Я третий день проходил через стоянку автомобилей возле магазина «Пятёрочка» напротив моего дома.
И уже третий раз замечал старенький жигулёнок серо-зелёного цвета. Когда-то он был ярко-зеленого цвета, Багажник был открыт. Он уже здесь стоял три дня, но, может быть, и больше. Это был ВАЗ 2101- первый выпуск.
Сегодня я остановился возле него. Весь ржавый, со спущенным передним колесом Вездесущие жёлтые листья уже засыпали его капот. Хозяин или заболел, или бросил его.
Он стоял среди сверкающих иномарок и вздыхал. Иномарки о чём-то разговаривали между собой, но жигулёнок понимал их разговор. «Что это ещё за корыто тут стоит?» - говорили они.
«Не печалься!» - сказал я ему. «Ты помнишь, как ты сверкал никелем и краской, когда съезжал с конвейера?». «Конечно помню» - вздохнул жигулёнок. «Я помню, как я в числе первых сошёл с конвейера 19 апреля 1970 года. Это было торжественно и очень красиво! Мы были первыми, а с 9 сентября наших братьев стали выпускать серийно – заднеприводный с кузовом типа седан.
Ты не представляешь, сколько было страстей вокруг нас. Люди копили деньги, записывались на очередь и через несколько лет получали заветный автомобиль». Он снова вздохнул, а потом добавил: «Скажу тебе по секрету - 20 января 1971 года автомобиль "Жигули" был впервые выставлен на международном автомобильном салоне в городе Брюссель (Бельгия). 21 февраля первая партия автомобилей "Жигули" отправлена на экспорт в Югославию, и я был в том числе».
"Я тогда ещё никому не принадлежал, я как балерина, сверкал на зарубежных выставках до тех пор, пока не появились у нас конкуренты. А ведь наш завод построила на пустом месте Итальянская корпорация Fiat. А потом и городу, построенному вокруг завода, дали название Тольятти. Итальянцы были хорошими ребятами. Они привезли станки и наладили все поточные линии. И первые детали были итальянскими. Мы были братьями итальянских фиатов. Даже у меня кузов был оцинкованный. Я прослужил своему хозяину тридцать три года. Конечно, он состарился и уже не мог следить за мной, но я на него не сержусь. Я столько повидал вместе с ним!».
Я понимал, что передо мной редкая и заслуженная машина, но она пришла в негодность. Я погладил его пыльную кабину и обещал завтра прийти в надежде, что он расскажет дальше свою историю. Мне показалось, что он как-то обрадовался и стёкла его кабины как-то сверкнули. Я помахал ему рукой, думая завтра захватить мобильный и сфотографировать нового друга.
И, если вчера был пасмурный день, то сегодня, на моё счастье, выглянуло яркое солнце, и я смог выйти на улицу и направиться к моему другу, чтобы сделать обещанное самому себе фото.
Он стоял на том же месте, но в лучах яркого солнца смотрелся не так грустно, как вчера.
«Привет!» - сказал я ему, похлопывая по багажнику. «Привет» - сказал он, но без особого энтузиазма. Он понимал, что я не внесу в его жизнь каких- либо изменений. «Просто у него мягкое сердце» - думал он. «Ведь он тоже пенсионер, как и я» - продолжал думать он, пока я готовился к съёмке. «А должна ведь быть у машин тоже пенсия, ну не такая, как у людей, но, хотя бы что-то приличное, скажем, организованная свалка, где нас сомнут, потом переплавят и позже сделают из нас новые автомобили. Это бы радовало!».
Это он подумал про себя и мне об этом не сказал.
Я сфотографировал его, как хотел, и потом стал тряпкой стряхивать жёлтые сухие листья с его капота и протирать стёкла. Жигулёнок как – то приободрился и ему стало немного повеселее. Я сказал, что найду его хозяина, ведь номера на машине были. Солнце отразилось в потускневшем никеле фар, и мне показалось, что он благодарно улыбнулся. Когда я уже хотел попрощаться, он сказал: «Подожди немного, я расскажу тебе свою историю, как обещал».
«Знаешь, я прожил хорошую жизнь. У хозяина была красивая жена и двое детей – мальчик и девочка.
Он работал и называл себя при друзьях непонятным словом инженер-электрик. Он тщательно ухаживал за мной: строго следил за маслом, за водой в радиаторе и уровнем бензина. Гаража тогда не было, но яма была у соседа, и он часто спускался в неё, осматривая мою ходовую часть. Но мы были первыми на выпуске, и нас сделали хорошо. Дождь вода, морозы – нам всё было нипочём.
Мы с хозяином и его семьёй колесили по всему Союзу – так они называли то, где я родился и жил. Мы ездили к морю много раз. Они купались, а меня ставили в тень.
Зимой ездили в Бакуриани (трудное для меня слово), где они катались на лыжах по снегу.
Я до сих пор не понимаю зачем кататься на каких-то дощечках, когда есть я. И даже был случай, когда мы приехали в аэропорт (тоже трудное слово), они сели в автомобиль с крыльями и улетели, а меня оставили на стоянке. Я ждал и скучал. Так мы дожили дружно до девяностых годов –это сказал хозяин. Его дети выросли и уехали куда-то. Я же не мог спросить куда они делись…
Нужно сказать, что мои агрегаты работали хорошо. Меняли мне карбюратор, ремни и тормозные колодки. У людей было непонятное слово «блат». Вот по этому слову для меня доставали запчасти мои родные. Иначе никак! Потом по этому слову хозяин и его жена доставали себе продукты. Они были серьёзными и грустными. Что-то не ладилось в их жизни.
Однажды мы поехали в Москву добывать продукты. И на какой-то улице нас не пустили. Везде стояли танки. Я никогда раньше не видел танков и не знал, что это такое. А потом эти танки как «бабахнули» куда-то далеко. Народу было очень много и все говорили непонятные буквы ГКЧП. Я до сих пор не знаю, что это такое.
Мой хозяин не пил огненную воду(они называли это водкой), но это совсем не вода в моём радиаторе. А что-то другое. Другие дядьки это пили и шатались, наверное, у них разболтались шасси. По радио у меня часто говорил какой-то человек, но, по-моему,
он тоже пил часто огненную воду и говорил плохо и непонятно. Единственное, что я понял тогда, это были его слова «Берите свободы, сколько хотите!».
С этим дядькой было плохо всем. Даже для меня часто не было бензина и масла, и слово «блат» не помогало. Жили мы плохо и довольно долго. Я больше стоял, чем ездил.
Потом в моём приёмнике я услышал другого дядьку. Он постоянно говорил одно и тоже слово «перестройка». Я знал слово стройка, это когда строили гаражи, но слово перестройка было непонятным. Гаражи никто не перестраивал. А зачем? Итак, кирпичи доставали со словом «блат».
Хозяин и его жена были очень грустными. Однажды они сказали, что Союз развалился. Союз – это место, где я родился, и я не понимал, как это место может развалиться.
Много у этих людей было ещё непонятных слов, пока не пришёл человек небольшого роста. И в моём приёмнике прозвучали его слова, что мы скоро всё наладим и восстановим.
Но мой гараж не развалился и дом хозяина стоял целый. Мне так и не пришлось понять, что собирались налаживать, ведь я же был машиной.
Через некоторое время мы зажили лучше. Появился бензин, запчасти для меня и без загадочного слова «блат». Началась другая жизнь.
Потом жигулёнок сказал, что, если мы ещё увидимся, то он доскажет мне свою историю до конца и очень просил найти хозяина. Я обещал поискать и сказал ему на прощание, что у меня есть его сестричка, но родилась она позже него и звали её «восьмёрка». Он вздохнул, и мы расстались. Я отправился в ГАИ искать его хозяина.
Сентябрь 2020 год
PS. Я нашёл его хозяина. Он лежал в больнице и родных в нашем городе у него не было.
Знак региона был 190. У нас было ещё несколько встреч с этим автомобилем, и он ещё многое мне рассказал, как обещал, о своей жизни, пока не встал здесь на неопределённое время.
Но это уже были совсем другие истории и в другой стране. Той страны, где он родился, уже не было.