Выхухоль

Елена Загальская
Эту невыдуманную историю хотелось бы предварить старым анекдотом:
"Беседуют две девушки, одна поопытней, другая совсем молоденькая. - Расскажи мне про мужчин,- просит молоденькая. – Ах, ну мужчины делятся на три категории. Первые чудно ухаживают, дарят цветы, вздыхают под окном, но никакие в постели. Называются «хахали». Вторые не дарят цветы и мало романтичны, но зато в постели – хоть куда, называются «трахали». Третьи и ухаживают чудесно, и цветы дарят, и в постели хоть куда…- старшая мечтательно замолчала. Младшая спрашивает: - А называются как? - А, называются «выхухоли», но встречаются так редко, что занесены в Красную книгу".

В городе Петербурге, который стал экспортировать невест в Европейские страны вторым после Москвы, одна еврейская семья готовилась к свадьбе – выдать дочь за викинга из Копенгагена. Дочь была невысокой фигуристой девушкой, светлой косой и румяными щеками сильно напоминала матрешку и изучала в университете языки фино-угорской группы. Для языковой практики была отправлена в Копенгаген, где и встретила двухметрового блондинистого парня, который немедля воспылал страстью к русской красоте и мягкости характера. Вслед за вернувшейся домой студенткой вскоре прибыл викинг в сопровождении родителя – викинга постарше и не менее двухметрового. Счастливый папа невесты решил не упасть в грязь лицом и пригласил их «на полный кошт» - поселились гости в их трехкомнатной квартирке, рестораны и развлечения – за счет принимающей стороны.

При походе в Эрмитаж папа все норовил этих викингов выдать за русских, уж очень накладным казалось ему платить за варягов по 20 евро, тогда как «нашенские эстеты» обходились 800 рублями и всемирное художественное наследие посещали только с гостями. Но номер не прошел, и папа смущенно раскошелился, не в первый раз за эту неделю смотрин. Правда в Мариинский театр удалось взять билеты подешевле на последний ряд бельэтажа, - не стыдно обосновать такой маневр, сославшись на двухметровый рост гостей, мол, с других мест вы закроете сцену всем сидящим сзади.

Эрмитаж, Лебединное озеро и оливье голландским гостям понравились и, покидая Питер, они не отказались взять с собой и самое ценное, что было у папы – его дочь. Матрешке оставался один год до окончания университета, ей удалось перевестись в копенгагенский университет курсом пониже и продолжить учебу, оплачивая ее не очень дорого по местным меркам, но из своего кармана. Чтобы карман хоть чем-то наполнить, ей пришлось устроиться на конфетную фабрику, где она и трудилась по ночам, ибо днем штудировала в университете фино-угорские языки, засыпая прямо на лекциях.

Еще при сватовстве викинга было обозначено, что он занят на государственной службе. Что это за служба – выяснилось только в Копенгагене. Он работал в государственном детском дошкольном учреждении (в детском садике, по-нашему). Достойное занятие это приносило мало денег в молодую семью, точнее его зарплата вся  шла на оплату сигарет и алкоголя, в которых молодой человек не привык себе отказывать. Учеба Матрешки считалась ее необязательной блажью, как его сигареты, поэтому "личные прихоти мы оба оплачиваем самостоятельно"- сказал молодой муж.
 
Однажды Матрешка, плохо высыпающаяся уже полгода, забыла ключи от дома, и зашла на работу к мужу – взять его ключи. Пройдя ряд просторных хорошо нагретых комнат с мебелью, казалось, для гномиков, она достигла «лаборатории», где трудился ее двухметровых муж. Полкомнаты занимала сильно сложенная фигура викинга, руки его издавали какие-то скребущие звуки, и на свое имя он не отреагировал. Точнее не обернулся, но ответил: «Извини, я не могу отвернуться от Выхи, она очень шустрая и может сбежать, пока я чищу ее клетку».

На Матрешку из вольера смотрела подслеповатыми глазками то ли крыса, то ли крот с носом-хоботком, густой шерсткой на тельце 20 см в длину и таким же длинным трехгранным хвостом с утолщением посередине. От волнения зверушка немелодично пискнула и выпустила облако ароматного запаха.

Вопрос о ключе застрял у Матрешки в горле – государственной службой мужа оказалось жизнеобеспечение выхухоли в зооуголке детского садика в центре Копенгагена. "Конечно, этот вид пребывает на грани вымирания, но почему в садике и почему мой муж?" - невольно спрашивала себя Матрешка.- "К тому времени, как он сохранит этого вымирающего зверька, вымру я!"

Сам муж по вышеперечисленным категориям к разряду «выхухолей», увы, не относился, и к окончанию трудового учебного года у Матрешки встал вопрос о разводе. Она, конечно, поднаторела в языках фино-угорской группы, а также в голландском и шведском, а все же ей было неизвестно, что голландское правительство, радея о крепости семей, по одному лишь заявлению недовольных узами Гименея супругов не разводит. Нужна веская, желательно материальная, причина.

Подтвердить склонность мужа к алкоголизму и пьянству Матрешке не светило,опубликовать на весь белый свет, что с момента женитьбы он не дал ей ни одного евро, было как-то стыдновато, и она опять обратилась к всемогущему папе. А он – к своему бывшему капитану, человеку не только семейному, но и обремененному тремя детьми – своими и жены, однако мягкому, всепонимающему и в делах житейских практически безотказному. Требовалось немного – в голландском посольстве разыграть роль любовника Матрешки… И ничего, что тот капитан был в два раза старше Матрешки, а она – ровесницей его сына, это лишь добавляло истории пикантности, как справедливо заметил ее всемогущий папа. Капитан, если бы согласился, был бы причиной очень веской - 100 кг костей и натренированных в бассейне и фитнессзале мышц. И тот вошел в положение еврейской семьи и, скрепя чувствительное сердце, согласился.

С трудом продравшись через все непростые формальности международного бракоразводного процесса и обратного перевода в родной университет, Матрешка оказалась на свободе и в родном трехкомнатном доме. Лишь иногда она ходила в Эрмитаж и подолгу останавливалась у витрины с царской шубой из выхухоли – довольно истершейся за два века хранения, и вспоминала о своем копенгагенском периоде...