Бараки
Лёнька Шокуров душевный был парень. Светловолосый, синеглазый, улыбчивый. С юмором. Хотя и с хитринкой, а всё-таки человек с чистой совестью. Грех большой у него, у Лёлика, как прозывали его все, хочется сказать, водился, но нет – скорей грех им владел. Грех саморазрушающий – пьянство… В жаркие объятья сего Лёнька попал, видимо, в дружной комсомольской спортивной братии при ДОСААФ. Занимался Лёнька техническими видами спорта. Прежде всего он был одним из самых известных маститых радиолюбителей коротоковолновиков, занимался «охотой на лис» и достиг в этих видах спорта каких-то даже чемпионских званий. В мотогонках он также испытал свои силы, но здесь его успехи не были столь внушительны, да и байкером Лёнька отнюдь не стал. В техническую направленность существования маленького Лёлика привлёк усыновивший его Догман, который был мастером на все руки, горазд на всякие поделки. И работал Догман в находившейся напротив синагоги и рядом с КПСС (Кафе Против Самой Синагоги) мастерской на улице Комьяунимо (сейчас ул. Пилимо), где чинили от слова ВСЁ. Догман, пожалуй, единственный всегда называл его не Лёликом, но Леонидом, и сам был любителем летней и зимней рыбалок, и затейщиком еженедельных вылазок на природу. А выпить у Догмана губа была не дура, да и толк в застольях он знал.
Вот и Лёлик наш фанатично любил природу: лес, озёра, рыбалка и всё, что с ними связано были естественной средой его обитания поперёд собственного ветхого жилья. Отнюдь же не в последнюю очередь, разумеется, пиво и водку любил, как неотъемлемые в те годы для большинства таких же парней атрибуты, связанные с времяпрепровождением на лоне природы. Удачную рыбалку, как и поход за лесными дарами, нередко заканчивал он беспробудным пьянством и с трудом из него выходил. Сказывалось, видимо, и то, что молод, жил один, холостячил, ни перед кем не был ответственен, и быт его частично оттого находился в состоянии предельно примитивном и неустроенном. Заводиле пришлось несколько раз ехать к Лёлику домой, вытаскивать его из тяжелейшего похмелья и возвращать в рабочее состояние. Однако, Лёню Шокурова на работе ценили, ибо был он первоклассным мастером по пишущим и электронно-вычислительным машинкам, чему научился у своего отчима Догмана. Жил Лёня на улице Кауно (лит. Kauno) в однокомнатной конуре с кухонькой в одном из трёх в ряд стоящих одноэтажных деревянных бараков.
Вход со двора через неопределённого цвета покосившуюся дверь в грязный нетопленый коридор. Сразу же слева, отворив тонкую серую дверь, какие ставят внутри жилья, но не снаружи, попадаем в небольшую узкую кухоньку два на три метра, уходящую своей длиной влево. Справа от входа на кухне стоял узкий, крашеный той же краской, серый деревянный столик с двумя табуретками. Столик сиротливо прижался к подоконнику и слабо отражался в кривом мутном стекле, напоминавшем рыбий пузырь, какие в старые времена в российской глубинке натягивали на окна. Слева урчал древний советский холодильник «Саратов», видимо, производимый и предназначенный для таких конур при наличии электричества, серая же полка с некоей столовой посудой, шкафчик с кастрюльками и сковородками, двухконфорный электрический таганок на подставке и кухонная мойка, она же и умывальник. Туалет для общего пользования разместился в холодном промёрзлом коридоре. Из кухни мимо столика с табуретками проходим в комнату размером метра три на четыре. Там справа пара столов, загромождённых Лёнькиной любительской радиостанцией, генераторами и осциллографами, лежащими врассыпную радиодеталями, тестерами, припоем, канифолью и паяльниками. Налево круглый стол с коричневыми дощатыми стульями, какие стояли в советских присутственных местах, топчан, где Лёлику снились добрые сны, и крутой современный проигрыватель для винилов «Грюндиг» с соответствующими мощными колонками, недорого купленный Лёликом из конфиската через знакомого таможенника. Были у него и хорошие винилы заграничного производства.
Первый раз побывать «в готях» у Лёлика довелось Заводиле с товарищами после небольшого застолья в «Кривых Зеркалах» на улице Горького (ныне Диджёйи, лит. Didzioji) – так пьющий народ называл столовую «Нарутис» (лит. «Narutis»). Четверо пьющих, среди коих Лёлик и Заводила, закончили «обед» в «Нарутисе», когда стемнело, не дав ему перейти в ужин. Причина была проста и неотвратима: денег оставалось лишь на две поллитровки водки по магазинной цене – больше при себе никто не имел, и посоветовавшись, четвёрка решила воспользоваться приглашением Лёлика, который, как известно, жил один, в отличие от остальных присутствовавших, и подытожив сказал: «Значит, так: берём водку и едем ко мне. Музыка есть и закуска найдётся. Поехали!» Надо сказать, что хотя рано стемнело, время было не позднее в разгаре зимы с нередкими в том году трескучими морозами. Компания, чуть ли не бегом, от жуткого мороза ринулась в магазин на пересечении улиц Гележинкелё (лит. Gelezinkelio) и Аушрос Варту (лит. Ausros Vartu), находившийся в подвале, вход в который был с усечённого угла здания. В том магазине всегда бывала какая-нибудь дешёвая водка по 2 рубля 87 копеек. Выскочив из магазина с двумя бутылками «коленвала» и вернувшись чуть назад, собутыльники сели в автобус 23-го маршрута, проехали три остановки и вышли в пятидесяти метрах от Лёнькиных бараков. Как ни странно, в Лёнькиной конуре оказалось тепло. Потом Заводиле стало понятно откуда. Причина была в том, что кроме батарей Лёнькину конуру отапливала и толстенная труба центрального отопления, которая вообще-то проходит в подвалах нормальных домов, а в этих бараках подвалы отсутствовали.
Согрелись, отогрели ладони, Лёлик включил музыку, достали водку, и тут всплыл вопрос: "Чем закусывать будем?" Без закуски эту гадость как пить? Холодильник оказался бы пуст, если бы не банка засоленного укропа. Лёлик стал удивлённо оправдываться, что было полно закуси, которую, видимо, всю пожрали его вчерашние собутыльники. Пошарив по «закромам», гостеприимный хозяин обнаружил несколько головок репчатого лука, полбуханки белого формового хлеба и остатки подсолнечного масла. Из динамиков лилась праздничная музыка оркестра Джеймса Ласта. Ну, чтож? «Из полей доносится налей, из души уходит прочь тревога ...» Собутыльники дёрнули по рюмке, крякнули, поморщились, их перетрясло, словно от мороза, однако скорей после «амбре бля». Заводила, оправившись от «потрясения», вдруг сказал: «У меня гениальная идея… Сейчас приготовлю вам «суп из топора»!» Он аккуратно нарезал подсохший белый пшеничный хлеб на квадратики. Разрезав небольшие луковицы пополам и послойно разобрав лук на своего рода маленькие чашечки, Заводила вмял их в квадратики хлеба, ножницами настриг в каждую из чашечек укроп и капнул в каждую подсолнечного масла. «Кушать подано, Господа! Просю к столу!»,– провозгласил Заводила. К этому переломному моменту Лёлик заварил чай. Дальше всё пошло как по маслу, и водка пролилась в горло, ощутимо меньше оскорбляя вкусовые рецепторы.
Несколько раз летом Заводила с Лёликом отправлялись на Большое Антавиляйское озеро. За раками, коих в те годы было там множество… Лёлик был прекрасным пловцом и ныряльщиком, и пока Заводила еле набирал не совсем полный мешок раков, добычей Лёлика были два доверху полных таких же целлофановых мешка. Потом Заводила варил на Лёнькином таганке раков в пиве с укропом, приходили ещё двое-трое любителей с водкой и девушками, и пир в конуре под музыку какого-нибудь Пако де Лусиа приобретал даже некую романтику.
В самом сердце старого города на улочке Сяуройи (сегодня Аугустийону, лит. Augustijonu) вместе с Лёликом и Заводилой трудился на заводе по ремонту вычислительной и оргтехники корешок Лёлика Юра Фоменко. После того, как Юра Фоменко по прозвищу Скользкий ушёл с завода и устроился работать в контору, занимавшуюся установкой сигнализаций, он пропал из поля зрения бывших сотрудников, и время от времени лишь Лёлик выезжал с ним куда-нибудь на рыбалку. Однажды с рыбалки на Тракайских озёрах Скользкий вернулся без своего кореша Лёлика. Лёлик, оказалось, внезапно утонул. Похороны прошли в закрытом режиме; неизвестно кто из товарищей по работе был оповещён и проводил Лёлика в последний путь. Скользкий рассказывал, что выпрыгнул из лодки и вплавь добрался до берега. Лёлик же остался в лодке, продолжая рыбачить, а Скользкий собирался через короткий промежуток времени вернуться в лодку. Когда же выйдя на берег, он оглянулся назад, лодка оказалась перевёрнутой, и Лёлика над поверхностью воды видно не было. Никому из ближнего круга неизвестно, какие Скользким были предприняты действия. Каково заключение медэкспертизы о причине смерти? Что удалось установить следствию? Осталось много вопросов. Рассказ Скользкого был сбивчив и как-то неубедителен, оставлял недоумение: как мог на «ровном месте» утонуть прекрасный пловец и ныряльщик Лёнька Шокуров. Был ли тому виной алкоголь? Или наряду с горькой было что-то ещё?
Вскоре, в один из дней, в течение которых бригада, где числился Скользкий, устанавливала сигнализацию в помещениях многокомнатного объекта, произошёл следующий случай. Члены монтажной бригады уже между делом давно позавтракали и, собрав скудные остатки съестного, собирались в своё обеденное время прямо на объекте выпить и закусить. Скользкий отказался принять участие в совместной производственной пьянке и, взяв свой обильный ещё не тронутый тормозок, отправился в отдалённое помещение, где в тот день выполнял свою часть общего производственного задания. После работы Скользкого нашли мёртвым. Экспертиза показала, что он подавился куском мяса, попавшим в дыхательное горло. Увы, никого поблизости не нашлось, и никто не услышал его сабый сдавленный зов, чтобы прийти ему помощь. Не откажись тогда Скользкий, судьба повела бы его дальше ...
А бараки стоят, как и прежде, в неизменном виде на том же месте по сей день.
2020.09.06