- Музыку любите?
- Да, - отвечаю, задыхаясь от паров спирта.
- Прекрасно. Наслаждайтесь.
- Мойтесь! – тот же женский голос кричит куда-то в сторону и мне: - Руки не вытаскивать.
На волнах "Русского радио" плыву в неизвестность. Через пару минут 1-й мужской:
- Поехали.
Хруст прокалываемой ткани, следующий, следующий. Хочется выть.
- Первый, второй, слева готово. Отсоси. Верх пошли. Первый, второй, третий, готово. Внутри, ещё один.
Выть хочется в два раза сильнее.
- Вскрываю. Сосни. Уйди выше. Сверлим.
Жужжащий звук бура, мозг готов взорваться, но ещё держится.
- Сейчас постучим немного, потерпите.
Тук-тук-тук. Мозг подпрыгивает вместе с ударами молотка. Все занемело, ломит и колотится, слезы текут ручьями. Больше от жалости. Себя, бедненькую очень жаль, как ощипанного распластанного курёнка.
- Сосни. Верх.
- Как себя чувствуете? – в действие вступает 2-й мужской. Пеленка приподнялась, два карих глаза смотрят пристально. Я вроде моргнула, а, может, нет. За слезами не поймёшь. Пытаюсь улыбнуться, бесполезно. Слышу тот же голос: - Отлично, почти смеётся.
Жуткий звук металла по кости, ещё мощнее. Скулю почти беззвучно, как прибитая мышь.
- Сосни, подсверлю ещё, - 1-й.
Ад. Терплю, даже уже не скулю. Неожиданно 2-й:
- Какую музыку любите?
Силюсь улыбаться, судорожно трясу головой, мол, уже никакую. Хотя, скорее это похоже на нервный тик. Больше всего на свете хочется уползти отсюда пусть гусеницей, но живой. А в ушах разливается Ёлка "Мне легко, мне легко..."
"Ещё как легко!" - мысленно говорю себе, готовясь отдать концы.
- Есть охота, - женский голос. - Обед через десять минут.
- Хоти. Что, человека с развороченной челюстью оставим и есть пойдём? - 1-й мужской.
- А что у тебя, Марин? - 2-й мужской.
- Картошка тушёная с мясом.
- На троих хватит? Неохота столовское, - 2-й и обо мне: - Что, Андрюх, последний лоскут?
- Да, никак не подберусь. Что там на троих? Ни сами не наедимся, ни ей не дадим. Сосни посуше, снизу попробую.
- Если ты отказываешься, то для двоих норм, - 2-й мужской. Пеленка поднялась: - На меня посмотрите (видимо, посмотрела). - Как себя чувствуете?
Пожимаю задеревеневшими от напряжения плечами, еле сдерживаюсь, чтобы не зареветь навзрыд.
- Да ешь ты, - 1-й мужской. - Иди, Марин, сами закончим. Шовный приготовь только.
- Готово. Не пойду, плечи ей поддержу. Надо же, молча терпит.
- Почему нам только лидокаин дают? Народ мучается, - 1-й мужской. - Посуши хорошо, с другой подцеплю.
- У меня ампула ультракаина есть, дать? – женский. - Так жалко человека.
- Давай. Где взяла?
- У стоматологов выпросила.
Следующий прокол не чувствую, собираю остатки сил, понимая, что сейчас будет. Ждём с минуту.
- Высуши внутри, - 1-й мужской.
Жужжит пылесосик. Рывок, мозг рассыпается на искры, я на молекулы. Молча сотрясаюсь от рыданий. Катарсис.
- Всё, всё, - успокаивает 1-й.
- Идеально, - 2-й. - Шьем?
- Шьем.
Час позади. Распаковывают. Чувствую, лицо как беляш.
- Осторожно, сразу не вставайте, - женский.
- Всё нормально? - 2-й мужской. Киваю. - Держите плотнее два часа. Спать на этой стороне.
Сползаю со стола, прижимая к щеке огромный марлевый тампон. На соседнем мужчина, упакованный как Рамзес Второй, вскрикивает на каждый прокол. Возле него трое. Потихоньку шлёпаю на выход.
- Вы молодец, даже не пикнули, - слышу в спину 1-й мужской.
Оборачиваюсь. Держусь за щеку, сквозь узкие прорези глаз смотрю туманно. Моих тоже трое, два парня и девушка. Хриплю:
- Спасибо.
Для убедительности вскидываю правую ладонь. Улыбаются, снимают перчатки, вразнобой:
- Пожалуйста. Поправляйтесь.
Макс Барских ноет вдогонку:
"И по секрету, я слаб,
Когда ты раздета..."
Что за бред? По секрету - мои трое и есть те, о ком принято пренебрежительно говорить "миллениалы". Около тридцати, хирурги "ухогорлоносы". Не мечутся бессмысленно в поисках смысла, себя, впадая в духовные практики и выпадая в астрал. Совсем не мажоры, не популярные блогеры, проповедующие чепуху.
Старшие медицинские товарищи ушли в частные клиники, красиво и обходительно лечат и консультируют. Но кто-то же должен и грязную работу делать, оперировать, лечить в стационарах.
Миллениалы - они взяли на себя ответственность за наше здоровье, кроят, долбят, вырезают ежедневно. Пафосно? Да, по-другому не получается.
- Так что там с картошкой? Поделишься.
- Поделюсь.
Мужчина вскрикивает все громче. Содрогаюсь. Уже не плачу. С медсестричкой (тоже миллениалкой) скоренько уносим ноги и колеса под душераздирающие стоны.
Горжусь. Не собой, ребятами. Они классные!
"И по секрету, я слаб,
Когда ты раздета...."