Старый породистый кокер-спаниель по кличке Брюс, раскинув во всю ширь мохнатые в мелких завитках лапы и время от времени загадочно поскуливая, крепко и безмятежно спал под низким журнальным столиком. Это укромное местечко в большой и светлой комнате, называемой залом, было им облюбовано давно, как единственный не застланный удушливыми ворсистыми коврами островок прохладного дощатого пола, к которому он мог прижаться всем своим существом, остыть, расслабиться и погрузиться в сладкие грезы.
Хозяева давно подозревали, что в своих снах Брюс проживает совсем другую, отличную от настоящей собачью жизнь. А иначе, чем еще можно было объяснить эти его безотчетные переживания, вырывающиеся наружу в виде странных эмоций, напоминающих собой не то всхлипы, не то стоны или что-то еще. Порой его сновидения были так глубоки, что в реальную жизнь, реагируя на призыв хозяина, от возвращался не вдруг, не сразу, а через какое-то время и при этом чувствовал себя растерянным и виноватым.
А хозяина своего Брюс любил и был к нему по-настоящему привязан.
При этом он всегда помнил, что это именно он – большой, крепкий и сильный человек выбрал его из десятка других таких же беспомощных и скулящих в большой коробке щенков, взял на руки и, запихнув под теплую подмышку, унес в другую жизнь.
Нельзя сказать, что тогда ему не было страшно.
Было! И еще как!
Но ничего страшного с ним не случилось.
Семья хозяина – жена и сын - встретила приемыша с радостью и восхищением.
И теперь, на склоне лет, все чаще и чаще заглядывая в прошлое он был полон бесконечной благодарности всем этим людям, которые подарили ему сытую и спокойную жизнью в тепле.
Он любил этих людей.
***
Но вдруг кокер замер и, не открывая заспанных глаз, прислушался…
- Так и есть, - отметил он про себя, - дело дрянь.
Сон с него, как рукой сняло. Он ловко подобрал под себя лапы, прогнулся потягиваясь и, слегка задевая пол острыми когтями, выбрался из-под стола на свет.
Хозяйка, Нина Ивановна, уткнувшись лицом в подушку и неуклюже свесив с дивана на пол голые в синих жгутах вен ноги, громко шмыгала носом, всхлипывала, причитая раз за разом, одно и то же:
- Кобель… Это ж надо, какой кобель… Молоденькую ему захотелось! Развод ему подавай! Кобель! Пес шелудивый! Бабник! Вся жизнь чертям под хвост!
По обычной собачьей привычке неторопливо поведя носом и одновременно раздумывая, что в данной ситуации он бы мог предпринять, Брюс, не спуская больших умных глаз с хозяйки, еще немного посидел, а потом встал, подошел к дивану и положил свою теплую, еще не остывшую ото сна морду прямо ей на колени. Он знал, что этот несложный прием всегда действовал на нее безотказно, в каком бы дурном расположении духа она ни была. Вот и сейчас, отрываясь от мокрой подушки и разглаживая по щекам горькие слезы, она взяла его на руки и, крепко прижав к груди, поцеловала в белую «звездочку» на палевом лбу.
- Радость ты моя мохнатая, - проворковала она, всхлипывая, - один ты у меня теперь остался. Бросил нас твой хозяин… К молодой ушел… Одно слово – кобель. Старый и глупый кобель.
Она еще какое-то время, удерживая свою собаку в крепких объятиях, тихо, не пытаясь сдержать текущие из глаз слезы молчаливо поплакала, а потом, вдруг отстранив Брюса от себя и глядя ему прямо в глаза, неуверенно проговорила:
- И ты, поди, меня бросишь? Придет, свистнет, позовет тебя твой хозяин непутевый – ты и запрыгаешь, хвостом завиляешь… Одна у вас с ним порода… гулящая… неверная….
Она выпустила Брюса из рук и, отпуская на пол, не без разочарования добавила:
- Что и говорить, одно слово – кобели.
***
Понимая, что тяжелая минута отчаяния для Нины Ивановны миновала, Брюс вернулся на свое излюбленное место под стол, но не для того, чтобы немного вздремнуть, а чтобы кое-что обдумать. Вытянув мохнатые лапы за пределы им же самим очерченных границ скрытой от посторонних глаз территории, он положил на них свою умную голову так, чтобы хозяйка еще какое-то время оставалась в пределах его видимости.
Наконец, продолжая тяжко вздыхать, она, всхлипывая поднялась с дивана и, размазывая по щекам огрубевшими от многолетней домашней работы ладошками невольные слезы, направилась в ванную.
На какое-то время в доме установилась хрупкая тишина.
- В зеркало себя рассматривает, - догадался Брюс.
И в самом деле, прислонив к увиденному изображению почти вплотную свое зареванное и опухшее от слез лицо, всматриваясь в него, она искала причину всему случившемуся в самой себе.
- Ну, вот что во мне не так? – наконец расслышал Брюс знакомый голос: - Что не так, как у той, другой? Что? Что? Что? – наконец перешла она на крик.
Старый кокер насторожился…. Но ответа с той стороны не последовало.
- Значит, все в порядке, - успокоил он сам себя, подумав вдруг о своих бывших подружках: - Сколько их было?! Много? Мало? Помнится, что все были разные! С одними все получалось сразу, с другими, чтобы соответствовать ожиданиям хозяина, а с третьими… Стыдно вспоминать…
Он мог бы и глубже копнуть эту тему, но не пришлось. Нину Ивановну охватил новый приступ ярости.
- Дрянь! Дрянь! Дрянь! – кричала она, выбрасывая из ванной комнаты вместе со своим криком заодно и мужнюю зубную щетку, и его бритвенный прибор, и всякую забытую и, очевидно, ненужную ему мелочь: - Все ему – любовь, красота, забота…. А что взамен… Что?!
- Вот и я о том же, - молча поддержал свою хозяйку Брюс: - Соответствовал, соответствовал.... А чем все закончилось?!
И ему вдруг стало нестерпимо обидно.
Он вылез из-под стола, запрыгнул на диван и, уткнувшись мордой в подушку, еще мокрую от слез хозяйки, решил переждать «бурю».
***
Ему вспоминалось прошлое, давнее – день, когда незнакомец вытащил его наконец из-за пазухи и, протягивая чужой женщине, сказал:
- Вот, принимай.
Затем опустил его на пол и с одобрением добавил:
- Хороший кобель.
- Да, крепкий, - поддержала она его.
Затем он снова взял его на руки и, разместив на своей широкой ладони, произнес, прямо глядя ему в глаза:
- Привыкай. Теперь я твой хозяин и звать меня Семен. А это, - и он указал на женщину взглядом, - твоя хозяйка Нина Ивановна. Жалуй и почитай.
Но то ли от страха, то ли еще отчего, но он вдруг расслабился, присел и по ковру растеклась пахучая влажная лужица.
- А этого делать не надо, - громко и твердо произнес Семен, и для большей убедительности, взяв его за шиворот и тыкая носом в образовавшееся пятно, добавил: - Нельзя! Нельзя!
И тут же, обращаясь к жене, добавил: - Вытри!
-Да, ты полегче, а то ненароком нос ему свернешь, - вступилась сердобольная Нина Ивановна за щенка, ловко затирая влажной тряпкой его первую отметину.
- Ничего. Пусть сразу к порядку привыкает, - отозвался тот и, потрепав виновника по спине, спросил:
- Назовем-то как?
Думали недолго.
Имя новому члену семьи дали сообща. Назвали Брюсом.
- Такому крепышу в самый раз, - подвел итог нехитрому делу хозяин.
Так началась его новая жизнь в доме.
***
Кто в доме главный, Брюс понял сразу.
И немудрено!
Семен всегда говорил громко, четко и только в повелительном наклонении.
- Дай поесть. Включи телевизор. Принеси газету. Налей молока, - раздавал он приказания жене и сыну, как генерал рядовым. Но со временем сын женился, отделился и наведывался к родителям только по великим праздникам. Так что в армейском подразделении у генерала оставалось всего два рядовых – Нина Ивановна и Брюс.
Брюс смотрел на своего хозяина с благоговением. Был предан ему всей душой.
- Вот где дисциплина и сила, - думал он, беспрекословно выполняя все его приказания.
Другое дело Нина Ивановна. Уступчивая, отходчивая, мягкая. Замечая, как часто хозяйка спускает Семену с рук все его промахи, недостатки, а порой и откровенную ложь, Брюс и сам нередко позволял себе слушать ее команды в пол-уха или не выполнять их вовсе.
В первые несколько дней после ухода хозяина, Брюс был полон тайных надежд, что вот сегодня, вот сейчас, в следующую минуту входная дверь отворится и знакомый голос привычно скомандует:
- Брюс, ко мне.
Он так боялся не услышать, заснуть или просто прозевать этот счастливый момент, что на всякий случай перебрался из-под стола на маленький, холодный и затертый до дыр половичек возле входной двери. Но шли дни, а хозяин не возвращался…
***
Из воспоминаний о прошлом его вывели знакомые звуки. Из крана текла вода.
- Умывается, наверное, - подумал Брюс.
Однако на всякий случай, решив в том убедиться, он соскочил с дивана и прямиком проследовал в ванную.
- А это ты, - заметив его появление, произнесла Нина Ивановна.
Она выключила воду, протерла лицо полотенцем и, будто оставив все горести позади, вышла из своего временного убежища в настоящую жизнь.
- Есть, поди, хочешь? – обратилась она к нему и, когда Брюс утвердительно помахал хвостом, добавила: - Пойдем, накормлю.
И в эту минуту Брюса вдруг осенило!
Он понял, что ничего в его жизни с исчезновением хозяина не изменилось и не изменится никогда до тех самых пор, пока у него есть Нина Ивановна.
Что с самого первого дня не Семен, а только она и была его настоящей хозяйкой. Хозяйкой, которая просто любила его и заботилась о нем, не требуя взамен ничего.
И в тот момент, когда Нина Ивановна поставила перед ним на пол миску с наваристым вкусным борщом, он изловчился и благодарно лизнул ей руку.