— ...Не-ет! Эта ночь станет важнейшей в моей карьере твоей содержанки. И ее апогеем будет...
— Кукла Лена, давай поспим. Если бы ты знала, какой у меня сегодня был день...
— Ты что, совсем ку-ку? Я кого спрашиваю? Учти, если ты повернешься сейчас ко мне спиной — это тебе не сулит ничто хорошего, нехристь. Ты у меня тут сразу перестанешь сомневаться и колебаться.
— Кукла Лена, я настроен тебе купить самым решительным образом то, что ты попросишь. Скажу больше, я в этом своем решении просто неприклонен. Но купим завтра. Завтра выходной день. А сейчас — ночь! И я хочу спать.
— Что-то ты сегодня подчеркнуто задиристый, космополит ты безродный. У нас что — этой ночью комендантский час? Или я тебе Золушка с панели, с которой можно так обращаться? Так знай, единственное твое качество, которое в состоянии приносить мне радость — это твоя манера переводить мне деньги на карточку.
— Да, час, кукла Лена, но не комендантский, а просто тихий. Не нагнетай.
— Ты хочешь спать — потому что совсем меня не любишь, я знаю. Значит все? Как говорят у нас, в деревне под Рузой: «Сик транзит гловрия мунди», что в переводе означает: «Так проходит мирская слава»? Значит, мои дни как твоей содержанки сочтены?
— Чего мунди? Где?
— Расцениваю такую постановку вопроса как очередной твой шаг к сенильной деменции и импотенции в терминальной стадии. То-то я смотрю, что ты последнее время как-то постарел, сдал, съёжился и поблек. А также обмельчал.
— Я не обмельчал, а похудел, кукла Лена. Ты же сама меня на это изнасиловала.
— И адский огонь, христопродавец, в твоих глазах как-то потускнел. А сами глаза заплыли. Вряд ли после этого я смогу сказать о тебе нечто возвышенное. В общем так — я сейчас как запла-ачу! И вся ответственность за это будет лежать только на тебе!
— Нет, кукла Лена, ты перепутала. Это я сейчас буду лежать на тебе. Шансов у тебя нет, словом… Да, я не молод, но мой член поднимается еще чаще, чем мое давление. А ты меня так достала! Заплачет она...
— Угу. Я тут недавно, так что спрошу негромко. Да, зарыдаю, а ты как думал? Так что молчи уже, скрепа ты державная...
...А можно не так грубо? Барышня вроде ничего такого не делала, а чего это он? Воспылал, блин, страстью, это еще если старательно выбирать выражения. Вот ты, космополит, с одной стороны — вроде нормальный мужик, содержишь меня. Но с другой, спереди по центру... Начать с того, что обрезан...
Как-то ты сегодня не особо владеешь собой, обормот. Я-то с тобой нежно, ласково! А ты меня как тушу тюленя... Опять? Да неудобно мне так — совсем ку-ку? Да ладно уж, ладно... Исключительно подчиняясь насилию и осознавая свою материальную от тебя зависимость...
***
— Хочешь я тебе поесть принесу? У нас, в деревне под Рузой, после этого все чего-то жрут. Тля — смородину, скворцы черешню, клопы тебя. Я же кушаю печенье. Но мои мечты целиком состоят из цветов и фруктов. Которые я ем мытыми, в отличие от некоторых.
— Ты у нас вершина пищевой пирамиды, кукла Лена. А какая красавица! Ну принеси.
— Так пусти мою руку то! Вот ведь...
— А теперь пару слов о надвигающемся на Россию голоде, кукла Лена. Я тебя люблю, а ты все о каких-то пустяках..
— Любил бы — так бы со мной не обрезался. Умудохал тогда с утра пораньше куда-то со своими сестрами (см. картинку над текстом), а меня одну в гостинице оставил дрыхнуть. Думаешь я забыла?
— Смотрю я на тебя, кукла Лена, и думаю.
— Небось опять гадости. А то я тебя не зане.
— Думаю о том, насколько же о тебе действительно не стыдно упомянуть в приличном обществе. Не ходи никуда, кукла Лена, здесь лежи.
— Вас не поймешь, нехристей. Одни адюльтеры у вас на уме, и даже оргии. Всё у вас не как у людей. А у тебя вообще все пути в ночи ведут к холодильнику, а то я тебя не выучила. Сейчас принесу, лежи уже. Ладонь мою он не выпускает... по-прежнему хитришь и изворачиваешься, называя это искренностью?
— При чем тут, искренность, кукла Лена? Это застенчивость.
— Ну и не выпускай, пожалуйста. Можешь мучить меня дальше, ладно уж... Только потому, что, в принципе, я оптимистка. Несмотря ни на что верю, что рано или поздно все будет хорошо.
А что ты мне завтра купишь?...