Часть 1
Родился я вне брака. Моя мать Полина безоглядно влюбилась в моего отца Леонида. Был он красив как Бог, я не в него. Отец выглядел намного старше своих лет, был высоким, статным. Было ему всего шестнадцать лет, а можно было подумать, что все двадцать пять. А маме девятнадцать.
Представился он маме другим именем, сказал, что знаменитый футболист. По телевизору тогда два канала было, футболистов не знали в лицо, как сейчас. Встречались месяца четыре или пять, мать поняла, что беременна, сказала Лёне. Он перепугался и в слёзы, шестнадцать лет все-таки всего, сам почти ребёнок. И во всем матери моей признался, что не футболист, и, что лет совсем мало. Он тогда еле-еле выговорил:
- Я на год старше твоей сестрёнки.
А Янке пятнадцать было. Не знаю, почему мать аборт не сделала, на что надеялась? Видимо, я очень хотел появиться на этот свет.
Своей маме, то есть моей бабушке, мама сказала, что беременна, когда было уже поздно что-то предпринимать. Боялась, что бабуля ее на аборт отправит.
Бабуля не заметила беременность моей мамы, потому что у самой в личной жизни тогда не сладко было. Ее муж, он не был отцом моей мамы, ушёл тогда к другой женщине. Бабушка была ещё не старой, сорок пять лет ей было. И она много плакала, очень переживала и боялась под старость лет остаться одна. Дед потом вернулся, бабуля простила его и жила с ним до самой его смерти.
У бабули не было никаких сил ругать мою мать и читать ей нравоучения. От всей родни скрывали так долго, как могли. Но рос я в утробе моей матери как все дети, то есть быстро. И на шестом месяце скрывать меня стало невозможно. И как-то моя родная тетя Яна, тогда подросток, вдруг увидела, что ее старшая сестра в положении. Она, указывая на выпирающий заметно животик Полины, спросила:
- Это Лёнька?
- Нет, это Митька или Анютка, - пошутила моя мама.
Ультразвуковое исследование тогда не делали. И мама не знала, что внутри я - Митька. Так обо мне узнала вся моя родня со стороны мамы.
Еврейская родня, ну папина значит, узнала обо мне гораздо позже. Папа как-то немного выпил с друзьями, пришел домой, и его отец, мой дедушка Борис Моисеевич, снял ремень и закричал:
- Ах, ты щенок! Пьёшь уже? Молокосос!
Отцу стало обидно, и он выкрикнул:
- Да у меня скоро ребёнок родится!
Конечно он тут же пожалел об этом. Потому что на шум выскочила моя бабушка Рая и прабабушка Сима.
- Ленечка, что ты говоришь? - стали причитать они вдвоём, - какой ребёнок? Ты же сам ещё ребёнок.
Пришлось моему отцу рассказывать всю правду. Бабушка Рая выведала у папы телефон моей мамы, позвонила ей и поехала с ней на встречу. Встретились в парке. Бабушка придирчиво рассмотрела мою маму и сразу сказала:
- Лёнчик не сможет на тебе жениться. Ему шестнадцать лет.
- Я знаю, - весело ответила моя мама.
- Чему ты радуешься, дурочка? - спросила моя бабушка, - ребенка воспитать одной - это не так-то просто, как тебе кажется.
- Вы хотите, чтобы я плакала, - снова весело ответила моя мама, - так нет причин. Ещё что-нибудь хотите знать? - схамила моя мама.
- Ты даже не сможешь подать на алименты, - снова предупреждала моя бабушка.
- Говорите прямо, чего вы хотите? - спросила моя мама.
- Оставь моего сына в покое, - ответила бабушка.
- Я его не держу! - успокоила мама бабушку, - если у вас все, можно я пойду? Очень писать хочется, - с вызовом сказала она.
- Иди, - милостиво разрешила баба Рая.
Мама ушла, а бабуля достала сигарету, закурила и заплакала. Не такой, эх не такой судьбы хотела она своему младшему сыну.
Часть 2
Папа не перестал встречаться с моей мамой, хотя она его все время выгоняла. Ее разъедала обида, а потому она ему едко говорила:
- Твоя маман просила меня оставить тебя в покое. Но ей надо было бы тебя просить об этом.
- Меня она тоже просила, - наивно говорил мой отец и продолжал ходить, сам не зная почему.
Его тянуло к моей маме, ведь она была у него первой женщиной. По себе знаю, у меня также было. Пока не попробуешь следующую, тянет к первой.
Родился я летом, в самую жару, в середине июля. Папа встретил меня из роддома с цветами и даже на машине. Мы приехали в дом, где жила моя мама. Бабушка очень меня ждала, все было приготовлено к моему рождению.
К всеобщему изумлению на мой пятнадцатый день жизни еврейская родня решила на меня посмотреть. Приехали всем табором, но не привезли, как сказала моя бабушка, даже носового платка. Хотя, наверное, тогда мне носовой платок был не нужен. Да мне вообще ничего не было нужно, у меня все было. И даже папа.
Он тогда приходил каждый день. Подолгу нянчился со мной, гулял, менял пелёнки. Еврейская родня осталась мною довольна. Настолько, что дед Борис Моисеевич, копией которого я родился, так растрогался, что сказал:
- Полина, собирайся. Поехали. У нас погостите.
Мама, которой неприятно порезало слух слово «погостите», все же лениво покидала вещи в сумку, и нас привезли в папин дом. Папа был безумно рад. Нам выделили большую комнату, где мы прожили ровно три месяца. Но потом папа видимо попробовал следующую женщину, потому что стал все чаще очень поздно приходить, и все больше с запахом спиртного. А потом он сказал бабе Рае:
- Мам, помоги мне пожалуйста. Ты была права, я ее не люблю. Мне она не нужна, и ребёнок тоже не нужен. Мне надоело не спать ночами, менять подгузники и мыть его сраную жопу.
Баба Рая сказала:
- Все сделаю, Лёнечка.
На следующий же день, не медля, она сказала моей маме:
- Полиночка, у нас батарея прохудилась. Заодно решили все поменять. Борис Моисеевич отвезёт тебя домой. А как все закончится, снова приедете.
Мама молча стала собирать вещи.
Папа не появлялся месяцев семь или даже больше. Он не вспомнил о моем первом дне рождения. А пришел гораздо позже, и лишь потому, что ему очень нужны были деньги. Он позвонил, попросил разрешения приехать. Мама сказала:
-Конечно приезжай. Посмотришь на Митьку. Он уже большой и такой забавный.
Но папа, приехав, взглянул на меня едва ли. Ему нужна была немаленькая сумма денег. Он был кому-то должен, и этот кто-то требовал.
- Полюшка, попроси у матери своей, прошу тебя.
- И не подумаю, - ответила мама, - и даже объяснять тебе не буду, что у моей мамы нет лишних денег. Одна она и меня с твоим сыном и ещё младшую сестрёнку волочит. Уходи.
Отец не появлялся наверное года три после этого. А когда мне исполнилось два года, то моя прабабушка Катя и прадед Иван сказали моей маме, чтобы шла работать, а они за мной вдвоём будут присматривать. Прабабушке было семьдесят шесть лет. А прадеду семьдесят девять. Но шесть месяцев, что они за мной смотрели, наверное, были самые счастливые в моей жизни. Я ничего не помню, но точно знаю, что любили они меня безумно. И не было у них других забот, а только я, их милый Митенька. Все самое вкусненькое и все самое лучшее, что могли, готовили, делали и покупали для меня, своего правнучка Митеньки.
Но через полгода моя сладкая-пресладкая жизнь закончилась. Как-то утром прабабушка взяла меня на руки и тут-же поставила обратно в кроватку, а сама упала. И больше никогда не встала………
Хоронили прабабушку на следующий день. Прадедушка сразу же потерял ко мне всякий интерес. Он даже не смотрел на меня и не брал на руки. Не сюсюкал меня, как раньше. Не давал мне вкусную печеньку и не водил гулять. Со мной снова стало некому сидеть, и мама решила отдать меня в круглосуточные ясли.
Было мне два с половиной года. И можете смеяться, но я очень хорошо помню те времена, когда я был в этом саду. Я был очень капризный в еде, а потому большую часть времени я был сильно голодный. Очень часто я был мокрый и с грязной попой. Попа болела нещадно. А ещё, когда нас укладывали спать днём, то открывали все окна, даже в декабре, и мне было очень холодно, но это все ерунда.
Сначала мама забирала меня каждую среду и пятницу. Но как-то она не пришла за мной в среду. Я и ещё пару ребят остались в саду. На следующий неделе она снова не забрала меня в среду, а забрала только в пятницу. И так стало происходить регулярно. Дома я бывал только раз в неделю. На выходные.
Но как-то моя тетя Яна, которую я называю просто Яна, пришла за мной в среду, чем привела меня в неописуемый восторг. Когда она рано утром в четверг снова привела меня в ясли, то я стал заглядывать ей прямо в глаза и просить на своём шепелявом языке:
- А ты же придёшь за мной сегодня? Ведь ты заберёшь меня правда? Я буду себя очень хорошо вести. Только забери меня пожалуйста. Я не буду бегать и громко кричать, я сразу лягу спать. Только возьми меня пожалуйста. Я хочу домой, - и я обнял ее крепко-крепко и стал шептать ей на ухо, как я ее люблю.
Яна прятала глаза. И она быстро-быстро переодевала меня. Когда наступило время прощаться, я увидел, что она плачет. Она стала целовать меня и говорить, что сегодня не заберёт, но каждую среду будет точно забирать. А потом Яна или бабушка стали забирать меня не только по средам, но и по пятницам вместо мамы.
Я ещё был очень мал, чтобы понять, что мама моя загуляла.
Часть 3
Гуляла мама моя долго, всю жизнь. Бабушка пожалела меня, а может больше Яну, потому что сильно с того раза, когда я её просил не бросать меня в детсаду, Яна убивалась и плакала обо мне. В общем забрала меня бабуля из круглосуточного и отдала в обычный детсад недалеко от своего дома.
Эти годы моей жизни тоже были хорошими. Я их уже точно помню. Ведь никто не поспорит, что человек себя с пяти лет хорошо осознает.
Мама переехала в квартиру прабабушки, а прадедушку заставила забрать. Он жил то у моей бабушки, то у своей другой дочери. Но наверное не выдержал такого мотания туда-сюда, а главное переселения из родного дома, и через год умер.
Мама брала меня изредка к себе, но даже в эти дни она не могла отказать себе в удовольствии погулять. Весёлые компании, спиртные напитки были теперь неотъемлемой частью жизни моей матери. Она хотела гулять и веселиться. Я же хотел кушать, играть и развлекаться.
Лет с четырёх она стала выпускать меня на улицу одного во двор. И в пять лет я уже попробовал покурить с пацаном на пару лет меня старше.
Потом у мамы появился очень хороший мужчина Игорь. Он был военный. Он разогнал все компании, заставил маму забрать меня у бабушки, и мы стали жить как настоящая семья. Мама перестала пить, она готовила вкусную еду, стирала белье и ждала Игоря с работы. Мы ужинали и шли гулять в парк. Это время тоже было самым лучшим в моей жизни.
Но контракт у Игоря закончился, и он сказал маме, что в Молдавии, а он был из Кишинева, у него есть жена, и уехал.
Мама запила сразу горько. Вернулись веселые компании, я был вновь водворен к бабушке. У бабушки мне было хорошо, но я хотел маму и папу.
Время от времени появлялся Лёня, ну мой отец. Я звал его Лёня, он не возражал. Но я видел, что я ему безразличен. В основном, он приходил переночевать, когда был под серьёзным кайфом. Он стал наркоманом. Боялся ещё тогда дедушку Бориса Моисеевича, и иногда просился ночевать у мамы.
В 1991 году, когда жить становилось все тяжелее, какой-то пройдоха пообещал маме двухкомнатную квартиру на Иссык-Куле и тысячу рублей, громадные деньги, взамен на квартиру прабабушки в столице Казахстана. Мама быстро согласилась, прельстившись деньгами.
Квартира была хорошая, и озеро очень красивое. Переехали мы весной и все лето жили очень весело и сытно. У мамы перебывали все её друзья и друзья друзей. Бесплатное жилье в курортной зоне ещё никому не помешало на отдыхе.
Пили они очень сильно. Но кормили меня и ещё каких-то, все время отдыхающих у нас со своими мамами детей, хорошо. Каждый день ходили на пляж, и я научился плавать.
Самое лучшее время было тем летом, когда приехала Яна со своим мужем. Тогда мама всех выгнала, не пила при Яне и даже устроилась на работу.
Яна вкусно готовила каждый день, и они брали меня с собой то на пляж, то в горы, то на экскурсии. Когда Яна уехала, тут же, как черти из табакерки, выскочили мамины многочисленные друзья, которые хотели отдохнуть на Иссык-Куле бесплатно. Ну за бутылку водки или барматухи.
Часть 4
Но век лета недолог, пришла зима. Зимой стало тоскливо. Компании закончились, еда тоже. Нужно было начинать работать, иначе бы мы умерли с голоду. Несколько раз мама что-то врала бабуле, и она высылала денег. Но потом так повезло, и устроилась на работу в хорошее место. Пить перестала. Там познакомились с дядей Толиком, и летом вышла за него замуж.
Но летом стали снова приезжать компании. Все пили, и мама сорвалась. Толик долго пытался бороться, пробовал выгонять, но мама говорила, что это ее друзья, и квартира принадлежит ей, и Толик сдался, и потихоньку сам втянулся в пьянку. К концу лета оба они были горькими пьяницами.
Шёл 1992 год, и жить на Иссык-Куле становилось невозможно. Отключили горячую воду, а вместе с ней и отопление, затем не стало газа. Но люди не отчаивались, готовили на электропечках и грелись обогревателями. Счета за электроэнергию были неимоверными, но никто и не думал платить.
Следующий шаг был прогнозируем - отключили электричество, люди поставили буржуйки. Вскоре зима кончилась, и стало полегче. У кого были дачи, ушли жить туда. У нас дачи не было. И в то редкое время, когда мама и ее муж были трезвы, вдруг пришли какие-то более-менее адекватные люди и предложили ехать на север.
Тогда ещё оставалась северная надбавка и длинный отпуск. Рассказы о хорошей жизни лились рекой. И к концу вечера, который неожиданно прошёл без бутылки, мои родители решили уехать со своими новыми знакомыми.
Собирались очень быстро, но брать меня с собой сразу не рискнули. Да и бабушка стала слёзно просить оставить меня с ней, пока не устроятся на новом месте. Ах если бы бабушка знала, что моя мама и ее муж конченные алкоголики!
Меня оставили в Алма-Ате. И тот год был ещё одним из немногих хороших годов в моей беспутной жизни.
Бабушка выкинула всю мою старую одежду и купила новую, вывела вшей. Отмыла, и стала откармливать. К первому сентября я достаточно сносно выглядел. Фамилия у меня была как у мамы, и в школу меня бабуля в шестой класс отвела в мамину. Почти все педагоги были те же, что учили мою маму. А мама моя была умница, отличница, спортсменка-пловчиха, комсорг школы, артистка школьного драмкружка, который был очень известен и успешен в городе.
Все учителя окружили меня такой любовью и заботой по старой памяти, что не вздохни без их участия. В те годы это уже не было популярно среди подростков - слыть любимчиком у педагогов.
В первый же день меня сильно избили на школьном дворе после уроков. Домой я вернулся с фингалом. Бабушке сказал, что ударился. Но бабушка же не вчера родилась, и она очень за меня переживала. Она же не мама, которая бы скорее всего сказала - разбирайся сам, и никуда бы не пошла. А бабушка пошла в школу и стала разбираться.
Бить-то меня больше не били, но шпыняли по полной программе. И я не мог понять, за что. А просто так. Потому что учителя умиляются - ах какой милый мальчик у Полины Пожарской.
И вдруг до меня дошло, чтобы меня перестали гнобить одноклассники, мне нужно добиться, чтобы меня перестали хвалить учителя. А какой самый короткий путь? Правильно. Я перестал учиться, начал хамить и грубить. Для ещё более серьёзного закрепления результата я отнял у первоклассника деньги и покурил на глазах у нашей вахтёрши бабы Зины. Она тут же побежала к директору. И первый привод не заставил себя ждать.
Директриса была очень грамотная интеллигентная женщина. Она ласково и сдержанно поговорила со мной и взяла обещание, что больше я себя так вести не буду. Ха! Как же!
Уже на следующий день новость долетела до моих одноклассников, и они впервые с интересом посмотрели на меня. Я не мог упустить такой возможности и решил закрепить результат. На перемене я выбил стекло в классе, кинув в него свой пенал. Просто так. Снова к директору. И опять беседа, которую я слушал, откровенно ухмыляясь.
Все те, кто меня гнобил, сбившись в кучу, держались от меня подальше! Чего я добился? Да, меня больше не трогали, но и дружить со мной не хотели. Мне нужно было поддерживать своё кредо хулигана, и я время от времени совершал какие-то проступки.
Бабушку бесконечно вызывали в школу. Мне было очень жалко мою милую, мою любимую бабушку, но я не был приучен своей мамой разговаривать по душам и делиться своими проблемами. Мне и в голову не могло прийти рассказать бабуле обо всем, что происходило в моей душе, и почему я был такой.
Вскоре ко мне подошёл разбитной восьмиклассник и предложил покурить в туалете. Следуя своему типажу, я вынужден был согласиться.
- Ты откуда такой взялся, - сплюнув на пол, спросил восьмиклассник, закуривая вонючую сигарету. Мне пришлось тоже закурить, и я ответил.
- Мамка родила. А ты?
Парень усмехнувшись, снова сплюнул.
- А ты че не знаешь, кто я?
- Вижу, что не Богдан Титомир. А остальных я не знаю.
Парень снова усмехнулся.
- Приходи сегодня на беседку у стекляшки. - сказал он, и ушёл вразвалочку.
Так я стал участником группировки Голден, «золотые» значит.
Часть 5
Мы ничего плохого не делали. Но сверстники нас уважали и боялись. А взрослые считали бандитами. Максимально плохое, что мы делали - это курили. Иногда, если удавалось достать, с этим было плохо в то время, пили пиво или вино, обжимались с девчонками, притесняли отличников. Мы даже денег не отнимали, но слава шла. Мне все это было противно, но выбраться оттуда не представлялось возможным. Я не мог сказать - все, ребята, вы мне надоели. Я больше не с вами. Да, собственно, я и не был с ними. Настоящих друзей у меня не было. Так одна шваль. Эта швальня будет сопровождать меня всю мою жизнь.
Слухи о моем поведении, о моих пристрастиях дошли и до моей бедной бабули. Она очень хорошо со мной обращалась, она меня любила, а я платил ей г@вном. Но я не мог иначе, потому что я был трус. У меня не было отца, который бы меня научил, что надо было дать в торец одному, второму, третьему, и сами бы отстали. И искать хорошего настоящего друга. Но в моей жизни не было отца, да и матери собственно тоже. Я любил свою маму, любил беззаветно, я дрался за неё много раз, однажды даже я подрался за маму со своей тетей Яной, но об этом позже. Да, я любил ее, но любовь эта была больше бессознательная. Люблю и все. Она же моя мама. Сейчас с высоты своих прожитых по-дурному лет я понимаю, что причиной многих моих бед была именно моя мать, упокой Бог ее душу.
Нет, я не виню ее. Я вообще не хочу никого винить. Ни отца, которым руководила похоть, ни моих бабушек и дедушек, ни тетю Яну. Всю свою судьбу я выковал сам, до последнего удара.
Шестой класс я кое-как закончил. Я специально плохо учился, хотя мне была безумно интересна география и история.
У бабушки было очень много книг по этим предметам. Отчим моей мамы, я считал его своим дедом, единственным дедом, был очень умным, начитанным человеком. Да и бабуля тоже была с блестящим образованием. В семье было принято читать. И мне было интересно. Я перечитал все их книги. Я знал столько интересного, что мог сам преподавать эти предметы, но я специально слыл заядлым двоечником и хулиганом.
В конце учебного года бабуля усадила меня напротив себя, и, тщательно подбирая слова, сказала:
- Митенька, дед отвезёт тебя до Новосибирска. А туда Толик приедет за тобой из Якутска.
Я испытал двойственные чувства. С одной стороны, я очень скучал по маме, и очень хотел ее увидеть. Но я очень хорошо понимал, что скорее всего они и там прикладываются к бутылке. Вряд ли что-то изменилось. Хотя бабуля говорила, что мама работает в детском саду, а Толик водит огромную машину. Не знаю, как воспитатель детского сада, а водитель точно не может пить. И у меня теплилась маленькая надежда, что возможно у меня будет настоящая семья.
Ехали мы с дедом двое суток. Встреча с Толиком была сухой. По его одутловатому лицу я понял, что он пьёт. Или по крайней мере он пил всю дорогу от Якутска до Новосибирска.
Мы с ним проводили деда, и мои опасения подтвердились. Он тут же на вокзале в буфете купил бутылку водки и почти сразу же всю ее выпил, закусывая какой-то вонючей рыбой.
- Как ты работаешь водителем? - спросил я у него.
- Не боись, Митька, все путём. Мамка-то как тебя заждалась. Скучает.
Приехали мы в городок, в котором они прожили вот уже год, под утро.
Мама не спала, встречала нас. Жили они очень скромно в общежитии. Комнату дали от детского сада. Была она большая, чисто убранная. Все очень скромно, но самое необходимое для жизни имелось.
И главное, что сразу подкупило меня - это кровать. Она была деревянная с хорошим матрацем. Рядом стоял письменный стол, на нем лежали все школьные принадлежности. Меня ждали, и это очень порадовало. Следов пьянок и гулянок я не заметил.
Мама расплакалась, обняла меня, исцеловала всего и все повторяла:
- Сыночек мой, сыночек приехал!
Я очень устал с дороги и сразу лёг спать. Засыпая, я впервые в жизни обратился к Богу. Я сказал, Господи, я благодарю тебя, что мама стала другой. Как же я жестоко ошибался! И Бог приготовил мне ещё не одно испытание.
Часть 6
За лето я перезнакомился со всеми пацанами. И я точно знал, с кем я буду учиться в одном классе. Школа в городке была единственная. У меня был опыт новой школы, и я воспользовался им. Я сразу же показал себя отпетым хулиганом, поставив всех на место. Да и вообще, я приехал из столицы огромной страны, а они родились и живут в этом Задрипинске. Ах если бы я тогда знал, что этот Задрипинск на долгие годы станет мне родным городом. Ведь никто долго не жил на Севере. Люди вкалывали, зарабатывали и уезжали на Большую Землю. Покупали себе дома, машины, и жили, припеваючи.
Но мама с отчимом не смогли выбраться из этой дыры никогда. В седьмой класс я пришел королем, и быстро стал главарём группировки, которую, не мудрствуя лукаво, назвал также, как в Алма-Ате, заморскими соловом Голден, чем вызвал ещё большее восхищение шантрапы. Ах если бы знать тогда, что я начал мостить свою дорогу в ад.
Мать с отчимом действительно почти не пили. Толику было нельзя, водитель Камаза это не шутки, тем более в суровых условиях Севера. Да, про условия - это отдельная песня. Мороз под шестьдесят градусов - это вам не тридцать в Алма-Ате. Но ко всему привыкает человек, а я был ребёнок.
Мама не пила достаточно долго. Ну пока работала в саду. Мы даже успели съездить дважды в летний отпуск в Алма-Ату. Первый раз после седьмого класса, и потом после восьмого. И все. Дальше все хорошее покатилось вниз, быстро превращаясь в жуткое дерьмо.
А дело было так. Развал экономики огромной страны докатился постепенно и до нашего городка. Сначала маме перестали платить зарплату, а потом и отчиму. Как выживали люди совсем без денег? Сейчас я думаю, что без волшебства не обошлось. Но в какой-то момент все-таки началась хоть какая-то поддержка народу. Маме на работе зарплату выдали двумя мешками муки и немного дали картошки, лука и какие-то консервы. Счастье было беспредельно. Но что делать с двумя мешками муки? Без масла и соли. Без соли? Удивительно, вроде соль в доме есть всегда. Но на Севере не стало даже соли.
Но вот удача, к маме в группу водила ребенка женщина, которой дали несколько мешков подмороженной картошки. А другой женщине дали постное масло. А ещё кому-то полтуши коровы. Вот и начался бартер. В общем сытно никогда с тех пор не было, но и голодными мы не ходили. Мама лепила вареники, пекла лепёшки, даже умудрялась пирожки. Я плохо разбираюсь в кулинарии, дрожжей точно не было у нас, но пирожки были очень вкусные. А однажды Толик привёз капусту, и мама ухитрилась сварить борщ. Как ей это удалось, просто фантастика.
Но когда я учился в девятом классе, мамин детский сад закончился. Ну как вам объяснить? Какой-то новый русский выкупил здание и открыл там притон. То ли ресторан, то ли клуб, то ли бордель. В общем не стало работы у мамы. И кушать стало нечего. Толику вообще ничего не платили и ничего не давали. Он тогда на угольном разрезе уже работал, а у шахтёров вообще все плохо было. В общем в девятом классе поехал я в Ташкент, город хлебный, бабуля с дедом туда к Яне переехали.
Дед встретил меня в Новосибирске, и мы за трое суток докатили до Ташкента.
В своём городке я-то уже и в школу не ходил почти полгода. А тут Яна настояла, что учиться надо. И как-то умудрилась меня в девятый класс устроить. Знакомая у неё математику преподавала в этой школе. Айша Ядгаровна. Классная тётка была эта Айша, все ребята ее любили. Строгая была, но справедливая. Говорят, до сих пор она там работает.
Документов у меня никаких не было, только свидетельство о рождении, но Яна попросила Айшу, а она директора. Вёл я себя в Ташкенте сначала очень хорошо, учился. Бабулю с дедом снова подводить не хотел. Даже на каникулах с Яниным мужем на стройке работал. Он инженер с высшим образованием на стройке вкалывал. Время такое было. Ну и я с ним, значит. Денег помню тогда мне дали, купил я кроссовки себе китайские. Вонючки такие были. Что только я не делал, и на балконе держал, и дезиком поливал - нет, не уходил запах. Но все-равно я был безмерно счастлив, что заработал их сам.
Часть 7
Первый скандал случился весной. Я долго продержался, но дурные привычки берут своё. И я выпил со старшаками, с одиннадцатиклассниками. Я был очень рослым, в отца, подростком. И они меня взяли в свою компанию. Пили какое-то вино. Мне тогда ещё противно было, но я пил и курил, хотя тошнило, выворачивало. Это потом втянулся и стал алкашом. А тогда мерзко было.
Пришел домой поздно. Грязный, видимо упал где-то. И не повезло мне, Яна у бабули была. Если б не было ее, все бы шито-крыто было. Бабуля спокойная была, а Янка нет. Очень вспыльчивая, эмоциональная. Она стыдить меня начала, и маму задела. Ну типа яблоко от яблони. Или от осины апельсины. Не помню точно. В общем драться я на неё полез. Как стыдно мне сейчас. Она маленькая, хрупкая, жалела меня, когда я в яслях круглосуточных был. Как потом я узнал, это она бабулю уговорила меня забрать. И сама очень много со мной возилась, а я драться с ней удумал, а она сразу на корточки присела, испугалась сильно и голову руками прикрыла. Яна серьезно болела в юности. Диагноз был неврологический. Я знал об этом и все-равно ударил ее.
Муж у Яны хороший, правильный мужик был. Сынишка Янин перепугался, сбегал за отцом. Он через минуту уже прибежал, близко они жили от бабули. Я думал убьёт он меня тогда, но он пальцем меня не тронул.
А только сказал:
- Эх ты, Митька!
И увёл Яну. А мне так стыдно стало, но я бахвалиться начал и даже материться. На бабулю страшно смотреть было, плохо ей стало, скорую вызвали. А с меня как с гуся вода, открыто сигареты вытащил и прямо в комнате курить стал. Тогда дед мне говорит:
- Есть ещё сигарета? Пойдем покурим.
Вышли мы с ним в подъезд. Он мне тогда много чего рассказал. По пять сигарет мы выкурили, а ведь дед не курил. Часто я потом рассказы те вспоминал, да толку то.
С того дня я начал очень плохо себя вести. Как с цепи сорвался, как будто за все предыдущие дни отыгрывался. В школу ходить продолжал, хоть на это хватило ума, не бросать, и сейчас у меня есть девятиклассное образование. И документ об этом. Я должен был благодарить за это Яну, а я перестал с ней разговаривать, не замечал ее просто. Она тоже не реагировала на меня. С бабулей отношения ухудшались день ото дня, дед ко мне не лез. Янин муж пару раз пытался со мной поговорить, но я делал такое лицо, что он говорил:
- Ладно, Митя, иди.
И я шёл туда, куда меня влекло. К ребятам, к друзьям, как я их называл, но были это конечно не друзья. Там впервые я попробовал курить травку. Мне не понравилось, но это было круто, как сейчас говорят, и я курил. Так называемые друзья регулярно мне давали немного, а потом сказали, что надо заплатить. А чем я заплачу, денег-то у меня не было. Я был учеником девятого класса. Они сказали, возьми у матери, я ничего им не рассказывал про себя. Матери не было, но была же бабушка, и я взял у нее. Один раз, второй раз. Казалось, что никто ничего не замечает. Я был глупый, и так думал. Пенсия у бабушки с дедом была маленькая, они ведь приехали в чужую страну, и поэтому у бабули все было на учёте. Я тогда этого не понимал. Янка конечно хорошо помогала своим родителям, но это же не значило, что бабуля разбрасывалась своими деньгами.
В общем через пару недель бабушка сказала, как и тогда после шестого класса:
- Митенька, там у мамы вроде улучшилось. Она бизнес какой-то начала, так что после экзаменов дед тебя отвезёт до Новосибирска.
Все повторялось. Все снова повторялось, но думал я разве тогда об этом.
Перед отъездом ребята, которые мне давали траву, сказали:
- Возьми с собой, там продашь, хорошо наваришься.
Я прикинул, выходили хорошие деньги. Но травку надо было купить, таких денег взять у бабули я не мог.
И я обратился к Яниному мужу. Хорошо, что у меня хватило ума честно ему все рассказать и попросить денег на это. Взаймы. Я обещал отдать, ещё и с процентами.
Янкин муж больно взял тогда меня за плечо и сказал:
- Не сметь! С тобой едет дед. Он инвалид. Ты что хочешь его подставить? Тебе ничего не будет, ты ребёнок. Тебе пятнадцать лет, а его посадят надолго.
Больше он ничего не сказал.
Но на вокзале он пристально долго посмотрел на меня. Я качнул головой. Мы поняли с ним друг друга. Возможно, это был мой один из немногих адекватных поступков. Я не взял траву с собой. На границе ходили погранцы с собаками. И я понял, о чем говорил Янкин муж.
За мной снова приехал Толик. Выглядел он как и три года назад -отвратительно. Но я вспомнил, что и тогда он был как пьянь подзаборная. Трое суток в поезде дело нешуточное. На этот раз он взял бутылку дешевого вина. И предложил мне, я не отказался. И мы выпили с ним пару бутылок.
Домой мы снова приехали под утро, но в этот раз все было по-другому. Мама не встречала меня, не целовала и не говорила, что я ее любимый сыночек. Она лежала на диване, видимо хорошо вчера выпивши. В доме была ужасная грязь и страшный беспорядок. Очень многих вещей я не видел. Не было телевизора, шкафа, да и моей кровати со столом собственно тоже не было. На полу было брошено что-то, когда-то бывшее матрасом.
Я свалился и забылся тяжёлым сном. Всю дорогу с Толяном мы пили и очень много курили, и плохо спали.
Часть 8
Когда мы все проснулись, то мать сухо со мной поздоровалась, как будто я никуда не уезжал. Спросила правда, как там бабуля и все остальные родственники. Я коротко сказал - нормально. Ее вполне устроило. Больше она ничего не спрашивала.
А как же бизнес, о котором говорила бабушка? Это что было враньё? Как выяснилось, нет.
После моего отъезда мама с какой-то своей коллегой с работы взяли продукты питания на реализацию у одного коммерсанта. Тогда было очень популярно продавать продукты. В магазинах шаром покати, у людей денег нет, а в комках (так называли эти киоски) все есть. Колбаса, шоколад, заморское спиртное, паштеты, икра. Все было. Вот они и взяли у него на реализацию, а он забрал у них паспорта.
Арендовали такой комок. Вроде хорошо пошло, денежки потекли. Мама не пила тогда совсем, ни грамма, но деньги на всякий случай товарке своей отдавала. Боялась сорваться или может думала, что Толян заберёт. Он уже тогда запил. Но как-то случилась беда. Праздник какой-то был, а потом выходной. А когда вышли на работу, через двое суток значит, поняли, что холодильник сгорел. Часть продуктов пропала. Купить новый промышленный холодильник средств не было. Вторую часть продуктов быстро отдали мужику, у которого брали, но он потребовал, во-первых, деньги за другую часть, но это резонно. А также он запросил компенсацию за возвращённый товар.
- Вы что, паскуды, - орал он женщинам. -Думали вот так принесёте и скажете - Забери, Арамчик, свой товар назад. А я скажу - конечно, конечно, красавицы мои. Может вы думали, что я вам ещё приплачу за это. Гоните мое бабло,- орал он.
Или как там раньше такие твари называли деньги.
В общем мама моя паспорта своего больше никогда не увидела. Денег Араму она так и не отдала. Не было денег. Приходили его ребята несколько раз. Все, что могли, вынесли из квартиры. А мама запила с того дня. Ну согласитесь, хороший же повод.
Приехав, так сказать домой, я снова вернулся в свой Голден. Меня ждали и хорошо встретили. Но если раньше мы были просто безобидной группировкой, то теперь мы стали достаточно серьёзной бандой. Мы пили, курили, развлекались с девушками, щипали прохожих. Но это все ерунда. Настоящее дело тоже было.
Первую женщину я познал, как и мой отец, в шестнадцать лет. И она также была старше меня на три года. Мне шестнадцать, а ей девятнадцать. Ничего не напоминает? И она также забеременела. Я перешел жить к ней, у нее была своя квартира с хорошим ремонтом, полно жратвы. Была она мошенница, и мы стали работать вместе. В Голден я ходить перестал. Это были забавы для малолетних. Лиз взяла меня в серьёзное дело. Через десять месяцев после нашего знакомства она родила ребёнка - девочку. У нас появилась дочь, мы посюсюкались с ней полгода, нам стало трудно, и Лизка отвезла ее своей матери в Благовещенск.
Денег у нас было немеряно. Я приоделся, курил только «мальборо» и пил только виски. На шею Лизка заставила повесить трос. Ну типа, так надо было.
Она не очень-то подпускала меня к своим делам, я выполнял какие-то поручения. Но когда нас взяли, то получил я по полной, пять лет с конфискацией имущества. Конфисковать у меня было нечего, а вот у Лиз отняли все. Больше я ее никогда не видел, и свою дочь тоже.
Про колонию говорить не буду, отсидел я от звонка до звонка. Вспомнил всех своих родных и друзей, писал всем такие письма, можно было книги издавать, особенно бабуле. Но как только я вышел из тюрьмы, то про бабулю я тут же забыл.
Было мне двадцать три года, был я молод и здоров. Тубик, слава Богу, не подхватил, возвращаться к матери я не хотел, и поехал я в Омск искать счастья. Но счастье урки коротко, и через полтора года я снова загремел в колонию. Статья была у меня та же, срок был немного поменьше. Отсидел три года.
За полтора года жизни в Омске я успел жениться, и, когда я сидел, у меня родился сын. Я его никогда не видел.
Про свою мать я ничего не знал и знать не хотел. Ходил слух, что Толяна тоже посадили, и мать моя не просыхала. Где она брала деньги на спиртное, я не знаю.
В Ташкенте умер дед, но я тогда уже был настолько циничен, что не придал этому никакого значения. Умер и умер, он мне никто.
Начиналась эра социальных сетей, и я нашёл своего родного отца. Он мне очень обрадовался, был он конченным наркоманом, несколько раз отсидел в тюрьме. У нас было много общего, и мы стали регулярно общаться в Одноклассниках. Он рассказал мне о том, что у меня есть две сводных сестры Юна и Алена. Юна живет в Израиле. Все папины родственники уехали туда и забрали Юну. Его жена, наркоманка со стажем чуть меньше, чем у отца, с удовольствием ее отдала Борису Моисеевичу и бабе Рае. А потом родила ещё Алёну. Кстати наркоманкой ее сделал мой отец.
Последний раз я сидел долго. Шесть лет. Вышел я, когда мне было уже тридцать четыре года. Но пока я сидел в колонии, то стал переписываться со своей одноклассницей из городка. Она приезжала ко мне на свиданку все время, пока я сидел. И вот она родила мне дочку Лерочку. Вот тут я почувствовал себя отцом. Первый раз она привезла доченьку, когда ей был годик. Я не мог нарадоваться на мое солнышко. Девочка как две капли воды была похожа на меня.
Часть 9
Но потом Лерочкина мама пропала. Не стала писать и не приезжала на свиданку. Я много писал и даже звонил. В какой-то момент в колонии появилась и такая возможность. Но все тщетно. Она будто сквозь землю провалилась. Никто ничего не знал. Я до сих пор страдаю по моей Лерочке. Больше я ее никогда не видел.
Вышел в тот раз я и решил, что все, баста. Сколько можно? Было три жены, но ни одной нет рядом. Есть трое детей, старшей из которых уже шестнадцать лет, а их тоже нет со мной. Никого вообще нет. Хотя есть мать, отец, ещё две сестры есть, бабушка есть, Яна есть. В Израиле полно народу, с кем течёт общая кровь, но я один. Я захотел другой жизни.
На работу нигде не брали. Да собственно я и делать-то ничего не умел. Только тяжёлый физический труд. Но последний раз в колонии я вообще не работал. Ну так вышло, не хочу вспоминать.
Подвернулись якуты, которые позвали с собой в Магадан на Колыму золото мыть. Работа тяжёлая, но и деньги хорошие.
Сказать, что было тяжело, это ничего не сказать. По пояс в ледяной воде, в грязи, без элементарных условий помыться и побриться, я проработал восемь месяцев. В сентябре сезон закрывается, и мы все, получив неплохие деньги, уехали на большую землю. Хотел встретиться с отцом, но пришло известие, что отец умер от передоза. Бабуля умерла ещё раньше. Янка написала мне в Одноклассниках, я сообщил матери, она никак не отреагировала, я тоже никак не реагировал, а что я мог. Янка много раз мне писала, но я ничего не отвечал. Последнее ее сообщение было такое:
- Да люди ли вы?
Я ничего не ответил снова. Нет. Не люди. Я не чувствовал себя человеком. Я был каким-то загнанным животным. Или даже нет, не животным, я был демоном, чёрным демоном, и мне было на все плевать. Я никого не любил, ни о ком не переживал, ни о ком не заботился. Я не любил даже себя, мне на все и всех было плевать.
К матери я не хотел вообще. Ходил слух, что она совсем запилась, очень сильно похудела. Я сразу тогда понял, что недолго ей осталось.
В общем полетел я через Москву в Алма-Ату.
Своими жертвами я выбрал Янку и ее семью, и мою сводную сестру Аленку.
В Москве я был два дня, ночевал в хостеле. Сильно выпили там с ребятами и подрались. В Алма-Ату приехал с жутким фингалом на пол-лица. Но мне не было стыдно. Многих чувств уже не было в моей душе, а стыда тем более.
Часть 10
Заявился я сразу к Алене. Ну как заявился, не как снег на голову конечно. Списались, созвонились. Она, вроде как, ждала меня, но не знала, когда точно. А тут бац, я и заявился. Встретились очень тепло и хорошо. Она правда сама на птичьих правах со своим мужем и сынишкой жили у ее бабушки, а тут я ещё. Но мне было все-равно же. Я сестру в жизни не видел, буду я ещё о ее бабке думать. Никто она мне.
На следующий день я написал Янке в Одноклассники. Оставил свой номер, она сразу перезвонила. Шок у неё конечно был, не виделись двадцать лет. Да и не слышались, собственно, почти столько же. Яна с мужем и младшим сыном в Алма-Ату переехали лет пять назад. Была у них маленькая квартирка, тридцать восемь метров. Вот в неё то нас Яна и пригласила в гости вместе с Аленой.
Когда мы пришли, то там ещё была Янкина двоюродная сестра. Моя двоюродная тетя стало быть. Моя покойная бабушка и ее мама - родные сёстры.
Хорошо нас приняли, очень хорошо. Янка расплакалась как маленькая девчонка, хотя под пятьдесят лет ей уже было, а Янкиному мужу под шестьдесят.
Двоюродная тетя говорит:
- Митя, приезжай к нам в субботу в гости. Тася (моей бабушки сестра) увидеть тебя хочет.
Договорились, что в субботу все вместе, Янка с мужем и я с Аленой, поедем к ним в гости. В пятницу решили созвониться.
Но в пятницу я вышел во двор покурить и увидел, как в беседке ребята бухают. Так мне тоже пивка захотелось. Подошёл я к ним, спросил, могу ли присоединиться?
- Давай, - сказал один из них, - только проставиться надо.
- Где лавка тут у вас?
- Чего?- не поняли мужики, - ты откуда вообще.
- Я с Магадана.
И я слегка приоткрыл мою разрисованную грудь. Ребята примолкли. И только один из них спросил вопросы, которые могут задать только наши. Ну мы с ним и ушли оттуда. Купил я ящик пива и три бутылки водки. Пришли мы к какому-то инвалиду, в коляске он сидел. Инвалиду налили плошку, он и сник после неё, а мы так хорошо с Валериком или Виталиком, не помню, как его звали, посидели.
Очнулся я в субботу вечером, посмотрел в телефон. Янка двадцать пять раз позвонила, Алена ещё больше. Вероника, тетя двоюродная, тоже звонила несколько раз.
Ничего не могу понять. Что случилось? Почему они все мне звонят? Непонятно мне было. Никто же давно не переживал за меня. Позвонил сначала Алене, а она сразу налетела на меня, орать начала. Я ее обматерил и бросил трубку. Какого хрена она будет меня отчитывать.
Янке звонить не стал. Если эта бл@дь так орет, то чего ожидать от тётушки. Но какого звонила Вероника? И тут меня осенило, я все вспомнил. Пошёл к Алене домой, она меня увидела, и опять за своё. Так нельзя, я переживала. Ага. Поводок ещё надень на меня. Я опять ей сказал, чтоб закрыла хлебало, и тут бабка встряла. В общем я и бабке ответил хорошенько матом.
- Убирайся вон из нашего дома.
Ну я собрал сумку, и был таков. Решил поехать к Веронике, они же ждали меня, готовились, наверное. Сел в такси, приехал. Хорошо встретили, вкусно накормили, поговорили, повспоминали. Тася (бабушка), ее все так называют, всплакнула даже.
И вдруг я обнаружил, что потерял телефон, решил поехать в гипермаркет за новым аппаратом.
И надо было решать с ночлегом. У Таси совсем было негде, я это видел. Их девять человек. А квартира пятьдесят восемь метров, три крошечных комнаты.
К Янке никогда в жизни не пойду, да и негде им самим. У братишки комната как пенал, еле-еле его кровать и шкаф помещаются. А Янка с мужем в гостиной проходной спят. У меня стыда нет, не подумайте, мне самому покомфортнее хотелось.
Заказал я такси, доехал до гипермаркета, зашёл в него, глаза разбежались. Вместо телефона бутылку виски я купил. Былые времена вспомнил, как с Лизкой распивали. Вышел, да как одному пить-то? Решил пойти на район, где у бабули в шестом классе жил. Дошёл туда пешком, увидел гостиницу по пути. Зашел в неё, зарегистрировался. Комнату мне дали хорошую с душем и телеком. В Магадане-то такая помойка была у нас, ну чуть получше, чем хата в колонии. А здесь как король я буду. Да пошли они все куда подальше. Оставил я сумку там со всеми деньгами и паспортом, дошёл до парка какого-то и там на лавке выпил я бутылку виски сам. Нахрена мне какие-то пацаны, которых я не помню, а они меня и подавно.
Часть 11
Очнулся я, меня два мента толкают.
- Ты кто такой? - один из них говорит, - почему на лавке спишь? Где живешь? Удостоверение есть?
- Пожарский Дмитрий Леонидович, - говорю.
Чуть статью не сообщил. Да вовремя одумался. Паспорта нет, говорю. В гостинице.
В общем забрали меня. Разрешили звонок сделать. Ну для выяснения обстоятельств, кто я такой. Я Алене позвонил, объяснил все, что паспорт нужен, чтобы меня выпустили. Она спросила:
- Как гостиница называется? Где находится?
А я и не помню ничего.
Просидел в той кутузке трое суток я. Кормили сносно. На третий день суд был, и дали мне месяц отсидки в бомжатнике, увезли туда.
В тот же день орут:
- Пожарский, на выход. Пятнадцать минут свидание. Я в шоке. Кто ко мне пожаловал? Вышел я, Янка с мужем и Вероничка с ними.
Я сделал вид, что стыдно мне. Янке говорю:
- Как вы меня нашли?
А она спрашивает:
- Где паспорт?
- Не знаю. Ничего не помню. От гипермаркета долго шёл.
- Где шёл? В какую сторону?
- Ничего не помню.
Пошли они в магазин, принесли мне сигареты, бичпакетов, чай, пару носков, трусы. Обещали ещё прийти.
Я думал, что никогда не увижу их больше. Это какими придурошными надо быть, чтобы снова ко мне ходить?
Но они приходили регулярно, два раза в неделю. И приносили продукты, которые в тюрьму полагается носить. Я был в шоке и спросил:
- Откуда знаете, какую дачку надо носить?
Янка ответила:
- У Гугла спросили.
Я удивился:
- Он что тоже сидел?
- Кто?
- Ну Гугл этот.
Заржали они с Вероникой. Вот так я жил. Весь мир в интернете, а я не знал, кто такой Гугл!
Но мало того, они обзвонили все гостиницы, которые могли быть у меня на пути. А потом ещё и мой предполагаемый путь прошли. Но нигде я не был зарегистрирован, и нигде не было моей сумки. Да какой же дурак своими руками отдаст полторы тысячи долларов. Ровно столько лежало в моей сумке.
В куртке у меня завалилось двадцать пять тысяч российских рублей. Я их Яне отдал.
В общем просидел я в каталажке ровно месяц. В день моего освобождения дали мне справку, с которой я должен был в миграционную полицию явиться. Приехали за мной Яна и ее муж, и в квартиру меня привезли однокомнатную. Очень скромную, но приличную. Все в ней было для жизни. Сняли они ее для меня. В холодильнике полно продуктов.
Яна говорит:
- Завтра иди в посольство Российское. Узнай, что и как. Как тебе теперь в Российскую Федерацию вернуться. И в миграционную службу иди с этой бумагой, которую тебе дали в бомжатнике.
А ещё Яна телефон мне дала сотовый. Старенький, но рабочий. Я-то свой потерял где-то.
Оставили они меня в квартире этой. Отдыхай, мол, и ушли. Отмылся я от грязи камерной. Вшей не набрал, слава Богу. И давай названивать своим сокамерникам, которые раньше меня освободились. К вечеру у меня полна хата народу была. Янка предупредила, что копию своего удостоверения хозяйке отдала. Но мне было пофиг. Я месяц сидел, душа просила праздника. Но праздник быстро закончился. И к восьми вечера нам нечего стало пить. Жратвы много Янка принесла, а про алкоголь глупая баба не подумала.
Но тут я вспомнил, что двадцать пять тысяч рублей ей давал. И побежал к ней домой. Она, наивная, мне квартирку-то рядом с собой сняла. Но как выудить денежки? У Янки характер еще тот! Просто так не отдаст. И я придумал историю, что на работу устраиваюсь, надо медкомиссию завтра проходить. Там у меня пять купюр по пять тысяч было. Значит она минимум купюру даст. А на тенге это приличные деньги были. Десять бутылок дишманской водки купитиь можно. И ещё на сигареты останется, баб бесплатно найдём.
В общем кутили мы по полной программе. Ах, да, забыл сказать. Что родственники-то мои скинулись. Кто что мог. И приличный гардероб мне справили. Все же вещи-то мои ушли вместе с сумкой.
Куртку мне, ботинки, джинсы, рубашки, трусы, носки, майки - все родственники справили. Янка даже дезик положила.
Часть 12
Квартирку мне сняли на пять дней. Ну ровно столько мы там и пропили. Никуда я не пошёл, ни в посольство, ни в миграционную службу. В результате у Янки все свои деньги забрал. А что? Деньги-то мои.
Через пять дней она пришла с мужем. Говорит, надо квартиру хозяйке сдать.
Ну я более менее прибрал, вещи свои собрал, смотрю на них. Думаю, что же они мне скажут, куда поведут-то теперь? Другую квартиру что ли сняли? Но они никуда не повели. Сказали идти в посольство и в миграционную. А Яна все-таки не выдержала и мораль читать начала. Ну в этом вся Яна. Не может она долго сдерживаться-то.
Стала говорить, что было у меня двадцать пять тысяч рублей. Да я и сам это знал, не новость для меня. Что мог я на них квартиру снять на месяц и на работу устроиться, а они бы меня кормили, пока зарплату не получил бы. А потом бы документы сделал и уехал спокойно, а я пропил все и прогулял. Все правильно она говорила. Хорошие у неё планы были, но не мои. А теперь денег у тебя нет, говорит Янка. Я и сам это знал тоже. Вот то-то и оно, что всем я перестал быть интересен без денег. И Янка тоже говорит, иди мол на все четыре стороны. Не могут типа они меня и моих прихлебателей кормить и квартиру для нас снимать. Ещё Янка стала попрекать меня, что в каталажку ко мне ходили, так я ж не просил. Я и не думал, что придут. И про одежду упомянула. Ну купили мне же все они. Развернулись и ушли. Вот и родственники.
Пошёл я к одному парню, с которым сидел вместе в каталажке. Только не пустил он меня. Позвонил ещё одному, тот трубку не снял. Следующему. Та же история. Вот что делать? Денег нет, жить негде. Решил в миграционную пойти, да справки нет, потерял ее наверное.
Так и проболтался я весь день, а к вечеру набрел в парке на компанию. Присел с ними, ну выпили. Только потом очнулся я на лавке опять. Хорошо пришел в себя раньше, чем менты загребли. Только чувствую глаз заплывший, фингал, наверное, опять. И башка трещит. Ощупал голову, кровь запекшаяся, ничего не помню. Посмотрел на себя, голый я и сумки нет. Встал потихоньку и упал, все померкло.
Часть 13
Очнулся снова, белое все вокруг. Я что умер? Пошевелил головой. Тяжело. Руку поднял, потрогал черепушку свою, вся в бинтах. Рядом кровать, мужик какой-то лежит, весь замотанный. Подошла медсестра:
- Очнулся, - говорит, - ну и молодец.
Я хочу спросить у неё, а язык не слушается. Говорить я научился дней через пять. Ну так сносно. Оказывается, голову мне проломили. Операцию сделали в больнице. Какие-то добрые люди меня доставили. В общем месяц я там провалялся. Выписали второго декабря меня. Куда идти? Я к Тасе поехал. Она добрая, не выгонит. Тася хорошо встретила, накормила вкусно. На своём диване постелила. Ну это пока днём, а ночью же Тася спать захочет. Куда ляжет? Я и говорю:
- Тась, ты мне на лоджии кинь какой-то тулуп. Я там спать буду.
- Так лоджия-то открытая. Как же, замёрзнешь же? У нас холода же уже. Минус восемь.
Я рассмеялся:
- Тася, такая температура в Магадане иногда летом бывает.
- Да, нет же, не смогу я тебя там держать, в гостиной постелю, рядом с собой.
Вечером все домочадцы пришли. Не рады мне. Ну и я им не особо радуюсь. Жрать мне все время хотелось, ну я и жрал. Залезу в холодильник, и ну молотить все без разбору. А у них то свой расклад, народу-то много, да только трое работающих. Тася-пенсионерка и детей трое, иждивенцы значит. И Вероника дома сидит, дочка малая у нее, в школу ещё не ходит.
Три дня я там нормально прожил. Правда Тася готовить мне не успевала, но никто ничего не сказал.
Ну а на третий день за сигаретами я вышел, братишка денег дал. Иди, говорит, купи. Я ж его сигареты-то курил.
Вышел, а там ребята около магазина. Слово за слово, один из них наш. Разговорились мы с ним, ну и ушёл я с ним. До двадцать восьмого декабря однако у него протусовался. Ничего не помню, вроде травку курили.
Но двадцать восьмого мать его, откуда ни возьмись, на голову нам свалилась. И ну нас гонять. Ушли мы вдвоем с одним Серым. Да, вроде Серый звали. К бабе одной. Он меня спрашивает:
- Ты как мужик как? Бабу-то потянешь?
Я говорю:
- Да, вполне.
- А двух?
- И двух.
- Ну пошли тогда, примут.
Там и Новый год отметили.
Я Янке позвонил, поздравил, а Тасе не стал, зачем.
Янка начала орать в трубку, какой я гад.
Только муж ее трубку забрал у неё и говорит:
- Ты на неё не серчай.
А я и не думал. Ну типа переживала она, куда делся. Ни слуху, ни духу.
В общем Новый год мы хорошо отметили. Третьего января из дома первый раз выползли, да только неудачно выползли, опять в драку угодили. Сильно меня побили, хорошо до ментов дело не дошло.
Идти некуда мне опять, я к Янке пошёл вечером. Негде у них спать-то, она мне квартиру на ночь сняла за пять тысяч. Утром ушёл я, болтался весь день по городу, а вечером опять к ней, она снова квартиру мне сняла. Ну думаю живем, зиму перекантуюсь.
Только зря так подумал. Янка на следующее утро мне говорит:
- Митя, не могу я больше тебе квартиры снимать. Пол моей дневной зарплаты на тебя уходит. У нас много планов в этой жизни. Ты не малыш, тридцать четыре года тебе. Иди работать, женщину найди. Я не знаю. В храм иди.
И ушёл я. Работа? Нет! Не для меня. Женщина? Обеспечивать ее надо. Тогда пункт первый – работа, а работа не для меня. Храм. Пойду-ка я туда.
Часть 14
Встретил меня отец Алексей. Спросил, почему в храм. Я ему все честно рассказал. Он попросил телефон Яны, позвонил ей, сказал, что я в храм постучался, но принимают они только тех, кому реально идти некуда, а у Мити вы есть.
Яна у него спросила:
- Цель вашего звонка?
Не хотела видимо вступать в спор со священником и рассказывать ему все мои подвиги. Я ж так рассказал, чтобы бедным и несчастным предстать перед батюшкой. Поэтому отец Алексей начал увещевать дочь Яну в том, что грех это, ближнего своего кидать, каким бы заблудшим он ни был.
Яна видимо не хотела продолжать разговор, потому что нужно было бы долго рассказывать, а она видимо оправдываться не хотела.
В общем не знаю, что она сказала отцу Алексею, но положив трубку, он сказал.
- Либо твоя тетя негодяйка, либо ты.
Негодяем был я конечно. Но я опустил глаза, и отец Алексей принял меня в семью. Таких как я было много. Ну как таких? Был Денис, классный парень. Депортировали его из России за что-то, а у него там вся родня. В Алма-Ате никого не было. Вот он в храме. Был Максим, которого родственники без дома оставили. Были и девушки тоже. Всего нас пятнадцать человек было, у всех своя история. Никто не сидел, только я.
Жизнь в храме была не для меня конечно. Курить нельзя, пить тем более. Постные дни соблюдать. А тут ещё и Великий пост начался. Сначала мне очень трудно было, а потом ничего, привык. Вставали очень рано, работали очень много. Готовили себе сами, молились все время. Телевизор тоже нельзя, интернет нельзя. Ничего нельзя.
Через неделю я стал хорошо себя чувствовать, поправился, несмотря на скромное питание.
В деревне, где мы жили, был тренажёрный зал. Батюшка договорился, и мы туда ходили.
Через месяц я позвонил Яне. Спросил разрешения приехать в субботу, она позволила. Я взял святой воды, кагора, православный магнитик на холодильник и псалтырь и поехал.
Яна очень хорошо меня встретила, приготовила вкусный обед. Я подарил подарки, она поблагодарила, спросила, что собираюсь делать. Ну не жить же все время в храме? Я ответил, что отец Алексей обещал помочь.
В храме я прожил четыре месяца. Поправился, стал хорошо себя чувствовать. Но мне было нестерпимо скучно. Я сравнивал себя с джентльменом удачи, которого сыграл Крамаров. Скучно без водки, но было нельзя, я это понимал. А то выгнали бы, а идти было совсем некуда.
В посольство мы с отцом Алексеем сходили. Его там приняли как родного. Сам консул вышел. Батюшка изложил суть дела, консул сказал, что рассмотрит вопрос. Взял у меня все данные и сказал, что сделает запросы.
И вот через три месяца пришел ответ, консул сказал, что даст мне справку о потерянном паспорте, но будет депортация на пять лет в связи с нарушением миграционного режима. Мне было все-равно, я там никому не был нужен. К Яне я ездил каждую неделю. Встречали меня всегда радушно и очень вкусно. Все время что-то давали с собой. То какую-то рубашку, то трусы, то одеколону, то лезвия.
Когда я получил справку в посольстве, отец Алексей купил мне билет на поезд Алматы-Новосибирск и дал денег на поезд Новосибирск-Якутск! И ещё немного на первое время. Он-то надеялся, что я исправился и буду работать.
Яна сказала, чтобы я приехал не в субботу, а в воскресенье. Я удивился и послушался. Когда я приехал, то понял, почему она так сказала.
Часть 15
Впервые за долгое время меня что-то кольнуло в груди, как у Кая в сказке про Снежную Королеву.
Яна собрала всю родню. Не только Тасю и ее семью. Но ещё и моя другая двоюродная тетя была и троюродные брат и сестра. Давно уже не было мне так хорошо. Все были весёлые, шумные, говорливые. Много вспоминали, много смеялись. И я понял, как это здорово - большая семья. Мне совсем расхотелось уезжать, но и оставаться было нельзя. Депорт у меня.
На следующий день сел я в поезд, в купе три мужика, сразу достали водку. Забыл я, что пообещал отцу Алексею не пить больше никогда. И покатилось. Пьянствовали всю дорогу до Новосибирска. Хорошо хоть не все деньги я истратил, но на дорогу до Якутска не хватало. И решил я задержаться в Новосибе.
Купил российскую симку, и понеслась. Позвонил всем своим корешам, они сказали, куда пойти, где приютят.
Устроили работать на бензозаправку. Жил с ещё двумя такими же как я. Без документов, с тремя отсидками, работали все вместе.
А в марте весть мне пришла. Числа двадцатого наверное, что мать моя плоха совсем, в больницу положили. Туберкулёз у неё и цирроз. Двадцать пять килограмм весила. Каждое мое утро начиналось с переписки с маминой подругой теть Таней. Она меня и нашла сама, она и сказала, что с мамой плохо.
В общем умерла мама. Седьмого апреля умерла, на Благовещенье. Я-то по привычке долго ещё праздники православные помнил. И даже пост иногда держал.
Мать мою двадцать дней не хоронили. Паспорта-то у неё не было. В общую могилу ее захоронили. А на сороковины ещё Таня плохую весть написала, что Толик повесился.
Остался я совсем один.
Запил сильно. И даже траву стал искать. Нашёл, но, слава Богу, не втянулся. А пил страшно. Долго пил, не просыхая, даже ребятам надоело. Ну а кому понравится? Работать я бросил, а они меня и поили, и кормили.
Шёл как-то рано утром пьяный и обкуренный, не знаю, откуда-то брёл. И вспомнил роман «Мастер и Маргарита». У бабули когда жил, то прочитал.
Последнее, что видел Берлиоз - это была голова женщины в красной косынке.
Берлиозу повезло больше. Я бы с удовольствием с ним поменялся.
Меня тоже сбил трамвай, но я остался жив.
Лежал в коме несколько дней. Не выходят люди из комы, а я вышел. Зачем?
Вот сижу теперь в инвалидном кресле. Ребята где-то раздобыли. Дурак дураком. Слюни иногда держать не могу.
Такой дурак, что вспоминаю свою жизнь и думаю:
- А зачем мне это все? Неужели ещё и дальше мучиться?
«»»»»»
Митя умер в 2020 году в марте.
Но узнала я об этом год спустя. Получается, когда я писала эту повесть его уже не было в живых.
Мне искренне жаль его. Никто не научил бедного несчастного ребёнка жить и быть счастливым.