В конце января, когда за окном свистели студёные северные ветра, а снегу навалило столько, что дворники не успевали расчищать дорожки, моя восьмилетняя дочурка Маришка притащила небольшого чёрного котёнка. Он был мокр, грязен, со множеством кровавых ссадин и неестественно выгнутой лапкой. Вдобавок от него жутко несло помойкой.
Уткнув руки в боки, я грозно вопросила её:
–Где ты взяла сиё вонючее создание?
–За мусорным баком. Его дворовые мальчишки мучили, водой обливали, а потом за мусорку бросили на спор: сколько проживёт? Они его каким-то генералом называли… Карбышем, что ли…А я его украла, – пискнула Маришка в ответ.
–Кого? Генерала? – наступала я.
–Да нет, котёнка, – ответствовала она.
–Немедленно отнеси назад, – менторским тоном приказала я.
–Мама, как ты не понимаешь: он же замёрзнет и умрёт! Разве можно быть такой злой? И за что ты не любишь кошек? Что они тебе сделали? Ведь собаки у нас всегда живут, даже уличные! – залилась слезами дочурка.
–Да не злая я. И почему это я их не люблю? – отступила я.
–Но мы никогда не держим кошек! И ты их никогда не гладишь! – прошмыгала сквозь слёзы Маришка.
А, действительно, почему? Собаки, птицы, разные зверушки постоянно обитают в нашем проходном доме, а кошек не бывает. Даже когда нахальные мыши атакуют кладовки с припасами, мы «взаймы» просим у соседей кота. Почему? Но ведь в детстве у меня жила любимица кошка Марта! И котята у неё были.
Я стала вспоминать, что могло произойти со мной такое, отчего я до сих пор напряжённо отношусь к кошкам и вспомнила!..
Это было давно, я тогда ещё не ходила в школу. Жили мы в гарнизоне маленького таёжного посёлочка Надым. Как-то в конце марта в заброшенном становище геологоразведчиков я нашла небольшую дымчатую кошечку и принесла в наш дом. Кошечка мне очень понравилась. Я ей, наверное, тоже. Она ходила за мной по пятам, словно собачонка, мурлыкала свои песенки и согревала ночами. Звала я её Марта.
В июне у Марты появились два симпатичных котёнка сероватого цвета –
Плюшка и Дымок. Котята быстро росли, были игривыми и шустрыми. Из мягкого драпа я сшила им нагруднички с бантиками: Плюшке розовый, Дымку – голубой. Гуляли мы всей ватагой: я впереди, за мной Марта, а следом за ней котята. Вместе и спали.
Моей младшей сестрёнке Люсеньке к тому времени исполнился годик. Ей нравилось гоняться за котятами по комнатам. Иногда она ловила их, тянула за пушистые хвостики, котята вырывались и пребольно царапали её худенькие ручки. Люсенька плакала и топала крохотной ножкой: «Похие отята», что означало «плохие котята». Мать жаловалась отцу на моих проказников, отец строго «разбирался» со мной, но через день–два Люсенька снова ходила поцарапанная.
Наверное, по этой причине в начале осени отец наказал мне отнести котят нашим знакомым дяде Коле и тёте Вере. Жили они на отшибе, в самом конце улочки. Детей у них не было, держали они корову да двух лошадей. Иногда тетя Вера угощала меня творогом со сметаной или пышными шаньгами с брусникой, а дядя Коля катал по посёлку верхом на лошади.
Я вымыла своих питомцев душистым мылом, расчесала пушистые шкурки, нарядила в нагруднички и в сопровождении Марты подалась к соседям. Котят несла на руках, чтобы они не измазались по дороге и не нацепляли на себя листьев с колючками. Конечно, мне было жалко расставаться с шалунами, но я утешала себя мыслью, что отдаю их недалеко, в добрые руки и всегда смогу навестить.
Дядя Коля с тетей Верой на каком-то мудрёном приспособлении, которое почему-то обидно обзывалось «козлом», пилили толстые кедры. Я немного понаблюдала за их работой. Удивилась, как весело «вжикала» старая дяди Колина пила и ярко сверкала на солнце, как обильно рассыпались по сторонам этого самого «козла» желтоватые кедровые опилки, как оседали они на бархатном ковре ярко–синего голубичника, а затем лёгким облачком поднимались кверху, горьковато пахли хвоей и щекотали мне нос. Не выдержав щекотки, я громко чихнула.
Дядя Коля повернулся на мой чих, отложил в сторону погрустневшую пилу и глухо спросил:
–Котят принесла?
–Да, – ответила я. И, поправив бантики на шейках Плюшки и Дымка, доверчиво подала ему своих любимцев.
Дядя Коля молча взял у меня малышей: одного в правую руку, другого в левую и, размахнувшись, так же справа и слева стукнул их головёнками о лежавший на «козле» недопиленный ствол кедра. Что–то хрустнуло в моих малышах, во все стороны брызнули белые и красные капли. Дико взвизгнула Марта и бросилась к дяде Коле. Последнее, что я видела, проваливаясь во тьму, это два безжизненных тельца на кучке пушистых опилок, почему-то ставших коричневого цвета.
Домой меня принесла тётя Вера. Я долго болела, почти до конца зимы. С наступлением весны стала понемногу выходить на улицу. Иногда я видела Марту. Она шипела на меня и выгибала спину. Моя красавица превратилась в тощую бродячую разбойницу, воровала у соседей цыплят, жила в каких-то развалинах и не подпускала к себе людей.
К лету мы переехали в другой гарнизон. А осенью я пошла в школу, у меня появились новые друзья и новые заботы. Кто–то из знакомых подарил мне ничейного лопоухого щенка, а на берегу реки отыскалась несчастная гагара со сломанным крылом. Я возилась с ними, лечила, заботилась, кормила. Птицы, собаки, белки, даже старая седая крыса с облезлым хвостом проживали у нас, но кошек больше не держали. Никогда. Позднее, став взрослой, я не задавала себе вопросов: что побудило человека так жестоко поступить с несчастными животными, причём на глазах шестилетнего ребёнка. Я не пыталась ни обвинить, ни оправдать бывшего соседа. Моя память просто выбросила тот временной промежуток и не возвращалась к нему до сих пор.
Из воспоминаний о детстве меня выдернул всхлипывающий Маришкин голосок:
–Мама, если ты выгонишь котёнка, то вместе с ним уйду и я! Уйду, замёрзну и умру! И пусть тебе потом будет стыдно!
–Что ты, доченька! Давай мне своего Карбыша. Только уговор: я его чищу и лечу, а ты кормишь и убираешь. Согласна?
–Согласна! Спасибо, ты у меня самая хорошая мамочка! И я тебя очень люблю! – радостно завопила Маришка и понеслась устраивать неожиданному жильцу свой собственный «домик».
Вечером, когда события хлопотливого дня уже отошли в прошлое, а всё птичье–собачье–кошачье семейство дружно похрапывало на своих местах, я подошла к кроватке спящей Маришки, поправила сбившееся одеяльце и долго–долго смотрела на маленькое хрупкое тельце моей малышки, прося Господа уберечь её детство от людской злости, предательства и ненависти, которые пришлось испытать мне…