Девственница Элаоу

               
                1               

   И настал тот день, когда Элаоу достигла стовосьмидесятой луны - возраста, когда дочь племени беловласых северных Амазонок должна была попрощаться с соломенными куклами и короткими стрелами, летящими не дальше тридцати кос. И, возможно, не только с ними...
   Дул восточный ветер, проникая вглубь пещеры, где притаилась Элаоу. Она убежала сюда с самого утра. Все девочки убегали в эту пещеру поплакать, когда им исполнялась стовосьмидесятая луна. В пяти шагах от Элаоу важно вышагивал старый беркут, которого ей удалось покорить и приручить еще давно, когда ее волосы впервые достали до икр, когда их впервые подстригли и заплели в косу.
   - Всё, мой хороший, моя весна сегодня перейдет в лето. Ты, достигший зимы, скажи, неужели никак нельзя остановить время? Замедлить хоть на чуть-чуть?
   Птица подошла к девочке и положила голову ей на колено. Элаоу погладила беркута и разрыдалась еще сильней. А тем временем в центре стойбища уже разгорался костер, и жрица светящейся богини Охаеа – праматери всего живого, защитницы и покровительницы племени, не давшей ему погибнуть даже в самые темные и злые времена – уже готовила жертвенные дары: процеживала кровь убитых амазонок враждебного племени Пятнистых, натирала в ступе травы и коренья для курения, при этом всё время шептала заклинания.
   Когда солнце погасило свои последние лучи, спрятавшись за гору Хомаео, Элаоу вышла из убежища и пустила последнюю детскую стрелу вверх к бездонной земле богов. Беркут взмыл вслед за стрелой, и когда та, достигнув вершины полета, стала падать вниз, схватил ее клювом и полетел прочь.
   
   По традиции Элаоу должна была перед началом обряда побыть немного с матерью, но так как мать Элаоу погибла в позапрошлую луну при охоте на гигантского тигра, вместо матери к ней подошла сама жрица.
   - Видит Охаеа, какой ты стала сильной и быстрой. Видит твоя мать из подземного мира Хоруа, какой ты стала сильной и быстрой. Видят все птицы и звери, какой ты стала сильной и смелой. Видят озера и горы, какой ты стала красивой…
   Обняв девочку, старуха всё шептала и шептала ей свои заговоры, и та уже не плакала, а слушала и словно засыпала. И в сладкой дреме она видела, как рада за нее мать, как любуется ею из своего подземного мира, как трепещет перед ней ветер, обдувая ее белоснежные косы, как ласково смотрит на нее гора Хомаэу. Как ждет ее последнего девственного омовения ледяное озеро Иамау…
   
   Сумерки привели на землю Амазонок ночь. Искры ритуального костра уносились в синее небо, в котором уже были различимы лики богов. Все были одеты празднично: в меха саблезубых тигров, в украшения из драгоценных камней редких пород, на ногах у всех красовались мокасины, изготовленные из очень редкого гибкого дерева, растущего в широтах вражеских племен. Освещаемые бликами костра идолы казались живыми. 
   Элаоу – обнаженная – стояла перед костром. Ее окружали певчие амазонки, и одна из них посыпала девочку цветами горного жасмина. Жрица стучала в бубен, украшенный перьями гигантских свирепых птиц, которых боялись даже беркуты. Шаманка знала напевы, которые одурманивали этих птиц, чтобы их можно было поймать, убить и ощипать.
   Огонь трепетал и ждал Элаоу. Было видно, что его языки тянутся в сторону девочки и жаждут ее. Элаоу уже была готова к посвящению. Внутри нее уже бродил специальный отвар, действие которого позволяло будущей Амазонке отречься от всего постороннего и погрузиться в особое состояние сознания, которое на языке племени называлось Коаэру. Состояние готовности ко всему. Ее белые волосы колыхал летящий с гор ветерок. Ее губы шевелились, вторя древнему напеву. А полуприкрытые глаза смотрели на огонь и ярко блестели.
   
    Когда пение и последние удары бубна окончательно стихли, Элаоу прыгнула через огонь, который был выше ее на целую косу… Считалось, что если огонь не тронет, не подпалит косу, значит, родится у посвящаемой девочка. Если же волосы начинали гореть, значит, будет мальчик, и его придется убить или оставить у жертвенного камня на растерзание свирепым птицам.
   Элаоу как будто исчезла в пламени. Огонь ее обнял и поглотил, но уже через миг – живая и невредимая – она стояла по ту сторону костра. Ни один волосок на ее косе не был тронут. Все радостно вздохнули – будет в племени пополнение! А потом с факелами, не переставая петь и бить в бубны, Амазонки двинулись к ледяному озеру Иамау.
   Элаоу должна была пересечь озеро вплавь. Вода священного озера хранила на своем дне немало юных Амазонок, которым не удалось доплыть до другого берега. От холода начинали деревенеть ноги, и только самые сильные и выносливые девочки доплывали до конца. Но не только сила и выносливость требовалась юной красавице с белыми волосами. Озеру нужно было понравиться, чтоб оно сжалилось и отпустило, чтобы не стало тянуть на дно.
   Девочка коснулась воды и прошептала заклинание, которое ей досталось от матери, прошедшей в свое время все испытания. И зеркальная гладь колыхнулась, где-то вдали послышался тихий всплеск. Озеро ее услышало…
   И она поплыла. И она чувствовала, как с сияющего искрами звезд неба на нее смотрят великие боги, как из глубины озера ее телом любуется подводный Охамаа. Он не тронет ее, не тронет! Пусть любуется…
   Ноги свело только в самом конце дистанции. Элаоу попробовала стать на дно, но дна еще не было. Уже не в силах шевелить окаменевшими ногами, она изо всех сил гребла руками. Сердце дрогнуло. Ей показалось, что она не доплывет, хоть и оставалось чуть-чуть. Но словно магнитом ее притянула к берегу какая-то неведомая сила…
   На том берегу, откуда она нырнула в ледяную воду, послышались радостные крики Амазонок, забегали факелы, вновь застучали бубны. Элаоу помахала им рукой, хотя и знала, что они ее не видят. О том, что она прошла это испытание, им доложила Жрица, которая умела видеть и с закрытыми глазами…
   Элаоу отдышалась, растерла как следует ноги – пока они не стали горячими – и повернулась лицом на север. Ее босых ног ждала каменистая тропа, ведущая к священному месту Соития…

                2

   Когда идёшь по ночной тропе, смотреть по сторонам нельзя, можно только вперед. И оглядываться нельзя. Потому что в темноте скрывается множество враждебных существ и духов. Они не любят трусих – норовят напугать до полусмерти. А стоит испугаться, на запах страха тут же устремится какой-нибудь хитрый и бесшумный ночной хищник. На этой тропе некоторые не самые смелые девочки племени иногда и заканчивали свою жизнь. Наутро Амазонки находили их растерзанные когтями и клыками тела. Иногда девочки и вовсе пропадали бесследно…
   Хрустя камнями, Элаоу шла вперед, не оглядываясь, лишь замечая боковым зрением, как мимо проносятся бесшумные черные тени. Этих теней она не боялась. Духи были безобидны и не могли причинить никакого вреда – только напугать могли. На фоне звездного неба всё отчетливей рисовалось ущелье между двух гор – Мужской и Женской. В это ущелье ей и нужно было попасть.
   Под босыми ногами девочки хрустели камни. Элаоу шла всё быстрей. В ней вдруг заиграла радость. Откуда-то она взялась – эта радость…
   Перед входом в ущелье Элаоу остановилась и пригнулась к земле, стала ощупывать камни, выбирая поострее. Она почувствовала, что на нее кто-то смотрит. Смотрит и боится ее – и в то же время этот кто-то очень голоден…
   Девочка сжала в руке камень и осторожно, не вставая в полный рост, стала двигаться в ту сторону, откуда шло чье-то внимание. Кто-то тоже зашевелился – этот кто-то находился всего в пяти-шести косах от нее. Это явно был не человек. Но кто? Тигр? Питон? Медведь? Свирепая птица? Или еще кто похуже? Ей было всё равно. Она подошла на шаг ближе. Потом еще на шаг…
«Если соберешься драться с глазу на глаз, нападай всегда первой, - прозвучал в голове девочки голос покойной матери. – Постарайся убить с одного удара. Если почувствуешь, что промахнулась, что только ранила – отступай и уходи. Запомни это! У раненых силы утраиваются. Убить они не смогут, но поранят так, что будешь лечиться до десятой луны. Если боги будут чем-то прогневаны, раны могут загнить, и тогда тебя придется прикончить, чтобы ты не умирала в муках».
Когда до кого-то осталось две косы, Элаоу с диким криком прыгнула вперед. Она умела прыгать почти как тигрица… И существо, взвизгнув в диком испуге, взмыло вверх, отчаянно замахав огромными крыльями. Это была свирепая птица. «Самец! - с презрением бросила Элаоу. – Самка вступила бы в бой…»
И она двинулась дальше…
Больше никто не подстерег ее на пути, и когда тонкий месяц выглянул из-за Женской горы и осветил тусклым светом ее обнаженное юное тело, она добралась до высокого – выше трех кос, пологого, поросшего мягким пушистым мхом камня. Это и было тем самым местом…
Что должно было произойти дальше? Нужно было взобраться на камень и ждать. Ждать того, кто даст ей свое семя для зачатия новой жизни. По поверьям, когда-то в стародавние времена Амазонки их племени спаривались с самцами мужского воинственного племени Хорааху. На свет появлялись девочки с врожденными боевыми талантами, но слишком свирепые. Они настолько любили охотиться на хищников и воевать с другими племенами, что когда в округе заканчивались все тигры и медведи, и когда им покорялось последнее племя, они от скуки начинали устраивать поединки между собой, тем самым убивая друг друга. Почувствовав, что племени грозит самоуничтожение, жрицы приняли решение перестать скрещиваться с боевыми племенами, и нашли для продолжения рода спокойное не кочевое племя земледельцев на юге Земли. Племя было смешанным, но преобладали мужчины. Все, как один, были наделены огромной физической силой, но характер у всех был спокойный и не воинственный. Жрицы договорились с шаманами того племени о том, чтобы самые выносливые и сильные мужчины давали семя Амазонкам.
   Между стойбищем Амазонок и местом обитания племени земледельцев было два дня пути. Но для жрецов расстояния не существовало. Не покидая своих стойбищ, они умели обмениваться информацией через тонкую невидимую пыль Каахару, которая проникала во все времена и пространства. Так жрица Амазонок сообщала шаману земледельцев, что настал последний весенний день для очередной юной Амазонки, и пора отправлять в ущелье самого красивого и сильного юношу. За то, что земледельцы давали семя, Амазонки не жгли их посевы и не крали их женщин для жертвоприношений.   

   Месяц медленно скользил по небу, а Элаоу тихо лежала на камне и следила за ночным небесным странником, ни о чем не думая. Откуда-то доносились тихие шаги, иногда начинали шуршать камни, но девочка не придавала этим звукам никакого значения. Ее взгляд был отрешенный и пустой. Она много отдала сил, чтобы добраться до этого места…
   - Эй, ты здесь? – раздалось в тишине. Такого грубого и отвратительного голоса девочка не слышала никогда в жизни. Самец…
   - Здесь, я не утонула, и меня не сожрали! – ответила Амазонка. Из ее ответа мужчина понял только слово «здесь» - оно было общим у всех племен северной Земли. Языки всех племен Земли были немного похожи, имели общие слова, но простые смертные из разных племен мало понимали друг друга. Приходилось изъясняться  в основном жестами. Существовал единый язык богов, но его знали только жрецы и шаманы.

   Нечто грузное и тяжелое стало осторожно вскарабкиваться на мшистый камень. Элаоу всего несколько раз в своей жизни видела мужчин – и только издалека. Теперь ей предстоит узнать, что это такое, намного ближе…
    Мужчина взобрался на камень, и месяц осветил большую косматую фигуру. Такого ужаса Элаоу не могла себе представить даже в самых страшных фантазиях. Нечто среднее между человеком и медведем смотрело на нее, не мигая, карими глазами. Существо было одето в какую-то шерстяную одежду и обуто в деревянные сандалии.
   Приподнявшись на локте, девочка всё разглядывала и разглядывала это нечто, от которого она должна понести свою дочь.
   - Ты чего так уставилась? – проговорило существо немного испуганно. Амазонок земледельцы побаивались, и при встрече всегда уступали им дорогу на тропе.
   Элаоу как-то догадалась, о чем спросило существо:
   - Страшилище ты несусветное! Давай, уже быстрей делай, что положено! А еще рот откроешь – череп раскрошу! – крикнула она грозно, и полумедведь попятился назад. Он не понял ни слова, но по интонации было ясно, что от маленькой – по сравнению с ним даже крохотной – девочки исходит дикая сила и страшная злость. Женщины племени земледельцев были крупными, ширококостными, внешностью по сравнению с Амазонками не блистали – но вели себя куда спокойней и покладистей…
   Мужчина, тряся от страха бородой, продолжал пятиться и как будто поскуливал. И почему в этот раз шаман послал именно его к этим диким тварям?
   - Трусливый медведь, хватит пятиться! Скорпион что ли? Если скорпион, то покажи своё жало! – и она захохотала так, что откуда-то со стороны Мужской горы скатился ручеек маленьких камней. Еще чуть-чуть, и существо мужского пола свалилось бы, ступив за край камня.
   Заметив это, Элаоу крикнула:
   - Стой!
   Оно остановилось и, скалясь раскрытым от ужала ртом, стало озираться по сторонам в поисках спасения.
   Не переставая смотреть на бородатого полузверя в упор, Элаоу жестом приказала ему подойти к ней. Жрица напутствовала, что если запах самца ей совершенно не понравится, она может отказаться от спаривания. Тогда ее новый черед настанет через десять лун. Бородач тоже знал, что сначала его должны будут обнюхать, и только после этого он получит либо добро, либо придется возвращаться восвояси, не излив семени.
   Ниже ростом почти вдвое, Элаоу встала на ноги и принялась за дело. Сначала она чуть не зажмурила нос – настолько омерзительным ей показался пот этого существа. Но понюхав в том месте, где у самцов располагается их проникающее копьё, она ободрилась. В этом месте всё было не так плохо – пахло чем-то солоноватым и перебродившим. Этот странный аромат показался ей даже приятным.
   «Если вонь стерпишь, дай ему знак одобрения, - напутствовала ее жрица. – Ложись на спину, раздвигай ноги и три себя там, пока сок не потечет, а иначе больно будет».
   И она так и сделала…
   Земледелец смотрел на представшее перед ним, освещаемое тусклым месяцем, зрелище, едва дыша. У них в племени ничего подобного женщины не делали. Это считалось грязной утехой. И еще он любовался сказочно красивым телом юной беловласки. Женщины из его племени были фигурами больше похожи на мужчин. А Элаоу всё терла и терла себя, глаза ее закатились, сладкая волна поднялась и накрыла ее юное тело…
   - Я готова, - отдышавшись после оргазма, скомандовала девственница. – Доставай свою штуковину.
   Бородач скинул меха, и она увидела… то, что торчало у него между ног. Оно было соразмерно огромно стоявшему перед ней существу. «И как это должно влезть в мою пещеру?» Но мысль, что не влезет, ей необходимо было отбросить. Влезет, не влезет – это уже была не ее забота. Ей нужно было только лежать, раздвинув ноги, и ни о чем не думать.
   
   Когда большое грузное тело водрузилось над ней, она уставилась на звезды и прошептала древнее заклинание, которое помогало жаждущей воплощения душе найти ее и вселиться в самую глубину пещеры – куда будет извергнуто семя. Мохнатый земледелец припал к ее пещерке носом и глубоко задышал. Вдыхая женский запах, он должен был себя довести до нужного состояния. Не переставая часто дышать, он хрюкал, как вепрь, то подвывал, как шакал, то каркал, как ворона. Обнюхивая, он то и дело невольно щекотал ее бедра бородой. Элаоу не сдержалась и вновь расхохоталась:
   - Ну ты и зверь! Хрюкаешь, как кабан, воешь, как шакал, каркаешь, как ворона – тройной зверь! А-ха-ха!..
   И ее смех подхватило эхо и разнесло по горам.
   Надышавшись прелестями юной Амазонки, земледелец схватил ее бедра своими ручищами и придвинул к себе. Элаоу почувствовала, как что-то твердое, горячее и маслянистое приникло к ее лобку, прошлось по половым губам и начало поступать внутрь. Такого гостя ее пещерка никак не ждала. Она вся сжалась и мощным спазмом вытолкнула его наружу. Человеческий самец запыхтел, заурчал и повторил попытку протиснуться вглубь. На этот раз он поднажал сильней  и проник глубже, но тут же снова был выдворен за ворота…
   Элаоу решила, что надо как-то помочь этому слабаку, и когда он опять начал пыхтеть и рычать, пытаясь овладеть мощным маленьким телом, она изогнулась, захватила ногами его бедра и сама нанизала себя на его пику, и тут же там внутри ее полоснуло огнем острой боли. Она знала, что будет больно, что нужно будет потерпеть.
   Проникнув до конца, волосатый человек начал издавать какие-то утробные звуки и быстро задвигал бедрами. Элаоу и представить себе не могла такого спектра новых ощущений. Обычно она доводила себя до оргазма традиционным для Амазонок способом – лаская свой холмик священного Огня, как они называли клитор. А тут было нечто совершенно новое. Первая боль неожиданно сменилась позывом излить малую нужду – так во всяком случае ей показалось. Но потом она поняла, что это не малая нужда – это нечто новое, чего она не испытывала. Спрятанные внутри пещерки угольки накалялись всё сильней и сильней, и огонь вот-вот должен был вспыхнуть.
   Элаоу невольно закрыла глаза и тут же увидела, что в ней сейчас происходит. Увидела, как движется в ней большой крепкий жезл, как его огненный наконечник бьется в ее матку, и как она сжимается и разжимается, словно еще не зная, что делать с этим упорным орудием.
   А потом картинка погасла, и Элаоу почувствовала, что ей не хватает совсем чуть-чуть, чтобы шагнуть за край и упасть в водопад нового неизведанного наслаждения. Ей хотелось, чтобы этот молот заработал еще быстрей, но как ему это объяснить? И Амазонка что есть силы и с невероятной быстротой стала бить кулаком правой руки по левой ладони. Земледелец сначала застыл, растерявшись, но быстро понял, чего от него требуется, и зашевелился быстрей.
   - А-а-а! – закричала Элоау. – Еще быстрей, косматое ты чудище-а-а-а-а!..
   И звезды вспыхнули ярче обычного, и вошедшая в лето беловолосая красавица почувствовала, как в ней запульсировал огненный жезл, став как будто еще горячей и объемней, и как в ее самое сокровенное нутро забили мощные горячие струи семени. Их рычание и крики слились воедино и рассыпались горным эхом над северной Землей.

   Элаоу знала, что некоторые женщины их племени пытались тайно встречаться с мужчинами, чтобы снова испытать это дикое невероятное ощущение, о котором теперь знала и она. Но от жриц ничего скрыть было невозможно. Они как-то узнавали об этом, и провинившихся отступниц ждала страшная казнь. Это была самая лютая и мучительная смерть, какую только можно было придумать. Острый специально выточенный кол медленно и неотступно вводился в детородную пещеру до тех пор, пока его острие не появлялось наружу из макушки головы. Такую жестокость жрицы объясняли тем, что половая связь с мужчиной без цели зачатия ведет к расточительству женской силы. «Если бы северные беловласые Амазонки позволяли себе такое, они бы уже давно превратились в стадо ленивого скота, которое пасли бы и хлестали кнутами и палками другие племена!» - неустанно твердили жрицы, воспитывая подрастающее поколение. Правда, такое случалось очень редко – всё же страх наказания в большинстве случаев перебарывал зверское желание снова ощутить внутри себя мужской детородный орган.
   Элаоу чуть не заплакала от досады, что еще раз испытать такое наслаждение она сможет только через сто лун – когда придет пора зачать второго ребенка. И это уже будет точно последний раз – рожать больше двух детей по завету предков в племени не дозволялось. Единственная надежда – ставшая женщиной Элаоу даже улыбнулась от этой мысли – ей очень повезет, если она не забеременеет после этой встречи… Тогда ее снова направят сюда уже через десять лун!
   Но Элаоу забеременела и через девять лун родила дочь – как и предсказал священный огонь. А спустя двадцать две луны на стойбище напало жутко многочисленное дикое племя, пришедшее откуда-то с запада – это были совершенно первобытные люди, едва умевшие добывать огонь. Но этих обезьян было целое полчище, и у них были очень хитрые и сильные шаманы. Они заставили Верховную Жрицу Амазонок ошибиться в предсказании набега на целых две луны…
   В последнем бою Северных Беловласок Элаоу успела убить меткими выстрелами из лука больше сорока дикарей. Она смогла бы и больше, но кончились стрелы, и тогда она схватила самый острый нож, который вытачивала с самого раннего детства, и одним точным движением перерезала горло своей дочери, после чего так же покончила с собой. Диким тварям ничего не оставалось, кроме как выжать их кровь и пожевать мясо.
   И над растерзанной Элаоу долго – до самой последней звезды – кружил ее беркут.