Глава Восемнадцатая. Волны Адриатики.
— Ты понимаешь, благодаря этому проекту, мы взлетим на недосягаемую высоту, – говорил Герман Владимиру Борисовичу. – Московская мэрия будет у нас в ногах валяться, чтобы только одолжить на черный день.
— Твоей уверенности можно только позавидовать, – сказал Ромодановский. – Слушай, а ты не боишься, что этот хорват в последний момент пойдет на попятную?
— С какой стати? – удивился Сапранов. – Не дурак же он, чтоб отказываться от прибыли в несколько миллиардов долларов?
Новый проект, который всецело завладел вниманием Сапранова, обещал большие барыши, но одновременно был сопряжен с громадным риском, так как на девяносто процентов вступал в противоречие с тьмою законов, о чем Герман не знать не мог.
— Неужели ты думаешь, что все также, как ты, легкомысленно, будут смотреть на все твои хитросплетения с законом? – спросил Владимир Борисович. – Герман, девяностые годы, чтоб ты знал, давно прошли, и все твои прежние методы, чтоб ты тоже знал, уже не работают.
— Ой, Вова, не умеешь ты мыслить стратегически, – заметил Сапранов. – Ты пойми, речь идет не о миллионах, а о миллиардах долларов! Кто ж от таких прибылей откажется? Даже если они и неприятно пахнут…
Новый вид деятельности для Германа был в новинку. Считавший себя крутым предпринимателем, к банальной торговле Герман Федорович относился, как к чему-то несущественному, сильно унижающему его достоинство. Когда жизнь заставила поменять свои взгляды, Сапранов включился в новую для себя сферу деятельности настолько рьяно, что все, кто его знал, не могли не удивляться.
— Герман, а ты уверен, что для этого хорвата принципы также ничего не значат, как для тебя? - спросил Ромодановский. – Он – европеец, а они, эти европейцы, помешены на соблюдении закона.
— Вова, он хоть и европеец, но также, как все, любит деньги. Когда на кону стоят даже не миллионы, а миллиарды долларов, любые деньги, сам понимаешь, не пахнут. Этот хорват тоже далеко не дурак, и от прибылей просто так вряд ли откажется.
Хорватом, о котором шла речь, был известный на Адриатическом побережье владелец отелей и ресторанов Теодор Драдич. Что заставило этого видавшего виды миллионера сменить сферу деятельности, навсегда осталось тайной, но новое дело увлекло его настолько, что, казалось, он стал забывать обо всем на свете.
Все предупреждения и предостережения о том, что Герман Сапранов как деловой партнер не вполне заслуживает доверия, не могли возыметь действие в силу непробиваемой решимости Драдича.
— Этот человек потерял все, что только можно, – говорила супруга Теодора Елена. – Ты что, тоже захотел пойти по миру?
— Знаешь, дорогая, насколько мне известно, Герман Сапранов – один из самых перспективных в России предпринимателей…
— … который в одночасье утратил больше половины своего состояния, – перебила мужа Елена. – Тэд, а я думала, что ты в выборе для себя партнеров более избирателен.
Как для любого бизнесмена, для Теодора всегда на первом месте стояла прибыль. Причем, происхождение прибыли, по крайней мере, территориальное, для него не имело абсолютно никакого значения. Поехать в далекую страну ради получения крупного барыша, для него никогда не было вопросом, даже если такая поездка была сопряжена с определенным риском для задуманного предприятия.
Как лист перед травой, предстал перед очами Германа Федоровича нелюбимый потенциальный зять Роман. Задание, которое ему предстояло выполнить на этот раз, не отличалось повышенной сложностью, но также требовало от Романа сосредоточенности и внимательности – тех качеств, которые ему никогда свойственны не были.
— Подбери в нашей фирме одного-двух архитекторов, которых можно было бы отослать на пару недель в Загреб, – приказал Герман. – Пусть поедут туда и поизучают особенности местной архитектуры. Предстоит новый, очень крупный проект, и какие-то хорватские особенности должны будут в нем отображены.
— Герман Федорович, Черняев с Рысевым вполне подойдут для этого, – произнес Роман. – Заграницей они – люди известные. Со всей местной элитой на короткой ноге…
Впервые за долгое время Роману представилась возможность серьезно отличиться перед своим шефом, которую он ни в коем случае не собирался упускать. Строительство нового торгового центра обещало стать грандиозным событием не только столичного масштаба, но и общероссийского масштаба.
— Надеюсь, тебе не надо объяснять, что на этот раз все должно пройти без сучка, без задоринки? – спросил Герман Романа. – Вон, Коновалов уже давно на меня зуб точит. Нельзя давать ему в руки никаких дополнительных аргументов.
Противостояние Виталия Геннадьевича с Германом Федоровичем длилось уже так давно, что никто из них не мог вспомнить, когда и, главное, с чего именно оно началось. Количество претензий всенародного депутата к всесильному олигарху явно зашкаливало, и строительство нового торгового центра обещало стать одним из источников таких претензий.
— Этому олигарху дай волю, и он вырубит все деревья, которые еще остались в Москве, – говорил Виталий Геннадьевич Артамонову. – Ты посмотри, что он собирается прямо в центре города устроить!
Того не знал Коновалов, что все подробности его разговоров с Игорем Макаровичем очень быстро становятся известны Герману Сапранову.
Зуб друг на друга известный депутат и всесильный олигарх имели уже давно, и Игорь Макарович лишь умело подбрасывал дрова в огонь. Должность заместителя председателя комитета по природным ресурсам уже давно претила Артамонову, душа жаждала больших свершений, а Герман Федорович казался просто идеальным инструментом для реализации непомерных амбиций.
— Если бы ты только знал, как под тебя копают! – сказал Артамонов Герману во время одной из встреч.
— Заметь, я даже не спрашиваю, кто это делает. Итак, совершенно понятно, что Коновалову опять неймется, – заметил Герман. – Я только одной вещи понять не могу: у него-то какой интерес во всем этом?
— Ну, как какой интерес, Герман!?! – удивился Артамонов. – Интерес у всех один – власть, а Коновалов – идеальный инструмент для её достижения.
— Если бы кто-нибудь только знал, как он мне надоел, – сокрушенно промолвил Герман Федорович. – Никак не могу понять: ему что, больше всех надо?
Как у любого олигарха, врагов у Германа Федоровича всегда было предостаточно, и Коновалов являлся лишь одним из них. Вражда Виталия Геннадьевича с Сапрановым носила обоюдный характер. Суть претензий Коновалова была связана с многочисленными нарушениями закона Германом, связанных с его непомерной алчностью.
— Я все не могу понять, что еще ему надо, – недоумевал Коновалов. – Есть же все, о чем другие могут только мечтать. Нет! Ему все неймется. Наверно, если была б возможность, он бы и луну вместе со звездами приватизировал.
— Ой, Виталик, ты что, этих богатеньких не знаешь? – спросил Игорь Макарович. – Герман Сапранов здесь особый экземпляр! Он уже родился с золотой ложкой во рту. Поэтому, можно быть уверенным, ради приумножения своего благосостояния этот прохиндей пойдет на все, что угодно, и не остановится ни перед чем.
Искренности в словах Артамонова было совсем немного, так как он уже давно со всеми потрохами был человеком Германа Федоровича. В рамках установленных для него границ Игорь Макарович чувствовал себя неуютно, а Сапранов служил лишь трамплином для его головокружительной политической карьеры.
В отношении пронырливого депутата Германом вынашивались свои, сугубо меркантильные планы, в которых Артамонову отводилась весьма посредственная роль.
— Будет у тебя и комитет, и кое-что покрупнее, – утешал Игоря Макаровича Сапранов. – Главное, ты держись нужных людей, и в трудный момент они тебя не подведут.
Под нужными людьми Герман Федорович, конечно же, в первую очередь подразумевал самого себя. Уже давно он видел себя на вершине политического олимпа, и новый торговый центр должен был стать еще одним средством для достижения этой вершины.
— Будет у тебя и комитет, и кое-что покрупнее, – утешал Игоря Макаровича Сапранов. – Главное, ты держись нужных людей, и в трудный момент они тебя не подведут.
Под нужными людьми Герман Федорович, конечно же, в первую очередь подразумевал самого себя. Уже давно он видел себя на вершине политического олимпа, и новый торговый центр должен был стать еще одним средством для достижения этой вершины.
— Слушай, нас завалили заказами на стройматериалы, - сообщила Людмила супругу.
— Люсь, только позволь узнать: эти заказы случайно пришли не от твоего дяди? – спросил Дмитрий.
— Дима, даже если от моего дяди, что здесь такого? У нас, между прочим, в Белгороде все заводы простаивают. Люди уже по два месяца зарплату не получали. Им просто не на что кормить свои семьи.
— Знаешь, а у меня до сих пор из головы не выходит история с аптеками. Тогда мы ведь с Вадимом Викторовичем еле тебя отмазали. Ты что, хочешь, чтоб история повторилась?
— Дорогой, ну, нельзя жить одним прошлым. Иногда ситуацию надо уметь отпускать…
— Люся, позволь узнать: какую ситуацию!?! – перебил жену Дмитрий. – Море крови, гору трупов из самых близких мне людей – вот ты хочешь, чтоб эту ситуацию я отпустил? На это можешь не надеется. Такого не будет никогда.
В ответ на эту реплику от Людмилы последовала награда в виде жаркого поцелуя.
— Вот за что я вас люблю, Людмила Ивановна, так это за ваше умение сглаживать острые углы, – заметил Серковский.
О том, что Герман Федорович собирается сменить сферу деятельности, очень быстро стало известно всем, кто его знал.
— Ты не перестаешь удивлять меня, – сказал Сапранову Владимир Борисович. – Твой бизнес уже давно находится на мели, а ты все никак не можешь успокоиться. Герман, как ты собираешься вести строительство? Цены на стройматериалы в последнее время резко взлетели, а все предприятия по их производству находятся не в твоих руках.
— Володя, потеря «Континента» - явление сугубо временное, – отпарировал Герман Федорович. – Вот увидишь: пройдет совсем немного времени, и моя племяшка со своим муженьком преподнесут мне его на блюдечке с голубой каемкой.
Самоуверенности Сапранова можно было только позавидовать, хотя как он собирался реализовывать задуманное, было загадкой, пожалуй, даже для него самого.
День прилета Теодора Драдича в столицу выдался на редкость пасмурным и промозглым. До конца не было понятно, где приземлится самолет из Загреба – в одной из столичных гаваней, или уйдет на посадку на какой-нибудь запасной аэродром.
Время ожидания хорватского гостя показалось Роману настоящей пыткой. До этого его общение с иностранцами было сведено к минимуму; тем более, если речь шла об иностранцах такого, весьма не низкого уровня.
Прогноз погоды не обещал быть милостивым ко всем встречающим воздушные суда, и до конца не было понятно, совершат ли посадку ожидаемые самолеты. Наконец, полный равнодушия женский голос сообщил о прибытии рейса из Загреба.
В веренице людей, прошедших мимо Романа, ни в ком, никаким образом нельзя было распознать какой-либо особо важной персоны. Все прилетевшие пассажиры ничем не выделялись из общей массы заполнивших зал прилетов людей. Наконец, вдалеке показалась фигура достаточно импозантного седовласого мужчины, одетого в пальто довольно недешевого покроя и опиравшегося на трость, сделанной из дорогой породы дерева.
Под руку с мужчиной шла его спутница, внешность которой не могла не привлекать внимание посторонних людей.
На вид женщине было не больше тридцати пяти лет. Строгие черты лица, идеальная осанка, элегантная накидка из соболиного меха выдавали в ней неподдельный аристократизм, а находившейся рядом с ней спутник явно свидетельствовал о принадлежности дамы к кругам высшего общества.
— Вы, я так понимаю, нас встречаете? – обратился мужчина к Роману.
— Вы – Теодор Драдич? – в свою очередь спросил молодой человек.
Получив утвердительный ответ, Ромодановский-младший продолжил:
— Герман Федорович очень сожалеет, что не смог встретить вас лично. Он просил меня сопроводить вас в один из лучших столичных отелей.
— Молодой человек, мое время очень дорого стоит! – заявил Драдич. – Надеюсь, Герман Сапранов говорил вам об этом. Поэтому давайте не будем терять драгоценных минут, а поедем с вами туда, где мы могли бы обсудить условия предстоящей сделки.
Всю дорогу до отеля Теодор Драдич и Роман провели в созерцании. Хорват любовался окружающими красотами, тем, как за последнее время изменилась Москва, а Роман не сводил глаз с его супруги, с каждой минутой казавшейся ему все привлекательнее.
Со стороны Елена Драдич могла показаться вдруг ожившим изваянием из холодного мрамора. В её взгляде, гордом молчании, даже в повороте головы читались полное ко всему равнодушие и не наигранная апатия. Одному Богу известно, о чем были мысли Елены, когда она вновь оказалась на родной земле.
Возможно, нахлынувшие воспоминания о прошлой жизни не позволяли женщине прийти в себя. Не исключено, что легендарная женская интуиция настойчиво подсказывала Елене: не стоит ждать от этой поездки в Москву ничего хорошего.
Следуя своим обыкновениям, Герман Сапранов поселил своих хорватских гостей в одном из самых фешенебельных столичных отелей. К подобным знакам внимания к своей персоне Теодор давно привык, но у его супруги подобное, явно льстивое к себе отношение не могло не вызвать подозрений.
— Знаешь, Тэд, я слишком хорошо знаю эту страну, – сказала Елена мужу. – Каждый винтик, работающий в недрах её государственной системы, мне известен досконально, и я могу со стопроцентной уверенностью утверждать: Герман Сапранов не относится к тем людям, которым можно доверять.
Для подобных утверждений у Елены были все основания. Рожденная в России, прожившая здесь ни один десяток лет, она слишком хорошо знала особенности страны, в которую приехала, и смело могла предполагать, откуда может быть нанесен удар.
— Не тот человек Сапранов, с которым можно вести дела, – сказала она мужу. – От таких людей, как он, как правило, нельзя ждать ничего хорошего.
Делать подобные заявления Елене позволяли знания, полученные еще от первого мужа. Отношение Дмитрия Серковского к Герману Сапранову смело можно было назвать предвзятым, что, кстати, никогда не скрывалось.
— Этот человек разрушает все, что создали другие, – не раз говорил Елене Дмитрий. – Вообще не понимаю, как, находясь в здравом уме и доброй памяти, можно ему доверять?
Эти слова бывшего мужа Елене вспомнились именно сейчас, когда Теодор готов был пуститься в очередную неизведанную авантюру. Риски были слишком велики, и, зная, на что может быть способен Сапранов, можно было с большой долей вероятности предполагать: удар от этого человека возможен в любую минуту и из любого угла.
Как манны небесной, ждал Герман приезда Драдича. В руках этого хорвата, доселе Сапранову совершенно неизвестного, находилось благополучие не только его личное, но и всего семейного клана.
— Я не перестаю удивляться на тебя, – говорил Герману Владимир Борисович. – Ты готов отвалить неизвестно кому баснословную сумму денег, хотя у самого дела находятся далеко не в самом лучшем состоянии. Знаешь, Герман, я тебя не узнаю.
— Володя, от этого, как ты говоришь, неизвестно кого зависит не только мое благополучие, но и благополучие всех, кто имеет ко мне хоть какое-то отношение, – ответил Герман. – Ты не представляешь, какие деньги стоят на кону!
— Вот именно потому что речь идет о баснословных деньгах, я и беспокоюсь, – сказал Ромодановский. – Ты только представь, что будет, если что-то пойдет не так. Драдич – европеец, а у них, в этой Европе, буквально все помешены на законности, почтением к которой ты похвастаться не можешь. В общем, представь, что может быть, если этот хорват прознает про хоть один твой конфликт с правоохранительными органами. Мало ведь тогда никому не покажется.
— Слушай, неужели ты думаешь, что я не просчитывал подобные варианты? Мне что, не понятно, кто такой Теодор Драдич? – посыпались вопросы от Германа. – Все меры на тот случай, если он начнет на нас разевать варежку, я принял. Если он начнет выступать против хоть одного из нас, мало ему не покажется. Это я тебе обещаю!
Обо всех страстях, вращавшихся вокруг его персоны, Теодор Драдич даже не подозревал. Поселившись, вопреки обыкновению, ни в одном из столичных отелей, а в квартире, непосредственно принадлежащей Герману, он не мог не удивиться гостеприимству своего предполагаемого партнера.
— Честно говоря, я вот на это все никак не рассчитывал, – сказал Драдич своей супруге. – Знаешь, я много лет езжу по разным странам, но такого приема мне не оказывали никогда и нигде.
Именно повышенное внимание московских хозяев к своему заморскому гостю больше всего беспокоило Елену. Свою родную страну она знала очень хорошо, и прекрасно понимала: за всеми этими явно завышенными реверансами не может не стоять что-то более серьезное.
С нанесением визита вежливости к чете Драдич Герман медлить не стал. В тот же вечер, когда Теодор с Еленой приехали в Москву, он заявился к ним на квартиру, чтобы засвидетельствовать свое почтение.
— Надеюсь, вы со своей супругой здесь ни в чем не испытываете нужды? – спросил Сапранов. – Смею надеяться, что пребывание в нашей столице оставит самые приятные впечатления.
— Пока мне пожаловаться не на что, – ответил Теодор. – Хотелось бы, конечно, побольше узнать о вашем новом проекте, в котором вы меня пригласили участвовать…
— Уверяю вас, для этого у нас с вами будет предостаточно времени, – перебил хорвата Герман. – Сейчас главное, чтобы вы с супругой, как следует, отдохнули с дороги.
Подобные льстивые слова не могли не напрягать супругу Теодора Елену. Цену подобным высказываниям она знала хорошо, и прекрасно понимала: последствия таких деферамбов могут быть самыми непредсказуемыми.
Естественно, планы Германа Сапранова по строительству в Москве нового торгового центра очень быстро стали известны в широких кругах, в том числе и в «Цитадели», чем вызвали бурю возмущения у Регины Робертовны.
— Что он о себе возомнил!?! – негодовала она. – Он что, думает: раз он – олигарх, ему все можно? Про свои обязательства перед организацией, похоже, совсем забыл!
— Регина, не гони ты коней раньше времени! – произнес Альберт Михайлович. – Появление этого хорвата в Москве и для «Цитадели» может быть выгодно.
Мозг Разумовского работал, словно хорошо отлаженный механизм, настроенный на получение максимальной прибыли. Строительство нового торгового центра сулило огромные прибыли, и организация, крепко-накрепко связанная с Германом, естественно, не могла остаться в стороне.
— Надо только решить, как мы будем действовать в этой ситуации, – продолжил «Гроссмейстер». – Понимаешь, своих людей в Москве у нас не очень много, а нужен человек, которому и я, и ты могли бы всецело доверять.
— Алик, но у нас же москвич есть! – воскликнула Регина Робертовна. – Чем тебе не свой человек во вражеском стане?
— Регина, после того, что Филипп нам здесь наболтал, я вообще боюсь за его жизнь, – произнес Альберт Михайлович. – Со стопроцентной уверенностью можно утверждать: в столице этому москвичу теперь делать нечего.
Как в воду смотрел «Гроссмейстер», произнося эти слова. Не собирался Герман прощать сыну того, что тот устроил ему. Расплата должна была быть неминуемой и максимально жесткой, о чем Сапранов поспешил сообщить матери Филиппа.
— Понимаешь, Эльза, таких вещей нельзя спускать, – сказал он Гауптман. – То, что натворил твой сын, не лезет ни в какие ворота. Он ведь не только меня подставил, но и многих других, очень серьезных людей.
— Герман, но Филипп – твой сын… - взмолилась Эльза Фридриховна.
— А это ничего не меняет, Эльза. Филипп перешел ту границу, которую переходить не позволено никому.
Родительские чувства Герману никогда свойственны не были, и к Филиппу это относилось в полной мере. Родного сына он воспринимал, как нечто производное от своей бурной половой жизни, с его, Сапранова, стороны никакими обязательствами не обремененное.
День, так долго Сапрановым ожидаемый, наконец-то наступил. С самого утра Герман в предвкушении предстоящей встречи с Драдичем, от которой зависел дальнейший рост его благосостояния.
— Да, этому хорвату просто деваться некуда! – говорил Герман Федорович. – Деньги, Володя, всем нужны, и хорват этот здесь исключением не является.
— Ой, Герман, на твоем месте я бы не был так в этом уверен. Этот Драдич, я так понимаю, обо всех твоих подвигах просто не осведомлен, поэтому и прибывает в счастливом неведении.
— Ну, а откуда он сможет что-нибудь узнать? – спросил Сапранов. – Разве только ты о чем-нибудь ему проболтаешься.
— Я!?! – удивился Владимир Борисович. – Слушай, я что, похож на того, кто будет пилить сук, на котором сидит?
Ответ был максимально исчерпывающим. Нужность Германа Ромодановскому не подлежала никаким сомнениям, и рисковать ею Владимир Борисович не стал бы ни при каких обстоятельствах.
Будучи человеком весьма небедным, Теодор Драдич не мог не поразиться нарочитой роскоши и вызывающей помпезности, переступив порог особняка Германа. Хозяин жилища явно не был лишен амбиций, что выражалось во всей окружающей обстановке: пол был отделан мрамором, на стенах красовались картины, судя по всему, принадлежавшие кистям своих знаменитых авторов.
— Ух, ты! – удивленно промолвил Драдич, увидев один из шедевров. – Это – настоящий Левитан!?!
— Этот пейзаж я приобрел по случаю на одном из аукционов в Амстердаме – ответил Герман. – К сожалению, заграницей еще не могут оценить русскую живопись в полной мере.
Демонстрация глубоких познаний в различных областях было неотъемлемым атрибутом Германа Федоровича, которому он следовал неукоснительно.
Проследовав за хозяином жилища в центральный холл особняка, Драдич был поражен вызывающей роскошью этого помещения. Посередине холла возвышался декоративный фонтан, своей формой напоминавший искусственный источник во дворце какого-нибудь восточного эмира. Пол был устлан натуральным мрамором с причудливым узором.
— Прошу к столу! – прозвучало приглашение от Германа. – Надеюсь, искусство моих поваров вас тоже приятно порадует.
Искусство четырех поваров, в тот день работавших у Сапранова, действительно не могло не удивлять. Приготовленные их руками изыски буквально таяли во рту, что не могло укрыться от внимания спутницы Драдича Елены.
— Признаться, мы с мужем поездили по разным странам, - произнесла она, - но такого гостеприимства нигде не встречали.
Конечно же, у этого гостеприимства была своя цена, которую Герман Федорович поспешил озвучить.
— Надеюсь, наше с вами сотрудничество принесет свои плоды, которыми мы оба будем очень довольны, – сказал он. – Вы же ознакомились с моими предложениями? Они вас заинтересовали?
При словах о деловых предложениях Драдич заметно оживился. То, что предлагал ему Сапранов, действительно сулило большую выгоду, хотя было сопряжено с целым рядом рисков.
— Вы знаете, по всей Европе мне принадлежит более ста торговых центров, – сказал Теодор. – Однако работать в Москве мне еще никто не предлагал. Надеюсь, вы понимаете, о торговом центре какого уровня может идти речь?
— Подобные заведения в каком-нибудь Дубае или Милане наш центр, конечно же, затмит, – без тени сомнения произнес Герман. – Одних арендаторов предполагается не менее семисот. Кроме того, в нашем центре планируется разместить кинотеатр на шестнадцать залов, парк развлечений с не менее двадцатью аттракционами, даже искусственный пляж – все это будет обязательной составляющей нашего ТРЦ.
— Все это, конечно, интересно, – промолвил Теодор. – Только сначала мне бы хотелось узнать, кого бы хотели видеть арендаторами в торговом центре. Вам, наверное, известно, насколько педантично я отношусь к ведению своих дел. Хотелось бы застраховаться от разного рода неприятных неожиданностей.
— Что касается арендаторов, то здесь вам совершенно не о чем беспокоиться, – принялся заверять Драдича Герман. – Все это – годами проверенные фирмы, имеющие многолетний опыт на рынке.
С этими словами он открыл лежавший у него на коленях портфель, достал из него увесистую кипу бумаг и положил на стол перед Драдичем.
— Это только часть тех, кто уже согласился с нами сотрудничать. Как сами видите, список довольно внушительный. Одних ювелирных салонов планируется открыть не менее десяти.
— Вы знаете, я не вижу главного – концепции центра. – Теодор подвел итог рекламным словам Германа. – Пока слышны только общие, обтекаемые фразы, за которыми абсолютно ничего не стоит.
Саморекламы и самолюбования в словах Сапранова было действительно гораздо больше, чем чего-то реального. Замечания хорвата его не могли не разозлить, так как в детальной проработке своего проекта он не сомневался, и все попытки поставить под сомнение его организаторские способности не могли быть расценены иначе, как личное оскорбление.
— Что касается деталей проекта, то вы можете ознакомиться с ними прямо сейчас, – сказал Герман. – Вся документация лежит перед вами, а если вас интересуют какие-либо подробности, то прямо сейчас мы можем позвать человека, непосредственно за этот проект отвечающего, который ответит на все, интересующие вас, вопросы.
Наверное, впервые в жизни Роман смог в полной мере оценить значение словосочетания – допрос с пристрастием. Вопросы, то и дело сыпавшиеся от Германа и Теодора, были самые тупиковые, к ответам на которые Роман явно не был готов. Наконец, Драдичем был задан вопрос, ставящий в тупик любого, кому он адресовался.
— Скажите, а как обстоят дела с юридическим обоснованием вашего проекта? – спросил хорват. – Я надеюсь, с местными властями не будет никаких проблем?
Это был тот вопрос, на который Роман не мог дать сколь-нибудь вразумительного ответа. У всего, что делал Герман, подводных камней было слишком много, но ни один из них не был достоянием гласности. Сапранову всегда было что скрывать, и к строительству нового торгового центра это относилось в первую очередь.
— Тут вы можете быть абсолютно спокойны! – заверил Драдича Герман. – Над этим проектом работает лучшая команда моих юристов. Уж они-то точно проследят, чтоб все прошло без сучка, без задоринки.
Своим словам Герман Федорович и сам плохо верил. На карту было поставлено слишком многое, но плата за успех могла оказаться чрезмерно высокой.
— Коновалов со своей командой на тебя точно ополчатся, – предупредил как-то Германа Артамонов. – Какие только можно природоохранные законы нарушить, ты нарушил, а он таких вещей никому не спускает.
— Игорек, но вообще-то Коновалов – это исключительно твоя проблема, – ответил Сапранов. – Когда ты мне обещал, что его дни в кресле председателя думского комитета сочтены? Что, воз и ныне там? Плохо, Игорек, очень плохо ты выполняешь свои обещания! Ты не забыл? Я собираюсь идти на губернаторские выборы, а твой слишком принципиальный начальник может мне в этом помешать…
… Из дома Сапранова Теодор Драдич со своей супругой вышли, прибывая в растерянности. С одной стороны, Герман производил впечатление вполне респектабельного предпринимателя, крепко стоящего на ногах и досконально знающего свое дело. С другой, – явно завышенное о себе мнение и самовлюбленность этого человека зашкаливали, что не могло не бросаться в глаза.
— Как тебе этот московский олигарх? – спросил Теодор Елену.
— Даже не знаю, что тебе сказать, – промолвила женщина. – Мнения о себе он, конечно, высокого, но в вашем деле без этого, я так понимаю, нельзя. Да, и проект, который он предлагает реализовать, заслуживает внимания.
— Так-то оно так, но уж больно много непонятного в том, что говорил этот Сапранов. – задумался Теодор. – В торговле, сразу видно, он – человек новый. Всех особенностей нашей деятельности, скорее всего, не знает, а поэтому доверять ему в полной мере я не могу.
Опасения Драдича усилились тем же вечером, когда на одном из новостных телеканалов появился бывалый депутат государственной думы, судя по всему, причислявший себя к прогрессивным политическим кругам.
То, что говорил народный избранник, камня на камне не оставляло от благожелательного образа Германа Сапранова, представляя его в самом невыгодном свете.
— Виталий Геннадьевич, о каком ущербе для столицы вы говорите? – спрашивала политика молоденькая телеведущая.
— Строительство этого торгового центра во-первых, приведет к вырубке не менее десяти гектаров зеленых насаждений, – вещал с экрана телевизора депутат. – Во-вторых, будет снесено, как минимум, четыре квартала в историческом районе города. Как вы сами понимаете, допустить подобное развитие событий никак невозможно, и мною будут предприняты все усилия, чтоб такое строительство было остановлено.
Слова народного избранника для Драдича звучали, как приговор. Получалось, что все заверения Германа Сапранова, все его обещания и посулы были не более чем мыльным пузырем, который в любой момент мог просто лопнуть.
— Оказывается, этот Сапранов – не совсем тот, за кого себя выдает, – сказал Теодор супруге. – Вот сейчас по телевизору рассказывали: претензий к нему гораздо больше, чем можно было предполагать.
— Тэд, а ведь я тебя об этом еще в Загребе предупреждала, – произнесла Елена. – Не тот человек этот Герман Сапранов, которому можно доверять. Уж поверь мне! Я знаю, о чем говорю!
Произносить такие слова у Елены были все основания. Родившаяся в России, она хорошо знала особенности своей страны и хорошо понимала, какой может быть цена заверениям таких людей, как московский олигарх.
О выступлении депутата на телевидении Герман Федорович не мог не узнать, что привело его в состояние крайнего неудовольствия. Недовольство шефа очень быстро ощутил на себе начальник охраны Сапранова – Виктор Васильевич Шабанов.
— Витя, если мы пойдем ко дну, то непременно вместе! – выговаривал Герман Федорович. – Тучи над моей головой сгущаются, а ты, как я посмотрю, ничего не делаешь для того, чтобы их разогнать.
— Герман, ты сейчас о чем говоришь? – спросил Шабанов. – Я ведь делаю все, о чем ты меня просишь.
— Значит, плохо делаешь! – рявкнул Сапранов. – Я тебя когда еще просил сделать так, чтоб этот выскочка-Коновалов замолчал навсегда!?! Что, воз и ныне там? Не думал, Витя, что ты можешь быть нерадивым.
Поручение Германа Федоровича Шабанову разобраться с надоедливым депутатом было из разряда трудновыполнимых. Любое другое распоряжение шефа Виктором Васильевичем выполнялись достаточно быстро, и за ценой при их выполнении он, разумеется, никогда не стоял. Случай с Коноваловым осложнялся тем, что Виталий Геннадьевич относился к числу народных избранников, а это делало доступ к нему весьма затруднительным.
— Герман, твой Коновалов - народный любимец! – сказал как-то Виктор Васильевич. – Ты представляешь, какой вой начнется, если хоть один волос упадет с его головы?
— Слушай, вот в последнюю очередь меня интересует чей-то там вой, - ответил Сапранов. – Если ты ничего не предпримешь, этот правдолюб окончательно похоронит меня.
— Герман, а что ты хочешь, чтоб я сделал? – спросил Шабанов. – Ты же знаешь, этот Коновалов – тертый калач. К нему просто так не подступишься. Тем более, сейчас, когда он собрался идти в губернаторы.
— Куда он собрался? – немного растерянно спросил Герман.
— В губернаторы, – ответил Виктор Васильевич. – Ты что, не знал об этом? Да, сейчас об этом вся страна гудит! На Кубани же сейчас ситуация почти революционная складывается.
Новости для Германа Федоровича действительно не были из разряда радостных. В очередной раз ненавистный депутат спутывал все его планы, нарушая все, ранее Сапрановым задуманное.
— Что за упертый мужик – этот Коновалов! – прокричал Герман. – Он когда-нибудь оставит меня в покое!?!
Вопрос был из тех, ответ на который был известен заранее. В силу своего положения и в силу своей принципиальности Виталий Геннадьевич никак не мог оставить Сапранова в покое, подбрасывая ему одну проблему за другой.
Строительство нового торгового центра было сопряжено с целым ворохом из нарушений закона, не отреагировать на которые Коновалов просто не мог.
Естественно, подобная деятельность Виталия Геннадьевича не могла остаться без реакции на неё Сапранова. Эта реакция, естественно, имела самый негативный характер и сопровождалась самыми отборными проклятиями в адрес Коновалова.
— Что о себе возомнил этот политикан!?! – часто кричал Герман. – Он что, думает, на него управы не найдется!?!
Реальных рычагов воздействия на Виталия Геннадьевича у Сапранова не было, и он это прекрасно понимал. Поэтому в ход должны были быть пущены крайние меры воздействия, хотя для Германа Федоровича вполне традиционные.
— Витя, я не пойму, в чем загвоздка? – спросил Герман Шабанова. – Помнится, раньше с такими заданиями ты справлялся на раз!
— Герман, так то было раньше! – заметил Виктор Васильевич. – Ты вспомни: еще год назад никто из политиков тебе дорогу не переходил. Ты сам жил вне политики. Теперь же, когда ты с головой окунулся в эту политику, ставишь передо мной задачи поистине невыполнимые.
Виталий Геннадьевич Коновалов действительно являлся большой проблемой для Германа Федоровича. Своей неприязни к олигарху Коновалов никогда не скрывал, и всегда говорил об этом открыто.
Своим интервью известный депутат не мог не заинтересовать Теодора Драдича. Всегда хорошо знающий цену деньгам, он намеревался приложить максимум усилий, чтобы оградить себя от разного рода неожиданностей.
— Знаешь, с этим Коноваловым мне надо познакомиться, – сказал Драдич своей супруге. – Несомненно, об этом Сапранове ему известно гораздо больше, чем кому бы то ни было. Вот пусть теперь подтвердит или развеет мои сомнения.
— Тэд, значит, моих слов тебе недостаточно? - обиженно спросила Елена. – Сколько раз я тебе говорила: не тот человек этот Сапранов, которому можно протягивать руку. Но ты ведь предпочитал в упор меня не видеть и не слышать.
Несомненно, о Германе Сапранове Елене было известно гораздо больше, чем её супругу. Несомненно, причин хранить обиды на московского олигарха тоже хватало.
Доступ к Виталию Коновалову, как и к любому другому политику его уровня, был весьма затруднителен. Семь кругов охраны депутата предстояло пройти тому, кто желал получить аудиенцию с Виталием Геннадьевичем. Не избежал этой участи и Теодор, хотя причины, заставлявшие этого человека искать встречи с этим политиком, с лихвой оправдывали все, встречавшиеся на его пути, трудности.
— Был немало удивлен, когда узнал, что вы хотите встретиться со мной, – сказал Коновалов при встречи с хорватом. – Не думал, что моя персона может заинтересовать кого-то из людей вашего уровня.
Эти слова были сказаны скорее из вежливости, и вряд ли отражали реальное положение вещей. Будучи опытным политиком, Виталий Коновалов хорошо знал цену подобным визитам, и отлично понимал: за показной вежливостью и нарочитым радушием этого хорвата стоит какой-то сугубо шкурный интерес.
В кабинете депутата Теодор Драдич чувствовал себя несколько неуверенно. Презрительное отношение Коновалова к своему посетителю чувствовалось во всем: в его взгляде, манере говорить, даже в том, как он приветствовал заморского гостя.
Поняв, что к числу желанных гостей он не относится, Теодор, что называется, с места в карьер начал излагать суть своего визита к Коновалову.
— В Москву меня привел сугубо личный интерес, – начал свою речь Драдич. – Вы понимаете, как делового человека, меня, прежде всего, интересует безопасность моих предприятий…
— Только, простите, не пойму, чем я могу быть вам полезен? – удивился Виталий Геннадьевич.
— По телевизору я видел одно ваше интервью, в котором вы достаточно нелестно отзывались об одном человеке.
— О каком человеке?
— О Германе Сапранове. – уточнил Драдич. – Вы говорили, что этот человек замешен в каких-то коррупционных схемах, что верить нельзя ни одному его слову. Вы поймите, Герман Сапранов предложил мне достаточно выгодное сотрудничество, но, как любому предпринимателю, мне бы не хотелось напрасно рисковать.
По всем законам жанра, для Коновалова настал его звездный час. Наверное, никогда прежде не предоставлялось ему возможности так изощрено поквитаться с Германом Сапрановым.
— Вы хотите узнать, кто такой – Герман Сапранов? – спросил Виталий Геннадьевич Теодора. – Могу вам сказать только одно: чем дальше вы будете держаться от этого человека, тем будет лучше лично для вас. Понимаете, не тот человек Герман Сапранов, с которым вообще можно вести дела. Количество законов, им нарушенных, не поддается исчислению, и привлечение его к ответственности – это вопрос всего лишь времени.
Слова Коновалова еще раз утвердили Драдича в его подозрениях, которые тем же вечером подтвердились супругой Теодора Еленой.
— По этому Сапранову тюрьма уже не первый год плачет, – сказала она мужу. – Знаешь, сколько людей он просто подставил?
Этому разговору с мужем предшествовала встреча Елены со своим старым приятелем Павлом Спиридоновым. Многолетняя разлука давала повод старым знакомым о многом поговорить, многое обсудить.
Наверное, старое кафе, затерянное в глубине одного из спальных районов, в тот вечер снова было радо встретить своих, когда-то бывших постоянными, посетителей, сидевших за маленьким столиком в полупустом зале.
— Ты знаешь, за прошедшие годы ты ни капельки не изменилась… - сказал Павел Елене.
— Только в сто раз стала ворчливее и вредней! – прервала признания бывшего коллеги Елена. – Знаешь, Паш, время нас никого не красит, и я здесь не исключение.
— Однако твой брак вполне можно назвать удачным, – сказал Павел.
— Смотря, что подразумевать под удачей, – вздохнула Елена. – Нет! Жаловаться, конечно, мне особо не на что. Все, что нужно для счастья, у меня, кажется, есть: дом – полная чаша, любящий муж, полезные знакомые, связи…
— Лен, а дети? – перебил вдруг бывшую коллегу Павел.
— Что дети!?! – встрепенулась Елена.
Сам того не желая, Спиридонов задел те струны души своей знакомой, которые надо было бы оставить в покое.
Для Елены рождение детей всегда было больной темой. Наверное, это был единственный вопрос, по которому она никак не могла найти взаимопонимания со своим супругом. Несложившиеся отношения Теодора с его родным сыном Брониславом, казалось, навсегда убили в нем желание к продолжению рода и к деторождению вообще, о чем неоднократно было сказано Елене.
— Второй Бронислав мне здесь не нужен, – говорил Теодор супруге. – Достаточно того, что он меня на тот свет загонит.
Внутренне смирившись с создавшемся положением вещей, Елена посчитала своим долгом стать тенью своего мужа, принимая на себя все, чем жил Теодор Драдич.
— Сейчас, в данный момент мне бы хотелось оградить своего мужа от неприятностей, которые вот-вот могут на него свалиться, – сказала Елена Павлу. – Ты можешь помочь мне в этом?
— Помочь!?! Тебе!?! – удивился Павел. – Интересно, чем именно?
— Паш, ты ведь не первый год в полиции работаешь. Наверняка у тебя там полно завязок. Вот и пробил бы по своим источникам, насколько сильно над головой Сапранова тучи сгущаются.
— Лен, я тебе без всяких источников скажу: компромата на этого Сапранова у нас – выше крыши. Только никто не знает, что делать с этим компроматом. Понимаешь, к этому Сапранову ведь просто так не подступишься. На него, считай, вся государственная машина работает. Ты знаешь что: если хочешь существенный компромат на этого Сапранова нарыть, то тебе надо со своим бывшим мужем пообщаться. Димка ведь конкретный зуб на этого Сапранова имеет. Глядишь, он и тебе что-нибудь дельное по этому поводу подсказать сможет.
Сам того не желая, Павел разбудил в душе своей знакомой такие воспоминания, которые она сама хотела бы навечно похоронить в прошлом.
Брак с Дмитрием Серковским оставил о себе довольно горестную память, возвращаться к которой Елене лишний раз не хотелось.
— Как у него дела? - вздохнув, спросила Елена. – Часто с ним видитесь?
— Да, общаемся достаточно часто, – ответил Спиридонов. – Дела у него…. Все, вроде бы, пучком. Вон, женился второй раз. Вместе с женой сына воспитывают.
— Женился!?! – удивилась Елена. – Кому же на этот раз не повезло?
Все разговоры о её бывшем муже, равно как и о предыдущем браке, были для Елены не из приятных. Память вновь уносила в те времена, когда счастье, казавшееся очень близким, умерло, не успев родиться.
Кому обязана своей несостоявшейся семейной жизнью, Елена хорошо понимала, и, может быть, именно поэтому неприязненное отношение к Герману Сапранову росло в её душе в геометрической прогрессии. Понимала ли Елена, с какими опасностями ей предстоит столкнуться, пытаясь перейти дорогу московскому олигарху? Вряд ли она вообще об этом думала! Неприязнь к Сапранову была сильна настолько, что все опасности, при всяком размышлении о них, уходили куда-то далеко, на задний план.
— Ну, я бы не сказал, что нынешней Димкиной супруге не повезло. – продолжил Павел. – По крайней мере, любит он её безумно, и она, судя по всему, отвечает ему взаимностью.
Как ножом по сердцу было это признание старого приятеля для Елены. Всегда считавшая себя заправской охотницей, она расценивала своего бывшего супруга, как особо ценный охотничий трофей, безраздельно ей принадлежавший. Утрата иллюзий по этому поводу произошла очень быстро. Никакой романтики, тем более, любовных отношений в планы Дмитрия никак не входило, а его брак с Леной Белоноговой был, скорее, абсолютно ни к чему его не обязывающим актом вежливости.
Новость о том, что бывшая жена ищет с ним встречи, стала для Дмитрия по-настоящему неожиданной.
— Да, не бойся ты так! – пытался ободрить друга Спиридонов. – Никто на твою семейную жизнь покушаться не собирается.
Встреча бывших мужа и жены проходила в небольшом ресторанчике, затерявшемся в глубине одного из городских парков.
— Слушай, а годы тебя вообще не измелили. – Дмитрий сделал комплимент своей бывшей супруге.
— Прекрати, Димка! – махнула рукой Елена. – Время нас никого не красит, и я здесь не исключение! Ты лучше расскажи, как у тебя-то у самого жизнь сложилась… Пашка мне сказал, что женился ты повторно, что жена у тебя какая-то необыкновенная.
Как укор звучали эти слова бывшей жены для Дмитрия. Его брак с этой женщиной навсегда был похоронен в прошлом, фактически, так и не успев родиться.
— Да, жаловаться мне, действительно, не на что, – сказал Серковский. – Ты знаешь, впервые за долгие годы я по-настоящему счастлив. Все, что нужно для счастья, у меня есть: любящая жена, самый лучший сын, сестра, о которой все это время мне ничего не было известно…
— Кто хоть счастливица? – прервала тираду бывшего супруга Елена. – Кому ж на этот раз удалось вскружить тебе голову?
— Я вас обязательно познакомлю! – ответил Дмитрий. – Уверен, что не подружиться вы просто не сможете.
Как это не могло показаться странным, но Елена сразу же приняла приглашение бывшего мужа, считая своим долгом познакомиться с его новой супругой.
Вопреки опасениям Дмитрия, отношения Людмилы с Еленой сложились сразу же, будто они были знакомы долгие годы. Мило болтая за чаем, девушки нашли море общих тем для разговоров.
— Люд, ты-то хоть мне объясни, как тебе удалось укротить этот «вулкан»? – спрашивала Елена. – Он же, кроме своих разборок, думать вообще ни о чем не способен.
— Лен, да, я, если честно, тоже всякую надежду потеряла, – ответила Людмила. – Хорошо, что у нас с ним общая сестра нашлась. В принципе, она нас и помирила.
— Сестра!?! – удивилась Елена. – Ты мне раньше никогда не говорил, что у тебя есть сестра.
— Да, я сам только недавно узнал об этом, – попытался объяснить ситуацию Дмитрий.
— Интересно было бы с ней познакомиться – промолвила Елена.
— Так, зачем же дело стало? – спросила Людмила. - Приходи к нам в гости еще раз, но только с мужем. Мы нашу Лену тоже позовем. Вот и познакомитесь.
Повторный визит Елены к бывшему мужу, но уже в сопровождении Теодора, не заставил себя долго ждать. На удивление, отношения Дмитрия с Драдичем сложились сразу же, как только хорват переступил порог его дома. Общие темы для разговора быстро нашлись, главной из которой являлась тема взаимоотношений с Германом Сапрановым.
— Никак не могу понять, что этому человеку от меня нужно, – говорил Драдич. – Перспективы он, конечно, передо мной рисует заоблачные, но, зная положение, в котором он находится, совершенно не понятно, как будут осуществляться намеченные планы.
— Теодор, могу дать вам совершенно искренний совет: бегите от Сапранова, и как можно скорее, – произнес Дмитрий. – Не тот он – человек, с которым можно вести хоть какие-то мало-мальски серьезные дела.
— На чем основано ваше утверждение? – спросил Драдич.
Приведенные Дмитрием аргументы еще раз убедили хорвата в полной бесперспективности сотрудничества с Сапрановым.
— Герман относится к тому типу людей, которые с легкостью нарушают данное ими слово.
Семена сомнения были посеяны, и сразу же дали свои всходы. С первого взгляда Герман Сапранов показался Драдичу человеком с явно завышенным о себе мнением, дающим слишком громкие обещания.
— Как вы думаете, этот проект нового торгового центра имеет под собой хоть какие-то перспективы? – спросил Теодор Серковского.
— Хороший вопрос, – промолвил Дмитрий. – Знаете, Теодор, учитывая количество законов, нарушенных Сапрановым, можно смело предположить: проблемы со строительством вашего центра вполне могут возникнуть. Одно то, что строительство планируется в историческом районе города, говорит не в его пользу.
После этого разговора Драдич еще раз убедился в том, что, скорее всего, сделал неправильный выбор. Все слова Германа Сапранова оказывались дутым пузырем, который мог лопнуть в любую минуту.
— На похвалы самому себе этот Сапранов не скупился, – сказал Драдич Елене, когда они покинули дом Дмитрия. – Уверял меня, что он – царь и Бог в этой стране, а на поверку оказался банальным мошенником.
— Тэд, ну, а ты как хотел? – удивилась Елена. – Ты что, не знал, в какую страну едешь? Многие правила, которые работают у нас, в Европе, здесь просто не действуют.
Сам Герман Сапранов был чрезвычайно далек от событий, вокруг его персоны разворачивающихся. Предстоящая предвыборная компания занимала все его сознание, не давая отвлечься на какие-либо посторонние темы.
— Я так понимаю, бриллианты перестали быть для тебя приоритетом? – как-то спросил Ромодановский. – Ты думаешь, в «Цитадели» кто-нибудь забыл об Абу Мухтаре?
— Вова, скоро я смогу предложить организации нечто такое, по сравнению с чем этот араб с его камнями покажется мелким ничтожеством. Ты что, думаешь, я просто так обхаживаю этого хорвата? Да, он мне нужен только для того, чтобы с его помощью выйти, так сказать, на новый уровень развития.
— Он сам-то об этом знает?
— Нет, конечно. Да, и не должен ничего узнать. Володя, это – моя тактика. В нужный момент в «Цитадели» все должны быть потрясены, и Теодор Драдич – идеальный инструмент для этого.
Во многом Герман говорил загадками, разгадать смысл которых было весьма затруднительно. Ясно было только одно: в рукаве у Сапранова имелись козыри, с помощью которых в «Цитадели» он намеревался поразить буквально всех!
— Ты не представляешь, как в организации растет недовольство тобой, – неоднократно говорил Герману Артамонов. – Особенно неистовствует хозяйка. Вот кто не перестает плести против тебя интриги. В твоей непригодности, видишь ли, она не сомневается, о чем не устает говорить на каждом углу.
— Игорек, дни старухи сочтены! – ни минуты не сомневаясь, ответил Сапранов. – Недалек тот день, когда она окажется никому не нужна, и тогда наступит мое время!
Нелюбовь Германа к бывшей тещи била через край, чего он никогда не считал нужным скрывать. Считая, что Регина Робертовна совершенно не по праву занимает свое положение в «Цитадели», Сапранов всегда прилагал максимум усилий для её устранения.
— Герман, твоей уверенности можно только позавидовать, – сказал Артамонов. – Только непонятно, как ты собираешься осуществлять задуманное. Хозяйка ведь тоже далеко не дура, и все твои хитроумные комбинации просчитывать умеет очень хорошо.
— Игорек, не считай меня идиотом! – ответил Сапранов. – Я что, за столько лет не научился просчитывать все ходы этой старухи? Да, она даже не представляет, какой сюрприз я ей приготовил!
— Даже трудно представить, что может ждать Регину Робертовну. Зная твою нелюбовь к ней, смело можно предположить: удар по ней будет максимально мощным.
Даже не мог представить себе Игорь Макарович масштабов того, что задумал Герман. Планы были поистине грандиозны, в результате реализации которых Регина Робертовна должна была уйти куда-то далеко на задний план.
Никаким желанием не обладал Теодор быть инструментом в руках Сапранова. Не желая быть втянутым в достаточно грязные игры, Драдич решил, как можно скорее, ретироваться, о чем немедленно было сообщено Елене.
— Завтра же мы возвращаемся в Загреб, – сказал Теодор. – С этим мошенником Сапрановым у меня не может быть ничего общего.
— Ты даже не сообщишь ему, что разрываешь все отношения? – спросила Елена.
— Не вижу в этом необходимости. Понимаешь, лишний раз будоражить такого человека, как этот Сапранов, - это все равно, что будить медведя в его же берлоге. Зачем? Мы тихо и мирно откланяемся, и уже на следующий день все забудут о нашем существовании.
Глубокой тайной осталось то, каким образом подробности разговора Дмитрия с Теодором стали известны Сапранову. Гневу Германа Федоровича, казалось, не было предела, что с лихвой ощутили на себе Владимир Борисович и Игорь Макарович. Причем, Ромодановский оказался виновным только тем, что в неурочный час ему не повезло оказаться рядом со своим партнером.
— Вы все хотите, чтобы я оказался на дне! – заявил Сапранов. – Но ведь этого никогда не будет! Тебе, дорогой ты мой, в скором времени придется сухари сушить, впрочем, так же как и твоему сыночку-недоумку.
— Герман, прости, но я никак не могу понять: ко мне-то у тебя какие претензии? – спросил удивленный Владимир Борисович. – Лично я уже давно стал твоей тенью, и выполняю все, о чем бы ты меня не попросил.
— Ну, и заодно думаешь о том, как поскорее от меня избавиться, – произнес Герман Федорович. – Признайся честно: после того, как «Континент» ушел из моих рук, я ведь тебе особо не нужен стал.
Правда была в каждом слове, произнесенном Сапрановым, хотя открыто признать её Владимир Борисович никогда бы не решился. Слишком высокой оказалась бы цена, которую за такую правду пришлось бы заплатить.
— Ты ведь знаешь, насколько сильно я от тебя завишу, – произнес Ромодановский. – Неужели ты допускаешь мысль, что я могу поставить на кон все, что у меня есть?
— Вот в этом-то все и дело, что ты без меня шага сделать не можешь. Самому-то, небось, уже давно надоело такое положение вещей?
— Герман, вот эти твои измышления мне глубоко непонятны, – ответил Владимир Борисович. – Ты же знаешь, как сильно мы с тобою повязаны, и плести против тебя интриги, кого-то там против тебя науськивать – это не в моих интересах.
Правда в словах Ромодановского была лишь отчасти. Да, его зависимость от Германа была достаточно высока. Да, благополучие его банка всецело зависело от того, насколько успешен бизнес Сапранова. Однако с этим самым бизнесом в последнее время были очень большие проблемы, которые не могли не влиять на работу «Терминал-банка».
— Вова, я ж не вчера родился! – заметил Сапранов. – Я что, по-твоему, не понимаю, что весь твой банк держится исключительно на моих деньгах? Сейчас мои дела далеко не высоте находятся. Вот ты и решил на чужом горбу в рай въехать.
Неправда в словах Германа Федоровича была лишь отчасти. Да, успех бизнеса Ромодановского во многом зависел от того, насколько успешно складываются дела у его партнера. Да, зависимость Владимира Борисовича от Сапранова всегда была достаточно высокой. Однако в последнее время дела у Германа Федоровича складывались далеко не лучшим образом, что не могло не отразиться на работе банка его главного партнера. В силу этих причин для Ромодановского Герман стал представлять ненужный балласт, тянущий его ко дну.
Как по нотам были расписаны все дальнейшие действия банкира, в результате которых Герман Сапранов должен был или, словно птица Феникс, возродиться из пепла, или окончательно пойти ко дну.
— Удовольствия видеть, как рушится все, что мне удалось создать, я тебе не предоставлю, – продолжил Герман Федорович. – Ты-то, должно быть, уже наметил, как своего сынка непутевого в мое кресло посадить? В этом случае вынужден буду тебя огорчить. В ближайшее время отходить от дел не собираюсь!
— Паранойя в действии! – вздохнув, промолвил Ромодановский. – Герман, мы ведь с тобой одной веревочкой повязаны. Поэтому не в моих интересах предпринимать что-либо против тебя.
Аргументы Владимира Борисовича не могли возыметь хоть какого-то действия на Германа. В своем мнении он оставался непреклонен: Ромодановский – главное заинтересованное лицо в том, чтобы он, Герман Сапранов, поскорее оказался на дне.
— Вова, только не говори, что это – не так! – продолжил Герман. – Я что, не понимаю, зачем твой непутевый отпрыск за моей Эллкой приударил? Без тебя-то здесь уж точно не обошлось!
Что-либо возражать, не соглашаться с Германом в этой ситуации было абсолютно бессмысленно, а поэтому Ромодановский предпочел ретироваться, оставив суждения своего партнера на его же совести.
Покинуть Москву Теодор Драдич предпочел по-английски, даже не посчитав нужным поставить в известность о своем отъезде Германа Сапранова.
— Ты даже не скажешь Сапранову о нашем отъезде? – спросила мужа Елена.
— Не считаю нужным, – ответил Теодор. – Я итак потратил на этого человека слишком много времени… причем, совершенно впустую.
Новость о том, что Драдич с Еленой покидают Москву, для Романа Ромодановского не могла быть из разряда приятных. Высокими чувствами к супруге хорватского гостя он воспылал сразу же, когда в первый раз увидел её. Понимал ли он, что любые его отношения с ней никогда не смогут далеко зайти, навсегда осталось неизвестным, но прекрасная незнакомка настолько прочно вошла в его сознание, что ни о чем другом, кроме неё, думать он уже не мог.
Застав Елену с мужем за сборами вещей в дорогу, Роман был немало удивлен.
— Вы покидаете нас? – спросил он супругу Теодора. – Так скоро?
— Можете передать вашему шефу, что участвовать в его интригах я не намерен, – сказал Роману Драдич. – В своем дальнейшем пребывании в Москве я смысла не вижу, а поэтому спешу откланяться.
Естественно, известие об отбытии из Москвы Теодора Драдича до предела возмутило Германа. Посылая многочисленные проклятия в адрес хорвата, мысленно Сапранов пытался найти виновного во всем произошедшем. Долго поиски не продолжались. Виновник стоял здесь же, перед Германом Федоровичем, и смотрел на него совершенно осоловелым, мало что понимающим взглядом.
— Ты вообще хоть что-нибудь можешь сделать по-человечески!?! – спрашивал Герман Романа. – Я что, не говорил тебе, насколько этот хорват важен для меня? Почему ты так бездарно упустил его?
— Герман Федорович, но я сам не понимаю, что могло произойти, – оправдывался, как мог, Роман. – Очевидно, этому хорвату уже успели напеть что-то на ушко. Вот он и сорвался! Вопрос только: кто и зачем это сделал?
Как раз этот вопрос перед Германом Федоровичем не стоял. Для него все было совершенно очевидно: только всей душой ненавистная племянница могла выдать его хорватскому протеже подобную убойную порцию компромата на своего дядю.
— Ох, как она пожалеет об этом! – немного поразмыслив, заключил Сапранов. – Она ведь даже не представляет, что последует за всеми этими её интригами.
— Герман Федорович, вы так уверены, что ваша племянница имеет к этому какое-то отношение? – спросил Роман.
— Абсолютно! – полным уверенности голосом ответил Герман. – Рома, у неё же в руках – все рычаги управления концерном. Знаешь, при желании, сколько компромата там можно нарыть?
Сколько можно нарыть компромата, Роман представлял себе достаточно хорошо. Ни раз ему приходилось, становится соучастником неких действий Германа Федоровича, которые зачастую шли в разрез с официальным законом.
— Я надеюсь, ты хвосты за собой тщательно подчищал? – спросил Романа Герман. – Ведь лишние вопросы от ментов не нужны ни мне, ни тебе.
Под зачисткой хвостов подразумевались вещи, о которых Роман лишний раз старался не думать. Слишком кровавый шлейф влекло за собой это словосочетание.
— Герман Федорович, а почему вы решили, что ваша племянница в концерне могла что-то на вас нарыть? – вдруг спросил Роман. – Человек она в концерне новый, а поэтому обо всем, что в нем творилось, может быть просто не осведомлена.
— Зато Гусев, уверяю тебя, достаточно осведомлен. Он же спит и видит, как поквитаться со мной за своего друга. Знаешь, с незапамятных времен они со своей женушкой на меня всех собак вешали. Теперь, в свете последних событий, ему предоставляется возможность нарыть на меня такой компромат, с помощью которого похоронить меня заживо похоронить меня вообще ничего не будет стоить.
— Герман Федорович, но нам-то что теперь делать? – снова спросил Роман.
— Тоже, что я тебе говорил – зачищать концы, – ответил Герман. – У тебя на экскаваторном заводе под Владимиром бардак полный творится. Стоит туда заявиться каким-нибудь следакам, как я запросто могу оказаться на нарах.
— Герман Федорович, но я-то здесь причем? Вы же знаете: экскаваторный завод – вообще не моя епархия. Вы же знаете: на этом заводе всем Подтихов заправляет, а он там – царь и Бог.
— Ну, а кто привел этого Подтихова на завод? – спросил Сапранов. – Не ты ли?
Ответить на этот вопрос Роману было совершенно нечего. Еще на заре своего сотрудничества с Германом Федоровичем он привел к нему молодого человека с постоянно бегающими глазками, и принялся заверять шефа, что лучшего управляющего для экскаваторного завода нельзя найти в принципе.
С первого взгляда Григорий Георгиевич Подтихов произвел на господина Сапранова весьма благостное впечатление. Никогда не задающий лишних вопросов, до предела исполнительный и рачительный, Подтихов казался идеальным управляющим вверенного ему предприятия.
Проблемы начались тогда, когда на заводе появились весьма странные люди, и предложили Григорию Георгиевичу несколько левых заказов. В силу своей патологической любви к деньгам, Подтихов не мог не согласиться, и вскоре в бухгалтерской документации завода появились огромные дыры. Подобные хитроумные комбинации не могли укрыться от внимания Германа Федоровича, что вызвало очередной приступ его негодования.
— Что этот Подтихов о себе возомнил! – выговаривал Герман Роману. – Он что, считает завод своей собственностью!?! Тогда я ему быстро напомню, кто в доме хозяин!
Эта хитроумная комбинация провинциального управленца очень кстати пришлась Дмитрию Серковскому, решившему использовать её по максимуму для достижения своих целей.
— Хочешь прослыть самым крутым сыскарем? – спросил Дмитрий друга.
— Кто ж не хочет, Дима? – ответил Спиридонов.
— Тогда тебе срочно надо организовать полицейскую проверку на одном маленьком , но очень интересном предприятии во Владимирской области…
— Так, стоп, Димка! Ты, кажется, забываешь, что я работаю в московской полиции. Другие области – это, извини, не моя компетенция.
— Жаль! – вздохнул Дмитрий. – Слушай, может быть, у тебя в провинции какие-нибудь завязки все-таки есть? Понимаешь, уж больно интересное дело получится может.
— Ты все никак не можешь успокоиться! – иронично заметил Павел. – Я-то думал: страница с Сапрановыми для тебя уже давно перевернута.
— Паш, да, не может быть для меня перевернута эта страница, пока Герман Сапранов разгуливает на свободе. Тебе, конечно, неведом тот ужас, который мне пришлось пережить. А я, если честно, до сих пор в себя прийти не могу после того, как увидел всех своих родственников мертвыми.
Убеждать Дмитрия в его неправоте было делом абсолютно бессмысленным, а потому Павел предпочел ретироваться, оставив друга наедине с его рассуждениями.
Отъезд Теодора Драдича из Москвы был максимально поспешным, не предусматривающим каких-либо прощаний.
— Ты даже не поставишь Германа Сапранова в известность о том, что мы уезжаем? – спросила мужа Елена.
— Лен, после того, что мне стало известно, я вообще не хочу видеть этого человека, – произнес Теодор. – Слишком много чести для него…
Драдич даже не представлял, насколько его отъезд из столицы противоречил интересам Германа Сапранова.
— Эту птицу мы не должны упускать – сказал Герман Федорович начальнику своей охраны Виктору Шабанову. – Можешь себе представить, какой там, за бугром, поднимется хай, если этот хорват начнет открывать рот?
— Герман, он что, знает про тебя что-то такое, чего знать не должен? – спросил Шабанов.
— Вить, благодаря моим врагам, этот человек знает обо мне гораздо больше, чем хотелось бы. Поэтому остановить его надо, как можно, скорее, пока он не начал там, за кордоном, распускать свой язык.
Последние слова сводного брата Виктором Васильевичем не могли быть расценены иначе, как руководство к дальнейшим действиям.
Ретивости и рвения Шабанову занимать не приходилось, а поэтому он тут же помчался выполнять очередное распоряжение сводного брата.
В выполнении своей работы Виктор Васильевич был настоящим виртуозом, и в том, что любое, порученное ему, дело будет выполнено со всем тщанием, сомневаться не приходилось.
Что на этот раз пошло не так, сказать было трудно, но дело у Виктора Васильевича не задалось еще с того момента, как он покинул особняк Сапрановых. Во-первых, движение затормозила многокилометровая пробка, растянувшаяся от ворот особняка до самого центрального шоссе. Потом, неожиданная поломка в двигателе автомобиля прервала маршрут Шабанова минут на десять. Наконец, в авиа гавань Виктор Васильевич прибыл уже тогда, когда белоснежный лайнер с курсом на Загреб взмыл вверх.
Все объяснения сводного брата мало могли убедить Германа Федоровича в уважительных причинах.
— У тебя, браток, сейчас все мысли должны только об одном быть: как бы самому в живых остаться, – сказал Сапранов начальнику своей охраны. – Только не вздумай мне тут заливать, что этот облом с хорватом – это просто случайное стечение обстоятельств…
— Герман, но это – действительно так! – перебил брата Виктор Васильевич. – Мы просто не успели!
— Послушай, вот эти сказки ты можешь рассказывать кому-нибудь другому, но не мне. Сам понимаешь, что может случиться, если этот Драдич начнет там, заграницей, открывать рот. Мало ведь тогда никому не покажется, и ты здесь – не исключение.
Представить подобное развитие событий было действительно ощущением не из приятных. Надежды на реализацию крупного проекта, призванного решить все накопившиеся проблемы Германа Сапранова, рухнули в одночасье, и теперь перед ним замаячила вполне реальная перспектива лишиться еще и того, чем он владел.
На этот раз волны Адриатического моря сулили Герману не баснословные прибыли, а грозили крупными, ни с чем несравнимыми неприятностями.