Помнишь первого мальчишку с которым жутко хотелось кататься с горки или держаться за руки. Не со всеми тут же толпящимися, а именно с этим.
Я тоже смутно. Время куда-то всё запихивает, и потом вещаешь как идиотка уже своей дочери: "Тебе пять лет, и Максиму столько же. Какой замуж?".
Не просто вещаешь, а со знанием дела, с высоты прожитого, позабыв напрочь, что и тебе, и тому мальчишке было не больше, чем твоей девчонке сейчас.
О любви пишут трактаты, но что-то пока никто в ней ничего ещё не понял.
А сколько всего в неё ещё и входит, ну по моим представлениям.
Как-то любовь брак,семья и дети — для меня с детства — в одном флаконе.
Недавно поняла, что есть в этом флаконе заметная трещина: обидные воспоминания про то, как мне делали предложения руки и сердца.
Всё ещё усугублялось, видимо тем, что все мои помыслы о замужестве чаще рождались из книг, фильм и рассказов. А там и башни, и рыцари на белых конях, и дуэли из-за меня, и такие сюжеты — закачаешься.
В тех историях предложение делалось обалденно красиво, с таким словами, поклонами, с трепетом: а вдруг откажу.
Иногда это были безумные ситуации, чуть не в момент падения со скалы, на грани смерти; последние слова на тонущем пиратском бриге. Или мой верный и преданный вытаскивал меня из темницы, и тут же бросался на колени.
Ах этот запах гиацинтов, сорванных для меня на лесной поляне, шляпа с пером и ботфорты.
Жизнь могла в чём то, хоть изредка повторять небольшие, пусть и отдалённо похожие фрагменты.
Ан, нет.
Перебирая чётки своей биографии, обнаружила жуткую вещь. Ни разу за всю уже прожитую жизнь — ни одного нормального предложения ни руки, ни сердца.
Все идиотские. Никакой романтики, гиацинтов, да ничего даже похожего. Бред какой-то и только.
Ну вот представь.
Вечер, моя комната. С пареньком давно встречаемся, просто пока ещё как-то молчит чего там дальше, да и я не тороплю.
А тут ещё и поссорились. Характеры у обоих те ещё.
Ругались редко, обычно из-за ерунды, а тут и совсем смешно. Андрюшенька- душенька все уши прожужжал со своим "Оводом", из деликатности кивала, где-то даже поддакивала, и всё ждала когда восторги кончатся.
А он дальше: глубоко копает, персонажи обсуждает. Всё, не выдержала. Гад там и сам герой, с моей точки зрения, и священник та ещё сволочь. Красивая история — некрасивые поступки. Да и ничего в ней супер революционного я не видела. Ну не моя книга. Что особенного-то?
— Что лучше можно о революционере? Какая трагедия, глубина, — окрысился Андрей.
Мне бы рот закрыть и промолчать, но меня уже понесло, с "Как закалялась сталь". Песня, а не книжка. И глубина, и трагедия, и масштаб личности...
Грызлись часа два. Потом молча пили чай, не глядя друг на друга. Посматриваю на часы — ему скоро уезжать, мол, как-то нехорошо посидели получается.
Думать-то я думала, а вот шаг сделать — куда там. Губы поджаты, сижу в одном углу дивана и в тот, где он расселся, даже не смотрю.
— Наши дети, — этак по-жёсткому заявляет Андрей, — будут читать Овода!
Меня тоже просто так не собьёшь с убеждений. Высокомерно парирую — наши дети будут читать "Как закалялась сталь"!
Компромисс исключён — нашла коса на камень, а щёлкнуть по лбу Андрюшу хочется, а ещё и оставить последнюю фразу за собой, — наши дети? Твои пусть что хотят читают, а вот мои...
— Я поехал, а ты запомни! В нашей семье папа будет решать что детям надо читать, а что нет.
Хорошенькое такое романтическое предложение руки и сердца, с розами, с трепетом, а вдруг откажусь и не выйду... Не обсуждалось — само собой разумеется и чего тут обсуждать-то.
К слову сказать и цветы Андрей дарил только на праздники.
Хорошо, что до загса дело не дошло, а то бы мы до сих пор скандалили что читать нашим детям.
***
А в другой раз было ещё интереснее.
Красивый, умный юноша. У нас в компании кличек не было, но мы его, не сговариваясь, окрестили все и сразу: Кабальеро — мама русская, отец араб. Длинная история и трагичная.
Но Сашина внешность была потрясающей: изумительно красив, вальяжная неторопливая речь, элегантен, а ещё начитан, умён, безупречно вежлив.
Пока я готовила ужин на кухне, Кабальеро вёл светскую беседу с моей мамой в коридоре.
— Раиса Ивановна, в какой квартире вам бы хотелось жить?
У меня ухо подросло и потянулось подслушивать. Мама включилась в разговор, и они взахлёб обсуждали районы, этажи, количества комнат. Расставляли мебель, сажали цветы на балконе, выбрав нужную сторону света; считали книжные шкафы, бра и торшеры.
Следующий вопрос — какой автомобиль моей маменьке нравится больше всех остальных.
Мне бы дуре дальше слушать из-за плиты газовой и не высовываться, но я вышла, удивлённая их темой.
И опять послушала бы молча, так нет же.
— А что тебя, Саша, так интересует какие квартиры, автомобили нравятся моей маме? Вам что больше поговорить не о чем?
На что тут же получила ошарашивающий ответ.
— Не может же моя будущая тёща жить в блочном доме и без машины.
Мама сообразила что к чему раньше меня.
— Ты таким образом родительское благословение у меня что ли просишь?
— Разумеется, — развёл руками Кабальеро без единого паршивого цветочка в руках, и глядя вовсе не на меня, а на мою маму.
Так обидно стало, словно я тут и совершенно ни при чём.
И даже те отношения, которые потом состоялись и перешли в другую фазу, всё равно проскочили этот момент.
Всё, всегда было буднично: к слову пришлось, мимо проходя, само собой понятно — что говорить.
Возможно ты меня не поймёшь, но мне жаль, что ни разу в жизни такого не было.
Или я просто зря читала "Айвенго". "Сирано де Бержерак" и слушала рассказы подруг.
Аромата не подаренных цветов, нежности несказанных в нужный момент слов мне не хватает и до сих пор.
И совсем неважно, что отношения были замечательными, люди прекрасными, но в нужный момент желаемого не было, а потом этот момент проходил и не возвращался.
Вся жизнь состоит из мелочей. И ни одна из них не бывает лишней.