Научный прорыв невозможен

Павел Каравдин
НАУЧНЫЙ  ПРОРЫВ  НЕВОЗМОЖЕН

Президент В.Путин приложил много усилий, чтобы вывести Россию вперед с помощью научного прорыва. Провели реформу РАН, избрали нового ее президента, увеличили число академиков для ее омоложения, но прорыва нет, и не предвидится.

Циолковский писал: «Кажется естественным, что судить об  изобретениях и открытиях предоставляют ученым. Но ведь это  люди,  истратившие всю свою энергию на восприятие наук, люди в  силу  этого усталые, невосприимчивые и по  существу  своему (экзаменационный отбор) со слабой творческой жилкой. Как показывает история, эта оценка, особенно великих  открытий и предприятий, почти зауряд была не только ошибочной, но  и  враждебной, убивающей беспощадно все выдающееся...
 Мы возмущаемся трагическою  судьбою  великих, осуждаем  наших предков, отравивших  Сократа, казнивших  Лавуазье, сжегших    Д.Бруно, заключивших в тюрьму Галилея и  т.д.  Мы  склонны  считать  их ужасными преступниками и готовы растерзать их в  негодовании  или посулить им вечные посмертные муки, между тем, как сами делаем  то же, но не замечаем своих поступков». («ИР №3-1980. стр.32.)

Технический прогресс заметен невооруженным глазом. В двадцатом веке развиваются авиация, космические полеты,  вычислительная техника, генетика и многое и многое другое. Эти успехи  достигнуты трудом многих тысяч известных и безвестных учёных, инженеров и простых рабочих. Но нужно отметить, что «отцом» космонавтики  является не учёный и не инженер,  а  глухой  учитель  гимназии,  не имевший высшего образования,  Константин Циолковский. «Отцом» генетики - монах Грегор Мендель, не имевший даже  среднего  образования. Не будь их открытий, не было бы ни космонавтики, ни  генетики. По подсчетам Ирины Радунской до 80 процентов открытий  сделано не учеными, а любителями (дилетантами).

Но научная элита не любит новаторов и борется против них всеми способами. Костры из моды вышли, найден более гуманный метод. Объявлено, что время одиночек прошло,  открытия сейчас делаются коллективно. Однажды академик  Б.Патон  написал: «В науке давно миновало время одиночек. Исследования ведутся большими коллективами». (Комс.правда, 22.03.80) Академика трудно  упрекнуть, он не утверждает, что открытия делают коллективы. Но это  или иное подобное утверждение побудило журналиста сделать желательный для элиты вывод: «...общеизвестно, что научные открытия уже давно  перестали быть прерогативой одиночек». (Правда,9.03.83). Поэтому научные издания не читают поступающие к ним рукописи, если нет рекомендации с круглой печатью (акта экспертизы).

Вот, например, всюду в философской литературе упоминается закон единства и борьбы противоположностей, а я имел о нем, как оказалось, свое собственное понимание. Но в 1987 г. услышал на лекции от зав.кафедрой философии ЧелГУ К.Н.Суханова, что есть закон единства и борьбы противоположностей как причина движения, но есть и противоречие тоже причина движения. Две причины одного явления, но какая между ними связь. Профессор пожал плечами. Я вскочил, хотел сказать, но не получил такой возможности.

Есть закон сохранения, который можно называть законом консерватизма, законом инерции, законом иммунитета, законом единства и борьбы противоположностей. В соответствии с этим законом, любая система стремится сохранить своё состояние, остаться неизменной. Следовательно, никакая система не может самостоятельно измениться. Для этого нужна внешняя причина. Всё течет, всё изменяется, если есть причина. И ничто не изменяется, если нет причины. Следовательно, при всяком изменении есть два участника. Один пытается изменить науку, а другой пытается сохранить науку от изменения. Первого называют новатором или революционером, второго  консерватором. Не надо думать, что консерватизм – это плохо. Консерваторы тормозят науку, но без тормоза движение ведет к гибели. Для движения нужно взаимодействие новатора и консерватора в научной печати. А новатор и консерватор противоречат друг другу (вторая причина движения).

Но в советское время быть консерватором не допускалось, были только новаторы и революционеры. Вот почему этот закон единства и борьбы противоположностей правильно не мог быть объяснен. А без его понимания не могут правильно развиваться не только общественные науки, но и естественные. Попытки самостоятельно опубликоваться по этой проблеме в научной печати были, есть и будут безуспешными, пока существует глубоко консервативная РАН.

В мае 1991 года мне удалось выступить с кратким сообщением о кризисе физики и возможности его преодоления перед коллективом физического факультета ЧелГУ. Мое выступление вызвало бурную реакцию. «Что всю физику придется переписывать?». Позднее я хотел выступить на кафедре физики с более подробным сообщением. Но руководитель семинара сказал мне: «Мы не пустим вас в науку, если вы правы, то мы будем неграмотными и не сможем преподавать». Мне  понятно, что у нас не возможен научный прорыв из-за невозможности спора. Но как довести это до тех, от кого зависит жизнь страны, неизвестно. Я обращался во все инстанции, кроме ООН.