Урбанзарисовки: МЕХАНИЧЕСКАЯ ЛАБОРАТОРИЯ. Начало осени и никем не замеченные.
Течёт время по лону земскому, как течёт по трубе язвительная чернь, медленно и вязко, оставляет за собой тонкий след памяти, донимающий сознание больного существа этими невольными думами, такими же вязкими и вялотекущими. Мы пришли в одно место, где хоть какое-то свободное пространство могло размягчить эти чёрные-серые будни, заставить обернуть время в лёгкость, ясную частичку воздушности и света, пусть даже это место мрачнее всех тех, иллюзорно-благоприятных, в которых варимся мы ежедневно. Жадно пожираем мы этот плод, словно дикие птицы, жалкие и голодные, иссохшими клювами бросаемся на падаль. День осветил гущей седую дымку, мы двинулись к месту, которое названо было еще далёкими старцами Механической лабораторией.
Босиком по слою прошлогоднего перегноя, по треснувшей плитке, поросшей мхом, минуя жучков и паучков, созданий малых, примитивных, но таких значимых для Матери Земли. Мы бережно роняем свои бренные тела, прошедшие невесть сколько вдоль колючих зарослей хризоль-травы. Щелчком щеколды да хрипом глотки местного часового, облачённого в перо — Гаргры, ознаменуется начало нашего исцеления. Кожа стопы касается кафельной плитки, Ветер нежной рукой толкает дверь за нами, и вот, когда холодный воздух Завода (на котором находится наше место) перестаёт быть ощутим, мы выдыхаем остатки тяжести из своих лёгких.
Знания предыдущего столь же важны и чутки, поэтому мы побоялись прикасаться к этим манускриптам. Стихия Ума была поглощена и закована в эти бумажные застенки, здесь ожидает прыткая Мысль наряду с Описанием и Доказательством, которые помогают нам обрести те самые Знания. Мы не будем поглощать это, здесь информация принадлежит Хозяину и его подопечным. Мы же ворвались на давно отмершую частицу от того, что когда-то раньше составляло большой Организм. Здесь не будет толка. Наше внимание привлекали трескучие, шелестящие оранжевые, чёрные, сизые отростки. Они то и дело бились своими крылышками в глухонемое пыльное стекло, будто в попытке вырваться, хоть на чуть-чуть ближе к Свету Божьему и к его Росе.
Здесь живут Они.
Измерительные машины. Здесь осуществляли молекулярное разложение и изучали проблемы этого явления. Когда-то раньше. Теперь эти жернова безмолвны, безумны. Никогда не смогут больше приблизиться фиксаторы и вальцы, они разъединены бесконечностью, и в этом заключена бесконечная печаль. Время, давление, сила, нагрузка. Это всё не важно. Здесь отсутствие внешних сил исцеляет таких, как мы. Даже показатели и стрелки исчезают, когда падает на них Свет Божий. Верно, поскольку внешние силы иллюзорны в этом огромном мире. Где, как ни здесь, понятна эта жилистая, лёгкая, гибкая истина. В разрушенном здании заключена большая Мысль. В новом здании заключена малая Мысль, поскольку хранит оно крайние, не оплодотворённые светлой думой, поверхностные, и, в реалиях нашего времени, пошлые идеи.
***
Что, уже тянет наружу? Обратно в холодную, жестокую дымку? Боюсь признать, тянет. Нельзя вечно наслаждаться и исполняться в абсолюте. Когда-то, таким существам как мы, приходится испытывать себя. Нам нравится насилие над самими собой, потому что в этом заключен интерес и вкус жизни. Осталось лишь довершить начатое. Посмотреть на то, во что превратилась твоя тень. И стала ли она Тенью? Кажется мы зажгли свет. Это тени заиграли, зашлись в причудливом танце. Мы готовы. Вот для чего проведён был обряд пожертвования себя с вязкие, текучие кремы небытия Механической лаборатории. Здесь душа расцветает в простоте ничтожества. Но нейроны не гибнут, а только ускоряют ход. Дума питается Мыслью, тело питается небытием. Здесь просто хорошо. Так испьем же соки сгустившейся тьмы и выйдем наконец на Свет Божий, где сам Творец преподнесёт очередное смертоубийственное надругательство над жизненными сосудами. Но теперь мы сильны. Наши нити крепки, наши Думы созрели.
Так испьем же соки.