Проще пареной репы

Борисова Алла
— И почему ворон не любят? Ну не то что бы не любят, а опасаются что ли.
Даже это выражение дурацкое: "Ещё накаркаешь", мол, типа того что напророчишь чего не надо.
А вы же просто так каркаете и очень даже симпатично.
— Ну да, голос у нас такой, — ворона сидела на подоконнике рядом со мной.
— Правда, клюнуть можешь так, что и голову пробьёшь.
— Это ты ужастиков насмотрелась. Убери колени они мне правый угол обзора закрывают.
— Голову подними повыше и смотри куда хочешь. .

Вечерами мы любили сидеть, свесив ноги и лапы, на подоконнике, и рассматривать всё подряд, коротая время.
— Ужастиков насмотрелась? — зашипела я, — ага, помню. Еле ноги унесла весной. А что я плохого-то сделала? Фотографировала птичек. И что?
— Ой да подумаешь крылом пару раз дали по макушке, и ты перепугалась как ненормальная. Это вы люди кого угодно к детям подпускаете, а мы не... Кто вас знает фотографируете или камень бросите, а у нас гнездо.

Так вроде не ты там и была? — щёлкнула легонечко пернатую подружку по макушке.
— А разница? — ворона села поудобнее, подставив крыло под дождь.
Не я, но такие же как я.
Вот вы все разные, — она вдруг резко глянула на меня и отвернулась, — хотя куда там разные — в последнее время как под копирку. Мы стаей, а вы всё норовите по одиночке, самостоятельные дюже, прямо трясётесь над своим личном пространством, независимостью. Нос воротите друг от друга, и куда память у вас подевалась. Смотреть противно. Мимо идёте "здрасти" никому не скажете.

— А то вы прям все при встрече лапкой шаркаете и кланяетесь. — я сделала вид, что меня очень интересует антенна на соседней крыше.
— Мы если одна каркнет, то остальные тут же услышат. Понимаешь, в чём дело, — она хрустнула вторым крылом, разминаясь, — мы же стая. Прогуляться, помечтать, уединиться это в кайф, а жить по одиночке — да ни за что. Семьёй, стаей, вместе.

— Отсталые вы и несовременные. Сидишь тут хвастаешься, мол, во как у нас. Подумаешь. А чего тебе одной плохо что ли? Сама себе хозяйка, никто никуда не свистнет, никуда лететь не надо, живи и радуйся.

— А заболею, а лапу кот поцарапает?
— Ко мне прилетишь — перевяжу. Одной проще, ни о ком не заботишься и свободы завались. Мне вот знаешь, нравится начинает — ни я никому, ни мне никто, и гори оно всё синим пламенем. По барабану.

— Да ты чего, совсем от крыльев отбилась? Ежели беда какая, и чего ты тут в одиночку-то? Ко мне побежишь? Ищи ветра в поле — мало ли где я. Ну прилетаю иногда вечерами поболтать, а так извини, — свои дела, свои заботы: вороньи.

Вот не каркай. Ха. А чего каркать-то? Вам в последнее время кто только что не каркает — всё мимо ушей. А почему? Ты хоть в состоянии понять или уже индивидуально каждая извилина в личном пространстве обитает?
— Извините, мэм, туповата. Зато ты у нас не ворона , а людоведка какая-то. Всё про нас знаешь.

— Конечно знаю — проще пареной репы. Ни в ком не нуждаются больше. И меньше.
Вы теперь каждый только сами за себя пужаетесь. "Ой, надо же мне плохо будет, надо же меня обидят, надо же я пострадаю".
— Хреново нас знаешь. Ещё дети, жёны, родители..
Ворона замахала мокрым крылом, — уймись фантазёрка.
— Сдурела? Я теперь вся мокрая сижу, простужусь, что не так то?
— Всё не так. Это в лучшем случае ещё "мои, нам" — в редком, а так всем давно фиолетово и на своих, и на чужих тем более.
— Да откуда тебе вообще нас знать? Разные мы, — но она меня не слышала, разглагольствуя дальше.

— Свалится на вас какой монстр и перещёлкает по одному — не стая вы. Каждый тут сам за себя. А нас просто так не возьмёшь. Хоть какой монстр — мы его все вместе так отметелим, что больше не сунется.
— А нам не надо. Видишь машины с мигалками? Порядок охраняют.
— Кар, — ворона чуть не упала с подоконника, — машины, с мигалками — ага. Она так орёт, что ты и шагов монстра не успеешь услышать. А если монстров много будет?

— Есть специалисты обученные и...
— Да понятно. Будете сидеть и ждать когда кто-то там за вас придёт и все вопросы решит. Будто ему это очень надо и он всесильный. А даже если и так, то на хрена спасать тех, кто сам и пальцем не шевелит и не собирается.

— Слушай, — разозлилась я не на шутку, — у вас что в стае главного нет?
— Есть, только он как ответственный, вперёдсмотрящий и мудрый, а против монстров все нужны. А вы по подоконникам в наушниках сидите, с воронами болтаете и ждёте, когда вся гармония мира сама по себе неизвестно откуда объявится, либо на блюдечке кто принесёт. И на хрена вы тут тогда вообще?
— Живём, проживаем.
— Вот-вот, а зачем живёте, зачем проживаете — это опять кто-то должен думать, но не вы.

Я покосилась на нахохлившуюся подругу, — а если меня монстр обижать будет, ты же за меня заступишься?
Ворона сверкнула чёрным глазом и отрезала, — намекаешь на мою стаю? Не подруга, у тебя своя есть, вот она тебя пусть и защищает.
— Дык...
— Вот и дык, Бывай. Будет время залечу, ещё поболтаем.