Я долго не мог решить: нужна ли в книге такая глава, как вступление. Ведь в качестве вводной главы была придумана не менее содержательная в этом смысле глава с оригинальным названием. И если она послужила неким вступительным словом, а точнее предисловием от автора, то почему должна появиться вступительная глава от этого же автора? Представить преамбулу в качестве пояснительной главы, которая расскажет о книге более, чем само вступление, казалось бы, невозможно. Но я, как начинающий писатель принимаю такое решение в виде эксперимента, руководствуясь исключительно творческим намерением. Данное произведение не выглядит классическим и не является художественным. Она вообще с трудом ассоциируется с каким-либо традиционным жанром литературы несмотря на то, что написана, как и все книги, пылящиеся на полках. Онанаписано мыслью, а не представлением о том, как нужно писать книги. На самом деле деление на главы условно и, скорее является данью автора тем привычным формам, из которых строится представление о стилях и жанрах литературы, как таковой. В итоге мне пришлось смириться с мыслью о том, что всем и всегда всё нужно объяснять, распределяя информацию по категориям и характеру, дозировано и с паузами на усвоение. Вообще объяснять дело не благодарное, потому что слушать объяснения скучно. Даже терпеливому человеку не хочется тратить своё время на что-то, что кажется нудным и малоинтересным. Объяснения в принципе априори неинтересны. И мне, как автору предстоит такое непростое занятие, как введение в курс, который наметился в рассказе о своём спонтанном намерении написать книгу. Почему-то я себе так представляю вступление. Сложность заключается в том, что мне, как автору перейти грань между вступлением и основной частью произведения, придерживаясь условного плана будет непросто. Потому что само произведение является повествованием и вообще может не делиться на первичное и последовательное обстоятельство, которое всегда будет повествовать одно и то же: произведение будет рассказывать о предмете исследования на всем своём протяжении.
Я не писатель и вряд ли могу рассчитывать на всё то, что полагается писателю. Но не писать не могу. Разумеется, я не графоман и вполне осознаю как мотив, так и цель своего творчества. Выполняя поставленные перед собой задачи, я стараюсь контролировать ощущения реальности, не позволяя ей меняться по желанию. Поэтому не смотря на серьёзность того, как незаметно можно увлечься и стать зависимым графоманом, я продолжаю ставить перед собой не только простые задачи, но и большие амбициозные планы. Так я препятствую тому искусственному страху, который пытается ограничить на всех этапах и уровнях жизни.
Записывать в блокнот или тетрадь свои мысли, придумывая конструкцию из слов и знаков препинания для меня является одним из сложных занятий. Возможно, это занятие для меня легче, чем изучение нотной грамоты, однако, если меня увлекают дебри безграмотного поприща, то ничего не остаётся, как полагаться на удовольствие, от которого я периодически испытываю прилив жизненных сил. Это особое творчество способствует желанию разобраться в чём-то сложном и на первый взгляд неразрешимом. Я как будто поднимаю проблемы, которые тяжёлым грузом лежат в сознании неразрешимыми вопросами, гештальт которых стопорит меня перед каждым последующим шагом. Я словно хочу сделать этот шаг, но что-то сковывает мои движения и поворачивает обратно. Я живу одними и теми же повторениями, от которых можно сойти с ума. А когда пишу, то становлюсь свидетелем и слушателем того, что сам пишу. Я как транслятор, уполномоченный ведущими меня невидимыми силами доношу то, что наперёд не знаю и не могу знать. Но при этом отдаю себе отчёт в том, что писать нужно по делу. И на первый вопрос: почему я решил, что вступление каким-то образом связано с объяснением, отвечу содержанием этой главы.
Здесь не появится оправданий, которые подсовывают в виде получения лояльного снисхождения. Я не профессионал своего дела, как бы мне не хотелось думать по-другому. Обманывать самого себя, прикидываясь дураком, мне не подходит. Осознавать свою мнимую причастность к миру литературы, это безмерная провокация заимствованных амбиций, которые я принимаю, как заключённый принимает условия своего содержания. Следуя по пути своих скромных желаний, я лишь хочу создать очередной продукт собственноручного изготовления, чтобы поставить его на полку и любоваться им, словно малое дитя. Понятия не имея с чего начать писать эту книгу. Я повинуюсь сладострастию своего личного намерения и просто доверяюсь информационному каналу, который сквозь призму моего опыта станет транслировать близкие мне образы. А начну я с краткого изложения всех представлений, которые волнуют мою душу. Потому что в остальном я вряд ли смогу оставаться более, чем правдивым и сведущим участником. Быть искренним в том, что тебя не касается невозможно. Иначе всё окажется мнением «вокруг, да около» и «услышал звон, да не знаю где он». Мне пришлось узнавать то, что непредсказуемым образом сложилось в эпизоды определенных значений, свойства которых стали влиять на мои оценки более существенно. Я как будто начал осознавать многие случайности, как закономерные последствия в преддверии конкретных потенциалов. Поэтому темы, о которых пойдёт речь, намеренным образом составляют неизменную картину с придачей ей толчка для последовательной волны идейного содержания, чтобы читаемость текста упорядоченным мотивом отражалось на восприятии читателя в виде нарастающего поглощения. Безусловно, спонтанное содержание информационного потока соответствует определённому плану, который я вынашиваю ежедневно на протяжении не одного дня, а порой и нескольких десятков лет. Я выстраиваю ход своих мыслей так, чтобы сформировать единый посыл, нацеливая понимание читателя к глубинному принципу идеи, а не к её проявленной стороне. Кто станет читать моё произведение? Любителей чтения по сравнению с количеством писателей слишком мало, чтобы рассчитывать на внимание к моему литературному творчеству. Да что говорить: никто из моих друзей и знакомых не удосужился осилить строки, написанные мной. Более тог, информация о том, что я сочиняю литературное произведение некоторых людей, что знают меня не один день и даже не один год вызвало бурю протеста и возмущения, превращая любую реакцию в эмоциональную баррикаду. Почему сей факт у многих вызвал некое отторжение? Что я им сделал, чтобы занять сторону немилости? Откуда этот гнев и раздражение? Разве они знают каким должен быть писатель и как он начинается? Когда у писателя появляется признание, с какой чёртовой дюжины пойдёт отсчёт? Зависит ли писатель от читателя? Для кого он пишет, что придумывает?
Когда человек задаётся вопросом, чтобы такое почитать, ему на ум хаотично сваливаются предложения, за которыми стыдливо вырисовывается нелепая личность. Её трудно заметить, поэтому, когда она застигнута врасплох, приходится отстаивать присущие ей интересы на самоутверждение, чтобы не упасть лицом вниз мгновенно. Она не желает признавать провал и требует отстаивания придуманных наскоро правил и условий. Как бы не провозглашала себя эта нелепая личность, в желании занять себя чтением в руки попадается какая-то книга и чтение начинается. Приходится открывать попавшуюся в руки книгу и пробовать ее, как говорится, на вкус.
Основная тема этого произведения человек. Практически каждое предложение этого повествования связано с человеком. Однако речь здесь пойдет не о том человеке, которого можно ставить в пример. Скорее наоборот. Я буду описывать поведение дефективных сторон человека. Мизантропные настроения накрыли меня ещё с детства, как и любого другого ребенка. Не у каждого мизантропия проявляется ярко, но, тем не менее, уважение друг к другу всегда неискренне. Мы думаем о себе в первую очередь, поэтому уважение к другим нам нужно по стольку, по скольку. К каким-то типам людей я стал относиться с предрассудком, а некоторые стали чужды для общения настолько долго, насколько себя помню. Наблюдая за поведением людей, я обнаружил их сходство. Отличий, конечно, оказалось не меньше. Что-то разделяя, а что-то, наоборот подмешивая, иногда с переизбытком, я путался в определениях, что влекло за собой неимоверный интерес к предмету исследований. Единственное, что стало неизменным в определении человека и по сей день для меня оказалась его походка. Потом меня стала донимать мысль о лицах людей. В итоге я пришёл к изучению физиологии и невропатологии. Мышцы, их реакция, всецело подчиняется импульсам нервной системы, которая в свою очередь завязана на ментальном процессе. Поэтому мы являемся продолжением того, как думаем. Например, частое недовольство или раздражение искажает лицо таким образом, что уголки рта опускаются вниз. Мышцы лица привыкая к частому использованию одного и того же напряжения, принимают определенную форму, занимая пространство, которое могло бы относиться к другим эмоциям. Используя подобную форму мышц, человек не замечает тот факт, что в нервную систему поступают обратные импульсы, вызывая в мыслительном процессе соответствующие ассоциации. Этот замкнутый круг уводит от осознания, превращая человека в тот конгломерат его мыслей, к которым он привыкает. Подобным образом системы человека определяются со временем и формируют в нём тот образ, который мы видим.
Если речь идёт о поступке человека, то на ряду с его конкретными мотивами и действиями подчеркивается его общее состояние дел: его отклонения, здоровые или болезненные намерения, его суть и кристаллизации. Этот сложный объем, как бич воспитательного процесса или бремя испытаний, родившихся в результате ошибочного восприятия, рассказывают о безразличии человека к собственной судьбе и судьбе его оппонента. Если основой для решений человека становятся его искаженные представления, то результатом этих решений окажется заболевание. Оно может быть скрытым и явным. Так или иначе влияющим на мышление и сознание в целом. Приводя примеры, похожие на то, что каждый может увидеть на протяжении своей жизни, будучи активным или пассивным участником построения отношений, я следую своей утопии, надеясь, что кому-то моя книга принесёт не только духовную, но и практическую помощь. Хотя сам всегда сомневаюсь в том, как используют помощь. Обычно помогающий расценивается, как должник, которому волонтёрство приписывается насильно.
Моё повествование, это описание сумбурного понимания одновременно объяснимых и в тоже самое время магических и суеверных предсказаний, которые берут начало в привычной реакции ограниченного воображения. Поэтому я нахожусь в сказке необъяснимой реальности и пробираюсь по ней, как через чащу поросшей сорняком. Я верю слухам и «грузинскому радио», как если бы данным источникам принадлежала правда. Но не всё так однозначно, если тренируешься анализировать и силой воли стараешься принимать решения. Человек, это чувственное существо. Ему многие вещи становятся известны ещё до того, как он сформирует их вербальное объяснение. А с течением опыта и вниманием к мелочам и особенностям делает чувственный процесс всё более ясным и точно предсказуемым. Волшебство, которым окутано моё восприятие выглядит не иначе, как магия, потому что объяснения, рождённые сами собой не в состоянии описать реальный масштаб бесконечной иллюстрации, видимой мною интуитивно и примитивно. Я путешествую по этим зарослям в надежде отыскать плохо спрятанные сокровища.
Впрочем, чем мои взгляды и виденье могут отличаться от остальных: заурядных и необычных, но похожих друг на друга суждений. Мы живём в определённых условиях, которые созданы по образу и подобию. Все условия объединены в круговорот жизни и зависят друг от друга. Они, как будто, связаны видимыми и больше невидимым нитями. Иногда, чтобы объяснить, проще рассказать историю. И тогда понятно становится то, что необъяснимо. Но попадаются и такие, кому понимание не нужно в принципе. Они живут словно запрограммированные. Выполняют заложенную в них программу без инстинкта самосохранения, но с чувством страха за своё безумное будущее. Борются за жизнь любой ценой, неся за собой деформацию правды в любом начинании. Извращают добытое тяжким трудом, не считаясь ни с чем, кроме своей никчёмной идеи жить за чужой счёт. Даже тогда, когда наглядный пример, буквальная прямолинейная притча гласит неизменную правду их не смущает собственное противоречие. Любое изъяснение в их случае не может передвинуть глыбу абстрактного заблуждения, у которого не было начала и не может быть конца.
Когда речь идёт о поведении человека, то наблюдение за ним расскажет о нём почти всё, включая прошлое, настоящее и будущее. И если на то пошло, то для ключевого образа в данном произведении окажется именно человек и его поведенческая логика, полностью зависящая от обстоятельств и условий. Даже если он обладает несравненной системой мышления, у него ни за что не получится обхитрить самого себя несмотря на то, что он всегда пытается прыгнуть выше своей головы. Его вина и заслуга, это плод моего воображения, которое я оформил в текст, предлагая осмыслить немыслимое и запредельное.
Не смотря на что бы то ни было, осторожно ссылаясь на условия, я лишь постараюсь описать их значение в разрезе собственной судьбы, которая так или иначе приняла форму субъективного реализма.
Всё видимое и невидимое окружает человека, вселяя в него пласты уверенности и сомнения. Нас приучили понимать и думать, что у всего есть своё предназначение, функция и свойство. Поэтому нам спокойно, когда всё находится на своих местах, когда прибрано и порядок. Отведённые места для мусора и отходов вынесены за пределы, за периметр ответственности. От лишнего сложно избавиться, когда к нему прикипел. Состояние, которое мы испытываем после избавления одновременно приносит облегчение и тягость утраты. Сожаление от того, что невозможно определить место для невостребованной вещи выглядит, как проигрыш. Не хочется приобретать ненужные вещи. Не хочется ошибаться и обкладывать себя хламом, чтобы не появлялось ощущение зря прожитого или потраченного времени. Тот, кто может отгадывать определённость вещей, кто смело выбирает относительность своих адаптаций и интерпретирует связь вещей как отражение целого, по праву называется удачливым человеком. Когда кто-то может увидеть в нескольких событиях вокруг себя следствие нескольких действий и поступков всегда привлекает внимание и некую зависть людей, склонных к прагматизму. И чем точнее виденье такого человека, тем гармоничнее его жизнь. Но это не повод для вызова доверия к нему. Безусловно, не хочется вести речь о трусливых приспособленцах, у которых в виду отсутствия моральных принципов, качества воспитания, масштабности понимания и других жизнеопределяющих свойств проявляется лишь желание удовлетворить только потребности низких энергий. Речь идёт о тех людях, которые привлекают к себе своим достоинством, уровнем мыслеобразов и недосягаемой духовности. Они по праву обладают невидимой, но осязаемой силой, которую не купить за дёшево. Их опыт, это трудный и тернистый путь, на котором они выжили.
Наш мир, это мир обыкновенных и необыкновенных людей. Этот мир полон иллюзий, воображения и представлений. Каждый очень многое ожидает от этого мира и надеется на исполнение своих желаний. Однако, многое из того, что мы хотим, не сбывается, а если сбывается, то весьма в искажённой форме, которая не соответствует тому, чего хочется. Увы, мы только достойны того, чтобы констатировать факт, и этот факт всецело строится на памяти о самих себе. И не стоит относиться к памяти, как к случайному напоминанию примеров о том, что было. Этот необычный и приятный способ подумать о прошлом чаще для тех, кто желает обрести совесть может доводить до болезненных ощущений в области сердца, когда затаив дыхание хочется ударить кулаком и выкрикнуть нецензурное слово. Тем не менее, это шаг в настоящее, где подмены выглядят старой привычкой изворачиваться, выискивая момент для предательства.
Мы имеем возможность учиться тому, что нас делает осознающими, способными к пониманию и адекватной интерпретации. Мы имеем право находиться здесь и сейчас, но трусливо прячемся в иллюзиях, которые принадлежат чужим мнениям. Не вспоминать о своём прошлом человек просто не может даже в силу случайных всплесков сознания, которое умеет записывать и сохранять информацию независимо от желания её правообладателя. Ведь именно то, что он вспоминает и есть он сам…
Рассматривая собственные, личные, интимные воспоминания, как хронологию случайных и неслучайных событий, человек проходит через процесс субъективного осмысления самого себя и своих поступков.
Из-за субъективного взгляда на то, что переживает человек, теряется объективная структура глубоких метафизических процессов, творящихся по воле случайных для человека законов, что делает невозможным рационально, а потому оптимально подобрать доступный метод самопознания.
Из известных мне людей нет таких, чтобы могли иметь способность поставить перед собой вопрос о значении сложившейся последовательности тех событий, из которых как практически, так и фактически образуется некая определённость, которая формирует и кристаллизует мышление как устойчивую субъективную позиционность. Но, тем не менее, опираясь на чувствительность собственного понимания, при желании можно распознать центр тяжести фиксированных взглядов, а также мировоззренческих ценностей, направляющих развитие событий по привычному для обычного человека маршруту понимания. Нужно признать, что понимать всегда сложно, особенно если это делать аналитически. Этот процесс происходит, условно говоря, на подсознательном уровне, и мы лишь улавливаем фрагменты самого механизма понимания. И не удивительно, понимание — это своего рода зеркальная осознающая часть, в которой отражается реальный уровень бытия. Эта часть мы и есть. Не наши представления о себе, а то, кто мы есть без воображения. Как ни странно, эта часть осознаётся нами случайно, и мы не испытываем при этом симпатии. Мы не знаем ни эту часть, ни любые другие, такие же части самих себя. Поэтому приходится надеяться на спонтанность и ассоциативность нашего восприятия, потому что сделать более тщательный анализ прожитого, основываясь только на рациональном подходе невозможно. Остаётся лишь верить, не ограничивая саму веру вербальными трактовками.
Объединив в цикличность события, привязав их друг другу, условия вынудили каждое существо найти себе место, чтобы пройти путь непредсказуемого свершения. Родившись, каждое существо живёт в определённых условиях, независимо от всякого рода пожеланий. И так, как в поле моих рассуждений в основном попадаются мысли не о всяком живом существе, плодящемся под куполом земной атмосферы, а о самом венценосном и жестоком животном по имени человек, то не смещая акцент в сторону воображаемого идеализма попробую культивировать внимание на нюансах, из которых это существо состоит. Вместе со мной, уважаемый читатель, ты окунёшься в знакомые условия, чтобы подытожить то, что случается наверняка, если ничего не предвещает о фантастике и фольклорном фанатизме.
И сумасшедший считает себя рассудительным и логичным, а кто-то надеется на бога или следует совету: "На бога надейся, а сам не плошай". Я же ни разу не встречал человека, который кичился бы самоволием и при этом не плошал. Дивное слово: "плошай". Оно может значить только одно: быть бдительным и осознанным. Ждать подобное от человека, а, тем более, требовать от него столь невозможного самонадеянная и наивная идея. Это подобно тому, как быть уверенным в соблюдении правил. Как будто уверен в том, что придуманные кем-то правила не только понимаешь дословно, но и представляешь их смысловое и морфологическое значение, как будто знаешь их такими, какими они есть на самом деле. Доверяешь им, словно сам выдумал для соблюдения. Пытаешься исправить, а потом наладить порядок вокруг себя, чтобы успокоиться для дальнейших планов. Реализуешь своё бытие, не задумываясь над объективностью каждого намерения. Просто следуешь желаниям, подстраиваясь под внутреннее ощущение и надеешься на равномерно распределение жизненных сил, самовольно прокладывая дорогу к утопии собственного безумия.
Не утверждаю, но хочется думать, что условия, как есть, особенно в которых нам пришлось оказаться даны нам, в наилучшем виде. Они так подобраны, чтобы мы скорее чему-то научились. У человека есть условия, благодаря которым он может изменить то, что не может быть дано априори. Хотя вряд ли кто-то или что-то заинтересованы в нашем успехе или неудачах. Для нас созданы идеальные условия для индивидуального обучения. Для каждого подобраны такие условия, при которых мы, как никто способны понять то, что с нами происходит. Мы не сразу понимаем, что всё было, как надо. Даже спустя время не можем осознать этого, потому что не признаём ошибок, ни своих, ни чужих. Безрассудно следуем по наитию, определяя чутьём своё бытие и предназначение. Ищем подходящие условия под склад своего ума и понимания, рассчитывая на способности. Делим по категориям, чтобы легче пережёвывать новый материал и надеемся на его пользу. Мечтаем о том, чего у нас нет и надеемся, что когда-нибудь достигнем того уровня жизни, при котором не будем нуждаться в улучшении. Мы уверены, что всё наладится, но не знаем, что для этого нужно. Просто прикидываем желаемые условия в уме, избегая помех и преград. Хотим гарантий тому, что придумали и подкупаем наивную душу надеждой.
Стал бы кто желать неопределённых условий, где не существует никаких гарантий? Что можно представить, если отсутствует мера представлений, когда нет реалий, перспективы и смысла? Даже если, чья-то сильная воля изменит условия, для которых мы не сможем предвидеть ни единого мгновения заранее, то всё равно, чем бы ни тешило себя дитя, ему придётся когда-то начинать подтирать себе задницу самостоятельно. А значит думать наперед или просто заботиться о себе. Неуклонно заботиться о жизни, избегая в ней трудностей и неприятностей. Я намеренно исключаю злую волю и не прибегаю к непредвидимым крайностям, которые непредсказуемы даже если о них думаешь где-то в отдалённом представлении. Отныне мне не свойственно обращаться к тем мыслям, что являются плодом дурного сознания. Зачем программировать ущербную реальность, параллельно утверждая её многомерную значимость? Мне неведомы картины извращённых представлений, которыми наделяют себя горе мудрецы, но предполагаю пару-тройку мыслей об их пагубном влиянии на здравый смысл. Поэтому с осознанием дела намеренно прибегаю к ограничению себя, через остановку негативных мыслей, переключаясь на заданный вектор размышлений. Дурные мысли, по всей видимости, притягивают подходящие условия, чтобы не лишиться энергии, которая им нужна для сценария. Дурным мыслями следует считать тот ряд визуальных нагромождений, при которых чувствуешь жуткую прерогативу, настраивающую натуру на потерю сил. Я из числа тех, кто за мирное существование и готов к сотрудничеству, творчеству, к созиданию. С другой стороны, быть наивным романтиком, неприспособленным к критическому, аналитическому и практическому мышлению мне не хочется. Я заметил, что могу прийти к слиянию внутреннего и внешнего учитывания, не теряя при этом трезвой оценки своих возможностей в перспективе. Не рассчитываю на то, что это метод объективного подхода к тому, чтобы не забываться в отождествлении и не делаю ставок в данном процессе анализа. Поэтому следствия, возникшие из быта, которым окутано бытие человека, понятные всем и каждому рассуждения, понятия и представления, я буду рассматривать в потоке прозаической рифмы, не увлекаясь смысловым забвением.
Распоряжаясь повседневностью, так или иначе, увлекаясь собой или делом, которое нас захватило, мы пребываем в каком-то промежутке времени, стремясь к каким-то целям, а, по сути, хотим одного и того же. Очень сложно определить до конца то, чего желает каждый из нас. Но явно лишь то, что желаем мы однообразно. Среда наш источник. Если бы у каждого из нас был шанс выбрать то, что мы считаем для себя и своей жизни самым важным, я готов предположить, что в выборе произошла бы неимоверная ошибка. Пользуясь чужими идеями, не совладаем с собой так, как это было бы необходимо для трезвого и практического анализа. Мы руководствуемся тем, что нас не интересует искренне и не подразумеваем о том, что во многом не отдаём себе отчёт. Пытаемся отплатить на наш взгляд той же монетой, но не видим элементарное и стихийное проявление заносчивой лжи, которая меняет цвет по расположению светила. Ориентируясь на это светило, думаем, что оно светит всем и каждому в едином ракурсе. И не понимаем, а точнее, не в силах понять постигшее нас тотальное искажение.
Вся жизнь состоит из ошибок познания, где проводятся исследования и эксперименты. Состояния дежавю, которое может возникать случайно, недостаточно, чтобы включать рациональное мышление, давая возможность осознать предугаданные события. Ощущение того, что данная жизнь проживается впервые, является сильнейшим впечатлением. Привыкая к реальности, мы не задумываемся о смерти даже когда кто-то из близких умирает и утешаем себя тем, что жизнь продолжается. Несмотря на это боимся смерти на инстинктивном уровне и даже на интеллектуальном. А жизнь то и дело, подбрасывает сомнения то на счёт бесконечности, то на счёт неизменчивого постоянства. Она и продолжается, и стоит на месте в ожидании конца. Лишь после совершенной ошибки делается вывод. Попытка запомнить неудачное решение, нелепый поступок или даже не сдержанное и намеренное проявление эмоций не становится методичной инструкцией для предотвращения последующих ошибок. Мы принимаем себя такими, как есть, когда поставлены перед фактом выживания. Всегда, как первый раз. Ищем шанс, чтобы исправиться, идеализируем себя и прячем глаза, когда видим, что становимся хуже, когда всё вокруг тоже ухудшается. Нам становится обидно из-за того, что ухудшается только у нас и вокруг нас. И когда выпадает лотерея судилища, то не упускаем возможность затащить в свою яму тех, у кого по-нашему мнению всё хорошо. Несмотря на очередное сожаление, на его тяжесть и глубинную похожесть поворот ситуации в ненужную сторону более вероятен, чем сдержанный выбор в сознательную сторону, дарующую спокойствие. Привычка волноваться, маяться, даже если и обходится дорого, влечет неприкаянную натуру.
Никогда не знаешь, что же тебе действительно нужно. А определяя различия между «важным» и «нужным» можно просто запутаться, так и не разобравшись в тонкостях отличий.
Так что же всё-таки может быть ценным и важным для жизни? Несомненно, сама жизнь является самым ценным. Жизнь, это единственное, чем мы обладаем. Точнее сказать, что жизнь, это то, чем мы по-настоящему пользуемся. Для сохранения жизни, для её влачения дано бренное, смертное, хрупкое и в то же самое время удивительно организованное тело. Его механизмы как будто подобраны безупречно. Их свойства адаптироваться и трансформировать вещества исключительны. Если бы знать принципы, на которых основана регенерация, то, вероятнее всего, старение и увядание происходило бы гораздо медленнее и не так болезненно, как есть. Но мы не можем знать то, что хотим знать по волшебной палочке. Живём по закону случая и думаем, что нас не коснутся неприятности и горе. А горе вот оно - только вспомни о нём.
Нам привычнее думать формами, которые популярны в среде нашего обитания. Нам кажется, если суждено выжить, то выживают в самых непредвиденных на выживание ситуациях и условиях и наоборот, погибают от нелепости, по глупости и в благоприятных для жизни условиях. И почему мы перекладываем на кого-то ответственность и уверяем себя в том, что события, происходящие с нами, не могли бы быть другими, потому что это суждено по судьбе? Кем суждено, когда и стоит ли использовать подобную форму для размышления оставлю на потом: когда мысль созреет и появится оригинальный бесспорный случай. Хотя подозреваю наличие бесконечного пространства вариантов, в котором мы сами выбираем себе предметы для симпатии. Точнее мы симпатизируем случайному стечению обстоятельств, не думая о том, что не умеем выбирать и никогда не тренировались намерению.
Что нужно человеку для жизни? Какую для себя жизнь желает человек? Откуда он берёт примеры, образы? Почему меняются желания? Почему человек меняется? Почему человек развивается, если количество нейронов уменьшается в течение жизни? Столько много вопросов можно задать себе и даже получить ответы, но при этом останешься сомневающимся. Любознательность может насытиться, у вопросов не останется повода, а жизнь не получит тех признаков, о которых могла когда-то идти речь. Прагматичное желание обладать большим или достаточным количеством материальных средств, компенсирующих не только затраты, но и всякого рода лишения стало бы основным, если бы не главным фактором, от которого зависит любое желание. Однажды придется признать, что старость никогда не останавливалась и главным приоритетом существования остается здоровье. Чтобы сохранить это здоровье требуется немало усилий. Внимание к себе равно, как и забота должны воспитываться с детства. Соблюдение дисциплины может гарантировать определенную размеренность в динамике восприятия, развивая чувство ответственности. Иметь отменное здоровье всегда останется не просто пожеланием, а непременным условием. Осознавая болезнь и её производную - боль, невозможно себе представить большее препятствие в жизни. Любая попытка сохранить здоровье обречена на провал, потому что старость, это один из природных врагов человека, которому невозможно противостоять. Возможно, наука станет на свои значимые позиции и займётся бескорыстными исследованиями, тогда старость можно будет взять под контроль и замедлить её неумолимую тягу к завершению процесса. К сожалению, в данное время нет таких технологий, по волшебству которых у человека появилась бы счастливая возможность управлять своей судьбой на сто процентов. Поэтому разумный человек не станет зацикливаться на вопросе долгожительства. Он станет задумываться об уровне и качестве своей жизни, он задумается о том, как повысить уровень наслаждения жизнью. Поэтому располагая здоровьем и сравнивая болезненное состояние со здоровым, можно сделать элементарный вывод: в здоровом теле действительно здоровый дух. Когда есть здоровье ты отчасти свободен. Тебе нет надобности вращаться вокруг одной идеи - избавиться от того, что действительно мешает и ограничивает, когда ничего не болит и можно сконцентрироваться на том, что желаешь. Стремление сохранить своё здоровье, это единственный способ повысить качество жизни. Но обусловленная социальная среда создаёт искусственный темп, из-за которого непросто оставаться сконцентрированным. В бешеном ритме приходится рассчитывать на автоматизм. Многие обстоятельства, в которых вращается человек, наполнен таким количеством разнообразия, где интересы могут не совпадать. Желаемый результат в этих условиях даже теоретически становится недостижим. Приспосабливаясь, человек ищет методы, полагаясь на приобретённые навыки. Почерпнутое знание, подкрепляясь этими навыками, формирует отношение и фиксирует образы представлений. Такого человека почти невозможно переубедить. В его мире, который он построил собственноручно, через ошибки и переживания, перетянут глухими, но достаточно прочными связями. Это кирпичная стена недостроенного дома, стоящего не в том месте, где следовало бы строить. Среда не рассчитана на заботу о каждом её представителе, а её представителем становится любой, кто может быть задействован. Современная система общежития существующей цивилизации устроена таким образом, что у человека почти не осталось способа жить вне её. Несмотря на условные границы между государствами с их спецификой, с особенностью их законов люди этих стран живут почти одинаково и пользуются общепринятыми благами цивилизации. Среда применяет род влияний, посредством которых материальное благосостояние выдвигается среди прочих, как основная идея управления. Мотивация, конкурентная борьба выявляет наиболее способных для ещё большей манипуляции общественного сознания. Несмотря на то, что в среде распространяются любые виды идей, цель остаётся одна и та же - привести общество к активной деятельности и устранить пассивные элементы разложения. Система не учит варьировать между материальным и духовным. Здесь человеку приходится полагаться на собственную сообразительность. Обходить острые углы системы достаточно сложно. Ей не выгодны те, кто щадит себя и не распыляет своё здоровье на достижение эфемерных целей. В существующей системе, где властвует искусственный эволюционный отбор, где конкуренция загоняет человека в бесконечную беготню за материальными ценностями, где его облагают налогами и требуют немедленного возмещения процентов, всем сразу не удастся прийти к определённому счастью. И даже в этих условиях система благосклонно улыбается некоторым фаворитам, вскармливая их драгоценными выбросами на зависть большинству, подсовывая варианты счастья, но не само счастье. Система взращивает искусственные идеалы, чтобы поддерживать бессмысленную борьбу за примерное существование. Только примеры всё чаще становятся недостижимы для этого большинства. Или подобное счастье влечёт за собой другие проблемы и другие заботы, где человек остаётся таким же несчастным, как и был. Система не приспособлена к построению моделей справедливости, которая была бы функцией регулирования эталонного воззрения.
По-настоящему счастливый человек, искренне признающий свой реальный статус отпускает желания и уходит в отставку. Обладая определённым знанием, он вполне удовлетворяется своим положением и продолжает наслаждаться тем, что обрёл. Желание быть счастливым может возникнуть в первую очередь у того, кто нуждается в улучшении своих условий, кому непременно хочется изменений и поощрений в виде удобств комфортабельного существования. Он мучается в тех условиях, в которых находится, раз стремится их улучшить. Полагаясь на интуицию, перебирая категории размышлений желания следуют за желаниями и всё равно делается случайный выбор. В силу относительных критериев, определяющих счастье и его представление этот выбор будет опираться на фантазию и воображение, а не на знание. Человек той или иной устоявшейся социальной среды будет выбирать только благодаря условиям и тенденциям ограниченных возможностей. В результате он докопается до мысли о том, что везде и во всём нужны ресурсы. В разное время потребность в ресурсах может быть больше или меньше и зависеть от побудителей, которые раздражают или вдохновляют. И вряд ли можно думать о соотношении приоритета желаний, когда становится совершенно очевидным преимущество одной мысли перед другой, где мысль о материальном достатке способна менять отношение ко всему. При наличии материального ресурса, а в случае устоявшейся социальной среды при наличии денег условия непременно меняются. Условия меняются незаметно, когда в руках ежедневно оказывается именно та сумма денег, которая в данный момент необходима. Очевидно, что деньги решают большинство проблем, навязанных жизнью. А у жизни обязательно найдутся для каждого из нас неизбежные требования с непредсказуемыми условиями. Нельзя не согласиться с тем, что деньги решают большинство проблемных вопросов, от которых зависит вектор дальнейшего выбора.
Мы хотим богатеть и процветать. Почему? Потому что, размышляя о собственном счастье, приходишь к мнению о том, что деньги могут подарить ощущение жизни, вселить уверенность и дать возможность устроить это самое счастье. Если не утверждать с уверенностью, но предположить наверняка то, станет очевидным одно - любая мечта всегда и во всём имеет определённую цель, которая при любом раскладе подразумевает обретение свободы. А что есть свобода в представлении любого из нас? Например, когда даже желание ограничить себя является самостоятельным выбором. Когда этот выбор не является оправданием для того, чтобы слиться с условиями реальности насильно избавляя себя от переживаний, которые создают лишние и ненужные напряжения. И не хотелось бы верить в сложные модели психологических взглядов, оправдывающих нашу судьбу, как предназначение к тому, что с нами происходит. И чтобы не быть жертвой идей, которые могут оправдывать одну и ту же ситуацию по-разному с целью примирения противоречий, я определюсь с идеей денег, как реальной консистенцией существующего мира. В общем, неожиданная и вполне объяснимая реплика: «Деньги решают всё» становится висячим бельмом на трудоспособности перед нашей зоркой недальновидностью и ленью. Предполагая всевозможные обстоятельства, можно увидеть, что, лишь глобальная экологическая катастрофа сделает деньги бессмысленным товаром. А пока этого не произошло, можно считать их единственным надёжным условием для полноценной жизни. Но как бы не так… Я всё же надеюсь, что с приходом новых технологий, их внедрением в быт людей, произойдёт некий скачок мировоззрений и деньги, а вместе с ними и материальные ценности, займут второстепенную роль.