17 августа 2020 Верховный Суд Российской Федерации принял решение о признании движения АYE экстремистским
...
Знакомство с АУЕ* пришлось точно на моё тридцатипятилетие. Уже третий год подряд я встречал свой день рождения в застенках Лефортово - сокамерники вместо друзей, вафельный тортик вместо праздничного застолья и утренний шмон вместо подарков от близких. Но этот день рождения был необычным. Первым и единственным подарком был приказ от сотрудника ФСИН: «С вещами на выход!». Через несколько часов я очутился в СИЗО «Медведково», где вместо привычных лефортовских шпионов, изменников и террористов меня ждали грабители, насильники, убийцы и сотни сотен вполне себе невинных наркоманов и воришек. Пару месяцев назад я схлопотал почти десять лет общего режима, и сегодня меня отправляли на этап. Я немного волновался.
Все следственные изоляторы в Москве - «чёрные», за исключением спецблока в «Матросской Тишине» и моего уже родного СИЗО «Лефортово». В этих исключительных местах теме АУЕ* не развиться - блатной носитель арестантско-уркаганской идеологии просто не сможет распространить свои тюремные понятия. В Лефортово нет ни «дорог» - межкамерное общение исключено, ни «ног» - факты подкупа сотрудников этого СИЗО никому неизвестны, ни поддерживающих идеологию АУЕ* соседей. Но пока я судился, попутчики в автозаках мне рассказывали о «движухе» в изоляторах Москвы. Что-то немногое я знал: днём ПВР, ночью АУЕ*.
За каждым чёрным СИЗО закреплён свой «положенец». Это может быть как «вор в законе», находящийся в изоляторе или, если нет вора, то уважаемый в преступном мире арестант. Его основная задача — сохранить и укрепить существующее положение в изоляторе: а это и определённая договорённость с администрацией, и финансово-материальное обеспечение «общака», и связь между камерами, карцером, санчастью, карантином и волей. Для поддержания порядка «положенец» назначает «смотрящих» за корпусами тюрьмы, те в свою очередь следят за подконтрольной территорией и назначают «смотрящих» за камерами. В каждой камере «чёрной» тюрьмы есть свой маленький командир — такая вертикальная иерархия позволяет не только постоянно насыщать «общак» ручейками взносов, но и идеальным образом распространяет идеологию АУЕ* на вновь прибывших в камеру мужиков. Одним из них был и я.
Мой первый шаг в «чёрную» хату:
- АУЕ братва! Хата людская?
Тут, конечно, стоило бы для начала определиться: «кто ты и с кем ты». На стороне основной массы заключённых или на стороне администрации изолятора. Каждая выбранная жизненная позиция имела свои достоинства и недостатки. Однако я, почти два года воевавший со следствием ФСБ, по умолчанию не мог быть в дружбе с властью. А потому я решил с головой окунуться в параллельный для меня мир. Тем более я считал себя репортёром, а в этих местах неисчерпаемая кладезь интересных сюжетов.
Мои слова «АУЕ братва!» были как самоидентификация «свой — чужой», а уточнение про «людскую хату» было обязательным, так как администрация по своим оперативным интересам могла запросто сунуть меня и в камеру и к «козлам» и к «петухам». В этом случае мне пришлось бы очищать от них камеру или вскрывать себе вены.
- Жизнь ворам! - был мне ответ, - кто сам и по какой беде?
Навстречу вышел молодой азербайджанец, как потом оказалось, «смотрящий» за камерой. Моя «беда» - это мои статьи, «кто сам» - это не имя, а моя здравость. Так определялся мой статус и будущее положение в местной иерархии. Если бы я имел статьи за изнасилование, совращение малолетних или убийство, то от «смотрящего» последовал бы определённый ряд вопросов, после чего он бы со старшими уголовниками принимал бы решение о моей судьбе.
Я назвал имя, свои статьи, указал на здравость (то есть не гомосексуалист и не «обиженный»). Азиз удивился моей «делюге», показал на свободную койку и позвал чифирить. Чифирь — это не чаепитие, это ещё один из ритуалов АУЕ. Естественно, я согласился.
Экстремизм для криминала всегда что-то необычное и опасное. Противодействие режиму может криминалом одобряться и даже вызывать уважение, но, как правило, политические дела несут для устоявшегося порядка всевозможные проблемы. Здесь и более чуткое внимание оперотдела, и возможные проверки вышестоящего руководства, и независимые комиссии: деньги любят тишину, а преступные капиталы тем более. Через любую «чёрную» тюрьму проходят огромные суммы, как через «общак», так и через покупку «запретов», и конечно же никто рисковать этим положением не хочет. Поэтому блатные от политических держатся подальше и изучают их пристально лишь для того, чтоб знать, как их контролировать.
В тюремной системе управления «смотрящий за хатой» выполняет важную функцию. Он прямо выясняет личность новоприбывших и косвенно - сколько они могут взносить на «общак». Решает споры и предотвращает конфликты между сокамерниками. Организовывает поступление различных «запретов» и придумывает для них тайники. Взаимодействует с на своём уровне с администрацией и «наводит движуху» в камере для поддержания «чёрного хода» тюрьмы. Чифирить с интересным для него новеньким смотрящий садится не для развлечения - для него это способ вытянуть из собеседника определённую информацию. Впрочем, после сотни чекистских допросов общение с молодым представителем блаткомитета, ещё недавно торговавшим апельсинами на рынке, для меня было «детским садом».
Уже через пару минут Азиз рассказывал мне про положение на тюрьме, воровские прогоны, АУЕ*, ночную движуху и договорённости с местными операми. Тысяча рублей в месяц с койки — это цена своевременного предупреждения о шмонах. Чуть позже я и сам наблюдал, как все «запреты» в камере сдавались инспектору, а через полчаса всё переворачивали вверх дном, «пропикивая» стены спецприборами. После чего все «запреты» возвращались в камеру в полной сохранности — даже телефоны!
На следующий день после моего прибытия, Азиз стал привлекать меня к общественно полезным делам.
- Воровской ход держится на трёх китах, - разъяснял мне Азиз, - общак, игра и дорога. Ты играешь?
- В шахматы если только, - аккуратно отвечал я.
- В нарды лучше, я тебя потом научу! А сейчас давай-ка расплетём твой свитер.
За решёткой выл декабрьский ветер, но форточки были открыты нараспашку, так как через них шла «дорога». В камере стоял дикий холод, тем не менее я без слов приложил к свитеру две пары шерстяных носок. Общими усилиями мы за вечер расплели всё по ниточке и намотали несколько клубков шерсти. Азиз с сокамерником принялся учить меня плести «коней».
- Дорога для арестанта - святое. Есть дорога, будет и грев. А потому каждый порядочный арестант должен уметь ставить дорогу, - рассказывал Азиз, растягивая по большому кругу камеры бесконечную нить моего бывшего свитера.
Когда нить из клубка сделала по камере с десяток оборотов, Азиз обрезал пучок, завязал на конце узел, продел в него шариковую ручку и принялся её вертеть, закручивая нити в толстый канат. Через пару часов у нас в камере был десятиметровый прочный конь для будущей дороги. Вечером местный ответственный за дорогу ловко закинул канат в соседнюю камеру и в привязанных носках «поскакали» важные груза и малявы.
Уже через несколько дней я стал полноценным «дорожником» и с жадным любопытством «репортёра под прикрытием» постигал неизведанный мне ранее мир АУЕ*.
...продолжение следует
* Экстремистская организация, запрещенная в России