Его величество рабочий класс

Владимир Карташёв
 
        Бригадир  Стас Савельев  был  добродушным, веселым тридцатипятилетним парнем. До армии  закончил  три курса института электросварки имени Патона в Киеве.  Потом заочно  учился  на философском факультете в МГУ. К сожалению, не закончил. Отчислили за не успеваемость и пропуски занятий. На службу не взяли по состоянию здоровья. Врачи определили у него плоскостопие. Глядя на него, многие говорили: « Какой оптимист!» Хотя всем известно, что оптимист – просто плохо информированный пессимист. Тем не менее, мнение  друзей, да и просто знакомых  о нем  всегда было одинаковым. Они считали Стаса не любителем пустопорожних разговоров. Говорили, что трудно встретить такого умного товарища, который умеет слушать собеседника.
            По натуре  Савельев был философом, да еще со сложным генетическим кодом. Родители поддерживали сторонников  диссидентского движения. Активно выступали против ввода войск в Чехословакию, горячо заступались за Солженицына, в общем, были на контроле у наших недремлющих органов госбезопасности. Но, благодаря тому, что работали в ракетостроении, были, вроде как, неприкасаемыми. Сын  не пошел по  их стопам.  Душа требовала перемен. Перебрав десяток  рабочих мест, завербовался  на Север. Так оказался в Сотринском леспромхозе. На 220-м начинал простым  рабочим в ремонтных мастерских на лесозаводе.
            Досужее выражение – не делайте умное лицо, ведь вы же простой трудяга - к нему не относилось никак.  Все сходились в одном: Стас – человек  неординарный, отзывчивый, совестливый и справедливый. Так что расхожая формула: совесть, как  покладистая старуха - слепа на оба глаза и глуха на оба уха – к нему не подходила. Савельев быстро освоил круг своих обязанностей, выдержал испытание на  разряд, даже внедрил в производство рационализаторское предложение. Старание молодого рабочего  не осталось не замеченным. Через два года его назначили бригадиром.
К членам свей бригады  Стас Савельев относился ровно. Но  все же  больше симпатизировал трем  рабочим. Это были Валерка Тихонов, Сашка Возовиков и Пашка Козьменко.   Всех их объединяло общее мироощущение:    они  были  романтиками и, по меткому  определению начальника лесопункта, являлись людьми   с  хорошими мыслями в голове. Как тут не вспомнить крылатое выражение известных академиков:  чем больше у человека извилин в голове, тем  у него извилистей   судьба.
         Слесарь  Валерка Тихонов В Советской армии  служил в Приморье, недалеко от города Дальнереченска, как раз в тот момент, когда там произошли события на острове Даманский (опять совпадение). И хотя в боевых столкновениях участия не принимал, остро переживал за наших ребят с заставы Нижне – Михайловка, которые первые приняли бой с маоистами. В минуты застолья горько плакал, рассказывая, какими они прекрасными ребятами были.  Вскоре его перевели на Сахалин, где он, влюбившись в  океан, остался на сверхсрочную. Там познакомился с  местной красавицей Светланой.  Любовь разгорелась не на шутку, и  он  повел  ненаглядную  под венец.  Родились дети: два мальчика – погодки. Однако  жизнь не заладилась. Причиной стала теща. Вначале она потребовала, чтобы все финансовые средства были  только у нее. Затем стала дозировать продукты питания в семье. А когда  систематически стала появляться без разрешения в спальне молодых супругов, Валерка не выдержал. Вопрос встал ребром: или он, или теща! Жена выбрала мужа и отца своих детей. Но поскольку квартира, в которой жила семья Тихоновых была собственностью тещи, им пришлось искать другое место жительства. Так Тихоновы появились в родном Подмосковье.  Приютили  родители Валерки, отдав в пользование небольшой домик. Он стоял в тот момент  пустым. Отец получил благоустроенную квартиру, как участник Великой Отечественной войны. Однако вскоре местное предприятие железобетонных конструкций, куда устроились на работу  молодые,  прекратило существование. Так они оказались временно без работы.  Надо было срочно что-то  решать.  Не жить же на пенсию престарелых родителей. Посовещавшись с женой, Валерка написал брату в Свердловскую область: так мол и так…  Тот без обиняков пригласил родственника к себе на   Северный Урал. Раздумывать не стал. Оставив у родителей Свету с детьми,  поехал  разведать, как и что будет на новом месте.
Брательник встретил Валерия радушно. Не один вечер они просидели за бутылкой, обдумывая, где лучше  приложить силы. Остановились на лесопункте, который по волею судеб, назывался двести двадцатым кварталом. Там у рабочих и зарплата приличная, и льготы на обустройство семьи гарантированы, и, самое главное, возможность  от души поохотиться  в тайге, без чего  Валерка  не мыслил свою жизнь.
Судьба это или случай, но Тихонов в конторе  лесопункта столкнулся со Стасом Даманским, который в этот момент разговаривая с техноруком, требуя в бригаду  нового вальщика. Валерка тут же представился и попросился к нему. А когда узнал, что фамилия бригадира «Даманский», сразу уверовал в судьбу. Так  они стали друзьями. 
          Был у Валерки, как сказано выше, большой «недостаток». Без охоты, считал он, жизнь  не настоящая. Пресная, что ли?  На  тему  охоты мог говорить часами.
       – Промысел зверя или птицы – это наиглавнейшее дело в жизни настоящего мужчины, –  утверждал  он.  – Это и промысел Божий.  И потом: где еще можно отдохнуть от стресса, как не с ружьем в лесу?  Но главный же смысл промысла не в самой охоте, а в тех охотничьих просторах и разговорах о них, которые ведутся, бывает, до утра.
           Вот вы знаете, что у нас  на Северном Урале весенние глухариный и тетеревиный тока начинаются в начале мая. В это время  еще лежит снег в лесу. Поэтому  охота на глухарей приобретает  азартный, увлекательный характер. Одновременно создает и определенные трудности. Ведь начало любовных песен птиц приходится на три, четыре утра, когда еще практически ничего не видно в двух шагах. Попробуйте в таких условиях тихо и незаметно подойти к токующему глухарю по насту, запинаясь о кочки и коряги, которые создают такой шум,  что, кажется, слышен намного километров вокруг? Глухарь, несмотря на свое название, очень хорошо слышит и видит.
            А как он поет! Откуда-то изнутри  всего его существа, горлом, широко раскрыв клюв, раздается «тек, тек, тек, тек…»,  затем завершающаяся песню дробь: «…т -р - р -р». Ты замер, затаив дыхание. В момент окончания своей серенады самец ничего не слышит и не видит.  Всего две секунды! Но тебе надо именно за эти мгновения сделать один-два шага. И так пройти, проскакать, пробежать до полукилометра, пока подойдешь на расстояние выстрела.  Сердце, кажется, вот – вот выскочит из груди, Зрение, слух обостряются настолько, что видишь любое движение в радиусе ста метров, слышишь еще дальше. Наконец, наступает апогей охоты – один единственный выстрел, который ставит последнюю точку, ради которого ты столько перетерпел, перенервничал. С трепетом смотришь, как красавец  глухарь падает под дерево, на котором еще минуту назад пел песню  любви. Все! Тебя полностью покидают силы. Но ты победитель! Ты добытчик! Весь мир у твоих ног!
Тихонов  был  убежден:  отношение  к охоте у местных и городских жителей   разное. Местному достаточно  хорошо выпить и  посидеть у костра.  Городскому же подавай комфорт и сразу же –  объект охоты. Его  видно сразу. Во-первых, одежда специальная: новая охотничья униформа, не то, что у аборигена –  с иголочки одежда, сапоги,  ремень. Ружье – загляденье, патронов – полмешка. Правда, к концу охоты – патронов остается ноль. Все исстреляны по пенькам, банкам, бутылкам. Канонада, как на фронте. Трофеев нет, если местный охотник не подарит. Домой приезжает с страшным перегаром, домашняя анаконда, которая сама себя считает рабыней Изаурой, грозно вопрошает:
         – Ну, что, отвел душу, снял стресс?  Теперь до о следующего выходного? – и обиженная уходит к маме.
           – Мастерство настоящего промысловика всегда видно,  – доказывал Тихонов.  –  Настоящие охотники стреляют только тогда , когда ясно видят цель.  И даже не всегда отстреливают. Скажем, старых секачей. Зачем? Их мясо все равно не едят. Живые же они для потомства пригодятся. Кроме того, охота  развивает юмор,  а это, ведь, хорошее настроение. Какие веселые охотничьи истории только не случаются?! Например, кто слышал, как мы с корешом убили медведя – шатуна?
          В тот раз мы с  вечера объехали на машине вокруг выруба леса и увидели след лося, уходящий в заросли молодняка. Выхода из него не было: значит, зверь остался ночевать в нем. Чуть брезжил рассвет. Погода ясная и прохладная: октябрь как – никак. Снег лежал тонким слоем, поэтому видна была еще земля. Однако и лосиные следы проступали четко. Зверь еще оставался в мелколесье. Машина, в которой мы находились, медленно двигалась по волоку, оставшемуся после вырубки леса.
         – Стой! – остановил уазик  напарник, – я выйду и пойду в чащу,
 а ты двигайся дальше по кругу.
         Надев поверх фуфайки белый маскхалат, он скрылся в ельнике. Не проехав и ста метров, услышали выстрел, почти следом второй. Быстро развернулись и рванули на звук. На дороге, улыбаясь во весь рот, стоял кореш. Весь его вид показывал, что дело сделано.
      – А лось -  то совсем рядом был. Лежка в метрах тридцати была. Бык оказался громадный.  По отросткам рогов – восемь лет.
          – Килограммов триста потянет, – обходя лося, прикинул я.
         Достали ножи, топор и приступили к разделке туши. Это только легко сказать – «приступили к разделке туши». На самом деле это тяжелая работа, которую  закончили  только к трем часам дня, ни разу не присев перекурить.        Мясо было уложено в машину, шкура и внутренности закопали: в общем, все сделали, как  предписывала лицензия на отстрел зверя.
         – Давай, выедем на магистраль и там попьем чаю, перекусим, а то от голода даже голова кружится, – предложил я.
           Напарник согласился, и машина двинулась в сторону дома. Выехав на большак, остановились. Разложив на сидении нехитрую снедь, принялись утолять голод. Вдруг сбоку  раздался громкий треск. На дорогу выскочила лосиха. Не обращая внимания на транспорт, крутанула головой и кинулась  через дорогу в чащобник. Следом за ней на обочине появился… медведь! Увидев нас, резко затормозил, встал на дыбы. В это время, не сговариваясь, я и напарник выскочили из машины и одновременно выстрелили в хозяина тайги. Тот рыкнул, развернулся и рванул обратно. Только тогда у меня затряслись руки и стали подгибаться ноги. Напарник, видимо, испытывал тоже самое. Мы  уселись на корягу и нервно закурили.
      –  Сходи, посмотри, где  медведь, –  затягиваясь, предложил мне кореш.
      – Я что, похож на идиота? Пойдем вместе посмотрим. Если выхода нет, значит готов.
Отойдя друг от друга метров на двести, пошли закольцовывать территорию. Следов медведя не было! Теперь уже смело пошли в чапыжник, куда он скрылся. Мишка лежал  рядом с дорогой, мертвый.  Одна из пуль попала   в лоб.
        – Вот это точность, твой выстрел, поздравляю! -напарник пожал мне руку.
- Откуда знаешь, что именно мой выстрел свалил зверя?
- Знаю. От страха  я стрелял в воздух, чтобы спугнуть медведя.
          -  А если бы я не попал..
- Косолапый испугался и убежал бы…
-  Он не оставил бы нас в покое. Мы  помешали в охоте…
Тушу разделали, когда совсем стемнело. Подкожного жира у мишки
почти не было. Не нагулял.
       – А зверь то –  шатун, - сделал заключение товарищ. И все потому, что хромой был. Видимо, где-то поранился. Последняя надежда на лося была. Если бы  завалил, лег на зимовку спокойно. Но, видно, не судьба. Шкуру медведя с головой  положили на  заднее сидение. Да так, чтобы голова и лапы были видны сразу, как только открывалась дверца. Это был сюрприз для моей супруги. Домой подъехали уже по темну. Жена, как обычно, начала ворчать, что ездим зря.
      –  Иди принимай дары леса. Там в машине рюкзак с лосятиной, - сказал я.
        Жена, не ожидая подвоха, подошла к машине, открыла дверцу и…. завизжала в голос. Еще бы, нос к носу столкнулась с медведем, вернее,  с его головой и лапами, которые торчали на сиденьи. Шутку мою она не оценила: не разговаривала целую неделю.
           В общем, хорошее дело – охота. К сожалению, не у всех на это занятие хватает времени. Одним словом, времени на охоту мало, а историй про охоту много, – закончил свое повествование Валерка.
Автослесарь Александр Возовиков. Когда-то работал в совхозе водителем молоковоза. Мастер на все руки. У него  был добротный дом, покладистая жена,  дочь школьница. Казалось, что еще нужно деревенскому жителю?  Однако  нет-нет, да вспыхивал в глубине души   огонек неудовлетворенности: правильно ли  живет, верно ли определился  для будущей жизни? Это состояние грузом лежало на сердце, вызывало ностальгию.  Наконец, понял:  душа   требует  перемен. Как - то  случилось,  подвести  ему до  железнодорожной станции  незнакомого мужчину.  В дороге разговорились.  Пассажир приезжал в соседнее село навестить престарелых родителей. Вот теперь уезжает обратно на  Урал. Там  работает в одном из леспромхозов.  Последние слова занозой засели в голове  Возовикова. И вот настал день, когда  не выдержал и объявил дома,  что хочет поработать в лесу. Теща  – в слезы, жена – в крик.  Одна только дочь твердо стала на сторону отца: пусть  едет. Обустроится, переедем к нему жить. Не век  прозябать в деревне.
       На лесопункте Возовиков познакомился со Стасом Даманским. Подружились сразу. Прижился и в коллективе. Умел все. По хозяйственной части и по технической. Ни зимой, ни летом не  сидел без дела.  Водоснабжение, поддержание территории в надлежащем состоянии, еще много других дел – все   это круг его обязанностей. С ними справлялся без замечаний. Однажды, прошлой зимой,   стояли сильные  морозы. Вышел из строя глубинный насос на водокачке.  Срочно потребовалась дефицитная запчасть.   Александр не стал жаловаться на отсутствие ЗИПов, писать докладные  начальству, а, что называется, засучив рукава, принялся за работу. В течение дня смотался в районный центр и привез, на удивление начальник4а лесопункта, эту, так нужную, деталь. Глубинный насос заработал в   прежнем режиме.
           Как у любого жителя Северного Урала, у Александра  тоже была страсть. Не к чужим женщинам. Жену свою он любил.  Страстным рыболовом слыл. Настоящий рыбак, считал Возовиков, еще с вечера должен поглядывать на облака, пытаясь определить погоду на завтра. Только рыбак знает, что такое невосполнимое горе, когда у него с крючка срывается рыба. Только он понимает толк в приманках и мормышках. Если ему в руки попадал рыболовный крючок, мог часами комментировать его особенности, хотя с виду там ничего особенного не было. Вот таким был фанат – рыболов Возовиков.
             А еще считал, что в своих рассказах рыболовы не уступают охотникам. Утверждал, что рыбаки – фанаты похлещи, чем болельщики московского «Спартака». И в самом деле. Кто, как не рыбаки, могут  просидеть весь день, глядя на не шелохнувшийся за все время поплавок? Кто, как  не рыбаки,  смогут  полдня простоять в стылой воде, зарабатывая ревматизм? Недаром ведь в рыбацкой молитве говорится:  «Боже! Дай поймать такую рыбину, чтобы врать не пришлось!»
           – Рыбалка – этот спорт  или искусство? – нередко задавали  ему вопрос друзья.
          – Когда ловишь рыбку – спорт, когда рассказываешь про это – искусство. В рыбалке улов не главное, важен процесс, – отвечал Сашка.
           До самозабвения любил слушать Возовиков  и  рыбацкие байки. Добросовестно записывал их в заветную тетрадь. Вот одна из них.
          Очередное посещение реки обещало быть уловистой поездкой. Возовиков договорился с мужиками  отправиться на место, где, по их словам, рыба сама выпрыгивает из воды. Ровно в пять утра собрались у конторы: машина с будкой должна была доставить их на заветное место.
Основательно устроившись в салоне, тут же сгоношили импровизированный стол – самобранку. Тронулись. На АЗС заправились под завязку. Тут к машине подошел пожилой мужчина в рыбацкой одежде с пайвой за плечами и попросился довести его.
– А куда тебе? – поинтересовался водитель.
– Мне все равно, лишь бы на речке с удочкой посидеть.
В будке он устроился у самой двери и задремал. Вскоре все забыли о нем. После раннего завтрака, стали играть в карты, ведя беседу, как всегда, на извечную тему – рыбалку. Постепенно разговор перешел  кто, когда и где поймал самую крупную рыбину. Были самые разнообразные размеры: от «длиной по локоть» до «глаз окуня с пятикопеечную монету». Причем, после каждого монолога очередного рыбака, хохот стоял такой, что кузов машины трясло, как картонный. Наконец, фантазия у всех иссякла.
Вдруг, неожиданно раздался голос попутчика:
– А вот я, однажды, поймал щуку. Величиной с… в общем, три пальца засунул в анальное отверстие ей и даже ничего не порушил.
           В салоне наступила полная тишина и немая сцена… Каждый пытался представить размер этого экземпляра, крутя перед собой пальцы. Затем люди застонали от хохота.
          Не прочь  Александр  и поделится различными  рецептами приготовления ухи.
         – Сегодня расскажу про  уху по-хантыйски, – поставил он  в известность коллектив бригады за очередным ужином.
        – Это как? – приготовились слушать мужики.
        – Очищенную рыбу  режем  на большие куски, тщательно их промываем, затем беремся за потроха. Рыбий пузырь, молоки, кишки –  все ополаскиваем и кладем в кипящую воду. Добавляем лаврушки. В последнюю очередь бросаем в бурлящее варево куски  рыбы. Картошку – боже упаси, – по  глубокому убеждению Возовикова, если ее положить, уха не получится. Рыбный суп будет.
        –  Когда все  готово,  выкладываем в отдельное блюдо  сваренную рыбу и круто посыпаем ее крупной солью. Юшку с потрохами разливаем в большие кружки. Затем со смаком кушаем рыбу, запивая ароматным наваром и балдеем от удовольствия.
          Или  вот уха по-сибирски: в ведре сначала отваривают дикую утку. (Ее – потом скушаете  на второе.) Затем в этом бульоне на костре готовят уху. Опять же – никакой картошки. Вначале в марле отвариваете мелкую рыбешку, типа ершей, окуней. Выбрасываете. Закладываете крупные куски щуки, язя или обского карася. Варите до готовности. Специи по вкусу. В конце  надо добавить немного водки. Перед тем, как ставить котелок на стол,  опустите в котелок тлеющую головешку из костра.  Уха  по-сибирски готова!
В бригаде был еще один человек, который органично вписывался в коллектив, это   был сварщик Павел Козьменко. У него было два хобби: награды  России и женщины. В коллективе над ним постоянно подшучивали  за постоянные разговоры о сексе и об орденах и медалях.  В его коллекции красовались ордена деда – полного Георгиевского кавалера , получившего Кресты в Первую мировую, медали и ордена отца – участника Великой Отечественной войны.  Отдельно Пашка коллекционировал награды Российской империи.
Вся биография семьи Козменко была отражением тех политических и жизненных ситуаций, которыми богата была Россия в двадцатом веке. Дед и бабка по отцовской линии были обрусевшие  вогулы, которые жили на севере Свердловской области. Советская власть объявила их «малым народом» и усиленно заставляла учиться новой социалистической жизни. Для этого отправили на житие в  город Серов.  Там для полного счастья  стали называть их народностью манси. Работать устроились, в силу своих национальных обычаев в лесхоз – лесниками. Там же семейной паре выделили небольшую двухкомнатную квартиру. Вскоре родилась девочка, которую назвали Полиной. Та, достигнув совершеннолетия, привела в дом молодого человека.
          – Это  Миша Козьменко из Украины. Он будет моим мужем и увела, не дождавшись ответа родителей, в свою комнату. Так в семействе вогулов – манси появился зять. н был хорошим мужем, но задиристым. Однажды за драку чуть не загремел в тюрьму, но обошлось. Когда началась война попросился  добровольцем на фронт.  В эшелоне выдали по одной винтовке на двоих и по десятку патронов к ней. Первый бой… Ранение. Выздоровел - опять передовая. Снова госпиталь. Комиссовали вчистую.
       Жили Михаил и Полина, как говорится, душа в душу, но Бог почему-то не давал детей. И только после того, как Поля стала посещать церковь, поверив в Господа нашего, забеременела.  Так на свет появился Павел Козьменко.
           Пашка рос, как и все дети развитого социализма, в соответствующей среде рабочего класса: учеба не очень увлекала, как и не было цели, кем стать в дальнейшем. В меру хулиганил. После восьмилетки окончил курсы газоэлектросварщиков. В армии служил радистом. После службы побывал на различных стройках народного хозяйства, но нигде долго не задерживался: то скучно становилось, то женщины вставали на пути. В общем, менял места жительства часто.
          Характер был покладистый.  Чего бы про не говорили, всегда охотно соглашался с оппонентом. Частенько получал за это тумаков, но считал это издержками современной жизни. Но самокритикой не занимался и никогда не унывал. Вот и в этот раз на двести двадцатый его занесло лихим ветром. Вернее, уголовно – любовным. В разных областях нашей необъятной родины имел несколько законных семей.  Все  с детьми. Вот что значит сорванные цветы удовольствия.
Первая жена была  хохлушка. Любовь  прошла скоро. Расстались без сожаления. Вторую жену встретил в одном из санаторий Кавказских минеральных вод. Через полтора года женщина из некогда внимательной  супруги превратилась в чистую мегеру. Ей не нравилось даже то, как он спит, держит ложку. С третьей женой он сам дал серьезный промах. Она застала его  на даче с молодой студенткой  – не простила измены.
Говорят, мужчина за свою жизнь бывает счастлив два раза: когда женится и когда разводится. Вот и посчитайте, сколько раз был счастлив Козьменко. Алименты начал платить в двадцать лет и всегда по полной схеме. Подрастали первые дети, рождались вторые и так непрерывный цикл. Даже  здесь, на  Урале, он успел жениться дважды. Среди его детей никогда не было дочки. Он даже бороду ставил в заклад на случай, если будет девочка. Ан, нет, борода все время  оставалась целой. Если бы ввели звание отец-герой, то  Пашка мог бы запросто претендовать на него.
После расставания с очередной женой, Павел  на субботу и воскресенье обычно уезжал в районный цент и заглядывал «на огонек» в ресторан. Вот и в тот раз  в заведении полно было посетителей. Большая половина народа танцевала. Но она  стояла в стороне, скучала.
            Женщина сверкала, как шампанское в бокале. Кроме того, еще и переливалась сверкающей бижутерией, как Новогодняя елка. Притяжение к этой красавице у  местного Казановы было таково, что его сердце тут же пало к ее ногам, как мокрые штаны с ног, заставило позабыть все на свете. Он же не из песка был сделан. Так возникло одно из тех блестящих решений, о которых сожалеют всю жизнь.
           Ее тело могло расплавить бутерброд с сыром через расстояние танцевального зала. Боевая раскраска и волосы цвета перца с солью тоже делали свое дело. Мини юбка напоминала набедренную повязку полинезийских островитянок, что очень гармонировало с ногами от коренных зубов. Вызывающе возвышалась грудь, как средство для потери самообладания.  Да еще чувственный до безумства ротик. Кроме того, она не боялась держать ноги крепко сжатыми во избежание неприятностей и умело стреляла бедрами. При таком виде даже у лошади закружилась бы голова, а не то чтобы у нашего товарища.
А так как  его сердце сейчас постукивало  вопросительно и пар дымил из ноздрей, Пашка смело вступил на тернистую дорогу, то есть к избраннице. Щекочущий запах духов вгонял в обморок.
 На спиртное он не скупился, регулярно предлагал выпить то под предлогом, что между первой и второй промежуток небольшой, то есть десять секунд. То под предлогом, что между второй и третьей не должно быть больше десяти жевательных движений. Дама охотно поддерживала словесный пинг-понг. Так началась то ли безумная страсть, то еще черт знает что из этого разряда.
«Ищите, да обрящете», написано в Библии. На предложение продолжить знакомство в другой обстановке фея охотно согласилась. Поехали к ней домой. Ночь была бурной. Утром, выходя их чужого подъезда, Козьменко чувствовал, что по его телу будто  прошла рота танков. На последней ступеньке поскользнулся и чуть не упал. Чужие лестницы круты!
Так начался любовный роман с новой пассией, которую звали Лола.  Она быстро поняла, что появилась возможность быстро починить свою неудавшуюся биографию. «Куй железо, пока горячо», пока мужик не опомнился. Дождь не может идти вечно. И через полгода Козьменко сдался.
В ЗАГСе их зарегистрировали за один день. Чиновница была подругой феи. Так  Паша в который уже раз нашел и сразу  же потерял величавшее из благ – свободу. Брачное счастье залавливало в свои сети и не только таких орлов.
Когда все слишком хорошо – это не может долго продолжаться. Не все золото, что блестит. Уже на торжественном ужине в честь  бракосочетания Козьменко  четко увидел,  что молодая совсем не молода. Что скажешь? Но не портить же праздник, накидывающий брачное ярмо, которое носит ласковое название «узы».
        Как-то быстро закончилась ярость в кровати «молодой» зато новой жены. Теперь Павел, как библейский Моисей, все чаще в постели наблюдал лишь ее зад, извините, спину. В доме стали появляться какие-то дамы и господа, которые вели непонятные разговоры о будущем нации, возрождении казачества, своем привилегированном положении в обществе. Все было глупо и пусто. Поэтому  Козьменко  все чаще ловил себя на мысли, что и на этот раз не нашел близкую себе душу. Былой пар опять быстро ушел в свисток.
Любовь, как озоновый слой, ее не хватишься, пока она есть.  Лола  ехать жить на лесопункт отказалась, осталась в городе. Работала секретарем  в полиции.  А какая секретарша не становилась любовницей  какого-нибудь начальника? То – то!
             Вот так в очередной раз Пашка нарвался на крушение любовного корабля. Однажды он застал у нее в квартире незнакомого мужчину, который страстно  лапал  жену руками. Она не сопротивлялась. На правах законного мужа Козьменко возмутился и спустил гостя с лестницы. Паша отлично понимал, что после содеянного ему уже не стоит появляться в городе, поэтому прекратил все поездки к жене. Через несколько месяцев подал на развод.
             Если бы не  Козьменко, то в бригаде вряд ли  прижились многие крылатые выражения.  Например, «языком капусту не шинкуют», «языком, как рычагом…», «языком трепать – не дрова рубить». Пашка мог, благодаря своему языку, трепаться на различные темы – от технологии производства до секретов гинекологии и  устройства космических кораблей. Или о жизни подводных миров, которые в глаза не видел. Мог запросто затеять спор о преимуществах поверхностной обработки земли по сравнению с глубокой пахотой.
        Члены бригады всегда охотно слушали трепотню  товарища. Когда же ловили на незнании темы, не обижались. Да сам  Пашка ни на кого не обижался. К тому же,   не прочь был  выпить. Однако  никто его ни разу не видел растекшимся мордой по столу, хотя  по утрам у него проявлялись признаки похмелья: периодически прикладывался к графину с водой. На немой  укор прораба неизменно отвечал: «В пьянстве замечен не был, но по утрам много пил холодной воды и при этом громко крякал».
         Зато в своей профессии ему не было равных. На любых соревнованиях  по ручной сварке Козьменко всегда первенствовал.  Он с удовольствием показывал людям то, что знал сам, чем владел.