Фамилией меня судьба наградила специфической. Семейная летопись свидетельствует: древние предки прыгали по Руси как кузнечики. Архангельские леса, Вологодские озера, Ярославские монастыри, Балтийские туманы, Воронежские меловые горы - только разгон для них. Этот пружинистый ген проклюнулся и во мне. Сначала вместе с родителям, а потом и самому, пришлось безостановочно скакать по городам и весям преогромной страны.
Свободу передвижения ограничивали традиционные российские заморочки и всенепременные держиморды, но я не отчаивался. Пока они приноравливались «проглотить» веселого попрыгунчика как антиобщественного элемента, «мазал пятки» дальше. Жизнь в Центральной России нынче мало кому нравилась. Рванул в Молдавию, на берега Днестра, где попал в густую кипень садов, в праздники вина. Бессарабия в лице чиновников встретила настороженно — молодой, дерзкий. Учуяли излишнюю русскость и прямоту. Как с такими работать? Разошлись как море корабли. Рядом оказалась Одесса - мама, колыбель оригинальных людей с неподражаемым юмором. Жемчужина у моря встретила с распростертыми объятиями и сразу пролила бальзам на засушенную застоем душу. Вдохновляло все: привоз, знаменитая барахолка, пиво кабачка «Гамбринус», о котором рассказал всему свету Куприн. Чтобы быть своим на празднике жизни, следовало делать деньги. Сейчас — понятно, но тогда в заповедниках свободы числились единицы городов. Натура воспротивилась такому явному материализму. Подвел итог одесской эпопеи армейский друг Сеня Розентуллер с Мясоедовской улицы:
-Парень ты что надо, но не еврей.
Нет, ничего плохого слышать о себе не приходилось, люди данной национальности даже помогали быстрее адаптироваться, но эффект белой вороны не давал спать. Вживаться, растворяться, мимикрировать в новой среде не хотелось. Почесал в Ставропольские степи, на родину партийных вождей. Творческого запала хватила надолго (по личным меркам). Писал про счастливую судьбу горцев в «дружной семье народов Кавказа, удивлялся ежедневному солнцу, славил аксакалов. Одном седому черкесу так угодил, что меня с непоколебимой решительностью оторвали от пишущей машинки и увезли в аул на быстрой реке Уруп. Здесь три дня и три ночи дышали жаром мангалы, тосты лились как из рога изобилия, а сноровистые женщины в черном ставили на длинные столы одно блюдо за другим. В таких шикарных праздниках, да еще с национальным кавказским колоритом, принимать участие не приходилось. Конечно, трудно было устоять под напором щедрого гостеприимства: исправно пил, ел под взыскательным оком аксакала и даже плясал от души. Сколько на празднике съели барашков, сколько выпили вина и водки, одному их богу известно. С непривычки нутро горело синем пламенем, хотелось вернуться домой, однако в ответ слышалось:
-Обыжаэшь дарагый.
Как там у прямодушного поэта А.Толстого: « Коль простить так всей душой, коли пир, так пир горой».
Излишества не развивали прыгучесть, пришлось заняться альпинизмом и горным туризмом дабы сохранить форму и идентичность. Рядом с крутыми вершинами не удержался от соблазна попрыгать по отрогам Главного Кавказского хребта. Остались за спиной Домбай, Клухор, Наур, Марух, Баксан, Чегет, Архыз. На опасных горных тропах отчетливо понял мышиный характер человеческой суетливости. Открытие на бог весть какое, но хорошо помогало от кучи соблазнов. Оно только не избавило от желания взвиться на максимально большое расстояние. Оседлая родня, забывшая смысл фамилии, только языками цокола:
-Вот ведь какой беспокойный уродился, все люди как люди...
Недовольных мною оказалось слишком много для определения статуса «нормальный». Одним не нравился индивидуализм, другие делали замечания о непартийном поведении, третьим претила прямота и подчеркнутое неприятие лжи, четвертые и пятые ставили в вину романтизм и идеализм. Приходилось энергично отмахиваться от всей этой братвы и идти и прыгать дальше, не теряя настроения и самого себя.
В одном солнечном городе вообще произошла интересная история с задержкой ценного газетного кадра. Первый секретарь горкома с серьезной фамилией Шоков, узнав, что не поставив в известность начальство, я отправил документы на Дальний Восток и жду вызов, просто разъярился.
- Как же так, мы одна команда, боремся с местными бюрократами, увеличиваем выпуск сельхозпродукции, а вы, практически, беспричинно покидаете корабль, метал стрелы лидер.
На аргументы типа — хочется увидеть новые горизонты — первый громко расхохотался, потом поменял тактику и предложил кардинально изменить обычные жилищные условия на шикарные. Когда и в данном предложение не встретил понимания, посмотрел на собеседника как на больного и прекратил уговоры. Но сразу «добро» не дал, приказал успешно закончить компанию по сбору зеленого горошка, как члену бюро, курирующего производство важной в районе сельскохозяйственной культуры.
В крайкоме партии также состоялся «горячий» разговор о неожиданном отъезде. Уважаемые сотрудники всевластного органа аналогично не могли понять человека, добровольно отказывающегося от высокой должности, перспектив, поддержки (ради личной свободы). Лишь один, самый симпатичный, на прощанье неожиданно сказал: «Возьми с собой». Уже много лет спустя у нас произошла встреча в столице Краснодарского края, поговорили хорошо и долго. Итог беседы - все решено правильно. Тот, кто не нарушал установленных правил, был постоянно в обойме, ценил приобретенное, не рисковал, не искал лучшего применения себе, быстро постарел, обзавелся жирком, стал мало интересен окружающим, да и самому также.
Но территорию древнего Тмутараканского княжества, где находится Тамань, вспоминаю всегда со знаком «плюс». На редчайшей и богатой земле ощутил себя еще слабым прыгуном. Местная аура тихо шептала на ушко: на берегу Керченского пролива собирались не чета мне прыгуны-марафонцы — греки, турки, хазары, итальянцы, армяне. Часть из них осталась здесь на веки вечные, научилась жить в славянской среде и регулярно чистить пушки дабы отвадить иноземных захватчиков от столь притягательного места с уникальным солнцем и плодородными полями. Я же по молодости не мог им составить компанию, запал прыгучести требовал новых стремительных рейдов. На прощанье порезвился на местных грязевых вулканах, подивился силе матушки земли, напору, с которым она выплевывает ненужную грязь на поверхность грешного мира. Завораживали звуки при этом: хлюп-хлюп, тьфу-тьфу, блюм-блюм, просто симфония внутренностей планеты. Может все это, вкупе с золотистой лозой и пахучим миндалем, привлекало сюда варягов? Или еще что-то, например, обилие рыбы двух морей и особенно Азовского, в седые времена самого плодовитого. Остатки роскоши «живого серебра» удалось вкусить в окрестностях Темрюка. Люди, склонные к красивой жизни, заманили отведать тройной ухи из осетра, свежей черной икры.
-Вот он, кулинарный филиал рая,- крутилась навязчивая мысль при дегустации нежнейшего осетра и местного терпкого вина.
Организм получил бальзамную подпитку и укрепил кости с хрящами. Значит, суть моя и дальше продолжится — мощный толчок для прыжка обеспечен.
Почти как у всеобщего любимца советской спортивной поры Валерия Брумеля. На все лады в советской стране обсуждались его победы на олимпиадах и в мировых чемпионатах, и еще круче общественное мнение смаковало автокатастрофу, в которую угодил прыгун в высоту. Врачи, как сообщали газеты, собирали перебитые косточки словно реставраторы средневековую мозаику. Ходить легкоатлет научился, но и только. Случай больно ударил по нервам и пришлось задуматься о судьбах тех, к кому Фортуна отнеслась неблагосклонно. Особенно в деле извлечения из природной прыгучести славы и денег. Урок пошел впрок: все мои броски по Тамани и по другим весям не имели материальных и карьерных целей, мечталось изведать края дремучие, необычные, узнать предел собственных возможностей.
...И вот я сижу на травке недалеко от здания аэровокзала в Домодедово, греюсь на солнышке и жду самолет до далекого города Анадырь. В голове клубок мыслей, и они скачут одна за другой. Одна все же будоражила сильнее: « Выдержу ли самый длинный прыжок в жизни длинной почти в 10 тысяч километров, хватит ли пружинистой силы, смелости, терпения?» Перелет по кромке Северного Ледовитого океана не стал большим испытанием, все началось на земле Чукотки, кочковатой, вязкой, чавкающей летом и металлически твердой долгой зимой. Жизнь на ней превратилась в ежедневное открытие. Необычной природы, приятных людей, лишенных зависти и национальных предрассудков, неведомых зверей и морских млекопитающих. Именно здесь остались позади всякие проблемы, тревоги, сомнения и я окунулся в водоворот редких дел и общения с моряками, оленеводами, охотниками, геологами.
Когда окончательно пообвыкся в краю перелетных птиц, замыслил новые прыжки в районе северо-востока. Две тысячи километров до Магадана и Петропавловска-Камчатского уже не показались суперскими, про соседнюю Аляску и говорить нечего — час лету: международные марафоны на собачьих упряжках, музей Д.Лондона в городке Номе, остатки русских староверов в поселках. Отдельная история случилась в Приамурье — в городе Благовещенске. Судьба подарилу дружбу с палеонтологом Юрой Болотским, ученым до мозга костей, одержимого идеей фикс — собрать динозавтра из натуральных костей, извлеченных в археологических раскопках. Обычно в музеях мира выставляют по сути дела гипсозавров. А все началось с того, что он в составе международной экспедиции первый нашел отпечаток огромной рептилии в глине. По последним сведениям, палеонтолог все же частично осуществил профессиональную мечту. Незгибаемый человек, отличный ученый!
И таких встреч можно набрать на целую книгу. Пытался утешить поэта Евгения Евтушенко, прилетевшего на Чукотку чтобы побывать в легендарном селе Уэлен и застрявшего в райцентре Лаврентия на неделю из-за пурги. Вместе с телеведущим Юрием Сенкевичем летали к пограничникам на остров Ратманова. Рассказывал веселому Мстиславу Ростроповичу о прелестях северной пищи и очень успешной работе народных театров. И т.д., и т.п.
Вволю напрыгавшись на огромной территории за Уральским хребтом и по мере потери кондиций перешел на дистанции покороче: Санкт-Петербург, Краснодарский и Ставропольские края, Орловская и Липецкая области, а также Стокгольм, Афины, Каир, Никозия...Чтобы хоть как-то освежится и вспомнить старое пару раз мотался в Северную Америку. Там нашего люду собралось немало, встречались и родственные души. Одни рассказывали, сколько они истерли кроссовок, сносили штормовок, другие - порвали связок, нажили позвоночных деформаций. И все ради знакомства с новыми территориями. А я в ответ знакомил коллег с историей отказа от мяса ...кенгуру в селе Лаврентия, что находится на берегу Берингова пролива. Обычно в навигацию сюда (иногда ломая лед) суда-снабженцы доставляли генеральные грузы на весь год. Из каких только стран не попадали на стол лаврентьевцев продукты — Китай, Вьетнам, Новая Зеландия, Бразилия, США, Венгрия, Болгария...И вот однажды прибыло в замороженном виде мясо кенгуру. Все кто отведал его, хвалили продукцию австралийских фермеров. Чувствуя инстинктивно что-то родное в прыгучих животных, наотрез отказался употреблять их в пищу.
Да еще вот замыслил прыжок на парусник. Списался с капитанами шхун «Крузенштерн», «Мир» и «Седов», пытаюсь поучаствовать в морских переходах. Что-то постоянно мешает. Если только получится ступить на палубу легендарных судов, тогда буду счастливейшим человеком.
Со стороны приходилось слышать много нелицеприятных оценок динамичному образу жизни. Осуждалась легкость, с которой попирались оседлость и житейские стереотипы и комплексы. Проходил мимо. Вновь и вновь открывал книги обожаемых К.Паустовского, О.Куваева, Д.Лондона, и других литераторов и поэтов, исходивших матушку землю вдоль и поперек. Их пример помог не изменить себе, идти или прыгать только вперед- к новым испытаниям, горизонтам, людям и открытиям, превозмогая страхи, слабости и даже болезни. Как А.Чехов в своем путешествии на Сахалин или Гончаров в кругосветном морском броске через океаны и моря (да простится сравнение со столь великими писателями). Этим (спасибо Богу) сохранил нравственное здоровье и неувядающее чувство дорожной романтики и обновляющих душу перемен.
Вместо эпилога привожу краткий список фраз, отдаленно претендующих на афоризмы
Очень вредные соскоки останавливают в человеке соки, отчего возникают заскоки.
Тише едешь, быстро прыгнешь.
А Васька слушает да ест , а потом сытый весело скачет.
Без порток, в шляпе, а прыгает как кузнечик (загадка).
Мозоль — не пуля, а прыгучести как ни бывало.
Смазывай пятки и дуй без оглядки.
Вкус не указчик: кто любит арбуз, а прыгун — свиной хрящик.
Попрыгунья стрекоза летом денежки пропила, поскакала к стрекозлу — всю зиму его «доила» и «шары» к весле залила.
Автомобильные развратники понаставили в машинах опасные кенгурятники.
Скок-поскок, упрямый дроздок, не мычит не телится, как весна — шевелится.
В трагический час преодолей себя, прыгни выше головы.