Ромашка и Клоун

 
 

- Сколько препарата тебе удалось  получить? – Спросил  Рогов  у своего  коллеги из лаборатории  химического  анализа Елены  Снегиревой.
- Столько, сколько  можно  получить  из того  сырья, который  ты принес, ответила  Снегирева, – пришлось  повозиться, однако. Измучилась, пока  выделила твой ерундит.
- Не ерундит, а гиновит. Так  я его  назвал. По-моему, подходящее  название. Гин – это первая часть латинского  названия корня  женьшень, а вита – это жизнь. Итак, сколько  ты получила? Я принес тебе, помнится,  одиннадцать  корней,  на  которые  мне пришлось  потратить  свой месячный заработок.
Снегирева  достала пробирку  из холодильника, где было не более  миллилитра желтоватой  прозрачной жидкости.
- И, что, это все? – Рогов  был  явно  разочарован  таким  количеством  препарата, - маловато что-то.
- Здесь,- Елена  указала  на пробирку, - около двух миллиграммов гиновита. На пару инъекций должно  хватить, на одну – точно. Только  для эксперимента бери  животных   небольших  – крыс, например, или лучше  мышек, а то доза  может  оказаться недостаточной. – И она хитро прищурилась.
- Погоди, погоди, - продолжал  недоумевать Дмитрий,- после  предварительного   анализа экстракта  из всех одиннадцати  корней, ты сказала, что  можно  будет  выделить до ста  миллиграмм препарата.
- Я получила сто тридцать  миллиграмм, - невозмутимо  сказала Лена. И замолчала, чтобы  придать  большей значимости  своим  словам.  Поставила пробирку  обратно  в холодильники, повернувшись к Рогову, подавляя  смех, сказала:
- Дерзай.
Потом  демонстративно   сняла  заколку, распустив  копну своих   русых  волос, покачала  головой в разные  стороны,  потом снова  собрала  волосы  в пучок и заколола   их снова.
- Куда же делись  остальные сто двадцать  восемь миллиграмм? – снова  спросил Дмитрий.- Не могла же ты их  выбросить?
- Всегда  поражалась  твоей  сообразительности, - Лена  не скрывала, что  откровенно  смеется над Роговым.
 Стараясь сохранять  спокойствие, Дмитрий  сказал:
-Ты  сорвала  мне  эксперимент, к тому же я  потерял месячную зарплату.
- Жертвы неизбежны, - философски  заменила Елена. –   Наука, как тебе  известно, их часто  требует.
Ответ  Рогова не  удовлетворил.
- Куда ты дела  остальное  количество  препарата?
- Ты собираешься  покупать    каждый  месяц  по  десятку  корней?
И не дожидаясь  ответа:
- Только  я не  собираюсь  каждый  месяц  тратить  время  на  его  выделение. У меня  своя  работа. И потом, ты  разоришься.
- Не твое дело.
- Как знать. Вообще-то я о тебе забочусь. Сто  двадцать восемь миллиграммов я подвергла  самому тщательному  анализу, и мне  удалось определить   химическую  формулу  этого  вещества.  И, похоже, я его  синтезировала,  а то, со  своими  миллиграммами, - она   соединила указательный  и большой  пальцы, чтобы  показать, какое это  ничтожно малое  количество, -  ты  много  не  наработаешь.
Рогов  онемел. Ему  казалось  невероятным, что можно создать  синтетический  гиновит, и за такое  короткое  время.  Это  была  удача!
- Ленка, ты молодец! Проси, чего  хочешь!
Снегирева  серьезно  посмотрела на Дмитрия  и сказала:
- Посмотрим. Может, и попрошу.
Рогов был  счастлив. Он экспериментировал с экстрактом легендарного растения – женьшеня -  и нащупал какое-то вещество, которое в  ничтожных количествах оказывает сильное  стимулирующее  действие на нервную  систему  млекопитающих. И известное еще  с древних  времен стимулирующее действие женьшеня, скорее всего,  было  связано  именно  с  открытым им, Роговым, гиновитом.  И до  Рогова ученые   занимались   сходными исследованиями. Были  выделены   несколько веществ, обладающих   определенной биологической  активностью. Но это  были  неочищенные  экстракты, включавшие  в себя   много  балласта.   Дмитрий  же выделил чистую  субстанцию, которая   в небольших  количествах  присутствовала  в этих  веществах. И название ей придумал – гиновит.
На  одной  научной  конференции  Рогов  познакомился  со  Снегиревой Еленой. Она  делала  доклад   по  рентгеноструктурному  анализу. Она там что-то  модифицировала, или что-то  в этом  роде, и делала  доклад  на  эту  тему. Рогов   мало что  понял из ее доклада,  и поэтому  почти не слушал. Но  он   запомнил,  какой   интерес  вызвала  ее работа, и  как      потом после  доклада   ее завалили  вопросами  многие  солидные   дядьки.
В перерыве, за кофе-брейком, они и познакомились. Оказались  общие  знакомые, и работали они в одном  институте, только  в разных корпусах. Поговорили. Дмитрий  сказал, что очень  важно узнать   строение  выделенного  им вещества – название  ему  он тогда еще  не  придумал. И Снегирева  обещала  помочь.
  Немного  погодя, Лена она достала другую  пробирку  из холодильника.
- Вот он – твой гиновит. Здесь  почти  грамм  препарат.
- Леночка, я твой должник. Как тебе это  удалось? Это   достижение  мирового  уровня!
- Препарат еще  сырой. Мне  нужно еще очистить его и кое-что  проверить. Так что, пока  оставлю  у себя. А ты  можешь  работать  с тем, что выделили  из корней. Проверь действие  на мелких  грызунах.
- Маловато  будет, с сомнением  сказал Дмитрий.
-Нормально. Насколько мне  удалось  понять, препарат  должен  обладать  высокой   биологической  активностью и связываться с некоторыми белками  плазмы крови, поэтому  в организме  должен      разрушаться   медленно  и действовать   длительно, не  меньше  недели.   Я попытаюсь  выделить  чистую  субстанцию,   тогда можно будет изучить  ее   фармакокинетику /распад   препарата  в организме. Прим автора/.
- Когда думаешь  завершить  работу?
- Не знаю. Может,  это  все  туфта  полная.

    Рогов сидел  за  столом  в лаборатории и наблюдал за поведением Томаса. Томас – это  самец  крысы, двух  месяцев  от  роду. Дмитрий  пять дней назад  ввел  ему  один миллиграмм гиновита  из двух, которые    дала Снегирева.
Поначалу ничего в поведении  животного не изменилось. Поведение Томаса   не  отличалось от поведения  его  собратьев. Но через   два дня Томас  стал  проявлять завидную  сообразительность. Он быстрее  других  животных  находил  пищу в специальном  лабиринте. Рогов  усложнил  ему задачу. Он  поместил в клетку емкость  с водой, которая  делила  пространство на две  части. На  одной  половине   он  поместил Томаса, на другой -  корм. Добраться  до  корма  можно   только   преодолев эту  водную  преграду.  На  воду Дмитрий  положил   дощечку, способную выдержать   вес животного, своего  рода  плотик. Томас быстро учуял корм, поводил  своей мордочкой  в разные  стороны, потрогал  воду  лапкой. Увидел  дощечку, видимо, сообразив, стал подгребать  лапкой  воду  к себе, добиваясь того, чтобы  дощечка  приплыла  к нему. Затем  он  ловко  перебрался на нее, лег на живот и, работая всеми четырьмя  своими  лапками, как веслами, стал  грести, и переплыл на половину клетки, где был корм.     Чтобы такую  сообразительность демонстрировали  крысы, такого  еще  не было!
Между тем, Томас, сожрав весь  корм, снова  забрался на  свой  плотик и стал  плавать в разных  направлениях, покачиваясь  на  воде. Было  очевидно, что  такое времяпровождение ему нравилось.
О результатах эксперимента Рогов  доложил своему шефу, заведующему  лабораторией   профессору Глазову Андрею Викторовичу. Тот, поначалу, отмахнулся, чего не  бывает.   И среди крыс, надо  думать, встречаются сообразительные  особи. Потом, увидев  все своими  глазами, сказал:
- Вы, Дмитрий Николаевич, вторглись  в область  малоизученную и потому малопонятную. Такие феноменальные умственные способности  у грызунов  еще никто  не наблюдал. Продолжайте  экспериментировать и готовьте  статью. После  экспериментов на  крысах переходите  на собак.
Статью Рогов  написал, включив в нее, естественно, Глазова, и отослал в журнал. Из редакции  пришел  ответ, что  статью  включили  в план  публикаций  на следующий  год. 
    Начали  опыты  на  собаках, вернее  на  одной, по  кличке Бром.  Бром был  кобель неопределенной  породы,  жил в институтском виварии  около  месяца.     Он был  типичным «потеряшкой»,  некогда домашним псом. Вероятно, забегался на  одной  из  прогулок, пропал и не  был  найден  хозяином. Потом   его   поймали  работники  коммунальных  служб, отлавливающих  бродячих животных и сдали  в виварий. На  опыты. Еду, которую  ему   давали,  поначалу  игнорировал, но потом  привык и стал  есть. Когда Рогов  приехал в виварий выбрать  собаку для своего опыта, то, обходя  ряды  вольеров, Брома заметил  сразу. Тот  лежал  в углу  клетки  на  деревянном  помосте и безучастно  смотрел в одну  точку, положив      голову  на  передние  лапы. Когда Дмитрий шел  мимо  клеток,  другие собаки  подходили  к краю клетки, и каждая  по-своему  реагировала  на  чужака. Кто-то  лаял, кто  рычал,  а кто   вилял  хвостом.   Только Бром  никак не  реагировал. Просто  лежал  и не на кого не смотрел. Рогов  задержался  около  его  вольера. Собака  медленно  встала  со  своего  места и медленно  подошла  к человеку.  И столько  тоски  было  в его  взгляде, сколько  молчаливой  просьбы  забрать  его  отсюда, что  Рогов  сразу  выбрал  его. И назвал Бромом.
Сначала Брому хотели  устроить  небольшой  экзамен, определить его, так  сказать, базовые  умственные  способности, чтобы  было   потом, с чем сравнить. Сначала это показалось делом  простым, но  это  только  на  первый  взгляд. Бром –  ведь это  было  его не  настоящее  имя.   Значит, сначала его  нужно  было  приучить    к новому  имени и выяснить, какие  команды  он   умеет  выполнять.  Полностью оценить  способности  пса, пока он находится  в виварии  трудно, сначала нужно, чтобы   он  привык  к экспериментатору, а лучше, - чтобы  экспериментатор  стал  его   хозяином и другом. Само собой напрашивалось  решение: собаку  из вивария нужно  забрать и поселить  дома, тем более, что  собака  раньше была  домашняя. Но кто  его  возьмет?
Между  Снегиревой  и Роговым  произошел  спор на эту тему. Ни  один, ни другой не хотели  забирать  собаку  к себе. Оба жили  с родителями. Правда, у Лены квартира была трехкомнатная, и была  младшая  сестра, Маша. Маше  было  шестнадцать  лет, она  училась  в школе, в девятом классе. Она любила  рисовать и собиралась  быть  художником.   
Сначала Елена наотрез  отказалась   - нет, родители  не согласятся, я целый день на работе. Кто   с собакой  гулять  будет? И кормить  ее нужно.   И потом: у меня  личная жизнь.
Рогов приводил  свои  резоны: тоже  родители, малогабаритная двушка, работы по горло, в диссертации  конь  не валялся. И, разумеется, личная жизнь. Словом, консенсуса не было, но проблема  требовала решения.   Их совместная работа  была  интересная и  перспективная, и в опытах с Бромом им обоим  виделся научный   прорыв   в нейрофизиологии и медицине.
- Слушай, - спокойно  сказал Дмитрий, но Снегирева стала крутить  головой  в разные  стороны с большой амплитудой, так что  ее  густые  русые волосы заколыхались, как  спелая пшеница на колхозных  полях  времен  развитого  социализма. Она  попыталась  возразить, но  Рогов продолжал  говорить как  учитель, который  объясняет  троечнику  простую  вещь, а тот никак не может  понять.
- У тебя трешка, - продолжал  он  невозмутимо, - не  перебивай. У тебя  сестра, она  после  школы  дома.   Все дети  хотят  иметь  собаку, я тоже  в ее  возрасте  хотел.
Это  была  правда, Маша   лет  пять  назад  просила  родителей    разрешить  ей завезти  собаку. Но те тогда  не  разрешили.
- Она  в школе   каждый день до  двух часов, и  уроков задают   много. Сам  знаешь, какая  сейчас  программа  насыщенная.
- Она  у тебя, кажется, в художники  собирается?
- Ну, да. И что  с того?
- Вот и пусть  рисует – дома или  на природе. Заодно и за Бромом  присмотрит и погуляет.  Утром иногда  и ты  сможешь  погулять  с ним  минут  пятнадцать – двадцать. Это и для здоровья  полезно.
- А вечером?  Я  часто   в институте  допоздна, сам  знаешь. Ты, что ли,  будешь  приходить  с ним гулять?
Дмитрий  неопределенно  развел руками, что  должно  было  означать от «может, и  приду когда» до «не говори  ерунды».
- Лена, у нас нет другого  выхода. – Он драматически прижал  скрещенные  руки  к груди. Если  не ты, то кто? Хочешь, я на колени  встану?
- Клоун, - сказала Лена.   Это   означало, что  сопротивление  Елены  Львовны  было  почти  сломлено. Поразмыслив, что делать  нечего, рассудил Рогов, она заберет  пса  к себе. И  сестра Машка будет счастлива  от  собаки в их доме, по крайней мере, первое  время. Родителям же ничего  не  останется, как  принять  это, как данность.
    Все так  примерно  и случилось. В один  из дней Лена  привела после  работы  Брома  домой, когда  вся семья  была  в сборе. Все, не сговариваясь, вышли  в прихожую  встречать  нового жильца. Машка появлению  в их доме  собаки  обрадовалась  больше всех,  загодя  сбегала  в зоомагазин за ошейником  и поводком.
Бром, перешагнув  порог  квартиры Снегиревых, некоторое  время  стоял  неподвижно, принюхиваясь  к новому, давно  позабытому и знакомому  запаху. Запах жилья, отличный от того, что  был  в виварии, напомнил  ему о его  прошлой  жизни. Он стоял  спокойно, терпеливо  ожидая, когда можно  будет  пройти  на  свое  место. Мама, Ольга Владимировна,  подошла к Брому и  погладила  его. Пес благодарно  завертел хвостом. Все заулыбались.
- Тазик  под ванной  возьми, вымой ему лапы.- Сказала мама Маше. - По улице   шел. Хорошо, что  я  его  не  выбросила, вот он  и пригодился.
- Жить будет  у меня,-  сказала Маша. И  она помахала   ошейником  и поводком. – Не  буду   сейчас  лапы  мыть, пойду  с ним  погуляю.
И застегнув  ошейник, пошла   на  улицу. Теперь и у нее  есть  собака!
    Бром быстро  привык  к своему  новому  имени  и новому  дому. Раньше  ему  часто  снился  один  и тот же сон, будто он бежит  по  незнакомой  улице и ищет  свой  дом, во сне  он видел  его и начинал радоваться, что  нашел,  но почему-то не находил  входа, и поэтому  никак не  мог  попасть внутрь.    Он  просыпался и долго лежал  в темноте  с открытыми  глазами.  Воспоминания  о доме   наводили   у него тоску. Теперь    этот  сон     ему   больше не  снился.
Машка  гуляла  с ним  по  три  раза  на дню, и он  уже  познакомился с другими  собаками, которые встречались  ему  во  время  этих  прогулок. С некоторыми  он  был  приветлив, к иным – безразличен. А одного наглого  кобелька  небольшого  роста  и заносчивого невзлюбил  и встречал  злобным  рычанием.
- Завтра начинаем, - сказала Снегирева и показала  Рогову  закупоренную  пробирку   – не более  трех миллилитров – желтоватой  прозрачной жидкости. Сегодня  сделаю   ему инъекцию. 
- Как  будем  оценивать  результат? – Спросил Дмитрий.- Мы так  ничего   и не придумали.
- Собака – слишком  организованное  существо, чтобы  давать  простые  задания. Посмотрим, как  изменится  его  поведение.
- Как это – посмотрим? – Не понял Рогов.
- Никак. Если что-то  изменится  в его  поведении, Машка   это  сразу  заметит и скажет мне.
-  Стерильно, я надеюсь? – Снова  спросил Рогов, указывая  на  пробирку.
- Обижаешь. Гамма-стерилизация - бережно и надежно.
Они замолчали. Рогов  посмотрел на  Елену, будто  впервые.   И правда, она  изменилась, подстригла  свои  длинные  волосы.         Вместо  копны  всклоченных  волос была   аккуратная   прическа, которая  ей была  к лицу.   Она  сидела спокойная  и задумчивая.      Сейчас он, как бы  увидел  ее  впервые. Последнее  время Снегирева  ему   больше и больше  нравилась. Нравилась  она  и прежде, он видел в ней  умного  коллегу  и друга. Но сейчас, он увидел, что  она  еще  и очень  привлекательная  девушка. И  несколько  раз  он  даже  ловил  себя  на  мысли, что   смущается  под  ее иногда  пристальным  взглядом.   От  Лены, конечно же,  не  ускользнуло    его  внимание, оно  было  приятно  ей, но  вида  она  не  показывала.   Рогов тоже  ей    нравился  своим  спокойствием, рассудительностью и покладистостью.  От него  исходила   надежность  и постоянство, что  так  ценит    в мужчине    женщина.
- Ты чего так  на  меня смотришь?
Рогов  смутился, и  от  этого  смущения  несколько  секунд  не знал, что  ответить и почувствовал, что  краснеет.
- Мы работаем  вместе  почти  два года, а только  сейчас  я увидел…, -
он  запнулся, не зная, как  продолжить.
- Что ты  увидел?
- Не знаю. Раньше ты была  своя, я не замечал, что ты…
- Спасибо и на этом, - Снегирева  лукаво  прищурилась.   
-   Ты не  поняла. Я хотел  сказать, что ты, словно,  другая  стала.
- Нет, я прежняя.
- Я тебя раньше такой не  видел.
- Или  не  замечал.
 - Ты подстриглась. Тебе  идет.
- И укладку  сделала, чтобы ты знал,- сказала  Лена.
- С чего  так  решила?
- Может, тебе хотела  понравиться, - она  снова  прищурилась. – Шучу.  Длинные  волосы - это хлопотно.
Рабочий день завершился, они  собрались  уходить по домам.
- Я провожу, -  вдруг  сказал Дмитрий.
- Проводи, - ответила Лена, мне  недалеко.
- Жалко, что  недалеко.

    Бром лежал на своей  подстилке. Они с Машей  только что пришли с прогулки. Сегодня Маша  отпустила  его  с поводка, и Бром  от  души  набегался в парке. Небольшой парк, где  они  обычно гуляли, был  пропитан  самыми  разными  запахами и у каждого  были  десятки  оттенков.    Нос    Брома  был  его глазами  и ушами.   Как и всякая другая  собака, видел  все только в черно-белом свете, и что такое  цвет, он не знал. Но по запаху легко  определял, что  представляет  собой тот или  иной предмет или    существо. И не важно,  ходит ли  оно  на двух ногах или  четырех. Чувства  тоже  имели  свой неповторимый запах.  Он знал, как  пахнет доброта, злость, ненависть   и даже любовь. Глаза  и уши   лишь дополняли  картину  окружающего  мира, но сами  по себе  полной  информации  о нем не давали  никогда.
С кухни  доносились  приятные  ароматы. Слегка втянув  в себя  воздух, Бром  определил, что  ему  сегодня  дадут. Макароны  с мясом, и он  удовлетворенно  зажмурился. 
Лена подошла к Брому и погладила  его  по холке.  Он,  довольный, вытянулся всем  телом  и заурчал.  Она   ловко раздвинула  шерсть на  бедре собаки, и в следующее  мгновение Бром  почувствовал   укол. Он хотел   вывернуться, но рука Лены  сильно   прижала  его   к полу.
- Все, все, молодец, Бром, - сказала  она и вышла  из комнаты. В месте  укола  какое-то  время  ощущалось  жжение, но   оно  быстро  прошло.
 - Бром, Бром, Бром,-  услышал  он голос  Маши и быстро  побежал на кухню, по  пути  проглатывая  слюну.
- Ешь, - сказала  Маша, указывая  на  миску с едой. Чувство  собственной  значимости  не  позволило  Брому сразу  приступить  к еде. Как бы нехотя, он  подошел к миске, понюхал и отошел  на  время. Потом  подошел и стал медленно, с достоинством  есть.

     Родители  окончательно  смирились с  собакой в  квартире, тем более, что  пес  вел  себя  тихо и деликатно, будто   старался  своим  присутствием никого не раздражать.
На выходные, если  погода  позволяла,     Снегиревы  уезжали   в деревню. Там  у них  был  дом, остался  от  бабушки.      Отпуск  они  тоже  проводили  в деревне. Городские  жители, они  любили  деревенскую жизнь  и деревенский  быт с его  простотой  и неторопливостью.      Когда    была жива  бабушка, папина  мама, а дочки, Лена и Маша, были  маленькие, их на  все лето  отправляли  к бабушке  в деревню, где  они    жили  все лето, но  уже десять  лет, как  бабушки  не  стало, и ее опустевший деревенский  дом  после  небольшого  ремонта стали называть  дачей.      Сестры   деревенскую  жизнь  не жаловали, а потому всячески  старались  остаться дома под  разными  предлогами.   
   В одну из таких поездок родители  решили  взять с собой Брома.
- Скучно  ему здесь в квартире, пусть  побегает  на  воле. Наверное, надоело  на  поводке  гулять, - сказала  Ольга Владимировна.
 - Только в машине нужно  положить    простыню, а то  волос потом с сиденья  не  соберешь, - добавил  отец, Лев Алексеевич.
Утром  в субботу  родители   поехали на дачу. Бром  улегся на заднем  сиденье и  сразу задремал.
- Раньше, видимо, приходилось на машине  ездить. Смотри, как  спокойно  сидит, - отметил Снегирев.
Брому и в самом деле было  хорошо. Он снова  обрел  свое  место  в жизни, жил среди  больших двуногих  существ, которые   о нем  заботились.  Жизнь  его снова  наладилась.
На даче  он  был  предоставлен  сам  себе. Бром  быстро  обследовал  небольшую территорию участка, все обежал и обнюхал.
 Пока Ольга Владимировна и Лев Алексеевич трудились  по хозяйству, Бром лежал  на  ступеньке  крыльца и наблюдал.
- Везет ему, - сказал Снегирев, имея  в виду  Брома, - не сеет и не пашет, а всегда  сыт  и в тепле.
- Да, повезло, - ответила Ольга Владимировна, - а мог бы  на  опыты  пойти. Так  Лена говорила. Завтра    в лес  пойдем с утра  пораньше.  Когда  мы  мимо  рынка  ехали,    я заметила,     грибами  торгуют – много. Значит, пошли.
Снегирев  согласно  кивнул. Оба были  заядлыми  грибниками.
     Было раннее  утро.  Бром носился в лесу взад-вперед и обнюхивал  все, что  ему  попадалось  на  пути. Лес  поразил  его обилием запахов  и   звуков. Здесь  был  простор и полная  свобода. Он смотрел на людей   и  не  понимал  их.  Они  ходили  медленно, петляли, часто  возвращались на    тоже  место. И упорно смотрели  вниз, будто  что-то  искали. Иногда  один из них наклонялся, поднимал что-то с земли, рассматривал и убирал  в большую  корзину.   Порой найдя,  звал  второго и показывал,  что  нашел.  И было видно, что  двое  очень  радуются  этой  находке.
Бром  подошел ближе, чтобы  рассмотреть, обнюхать, что  они  такое  ищут. Ничего  особенного, пахло  мхом, землей сыростью и еще  чем-то. Этот  последний  запах   Бром отделил  от  других и запомнил. После этого    стал  обследовать  местность вокруг.   Очень  скоро  он  уловил   его и  определил направление  поиска.  Через  минуту, двигаясь  в нужном  направлении  и отсекая посторонние  запахи, он  нашел нужный предмет.    Бром сел  рядом и негромко, но так, чтобы его  услышали,  несколько  раз  гавкнул. Но люди  не  обратили  на  это  никакого  внимания. Тогда  он  залаял  во  весь  голос.
- Похоже, Бром что-то  нашел и зовет нас, - сказала  Ольга Владимировна, - наверное, ежика нашел, их  сейчас  много. Пойдем, заберем Брома, а то  он от  бедного  ежика   не  отстанет. Они  подошли  к тому  месту, где  сидел  пес. Лев Алексеевич первым  заметил  белый гриб,  скрытый  густой  травой. Гриб был  высотой сантиметров  пятнадцать, не  меньше, с большой   шляпкой таких же, примерно, размеров.
- Ух, ты! Восхищенно  сказал Лев Алексеевич, - хороший какой! Его ведь Бром нашел!
-  Да, – серьезно  добавила Ольга Владимировна, - догадался, что  мы  собираем грибы и решил  нам  помочь. Никогда  я еще не видела  такой  умной  собаки!
    Бром   снова сидел  на заднем  сиденье  автомобиля, когда  они    возвращались  домой. Внезапно  он  почувствовал   тревогу. Он еще до  конца  не  понимал, что  это, но  ясно  ощущал     опасность, усиливающуюся  ауру  надвигающейся  беды. Снегиревы  сидели  впереди и о чем-то говорили, не  о чем  не подозревая. Возвращались  они  с дачи  усталые  и довольные – много  дел переделали и грибов  набрали. Время от  времени, Ольга Владимировна  поворачивалась назад и говорила Брому что-то  хорошее, и он  это  чувствовал.
Тревога  нарастала, и он  уже  физически  чувствовал какой-то  противный, нарастающий, смутно - сладковатый  запах.  В его  памяти  таких запахов  не  было, это  было что-то  совсем  новое.  Сознание  его  постепенно  начал  сковывать  страх,  и Бром понял  – это  запах  смерти.  Впереди  была  смерть, и    ехать  дальше  нельзя.  Он зарычал, залаял и лапой стал   скрести  по  спинке  водительского  сиденья.
- Что с ним? – Спросила  Ольга Владимировна.
- Наверное,  ему  на  улицу  надо, – недовольно   ответил Лев Алексеевич, - говорил же  тебе, чтобы не  кормила перед  дорогой, а ты,  набегался, проголодался.
- Останови, Лева, пусть он выйдет.
- Здесь  нельзя  останавливаться, нас  могут  оштрафовать.
- Мы ненадолго,  -     успокоила Ольга Владимировна.
  Лев Алексеевич, съехал  на  обочину,  включил  аварийную  сигнализацию и открыл заднюю дверь.
Бром выскочил  из  машины, отбежал  метров на  десять и сел. Перед  этим, для  порядка,  задрал  заднюю  ногу, хотя  ему  и не  хотелось, но надо было, чтобы люди  видели, что  не  напрасно  остановились.  Потом    побегал  взад-вперед  какое-то  время. Он  почувствовал, что    ощущение   опасности  стало  постепенно   ослабевать, и запах  смерти  уже не  казался  таким  сильным.   Тревога Брома стала  пропадать. Он  пробежал еще  метров пять, снова  задрал  ногу, потом подбежал  к машине и  запрыгнул  на  заднее  сиденье. Лев Алексеевич вырулил с обочины на  полосу  движения. Они  проехали  пару  километров и увидели  вереницу  машин – впереди  была  пробка. Машины  медленно  двигались сначала  в два ряда, затем  в один. На дороге  стали  попадаться  осколки  стекла и  куски  пластика.  Когда  подъехали  ближе, то  увидели  три  искореженных  автомобиля, застывших  на  дороге  в разных  положениях. У одного    автомобиля кузов был  настолько    деформирован, что  нельзя  было  определить     марку. На его  переднем  сиденье  были  видны  мужчина  и женщина.   Наполовину   их тела  лежали  на  смятом  капоте, перевалившись  через  проем  вдребезги  разбитого  лобового  стекла.  Их бело-бумажные лица, припорошенные   мелкими  осколками  стекла,  были  повернуты друг  к другу, глаза  обоих   широко  раскрыты  и  неподвижны. Казалось, они  с удивлением   смотрели  друг  на  друга, не  понимая, что же такое   приключилось  с ними.   На асфальте    вокруг    были бурые  пятна    крови.   Рядом  суетились  люди.  Была  слышна  сирена   подъезжавших  автомобилей полицейских и  «скорой». 
Когда  отъехали  от  этого  места Лев Алексеевич  сказал:
- Мы, как раз, были бы  на  этом  месте во время, когда  произошла    авария, если бы  не  Бром.
Весь  остальной  путь  Снегиревы не  сказали  друг другу  не  слова. Бром  спокойно продолжал   спокойно  на  заднем  сиденье. Иногда  высовывал  свою   голову  через  открытое    окно и с интересом  смотрел  на   проезжавшие  рядом  машины.   На  высунувшуюся  из  автомобиля   собачью   голову   многие  обращали  внимание, особенно  дети.  Они показывали  на  него  руками  и  что-то  пытались  кричать  собаке.
 Лены дома  не было, была  одна  Маша.   Она заметила, что  родители  все  время  молчат. Такого  раньше  не  было. С дачи  они  приезжали   всегда  довольные, хотя порядком  и уставшие.   Промелькнула  даже  мысль: а не  поругались ли они, часом? Она    спросила: 
- Предки, вы чего  такие грустные? Вроде, как   с дачи.  Что-то  не  так?
Мать, глядя  куда-то  в сторону, стараясь  не  выдать  волнения голосом, сказала  тихо:
- Если бы  не  Бром, у вас с Леной  были  все  шансы  остаться  сиротами.

    За два  месяца  работы с синтетическим гиновитом Дмитрий  и Елена провели  серии  опытов на  крысах и морских  свинках. Синтезированный  Снегиревой  препарат не  оказывал  на животных   токсического действия и переносился  легко. К тому же  обладал  значительно  большей  активностью, чем  его  натуральный  аналог. Была  подана заявка в фармкомитет  на  его  регистрацию. Только  после  этого  можно  было начинать проводить  клинические  испытания.  Планировалось   использовать  препарат  для  стимулирования    нервной  деятельности  у пациентов с врожденной задержкой  умственного  развития.  Предполагалось, что такая стимуляция  позволит   сделать их социальную  адаптацию  более  успешной.
     Через  месяц  было  получено  разрешение   на  однократное  применение  препарата в одном   психоневрологическом  интернате, где  проживали  именно  такие  пациенты.
        Последнее  время Дмитрий  и Елена  часто  проводили  время  вместе  после  работы.   Они  подолгу  гуляли, если  позволяла  погода.  Часто  посещали  выставки, музеи. Однажды, после  одной из таких прогулок, когда он  провожал  ее,  Лена  предложила  зайти к ней, выпить  чаю и, заодно,       проведать   Брома.    Лена  рассказала Рогову  о происшедшее с родителями    по  дороге  с дачи. 
Дома  была  только  сестра Маша. Бром, увидев Дмитрия, встретил  его  радостным  лаем.  Рогов  приветственно  потрепал  его  по холке.
- Здравствуй, Бром.
Хвост  пса завертелся как пропеллер.
Маша  посмотрела  на сестру долгим  взглядом.
- Пойду с Бромом  погуляю, что ли?
- Приходи скорей, - сказала Елена. – Будем  пить  чай.
Неужели вам надо, чтобы я  быстрей  пришла? – съехидничала Маша.
Рогов  смутился.   
- Не говори  глупости, - строго  сказала Лена.
- Хотела, как лучше. Все равно, раньше, чем  через  час  не ждите.
И они  с Бромом вышли.
Дмитрий  и Лена   стояли  у окна. Он  обнял  ее и слегка  прижал  к себе.
- Лена, я хотел  сказать  тебе, - начал  он.
- Я знаю, что  ты  хочешь  сказать, - ответила  она, - вернее, я догадываюсь.  Пусть  все  остается как  есть. Ты  будешь  смеяться, но  у меня  еще  не  было  мужчины.
-  Я не  буду  смеяться. – Сказал  Рогов. – Я люблю  тебя.
Лена   давно  чувствовала, что  Дмитрий  ее  любит,   знала это    до того, как  он сейчас  ей  сказал, но  в эту минуту  ничего  не  ответила.  Она улыбнулась, положила  руки на  его  плечи  и позволила  поцеловать  себя.
- На этом  пока  все, на  большее  я не  готова. Идем  на  кухню, будем пить чай. 
   Чай был давно  выпит. Говорили  о предстоящих  клинических  испытаниях гиновита.
- Я уверена, препарат  безвреден, – сказала  Лена.
- Я тоже  так  думаю, - согласился Рогов, -  Интересно,  как он  повлияет на  нервную  деятельность?
- Все будет  нормально.
Сколько  у нас   доз      гиновита?
-  Было  десять. Одна была  введена  Брому. Осталось  девять.
- У нас  разрешение только  на   две инъекции двум  пациентам – не больше. Мне  кажется, этого  недостаточно. Ведь  пациенты с врожденной  умственной  отсталостью. Не поумнеют же  они от  одной  дозы, - с сомнением  сказал  Дмитрий. – Не поторопились ли мы? Может,  стоило  подождать? Накопить  экспериментальный  материал, и клинические  испытания  сделать  более  масштабными?
- Не вижу смысла.- Уверенно  ответила  Снегирева.- Задача не  в том,  поумнеют  они  или  нет. Она   в том, как  изменится  поведение пациентов, их когнитивные  функции /способность   продуктивно  мыслить. – Прим. автора/.
- Откуда  у тебя  такая  уверенность?
Лена  ничего   не  ответила. В это  время  послышался  шум  в прихожей, Маша  с Бромом  вернулись  с прогулки.
- Долго гуляли, - сказала Лена.
Маша  недовольно повела плечами, мол, хотела как лучше.
- Ладно, давай  с нами пить чай.
Когда Рогов  ушел, и сестры  остались  одни, Маша сказала:
- Лен, Бром  иногда  ставит  меня  в тупик своим поведением.
- Что ты  имеешь  в виду?
- Мне иногда  кажется, что  он   читает  мои  мысли.
- Ну-ка, ну-ка, с этого  места  поподробнее, - заинтересовалась Лена, - ты что-то  заметила?
- Не знаю,  я не уверена. Просто, когда я собираюсь ему сказать что-то, подозвать, например. Только  подумаю, а он уже  бежит  ко мне.
- Ты бы  это  и проверила: давала бы  ему  команды  мысленно.
- Я давала.
- И, что?
- Смотри, -  и Маша  замолчала.
Через  несколько  секунд на кухню, виляя хвостом, вбежал Бром.
- Я позвала его, сказала Маша, - мысленно.
- Когда  ты это  заметила?
- Дней пять.
Инъекция  гиновита была  сделана  Брому   неделю  назад.

      По аллее  парка  двигалась необычная   пара.  Клоун  катил  кресло-каталку, в котором  сидела Ромашка.  В интернате  их так  все называли.  Разумеется, у каждого из них  было  имя  и фамилия, которые   значились  в соответствующих  документах, подтверждающих  факт  их   появления  на  свет и основание  для  пребывания  в интернате. Но для  них  это  не  имело, ровным  счетом, никакого значения. Их  родители  отказались  от  них  сразу  после  рождения, и из  родильного  дома  они были  переведены сначала в дом  ребенка, где  они жили до своего совершеннолетия, а потом  в   этот  интернат, где  им суждено     провести  всю  оставшуюся жизнь.    Каждому было  лет  около  двадцати.     Юношу все звали Клоуном, наверное, потому, что он  постоянно непроизвольно гримасничал,  ходил  пружинящей  походкой, смешно  покачиваясь  из стороны в сторону и нелепо  размахивая руками, отчасти для того, чтобы сохранять  равновесие. Речь, если  это можно  было  назвать  речью, состояла из  набора звуков, больше  напоминающих тихое  рычание.  Девушку  прозвали Ромашкой. Она была  всегда  спокойная, ходить  же   не  могла совсем.  Ноги ее  были  тонкие с заметно выступающими и негнущимися  суставами. У нее была  неестественно  большая голова,  с довольно  крупными  но  правильными     чертами  лица. Глубоко  посаженные серые глаза  были  большими.  Они  почти  не  мигали, и взгляд  от  этого    был  пристальным, и     кому  случалось  с ним  встретиться,  казалось,  что  она видит  нечто  такое, что  недоступно   остальным.  Она  всегда  была тиха  и задумчива,  и  никто  никогда  не слышал  ее голоса.   Когда Ромашка радовалась, то улыбалась, и тогда   лицо  ее, будто   светилось. Когда грустила, то  поджимала губы, опускала  свою большую  голову и из ее больших  красивых  глаз  текли  слезы. Между  пациентами  интерната, случалось, происходили  разные ссоры. Но Ромашка никогда  не  принимала  в них  участия.    Случалось, ее дергали  за  волосы, иногда пытались  отобрать  еду. Она  никогда  не  отвечала  на  это, только  отворачивалась  от  своего  обидчика  и закрывала  лицо  руками.  Разумеется, сотрудники интерната следили  за  пациентами.  И подобные действия  пресекали, но ведь за всем не  уследишь. Однажды ночью в постель к Ромашке залез  один   из пациентов, намереваясь  вступить  с ней в связь.  Ромашка  стала  отбиваться, пыталась  кричать, но  не могла.     Но определенный  шум, все же,  возник. Проснулись  соседи  по  палате,  они начали  кричать и звать  на  помощь.   На шум первым  прибежал Клоун. Он схватил насильника поперек туловища, стащил с кровати, и  оба   упали на пол.  Тот  пытался  оторвать  от себя Клоуна, колотя его  по  всем доступным    частям его тела, но Клоун  вцепился в него  мертвой  хваткой. Прибежали санитары, и возмутителя  спокойствия  увели. Клоуна  осмотрели, серьезных  повреждений не  обнаружили  и тоже  отправили  в палату.
После этого  случая он стал приходить к Ромашке и сидеть  около  ее кровати. Иногда  издавал    разные  звуки, и   лицо его  озаряла  улыбка. Ромашка  смотрела на него  своими  всегда   широко  раскрытыми  глазами, будто  излучавшими   свет, и кивала своей большой  головой.  Казалось, она  понимала, что  он ей пытался  сказать.
Иногда он брал  ее на руки, сажал в кресло-каталку и возил по коридору. В теплое  время, когда  пациентам  разрешались  прогулки, Клоун  вывозил  Ромашку в парк и катал  по аллеям. Во время одной  из таких  прогулок  их  увидели  Рогов и Снегирева, когда  привезли  свой  препарат  для    испытаний.
Они  шли  по аллее вместе  с врачом интерната.
 - Вот им, - он указал на Клоуна и Ромашку,  - сделаем  ваш препарат. У них   большая  симпатия друг к другу. При этом,  никаких  попыток  сблизиться в физическом  смысле.   Чисто платонические  отношения. Основная проблема наших  пациентов  - это  трудности социальной  адаптации. Если ваш препарат  сможет  хотя бы немного  помочь им  в этом,  то  это  будет  очевидный  прогресс. Побочных  действий вы не  отмечали?   
- Нет, - сказала Лена,-  никаких побочных  реакций  не отмечено.  Мы это  указали в своем  отчете.
- Почем знаете? – Врач пристально  посмотрел  на нее. – Ведь людям пока  препарат  не  вводили?
- Знаю. – Сказала Лена.
Рогов  удивленно  посмотрел на нее. Откуда у нее такая  уверенность?
Они  поравнялись с  Клоуном и Ромашкой.  Те  прошли  мимо, не  обратив на них  никакого  внимания. Клоун шел  своей обычной  походкой, пружиня  ногами, немного  подпрыгивая и  покачивая  головой  в разные  стороны,  что-то бормоча  непонятное. Ромашка  сидела  смирно, наклонив голову набок, будто  прислушиваясь к тому, что  Клоун  ей говорит,   поджав  по  себя  свои тоненькие скрюченные  ножки.   Когда  они   прошли, врач обернулся и кивнул в их сторону.
-  Удивительная   пара. У   них  тяжелая форма  ДЦП /детский церебральный паралич. Прим. автора/ и глубокая  умственная  отсталость. Сами  видите, как  он ходит. Она – вовсе  не  может  из-за  контрактур /контрактура – ограничение  или  полное  отсутствие  движения  в суставах. Прим. автора/  в суставах  нижних  конечностей  и атрофии  мышц. Мы называем их Ромашка  и Клоун.
- Ромашка и Клоун? – переспросила Лена. – Почему  у них  такие  имена?
- Этого  я вам  не  скажу.  Парень, и правда, похож чем-то  на клоуна – гримасничает и ходит так, как будто  хочет  рассмешить.  Вообще, он забавный. А что  касается Ромашки, не знаю,  почему ее  так  называют, но  мне кажется,  это  имя   ей очень  подходит.
Когда Клоун  и Ромашка после  прогулки  проходили по  коридору, к ним  подошла  медсестра и сделала  каждому  укол  в плечо.

     Клоун  проснулся  среди  ночи и почувствовал  неясную  тревогу. Его  неразвитый  ум не позволил  ему  определить причину этого  беспокойства, и он не знал, что нужно  делать.   Было ожидание чего-то не до конца ясного и непонятного. Он  несколько  раз  просыпался за ночь и засыпал  вновь. Утром он хотел   пойти  к Ромашке, но дежуривший  в коридоре  санитар не позволил ему сделать  это. После  завтрака он все же  пошел  к ней. 
Ромашка лежала на  кровати  в своей  обычной  позе на спине с поджатыми и согнутыми  в коленях  ногами. Голова  была  повернута  к стене. Он сел  рядом на  стул. Она  повернула  к нему голову и улыбнулась. Клоун  радостно  закивал  головой и стал махать  руками. По лицу  Ромашки  текли  слезы. Он  понял это  по-своему. Клоун завертел головой в разные  стороны и издал  рычащий звук, ища того, кто мог ее обидеть. Она, словно поняв его  мысли, замотала головой, что  означало,  нет, ее никто  не  обидел. Клоун    посмотрел на нее, не  понимая, что  случилось и почему  на  лице  у нее слезы. Какие-то неясные мысли и чувства  возникали  в его  голове,  и они  заполнили  его  неразвитое  сознание.  И ему показалось, что  Ромашка что-то  говорит ему. Он  не мог  это  слышать, он  просто это почувствовал.
Не волнуйся, словно говорила она, меня никто  не  обидел,  прозвучали ее слова в его мозгу.  И он   ощутил в себе, что  может  ответить  ей, также, в своих  мыслях.
«Почему же ты плачешь»? – спросил Клоун.
«Со мной  происходит что-то  непонятное: я перестала  слышать  все  вокруг».
«А ты разве   слышала? Что?»
« Пение. И вообще  много  приятных  звуков». 
 «  Что ты  слышала?»
«Несколько  раз  я их даже видела. Они  такие  красивые, в белых  одеждах и с крылышками. Они  прилетали  ко мне. Вокруг меня  был  такой  прекрасный мир! И я была  частью  этого  мира.  А сейчас  все это исчезло, и мне   грустно  от  этого. И все  после  того  укола, который   нам  обоим  сделали.
« Мы уйдем, уйдем вместе, где никто  и никогда  не  будет  делать   этих  неприятных  уколов, и ты снова будешь   слышать  и видеть, что  слышала  и видела  раньше!»
«Нас  не  выпустят  отсюда. К тому же, я не  могу ходить». 
« Я понесу тебя на руках».
«Нет, это никак  невозможно, но как жаль, что     мир, который  я любила, и который  любил  меня, исчез».
«Он вернется. Он обязательно вернется  к тебе, и ты снова  будешь все видеть и слышать!»

    Их хватились  только  к вечеру, когда пациенты  интерната   готовились  ко сну. Дежурная медсестра, обходившая  палаты, заметила, что  кровати Ромашки  и Клоуна  пустые. Их стали  искать все сотрудники, кто  в это вечернее время находился в интернате. Обошли все  здание, но никого  не нашли. Потом   стали  искать  в парке, потому что покинуть  территорию незамеченными,   было невозможно.
Они сидели на скамейке  в самом  конце  самой дальней  аллеи. Ромашка  сидела на коленях  у Клоуна. Она  прижалась  к нему, обхватив  руками  его шею,  а он что-то  бормотал  ей на ухо. 
Санитары  подкатили  каталки, на  которые   уложили  обоих. Клоун  попытался  сопротивляться, но медсестра ловко сделала  ему  укол в вену, и он быстро  затих. Ромашка вела себя  спокойно, и  позволила  положить  себя на каталку. Пока ее везли, она все время  смотрела  куда-то  вверх и улыбалась. Иногда  поднимала руку и как бы гладила что-то, что  могло  находиться над ней.
    Пришел  отзыв   врача  из интерната на гиновит.  Отзыв был  отрицательный. Препарат не улучшал  когнитивные  способности  пациентов, наоборот, приводил их в возбуждение, затрудняя  продуктивный  контакт.  Поэтому применять  его  в клинической  практике нельзя. Сейчас, во  всяком случае.
Рогов, когда они со Снегиревой  прочитали, сказал:
- Будем продолжать   пока на животных, ведь Бром  показал  неплохой  результат. А что  касается больных  с задержкой  умственного  развития, то  здесь нужно  разбираться. Здесь что-то  не так,   я уверен.  Завтра  составим  план на будущие  эксперименты. Препарат  для  работы  у нас  пока есть. Цыплят  по осени считают.
- У нас  нет  препарата, - спокойно  сказала  Лена.
- Подожди, как это -  нет?
- Я его  вылила. Еще   три  дня  назад,    шесть доз.
- Зачем ты это сделала?
- Я  так  решила. В конце концов, я его  синтезировала. И добавила:
- Я его породила, и я его  уничтожила, это ты хотел сейчас  сказать?
- Можно и так. Хочешь сказать, я эгоистка?
Рогов открыл рот  и замер  в недоумении.  Именно  эта фраза  сейчас должна  была  сорваться  с его  языка!
- Но у нас было десять доз. Одна была  сделана Брому. Мы отдали две в интернат, значит,  всего   семь.  Шесть – ты вылила, а где одна?
- Я ввела ее себе. Должна же я быть  уверена в   безопасности    препарата.
Догадка  промелькнула  в голове   Дмитрия, он  посмотрел на Лену и хотел что-то  спросить, но  она  опередила:
- Не волнуйся,   он действует  всего  неделю.

    Лена  проснулась  незадолго до рассвета. Посмотрела   на   часы.  Было  около пяти утра.  Дмитрий лежал  рядом и мирно  спал. Она сама пригласила  его к себе домой. Родители  и Маша накануне  уехали  на дачу. Машка  сначала  ехать  не хотела, но Лена  попросила,  сказала, что ей нужно, чтобы  она  поехала  с родителями. Машка поняла, что Лена хочет, чтобы дома на  выходных  никого  не было. Поломалась немного, больше для  порядка, и согласилась. Сделала   при  этом хитрое лицо, чтобы    подколоть  сестру, дескать, знаю, для чего  тебе  это нужно.

Рогов спал. Он лежал на боку, повернувшись  к Лене лицом. Его  рука лежала у нее на плече.      Ей было хорошо от сознания, что  свершившееся  между ними является началом  их совместного  пути, и что с этой ночи  в ней зародилась,  и   будет  развиваться дальше  по  своим законам  новая жизнь.