О книге Ф. Гиренка Удовольствие мыслить иначе

   
  Перед нами опытный экзекутор, по слухам не боящийся самого Дерриды.
  Интересно было бы посмотреть, как столкнутся сии "два титана, два славных брата атамана", но для начала Гиренок споткнулся об интеллектуальное тело Владимира Соловьева. Гиренок пишет:
  "Человек существует как человек не потому, что есть общество. А общество существует не потому, что есть люди. Социум и человека можно описывать вне зависимости друг от друга"
  Соловьев же утверждает:
  "нельзя по существу противупоставлять личность и общество, нельзя спрашивать, что из этих двух есть цель и что только средство. Такой вопрос предполагал бы реальное существование единичной личности как уединенного и замкнутого круга, тогда как на самом деле каждое единичное лицо есть только средоточие бесконечного множества взаимоотношений с другим и другими, и отделять его от этих отношений - значит отнимать у него всякое действительное содержание жизни, превращать личность в пустую возможность существования. Представлять личное средоточие своего бытия как действительно отделенное от своей и общей жизненной сферы, связывающей его с другими центрами, есть не более как болезненная иллюзия самосознания"
  Аргументы Соловьева, более развернутые (что в данной ситуации выглядит как преимущество, хотя и согласен с Гиренком, что подчас старые философы и впрямь чересчур методичны в своих доказательствах), выглядят и более сильными, так что тут Гиренок должен бы поднапрячься, чтобы обосновать свою позицию и преодолеть соловьевские построения по этому поводу. Впрочем, об этом чуть позже.
  В начале книги автор возмущается по адресу философов старого времени: "Довольно простые мысли излагаются на чудовищно сложном языке"
  Спешу в этом с ним согласиться, "философский атлетизм" и все такое. Однако далее сам автор немедленно начинает совершать такие пируэты, что старые философы обзавидуются. Надо полагать, это такое преодоление философского атлетизма от противного. Ну да ладно, можно и так, если есть желание пируэтить. Вот, к примеру, он пишет следующее:
  "Сегодня честный человек поставит в центр не местоимение Я, не его активную форму, а пассивный оборот, страдательный залог. Он не скажет: я вижу деревья, он скажет: это они смотрят на меня. Правильнее говорить, не я почувствовал, а мной что-то почувствовало себя.
  Несовершенный вид действия оттесняет совершенный вид. Ускользающее "что" обессмысливает предметность, ибо никто не может сказать, что он сделал. Ты можешь говорить только о том, что находишь себя в режиме делания. Ты больше не субъект, а значит и не мыслитель. И самовыражаться тебе ни к чему.
  Если кто-то все же говорит - "я думаю", то это не значит, что в этот момент сознание встретилось с языком, а это значит, что "я" встало на место "оно". В тебе подумала себя какая-то инстанция. И ты торопишься заменить ее рефлексивным штампом, ибо Я никогда не думает, оно только рефлектирует. Нельзя одновременно думать и рефлектировать"
  Надо полагать, это нечто вроде самоописания получилось. В авторе, оказывается, думает "инстанция". Как честный человек он, соответственно, и книгу свою должен был подписать: "Какая-то Инстанция, водившая моей рукой по белому листу, смотревшему на меня" или еще как-нибудь в этом же роде.
  Порадовал пассаж о философствующих еврейских девушках. Автор пишет, что философия "перестала кому-либо быть нужной. Ею перестали интересоваться не только образованные люди, но даже еврейские девушки".
  Не знаю, где он видел орды еврейских девушек, интересующихся философией. Философия и массовость явления вообще не очень совместимые. Тем более девушки - существа бестолково-воздушные, и вдруг философия, искусство мыслить? Слабо верится, но не специалист в вопросе, еврейские девушки мне не встречалось, возможно, и впрямь как-то кардинально отличаются от всех прочих.
  Но бог с ними, с девушками, мысль о философском тупике несколько удивила. Неужели когда-то, когда бы то ни было, философия не находилась в тупике? Это ее обычная форма существования - в тупике, в окружении снующих вокруг приспособленцев - софистов, схоластов, теперь вот "постмодернистов". Ну, вот выдумал Гиренок свой археоавангардизм, чтобы ото всех обособиться, но если прозвище приживется и течение станет массовым, то под его знаменем появятся все те же философские приспособленцы и все опошлят.
  Гиренок заявляет:
  "Крах позиции мыслителя начинается в момент осознания того, что все, что им может быть сказано, уже сказано""
  Мысль о том, что в философии якобы уже все помыслено, - не нова. Но все помыслено для того, кто гонится за оригинальностью мысли, как самоцелью. Не за ее результатом. Для кого мысль не средство, а самоцель. Те же, для кого мысль подчинена нуждам общества, для них всего помысленного человечеством оказывается недостаточно - не на что опереться...
  Но вернемся к теме ненужности философии. Философия "перестала кому-либо быть нужной. Ею перестали интересоваться не только образованные люди, но даже еврейские девушки"
  Была ли она когда-либо НУЖНОЙ?
  Нужно ли философии быть нужной?
  Что это за критерий такой - востребованность образованными людьми? Тем более, что для автора интеллигентные люди не очень-то авторитетны? Философия - искусство мыслить. Что с того, что кто-то провозглашает себя противником такого искусства? Это исключительно его частное дело, и он волен хотя бы и вовсе не мыслить. Только подобный немыслящий противник достоин жалости, а не упоминания в качестве какой-то угрозы.
  Еще раз помяну нестыковку авторских взглядов по поводу Соловьева. Автор водит своеобразный хоровод вокруг Владимира Сергеевича, - называет его "неудачей русской философии", потом разделяет человека и общество вопреки Соловьеву, потом объявляет, что человечества вообще не существует, а в конце книги снова возвращается к Соловьеву, но уже поминая его идею единства человека и общества добрым словом.
  Еще упомяну некоторую ницшеноватость авторских позиций, выразившуюся в отрицании культуры. Но здесь, наверное, все же вопрос акцента. Если понимать под культурой "интеллигентские" нормы, как фальшивые и надуманные, то с таким отрицанием и я соглашусь (хотя к интеллигентам отношусь, в отличие от автора, вполне терпимо, во всяком случае, они лучше чем жлобы, хоть, увы, и ненамного). Ну а так, в общем, по сути дела, что у нас есть еще кроме культуры?
  "Философия, как мысль вообще антикультурны"
  Наверное, мы просто называем одни и те же вещи противоположными названиями. Если автор называет культурой культуру СМИ и вообще то, что нас окружает, а антикультурой философию и мысль, то я согласен с ним, разве что стоило бы перевернуть понятия с головы на ноги и назвать культуру СМИ антикультурой, а культуру философии - настоящей культурой.
  По поводу такой перевернутости, к примеру, хорошо формулирует Давыдов, он пишет, что в 60-е - 70 - е годы на гребне "новой левой" волны произошла подмена культуры антикультурой, когда борцы с "буржуазными" нормами, борясь с буржуазностью общества, обуржуазили его еще больше, превратив в "общество потребления". С тех пор концепты культуры и бескультурья были смешаны.
  Гиренок пишет:
  "есть производители философии и есть потребители. Среди производителей доминирует Франция и Германия. Их стремится теснить Америка. Россия - потребитель философии"
  По моему скромному мнению, философия не имеет отношения к странам и территориям, да и ко времени тоже не привязана. Давным-давно исчезла античная Греция, а греческие философы все равно с нами. Та же философия, что может быть описана в категориях производства и потребления, это все то же кишение приспособленцев, производящих и потребляющих нечто философообразное, квазифилософское.
  Какая разница от кого мы получим действительно свежую мысль - от русского, от американца или от древнегрека? Любого из них стоит назвать братом. Ну а тот, кто вместо "хлеба" "вложит в руку" интеллектуально "голодного" "камень", тот не брат по разуму. В том числе и Гиренку. Во всяком случае, об этом свидетельствует "рык сильного", который слышится ему "в словах "мировая философия". Настоящая философия с агрессией несовместима - агрессия происходит от приспособленцев, что под видом занятий философией строят идеологии.
  Так что не стоит горевать о каком-то, якобы имеющем место, отставании отечественной философии. Философия - это исключительно отдельные философы совершенно безотносительно ко временным и пространственным привязкам.
  То же, что от них иногда происходят какие-то общественные движения или какие-то интеллектуальные моды, никакого отношения к ним не имеет. Сила и правда несовместимы - как сформулировал Шестов, и если за философом, как человеком правды, вдруг проявилась какая-то сила, которая подняла его писания на щит, то ни эта сила к философу не имеет никакого отношения, ни философ к ней. Это только движения социума.
  Философ мыслит не из желания "переделать мир", он мыслит, потому что способен это делать и в силу несогласия с видимыми им ошибками.
  Социуму не нужны философы, ему нужны идеологи. Философы же враждебны идеологиям, как редуктивным по своему характеру. Философы ломают идеологии, и социум использует эту их деятельность, чтобы их самих переряжать в идеологов, полностью извращая этим смысл их деятельности.
  "Западная философия" идеологична, оттого то она и производится-потребляется, оттого-то в ней и "рык сильного".
  Гиренок пишет:
  "Философы в России - это носители культуры Европы. Все мы здесь сидим и ждем, что они там сочинят, напишут. Чтобы написанное прочитать, перевести и прокомментировать. Мы, русские, посторонние на европейском празднике мысли"
  Стоит ли об этом жалеть? Надо бы радоваться, что мы не соучаствуем в этой философии, которую Гиренок сам же и определяет как "производство".
  Западная философия - это на 99 процентов софистика. А мы, русские, - консерваторы, - мы с Платоном и Сократом.
  В начале этой попытки рецензии я обратил внимание на противоречие с Соловьевым по поводу отношения человек - общество. Противоречие это, казалось бы, частное, однако в дальнейшем приводит, на мой дилетантский взгляд, к искажениям. Вот, к примеру, автор пишет:
  "Свобода существует только в момент твоего действия на самого себя. Она не существует в пространстве воздействия на другого"
  Ну, может, и заманчиво так сказать, но ведь, с одной стороны, и мы сами не существуем в пространстве без других, и потому наши манипуляции над собой неизбежно сказываются и на прочих сообитателях нашего пространства, а, с другой стороны, учитывая, что человек и общество не имеют четкой границы (вспомним Соловьева), то невозможно и определить, где воздействие на себя заканчивается, и начинается воздействие на всех прочих персонажей.
  Как пишет Ю. Н. Давыдов:
  "Ведь стоит только отмыслить от моего бытия бытие всех других людей, как тут же исчезнет и мое собственное бытие"
  Гиренок пишет:
  "революции же происходят от того, что люди хотят изменить мир, не меняя самих себя"
  А если, все же, меняя себя? Да и как мы, повторюсь, отделим себя от мира, а мир от себя?
  "решения, принимаемые человеком так, как если бы он был совсем один на свете, - это всегда неистинные, безнравственные решения" - пишет Давыдов.
  Да и вообще - не слишком ли это простой рецепт - захотел быть свободным - стань им?
  Тут положениям Гиренка соответствует его же замечание об аутизме:
  "у аутиста нет границ, нет пределов, нет ничего вне его, нет никакой реальности, того, что бы ему сопротивлялось"
  Увы, свобода, так или иначе, связана с другими людьми и без воздействия на них и взаимодействия с ними ее не достичь.
  Напоследок приведу еще и следующую мысль автора:
  "Публикация - это социальный акт, затрагивающий множество институций, ролей и статусов.
  Публикация может иметь стратегию, но она лишена самости, как утюг лишен души.
  Крах позиции мыслителя говорит о том, что глупо выглядит тот, кто все еще пишет в стол, кто надеется, что потом, когда-нибудь его мысли будут найдены и обнародованы. Мысль - это не то, что подумал мыслитель. Это то, что опубликовано менеджером в качестве мысли.
  Поэтому мыслит не мыслитель, а менеджер мысли"
  Конечно, каждый пишущий желает быть опубликованным, надеясь, чтобы его мысль не пропадет втуне, что она окажет влияние на мир. Но...
  "нужна ли в самом деле правде историческая победа?" - вопрошает Шестов.
  "сила никогда не бывает с правдой: где сила - там неправда, где победа - там ложь. Последнюю истину нужно искать в поражениях, в неудачах" - утверждает он.
  Мысль Шестова выглядит вызовом нашему нацеленному на успешность миру. Как так - он дерзает ставить ничтожных выше великих?! Бунтовщик, однако, хуже Пугачева...
  "величайший - только счастливейший, величайший - только удачник.
  Если вам нужно знать правду о жизни, не спрашивайте величайших, не слушайте признанных учителей мира. И бойтесь тех, которые приходят с дарами. Только отнимающие, только непризнанные и отверженные, только незаметно прошедшие могут вам кое-что рассказать о жизни"
  Под "незаметно прошедших" попадают все настоящие философы. Не печатают их "менеджеры мысли" миллионными тиражами, и не будут печатать никогда. НИКОГДА.
  То, что печатают большими тиражами, то, что читают в метро - это, в лучшем случае, интеллектуальный прикорм. Большинство всю жизнь проживает на прикорме. Так что по деятельности "менеджеров мысли" "по делам их" этих "менеджеров", поставляющих в массы разжижающие мозги книго-пилюли, можно скорее именовать "менеджерами безмыслия".
  Надеяться на то, что серьезные идеи будут как-то массово оценены - глупо. Глупо, в общем-то, даже вообще ожидать их "оценку". С чего ради мнение какого-то менеджера, пусть даже и мнящего себя "менеджером мысли" может заинтересовать мыслящего человека? Идеи просто должны производиться, а будут ли они применены, и даже будут ли они поняты - не дело мастера идей. Также как не дело мастера, производящего ножи, беспокоиться о том, что не всеми его ножами будут резать к обеду хлеб. (Иначе, если перестать таким мастерам делать ножи, люди будут грызть друг друга, обойдясь в этом деле и без ножей, а вот хлеб резать, или там игрушку ребенку из деревяшки смастерить, будет нечем.)
  "Удача, победа, исторический подвиг - тягчайшее обвинение, какое может висеть над человеком" - предостерегает Шестов.
  Философия не нуждается ни в удаче, ни в победе, ни в истории. Все это проходит мимо, параллельно ее течению. Но может быть, поэтому, парадоксальным образом, помнят не Дионисиев, а Платона? Дионисии, и все их подвиги, все их удачи, проходят вместе с историей. Исторические деятели безжалостно смываются водой истории. Платон же поныне с нами.