ГЛАВА 152.
Я немного подумал над словами следователя, и сказал:
– Мне не в чем каяться перед Олегом. Я не чувствую, что сделал что-то противозаконное. Что вы можете мне предъявить, кроме абсурдного доноса, и нескольких фотографий, которые ни о чем не говорят? Да, был я в секретной зоне, ходил по улицам поселка, и что? Я этого не скрываю, в этом нет никакого криминала, для меня это была обычная поездка.
Следователь нехорошо ухмыльнулся и развернул ко мне экран своего ноутбука. Я увидел видео, заснятое сегодня на набережной беспилотным летательным аппаратом. Как я обнимал Настю, а в реке перед нами происходило то, что сильно испугало полицейских в оцеплении.
– Редкий оптический эффект в поднятой ветром снежной пыли, и ваши трусливые коллеги. – Прокомментировал я.
– У вас есть определенный талант, – рассеяно сказал следователь, машинально тронув свой перстень, – но вы его упорно скрываете, словно не хотите ни власти, ни денег, ни славы.
– А что тут плохого? – я решил высказаться откровенно, – разве человек не может прожить жизнь так, как ему хочется?
– Только не в России! – рассмеялся следователь, и продолжил, – Мы не терпим тех, кого не понимаем, любую индивидуальность или инакомыслие. У нас общество должно быть монолитным, идеологически прозрачным, и полностью подчиняться правителю. Этим мы отличаемся от остального мира. Это у них, там, возможно вольнолюбие, при котором государство не разваливается, а даже укрепляется. А тут мы все звенья цепи, которая с одной стороны прикована к тому, кто возглавляет государство, а с другой – к нашей территории. Не дай Бог, чтобы одно звено порвалось! Окажется Россия в опасности!
– Я думаю, что мы будем в опасности, если откажемся от веры. А вовсе не из-за того, что, наконец, отвергнем живущее в наших генах крепостное рабство.
– Вера! Чушь! У нас, в России, по факту глава церкви тот, кто сейчас на вершине власти. Вот увидите, вместе со Сталиным воскресят и патриарха Сергия, главного соглашателя… – следователь осекся, вдруг сообразив, что сказал лишнее.
Я понял, что он знает гораздо больше, чем я могу себе представить. И то, о чем говорил в « воронке» Николай, не плод воображения помрежа, а почти свершившаяся реальность. Я решил пойти дальше в разговоре со следователем, и, «гипнотически» глядя в его глаза, поинтересовался:
– Вы понимаете, что проговорились о намечающемся дворцовом перевороте? Благодаря чему к власти придет страшная и жестокая сила. Ее правление грозит бедами не только России, но и всей земле.
– Бедами Россию удивить трудно. Беды – это наше второе «я». Однако власть у нас есть, и всегда будет единственным подателем всяческих благ. У нас бессмысленно делать карьеру где-нибудь еще, кроме как в государственных органах. Госслужащие у нас не привилегированный класс, как вы считаете, а единственный класс, имеющий четкую идеологию и вертикаль подчинения. Только мы удерживаем эту страну от развала. Все остальное население – это быдло и сброд, толпа без цели существования. Поэтому я осознанно служу верховному правителю, как бы он ни назывался: царь, генсек, президент, воскресший диктатор или искусственный интеллект.
Следователь второй раз проговорился, или, угадав, к чему я веду разговор, решил лишить меня «главного» аргумента, надежды склонить его на сторону оппозиции.
– Вы понимаете, что, из-за безрассудности российской элиты, вся человеческая цивилизация скоро окажется на грани уничтожения? – Спросил я.
– Главнокомандующий обещал нам, что враги попадут в ад, а мы в рай. Патриарх промолчал, и своим молчанием подтвердил его слова. Я человек, глубоко преданный отечеству, и поэтому без колебаний выполню свой долг по очистке родины от таких сорняков, как вы!
Глаза следователя вспыхнули фанатичным огнем. Я понял, что он будет держаться за директивы «сверху» до последнего вздоха. Все мои попытки разбудить в нем «разумное начало» бесполезны. И даже пойдут мне во вред: допрос записывается. Вырвав мои слова из контекста, можно скроить уголовное дело о саботаже на секретном объекте. И о моем участии в подпольной ячейке, ставящей целью недопущение к власти ИИ. В то время как большинство населения страны, этого горячо желает!
Я подумал, что напрасно изменил своему решению сидеть молча. И далее, хотя следователь не оставлял попыток разговорить меня, тупо смотрел в пол, никак не реагируя на его слова. Убедившись, что допрос зашел в тупик, он захотел сделать перерыв. Вызвал конвоира и отослал меня обратно, в «воронок». В коридоре мне встретилась Ксения, ведомая к другому следователю. Я сделал девушке жест, означающий, что от ненужной болтовни следует воздержаться. Она глазами показала, что поняла, и думала предупредить меня о том же.