба пожилые поляки, выглядели лучше. Они погибали от холода и болезней, не от голода.
-- Неех, он выглядит полуживым. У него не сил руку поднять. Мне за него страшно, и Гинду жалко.
-- Прошу тебя, не вздумай говорить об этом с Гиндой. На живом, все заживает. У нас в саду были яблони, Когда я школу закончил, одно дерево, после сильных морозов, весной, осталось, голое, черное, с редкими листиками. Бейла хотела его срубить, Рейзл попросила подождать. У них в гимназии один учитель, занимался садоводством, много об этом рассказывал на уроках. Она его привела, он осматривал дерево, как доктор больного, и сказал, что дерево, может ожить, если ему помочь. Лечил дерево Василий, отпилил ветви, на которые указал учитель, обкапывал, обкладывал осенью навозом, закутал на зиму ствол тряпками. Мне тогда было это интересно. Весной у дерева листья появились, не густо, но голым оно уже не было. Даст Бог, и Якову, домашние ,стены и забота Гинды вернут к нормальной жизни. Знаешь, мы к ним завтра вечером не пойдем, им не до нас будет. Если удастся, испеку венский штрудель..
-- Пусть так будет, как ты говоришь, но выглядит он ужасно. Завтра днем Гинда, наверняка, будет на рынке. Скажу ей, что придем к шести. Куплю баранины и приготовлю плов, настоящий, как Динара учила. Устроим праздник для детей, и сами оденемся в одежду из посылки.
Окно, завешенное марлей, было открыто, слышался детский смех. За столом сидел Яков в длинной нижней рубахе и кальсонах с зашитой ширинкой, он старался изуродованной рукой выводить карандашом буквы. Стоящие рядом сыновья, шумно реагировали на результат. В комнате пахло дегтем, рыбьим жиром и вареной картошкой. Он извинился за неприличный вид, и с помощью детей ушел за простыню, подвешенную к потолку. За время переодевания, Гинда успела поделиться переживаниями: Яша спал урывками, всю ночь подкладывала фуфайки. Вчера приготовила фрикадельку, мясо мелко порубила ножом, после нескольких глотков, появляется рвота. Все, что съел, кусочек хлеба, с чаем. Решила попробовать приготовить жидкое картофельное пюре. Утром приходила сестра из поликлиники, увидела живот, испугалась и ушла за врачом. Рана, ужасная, по середине, сверху донизу, широкая красная полоса с дырочками, как пчелиные соты, из них выделятся гной, Яшу оперировали четыре раза. Хирург посоветовал мыть рану перекисью перевязывать через день с мазью Вишневского. Хорошо, что на окне решетка, окно приходится держать открытым, мазь плохо пахнет. Из – за занавески, Яков вышел в гимнастерке , одетую поверх рубахи., без ремня Поздоровавшись, попросил прощения за не соответствующую форму одежды, поблагодарил Шеров за помощь семье, и пообещал никогда не забывать об этом., Уставленный вкусностями стол, произвел впечатление.
-- У нас, в Латвии, такое изобилие случалось только по праздникам. Очень жаль, что не смогу попробовать. и, особенно, глотнуть пару капель коньяка.
-- Не тужи, Яшка, научу тебя, как можно хмелеть не глотая. Мой напарник в кафе, Карлис, который ожидал приход немцев, как Пасху, готовя торты, оставлял в мензурке, с чайную ложечку коньяка или наливки и заливал себе в рот, но не глотал. К обеду у него поднималось настроение, и глаза блестели, как у кота яйца в марте. Молоденькие официантки старались не приближаться к нему. Научился он этому в Мюнхене, когда был учеником. Предлагал и мне попробовать, но мне из рюмки или стакана выпивать нравится. Хозяйка, конечно, знала, но ничего не говорила. Она, наверное, как дядя, считала, что если работник не выпивает, значит, больной. Садись, Яша, ставь рядом с собой ведро, мы смотреть на тебя не будем. Попробуй метод Карлbса, затошнит, выклюнешь.
Мужчины выпили за возвращение, коньяк, дети и женщины, морс. Яков успешно принял пару ложечек коньяка, и немного риса.
Неех, где ты был раньше? Чувствую, захмелел. Вы, извините, я прилягу.
Гинда отвела его за занавеску и уложила. Вскоре послышалось ровное сопение. Дети с удовольствием кушали плов, и хвалили штрудель. Остатки коньяка Неех посоветовал Гинде использовать, как снотворное, и пообещал принести еще. Удрученные Шеры, домой возвращались молча. Состояние Якова медленно улучшалось. Отступал лимонный цвет лица, возвращалась сила, он самостоятельно гулял рядом с комнатой, участвовал в вечерних посиделках и беседах, избегая вопросы о фронте. Меню постепенно расширялось, коньяк принимал мелкими глотками, натуральным путем. Но рана по-прежнему гноилась, иногда и дырочек выделялся, как червячок, шелковый узелок с усиками. Обеспокоенные, безуспешным лечением врачи, направили его в госпиталь в Самарканд, для консультации. Пожилой хирург из Минска, осмотрел рану и долго трубочкой слушал живот. Успокоил Гинду, пообещал, что Гитлера, Яков, точно, переживет, и будет жить до ста двадцати, если она будет кормить понемногу, не жаренным и не острым шесть раз в день. Рана заживет, когда все узелки выделятся, для этого надо мыть рану теплой водой с мылом, прикладывать салфетки с соляным раствором и гулять утром и вечером. Отпавшая необходимость употреблять зловонную мазь, благоприятно отразилось на ране и стало приятным фактом для всей семьи. Оставшийся широкий багровый рубец, беспокоил умеренно. На комиссии Якова признали не годным к военной службе и определили вторую группу инвалидности на год. Райком направил его временно заведовать сберкассой, вместо жены местного начальника, ушедшей в декретный отпуск. Работа, по мнению Якова, походящая для него, он с утра до вечера перечитывает облигации в сейфе..
Вечером, отдыхающему на крылечке после работы Нееху, Циля задала неожиданный для него вопрос, помнит ли он про осенние праздники, Новый год, Иом – Кипур, Сукот и Хануку.
-- Почему ты меня об этом спрашиваешь, как будто я рос не еврейском доме. Конечно, помню, но признаюсь, сегодня об этом не думал.
-- Сегодня поляк, который шьет женские жилетки, бывший учитель, принес сидур. Сказал, что не надо забывать, что мы евреи. Искор в Иом- Кипур можно и дома прочитать Хотела заплатить, он денег не взял. Завтра буханку отдам.
-- Поляк прав. Хаимка. после Песаха, спросил меня, почему мы едим, когда праздник Рамадан, и что Динара сказала, кушать можно, только когда темно. Проняла? А про Иом-Кипур он не знает. Мы об этом узнавали вместе с первыми словами. Даже Берка и Иссер, хоть и водились с коммунистами, держали пост. Интересно, откуда у поляка сидур. Здесь их, точно, не печатают. Ты узнала, когда Новый год?
-- Судур, думаю, из посылок. До Нового года еще три недели.
-- Надо красиво отметить, вместе с Друянами. Яков, к тому времени, сможет дойти до нас Детям надо приготовить подарки. Я красивый торт приготовлю. Надо, чтобы дети поняли, что у нас есть свои праздники. Хаим играет с девочками, говорит с ними на узбекском, Рамадан праздником считает. .
-- Поговорю об этом с Гиндой.
-- Не забудь договориться и о Хануке. Выпекать менору меня научил дядя. Тебе придется достать свечи. Я попрошу Яшку рассказать о Маковеях, у него это получится красивее.
Осенью изнуряющая жара прекратилась, погода стала теплой и приятной. Сводки ч фронтов перестали быть пугающими, перечисление оставленных населенных пунктов, прекратилось. Голос Левитана звучал не только убедительно, но и оптимистически. Разгромные победы под Москвой, Сталинградом и Куском, вселяли надежду на приближение возвращения в Ригу. Во время вечерних посиделок у Друянов, Яков на ученической карте отмечал перемещение на Запад линии фронта. Женщины чаще плакали, вспоминая о судьбе родственников. На праздничный вечер пришла ко времени, в нарядной одежде и разделилась по интнресам. Дети ушли к качелям, Гинда осталась помогать накрывать стол, Яков с Яквом сели на скамейку у крыльца.
Праздничный стол, поразил Якова
-- Должен признаться, что мы в мирное время так роскошно, Рош-а –Шана не отмечали.
Не меньшее впечатление произвел домик
-- Неех, вы живете, как в раю. Вам такое в Риге не снилось. Циля не стирает руки о чужое белье, у нее в бюстгальтере, денег больше, чем у меня в сберкассе, Ты, уважаемый начальством человек, и домой приходишь не в полночь. Узбеки, щедрые и добросердечные. Батальонный комиссар, еврей, рассказал мне, что пленные немецкие офицеры говорят, что жестокость латышей поражала даже их. Уверен, не все убивали и насиловали, Есть Латышская дивизия, в ней кроме евреев, есть бежавшие от немцев, латыши . Я в нее не попал по случайности, с курсов подготовки срочно забрали группу в часть, отправляющуюся на фронт. Дзидра очень расстроена. У нее в Риге брат хирург и сестра, много родственников в Бауском уезде. Работников Райкома знакомят с закрытыми письмами ЦК, их содержание она мне не рассказывает. Ее пугает возможность депортации латышей после войны, как немцев Поволжья. Значит, знает,есть за что. Может, лучше остаться здесь, в тепле и с вкусными фруктами? Я имею в виду не Чурак. Самарканд, город большой и культурный.
Неожиданный вопрос удивил Нееха и заставил подумать. Вышедшая на крыльцо Циля, позвала всех к столу
-- Договорите дома. Вы забыли, о чем нам рассказала Динара. Меня предупредили, что появились стукачи среди поляков, и указали кто. Их идиш не похож на тот, который мы учили в школе, когда они быстро говорят, их понять трудно, меня они понимают хорошо. Советую убавить звук, у деревьев тоже могут быть уши.
К предупреждению Неех прислушался и ответил полушепотом
-- Признаюсь, у меня таких мыслей не появлялось. Я вырос на Форштадте, среди евреев и русских. Латышей, почти не было. Учился в русской школе. В кафе, мальчишкой, встретил Карлиса, хорошего мастера и лютого антисемита, и хозяйку, Мадам, которая относилась ко мне по-матерински. Ты, Яшка, как мои братья, занимался политикой, верил в интернационал. Я не был ни коммунистом, ни сионистом, и не собираюсь дружить с латышами. Мечтаю вернуться в свою убогую квартиру, и работать в кафе. Я тоскую по Риге, дождям и запаху сирени весной.
-- Признаюсь тебе, Неех, мне тоже часто снятся родители, дом, на берегу и аисты. рядом с домом. Очень давно, бывший хозяин балагула Аврум, прикрепил на верхушку дерева. старое колесо. На нем аисты построили гнездо. Дети и взрослые, по субботам, подходили к «Авромову колесу» ,чтобы увидеть птенцов. Дом по наследству перешел старшему сыну, Его постоянные шумные, компании раздражали, и он, не стесняясь в выражениях, разгонял любопытных. Осенью, когда аисты улетели он нанял несколько пожарных, они пришли с длинной лестницей и шестами и разрушили гнездо, но снять колесо не получалось, оно вросло, надо было пилить сук. Кто -то из соседей позвал полицию, хозяину пригрозили большим штрафом. Когда весной вернулись аисты, они долго кружили над « Аврвмовым колесом», потом принесли сучья и построили новое гнездо. К нему мы водили наших детей. Тяга к родному гнезду есть и у людей. Надеюсь, скоро возможность вернуться появится.
Возможность вернуться, меня радует и пугает.
,
Глава четвертая
За прошедшие полтора года изменились не только мальчики, не стало бывшего пасторального Чурака. В микроскопическом населенном пункте, как в капле океан, отразилась жестокие реалии войны, с ее безграничной жестокостью на фронтах и похоронами, непосильным трудом женщин и детей, голодом и холодом, в тылу. Прекратились танцы в миниатюрном парке, по выходным, несколько раз в неделю, в летнем кинотеатре, под открытым небом, показывали военную хронику. Добавились беженцы из Белоруссии, испуганные артобстрелами и бомбами, их распределили по дворам. Вслед за ними, у вокзала табором расположились члены семей сотрудников харьковского завода, который перевозили вместе со станками и другим оборудованием, в Самарканд. Военный патруль приказал убрать с платформ все имущество, не имеющее отношение к производству, и приказал покинуть платформы, не сотрудникам завода.. На базаре это событие живо обсуждалось, по рассказам очевидцев, у вновь прибывших много багажа, есть табуретки и столы, примуса и детские коляски и, даже, ночные горшки. Особо отмечали велосипеды, которые называли веломашинами. В довоенном Чураке, они были не меньшей редкостью, как белый верблюд, и считались предметом роскоши. Харьковчане несколько ночей провели без крыши над головой, пока не привезли палатки, оставшиеся от прекратившего функционировать пионерского лагеря. Демографические изменения положительно влияли на торговлю Цили и добавляли трудовую нагрузку на пекарню. Директора, Фаттаха Махмудовича, вызвали в райком и предупредили, он ответственный за обеспечение города хлебом. Не справится, положит билет и лишится брони. Ему пришлось перед посещением контор, для получения муки и дров, пару часов работать в пекарне, рядом с Неехом. После обсуждения последних известий с фронта, переходили к бытовым делам. Фаттаха интересовала довоенная жизнь в Латвии, которую он считал заграницей. Судьба семьи Рывкиных, которая, по мнению Нееха, должна быть на территории Советского Союза, его затронула.
--У нас, узбеков, семья, родители, дело святое. Сам говоришь, твой дядя, тебе вместо отца был, ремеслу обучил, и ты не ищешь их. В ССР каждый человек на учете. Напиши товарищу Калинину или в НКВД обратись, Я тебе конверт и бумагу принесу. По дороге в райисполком в ящик брошу.
Слово свое Фаттах сдержал, Просьбу найти родных Неех, помня совет Якова, отправил в Красный Крест. Циле решил не сообщать, она и так через день плачет, вспоминая родных. Ожидание ответа оказалось очень волнующим, он думал о нем постоянно, ночами плохо спал. Как обычно, рана утром, когда Неех уже ушел, Циля собирала товар в коляску, почтальон у калитки поднял руки с треугольником и большим конвертом. Динара побежала в дом за лепешкой. Заказное письмо для Шера следовало вручить с подписью получателя в книге, Крик Динары: « Циля, тебе письмо» удивил. Увидав на конверте символ Красного Креста, она поняла, почему в последние недели Неех не вспоминал о том, что нужно написать письмо. Порыв вскрыть конверт, остановил страх, и в пекарню нести опасно, если там страшное, не сможет работать. Письмо спрятала в бюстгальтер и отправилась на рынок. Состояние тревоги, мешало торговле, вопросы потенциальных покупателей раздражали. Промаявшись пору часов, вернулась домой. Поставила письмо на столик, прислонив к кружке, и занялась приготовлением фруктового плова. Решила сообщить, после того, как Неех помоет ноги, и поест, но не получилось. Слова вырвались помимо ее желания. Сидящий на скамейке снаружи избушки, с ногами в тазу, Неех поразился не обычному поведению супруги, она не задала ему вопросов, ушла на нары и громко читала Хаиму сказку. Обычно этим занимался он.
-- Цильке, что случилось?
-- Тебе письмо пришло из Красного Креста, на столе лежит.
Не осушив ноги, Неех босиком нырнул в избушку и встал на колени перед столом, Циля с Хаимом встали за его спиной. Выбрав из конверта лист, расправил и положил на стол. Прочитал не громко : « Капитан Ривкин Борис (Бер) Копелевич находится в рядах РККА, номер полевой посты. Сержант Ривкин Иссер Копелевич, -- Неех перестал читать, отложил письмо, тихо сказал,-- погиб Иссер в октябре сорок первого под Вязьмой. Он подполз к нарам и лег лицо вниз, беззвучно плакал и вытирал слезы ладонью, заплакала Циля испуганный Хаим, прижавшись к маме. Утром Циля дочитала письмо, сообщалось, что на территории страны Копеля и Бейлы нет. О семье Рейзл никаких сообщений. Неех попросил узнать у польских или местных, кого можно попросить сказать кадиш по Иссеру, может его душе легче будет. Встревожило Цилю изменения в поведении Нееха, он совершенно не интересовался ее торговлей, рассеяно слушал новости с рынка, редко занимался Хаимом, ел мало, спал плохо. Вечерами, молча, сидел на скамейке у избушки, закрыв глаза. На вопросы о здоровье, отвечал: «Ничего у меня не болит». Состояние Нееха усугубило письмо от Берки. Письмо читала Циля. Он был очень рад, что они его нашли. О том, что они живы и в Узбекистане, знал. Но не мог решиться, не хотелось сообщать о смерти дорогих людей. Иссер погиб под Москвой, в октябре сорок первого, маму, папу и Тайбеле, убил немецкий самолет на границе. Роза с семьей в Сибири, искать ее не надо. Каждый раз, когда стреляю, надеюсь, что уничтожил, хотя бы десяток этих зверей. Просил сообщить, нужна ли им материальная помощь, он может отправлять им часть своего оклада. Участь оставшихся в Латвии евреев трагична, он это узнал от пленного немецкого офицера. Латыши начали убивать и грабить евреев, до появления немецкой армии. Происходящее превосходит кошмарные сны. Просил прислать фотографию Хаимки. Передал привет от Анны. Цыля рыдала, Неех стоял на колени и повторял: « Господи, за что нам такое наказание». Необычный шум в избушке испугал Динару, она решила заглянуть. Ей было не понятно, за что немец убил пожилых людей и ребенка, как он мог такое сделать. Слов для утешения, придумать не смогла, вытирая слезы, пошла за валерьянкой. Утром, Неех, молча , ушел в пекарню, Циля, принесла холодной воды из колонки, и старалась холодными компрессами уменьшить отек лица. После трех Гинда привела мальчиков, перед работой. Сообщение ее потрясло, она обняла Цилю, и расплакалась
-- Ты знаешь, Циля, я из очень религиозной семьи. Всю жизнь соблюдала все заветы. По праздникам, мы с детьми со свекром ходила в синагогу Яша мне никогда не мешал. Я решила, не молиться, Богу который позволяет убивать беззащитных и безвинных. Нам надо жить ради детей, для этого крепится. Мальчиков сейчас, возьму с собой, посидят во дворе на лавочке.
-- Прошу тебя не делай этого, ты нас обидишь. Они никому не мешают Ужин для них уже ужин готов. Меня Неех очень пугает, он сильно изменился, горе его сломало. Даже с Хаимкой неохотно разговаривает.
-- В больнице хвалят докторшу из Харькова. Она утром в поликлинике принимает. На рынок заходит после полудня. Поговори с ней, может совет хороший даст.
-- Я знаю, о ком ты говоришь, седая, вежливая, она у меня тапочки для внуков покупала, они в Сибири. Не очень разговорчивая.
На рынке Циле сказали, что докторша приходит не часто, покупает, обычно, лепешки, и указали у кого. Пожилая узбечка согласилась передать просьбу Цили, если ей не трудно, подойти к ней. Выслушав печальную историю и тревогу Цили, по поводу изменений в поведении мужа, докторша, объяснила. Время досталось нам страшное, особенно для нас, евреев. У нее часть семьи осталась на Украине, старший брат, погиб в ополчении. Люди рождаются с разными характерами, одни могут скрывать свои переживания, у других, нет таких внутренних сил. Говорят, время лечит, это не правда, оно тупит горе, ежедневными заботами. Невозможно забыть убитых близких родных. Лекарства от этого нет. Они будут жить в нас, до смерти. Старайтесь вовлекать мужа в занятия с мальчиком, и в домашние бытовые заботы. Можно давать валерьянку. От денег и булочек, докторша отказалась. Вечером Циля не стала готовить Хаима ко сну, отправила к Нееху: « Попроси папу помыть тебя и сказку рассказать» Назавтра по дороге с рынка домой зашла в Раймаг и купила кубики, из которых скидывались картинки зверей. Приходящая за мальчиками Гинда, старалась заинтересовать Нееха , сообщениями с фронта и письмами от Якова. Живой интерес у него вызвала фотография Берки, в офицерской форме, Он объяснял Хаиму, что этот красивый офицер с двумя орденами, его дядя Бер, он убивает немцев. Заметно улучшилось состояние Нееха, появление симптомов ветрянки у Хаим, которой его заразили внучки Абдурахмана, игравшие во дворе с пятнами зеленки на лицах. Первые пару дней до появления высыпания, вывели из ступорозного состояния, он две ночи укачивал его на руках. Со вниманием слушал успокаивающие советы Динар, она обещала принести с работы зеленки. Возвращаясь из пекарни, внимательно осматривал, не осталось ли пузырьков на лице, которые могла не заметить Циля. Прежнее поведение вернулось, но Циля отметила, внешние изменения. Об этом она думала на рынке и дома. Он был не тот добродушный гигант, который ей понравился после первого свидания. Она очень переживала тогда, что он не назначил свидания. Голда познакомившись с Неехом ближе, говорила, что она вытянула счастливую карту, такие беззлобные и бесхитростные герои встречаются чаще в кино или сказках чем в реальной жизни. Сама Циля не раз благодарила Бога за то, что направил Нееха на ночной сеанс, на фильм, который он уже видел. Гибель тети, дяди и Тайбеле, не справедливая и не логичная, сломали Нееха и разрушила семейную гармонию. Слова седой докторши, о том, что время не лечит, память о пережитом остается внутри навсегда., Циля запомнила. Что изменилось во внешности Нееха, поняла вдруг. Вечером, проводив Гинду с детьми, готовилась к возвращению Нееха, услышала, как он устраивается на скамейке, отправила к нему Хаима. Их воркование успокаивало ее. Справившись, вышла, чтобы позвать семью ужинать. Неех в который раз рассказывал сказку, про медведей и девочку, Хаим задавал, вопросы, судьба девочки его всегда волновала. Циля нарушила идиллию
-- Идемте к столу, еда остынет. Сказку Хаиака дослушает, перед сном.
Неех посмотрел в сторону жены, он улыбался, она обратила внимание, на глаза, такие были у многих покупателей. Даже, когда они шутили, глаза оставались печальными
Еще несколько минут Цилька, девочка убежит, и зайдем
Циля вошла в избушку и села на нары, вспомнила «Они будут жить в нашей памяти, пока мы живы»
Письмо от Меер-бера его не удивило, он сам хотел ему написать, и адрес знал, но останавливало предупреждение Якова. Брат всегда письма обстоятельные, он нашел их через Джоинт, очень этому рад, в газетах пишут много страшного о положении евреев в Европе. Где семья дяди? Знакомый конгрессмен обещал ему помочь с получением виз, когда закончится война. Отправил им большую посылку. Нееха он называл, дорогой братик, просил поцеловать маленького Хаимку и Цилю. .
О посылках из Америки, Циля знала от поляков, ей для продажу они вещей не приносили, продавать красивую одежду и отрезы местным богачам им помогали часовщик и сапожник. Почтальон, подавая Циле извещение на посылку, предупредил, начальник просил приехать с тележкой, в руках ее не донести. Огромней картонный ящик, бы деформирован и потрепан, начальник попросил вскрыть посылку сверху, найти декларацию, Не менее часа они выбирали платья, костюмы , обувь, пледы, отрезы, пачки галет, шоколад, коробки с чаем, Когда все галочки в декларации были поставлены, начальник попросил расписаться. Возвращаясь из почты с тяжелой коляской, Неех озадачил Цилю, где она собирается хранить этот магазин, под нары его не засунуть, если его внести в их конуру, не останется места для стола. Абдурахман, человек принципиальный, может не согласиться хранить чужое в своем доме.
-- Подари Динаре платье, их там несколько, девочкам, отрез сатина, на сарафаны. Маруся говорит, в промторге все по талонам продают.
-- Мы им на всю жизнь должники. Добавлю туфли, отрез для хозяйки, плитку шоколада и чай, может, еще добавлю.
Посылку с большими усилиями притолкнули в избушку и водрузили на стол, посуду убрали на пол. Циля ушла приглашать Динару, чтобы вручить подарок и попросить ее поговорить у Абдурахмана разрешить на некоторое время спрятать посылку в кладовку рядом с собачей будкой, которая на ночь запирается. Предупредила Нееха, чтобы вышел, когда придет Динара.. Заморские вещи не удивили Динару, поразили, она таких никогда не видала. После окончания семилетки ездила отцом в Самарканд за покупками .. С Рашидом два раза была в Ташкенте, у него зарплата была хорошая, много вещей купили в больших магазинах и на рынке. Таких там не было. Из трех платьев выбрала шелковое, с ярко красными цветами на светло-голубом фоне, прямое, с короткими рукавчиками. Она прикладывал его на себе и смотрела в маленькое зеркало на двери, платье было заметно больше нужного размера.
-- Большое, можно ушить, длину уменьшить, пусть лежит до возвращения Рашида, Пока мне не для кого наряжаться. Девочкам сарафаны сошью, Мне на работе, как семье фронтовика, талон на ботинки дали. Мама материи рада будет, думаю, дочери отдаст.
Ночную рубашку, на бретелька, посчитала красивым сарафаном, намеривалась одеть для работы . Она согласилась, посылку лучше из избушки убрать, нужно поговорить с Абдурахманом, он человек хороший, говорит добро делать надо не за плату. Беженцам помогает, потому, что горе у нас общее. Подарки он принимать не станет, Поговорю, если что, завтра утром забегу перед работой. Динара разбудила Цилю после семи, Неех уже ушел в пекарню, и попросила ее быстро идти за ней, она торопится на работу, за опоздание могут посадить. Они быстро двигались по тропинке, рядом с канавой, на границе с соседним двором, вдоль забора из колючего кустарника, пришли к прорубленному шириной в полтора метра проему, вошли и пошли в обратном направлении. Вышли к небольшому дому. Перед ним аккуратно сложенные кирпичи, укрытые толью. Динара выбрала из кармана ключ.
-- В этом домике жили хорошие люди, лет пять как умер хозяин, Их единственная дочь живет в Ташкенте, забрала мать к себе. Абдурахмана попросила ухаживать за садом, урожай продавать, доход пополам. Незадолго до войны, прислала письмо, просила найти покупателя на участок, назначила цену. Отец решил купить, для Рашида и будущих внуков. Она приехала, оформили документы, часть денег мы дали. Стали готовиться ставить новый просторный дом, заготовили кирпичи, в соседнем районе Рашид купил большие окна, они в сарае. Собирались домик сносить, не успели. Внутри остались две кровати, шифоньер, стол и стулья. Отец сказал: « Надо ждать, когда война закончится, Рашид вернется». Вот тебе ключ от замка, если не сможешь открыть попросишь Абдурахмана, он керосином промоет. Там долго никто не жил, уборка большая нужна. Заходить будете, через наш двор, калитка замурована, ворота приперты. За прошедшие несколько минут, Циля не успела, не только поблагодарить, осознать произошедшее.
Динара убежала. Циля, поднялась на крылечко, замок открылся легко, скрипучая дверь открылась с усилие, черный проем ее остановил. Вдруг вспомнила, что не успела надеть платье и об оставленном спящем Хаиме. Оставила замок с ключом на скамеечке, рядом с дверью, заметила под ней ведро дном вверх, на куске мешковины, и быстро, как могла, вернулась в избушку. Мирно спящий Хаим, вернул способность к реальной оценке, события. После скорого завтрака, вместе с Хаимом пошла на осмотр нового жилища. Домик небольшой, с четырьмя окнами, под навесом перед домом летняя кухня со столиком, рядом тандыр. В плетеной корзине куски кизяка. На скамейке, опрокинутый чан из оцинкованной жести для воды, такой же, как у хозяина.. За домом аккуратно сложенные кирпичи, прикрытые толью, и досками. Оставив Хаима снаружи, Циля шагнула в темноту, через короткое время стали определяться очертания завешенных занавесками небольших око, кровать, стол, стулья, полка с посудой, плита со щитом, табурета у входной двери. Вход в соседнюю комнатку завешанный материей, там, еще кровать и шкаф. Открывались только два окна. Прихватив хлеб, без тележки с товаром, Циля отправилась на базар, вернулась с двумя местными вениками сорго, эмалированным ведром, ковшиком. Обставив Хаима на попечение девочек, окольным путем, двумя ведрами, наполнила чан водой из колонки. Растопила летнюю печку. Вылила ведро воды на кирпичный пол. Мыльной водой вымыла скудную мебель, потолок, углы с черной паутиной, стены. После длительного чистки черенком старого веника, пол из черного, стал ярко красным. Комнатки стали не только светлей, оии казались просторней. О новом жилище Нееха предупредил, встретивший у калитки Хаим, он рассказал, что мама сделала новую будку и у него будет своя кровать. Нееха удивило отсутствие света в избушке, Хаим взял его за руку и повел за дом хозяев, провел через проход в заборе и он увидел светлые окна, сказочного домика. Изумленный Неех выслушал короткий рассказ жены. Она ему посоветовала оглянуться, на табуретке, лежало вафельное полотенце, рядом таз с холодной водой.
-- Как в Риге. Не хватает только ванной с титаном. Ты, конечно большая героиня, много поработала. Но главный, кого мы должны благодарить, Меер-Бер, дай Бог ему здоровья. Правильно говорил дядя, они с городовым хорошие друзья, и чтобы Иван Иванович об этом не забывал, он давал ему пять латов каждую неделю. В посылке есть красивые женские туфли, сукно английское с золотыми буквами для костюма. Приготовь, Динара, обязательно, придет Ты заметила, я стою прямо, на носки встать нельзя, но не надо стоять на коленях.
Динара с девочками пришла с лепешкой и медом. Результат Циленой уборки ее поразил, у них в больнице ни одна санитарка так не сможет. Дети занялись сладкими булочками, и печениями, Неех обедом, женщины уединились в соседней комнате. Восторг Динара выражала громко. Тупоносые светло коричневые туфли на низком каблуке, оказались велики, проблему решили, проложив стельки, которые Циля пользовала при продаже танкеток. От угощения Динара отказалась. Помолчала и шепотом сказала, что расскажет им секрет. Когда они приехали, к ней на курсы в больницу приходил сотрудник НКГБ, местный, он попросил ее, как комсомолку, послушать, о чем эвакуированные говорят. Она старалась, но ничего не поняла, мужчины беседовали, как-будто на немецком. Она немецкий учила, стишки знала, отличницей была. Дядька этот пришел еще раз,. Сказал, чтобы я забыла. Его вскоре на фронт отправили, недавно жене похоронка пришла. Я думала, чего он узнать хотел, Неех, хлеб печет, район кормит, друг его, в госпитале раненый. Если бы его встретила, спросила.
. В помощь Нееху директор привел своего двоюродного брата, по его определению, молодого, вернувшегося с фронта без стопы. Ходить ему трудно, но руки у него сильные. Начальник попросил Нееха сделать доброе дело, Аллах ему за это воздаст. Карим до войны был кровельщиком. Он не ленивый, но образования мало Ему Собес определил инвалидность третьей группы, на пенсию даже осла прокормить нельзя, а у него дети. На крышу с одной ногой, по лестнице подниматься не получается.
-- Научи его хлеб печь. Нам в училище мастер говорил, на пекаря можно выучить, а кондитером надо родиться. Не завтра, через год –два война закончится. Он вместо тебя будет, и торты научится готовить, может, не вкусные, но сладкие.
Неех осмотрел стоящего у дверей, опершись на палку, среднего роста, широкоплечего узбека, в солдатской гимнастерке и длинных брюках, скрывающих протез. На висках, не покрытых тюбетейкой, на черном фоне, заметил седину. Встретив любопытный взгляд, не громко поздоровался: « Салам Алейкум». Направляясь к двери, директор сказал брату фразу по-узбекски и для Нееха перевел, я ему сказал, чтобы слушал тебя, как отца. Карим, по поведению, взгляду, седине, не показался Нееху молодым, или сверстником, так выглядят после тридцати пяти. Тяжело в таком возрасте менять профессию. Вспомнил, что сказал дядя, когда он пришел в пекарню работать.
-- Вымой хорошо руки с мылом, чтобы под ногтями грязи не осталось, потом ополосни холодной водой, чтобы запаха мыла не было. Вытри руки и пойди ко мне.
Прислонив палку к косяку, Карим прыжками, подогнув ущербную ногу, направился к умывальнику. Картина прыгающего, как кенгуру, мужика, вызвали у Нееха удивление, и жалость, он поставил рядом табуретку. В Риге были калеки, раненые во время прошедшей войны, все не молодые. На Форштадте рядом с мостом, в будке работал одноногий сапожник, любитель выпить и пошутить, у приказчика в мануфактурном магазине осталось два пальца правой руке, это не мешало ему отмерять материю и отрезать большими ножницами. Здесь, в Чураке, он утром рано уходил, возвращался, потемну, по пустынной, не освещенной, окраинной улице, иногда сюда долетали звуки музыки, громкоговоритель, прикрепленный к столбу с лампой на центральной площади, вещал круглые сутки. От Цили и Марии он слышал, что в городе появились раненые, не местные, безрукие и безногие, с изуродованными лицами, есть с виду здоровые, но абсолютно глухие. Их родные места захвачены немцами. Рядом с военкоматом для инвалидов построили казарму, с койками, титаном с горячей водой, прачечной и душем. Им полагается обед в столовой. Там военная дисциплина. Молодым инвалидам строгие правила не нравились. Когда позволяла погода, они день проводили на базаре, ночевать уходили в колхозную кошару рядом с рынком. Иногда, приносили обезноженного, средних лет калеку с командирской фуражкой. Перемещался он на куске фанеры, посаженной на подшипники . Для движения по твердой дороге или перемещения тела с фанеры, обезноженный, пользуется строительными терками, с прикрепленными округлыми плашками, поверх их кусок автомобильной шины. Приспособление напоминает увеличенную канцелярскую промокашку. По бездорожью и рынку, его несли под мышки с двух сторон. Поднимали на прилавок в начале продуктового ряда, фиксировали вещмешками и скатками шинелей. Издали обездвиженный инвалид, напоминал самовар на столе Он, единственный, приветливо здоровается с торговцами, интересуется новостями. К нему обращаются по имени-отчеству. Все знают, что он старшина, до войны, был бригадиром в колхозе в Белоруссии, там его ждут жена и дети. Освоившись, старшина снимал командирскую фуражку, ставил на прилавок, и надевает зимнюю шапку. Молодые, без особой нужды, с местными не контачат, ждут гонца, отправленного за бутылкой, и открытия хлебного ларька. Местная шпана их не замечает, усвоив, что костыль и палка не только помогают при ходьбе, но могут заменить лом, против которого не приема. Вещевой рынок компанию не интересует, Циля наблюдает издалека. Эти изуродованные мальчики, чьи – то сыновья, вызывают у нее сострадание и страх. Она относит два-три рубля в фуражку безногого, он благодарит и говорит приятные для матери слова о сыне, его младший мальчик, сверстник Хаима. Как только освободят, он уедет домой, руки и голова есть, сможет быть счетоводом и или учетчиком. О безногом инвалиде рассказывала и Мария, она спросила его, может он встречал ее мужа. Он ей объяснил, что фронт не танцплощадка, там знакомиться нет времени, каждый старается живым остаться, Посоветовал не говорить, что муж пропал без вести, есть вероятность, что в плен попал, По закону военного времени, предатель.. Закончится война, если живой, может, вернется. На рынке Мария узнавала о повестках из военкомата и похоронках. Во время, когда перестали приходить письма от Якова, пришла похоронка жене учителя, которого провожала большая семья. Осталась вдова, тоже учительница и три девочки Ее вызвали в военкомат, назначили им пенсию. Вдову жаль, но у узбеков обычай, брат должен заботиться о жене и детях погибшего или умершего. Неех согласился, что обычай хороший, но никто, даже очень хороший человек, не может заменить родного отца. О гибели учителя он решил с Циле не говорить, она, наверняка, об этом слышала. Вечером он заметил хмурое настроение жены, базарных новостей она не касалась. Родственник начальника, по ее мнению, счастливчик.
-- Главное, вернулся, вместо стопы приспособит деревяшку, привыкнет, и будет печь хлеб, кормить семью, растить дертей. Для него война закончилась. Он не боится облавы, на фронт его не отправят. Динара просит Аллаха, чтобы мужа легко ранило, чтобы вернулся. Уверена, и Гинда об этом просит. Ты не видел изуродованных мальчиков, которые только школу закончили, Инженеру из Двинска повезло, он танки ремонтирует,. Его теща с девочкой, Любочкой, раза два в неделю приходит на базар. Сама идет покупать, мне Любочку оставляет, она очень хорошо с Хаимкой играет. Если угощаю булочкой, не ест, бабушке отдает. Девочке нравится рассказывать про папу, За хорошую работу, под Москвой, папу похвалил большой начальник, дал ему орден и теперь у него на рубашке, не кубики, а полоска, они больше денег получают.
Облик истощавшего Якова произвел на Цилю шокирующее впечатление. Подходившие к ней за ломтем хлеба пожилые поляки, выглядели лучше. Они погибали от холода и болезней, не от голода.
-- Неех, он выглядит полуживым. У него не сил руку поднять. Мне за него страшно, и Гинду жалко.
-- Прошу тебя, не вздумай говорить об этом с Гиндой. На живом, все заживает. У нас в саду были яблони, Когда я школу закончил, одно дерево, после сильных морозов, весной, осталось, голое, черное, с редкими листиками. Бейла хотела его срубить, Рейзл попросила подождать. У них в гимназии один учитель, занимался садоводством, много об этом рассказывал на уроках. Она его привела, он осматривал дерево, как доктор больного, и сказал, что дерево, может ожить, если ему помочь. Лечил дерево Василий, отпилил ветви, на которые указал учитель, обкапывал, обкладывал осенью навозом, закутал на зиму ствол тряпками. Мне тогда было это интересно. Весной у дерева листья появились, не густо, но голым оно уже не было. Даст Бог, и Якову, домашние ,стены и забота Гинды вернут к нормальной жизни. Знаешь, мы к ним завтра вечером не пойдем, им не до нас будет. Если удастся, испеку венский штрудель..
-- Пусть так будет, как ты говоришь, но выглядит он ужасно. Завтра днем Гинда, наверняка, будет на рынке. Скажу ей, что придем к шести. Куплю баранины и приготовлю плов, настоящий, как Динара учила. Устроим праздник для детей, и сами оденемся в одежду из посылки.
Окно, завешенное марлей, было открыто, слышался детский смех. За столом сидел Яков в длинной нижней рубахе и кальсонах с зашитой ширинкой, он старался изуродованной рукой выводить карандашом буквы. Стоящие рядом сыновья, шумно реагировали на результат. В комнате пахло дегтем, рыбьим жиром и вареной картошкой. Он извинился за неприличный вид, и с помощью детей ушел за простыню, подвешенную к потолку. За время переодевания, Гинда успела поделиться переживаниями: Яша спал урывками, всю ночь подкладывала фуфайки. Вчера приготовила фрикадельку, мясо мелко порубила ножом, после нескольких глотков, появляется рвота. Все, что съел, кусочек хлеба, с чаем. Решила попробовать приготовить жидкое картофельное пюре. Утром приходила сестра из поликлиники, увидела живот, испугалась и ушла за врачом. Рана, ужасная, по середине, сверху донизу, широкая красная полоса с дырочками, как пчелиные соты, из них выделятся гной, Яшу оперировали четыре раза. Хирург посоветовал мыть рану перекисью перевязывать через день с мазью Вишневского. Хорошо, что на окне решетка, окно приходится держать открытым, мазь плохо пахнет. Из – за занавески, Яков вышел в гимнастерке , одетую поверх рубахи., без ремня Поздоровавшись, попросил прощения за не соответствующую форму одежды, поблагодарил Шеров за помощь семье, и пообещал никогда не забывать об этом., Уставленный вкусностями стол, произвел впечатление.
-- У нас, в Латвии, такое изобилие случалось только по праздникам. Очень жаль, что не смогу попробовать. и, особенно, глотнуть пару капель коньяка.
-- Не тужи, Яшка, научу тебя, как можно хмелеть не глотая. Мой напарник в кафе, Карлис, который ожидал приход немцев, как Пасху, готовя торты, оставлял в мензурке, с чайную ложечку коньяка или наливки и заливал себе в рот, но не глотал. К обеду у него поднималось настроение, и глаза блестели, как у кота яйца в марте. Молоденькие официантки старались не приближаться к нему. Научился он этому в Мюнхене, когда был учеником. Предлагал и мне попробовать, но мне из рюмки или стакана выпивать нравится. Хозяйка, конечно, знала, но ничего не говорила. Она, наверное, как дядя, считала, что если работник не выпивает, значит, больной. Садись, Яша, ставь рядом с собой ведро, мы смотреть на тебя не будем. Попробуй метод Карлbса, затошнит, выклюнешь.
Мужчины выпили за возвращение, коньяк, дети и женщины, морс. Яков успешно принял пару ложечек коньяка, и немного риса.
Неех, где ты был раньше? Чувствую, захмелел. Вы, извините, я прилягу.
Гинда отвела его за занавеску и уложила. Вскоре послышалось ровное сопение. Дети с удовольствием кушали плов, и хвалили штрудель. Остатки коньяка Неех посоветовал Гинде использовать, как снотворное, и пообещал принести еще. Удрученные Шеры, домой возвращались молча. Состояние Якова медленно улучшалось. Отступал лимонный цвет лица, возвращалась сила, он самостоятельно гулял рядом с комнатой, участвовал в вечерних посиделках и беседах, избегая вопросы о фронте. Меню постепенно расширялось, коньяк принимал мелкими глотками, натуральным путем. Но рана по-прежнему гноилась, иногда и дырочек выделялся, как червячок, шелковый узелок с усиками. Обеспокоенные, безуспешным лечением врачи, направили его в госпиталь в Самарканд, для консультации. Пожилой хирург из Минска, осмотрел рану и долго трубочкой слушал живот. Успокоил Гинду, пообещал, что Гитлера, Яков, точно, переживет, и будет жить до ста двадцати, если она будет кормить понемногу, не жаренным и не острым шесть раз в день. Рана заживет, когда все узелки выделятся, для этого надо мыть рану теплой водой с мылом, прикладывать салфетки с соляным раствором и гулять утром и вечером. Отпавшая необходимость употреблять зловонную мазь, благоприятно отразилось на ране и стало приятным фактом для всей семьи. Оставшийся широкий багровый рубец, беспокоил умеренно. На комиссии Якова признали не годным к военной службе и определили вторую группу инвалидности на год. Райком направил его временно заведовать сберкассой, вместо жены местного начальника, ушедшей в декретный отпуск. Работа, по мнению Якова, походящая для него, он с утра до вечера перечитывает облигации в сейфе..
Вечером, отдыхающему на крылечке после работы Нееху, Циля задала неожиданный для него вопрос, помнит ли он про осенние праздники, Новый год, Иом – Кипур, Сукот и Хануку.
-- Почему ты меня об этом спрашиваешь, как будто я рос не еврейском доме. Конечно, помню, но признаюсь, сегодня об этом не думал.
-- Сегодня поляк, который шьет женские жилетки, бывший учитель, принес сидур. Сказал, что не надо забывать, что мы евреи. Искор в Иом- Кипур можно и дома прочитать Хотела заплатить, он денег не взял. Завтра буханку отдам.
-- Поляк прав. Хаимка. после Песаха, спросил меня, почему мы едим, когда праздник Рамадан, и что Динара сказала, кушать можно, только когда темно. Проняла? А про Иом-Кипур он не знает. Мы об этом узнавали вместе с первыми словами. Даже Берка и Иссер, хоть и водились с коммунистами, держали пост. Интересно, откуда у поляка сидур. Здесь их, точно, не печатают. Ты узнала, когда Новый год?
-- Судур, думаю, из посылок. До Нового года еще три недели.
-- Надо красиво отметить, вместе с Друянами. Яков, к тому времени, сможет дойти до нас Детям надо приготовить подарки. Я красивый торт приготовлю. Надо, чтобы дети поняли, что у нас есть свои праздники. Хаим играет с девочками, говорит с ними на узбекском, Рамадан праздником считает. .
-- Поговорю об этом с Гиндой.
-- Не забудь договориться и о Хануке. Выпекать менору меня научил дядя. Тебе придется достать свечи. Я попрошу Яшку рассказать о Маковеях, у него это получится красивее.
Осенью изнуряющая жара прекратилась, погода стала теплой и приятной. Сводки ч фронтов перестали быть пугающими, перечисление оставленных населенных пунктов, прекратилось. Голос Левитана звучал не только убедительно, но и оптимистически. Разгромные победы под Москвой, Сталинградом и Куском, вселяли надежду на приближение возвращения в Ригу. Во время вечерних посиделок у Друянов, Яков на ученической карте отмечал перемещение на Запад линии фронта. Женщины чаще плакали, вспоминая о судьбе родственников. На праздничный вечер пришла ко времени, в нарядной одежде и разделилась по интнресам. Дети ушли к качелям, Гинда осталась помогать накрывать стол, Яков с Яквом сели на скамейку у крыльца.
Праздничный стол, поразил Якова
-- Должен признаться, что мы в мирное время так роскошно, Рош-а –Шана не отмечали.
Не меньшее впечатление произвел домик
-- Неех, вы живете, как в раю. Вам такое в Риге не снилось. Циля не стирает руки о чужое белье, у нее в бюстгальтере, денег больше, чем у меня в сберкассе, Ты, уважаемый начальством человек, и домой приходишь не в полночь. Узбеки, щедрые и добросердечные. Батальонный комиссар, еврей, рассказал мне, что пленные немецкие офицеры говорят, что жестокость латышей поражала даже их. Уверен, не все убивали и насиловали, Есть Латышская дивизия, в ней кроме евреев, есть бежавшие от немцев, латыши . Я в нее не попал по случайности, с курсов подготовки срочно забрали группу в часть, отправляющуюся на фронт. Дзидра очень расстроена. У нее в Риге брат хирург и сестра, много родственников в Бауском уезде. Работников Райкома знакомят с закрытыми письмами ЦК, их содержание она мне не рассказывает. Ее пугает возможность депортации латышей после войны, как немцев Поволжья. Значит, знает,есть за что. Может, лучше остаться здесь, в тепле и с вкусными фруктами? Я имею в виду не Чурак. Самарканд, город большой и культурный.
Неожиданный вопрос удивил Нееха и заставил подумать. Вышедшая на крыльцо Циля, позвала всех к столу
-- Договорите дома. Вы забыли, о чем нам рассказала Динара. Меня предупредили, что появились стукачи среди поляков, и указали кто. Их идиш не похож на тот, который мы учили в школе, когда они быстро говорят, их понять трудно, меня они понимают хорошо. Советую убавить звук, у деревьев тоже могут быть уши.
К предупреждению Неех прислушался и ответил полушепотом
-- Признаюсь, у меня таких мыслей не появлялось. Я вырос на Форштадте, среди евреев и русских. Латышей, почти не было. Учился в русской школе. В кафе, мальчишкой, встретил Карлиса, хорошего мастера и лютого антисемита, и хозяйку, Мадам, которая относилась ко мне по-матерински. Ты, Яшка, как мои братья, занимался политикой, верил в интернационал. Я не был ни коммунистом, ни сионистом, и не собираюсь дружить с латышами. Мечтаю вернуться в свою убогую квартиру, и работать в кафе. Я тоскую по Риге, дождям и запаху сирени весной.
-- Признаюсь тебе, Неех, мне тоже часто снятся родители, дом, на берегу и аисты. рядом с домом. Очень давно, бывший хозяин балагула Аврум, прикрепил на верхушку дерева. старое колесо. На нем аисты построили гнездо. Дети и взрослые, по субботам, подходили к «Авромову колесу» ,чтобы увидеть птенцов. Дом по наследству перешел старшему сыну, Его постоянные шумные, компании раздражали, и он, не стесняясь в выражениях, разгонял любопытных. Осенью, когда аисты улетели он нанял несколько пожарных, они пришли с длинной лестницей и шестами и разрушили гнездо, но снять колесо не получалось, оно вросло, надо было пилить сук. Кто -то из соседей позвал полицию, хозяину пригрозили большим штрафом. Когда весной вернулись аисты, они долго кружили над « Аврвмовым колесом», потом принесли сучья и построили новое гнездо. К нему мы водили наших детей. Тяга к родному гнезду есть и у людей. Надеюсь, скоро возможность вернуться появится.
Возможность вернуться, меня радует и пугает.
,
Глава четвертая
За прошедшие полтора года изменились не только мальчики, не стало бывшего пасторального Чурака. В микроскопическом населенном пункте, как в капле океан, отразилась жестокие реалии войны, с ее безграничной жестокостью на фронтах и похоронами, непосильным трудом женщин и детей, голодом и холодом, в тылу. Прекратились танцы в миниатюрном парке, по выходным, несколько раз в неделю, в летнем кинотеатре, под открытым небом, показывали военную хронику. Добавились беженцы из Белоруссии, испуганные артобстрелами и бомбами, их распределили по дворам. Вслед за ними, у вокзала табором расположились члены семей сотрудников харьковского завода, который перевозили вместе со станками и другим оборудованием, в Самарканд. Военный патруль приказал убрать с платформ все имущество, не имеющее отношение к производству, и приказал покинуть платформы, не сотрудникам завода.. На базаре это событие живо обсуждалось, по рассказам очевидцев, у вновь прибывших много багажа, есть табуретки и столы, примуса и детские коляски и, даже, ночные горшки. Особо отмечали велосипеды, которые называли веломашинами. В довоенном Чураке, они были не меньшей редкостью, как белый верблюд, и считались предметом роскоши. Харьковчане несколько ночей провели без крыши над головой, пока не привезли палатки, оставшиеся от прекратившего функционировать пионерского лагеря. Демографические изменения положительно влияли на торговлю Цили и добавляли трудовую нагрузку на пекарню. Директора, Фаттаха Махмудовича, вызвали в райком и предупредили, он ответственный за обеспечение города хлебом. Не справится, положит билет и лишится брони. Ему пришлось перед посещением контор, для получения муки и дров, пару часов работать в пекарне, рядом с Неехом. После обсуждения последних известий с фронта, переходили к бытовым делам. Фаттаха интересовала довоенная жизнь в Латвии, которую он считал заграницей. Судьба семьи Рывкиных, которая, по мнению Нееха, должна быть на территории Советского Союза, его затронула.
--У нас, узбеков, семья, родители, дело святое. Сам говоришь, твой дядя, тебе вместо отца был, ремеслу обучил, и ты не ищешь их. В ССР каждый человек на учете. Напиши товарищу Калинину или в НКВД обратись, Я тебе конверт и бумагу принесу. По дороге в райисполком в ящик брошу.
Слово свое Фаттах сдержал, Просьбу найти родных Неех, помня совет Якова, отправил в Красный Крест. Циле решил не сообщать, она и так через день плачет, вспоминая родных. Ожидание ответа оказалось очень волнующим, он думал о нем постоянно, ночами плохо спал. Как обычно, рана утром, когда Неех уже ушел, Циля собирала товар в коляску, почтальон у калитки поднял руки с треугольником и большим конвертом. Динара побежала в дом за лепешкой. Заказное письмо для Шера следовало вручить с подписью получателя в книге, Крик Динары: « Циля, тебе письмо» удивил. Увидав на конверте символ Красного Креста, она поняла, почему в последние недели Неех не вспоминал о том, что нужно написать письмо. Порыв вскрыть конверт, остановил страх, и в пекарню нести опасно, если там страшное, не сможет работать. Письмо спрятала в бюстгальтер и отправилась на рынок. Состояние тревоги, мешало торговле, вопросы потенциальных покупателей раздражали. Промаявшись пору часов, вернулась домой. Поставила письмо на столик, прислонив к кружке, и занялась приготовлением фруктового плова. Решила сообщить, после того, как Неех помоет ноги, и поест, но не получилось. Слова вырвались помимо ее желания. Сидящий на скамейке снаружи избушки, с ногами в тазу, Неех поразился не обычному поведению супруги, она не задала ему вопросов, ушла на нары и громко читала Хаиму сказку. Обычно этим занимался он.
-- Цильке, что случилось?
-- Тебе письмо пришло из Красного Креста, на столе лежит.
Не осушив ноги, Неех босиком нырнул в избушку и встал на колени перед столом, Циля с Хаимом встали за его спиной. Выбрав из конверта лист, расправил и положил на стол. Прочитал не громко : « Капитан Ривкин Борис (Бер) Копелевич находится в рядах РККА, номер полевой посты. Сержант Ривкин Иссер Копелевич, -- Неех перестал читать, отложил письмо, тихо сказал,-- погиб Иссер в октябре сорок первого под Вязьмой. Он подполз к нарам и лег лицо вниз, беззвучно плакал и вытирал слезы ладонью, заплакала Циля испуганный Хаим, прижавшись к маме. Утром Циля дочитала письмо, сообщалось, что на территории страны Копеля и Бейлы нет. О семье Рейзл никаких сообщений. Неех попросил узнать у польских или местных, кого можно попросить сказать кадиш по Иссеру, может его душе легче будет. Встревожило Цилю изменения в поведении Нееха, он совершенно не интересовался ее торговлей, рассеяно слушал новости с рынка, редко занимался Хаимом, ел мало, спал плохо. Вечерами, молча, сидел на скамейке у избушки, закрыв глаза. На вопросы о здоровье, отвечал: «Ничего у меня не болит». Состояние Нееха усугубило письмо от Берки. Письмо читала Циля. Он был очень рад, что они его нашли. О том, что они живы и в Узбекистане, знал. Но не мог решиться, не хотелось сообщать о смерти дорогих людей. Иссер погиб под Москвой, в октябре сорок первого, маму, папу и Тайбеле, убил немецкий самолет на границе. Роза с семьей в Сибири, искать ее не надо. Каждый раз, когда стреляю, надеюсь, что уничтожил, хотя бы десяток этих зверей. Просил сообщить, нужна ли им материальная помощь, он может отправлять им часть своего оклада. Участь оставшихся в Латвии евреев трагична, он это узнал от пленного немецкого офицера. Латыши начали убивать и грабить евреев, до появления немецкой армии. Происходящее превосходит кошмарные сны. Просил прислать фотографию Хаимки. Передал привет от Анны. Цыля рыдала, Неех стоял на колени и повторял: « Господи, за что нам такое наказание». Необычный шум в избушке испугал Динару, она решила заглянуть. Ей было не понятно, за что немец убил пожилых людей и ребенка, как он мог такое сделать. Слов для утешения, придумать не смогла, вытирая слезы, пошла за валерьянкой. Утром, Неех, молча , ушел в пекарню, Циля, принесла холодной воды из колонки, и старалась холодными компрессами уменьшить отек лица. После трех Гинда привела мальчиков, перед работой. Сообщение ее потрясло, она обняла Цилю, и расплакалась
-- Ты знаешь, Циля, я из очень религиозной семьи. Всю жизнь соблюдала все заветы. По праздникам, мы с детьми со свекром ходила в синагогу Яша мне никогда не мешал. Я решила, не молиться, Богу который позволяет убивать беззащитных и безвинных. Нам надо жить ради детей, для этого крепится. Мальчиков сейчас, возьму с собой, посидят во дворе на лавочке.
-- Прошу тебя не делай этого, ты нас обидишь. Они никому не мешают Ужин для них уже ужин готов. Меня Неех очень пугает, он сильно изменился, горе его сломало. Даже с Хаимкой неохотно разговаривает.
-- В больнице хвалят докторшу из Харькова. Она утром в поликлинике принимает. На рынок заходит после полудня. Поговори с ней, может совет хороший даст.
-- Я знаю, о ком ты говоришь, седая, вежливая, она у меня тапочки для внуков покупала, они в Сибири. Не очень разговорчивая.
На рынке Циле сказали, что докторша приходит не часто, покупает, обычно, лепешки, и указали у кого. Пожилая узбечка согласилась передать просьбу Цили, если ей не трудно, подойти к ней. Выслушав печальную историю и тревогу Цили, по поводу изменений в поведении мужа, докторша, объяснила. Время досталось нам страшное, особенно для нас, евреев. У нее часть семьи осталась на Украине, старший брат, погиб в ополчении. Люди рождаются с разными характерами, одни могут скрывать свои переживания, у других, нет таких внутренних сил. Говорят, время лечит, это не правда, оно тупит горе, ежедневными заботами. Невозможно забыть убитых близких родных. Лекарства от этого нет. Они будут жить в нас, до смерти. Старайтесь вовлекать мужа в занятия с мальчиком, и в домашние бытовые заботы. Можно давать валерьянку. От денег и булочек, докторша отказалась. Вечером Циля не стала готовить Хаима ко сну, отправила к Нееху: « Попроси папу помыть тебя и сказку рассказать» Назавтра по дороге с рынка домой зашла в Раймаг и купила кубики, из которых скидывались картинки зверей. Приходящая за мальчиками Гинда, старалась заинтересовать Нееха , сообщениями с фронта и письмами от Якова. Живой интерес у него вызвала фотография Берки, в офицерской форме, Он объяснял Хаиму, что этот красивый офицер с двумя орденами, его дядя Бер, он убивает немцев. Заметно улучшилось состояние Нееха, появление симптомов ветрянки у Хаим, которой его заразили внучки Абдурахмана, игравшие во дворе с пятнами зеленки на лицах. Первые пару дней до появления высыпания, вывели из ступорозного состояния, он две ночи укачивал его на руках. Со вниманием слушал успокаивающие советы Динар, она обещала принести с работы зеленки. Возвращаясь из пекарни, внимательно осматривал, не осталось ли пузырьков на лице, которые могла не заметить Циля. Прежнее поведение вернулось, но Циля отметила, внешние изменения. Об этом она думала на рынке и дома. Он был не тот добродушный гигант, который ей понравился после первого свидания. Она очень переживала тогда, что он не назначил свидания. Голда познакомившись с Неехом ближе, говорила, что она вытянула счастливую карту, такие беззлобные и бесхитростные герои встречаются чаще в кино или сказках чем в реальной жизни. Сама Циля не раз благодарила Бога за то, что направил Нееха на ночной сеанс, на фильм, который он уже видел. Гибель тети, дяди и Тайбеле, не справедливая и не логичная, сломали Нееха и разрушила семейную гармонию. Слова седой докторши, о том, что время не лечит, память о пережитом остается внутри навсегда., Циля запомнила. Что изменилось во внешности Нееха, поняла вдруг. Вечером, проводив Гинду с детьми, готовилась к возвращению Нееха, услышала, как он устраивается на скамейке, отправила к нему Хаима. Их воркование успокаивало ее. Справившись, вышла, чтобы позвать семью ужинать. Неех в который раз рассказывал сказку, про медведей и девочку, Хаим задавал, вопросы, судьба девочки его всегда волновала. Циля нарушила идиллию
-- Идемте к столу, еда остынет. Сказку Хаиака дослушает, перед сном.
Неех посмотрел в сторону жены, он улыбался, она обратила внимание, на глаза, такие были у многих покупателей. Даже, когда они шутили, глаза оставались печальными
Еще несколько минут Цилька, девочка убежит, и зайдем
Циля вошла в избушку и села на нары, вспомнила «Они будут жить в нашей памяти, пока мы живы»
Письмо от Меер-бера его не удивило, он сам хотел ему написать, и адрес знал, но останавливало предупреждение Якова. Брат всегда письма обстоятельные, он нашел их через Джоинт, очень этому рад, в газетах пишут много страшного о положении евреев в Европе. Где семья дяди? Знакомый конгрессмен обещал ему помочь с получением виз, когда закончится война. Отправил им большую посылку. Нееха он называл, дорогой братик, просил поцеловать маленького Хаимку и Цилю. .
О посылках из Америки, Циля знала от поляков, ей для продажу они вещей не приносили, продавать красивую одежду и отрезы местным богачам им помогали часовщик и сапожник. Почтальон, подавая Циле извещение на посылку, предупредил, начальник просил приехать с тележкой, в руках ее не донести. Огромней картонный ящик, бы деформирован и потрепан, начальник попросил вскрыть посылку сверху, найти декларацию, Не менее часа они выбирали платья, костюмы , обувь, пледы, отрезы, пачки галет, шоколад, коробки с чаем, Когда все галочки в декларации были поставлены, начальник попросил расписаться. Возвращаясь из почты с тяжелой коляской, Неех озадачил Цилю, где она собирается хранить этот магазин, под нары его не засунуть, если его внести в их конуру, не останется места для стола. Абдурахман, человек принципиальный, может не согласиться хранить чужое в своем доме.
-- Подари Динаре платье, их там несколько, девочкам, отрез сатина, на сарафаны. Маруся говорит, в промторге все по талонам продают.
-- Мы им на всю жизнь должники. Добавлю туфли, отрез для хозяйки, плитку шоколада и чай, может, еще добавлю.
Посылку с большими усилиями притолкнули в избушку и водрузили на стол, посуду убрали на пол. Циля ушла приглашать Динару, чтобы вручить подарок и попросить ее поговорить у Абдурахмана разрешить на некоторое время спрятать посылку в кладовку рядом с собачей будкой, которая на ночь запирается. Предупредила Нееха, чтобы вышел, когда придет Динара.. Заморские вещи не удивили Динару, поразили, она таких никогда не видала. После окончания семилетки ездила отцом в Самарканд за покупками .. С Рашидом два раза была в Ташкенте, у него зарплата была хорошая, много вещей купили в больших магазинах и на рынке. Таких там не было. Из трех платьев выбрала шелковое, с ярко красными цветами на светло-голубом фоне, прямое, с короткими рукавчиками. Она прикладывал его на себе и смотрела в маленькое зеркало на двери, платье было заметно больше нужного размера.
-- Большое, можно ушить, длину уменьшить, пусть лежит до возвращения Рашида, Пока мне не для кого наряжаться. Девочкам сарафаны сошью, Мне на работе, как семье фронтовика, талон на ботинки дали. Мама материи рада будет, думаю, дочери отдаст.
Ночную рубашку, на бретелька, посчитала красивым сарафаном, намеривалась одеть для работы . Она согласилась, посылку лучше из избушки убрать, нужно поговорить с Абдурахманом, он человек хороший, говорит добро делать надо не за плату. Беженцам помогает, потому, что горе у нас общее. Подарки он принимать не станет, Поговорю, если что, завтра утром забегу перед работой. Динара разбудила Цилю после семи, Неех уже ушел в пекарню, и попросила ее быстро идти за ней, она торопится на работу, за опоздание могут посадить. Они быстро двигались по тропинке, рядом с канавой, на границе с соседним двором, вдоль забора из колючего кустарника, пришли к прорубленному шириной в полтора метра проему, вошли и пошли в обратном направлении. Вышли к небольшому дому. Перед ним аккуратно сложенные кирпичи, укрытые толью. Динара выбрала из кармана ключ.
-- В этом домике жили хорошие люди, лет пять как умер хозяин, Их единственная дочь живет в Ташкенте, забрала мать к себе. Абдурахмана попросила ухаживать за садом, урожай продавать, доход пополам. Незадолго до войны, прислала письмо, просила найти покупателя на участок, назначила цену. Отец решил купить, для Рашида и будущих внуков. Она приехала, оформили документы, часть денег мы дали. Стали готовиться ставить новый просторный дом, заготовили кирпичи, в соседнем районе Рашид купил большие окна, они в сарае. Собирались домик сносить, не успели. Внутри остались две кровати, шифоньер, стол и стулья. Отец сказал: « Надо ждать, когда война закончится, Рашид вернется». Вот тебе ключ от замка, если не сможешь открыть попросишь Абдурахмана, он керосином промоет. Там долго никто не жил, уборка большая нужна. Заходить будете, через наш двор, калитка замурована, ворота приперты. За прошедшие несколько минут, Циля не успела, не только поблагодарить, осознать произошедшее.
Динара убежала. Циля, поднялась на крылечко, замок открылся легко, скрипучая дверь открылась с усилие, черный проем ее остановил. Вдруг вспомнила, что не успела надеть платье и об оставленном спящем Хаиме. Оставила замок с ключом на скамеечке, рядом с дверью, заметила под ней ведро дном вверх, на куске мешковины, и быстро, как могла, вернулась в избушку. Мирно спящий Хаим, вернул способность к реальной оценке, события. После скорого завтрака, вместе с Хаимом пошла на осмотр нового жилища. Домик небольшой, с четырьмя окнами, под навесом перед домом летняя кухня со столиком, рядом тандыр. В плетеной корзине куски кизяка. На скамейке, опрокинутый чан из оцинкованной жести для воды, такой же, как у хозяина.. За домом аккуратно сложенные кирпичи, прикрытые толью, и досками. Оставив Хаима снаружи, Циля шагнула в темноту, через короткое время стали определяться очертания завешенных занавесками небольших око, кровать, стол, стулья, полка с посудой, плита со щитом, табурета у входной двери. Вход в соседнюю комнатку завешанный материей, там, еще кровать и шкаф. Открывались только два окна. Прихватив хлеб, без тележки с товаром, Циля отправилась на базар, вернулась с двумя местными вениками сорго, эмалированным ведром, ковшиком. Обставив Хаима на попечение девочек, окольным путем, двумя ведрами, наполнила чан водой из колонки. Растопила летнюю печку. Вылила ведро воды на кирпичный пол. Мыльной водой вымыла скудную мебель, потолок, углы с черной паутиной, стены. После длительного чистки черенком старого веника, пол из черного, стал ярко красным. Комнатки стали не только светлей, оии казались просторней. О новом жилище Нееха предупредил, встретивший у калитки Хаим, он рассказал, что мама сделала новую будку и у него будет своя кровать. Нееха удивило отсутствие света в избушке, Хаим взял его за руку и повел за дом хозяев, провел через проход в заборе и он увидел светлые окна, сказочного домика. Изумленный Неех выслушал короткий рассказ жены. Она ему посоветовала оглянуться, на табуретке, лежало вафельное полотенце, рядом таз с холодной водой.
-- Как в Риге. Не хватает только ванной с титаном. Ты, конечно большая героиня, много поработала. Но главный, кого мы должны благодарить, Меер-Бер, дай Бог ему здоровья. Правильно говорил дядя, они с городовым хорошие друзья, и чтобы Иван Иванович об этом не забывал, он давал ему пять латов каждую неделю. В посылке есть красивые женские туфли, сукно английское с золотыми буквами для костюма. Приготовь, Динара, обязательно, придет Ты заметила, я стою прямо, на носки встать нельзя, но не надо стоять на коленях.
Динара с девочками пришла с лепешкой и медом. Результат Циленой уборки ее поразил, у них в больнице ни одна санитарка так не сможет. Дети занялись сладкими булочками, и печениями, Неех обедом, женщины уединились в соседней комнате. Восторг Динара выражала громко. Тупоносые светло коричневые туфли на низком каблуке, оказались велики, проблему решили, проложив стельки, которые Циля пользовала при продаже танкеток. От угощения Динара отказалась. Помолчала и шепотом сказала, что расскажет им секрет. Когда они приехали, к ней на курсы в больницу приходил сотрудник НКГБ, местный, он попросил ее, как комсомолку, послушать, о чем эвакуированные говорят. Она старалась, но ничего не поняла, мужчины беседовали, как-будто на немецком. Она немецкий учила, стишки знала, отличницей была. Дядька этот пришел еще раз,. Сказал, чтобы я забыла. Его вскоре на фронт отправили, недавно жене похоронка пришла. Я думала, чего он узнать хотел, Неех, хлеб печет, район кормит, друг его, в госпитале раненый. Если бы его встретила, спросила.
. В помощь Нееху директор привел своего двоюродного брата, по его определению, молодого, вернувшегося с фронта без стопы. Ходить ему трудно, но руки у него сильные. Начальник попросил Нееха сделать доброе дело, Аллах ему за это воздаст. Карим до войны был кровельщиком. Он не ленивый, но образования мало Ему Собес определил инвалидность третьей группы, на пенсию даже осла прокормить нельзя, а у него дети. На крышу с одной ногой, по лестнице подниматься не получается.
-- Научи его хлеб печь. Нам в училище мастер говорил, на пекаря можно выучить, а кондитером надо родиться. Не завтра, через год –два война закончится. Он вместо тебя будет, и торты научится готовить, может, не вкусные, но сладкие.
Неех осмотрел стоящего у дверей, опершись на палку, среднего роста, широкоплечего узбека, в солдатской гимнастерке и длинных брюках, скрывающих протез. На висках, не покрытых тюбетейкой, на черном фоне, заметил седину. Встретив любопытный взгляд, не громко поздоровался: « Салам Алейкум». Направляясь к двери, директор сказал брату фразу по-узбекски и для Нееха перевел, я ему сказал, чтобы слушал тебя, как отца. Карим, по поведению, взгляду, седине, не показался Нееху молодым, или сверстником, так выглядят после тридцати пяти. Тяжело в таком возрасте менять профессию. Вспомнил, что сказал дядя, когда он пришел в пекарню работать.
-- Вымой хорошо руки с мылом, чтобы под ногтями грязи не осталось, потом ополосни холодной водой, чтобы запаха мыла не было. Вытри руки и пойди ко мне.
Прислонив палку к косяку, Карим прыжками, подогнув ущербную ногу, направился к умывальнику. Картина прыгающего, как кенгуру, мужика, вызвали у Нееха удивление, и жалость, он поставил рядом табуретку. В Риге были калеки, раненые во время прошедшей войны, все не молодые. На Форштадте рядом с мостом, в будке работал одноногий сапожник, любитель выпить и пошутить, у приказчика в мануфактурном магазине осталось два пальца правой руке, это не мешало ему отмерять материю и отрезать большими ножницами. Здесь, в Чураке, он утром рано уходил, возвращался, потемну, по пустынной, не освещенной, окраинной улице, иногда сюда долетали звуки музыки, громкоговоритель, прикрепленный к столбу с лампой на центральной площади, вещал круглые сутки. От Цили и Марии он слышал, что в городе появились раненые, не местные, безрукие и безногие, с изуродованными лицами, есть с виду здоровые, но абсолютно глухие. Их родные места захвачены немцами. Рядом с военкоматом для инвалидов построили казарму, с койками, титаном с горячей водой, прачечной и душем. Им полагается обед в столовой. Там военная дисциплина. Молодым инвалидам строгие правила не нравились. Когда позволяла погода, они день проводили на базаре, ночевать уходили в колхозную кошару рядом с рынком. Иногда, приносили обезноженного, средних лет калеку с командирской фуражкой. Перемещался он на куске фанеры, посаженной на подшипники . Для движения по твердой дороге или перемещения тела с фанеры, обезноженный, пользуется строительными терками, с прикрепленными округлыми плашками, поверх их кусок автомобильной шины. Приспособление напоминает увеличенную канцелярскую промокашку. По бездорожью и рынку, его несли под мышки с двух сторон. Поднимали на прилавок в начале продуктового ряда, фиксировали вещмешками и скатками шинелей. Издали обездвиженный инвалид, напоминал самовар на столе Он, единственный, приветливо здоровается с торговцами, интересуется новостями. К нему обращаются по имени-отчеству. Все знают, что он старшина, до войны, был бригадиром в колхозе в Белоруссии, там его ждут жена и дети. Освоившись, старшина снимал командирскую фуражку, ставил на прилавок, и надевает зимнюю шапку. Молодые, без особой нужды, с местными не контачат, ждут гонца, отправленного за бутылкой, и открытия хлебного ларька. Местная шпана их не замечает, усвоив, что костыль и палка не только помогают при ходьбе, но могут заменить лом, против которого не приема. Вещевой рынок компанию не интересует, Циля наблюдает издалека. Эти изуродованные мальчики, чьи – то сыновья, вызывают у нее сострадание и страх. Она относит два-три рубля в фуражку безногого, он благодарит и говорит приятные для матери слова о сыне, его младший мальчик, сверстник Хаима. Как только освободят, он уедет домой, руки и голова есть, сможет быть счетоводом и или учетчиком. О безногом инвалиде рассказывала и Мария, она спросила его, может он встречал ее мужа. Он ей объяснил, что фронт не танцплощадка, там знакомиться нет времени, каждый старается живым остаться, Посоветовал не говорить, что муж пропал без вести, есть вероятность, что в плен попал, По закону военного времени, предатель.. Закончится война, если живой, может, вернется. На рынке Мария узнавала о повестках из военкомата и похоронках. Во время, когда перестали приходить письма от Якова, пришла похоронка жене учителя, которого провожала большая семья. Осталась вдова, тоже учительница и три девочки Ее вызвали в военкомат, назначили им пенсию. Вдову жаль, но у узбеков обычай, брат должен заботиться о жене и детях погибшего или умершего. Неех согласился, что обычай хороший, но никто, даже очень хороший человек, не может заменить родного отца. О гибели учителя он решил с Циле не говорить, она, наверняка, об этом слышала. Вечером он заметил хмурое настроение жены, базарных новостей она не касалась. Родственник начальника, по ее мнению, счастливчик.
-- Главное, вернулся, вместо стопы приспособит деревяшку, привыкнет, и будет печь хлеб, кормить семью, растить дертей. Для него война закончилась. Он не боится облавы, на фронт его не отправят. Динара просит Аллаха, чтобы мужа легко ранило, чтобы вернулся. Уверена, и Гинда об этом просит. Ты не видел изуродованных мальчиков, которые только школу закончили, Инженеру из Двинска повезло, он танки ремонтирует,. Его теща с девочкой, Любочкой, раза два в неделю приходит на базар. Сама идет покупать, мне Любочку оставляет, она очень хорошо с Хаимкой играет. Если угощаю булочкой, не ест, бабушке отдает. Девочке нравится рассказывать про папу, За хорошую работу, под Москвой, папу похвалил большой начальник, дал ему орден и теперь у него на рубашке, не кубики, а полоска, они больше денег получают.
Облик истощавшего Якова произвел на Цилю шокирующее впечатление. Подходившие к ней за ломтем хлеба пожилые поляки, выглядели лучше. Они погибали от холода и болезней, не от голода.
-- Неех, он выглядит полуживым. У него не сил руку поднять. Мне за него страшно, и Гинду жалко.
-- Прошу тебя, не вздумай говорить об этом с Гиндой. На живом, все заживает. У нас в саду были яблони, Когда я школу закончил, одно дерево, после сильных морозов, весной, осталось, голое, черное, с редкими листиками. Бейла хотела его срубить, Рейзл попросила подождать. У них в гимназии один учитель, занимался садоводством, много об этом рассказывал на уроках. Она его привела, он осматривал дерево, как доктор больного, и сказал, что дерево, может ожить, если ему помочь. Лечил дерево Василий, отпилил ветви, на которые указал учитель, обкапывал, обкладывал осенью навозом, закутал на зиму ствол тряпками. Мне тогда было это интересно. Весной у дерева листья появились, не густо, но голым оно уже не было. Даст Бог, и Якову, домашние ,стены и забота Гинды вернут к нормальной жизни. Знаешь, мы к ним завтра вечером не пойдем, им не до нас будет. Если удастся, испеку венский штрудель..
-- Пусть так будет, как ты говоришь, но выглядит он ужасно. Завтра днем Гинда, наверняка, будет на рынке. Скажу ей, что придем к шести. Куплю баранины и приготовлю плов, настоящий, как Динара учила. Устроим праздник для детей, и сами оденемся в одежду из посылки.
Окно, завешенное марлей, было открыто, слышался детский смех. За столом сидел Яков в длинной нижней рубахе и кальсонах с зашитой ширинкой, он старался изуродованной рукой выводить карандашом буквы. Стоящие рядом сыновья, шумно реагировали на результат. В комнате пахло дегтем, рыбьим жиром и вареной картошкой. Он извинился за неприличный вид, и с помощью детей ушел за простыню, подвешенную к потолку. За время переодевания, Гинда успела поделиться переживаниями: Яша спал урывками, всю ночь подкладывала фуфайки. Вчера приготовила фрикадельку, мясо мелко порубила ножом, после нескольких глотков, появляется рвота. Все, что съел, кусочек хлеба, с чаем. Решила попробовать приготовить жидкое картофельное пюре. Утром приходила сестра из поликлиники, увидела живот, испугалась и ушла за врачом. Рана, ужасная, по середине, сверху донизу, широкая красная полоса с дырочками, как пчелиные соты, из них выделятся гной, Яшу оперировали четыре раза. Хирург посоветовал мыть рану перекисью перевязывать через день с мазью Вишневского. Хорошо, что на окне решетка, окно приходится держать открытым, мазь плохо пахнет. Из – за занавески, Яков вышел в гимнастерке , одетую поверх рубахи., без ремня Поздоровавшись, попросил прощения за не соответствующую форму одежды, поблагодарил Шеров за помощь семье, и пообещал никогда не забывать об этом., Уставленный вкусностями стол, произвел впечатление.
-- У нас, в Латвии, такое изобилие случалось только по праздникам. Очень жаль, что не смогу попробовать. и, особенно, глотнуть пару капель коньяка.
-- Не тужи, Яшка, научу тебя, как можно хмелеть не глотая. Мой напарник в кафе, Карлис, который ожидал приход немцев, как Пасху, готовя торты, оставлял в мензурке, с чайную ложечку коньяка или наливки и заливал себе в рот, но не глотал. К обеду у него поднималось настроение, и глаза блестели, как у кота яйца в марте. Молоденькие официантки старались не приближаться к нему. Научился он этому в Мюнхене, когда был учеником. Предлагал и мне попробовать, но мне из рюмки или стакана выпивать нравится. Хозяйка, конечно, знала, но ничего не говорила. Она, наверное, как дядя, считала, что если работник не выпивает, значит, больной. Садись, Яша, ставь рядом с собой ведро, мы смотреть на тебя не будем. Попробуй метод Карлbса, затошнит, выклюнешь.
Мужчины выпили за возвращение, коньяк, дети и женщины, морс. Яков успешно принял пару ложечек коньяка, и немного риса.
Неех, где ты был раньше? Чувствую, захмелел. Вы, извините, я прилягу.
Гинда отвела его за занавеску и уложила. Вскоре послышалось ровное сопение. Дети с удовольствием кушали плов, и хвалили штрудель. Остатки коньяка Неех посоветовал Гинде использовать, как снотворное, и пообещал принести еще. Удрученные Шеры, домой возвращались молча. Состояние Якова медленно улучшалось. Отступал лимонный цвет лица, возвращалась сила, он самостоятельно гулял рядом с комнатой, участвовал в вечерних посиделках и беседах, избегая вопросы о фронте. Меню постепенно расширялось, коньяк принимал мелкими глотками, натуральным путем. Но рана по-прежнему гноилась, иногда и дырочек выделялся, как червячок, шелковый узелок с усиками. Обеспокоенные, безуспешным лечением врачи, направили его в госпиталь в Самарканд, для консультации. Пожилой хирург из Минска, осмотрел рану и долго трубочкой слушал живот. Успокоил Гинду, пообещал, что Гитлера, Яков, точно, переживет, и будет жить до ста двадцати, если она будет кормить понемногу, не жаренным и не острым шесть раз в день. Рана заживет, когда все узелки выделятся, для этого надо мыть рану теплой водой с мылом, прикладывать салфетки с соляным раствором и гулять утром и вечером. Отпавшая необходимость употреблять зловонную мазь, благоприятно отразилось на ране и стало приятным фактом для всей семьи. Оставшийся широкий багровый рубец, беспокоил умеренно. На комиссии Якова признали не годным к военной службе и определили вторую группу инвалидности на год. Райком направил его временно заведовать сберкассой, вместо жены местного начальника, ушедшей в декретный отпуск. Работа, по мнению Якова, походящая для него, он с утра до вечера перечитывает облигации в сейфе..
Вечером, отдыхающему на крылечке после работы Нееху, Циля задала неожиданный для него вопрос, помнит ли он про осенние праздники, Новый год, Иом – Кипур, Сукот и Хануку.
-- Почему ты меня об этом спрашиваешь, как будто я рос не еврейском доме. Конечно, помню, но признаюсь, сегодня об этом не думал.
-- Сегодня поляк, который шьет женские жилетки, бывший учитель, принес сидур. Сказал, что не надо забывать, что мы евреи. Искор в Иом- Кипур можно и дома прочитать Хотела заплатить, он денег не взял. Завтра буханку отдам.
-- Поляк прав. Хаимка. после Песаха, спросил меня, почему мы едим, когда праздник Рамадан, и что Динара сказала, кушать можно, только когда темно. Проняла? А про Иом-Кипур он не знает. Мы об этом узнавали вместе с первыми словами. Даже Берка и Иссер, хоть и водились с коммунистами, держали пост. Интересно, откуда у поляка сидур. Здесь их, точно, не печатают. Ты узнала, когда Новый год?
-- Судур, думаю, из посылок. До Нового года еще три недели.
-- Надо красиво отметить, вместе с Друянами. Яков, к тому времени, сможет дойти до нас Детям надо приготовить подарки. Я красивый торт приготовлю. Надо, чтобы дети поняли, что у нас есть свои праздники. Хаим играет с девочками, говорит с ними на узбекском, Рамадан праздником считает. .
-- Поговорю об этом с Гиндой.
-- Не забудь договориться и о Хануке. Выпекать менору меня научил дядя. Тебе придется достать свечи. Я попрошу Яшку рассказать о Маковеях, у него это получится красивее.
Осенью изнуряющая жара прекратилась, погода стала теплой и приятной. Сводки ч фронтов перестали быть пугающими, перечисление оставленных населенных пунктов, прекратилось. Голос Левитана звучал не только убедительно, но и оптимистически. Разгромные победы под Москвой, Сталинградом и Куском, вселяли надежду на приближение возвращения в Ригу. Во время вечерних посиделок у Друянов, Яков на ученической карте отмечал перемещение на Запад линии фронта. Женщины чаще плакали, вспоминая о судьбе родственников. На праздничный вечер пришла ко времени, в нарядной одежде и разделилась по интнресам. Дети ушли к качелям, Гинда осталась помогать накрывать стол, Яков с Яквом сели на скамейку у крыльца.
Праздничный стол, поразил Якова
-- Должен признаться, что мы в мирное время так роскошно, Рош-а –Шана не отмечали.
Не меньшее впечатление произвел домик
-- Неех, вы живете, как в раю. Вам такое в Риге не снилось. Циля не стирает руки о чужое белье, у нее в бюстгальтере, денег больше, чем у меня в сберкассе, Ты, уважаемый начальством человек, и домой приходишь не в полночь. Узбеки, щедрые и добросердечные. Батальонный комиссар, еврей, рассказал мне, что пленные немецкие офицеры говорят, что жестокость латышей поражала даже их. Уверен, не все убивали и насиловали, Есть Латышская дивизия, в ней кроме евреев, есть бежавшие от немцев, латыши . Я в нее не попал по случайности, с курсов подготовки срочно забрали группу в часть, отправляющуюся на фронт. Дзидра очень расстроена. У нее в Риге брат хирург и сестра, много родственников в Бауском уезде. Работников Райкома знакомят с закрытыми письмами ЦК, их содержание она мне не рассказывает. Ее пугает возможность депортации латышей после войны, как немцев Поволжья. Значит, знает,есть за что. Может, лучше остаться здесь, в тепле и с вкусными фруктами? Я имею в виду не Чурак. Самарканд, город большой и культурный.
Неожиданный вопрос удивил Нееха и заставил подумать. Вышедшая на крыльцо Циля, позвала всех к столу
-- Договорите дома. Вы забыли, о чем нам рассказала Динара. Меня предупредили, что появились стукачи среди поляков, и указали кто. Их идиш не похож на тот, который мы учили в школе, когда они быстро говорят, их понять трудно, меня они понимают хорошо. Советую убавить звук, у деревьев тоже могут быть уши.
К предупреждению Неех прислушался и ответил полушепотом
-- Признаюсь, у меня таких мыслей не появлялось. Я вырос на Форштадте, среди евреев и русских. Латышей, почти не было. Учился в русской школе. В кафе, мальчишкой, встретил Карлиса, хорошего мастера и лютого антисемита, и хозяйку, Мадам, которая относилась ко мне по-матерински. Ты, Яшка, как мои братья, занимался политикой, верил в интернационал. Я не был ни коммунистом, ни сионистом, и не собираюсь дружить с латышами. Мечтаю вернуться в свою убогую квартиру, и работать в кафе. Я тоскую по Риге, дождям и запаху сирени весной.
-- Признаюсь тебе, Неех, мне тоже часто снятся родители, дом, на берегу и аисты. рядом с домом. Очень давно, бывший хозяин балагула Аврум, прикрепил на верхушку дерева. старое колесо. На нем аисты построили гнездо. Дети и взрослые, по субботам, подходили к «Авромову колесу» ,чтобы увидеть птенцов. Дом по наследству перешел старшему сыну, Его постоянные шумные, компании раздражали, и он, не стесняясь в выражениях, разгонял любопытных. Осенью, когда аисты улетели он нанял несколько пожарных, они пришли с длинной лестницей и шестами и разрушили гнездо, но снять колесо не получалось, оно вросло, надо было пилить сук. Кто -то из соседей позвал полицию, хозяину пригрозили большим штрафом. Когда весной вернулись аисты, они долго кружили над « Аврвмовым колесом», потом принесли сучья и построили новое гнездо. К нему мы водили наших детей. Тяга к родному гнезду есть и у людей. Надеюсь, скоро возможность вернуться появится.
Возможность вернуться, меня радует и пугает.
,
Глава четвертая
За прошедшие полтора года изменились не только мальчики, не стало бывшего пасторального Чурака. В микроскопическом населенном пункте, как в капле океан, отразилась жестокие реалии войны, с ее безграничной жестокостью на фронтах и похоронами, непосильным трудом женщин и детей, голодом и холодом, в тылу. Прекратились танцы в миниатюрном парке, по выходным, несколько раз в неделю, в летнем кинотеатре, под открытым небом, показывали военную хронику. Добавились беженцы из Белоруссии, испуганные артобстрелами и бомбами, их распределили по дворам. Вслед за ними, у вокзала табором расположились члены семей сотрудников харьковского завода, который перевозили вместе со станками и другим оборудованием, в Самарканд. Военный патруль приказал убрать с платформ все имущество, не имеющее отношение к производству, и приказал покинуть платформы, не сотрудникам завода.. На базаре это событие живо обсуждалось, по рассказам очевидцев, у вновь прибывших много багажа, есть табуретки и столы, примуса и детские коляски и, даже, ночные горшки. Особо отмечали велосипеды, которые называли веломашинами. В довоенном Чураке, они были не меньшей редкостью, как белый верблюд, и считались предметом роскоши. Харьковчане несколько ночей провели без крыши над головой, пока не привезли палатки, оставшиеся от прекратившего функционировать пионерского лагеря. Демографические изменения положительно влияли на торговлю Цили и добавляли трудовую нагрузку на пекарню. Директора, Фаттаха Махмудовича, вызвали в райком и предупредили, он ответственный за обеспечение города хлебом. Не справится, положит билет и лишится брони. Ему пришлось перед посещением контор, для получения муки и дров, пару часов работать в пекарне, рядом с Неехом. После обсуждения последних известий с фронта, переходили к бытовым делам. Фаттаха интересовала довоенная жизнь в Латвии, которую он считал заграницей. Судьба семьи Рывкиных, которая, по мнению Нееха, должна быть на территории Советского Союза, его затронула.
--У нас, узбеков, семья, родители, дело святое. Сам говоришь, твой дядя, тебе вместо отца был, ремеслу обучил, и ты не ищешь их. В ССР каждый человек на учете. Напиши товарищу Калинину или в НКВД обратись, Я тебе конверт и бумагу принесу. По дороге в райисполком в ящик брошу.
Слово свое Фаттах сдержал, Просьбу найти родных Неех, помня совет Якова, отправил в Красный Крест. Циле решил не сообщать, она и так через день плачет, вспоминая родных. Ожидание ответа оказалось очень волнующим, он думал о нем постоянно, ночами плохо спал. Как обычно, рана утром, когда Неех уже ушел, Циля собирала товар в коляску, почтальон у калитки поднял руки с треугольником и большим конвертом. Динара побежала в дом за лепешкой. Заказное письмо для Шера следовало вручить с подписью получателя в книге, Крик Динары: « Циля, тебе письмо» удивил. Увидав на конверте символ Красного Креста, она поняла, почему в последние недели Неех не вспоминал о том, что нужно написать письмо. Порыв вскрыть конверт, остановил страх, и в пекарню нести опасно, если там страшное, не сможет работать. Письмо спрятала в бюстгальтер и отправилась на рынок. Состояние тревоги, мешало торговле, вопросы потенциальных покупателей раздражали. Промаявшись пору часов, вернулась домой. Поставила письмо на столик, прислонив к кружке, и занялась приготовлением фруктового плова. Решила сообщить, после того, как Неех помоет ноги, и поест, но не получилось. Слова вырвались помимо ее желания. Сидящий на скамейке снаружи избушки, с ногами в тазу, Неех поразился не обычному поведению супруги, она не задала ему вопросов, ушла на нары и громко читала Хаиму сказку. Обычно этим занимался он.
-- Цильке, что случилось?
-- Тебе письмо пришло из Красного Креста, на столе лежит.
Не осушив ноги, Неех босиком нырнул в избушку и встал на колени перед столом, Циля с Хаимом встали за его спиной. Выбрав из конверта лист, расправил и положил на стол. Прочитал не громко : « Капитан Ривкин Борис (Бер) Копелевич находится в рядах РККА, номер полевой посты. Сержант Ривкин Иссер Копелевич, -- Неех перестал читать, отложил письмо, тихо сказал,-- погиб Иссер в октябре сорок первого под Вязьмой. Он подполз к нарам и лег лицо вниз, беззвучно плакал и вытирал слезы ладонью, заплакала Циля испуганный Хаим, прижавшись к маме. Утром Циля дочитала письмо, сообщалось, что на территории страны Копеля и Бейлы нет. О семье Рейзл никаких сообщений. Неех попросил узнать у польских или местных, кого можно попросить сказать кадиш по Иссеру, может его душе легче будет. Встревожило Цилю изменения в поведении Нееха, он совершенно не интересовался ее торговлей, рассеяно слушал новости с рынка, редко занимался Хаимом, ел мало, спал плохо. Вечерами, молча, сидел на скамейке у избушки, закрыв глаза. На вопросы о здоровье, отвечал: «Ничего у меня не болит». Состояние Нееха усугубило письмо от Берки. Письмо читала Циля. Он был очень рад, что они его нашли. О том, что они живы и в Узбекистане, знал. Но не мог решиться, не хотелось сообщать о смерти дорогих людей. Иссер погиб под Москвой, в октябре сорок первого, маму, папу и Тайбеле, убил немецкий самолет на границе. Роза с семьей в Сибири, искать ее не надо. Каждый раз, когда стреляю, надеюсь, что уничтожил, хотя бы десяток этих зверей. Просил сообщить, нужна ли им материальная помощь, он может отправлять им часть своего оклада. Участь оставшихся в Латвии евреев трагична, он это узнал от пленного немецкого офицера. Латыши начали убивать и грабить евреев, до появления немецкой армии. Происходящее превосходит кошмарные сны. Просил прислать фотографию Хаимки. Передал привет от Анны. Цыля рыдала, Неех стоял на колени и повторял: « Господи, за что нам такое наказание». Необычный шум в избушке испугал Динару, она решила заглянуть. Ей было не понятно, за что немец убил пожилых людей и ребенка, как он мог такое сделать. Слов для утешения, придумать не смогла, вытирая слезы, пошла за валерьянкой. Утром, Неех, молча , ушел в пекарню, Циля, принесла холодной воды из колонки, и старалась холодными компрессами уменьшить отек лица. После трех Гинда привела мальчиков, перед работой. Сообщение ее потрясло, она обняла Цилю, и расплакалась
-- Ты знаешь, Циля, я из очень религиозной семьи. Всю жизнь соблюдала все заветы. По праздникам, мы с детьми со свекром ходила в синагогу Яша мне никогда не мешал. Я решила, не молиться, Богу который позволяет убивать беззащитных и безвинных. Нам надо жить ради детей, для этого крепится. Мальчиков сейчас, возьму с собой, посидят во дворе на лавочке.
-- Прошу тебя не делай этого, ты нас обидишь. Они никому не мешают Ужин для них уже ужин готов. Меня Неех очень пугает, он сильно изменился, горе его сломало. Даже с Хаимкой неохотно разговаривает.
-- В больнице хвалят докторшу из Харькова. Она утром в поликлинике принимает. На рынок заходит после полудня. Поговори с ней, может совет хороший даст.
-- Я знаю, о ком ты говоришь, седая, вежливая, она у меня тапочки для внуков покупала, они в Сибири. Не очень разговорчивая.
На рынке Циле сказали, что докторша приходит не часто, покупает, обычно, лепешки, и указали у кого. Пожилая узбечка согласилась передать просьбу Цили, если ей не трудно, подойти к ней. Выслушав печальную историю и тревогу Цили, по поводу изменений в поведении мужа, докторша, объяснила. Время досталось нам страшное, особенно для нас, евреев. У нее часть семьи осталась на Украине, старший брат, погиб в ополчении. Люди рождаются с разными характерами, одни могут скрывать свои переживания, у других, нет таких внутренних сил. Говорят, время лечит, это не правда, оно тупит горе, ежедневными заботами. Невозможно забыть убитых близких родных. Лекарства от этого нет. Они будут жить в нас, до смерти. Старайтесь вовлекать мужа в занятия с мальчиком, и в домашние бытовые заботы. Можно давать валерьянку. От денег и булочек, докторша отказалась. Вечером Циля не стала готовить Хаима ко сну, отправила к Нееху: « Попроси папу помыть тебя и сказку рассказать» Назавтра по дороге с рынка домой зашла в Раймаг и купила кубики, из которых скидывались картинки зверей. Приходящая за мальчиками Гинда, старалась заинтересовать Нееха , сообщениями с фронта и письмами от Якова. Живой интерес у него вызвала фотография Берки, в офицерской форме, Он объяснял Хаиму, что этот красивый офицер с двумя орденами, его дядя Бер, он убивает немцев. Заметно улучшилось состояние Нееха, появление симптомов ветрянки у Хаим, которой его заразили внучки Абдурахмана, игравшие во дворе с пятнами зеленки на лицах. Первые пару дней до появления высыпания, вывели из ступорозного состояния, он две ночи укачивал его на руках. Со вниманием слушал успокаивающие советы Динар, она обещала принести с работы зеленки. Возвращаясь из пекарни, внимательно осматривал, не осталось ли пузырьков на лице, которые могла не заметить Циля. Прежнее поведение вернулось, но Циля отметила, внешние изменения. Об этом она думала на рынке и дома. Он был не тот добродушный гигант, который ей понравился после первого свидания. Она очень переживала тогда, что он не назначил свидания. Голда познакомившись с Неехом ближе, говорила, что она вытянула счастливую карту, такие беззлобные и бесхитростные герои встречаются чаще в кино или сказках чем в реальной жизни. Сама Циля не раз благодарила Бога за то, что направил Нееха на ночной сеанс, на фильм, который он уже видел. Гибель тети, дяди и Тайбеле, не справедливая и не логичная, сломали Нееха и разрушила семейную гармонию. Слова седой докторши, о том, что время не лечит, память о пережитом остается внутри навсегда., Циля запомнила. Что изменилось во внешности Нееха, поняла вдруг. Вечером, проводив Гинду с детьми, готовилась к возвращению Нееха, услышала, как он устраивается на скамейке, отправила к нему Хаима. Их воркование успокаивало ее. Справившись, вышла, чтобы позвать семью ужинать. Неех в который раз рассказывал сказку, про медведей и девочку, Хаим задавал, вопросы, судьба девочки его всегда волновала. Циля нарушила идиллию
-- Идемте к столу, еда остынет. Сказку Хаиака дослушает, перед сном.
Неех посмотрел в сторону жены, он улыбался, она обратила внимание, на глаза, такие были у многих покупателей. Даже, когда они шутили, глаза оставались печальными
Еще несколько минут Цилька, девочка убежит, и зайдем
Циля вошла в избушку и села на нары, вспомнила «Они будут жить в нашей памяти, пока мы живы»
Письмо от Меер-бера его не удивило, он сам хотел ему написать, и адрес знал, но останавливало предупреждение Якова. Брат всегда письма обстоятельные, он нашел их через Джоинт, очень этому рад, в газетах пишут много страшного о положении евреев в Европе. Где семья дяди? Знакомый конгрессмен обещал ему помочь с получением виз, когда закончится война. Отправил им большую посылку. Нееха он называл, дорогой братик, просил поцеловать маленького Хаимку и Цилю. .
О посылках из Америки, Циля знала от поляков, ей для продажу они вещей не приносили, продавать красивую одежду и отрезы местным богачам им помогали часовщик и сапожник. Почтальон, подавая Циле извещение на посылку, предупредил, начальник просил приехать с тележкой, в руках ее не донести. Огромней картонный ящик, бы деформирован и потрепан, начальник попросил вскрыть посылку сверху, найти декларацию, Не менее часа они выбирали платья, костюмы , обувь, пледы, отрезы, пачки галет, шоколад, коробки с чаем, Когда все галочки в декларации были поставлены, начальник попросил расписаться. Возвращаясь из почты с тяжелой коляской, Неех озадачил Цилю, где она собирается хранить этот магазин, под нары его не засунуть, если его внести в их конуру, не останется места для стола. Абдурахман, человек принципиальный, может не согласиться хранить чужое в своем доме.
-- Подари Динаре платье, их там несколько, девочкам, отрез сатина, на сарафаны. Маруся говорит, в промторге все по талонам продают.
-- Мы им на всю жизнь должники. Добавлю туфли, отрез для хозяйки, плитку шоколада и чай, может, еще добавлю.
Посылку с большими усилиями притолкнули в избушку и водрузили на стол, посуду убрали на пол. Циля ушла приглашать Динару, чтобы вручить подарок и попросить ее поговорить у Абдурахмана разрешить на некоторое время спрятать посылку в кладовку рядом с собачей будкой, которая на ночь запирается. Предупредила Нееха, чтобы вышел, когда придет Динара.. Заморские вещи не удивили Динару, поразили, она таких никогда не видала. После окончания семилетки ездила отцом в Самарканд за покупками .. С Рашидом два раза была в Ташкенте, у него зарплата была хорошая, много вещей купили в больших магазинах и на рынке. Таких там не было. Из трех платьев выбрала шелковое, с ярко красными цветами на светло-голубом фоне, прямое, с короткими рукавчиками. Она прикладывал его на себе и смотрела в маленькое зеркало на двери, платье было заметно больше нужного размера.
-- Большое, можно ушить, длину уменьшить, пусть лежит до возвращения Рашида, Пока мне не для кого наряжаться. Девочкам сарафаны сошью, Мне на работе, как семье фронтовика, талон на ботинки дали. Мама материи рада будет, думаю, дочери отдаст.
Ночную рубашку, на бретелька, посчитала красивым сарафаном, намеривалась одеть для работы . Она согласилась, посылку лучше из избушки убрать, нужно поговорить с Абдурахманом, он человек хороший, говорит добро делать надо не за плату. Беженцам помогает, потому, что горе у нас общее. Подарки он принимать не станет, Поговорю, если что, завтра утром забегу перед работой. Динара разбудила Цилю после семи, Неех уже ушел в пекарню, и попросила ее быстро идти за ней, она торопится на работу, за опоздание могут посадить. Они быстро двигались по тропинке, рядом с канавой, на границе с соседним двором, вдоль забора из колючего кустарника, пришли к прорубленному шириной в полтора метра проему, вошли и пошли в обратном направлении. Вышли к небольшому дому. Перед ним аккуратно сложенные кирпичи, укрытые толью. Динара выбрала из кармана ключ.
-- В этом домике жили хорошие люди, лет пять как умер хозяин, Их единственная дочь живет в Ташкенте, забрала мать к себе. Абдурахмана попросила ухаживать за садом, урожай продавать, доход пополам. Незадолго до войны, прислала письмо, просила найти покупателя на участок, назначила цену. Отец решил купить, для Рашида и будущих внуков. Она приехала, оформили документы, часть денег мы дали. Стали готовиться ставить новый просторный дом, заготовили кирпичи, в соседнем районе Рашид купил большие окна, они в сарае. Собирались домик сносить, не успели. Внутри остались две кровати, шифоньер, стол и стулья. Отец сказал: « Надо ждать, когда война закончится, Рашид вернется». Вот тебе ключ от замка, если не сможешь открыть попросишь Абдурахмана, он керосином промоет. Там долго никто не жил, уборка большая нужна. Заходить будете, через наш двор, калитка замурована, ворота приперты. За прошедшие несколько минут, Циля не успела, не только поблагодарить, осознать произошедшее.
Динара убежала. Циля, поднялась на крылечко, замок открылся легко, скрипучая дверь открылась с усилие, черный проем ее остановил. Вдруг вспомнила, что не успела надеть платье и об оставленном спящем Хаиме. Оставила замок с ключом на скамеечке, рядом с дверью, заметила под ней ведро дном вверх, на куске мешковины, и быстро, как могла, вернулась в избушку. Мирно спящий Хаим, вернул способность к реальной оценке, события. После скорого завтрака, вместе с Хаимом пошла на осмотр нового жилища. Домик небольшой, с четырьмя окнами, под навесом перед домом летняя кухня со столиком, рядом тандыр. В плетеной корзине куски кизяка. На скамейке, опрокинутый чан из оцинкованной жести для воды, такой же, как у хозяина.. За домом аккуратно сложенные кирпичи, прикрытые толью, и досками. Оставив Хаима снаружи, Циля шагнула в темноту, через короткое время стали определяться очертания завешенных занавесками небольших око, кровать, стол, стулья, полка с посудой, плита со щитом, табурета у входной двери. Вход в соседнюю комнатку завешанный материей, там, еще кровать и шкаф. Открывались только два окна. Прихватив хлеб, без тележки с товаром, Циля отправилась на базар, вернулась с двумя местными вениками сорго, эмалированным ведром, ковшиком. Обставив Хаима на попечение девочек, окольным путем, двумя ведрами, наполнила чан водой из колонки. Растопила летнюю печку. Вылила ведро воды на кирпичный пол. Мыльной водой вымыла скудную мебель, потолок, углы с черной паутиной, стены. После длительного чистки черенком старого веника, пол из черного, стал ярко красным. Комнатки стали не только светлей, оии казались просторней. О новом жилище Нееха предупредил, встретивший у калитки Хаим, он рассказал, что мама сделала новую будку и у него будет своя кровать. Нееха удивило отсутствие света в избушке, Хаим взял его за руку и повел за дом хозяев, провел через проход в заборе и он увидел светлые окна, сказочного домика. Изумленный Неех выслушал короткий рассказ жены. Она ему посоветовала оглянуться, на табуретке, лежало вафельное полотенце, рядом таз с холодной водой.
-- Как в Риге. Не хватает только ванной с титаном. Ты, конечно большая героиня, много поработала. Но главный, кого мы должны благодарить, Меер-Бер, дай Бог ему здоровья. Правильно говорил дядя, они с городовым хорошие друзья, и чтобы Иван Иванович об этом не забывал, он давал ему пять латов каждую неделю. В посылке есть красивые женские туфли, сукно английское с золотыми буквами для костюма. Приготовь, Динара, обязательно, придет Ты заметила, я стою прямо, на носки встать нельзя, но не надо стоять на коленях.
Динара с девочками пришла с лепешкой и медом. Результат Циленой уборки ее поразил, у них в больнице ни одна санитарка так не сможет. Дети занялись сладкими булочками, и печениями, Неех обедом, женщины уединились в соседней комнате. Восторг Динара выражала громко. Тупоносые светло коричневые туфли на низком каблуке, оказались велики, проблему решили, проложив стельки, которые Циля пользовала при продаже танкеток. От угощения Динара отказалась. Помолчала и шепотом сказала, что расскажет им секрет. Когда они приехали, к ней на курсы в больницу приходил сотрудник НКГБ, местный, он попросил ее, как комсомолку, послушать, о чем эвакуированные говорят. Она старалась, но ничего не поняла, мужчины беседовали, как-будто на немецком. Она немецкий учила, стишки знала, отличницей была. Дядька этот пришел еще раз,. Сказал, чтобы я забыла. Его вскоре на фронт отправили, недавно жене похоронка пришла. Я думала, чего он узнать хотел, Неех, хлеб печет, район кормит, друг его, в госпитале раненый. Если бы его встретила, спросила.
. В помощь Нееху директор привел своего двоюродного брата, по его определению, молодого, вернувшегося с фронта без стопы. Ходить ему трудно, но руки у него сильные. Начальник попросил Нееха сделать доброе дело, Аллах ему за это воздаст. Карим до войны был кровельщиком. Он не ленивый, но образования мало Ему Собес определил инвалидность третьей группы, на пенсию даже осла прокормить нельзя, а у него дети. На крышу с одной ногой, по лестнице подниматься не получается.
-- Научи его хлеб печь. Нам в училище мастер говорил, на пекаря можно выучить, а кондитером надо родиться. Не завтра, через год –два война закончится. Он вместо тебя будет, и торты научится готовить, может, не вкусные, но сладкие.
Неех осмотрел стоящего у дверей, опершись на палку, среднего роста, широкоплечего узбека, в солдатской гимнастерке и длинных брюках, скрывающих протез. На висках, не покрытых тюбетейкой, на черном фоне, заметил седину. Встретив любопытный взгляд, не громко поздоровался: « Салам Алейкум». Направляясь к двери, директор сказал брату фразу по-узбекски и для Нееха перевел, я ему сказал, чтобы слушал тебя, как отца. Карим, по поведению, взгляду, седине, не показался Нееху молодым, или сверстником, так выглядят после тридцати пяти. Тяжело в таком возрасте менять профессию. Вспомнил, что сказал дядя, когда он пришел в пекарню работать.
-- Вымой хорошо руки с мылом, чтобы под ногтями грязи не осталось, потом ополосни холодной водой, чтобы запаха мыла не было. Вытри руки и пойди ко мне.
Прислонив палку к косяку, Карим прыжками, подогнув ущербную ногу, направился к умывальнику. Картина прыгающего, как кенгуру, мужика, вызвали у Нееха удивление, и жалость, он поставил рядом табуретку. В Риге были калеки, раненые во время прошедшей войны, все не молодые. На Форштадте рядом с мостом, в будке работал одноногий сапожник, любитель выпить и пошутить, у приказчика в мануфактурном магазине осталось два пальца правой руке, это не мешало ему отмерять материю и отрезать большими ножницами. Здесь, в Чураке, он утром рано уходил, возвращался, потемну, по пустынной, не освещенной, окраинной улице, иногда сюда долетали звуки музыки, громкоговоритель, прикрепленный к столбу с лампой на центральной площади, вещал круглые сутки. От Цили и Марии он слышал, что в городе появились раненые, не местные, безрукие и безногие, с изуродованными лицами, есть с виду здоровые, но абсолютно глухие. Их родные места захвачены немцами. Рядом с военкоматом для инвалидов построили казарму, с койками, титаном с горячей водой, прачечной и душем. Им полагается обед в столовой. Там военная дисциплина. Молодым инвалидам строгие правила не нравились. Когда позволяла погода, они день проводили на базаре, ночевать уходили в колхозную кошару рядом с рынком. Иногда, приносили обезноженного, средних лет калеку с командирской фуражкой. Перемещался он на куске фанеры, посаженной на подшипники . Для движения по твердой дороге или перемещения тела с фанеры, обезноженный, пользуется строительными терками, с прикрепленными округлыми плашками, поверх их кусок автомобильной шины. Приспособление напоминает увеличенную канцелярскую промокашку. По бездорожью и рынку, его несли под мышки с двух сторон. Поднимали на прилавок в начале продуктового ряда, фиксировали вещмешками и скатками шинелей. Издали обездвиженный инвалид, напоминал самовар на столе Он, единственный, приветливо здоровается с торговцами, интересуется новостями. К нему обращаются по имени-отчеству. Все знают, что он старшина, до войны, был бригадиром в колхозе в Белоруссии, там его ждут жена и дети. Освоившись, старшина снимал командирскую фуражку, ставил на прилавок, и надевает зимнюю шапку. Молодые, без особой нужды, с местными не контачат, ждут гонца, отправленного за бутылкой, и открытия хлебного ларька. Местная шпана их не замечает, усвоив, что костыль и палка не только помогают при ходьбе, но могут заменить лом, против которого не приема. Вещевой рынок компанию не интересует, Циля наблюдает издалека. Эти изуродованные мальчики, чьи – то сыновья, вызывают у нее сострадание и страх. Она относит два-три рубля в фуражку безногого, он благодарит и говорит приятные для матери слова о сыне, его младший мальчик, сверстник Хаима. Как только освободят, он уедет домой, руки и голова есть, сможет быть счетоводом и или учетчиком. О безногом инвалиде рассказывала и Мария, она спросила его, может он встречал ее мужа. Он ей объяснил, что фронт не танцплощадка, там знакомиться нет времени, каждый старается живым остаться, Посоветовал не говорить, что муж пропал без вести, есть вероятность, что в плен попал, По закону военного времени, предатель.. Закончится война, если живой, может, вернется. На рынке Мария узнавала о повестках из военкомата и похоронках. Во время, когда перестали приходить письма от Якова, пришла похоронка жене учителя, которого провожала большая семья. Осталась вдова, тоже учительница и три девочки Ее вызвали в военкомат, назначили им пенсию. Вдову жаль, но у узбеков обычай, брат должен заботиться о жене и детях погибшего или умершего. Неех согласился, что обычай хороший, но никто, даже очень хороший человек, не может заменить родного отца. О гибели учителя он решил с Циле не говорить, она, наверняка, об этом слышала. Вечером он заметил хмурое настроение жены, базарных новостей она не касалась. Родственник начальника, по ее мнению, счастливчик.
-- Главное, вернулся, вместо стопы приспособит деревяшку, привыкнет, и будет печь хлеб, кормить семью, растить дертей. Для него война закончилась. Он не боится облавы, на фронт его не отправят. Динара просит Аллаха, чтобы мужа легко ранило, чтобы вернулся. Уверена, и Гинда об этом просит. Ты не видел изуродованных мальчиков, которые только школу закончили, Инженеру из Двинска повезло, он танки ремонтирует,. Его теща с девочкой, Любочкой, раза два в неделю приходит на базар. Сама идет покупать, мне Любочку оставляет, она очень хорошо с Хаимкой играет. Если угощаю булочкой, не ест, бабушке отдает. Девочке нравится рассказывать про папу, За хорошую работу, под Москвой, папу похвалил большой начальник, дал ему орден и теперь у него на рубашке, не кубики, а полоска, они больше денег получают.
Облик истощавшего Якова произвел на Цилю шокирующее впечатление. Подходившие к ней за ломтем хлеба пожилые поляки, выглядели лучше. Они погибали от холода и болезней, не от голода.
-- Неех, он выглядит полуживым. У него не сил руку поднять. Мне за него страшно, и Гинду жалко.
-- Прошу тебя, не вздумай говорить об этом с Гиндой. На живом, все заживает. У нас в саду были яблони, Когда я школу закончил, одно дерево, после сильных морозов, весной, осталось, голое, черное, с редкими листиками. Бейла хотела его срубить, Рейзл попросила подождать. У них в гимназии один учитель, занимался садоводством, много об этом рассказывал на уроках. Она его привела, он осматривал дерево, как доктор больного, и сказал, что дерево, может ожить, если ему помочь. Лечил дерево Василий, отпилил ветви, на которые указал учитель, обкапывал, обкладывал осенью навозом, закутал на зиму ствол тряпками. Мне тогда было это интересно. Весной у дерева листья появились, не густо, но голым оно уже не было. Даст Бог, и Якову, домашние ,стены и забота Гинды вернут к нормальной жизни. Знаешь, мы к ним завтра вечером не пойдем, им не до нас будет. Если удастся, испеку венский штрудель..
-- Пусть так будет, как ты говоришь, но выглядит он ужасно. Завтра днем Гинда, наверняка, будет на рынке. Скажу ей, что придем к шести. Куплю баранины и приготовлю плов, настоящий, как Динара учила. Устроим праздник для детей, и сами оденемся в одежду из посылки.
Окно, завешенное марлей, было открыто, слышался детский смех. За столом сидел Яков в длинной нижней рубахе и кальсонах с зашитой ширинкой, он старался изуродованной рукой выводить карандашом буквы. Стоящие рядом сыновья, шумно реагировали на результат. В комнате пахло дегтем, рыбьим жиром и вареной картошкой. Он извинился за неприличный вид, и с помощью детей ушел за простыню, подвешенную к потолку. За время переодевания, Гинда успела поделиться переживаниями: Яша спал урывками, всю ночь подкладывала фуфайки. Вчера приготовила фрикадельку, мясо мелко порубила ножом, после нескольких глотков, появляется рвота. Все, что съел, кусочек хлеба, с чаем. Решила попробовать приготовить жидкое картофельное пюре. Утром приходила сестра из поликлиники, увидела живот, испугалась и ушла за врачом. Рана, ужасная, по середине, сверху донизу, широкая красная полоса с дырочками, как пчелиные соты, из них выделятся гной, Яшу оперировали четыре раза. Хирург посоветовал мыть рану перекисью перевязывать через день с мазью Вишневского. Хорошо, что на окне решетка, окно приходится держать открытым, мазь плохо пахнет. Из – за занавески, Яков вышел в гимнастерке , одетую поверх рубахи., без ремня Поздоровавшись, попросил прощения за не соответствующую форму одежды, поблагодарил Шеров за помощь семье, и пообещал никогда не забывать об этом., Уставленный вкусностями стол, произвел впечатление.
-- У нас, в Латвии, такое изобилие случалось только по праздникам. Очень жаль, что не смогу попробовать. и, особенно, глотнуть пару капель коньяка.
-- Не тужи, Яшка, научу тебя, как можно хмелеть не глотая. Мой напарник в кафе, Карлис, который ожидал приход немцев, как Пасху, готовя торты, оставлял в мензурке, с чайную ложечку коньяка или наливки и заливал себе в рот, но не глотал. К обеду у него поднималось настроение, и глаза блестели, как у кота яйца в марте. Молоденькие официантки старались не приближаться к нему. Научился он этому в Мюнхене, когда был учеником. Предлагал и мне попробовать, но мне из рюмки или стакана выпивать нравится. Хозяйка, конечно, знала, но ничего не говорила. Она, наверное, как дядя, считала, что если работник не выпивает, значит, больной. Садись, Яша, ставь рядом с собой ведро, мы смотреть на тебя не будем. Попробуй метод Карлbса, затошнит, выклюнешь.
Мужчины выпили за возвращение, коньяк, дети и женщины, морс. Яков успешно принял пару ложечек коньяка, и немного риса.
Неех, где ты был раньше? Чувствую, захмелел. Вы, извините, я прилягу.
Гинда отвела его за занавеску и уложила. Вскоре послышалось ровное сопение. Дети с удовольствием кушали плов, и хвалили штрудель. Остатки коньяка Неех посоветовал Гинде использовать, как снотворное, и пообещал принести еще. Удрученные Шеры, домой возвращались молча. Состояние Якова медленно улучшалось. Отступал лимонный цвет лица, возвращалась сила, он самостоятельно гулял рядом с комнатой, участвовал в вечерних посиделках и беседах, избегая вопросы о фронте. Меню постепенно расширялось, коньяк принимал мелкими глотками, натуральным путем. Но рана по-прежнему гноилась, иногда и дырочек выделялся, как червячок, шелковый узелок с усиками. Обеспокоенные, безуспешным лечением врачи, направили его в госпиталь в Самарканд, для консультации. Пожилой хирург из Минска, осмотрел рану и долго трубочкой слушал живот. Успокоил Гинду, пообещал, что Гитлера, Яков, точно, переживет, и будет жить до ста двадцати, если она будет кормить понемногу, не жаренным и не острым шесть раз в день. Рана заживет, когда все узелки выделятся, для этого надо мыть рану теплой водой с мылом, прикладывать салфетки с соляным раствором и гулять утром и вечером. Отпавшая необходимость употреблять зловонную мазь, благоприятно отразилось на ране и стало приятным фактом для всей семьи. Оставшийся широкий багровый рубец, беспокоил умеренно. На комиссии Якова признали не годным к военной службе и определили вторую группу инвалидности на год. Райком направил его временно заведовать сберкассой, вместо жены местного начальника, ушедшей в декретный отпуск. Работа, по мнению Якова, походящая для него, он с утра до вечера перечитывает облигации в сейфе..
Вечером, отдыхающему на крылечке после работы Нееху, Циля задала неожиданный для него вопрос, помнит ли он про осенние праздники, Новый год, Иом – Кипур, Сукот и Хануку.
-- Почему ты меня об этом спрашиваешь, как будто я рос не еврейском доме. Конечно, помню, но признаюсь, сегодня об этом не думал.
-- Сегодня поляк, который шьет женские жилетки, бывший учитель, принес сидур. Сказал, что не надо забывать, что мы евреи. Искор в Иом- Кипур можно и дома прочитать Хотела заплатить, он денег не взял. Завтра буханку отдам.
-- Поляк прав. Хаимка. после Песаха, спросил меня, почему мы едим, когда праздник Рамадан, и что Динара сказала, кушать можно, только когда темно. Проняла? А про Иом-Кипур он не знает. Мы об этом узнавали вместе с первыми словами. Даже Берка и Иссер, хоть и водились с коммунистами, держали пост. Интересно, откуда у поляка сидур. Здесь их, точно, не печатают. Ты узнала, когда Новый год?
-- Судур, думаю, из посылок. До Нового года еще три недели.
-- Надо красиво отметить, вместе с Друянами. Яков, к тому времени, сможет дойти до нас Детям надо приготовить подарки. Я красивый торт приготовлю. Надо, чтобы дети поняли, что у нас есть свои праздники. Хаим играет с девочками, говорит с ними на узбекском, Рамадан праздником считает. .
-- Поговорю об этом с Гиндой.
-- Не забудь договориться и о Хануке. Выпекать менору меня научил дядя. Тебе придется достать свечи. Я попрошу Яшку рассказать о Маковеях, у него это получится красивее.
Осенью изнуряющая жара прекратилась, погода стала теплой и приятной. Сводки ч фронтов перестали быть пугающими, перечисление оставленных населенных пунктов, прекратилось. Голос Левитана звучал не только убедительно, но и оптимистически. Разгромные победы под Москвой, Сталинградом и Куском, вселяли надежду на приближение возвращения в Ригу. Во время вечерних посиделок у Друянов, Яков на ученической карте отмечал перемещение на Запад линии фронта. Женщины чаще плакали, вспоминая о судьбе родственников. На праздничный вечер пришла ко времени, в нарядной одежде и разделилась по интнресам. Дети ушли к качелям, Гинда осталась помогать накрывать стол, Яков с Яквом сели на скамейку у крыльца.
Праздничный стол, поразил Якова
-- Должен признаться, что мы в мирное время так роскошно, Рош-а –Шана не отмечали.
Не меньшее впечатление произвел домик
-- Неех, вы живете, как в раю. Вам такое в Риге не снилось. Циля не стирает руки о чужое белье, у нее в бюстгальтере, денег больше, чем у меня в сберкассе, Ты, уважаемый начальством человек, и домой приходишь не в полночь. Узбеки, щедрые и добросердечные. Батальонный комиссар, еврей, рассказал мне, что пленные немецкие офицеры говорят, что жестокость латышей поражала даже их. Уверен, не все убивали и насиловали, Есть Латышская дивизия, в ней кроме евреев, есть бежавшие от немцев, латыши . Я в нее не попал по случайности, с курсов подготовки срочно забрали группу в часть, отправляющуюся на фронт. Дзидра очень расстроена. У нее в Риге брат хирург и сестра, много родственников в Бауском уезде. Работников Райкома знакомят с закрытыми письмами ЦК, их содержание она мне не рассказывает. Ее пугает возможность депортации латышей после войны, как немцев Поволжья. Значит, знает,есть за что. Может, лучше остаться здесь, в тепле и с вкусными фруктами? Я имею в виду не Чурак. Самарканд, город большой и культурный.
Неожиданный вопрос удивил Нееха и заставил подумать. Вышедшая на крыльцо Циля, позвала всех к столу
-- Договорите дома. Вы забыли, о чем нам рассказала Динара. Меня предупредили, что появились стукачи среди поляков, и указали кто. Их идиш не похож на тот, который мы учили в школе, когда они быстро говорят, их понять трудно, меня они понимают хорошо. Советую убавить звук, у деревьев тоже могут быть уши.
К предупреждению Неех прислушался и ответил полушепотом
-- Признаюсь, у меня таких мыслей не появлялось. Я вырос на Форштадте, среди евреев и русских. Латышей, почти не было. Учился в русской школе. В кафе, мальчишкой, встретил Карлиса, хорошего мастера и лютого антисемита, и хозяйку, Мадам, которая относилась ко мне по-матерински. Ты, Яшка, как мои братья, занимался политикой, верил в интернационал. Я не был ни коммунистом, ни сионистом, и не собираюсь дружить с латышами. Мечтаю вернуться в свою убогую квартиру, и работать в кафе. Я тоскую по Риге, дождям и запаху сирени весной.
-- Признаюсь тебе, Неех, мне тоже часто снятся родители, дом, на берегу и аисты. рядом с домом. Очень давно, бывший хозяин балагула Аврум, прикрепил на верхушку дерева. старое колесо. На нем аисты построили гнездо. Дети и взрослые, по субботам, подходили к «Авромову колесу» ,чтобы увидеть птенцов. Дом по наследству перешел старшему сыну, Его постоянные шумные, компании раздражали, и он, не стесняясь в выражениях, разгонял любопытных. Осенью, когда аисты улетели он нанял несколько пожарных, они пришли с длинной лестницей и шестами и разрушили гнездо, но снять колесо не получалось, оно вросло, надо было пилить сук. Кто -то из соседей позвал полицию, хозяину пригрозили большим штрафом. Когда весной вернулись аисты, они долго кружили над « Аврвмовым колесом», потом принесли сучья и построили новое гнездо. К нему мы водили наших детей. Тяга к родному гнезду есть и у людей. Надеюсь, скоро возможность вернуться появится.
Возможность вернуться, меня радует и пугает.
,