Я никогда не понимал людей, которые испытывают отвращение и страх к медузам. Да и вообще не понимал негативного к ним отношения. Медузы – фантастически красивые существа, и до некоторого времени они казались мне совершенно безобидными и очень милыми. А всё дело в том, что я был знаком только с нашими северными отечественными медузами. Впервые я познакомился с ними на Белом море на студенческой практике первого курса.
Кстати, если кто не в курсе, медузы делятся на две большие группы – гидроидные и сцифоидные. Ну, по крайней мере, нас учили так. Правда, за прошедшую с тех пор четверть века их классификацию, как водится, усложнили и запутали, выделив кубомедуз и ставромедуз в отдельные классы, но это уже, по-моему, от лукавого. Гидроидные медузы обычно маленькие, да и живут они чаще всего не долго, будучи лишь короткой расселительной стадией в жизненном цикле полипов. У сцифоидных медуз всё наоборот: обычно как раз полип является короткой стадией в жизненном цикле, а медуза – основной. Соответственно, она может быть крупной и жить довольно долго. Если вы не биолог и не интересовались медузами специально, то наверняка, услышав слово «медуза», представляете себе исключительно сцифоидных. Так вот, сцифоидных медуз на Белом море в более или менее доступном виде (то есть, если не считать всякой глубоководной или крайне редкой экзотики) всего три вида – аурелии (Aurelia aurita), которых ещё называют ушастыми медузами, волосистые цианеи (Cyanea capillata, они же Cyanea arctica), прозванные «львиными гривами», и люцернарии (Lucernaria quadricornis). Люцернарии – вообще не в счёт, потому что они не плавают, а сидят, прикрепившись к грунту или к водорослям. К тому же они маленькие и для человека абсолютно безвредны. Относятся они как раз к тем самым ставромедузам, которые ещё недавно были отрядом сцифоидных, а теперь их выделили в отдельный класс. Аурелии для человека тоже совершенно безобидны, их можно без малейшей опаски брать в руки. Про цианей рассказывают разное. Дело в том, что они вырастают до совершенно феерических размеров: купол – до двух метров в диаметре, а иногда и больше, а щупальца могут и вовсе тянуться на 36 метров. Такие гиганты, наверно, и впрямь могут серьёзно обжечь, но реально вы в подавляющем большинстве случаев сталкиваетесь с маленькими цианейками, которые, если вас и обстрекают, то не более, чем крапива. Лично я брал их в руки и при этом вообще ничего неприятного не чувствовал. Так что по опыту всех пяти своих выездов на Белое море к медузам я относился совершенно благодушно и с полной симпатией.
Не изменило этого отношение и Чёрное море, на котором я тоже пару раз бывал. Впрочем, там я сталкивался исключительно со своими старыми добрыми знакомыми – аурелиями, и ни разу не имел дела с гораздо менее приятными корнеротами.
Вот с таким благодушным отношением к медузам я и прилетел летом 2014 года на Тенерифе, поэтому был несколько удивлён, что там в случае появления медуз делается специальное предупреждение.
На канарских пляжах принято вывешивать флаги. И отнюдь не государственные и не региональные, а предупреждающие. Зелёный флаг означает, что море спокойно и безопасно, жёлтый – что следует быть осторожным из-за слишком большой волны или каких-нибудь других опасностей, красный – что приближается шторм, и купаться запрещено. А ещё есть отдельный специальный четвёртый флаг, на котором нарисована медуза, и его в соответствующем случае вывешивают в качестве пояснения к жёлтому. Я-то, конечно, решил, что всё дело просто в том, что есть чрезмерно брезгливые отдыхающие, которые испытывают к медузам иррациональную и ничем не оправданную брезгливость. Но оказалось всё гораздо серьёзнее.
Надо сказать, что плаваю я хорошо. Если вода тёплая, то могу плыть, не останавливаясь, хоть несколько часов подряд. Могу, если не замёрзну, без проблем проплыть несколько километров. Поэтому плавать в нескольких десятках метров от берега, там, где всегда толпа народу, мне было совершенно неинтересно. Я уплывал до самых буйков, огораживающих акваторию пляжа, и плыл вдоль них из конца в конец. И вот, в один совсем не прекрасный момент я соприкоснулся с местными южными канарскими медузами. Ощущение было примерно такое, как если бы на руку вылили стакан кипятка, да ещё и не давали потом его с себя стряхнуть. Хотя, пожалуй, даже посильнее будет. При том, что в воде я себя всегда чувствовал абсолютно уверенно, от такой сильной и к тому же совершенно внезапной и неожиданной боли я, что называется, потерял управление и начал не то чтобы тонуть, но бестолково барахтаться... и наскочил на медузу второй раз. Уж не знаю – на другую или на ту же самую. И опять словно плеснули кипятком или прижгли кожу раскалённым железом. И вот тут стало совсем нехорошо. Дело в том, что мне же было не видно, что происходит под водой. Плыл я без маски, голова – всё время над поверхностью, соответственно, оценить обстановку невозможно. Можно только плыть к берегу – а до берега весьма и весьма далеко, не одна сотня метров – и постоянно в любой момент ждать следующего удара. В общем в тот раз нарвался я ещё и в третий раз. Когда вылез на берег, руки, особенно левая, были в огромных и жутковато выглядящих волдырях, которые сильно болели и зудели ещё много дней. А, главное, от плавания в океане потом удовольствия было мало – постоянно волей-неволей я ожидал следующей непрошеной встречи, и они периодически действительно ещё несколько раз случались даже тогда, когда предупреждающего флага на флагштоке не висело.
Потом я потихоньку перешёл на дайвинг, то есть на подводное плавание с аквалангом. Там, прямо на месте в Лос-Кристианосе, кстати, и прошёл с нуля дайверские курсы, получил сертификат и периодически совершал погружения в составе группы от местного клуба. При дайвинге медузы такой проблемы не составляют. Во-первых, под водой их на достаточном расстоянии просто видно и можно оплыть стороной, а, во-вторых, почти всю поверхность тела в этом случае защищает костюм. Но о том, как я учился дайвингу и плавал с аквалангом, я расскажу как-нибудь в другой раз и в отдельном рассказе. А вот просто так плавать я, конечно, не перестал совсем, но приходилось это делать в постоянном напряжении, с опаской и без возможности расслабиться, так что удовольствие в итоге получалось довольно сомнительным.
Волдыри через несколько дней превратились в кровавые корки, которые сошли потом очень не скоро и оставили по себе шрамы. Один из них вполне себе заметен и теперь, по прошествии уже шести с лишним лет. Что это были за медузы, какого вида – наверняка сказать не могу, хотя потом и была возможность их рассмотреть вблизи подробно, когда их выносило к самому берегу, а иногда и на берег. Были они довольно мелкими, едва ли больше десяти сантиметров в диаметре, судя по форме и строению, видимо, принадлежали к отряду дискомедуз. Вполне вероятно, что я имел удовольствие таким образом познакомиться и даже поручкаться с пелагией ночесветкой (Pelagia noctiluca), но полной уверенности в этом у меня нет, всё-таки южную морскую фауну я почти не знаю.
Инструкторы в дайверском клубе, когда я им рассказал об этой встрече и показал её весьма красноречивые последствия, только отмахнулись. Мол, фигня это, не бери в голову, ты ещё с португальским морским корабликом не сталкивался. «А что, у вас тут и португальский кораблик есть?», – впечатлился я. «Да, бывает, что заплывает», – обнадёжили меня дайверы. Ну, врать не буду, с португальским морским корабликом мне посчастливилось пока ни разу не встретиться. Кто не в курсе, это такое очень знаменитое существо, внешне похожее на медузу, именующееся по-научному Physalia physalis. На самом деле это целая плавающая колония гидроидных кишечнополостных из отряда сифонофор, состоящая из полипов и мелких медуз, но внешне она выглядит как одна большая медуза с надводным пузырём, плавающим на поверхности благодаря ветру, и с длинными подводными щупальцами. Эта штуковина ядовита уже настолько, что ожог может быть и вовсе смертельным.
Ну, с физалией дела не имел, а вот после канарских медуз я потом даже в пресной воде в наших карельских озёрах не сразу вернул себе способность плавать расслабленно и без опаски. Умом-то всё понимаешь, но подсознание на заход в воду ещё долго реагировало на уровне выработанного условного рефлекса. И к медузам с тех пор я стал относиться как-то уже без прежнего умиления и теплоты. Неоднозначно так, помня, что медузы медузам рознь.