Нисколько не сомневаюсь, что многие, прочитав данное сочинение, поверхностно отнесутся к заложенному в нём подтексту, будучи уверенными в том, что живут своим разумом и их это не касается.
Но не торопитесь делать однозначные выводы. Рассмотрите жизнь с разных ракурсов.
Зачастую человек не понимает, почему он так повел себя в той или иной ситуации, и, как правило, во всем будет винить только себя. Но, если кому-либо, вдруг, откроется реальное положение вещей, уверен, тот сознает, что в этом мире он просто бесправный раб чужой воли.
Вот и настал, завершающий лето, пасмурный месяц август, усиливая тоску и уныние в моём сердце. Что-то не то со мной происходит. Несмотря на
невзрачную погоду, вроде как, можно было бы радоваться сытой и беззаботной жизни, но у меня совершенно другое настроение. Нет, это не хандра и не пред болезненная ломка. Это, скорее всего, недовольство самим собой, непонимающим, почему я не живу, а существую, подчиняясь постороннему разуму и досаждающим, противоестественным мне, требованиям, и не пытаюсь согласовывать свои поступки и действия с собственными чувствами и желаниями.
Нет, с этим необходимо срочно кончать! Нужно вырваться из плена зависимости сковавшего, чуждого мне положения. А причиной порождения столь негативных мыслей, как мне кажется, является мой настоящий статус в так называемой моей семье. Во мне что-то пропало, исчезло, умерло. Такое ощущение, будто украли мое «я», словно я это не я, а другой, безвольный и никчёмный человек, не способный на что-то большее, чем быть, так сказать, безмолвным овощем на семейной грядке.
Что случилось в моём «королевстве» за последнее время, не понимаю. У меня непроизвольно сложилось такое болезненное, накрепко засевшее в мозгу, подозрение, что для супруги я являюсь неизвестно кем. А если конкретизировать, то в реальности — никем. И это, подтверждаемое поступками жены в мой адрес, мучает меня изо дня в день.
Раньше, как будто, было всё хорошо, а сейчас — одни упрёки и недовольство. Устал я находиться на задворках нормального человеческого бытия. Нужно решиться и что-то делать. Больше так жить нельзя!
А может, всё дело не в супруге, а во мне? И я в своём воспалённом мозгу на неё возвожу напраслину, а она ни в чём не виновата? И всё её негативное отношение ко мне является не чем иным, как элементарной защитной реакцией на неадекватного, по её мнению, супруга? Всё может быть. Но это уже не имеет никакого значения.
Раз у нас всё так плохо, тогда невольно возникает вопрос — зачем психологически и морально травмировать друг друга? И отсюда следует только один-единственный, естественный вывод: мы оба находимся в невыносимых условиях, и это неправильно. Лично я не готов дальше продолжать мучить «близкого» человека и сам мучиться.
Необходимость в выходе из создавшегося положения созрела уже давно, нужно только найти наиболее бесконфликтный вариант в решении данной задачи. И он у меня практически сформировался, так как мысль об освобождении от «рабской» зависимости периодически бродит в моей голове. Думаю, свершение решающего шага должно произойти до безобразия примитивно, без скандалов и напрягов — просто нужно смыться из этой клоаки и как можно скорее — и всё! Иначе я сойду с ума. Убежать, испариться, исчезнуть. Забыть про не уважающего, не любящего тебя человека, оставить в прошлом высокомерных неприветливых друзей жены и окружающую неприязненную действительность. Избавиться от многого другого, что добивает мою, до конца ещё не сломленную, личность.
Собрать манатки и уехать несложно, только вот куда, чтобы тебя не нашли — это вопрос первостатейный, и без его решения никуда не рыпнешься. Поэтому, для исполнения задуманного, я начал потихонечку шевелиться, и в скором времени у меня появились кое-какие серьёзные наработки, но нерешённые некоторые детали всё- таки остаются и тормозят реализацию моей бредовой идеи. Требуется время на устранение определённых препятствий и подготовку. Да и финансы пока не дают не- обходимых возможностей на то, чтобы развернуться по полной программе.
Конечно, можно было бы сказать жене: «Я переезжаю на дачу». Но это, по известным причинам, не решило бы мою проблему. Однозначно, нужно слиться скрытно и безвозвратно, обрубив все концы, и поселиться где- нибудь, в зашифрованном от всех, в своём, а не в её, загородном домике, рядом с небольшой речушкой, подальше от терзающих глаз жены, и забыться. Всё равно детей у нас нет, и она, жена, о продолжении рода даже и не желает слышать. Ничего меня здесь не держит.
Безусловно, я уже давно безрезультатно ищу подходящий вариант загородного жилого дома. Тайно, после работы, посещаю компьютерный клуб, находящийся в стороне от места нашего проживания, принимая все меры предосторожности, чтобы жена не прознала про мои намерения. А жена, относительно моей персоны, постоянно начеку. Держит меня, практически всегда, как собачку на привязи. Так что всё делал и делаю осторожно, не афишируя.
Изучение рынка недвижимости обычно расстраивает меня. Везде жильё или очень дорогое, не по моему карману, или плохое. И в совокупности все эти препоны не дают быстрого и желаемого результата.
Сложилось так, что друзей у меня негусто, точнее, их нет вообще, только так, знакомые по работе. Их же не назовёшь друзьями. Коллеги по трудовому фронту, не более того. Некого попросить ни о содействии, ни о материальной помощи или, на худой конец, по откровенничать с кем-нибудь за рюмкой чая. Один как перст.
Вот у жены с друзьями, похоже, всё в порядке. Частенько я вижу их у нас дома, только они мне неинтересны и даже больше — противны. На мой взгляд, все они идиоты с апломбами, косо смотрящие на меня. С ними мне уж точно нельзя иметь дел. Ну их на хрен!
И вот однажды неожиданно мне подфартило. Подфартило не в плане приобретения друзей, а в плане осознания преимуществ своей работы перед другими местами, дав возможность сделать первый шаг в моём освобождении из семейного плена. Паспортный стол, куда жена запихнула меня работать, сыграл серьёзную роль в продвижении меня к намеченной цели.
Простому обывателю тёплое незатейливое местечко, с неплохим окладом на сегодняшний день и приличной премией, понравилось бы, без сомнения, но не мне. Однако ничего не поделаешь, приходится терпеть, и я пока продолжаю терпеть лишь из-за прихоти жены и ради денег, рассчитывая хоть немного и отсюда черпануть на свой домик. Хорошо, что не взбунтовался раньше времени, а так бы ничего не поимел ни с какого-никакого приработка, ни с возможностей, недоступных многим.
Коррупционные схемы я, конечно, не поддерживаю, но иногда от дополнительного заработка и я не отказываюсь.
Дело в том, что моя контора является одним из подразделений МВД, и данный факт оказался мне на руку, а вот то, что работающие там товарищи в большей части женского пола, пришлось не по душе. Не сумел я адаптироваться среди полицейских в юбках. Чуть что не так — светишься как на ладони. Полнейший дискомфорт.
К тому же думаю, что здесь я оказался не случайно не только благодаря знакомым жены, а был специально определён ею в это место после нелепой авто аварии, слу- чившейся со мною. Временная амнезия и частичная потеря трудовых навыков, по всей видимости, продиктовали потребность в неусыпном контроле за мной, профессио- нальных по жизни, надзирателей. Только зачем это жене понадобилось, не понимаю. Побоялась, что я что-нибудь вытворю, или без её ведома снова сяду за руль и убьюсь окончательно?
Ни с кем из окружающих не общаясь, нехотя, через силу, изо дня в день разбирая стопки бумаг, оформляя и выписывая разнообразные документы и паспорта, я вёл картотеки и вносил данные в компьютерные базы. Я продолжал бы ещё долго чахнуть за колченогим столом в ограниченном пространстве государственного учреждения, если бы не случай, окрыливший меня и сподвигнувший к более активным действиям в моём желании быть свободным как птица.
Нет, это не огромный левый заработок, неожиданно свалившийся мне на голову, а просто однажды, в потоке бесконечных бумаг и документов, как-то раз я наткнулся на заинтересовавшее меня дело. Ничего особенного в нём не было. Какому-то мужичку потребовалось поменять его потрёпанный паспорт на новый. Зачем и по каким причинам ему это оказалось нужным, меня совершенно не беспокоило. Самое поразительное заключалось в том, что с фотографии на документе на меня смотрело лицо, практически как две капли воды похожее на меня.
Вначале я растерялся, но буквально в следующий момент в голове родилась, недостойная порядочного человека, мысль: а не воспользоваться ли мне своим служебным положением и не состряпать ли себе липовый документик на чужое имя? С ним-то я уж точно смогу спрятаться от жены, если реально получится слинять. Благо все данные и возможности на изготовление дубликата паспорта у меня под руками.
Так и появилась у меня первая составляющая часть бредового проекта.
Конечно же, документ себе я сделал, но не один в один с двойником, а внёс некоторые правки, чтобы, не дай бог, на его адрес не начало приходить что-нибудь, касающееся меня, а на мой — его. Единственное: место своей прописки пока я оставил свободным. «Как только решу вопрос с жильём, сразу всё сделаю как надо», — решил я.
А дальше дело сдвинулось с места, словно ожидало моего первого шага.
Наличие так называемого независимого паспорта немного развязало мне руки.
При очередном тайном посещении компьютерного клуба, просматривая предложения по недвижимости, я случайно наткнулся на срочную продажу маленькой квартиры в городе по доступной мне цене. Естественно, я тут же задумался: а почему бы нет? Дом домом, а для начала и квартира сойдёт.
Своих денег на житьё-бытьё я почти не тратил, да и жена каждый раз оставляла мне приличные суммы на приобретение чего-нибудь нужного ей, практически не считая средств и не требуя с меня финансовых отчётов по затратам. Она же, моя благоверная, упакована по полной программе.
Работая где-то в полицейских верхах, она получает, я так полагаю, весьма прилично, но кем и где служит, со мной не делится. Причина — или строгая её секретность, или неблагополучные наши семейные взаимоотношения, где я никто. И посвящать нечто, то есть меня, в свои дела, тратя на это своё драгоценное время, она не считает необходимым.
Как бы там ни было, мне удалось скопить относительно приличную сумму наличных и безналичных денег, которых, я прикинул, явно хватит на приобретение этой недо- рогой квартирки.
Сегодня у меня выходной. Дома один. Мозг вскипает от тяжёлых мыслей. Да ещё эта неважнецкая погода за окном усиливает дурацкое настроение. Пусть решение мной давно уже принято, но сомнения всё-таки остаются и никуда, как ни борюсь с ними, не исчезают. Вправе ли я вот так сразу рубануть с плеча и поменять свою жизнь и жизнь жены?
И в то же время мучаюсь вопросом: для чего она держит меня рядом с собой? Во всяком случае, мне не дано понять. У неё же может быть другая партия и с более достойным, чем я, человеком. С каким-нибудь чином высокого полёта. Да, наверное, следует освободить порядочную женщину от тяжких для неё уз, от помехи, коей являюсь я. Просто развестись со мной она, почему-то, не желает. Значит,
надо действовать по своему усмотрению.
Отбросив все свои размышления о плохом в сторону, я подбил итоги: паспорт есть, денег хватает, всё, беру ту квартиру и будь что будет, а там посмотрим, как пойдёт дальше.
Жена, как правило, по выходным где-то зависала, предварительно нагрузив меня всевозможными заданиями по дому и походами в магазины, чем я незамедлительно ре- шил воспользоваться. Нужно быстренько выполнять все её поручения, а остальное время использовать в своих интересах.
На следующее утро, после принятия окончательного решения, шифруясь, я помчался в риелторскую контору, благо она работала и по выходным, и там слил почти все свои накопления на приобретение однокомнатной «малышки».
Удалось даже посетить её. Классная, немного покоцанная, но это не беда: незначительный косметический ремонт и она будет в полном порядке.
Через некоторое время я благополучно получил документы на «однушку» на своё новое имя. Проблем с оформлением не возникло, всё произошло оперативно и без лишних вопросов. На всякий случай, немного выждав, я аккуратно взялся за ремонт квартиры. Правда, в ходе подготовки к ремонту не обошлось и без заморочек. Одно дело — рабочие и стройматериалы, а другое — скрытность моих деяний ото всех. Мне всегда казалось, что за мной кто-то следит. Грешу на жену или сотрудников моего МВД: может быть, они пронюхали про паспорт? Хотя вряд ли. Наверное, всё-таки это жена, недовольная моими, на мой взгляд, вроде бы редкими, исчезновениями из её поля зрения, когда я возился с квартирой.
Перестраховываясь, даже после окончания благоустройства нового жилья, я не решился перебраться туда, боясь, что накроют. А уж если не уйду с работы и перееду, то точно повяжут. И афера с паспортом вылезет наружу. Может быть грандиозный скандал, и тогда мне точно несдобровать по всем параметрам. Значит, хочешь не хочешь, а необходимо ещё чуточку подождать, оценить обстановку вокруг себя и понять, удалось ли мне провернуть всё незаметно или нет.
Останавливало ещё и то, что дом, в котором я приобрёл заветный уголок, стоял впритык к научно-исследовательскому институту, в котором, как я позже выяснил, ковыряясь в интернете и читая сплетни некоторых бывших сотрудников этого НИИ, не всё так благополучно.
С самим институтом-то всё хорошо, но периодически проводимые там опыты с лучевым оружием будущего, если верить интернет-разоблачителям, вроде бы как
весьма негативно сказываются на окружающей среде и на жителях,близ расположенных, домов.
Даже один раз мне показалось, кода я немного задержался в квартире, принимая результаты работы от ремонтников, что и на меня, вроде как-то странно, повлияла атмосфера соседства с НИИ. Впрочем, не особо обращая внимания на свои ощущения, свалил изменение состояния на чрезмерную осторожность и волнение. Я счёл временную анормальность своего поведения вымыслом и самовнушением, родившимися из массы прочитанного нелестного материала о местном храме наук, размещённого в электронной сети борцами за экологическую чистоту района и города. С какой-то своей целью доброхоты гонят полнейшую ерунду, поднимая нервы у, подобных мне, впечатлительных людей. В институте не идиоты же работают, чтобы самих себя калечить.
Дни неуверенности в благополучном исходе приобретения секретной квартиры и необоснованных подозрений потянулись долго и нудно, мучая меня страхом разоблачения. Всё это время я более внимательно смотрел на поведение своей жены. Вдруг она выдаст себя какими-нибудь действиями, и я пойму, что ей всё известно обо мне и моём тайном убежище.
Иногда я даже заглядывал в те комнаты нашей квартиры, куда раньше обычно и носа-то не совал. Но ничто не говорило о раскрытии моей тайны. Однако я продолжал быть в напряжении и начеку, контролируя свои поступки и разговоры с кем бы то ни было, опасаясь выдать сам себя.
Больше всего меня беспокоила жена и, для пущей убедительности её в том, что я такой же, как и всегда, и ничто во мне не изменилось, а даже стал лучше, я, по возможности, начал пытаться ухаживать за ней. Я встречал её с работы, подавал тапочки, относил сумку в её спальню и делал многое другое по мелочам, чем немного, как мне казалось, усыплял её бдительность.
Как-то раз жена пришла серьёзно навеселе, что с ней крайне редко случалось и, сославшись на усталость, неуверенной походкой продефилировала к себе, где и быстро уснула.
Убирая за ней разбросанные вещи, я случайно наткнулся на валяющуюся на полу связку ключей, на которой были ключи не только от дома, но и от её сейфа. Я не смог побороть искушение и заглянул в сейф, куда мне доступ был категорически запрещён.
В сейфе, помимо стопки документов, лежала куча упаковок денег в валюте. У меня закружилась голова. Ведь одной из этих пачек хватило бы с лихвой на приобрете- ние и домика в деревне, и на житьё на какое-то время. Да и проблемы бы все свои разрулил. Бумаги меня не интересовали.
Я долго мучился, сидя на полу у сейфа и поглядывая в сторону спящей жены. Совесть не позволяла воровать. И в то же время: а что делать? Внутри меня боролись два противоречивых чувства: принять глупое решение и оставаться тем, кем сейчас я есть, превознося возвышенные человеческие качества, или последовать логике строительства своего независимого будущего.
Моё положение раздражало и привлекало одновременно. Совесть вопила одно, а разум диктовал другое.
В итоге решил взять одну упаковку и подождать какое- то время, заметит или нет пропажу жена. В этой комнате видеокамер нет. Вероятно, жена не хотела, чтобы, в случае непредвиденных обстоятельств, кто-нибудь смог проследить за ней, что она держит в своём сейфе. Так что мои действия нигде не зафиксировались.
Прошёл месяц. Жена неоднократно залезала в своё бронированное хранилище. Негативной реакции в мою сторону не последовало, значит всё о’кей. Можно двигаться дальше.
Давая себе отчёт, что, всё же, квартира и дом — две не сопоставимые вещи, я, не откладывая в долгий ящик, продолжил реализацию изначально намеченного плана.
Причины, склонившие меня на доведение поиска частного жилья до финальной стадии, были очевидны. Во-первых, если останусь в городе, то могу случайно нарваться или на жену, или на её знакомых, или же на коллег по своей работе. А во-вторых, сам город, с его негативным отношением к нормальным людям, вообще давно осточертел. Хотелось рвать отсюда, и немедля. Заодно и спрячусь по- надёжнее.
Появившиеся средства на приобретение столь желанного дома, хоть и добытые неправедным путем, добавили мне самоуверенности, и в скором времени я опять вышел на своего замечательного серьёзного риелтора, который сходу порекомендовал купить шикарный особнячок. По его оценке — лучше и не придумаешь. Смущало лишь одно — почему вокруг столь привлекательного предложения не было обычного, в подобных случаях, ажиотажа. Возникла необходимость съездить на место и всё разузнать самому, нет ли там какого подвоха.
Чтобы никто не смог проследить за мной, я оставил дома свой, известный жене, мобильный телефон, и помчался за город.
Дом оказался добротным, то, что надо, без изъянов. К нему претензий никаких не возникло, он мне понравился с порога. В его архитектуре просматривалось нечто средневековое, пускай даже осовремененное, но придающее ему некую таинственность, что ли, и неординарность. Рядом начинался чистенький лес — мечта любого любителя природы, что мне особенно импонировало.
Ненавязчиво перекинувшись парами фраз с повстречавшимися некоторыми местными жителями, я сразу понял причину отсутствия претендентов на неплохое загородное жильё. Оказывается, все шарахаются от этого места, в частности, именно от дома.
Выяснилось, что в округе его считают нехорошим, приносящим беды и несчастья. К тому же, вроде бы, он ещё и с привидениями, как нашептали мне немногословные соседи.
Последние, кто купил этот дом, обитали здесь недолго. Сначала у хозяина чуть ли не сошёл с ума ребёнок — слышались его душераздирающие вопли на весь посёлок, затем что-то ещё произошло, и семью отсюда как ветром сдуло. Бросив всё, семья сбежала в одночасье после очередной истерики домочадцев.
Меня предостерегли — явно в этом доме что-то не так, поэтому-то и выставили дом за бесценок на продажу. А тут и ты подвернулся в образе покупателя.
Невзирая на россказни и невероятные предрассудки здешних, я решил, что дом подходит для меня как нельзя лучше. Нет времени и желания дальше искать что-то другое. Хуже, чем в городе, не будет.
Вдыхая прозрачный воздух свободы, я понял: здесь даже сойти с ума приятнее, чем в плену у жены, а с привидением, если таковое появится, как-нибудь разберусь на досуге. Картина дальнейших моих действий, наконец-то, стала окончательно ясна: в доме по возможности наведу порядок, а квартиру в городе стану сдавать, чтобы было на что жить.
Мой риелтор, к которому я проникся доверием после успешно проведенной операции с первой недвижимостью, незамедлительно взялся за дело и с поставленной перед ним задачей справился блестяще, оперативно оформив документы на дом и заселив в мою маленькую квартиру постояльца.
Со страхом и неописуемой радостью, перебарывая в себе все сомнения, под чужим именем, я наконец-то сбежал от жены, прихватив с собой минимум личных вещей. С работой так же распрощался без сожаления. Всё, я свободен! Дай Бог, чтобы у меня в дальнейшем моя нелепая судьба сложилась по-иному, нормальным образом.
Без всяких промежуточных временных пристанищ, я сразу въехал в свою новую обитель.
Двухэтажное сооружение, в еле уловимом стиле модерн, особняком назвать сложно из-за незначительного его размера, зато наверху под крышей этого небольшого чуда имелся приличный чердак, правда, грязный и заваленный не пойми чем. Если весь этот хлам и мусор убрать, то со временем там можно будет устроить хоть бильярдную, хоть библиотеку. Всё, что угодно. Данное обстоятельство с первого взгляда я оценил по достоинству. Жаль, конечно, что у последних домовладельцев не дошли руки разобрать весь этот бардак. Теперь придётся морочиться самому. Да ещё вон часть досок на потолке в некоторых местах оторвана, предлагая мне заняться ещё и плотницкими работами.
На втором этаже тоже присутствовал беспорядок. В некоторых местах вагонка на стенах так же была вывернута, открывая кладку пенобетона, из которого сооружался дом. Начало создаваться впечатление, что хозяева или собирались отделать второй этаж другим, более симпатичным, материалом, или что-то искали за досками, отрывая обшивку и просматривая, а не спрятано ли что за ней.
Если брать в целом, то столь незначительные минусы не слишком расстроили меня, тем более что сбежавшая семья не вывезла отсюда не только мебель, но и разно- образную утварь, которая пригодится на первое время, и некоторые личные вещи. Видно, собирались в спешке.
Даже выстиранное постельное белье стопками лежало в гардеробе.
Чувствуя прилив силы и удовлетворение, я взял с подоконника кем-то забытые оптические очки и, ради развлечения, напялив их на нос, произнёс, напрашивающуюся на язык, сакраментальную фразу: «Нормально, жить можно!»
Не очень приспособленный к рукоделию, в плане реконструкций жилых помещений, я посчитал необходимым, в первую очередь, оценить весь объём по благоустройству жилья, подбить дебет с кредитом, а затем погрузиться в работу, чётко понимая, что могу сделать сам, а где придётся нанимать рабочих.
Долго не раскачиваясь, буквально на следующий день, облазив ещё раз весь дом вдоль и поперёк, я немного ужаснулся предстоящему, но отчаиваться не стал. Глав- ное — не переусердствовать. Нужно поправить только самое необходимое, что слишком бросается в глаза или может помешать жить.
В хозяйственной пристройке нашлись необходимые инструменты и некоторое количество строительных материалов.
Покоцанную вагонку пришивать на место не имело смысла, и я решил пока не замахиваться на общий ремонт стен и потолка, а провести восстановительные работы по минимуму, заменив в повреждённых местах испорченные доски на новые. Чердак оставил на потом.
Работа закипела. Думать о жене, об оставленной службе некогда. Да здравствует новая жизнь!
Местные боялись подряжаться ко мне на работу в нехороший дом, только помогали с доставкой материала, а в дом не заходили, поэтому я вкалывал с утра до ночи в единственном числе. Уставал основательно, но всё равно трудился не покладая рук, получая удовольствие и эйфорию от содеянного.
Один сердобольный, всё про всех знающий, старичок-старожил, изредка останавливающийся у калитки и с интересом наблюдавший за моими успехами на трудовом поприще, в очередной раз, притормозив у входа на участок, в деталях поведал мне печальную историю моего приобретения.
Со слов дедули, люди, которые передо мной купили этот дом, решили использовать его под дачу, поэтому вначале семья в полном составе сюда приезжала редко, чаще здесь бывал только сам хозяин, чтобы кое-что подправить в доме, завезти мебель и кое-какие пожитки, а заодно и наладить контакты с соседями.
В общем, весной весь поселок был в курсе, кто должен заселиться к лету в эти хоромы. Но тут произошёл первый случай, когда, в отсутствие хозяина, в дом про- ник какой-то неизвестный и там наделал много шума. Явно искал что-то, так как мебель оказалась сдвинутой, а в некоторых местах от стен и от пола были оторваны доски.
Об искателе чего-то предположение выдвинули потом, а тогда, думая, что в дом забрались грабители, местные дружно окружили по периметру весь усадебный участок, вооружившись, кто граблями, кто лопатами и вызвали полицию. Та, как ни странно, приехала быстро и, никого не обнаружив, так же быстро уехала, заверив по телефону оповещённого хозяина, что это, скорее всего, неудавшийся грабёж. По сути дела, в доме-то воровать практически нечего, и что вряд ли кто ещё раз побеспокоит его замечательное жилище.
Не придав особого значения произошедшему, полагаясь на выводы правоохранительных органов и, в случае чего, на дружескую поддержку соседей, хозяин, как и планировал, уже на следующий день перевёз свою семью на дачу. Скоренько, без особых затрат привёл помещения в надлежащий вид и, никого не беспокоя, начал спокойно обживаться.
Некоторое, довольно-таки длительное время, никаких проблем не возникало, пока не произошёл ряд очередных подобных прецедентов, взбудораживших не только ново- сёлов, но всех здешних, заставив неоднозначно, с опаской, посматривать на дом и его хозяев. Стали поговаривать, что все эти события здесь происходят неспроста. Что-то там нечисто.
Незваный гость долго не давал о себе знать, вероятно, выжидал удобного момента, когда дом опустеет, но, поняв тщетность своих расчетов, или по другим причинам, выбрал другую тактику поведения. Зная, что из-за местных жителей и полиции днём к дому незаметно подступиться будет сложно, стал объявляться ночью. Зачем-то всё переворачивал в подсобных постройках и, вселяющей ужас тенью, подолгу маяча во дворе, заглядывал в окна, пугая спящее семейство.
Несколько раз вызванный наряд полиции прибывал всегда лишь под утро и, никого не найдя ни в помещениях, ни поблизости, в бессилии разводил руками и уезжал. На нет и суда нет.
Однажды весь посёлок разбудил истеричный крик ребёнка новых хозяев, столкнувшегося в темноте с человеком-привидением уже в доме. Дикий плач поднял на ноги не только испуганных, ничего сразу не понявших, родителей, но и, встревоженных нехорошими подозрениями, соседей.
Рассказ трясущегося от страха мальчика шокировал многих, особенно его отца. Тот, озлобленный бездействием полиции, раздобыл где-то ружьё и решил сам разобраться с нарушителем спокойствия его семьи.
Нервозное затишье и ожидание ночного визитёра длилось недолго. Главное, всё произошло именно в тот день,когда в поселке поздним вечером местная молодежь, празднуя чей-то день рождения, стала баловаться петардами.
Под грохот нескончаемых разрывов, в кратковременных озарениях салютных всполохов, хозяин заметил у своего забора чью-то метнувшуюся тень, похожую на привидение, и, недолго думая, саданул в сторону незнакомца. Звук выстрела ружья слился с шумом взрывающихся петард, поэтому на него никто не обратил внимания, кроме рассказчика, моего дедули, прогуливающегося невдалеке от веселящихся ребят.
Поговаривали, якобы утром следующего дня, хозяйка злосчастного дома видела на тропинке, идущей к лесу, следы, похожие на кровь. Может, действительно её муж не промахнулся и попал в мерзкое чудище, которое трудно назвать человеком, непонятно зачем терроризирующее приличных, никому не сделавших зла, людей.
Надеялись, теперь настанет тишь да благодать. Да не тут- то было. Не прошло и суток, как наступившей ночью кто- то вновь чёрной тенью засветился в том же месте, наводя кошмар и ужас на, вроде бы успокоившихся, домочадцев. Предположения соседей, что это была полицейская засада на их псевдо-призрак, не убедили перепуганных не на шутку жильцов, и те впопыхах сбежали, не прихватив с собой даже верхнюю одежду.
— А может хозяин побоялся, что кого-то застрелил той ночью и поэтому сбежал? — неуверенно выдал свою версию мой собеседник и испытующе посмотрел мне в глаза, словно я мог знать ответ на его вопрос или был причастен ко всей этой таинственной истории.
Не желая вдаваться в полемику, я молча пожал плечами, мол, кто ж его знает, чужая душа потемки, и с интересом, без особых эмоций, продолжил слушать старика, думая: когда же он перестанет пугать меня? Или в посёлке есть у кого свой интерес на этот дом? Хотя вряд ли. Видно, как с неподдельным страхом все его обходят стороной. Благо хоть привидение меня пока не беспокоило.
— Чего уж там говорить, понятно, что после всех этих умопомрачительных передряг твой дом заработал себе дурную славу, — выдал напоследок дедуля: — Не боишься?
Не получив от меня никакой внятной ответной реакции, которая могла бы посодействовать развитию сюжетной линии рассказа дедули, он с сочувствием пожелал мне успехов в житии-бытии на новом месте, на чём мы и распрощались.
Немалых, по моим меркам, трудов вложил я в доведение хозяйства до ума, и уже к осени у меня всё было готово. Даже прилегающий участок земли привёл в порядок усилиями товарищей из бывших советских республик.
День становился короче.
Городскому жителю, в частности мне, трудно заниматься тем, к чему не привык и не приучен. И без плохих или хороших знакомых, с которыми долгое время общался и которых безжалостно отсёк от себя, сбежав в деревню, тоже несладко. А ещё и непривычно, из-за ничегонеделания вечерами рано ложиться спать.
Меня, слава Богу, никто не нашёл, а может и не искал. Пропал и ладно. Так что беспокоиться не о чем. Даже тень, которая пугала предыдущих жильцов этого дома, заставив их съехать отсюда, ко мне в гости не заявлялась. Вроде бы добился того, к чему стремился, тем не менее, начало зарождаться гнетущее ощущение поте- рянности. Ведь всё складывается не так романтично, как я себе представлял. Житие в одиночестве, оторванным от цивилизованного шумного мира, оказалось тяжким бременем. Да, тепло, уютно, газ, вода есть, ну всё как в городе, но скукотища. Полнейшая безысходность всё сильнее и сильнее одолевала изо дня в день, наводя меня на мрачные умозаключения: «Неужели я реально идиот, что вытворил такое?»
Собрав остатки воли и разума в кулак, бродя по комнате из угла в угол, я начал размышлять на тему: «А чего же мне не хватает в теперешнем положении, раз решился на затворническую жизнь?»
После нескольких несуразных вариантов решения наболевшего, в лидеры выбился, достойный внимания, ответ:
«Нужно придумать себе хобби и не забивать голову дурными мыслями!»
Вот только чем можно поразвлечь себя? Вопрос вопросов. Писанина мемуаров отпадает. Никаких значимых событий и ярких личностей в моей жизни не наблюдалось. Ну и результаты бумагомарания в ящик стола или в камин — вряд ли будут радовать в дальнейшем. Тем более, когда не знаешь, о чём писать. Вспомнить-то нечего. Что ещё может быть увлекательным, не требующим особого таланта и физических нагрузок?
Устав от мозгового штурма, я завалился спать. Завтра утром придётся рано подниматься и ехать в город за оплатой сдаваемой квартиры, как договорились с арендаторшей.
Молодая симпатичная квартиросъёмщица оказалась приятной дамой во всех отношениях. Её безупречный внешний вид и манерность излучали не раздражающую уверенность в себе и, одновременно, скромность и доброту. Уютно обставленная квартира сияла идеальной чистотой и дышала свежестью.
Несколько смущаясь, я забрал, положенные мне, деньги, поблагодарил Ларису,— как, оказалось, зовут жиличку, и, во избежание нетактичного поведения со своей стороны, поспешно удалился прочь, отказавшись не только вместе позавтракать, но и от предложенного ею кофе.
Я же совершенно не приучен общаться с противоположным полом. И вряд ли в ближайшем будущем сумею побороть в себе комплекс неполноценности, так безжалостно культивированный во мне моей женой.
Давненько не баловав себя походами за ненужными вещами, я, покинув очаровательную Ларису, в раздумьях о своём хобби, блудил по разным магазинам, пока не наткнулся на металлоискатель, привлекший моё внимание на одной из полок неказистой лавчонки, торговавшей военной атрибутикой.
Повертев его в руках и почитав инструкцию, я прикинул, что эта штуковина вполне может сгодиться на роль искомого развлечения, а заодно и скрасит моё безрадостное существование на периферии.
— Действительно, а не заняться ли мне поиском отголосков прошлого. Неплохая идея. Всё, беру! Заверните.
Как мало человеку надо для поднятия тонуса в часы разочарований. Радуясь ерунде, с приобретением под мышкой, я полетел домой.
Дурацкая, конечно, идея — болтаться с металлоискателем в округе на виду у всей деревни. Гулянья по вспаханным, невдалеке, полям ничего хорошего не принесли, не считая куска ржавой цепи, вероятно, отвалившейся от трактора ещё в тридцатые годы, какой-то непонятной железяки и осуждающих, недовольных взглядов односельчан.
Понимая, что, кроме негодования, со стороны соседей ничего хорошего ожидать в свой адрес в дальнейшем не придётся, я пришёл к неутешительному выводу: выбор получился не совсем удачным. Здесь моё хобби не прокатит по морально-этическим соображениям. У сельчан совершенно другой менталитет, нежели у горожан.
Однако металлоискатель всё-таки был приобретён за серьёзную сумму, и жалко его просто так, взять и выбросить, хотелось ещё где-нибудь поиграться с забавной вещицей. Ничего другого не придумал, как
поисследовать свой приусадебный участок, пока стоит хорошая погода, и никаких огородно-садоводческих дел на нём ещё нет.
Значимым плюсом в выборе места поля деятельности сыграл забор. Хоть он и не на все сто скрывал от посторонних глаз мои потуги в желании как-то скоротать время на своей земле, зато в достаточной степени правомерно определял границы моей территории, где мне можно ходить хоть на голове, не спрашивая ни у кого разрешения, и не бояться осуждений недовольных личностей, если таковые вдруг найдутся.
Добычей, после старательного изучения частного ландшафта, стали ржавые гвозди, останки консервных банок, видно оставшиеся после строителей, и куски проволоки. Руки опустились, настроение вновь скатилось по наклонной ниже некуда.
Как быть? Что делать никому не нужному и невостребованному по жизни, человеку в Богом забытом домике в эти, долго тянущиеся, вечера? Хоть волком вой.
В один из вечеров, при свете свечи, электричество не стал включать, в моём воспалённом воображении, от осознания бессильного одиночества, возник образ того привидения, от которого сбежали предыдущие хозяева: «Что он мог здесь делать? Зачем приходил и всё коверкал и выворачивал?» Ответ возник незамедлительно: «Точно! Он что-то искал! Что-то ему нужное!»
Я схватил свой металлоискатель, проверил, работает или нет, и начал обрабатывать комнату за комнатой, водя им по, инстинктивно выбранным, местам на полу, стенах и даже на потолке.
Забитые в доски гвозди гудели, электропроводка в стенах так же давала о себе знать, но я на подобные мелочи не обращал внимания. Разочарование пришло быстро.
«Ничего! Ерунда какая-то. Наверное, не в этом дело. Всё, хватит, наигрался!»
Недовольный результатами поисков и окончательно опустошённый, я пошёл на улицу перекурить и заодно, за ненадобностью, убрать металлоискатель в гараж, находя- щийся с другой стороны дома.
Забыв выключить свою игрушку, присаживаясь на крылечке открытой веранды, достал из кармана пачку сигарет, которую постоянно таскаю с собой, хотя практически не курю, а агрегат, чтобы не мешал спокойно насладиться парой затяжек никотинового зелья, прислонил к каменному бортику ступенек, ведущих на замощённую тротуарной плиткой лужайку перед домом.
В момент соприкосновения поискового элемента с каменной кладкой, металлоискатель внезапно ожил, завибрировав, пронзительно запищал, введя меня в ступор.
Очнувшись от неожиданного проявления бурной реакции прибора на замшелые блоки, я отбросил в сторону так и не прикуренную сигарету и плюхнулся на колени перед порогом, впившись в него взглядом.
«Там, без сомнений, что-то есть, - понял я, - что-то серьёзное замуровано в старой кладке. Пусть разразит меня гром, если это не так!»
Жалко крушить симпатичную, гармонично вписанную в дизайн дома, часть архитектурного сооружения, но любопытство взяло верх.
Воспользовавшись предрассветными сумерками, способствующими скрытности моих намерений найти нечто, повлиявшее на судьбу дома и людей, имеющих какое-то отношение к нему, я сбегал в гараж. Притащив оттуда кувалду и перекрестившись, легонечко тюкнул по краю бортика порожка, пытаясь не причинять особого урона всей конструкции.
К сожалению, аккуратно поработать не удалось, зато одним из составных камней кладки оказался плоский металлический ящик, размером с два кирпича.
Нервно вздрагивающими от возбуждения руками я нежно извлёк его из каменного крошева, сдул цементную пыль и принялся рассматривать свою находку.
Ящик был добротный, герметичный, из толстого железа, с врезным слабеньким замочком. По его внешнему виду невозможно было определить ни время захоронения, ни принадлежность кому-либо, ни, тем более, внутреннее содержание.
Зашторив на кухне занавески и включив верхний свет, я постелил на стол широкое полотенце, поставил на него, незначительно тронутый ржавчиной, вызволенный из забвения, тайник и, вооружившись нехитрым инструментом, приступил к операции вскрытия.
Немного повозившись с запирающим устройством находки и на мгновение замерев перед поднятием крышки мини-сейфа, в предвкушении увидеть скрытые в его недрах золото, драгоценности или, на худой конец, бумажные деньги, я не без волнения заглянул вовнутрь.
Действительно, там лежало несколько золотых царских червонцев, по паре пачек валюты и рублей настоящего времени, мужской перстень с камнем, — буду надеяться, что в перстне бриллиант, — и толстый не то ежедневник без чисел, не то блокнот для записей.
Деньги, естественно, пришлись как нельзя кстати, дав понять, что не всё так уж плохо в этом мире.
Посчитав монетки и рассмотрев перстень, я раскрыл блокнот, как водится, на середине и, вскользь пробежав по рукописным строчкам, прикинул, что это, скорее всего, дневник хозяина схрона. Кто-то, очевидно, вёл записи о своей жизни, планах и невзгодах. Но почему он так тщательно его спрятал? Не из-за горстки же монет и перстня, если, конечно, здесь не кроется другая, более серьёзная тайна.
Допустим, если этот некто совершил чрезвычайно тяжкое преступление, и обнаруженные мною ценности составляют лишь малую толику от всего им похищенно- го. А основной клад замурован в другом, недоступном для простых смертных, месте. И в дневнике, предположим, вперемешку с душевными переживаниями мистера икс, о неправедном проступке, зафиксированы описания основного местоположения сокровищницы с более ценными вещами и секрет проникновения туда. Тогда да. Тогда оправдана необходимость в организации тайника, для сокрытия злодеяния и сохранности тетради с откровениями и координатами главного хранилища. Во избежание разоблачения и разграбления богатств чужими.
Сразу пришедшую на ум версию — она, конечно, интересна, но недостаточно убедительна для выводов — отбросил тотчас. Без ознакомления с записями трудно понять, что к чему. Напрасно я с ходу начинаю выдавать идиотские умозаключения, не прочитав и тщательно не изучив обнаруженную рукопись. Строить догадки и развешивать ярлыки без повода рановато. Вначале надо узнать тайну захоронения, а уж потом делать выводы. А пока пойду, посплю, всю ночь воздакался с дорогим и таинственным непонятно чем.
Не дойдя до кровати, я в нерешительности остановился. Всплывший сам по себе, вопрос разбудил начинающее дремать, сознание, вновь заставив впасть в размышления.
-А кто же, в таком случае, в своё время постоянно пытался сюда проникнуть, как многие считают, в поисках чего-то? Теперь-то подразумеваю, что этот таинственный настойчиво искал именно её, спрятанную кем-то другим, железную волшебную шкатулочку, которая может быть ключом к неведомой мне загадке. Вряд ли бы он наводил столько шума и рисковал жизнью из- за монеток и денег, имеющихся в ящичке. Всё-таки, сдается мне, основной его целью являлась именно тетрадь, условно, например, с завещанием. Один богатенький начиркал, кому что причитается, спрятал подальше от недруга или родственничка, не желая с ним делиться, и сгинул, никого не оповестив о заначке. Другой прознал, как-то, про заветную тетрадку и ищет её, перебирая только возможные варианты, где может храниться ценная запись. Наверное, где-то так.
«Тьфу! Опять я начинаю строить нелепые догадки. Лучше нужно продумать, что делать, если вдруг поисковик заявится сюда снова, увидит развороченный порог и поймёт, что клад его нашли. Тогда мне точно несдобровать. Полный пипец! Кто его знает, кто он такой. Может убийца, причастный к исчезновению автора дневника. Надобно срочно привести всё в порядок. Благо остались кое-какие стройматериалы после ремонта дома».
Мысли мыслями, а усталость и сон брали своё, не желая активизировать тело. Сил на работу по восстановлению поломанного не хватило. Кое-как, еле передвигаясь, я накрыл разбитую часть порога куском рваного брезента, прижав его по краям обломками кирпичей, чтобы не сдуло ветром, и, шатаясь, поплёлся в спальню, предварительно закрыв дом на все замки.
Лежавшая на кухонном столе находка не давала спокойствия. Я вновь, превозмогая тяжесть тела, добрался до кухни. Сложив богатства, коробку и тетрадь в большой пакет из-под мусора, небрежно бросил его у помойного ведра.
«Так будет спокойнее, — решил я, следуя советам Шерлока Холмса, как нужно прятать вещи, если что, но, на всякий случай, изнутри дверь подпёр лопатой и мёртвым упал на постель. — Вечером разберусь, как дальше действовать».
Проснулся под вечер весь разбитый и голодный. Жилище, вроде бы, никто не потревожил, пока спал, это немного успокоило.
Кое-что найдя в холодильнике, уселся перекусить, а заодно и полистать тетрадочку.
Интересно же, что там написано секретного.
Первое, на что обратил внимание, открыв записи — это почерк, аккуратный, каллиграфический.
— Уже хорошо, не нужно будет утруждать себя, расшифровывая чужие каракули.
Начало дневника не очень заинтересовало — философия какая-то с претензией на что-то.
Дневник
В начале и в дальнейшем в течение жизни перед человеком постоянно появляется необходимость делать выбор, в каком направлении ему продолжать двигаться или, какое принять решение в той или иной ситуации. Перед ним всегда предстают несколько вариантов дорог, по одной из которых можно пойти, и выбранный путь, как правило, неосознанный или спонтанный, будет наполнен, зачастую разными, иногда диаметрально противоположными жизненными коллизиями. И не факт, что другая дорога была бы более удачливой и лучшей для любого из нас.
Выбор присутствует всегда — в детстве, юности, в зрелом возрасте. Главное, найти необходимое только тебе направление, где ты окажешься во власти, присущей только этой стезе, обстоятельств.
Главное, не ошибиться и не пойти по неверному пути.
За окном неожиданно остервенело залаяли соседские собаки.
Я оторвался от чтения и, отодвинув занавеску, выглянул в окно. В начинающих сгущаться сумерках на улице, за моим забором, вроде бы мелькнула чья-то тень и исчезла. А может, это мне почудилось.
Я уже хотел было продолжить изучение тетради, как новый всплеск лая отвлёк от этого занятия окончательно, напомнив о невосстановленном крылечке и не- известном человеке, который может быть опасен для владельца этого дома, на данный момент для меня, как засело у меня в голове. К тому же после нахождения чужого клада.
Положив тетрадь в коробку — сейф, я зачем-то засунул её в камин под обгоревшие палки и на цыпочках, не создавая шума, осторожно подкрался к входной двери, убрал лопату и, отперев замок, несмело выглянул наружу. Полная идиллия спокойной деревенской атмосферы остудила моё взбудораженное сознание.
«Чертовщина какая-то творится у меня в башке. Меньше надо сплетни слушать, — ругнулся я на себя и пошёл к хозблоку за инструментами и стройматериалами. — Всё-таки, на всякий случай, надо порожек привести в надлежащий вид. Благо вечереет и никаких вопросов, чем я занимаюсь, от соседей, надеюсь, не последует. В темноте они мимо моего дома не шлындают. Предполагаю, что боятся».
Камни легли как нельзя лучше. Дырку, оставшуюся от коробки, заделал песком и цементом. Неизрасходованный раствор определил на место отскочившей плитки на
пороге, выгладив его в уровень со всей плиточной кладкой. Получилось неплохо. До ночи управился. Порог смотрелся как новенький. Комар носа не подточит.
Как только, с чувством удовлетворения, достав пачку сигарет, присел на ступеньку, зазвонил мобильник. Это была моя жиличка.
«Что ей понадобилось от меня на ночь глядя?» — немного растерялся я.
— Алло, алло! — взбудоражено, чуть ли не кричала в трубку Лариса, — Александр, у меня тут в ванной кран сломался, вода хлещет, скоро через край пойдёт. Приезжайте скорее, сделайте что-нибудь!
— Лариса, а вы слесаря не пытались вызвать?
— Да вы мне никаких телефонов не оставили, куда звонить в таких случаях. А сама я в этом не разбираюсь. Тем более тряпками пытаюсь держать течь.
— Лариса, там, в нише под раковиной есть два крана, перекройте их, и вода перестанет хлестать, я скоро буду.
Плюнув с досады, я отбросил в сторону, так и не прикуренную, сигарету и помчался в гараж, где видел на полке новенький смеситель для ванной.
— Бляха-муха, этого мне ещё не хватало, — чуточку злился я, — а может это и на руку. Чего доброго сегодня заглянет призрак-искатель и на меня наткнётся, вот тогда я точно не буду знать, что делать. А риск такой есть. Недаром же собаки у моего дома кого-то спугнули. Может, он ночью ко мне и заявится.
Уже на дороге, ловя попутку до железнодорожной станции, я думал: «Я или трус окончательный, или схожу с ума от одиночества».
Но мысль о том, что нужно ехать к симпатичной Ларисе, стала приятной. Так, полагаю, внутренние мои рассуждения о нежелании пересечься с призраком — в большей степени предлог, а не необходимость. На самом деле
самому захотелось смотаться в город к прекрасной жиличке. Конечно, можно было бы и слесарей ей вызвать, но хочется заняться спасением девушки непосредственно са- мому. Охота пуще неволи.
Дорога заняла немного времени.
Лариса выглядела измученной и растерянной, но одновременно и более обворожительной. Естество ей придавало больше шарма, чем, любимый всеми женщинами, макияж.
Я мастерски справился с заменой смесителя в ванной, словно всю жизнь занимался сборкой агрегатов из не подходящих друг другу деталей. Привезённый мною сме- ситель, естественно, не соответствовал существующим трубам и насадкам, торчащим из стены, и мне пришлось проявить невероятные настойчивость, смекалку и изобре- тательность, чтобы решить сантехническую головоломку подручными средствами, включая запчасти от старого крана.
Всё было сделано не быстро, но на пять с плюсом. Свою работу я оценил именно так!
Лариса, полусонная, но восхищённая моими титаническими усилиями и сногсшибательными способностями, предложила, в знак благодарности, невзирая на поздний час, распить бутылочку вина, с чем я безоговорочно согласился.
Мы захмелели практически одновременно, разговаривали чёрт-те о чём. Но, в процессе беседы я для себя усвоил, что моя прекрасная собеседница, на данный момент совершенно одинока. Чем это объяснить, выяснять не стал, а предположил: или она от кого-то сбежала, разочаровавшись в своём бывшем спутнике жизни, или до того выглядит недоступной, что мужики боятся к ней подкатить, не желая получить от ворот поворот. Плюс другие версии лезли в голову, но первые мои выводы выглядели более предпочтительными.
Ночное время и хмель брали своё, и было видно, что Лариса поплыла, а я, как дурак, всё сидел и сидел за столом, не понимая, в какую сторону дальше будут развиваться события. Имеется в виду: меня попросят на выход или приютят.
Лариса сдалась первой.
— Александр, время уже позднее, давайте я вам постелю на кушетке, и вы переночуете у меня, а то, боюсь, вы не доберётесь до дома. Транспорт уже не ходит, а на такси, наверное, будет очень дорого.
Здорово, я только этого и ожидал. Конечно же, я согласился сразу, даже не сделав вид, что это, вроде бы как, неудобно.
Во мне с каждой минутой просыпался непонятно кто, совершенно не контролируемый моим разумом, другой человек. Да, в душе я, наверное, первостатейный наглец, чего ранее за собой не замечал. И откуда что берётся, и почему именно здесь и сейчас?
Едва Лариса забралась под одеяло своей кровати после посещения ванной комнаты, я, весь из себя такой активный, так как хорошенько выспался днем, соскользнул со своего спального места и, без прелюдий, шмыгнул к Ларисе под бочок.
— Что вы делаете, Александр?
Я смело и безапелляционно заявил:
— Переходим на ты! — и впился в её губы страстным поцелуем. Она тут же ответила взаимностью, и мы слились в сладостных, желаемых нами обоими, любовных объятиях.
Ночь была потрясающей.
Утром, поцеловав меня в губы, полусонная Лариса нехотя поднялась — нужно было собираться на работу, — и, немного ёжась, через всю комнату засеменила в душ. Я же смотрел на её восхитительное обнаженное тело и сам себе завидовал: она лучше всех, кого я видел.
В блаженной истоме я потянулся и тоже решил подняться. Всё-таки в гостях, а не дома.
Пока я одевался, Лариса была уже тут как тут.
— Ты чего, Саш? Мог бы ещё поваляться, раз тебе спешить некуда. Квартира-то твоя, будь как дома.
— Ну что ты, любовь моя, — обнял и нежно поцеловал я Ларису, — я так не могу сразу сесть на шею, — по-уродски пошутил я и глупо засмеялся.
Лариса же, не придав моим словам особого значения, наивно, по-детски спросила:
— Ты меня дождёшься с работы или у тебя дела?
— Думаю, дождусь, только сгоняю кое-куда и сразу к тебе, ключи у меня есть.
Для себя я решил, чтобы не обременять Ларису — и так беру с неё деньги за аренду, — перекушу где-нибудь в кафешке, может быть, продуктиков ей в холодильник прикуплю, а там посмотрим. Лариса, конечно, классная женщина, но как-то, после стремительной близости, мне пока сомнительно сразу завязывать с ней серьёзные взаимоотношения.
— Надеюсь, ты не против, если я в твоё отсутствие своими ключами воспользуюсь?
— Возражений нет и быть не может. Во-первых, ты имеешь на это право, а во-вторых, ты же не из беглых преступников, чтобы тебя опасаться, тем более после такой прелестной ночи, где ты раскрыл всего самого себя, как достойного и благородного человека, — доверчиво заулыбалась Лариса.
Последние её слова меня немного передёрнули.
«Чёрт, — тут же возникли сомнения в надёжности своего нелегального положения, — или я, одурманенный любовью, ночью, сдуру, разоткровенничался перед малознакомым человеком и многое выболтал о себе, на что мне интеллигентно намекнули, или вдруг она засланный казачок. Что, если моя жена, при помощи своих крутых знакомых, смогла вычислить, где я квартирку прикупил, и подсунула мне своего агента-жиличку, чтобы не упускать меня из виду, и в итоге окончательно припереть к стенке, и четвертовать во всех отношениях, а та невольно проговорилась, что обо мне всё знает? И тогда вся моя затея пойдет прахом, если уже не претерпела крах. Осталась одна надежда — может, о загородном доме никто не пронюхал. Хотя с возможностями моей жены вывести меня на чистую воду — плёвое дело.
«Впрочем, что я так сразу запаниковал на пустом месте? Дай Бог, что это всё мои фантазии, тем более какая дура подсунет своему мужу чужую бабу, пусть даже они в никаких отношениях». Чувство собственности у женского пола — мощная штука. Главное, сейчас не поддаваться смятению, но впредь нужно быть предельно осторожным и всегда начеку.
«Нет, сегодня Ларису дождусь, раз обещал, а потом найду причину вернуться к себе туда. Тем более, особо, как то весь в сомнениях относительно её. Думать вот так прям сразу остаться — рановато. Не ровен час, засосут сумбурные, неустоявшиеся взаимоотношения, и я у неё останусь, тогда откуда дальше мне черпать деньги на жизнь. Даже найденных надолго не хватит».
Пока у меня в голове вертелись неприятные мысли, Лариса, бормоча что-то приятное, успела нарядиться, слегка подкрасилась и, чмокнув меня в щёку, скрылась за дверью.
Утро было относительно раннее, но народу на улицах сновало предостаточно. Я шёл по городу, замотавшись шарфом и озираясь по сторонам.
Плохо зная окружающую инфраструктуру, я с трудом отыскал более-менее приличное работающее кафе, где можно было неплохо перекусить.
Большие, человек на шесть, современные столы черного пластика стояли у стены, расписанной в стиле Гризайль. Смотрелось очень красиво, я же выбрал изящный столик на двоих с противоположной стороны у окна и, повесив куртку на спинку стула, углубился в изучение меню, предусмотрительно выложенное на край стола для посетителей. Чего там только ни понаписали, и всё сплошь на иноземный манер, как будто отечественная кухня у нас совершенно отсутствует. Обидно за не имеющее своего мнения и не ценящее свою родину современное поколение. Даже аппетит исчез.
Я отбросил меню в сторону и уставился в окно. Там туда-сюда сновали прохожие, спеша по своим делам. Вдруг моё внимание привлёк, неожиданно появившийся ни- откуда, наряд полиции. Бдительно всматриваясь в лица прохожих, молодые сотрудники внутренних органов целеустремлённо кого-то выискивали в толпе, останавливая некоторых граждан для проверки документов.
Больное воображение сработало на раз.
«Это, вполне возможно, ищут меня! Жена явно в розыск подала, не иначе. Не могла же она не предпринять никаких действий в связи с пропажей супруга, пусть даже я ей не нужен. Она просто обязана это сделать по закону. Может, даже фотографию мою в полицию подала. Ведь человек пропал. Правда, не помню, есть ли у неё мое фото. Как-то не думал об этом, живя с ней. Не интересовался и не видел общих семейных фотографий».
Вскочив с места и поспешно надев куртку, я чуть не сбил с ног мальчика-официанта, подошедшего оформить заказ.
— Извините, я передумал, — коротко бросил я и рванул на выход.
Официант, непонимающе опешив, недовольно буркнул вслед:
— Ходят тут сумасшедшие…
Но мне было не до строптивого мальчишки, не познавшего нормы поведения обслуживающего персонала. В висках беспрерывно пульсировали жилки, выдавая азбукой Морзе: «Да, да, да, в городе светиться опасно!!!»
Стоя за стеклянной дверью входа в кафе, я осторожно осматривал улицу: нет ли где поблизости полицейских? Вроде всё спокойно. Единственный вопрос вставал ди- леммой: куда двигаться? Ехать к себе или возвращаться к жиличке? Вдруг она действительно завязана с моей женой, тогда остаётся один вариант — за город, хоть немного оттянуть фиаско, а не сразу бросаться в, предполагаемо расставленные, сети и выждать там некоторое время.
Если Лариса здесь ни при чём, и меня не засекли, то не должно произойти ничего плохого, и я останусь свободным как ветер, для чего и замутил всю эту бодягу. Унизительное рабство осточертело! Не хочется попадаться и по новой нацепить на себя оковы безмолвной скотины. Выйдя на улицу, я практически побежал подальше от своего дома, по пути думая, как отнесётся к моему исчезновению Лариса.
«Она однозначно никакой не агент, — росла во мне уверенность, — значит, обидится, если не хуже того — возненавидит как подлеца, воспользовавшегося своим положением, получившего своё и сбежавшего. Ну что ж, коль такое произойдёт, ничего не поделаешь. И всё равно, нужно уносить свои ноги отсюда за пределы опасной зоны».
Для успокоения совести в своё оправдание, для себя, я определил, что у нас во взаимоотношениях с Ларисой ничего не срастётся. Какой ей толк от меня, безработного?
И вообще, и мне пока никто не нужен, но попозже всё-таки я ей позвоню.
Следуя в загородный дом, у железнодорожной станции, в местном сельпо я затоварился необходимыми продуктами на неделю и с тяжеленными сумками направился к своей тайной резиденции.
Мой красавец дом смотрелся готическим произведением искусства среди однообразных строений посёлка. День был в разгаре, поэтому я без опасения зашёл на территорию своего участка, лишь немного посетовав, что в прошлый раз, впопыхах уезжая, забыл закрыть калитку на щеколду.
Ставя сумки на крылечко и доставая ключи из кармана, я не сразу заметил отпечаток подошвы чьего-то ботинка, оставленный на месте утраченной уличной плитки, которое я вчера залил раствором цемента. Значит, вскоре после отбытия в город, в моё отсутствие кто-то наведывался в мою обитель и, скорее всего, ночью. И калитку он наверняка не закрыл за собой, а не моя оплошность. Хорошо хоть в темноте незваный гость не заметил отремонтированное крыло порожка.
Дверь оказалась, вроде бы, не взломанной. В доме, на первый взгляд, всё чисто, вскрытий и разрушений нет. Но не факт, что здесь никто не побывал. Замок надо поменять, на всякий случай, на более мощный.
И всё-таки, что же здесь происходит, чёрт побери? Привидение, что ли, снова стало наводить ужас? Хотя какое привидение, привидения следов от ботинок не оставляют. Реальный некто шарахается по моим владениям и шарится по углам. Что у него на уме?
«Ё-моё, с этой любовью и негативными раздумьями о своей бывшей я совершенно забыл про тетрадь!»
Рыпнулся к камину. Коробка с тетрадью была на месте. В камине поленья лежали, как я их сложил, укрывая находку.
Буду надеяться, что у незнакомца нет криминальных наклонностей и кровавых планов относительно меня, кроме желания найти, как мне думается, коробочку с тетрадью. Но до конца уверенным быть нельзя. Сейчас, в это смутное время, от сынов Адама всего можно ожидать. Психов и нездоровых людей в мире хоть пруд пруди.
Немного нервно порассуждав, к чему может привести история и с таинственным визитёром, и с найденною мною писаниной, я решил: прежде чем изучить содер- жимое тетради, — не исключено, что там кроется разгадка переполоха вокруг моего дома, по возможности нужно обезопасить себя доступными мне средствами.
Магазин стройматериалов находился на краю нашего поселения, но там, кроме висячих замков для ворот и калитки, не оказалось жизненно необходимого того, что требовалось мне, и я смотался на ближайший строительный рынок, где нашёл моток колючей проволоки под смешным названием «егоза».
«Егоза» — серьёзная вещь. Такой проволокой обычно огораживают сверхсекретные объекты и воинские части. Её преодолеть практически невозможно. Пожелавшего испытать на себе действие этой жуткой штуковины ждут не только разодранная одежда, но и страшные рваные раны.
При покупке средства охраны, в довесок мне посоветовали взять ещё и кожаные перчатки для работы с «егозой». Без них даже до дома не дотащить агрессивно ощетинившийся моток колючки.
Вязальная проволока нашлась в хозблоке, и я незамедлительно приступил к работе, прикручивая колючку к верхней части забора, огораживающего мой участок земли, на котором стоит дом.
Работа не из лёгких.
Опасаясь неизвестности, опять трудился до темноты, получая презрительные взгляды случайных прохожих и соседей, издалека наблюдавших за моими художествами, каковые меня не сильно трогали. Один из доброжелателей даже цинично сострил в мой адрес:
— Ты ещё электрический ток не забудь пустить.
Единственное, что на время выбило меня из колеи, так это звонок Ларисы, значительно ослабивший мой боевой запал.
Лариса с недоумением, слезливым голосом пыталась выяснить, почему я так по-подленькому сбежал, обещав остаться, и все мои объяснения насчёт того, что меня срочно вызвали на работу, не удовлетворили её. Она в сердцах или обречённо бросила трубку, перед тем сказав, что за очередной оплатой за квартиру я могу приехать через месяц. Вот теперь точно придётся искать более убедительные доводы в налаживании прежнего замечательного контакта с, понятное дело, не виновной особой. Но нужно ли это ей и мне? Вопрос остаётся открытым. Поживём, увидим. Зато у меня появилось время на раздумья.
В упадническом настроении, в конце концов, завершив свою работу, я взглянул на плоды своего труда. Получилось неплохо. Уже второй раз за последнее время убеждаюсь, что руки у меня растут оттуда, откуда надо.
«Какой талант пропадает зазря», — попытался я принудительно выдавить из себя улыбку.
Забор стал надёжнее во много раз, но теперь придётся каждый день обходить свою территорию по периметру и смотреть, не появились ли следы на колючей проволоке в виде загнутых зубчиков или клочков чьей-либо одежды, от пытающихся перелезть через ограждение нежелательных элементов.
Свет торшера наполнил комнату спокойствием и уютом. Заслон стоит основательный, беспокоиться не о чем.
-Теперь можно сильно не зацикливаться на мыслях о недружественных визитах псевдо-привидения. - С этой мыслью я начал готовить себе ужин, но, предварительно, дверь опять же подпёр лопатой.
Поглощая пельмени со сметаной — на большее фантазии по приготовлению еды у меня не хватило — я листал свободной рукой, вынутые из коробочки, записи.
«Интересно, это всё-таки дневник или описание похождений, если судить по вступлению, что успел прочитать, где автор намекает на то, что по жизни можно зарулить в любую сторону и нахлебаться по полной. Или исповедь? К сожалению, начало не очень увлекло, поглядим, авось раскочегарится».
Неудержимая зевота не дала мне не только внимательно почитать таинственную рукопись, но и убрать за собой грязную посуду. Предыдущая бессонная ночь с прекрасной Ларисой и вынужденная трудовая деятельность сделали своё дело.
Накрыв всё на столе полотенцем, я, не раздеваясь, рухнул на кровать и тут же уснул богатырским сном.
Завтра наступило моментально.
Не до конца проснувшись, я добрёл до туалетной комнаты и, взглянув на своё отражение в зеркале, неодобрительно качая головой, прокомментировал, увидев там небритого, неопрятно одетого в помятую одежду, человека: «Надо же так опуститься за короткое время, даже сплю не раздеваясь. С таким примитивным образом жизни пора кончать однозначно!»
Солнце в окно хлестало, как летом, поднимая настроение. Лопата, подпирающая дверь, стояла на месте, окно не раскурочено, значит, ночь прошла спокойно, без неожиданностей.
Приняв душ и наскоро перекусив, я вышел во двор покурить на свежем воздухе и, случайно бросив взгляд на верх забора, увидел в одном месте несколько загнутых не так лепестков колючей проволоки, которой был обнесён весь забор. Явно кто-то ночью всё же хотел проникнуть ко мне на территорию, но ему помешала «егоза».
«Воры? Менты? Может, тот, кто до моего появления шурудил тут?»
Поправив проволоку как надо с помощью плоскогубцев, я обошёл здание вокруг. Больше следов преступления нигде обнаружено не было, значит, можно без волнения, неторопливо, заниматься своими делами.
Забытая мною, тетрадь открыто лежала на столе.
«Если идёт охота за ней, то неизвестному в этот раз не удалось перебраться через забор, значит, следует ждать очередного визита. Полиция не может так грубо действовать, звякнули бы, кнопка звонка на калитке. Скорее всего, воры. Видят, дом добротный, почему бы не поживиться», — так порешил я.
Ещё раз, для успокоения, осмотрев все закоулки дома, я уселся в мягкое кресло бывших хозяев, взял тетрадь с записями и погрузился в чтение. Пора разобраться, что к чему.
Дневник
Я пишу эти строки для самого себя, то есть для себя другого, который не ведает, кем он (я) является на самом деле. Так пусть будет тебе известно, ты — это я, только ты, на данный момент, живёшь не своей жизнью, не своим сознанием и ничего не знаешь и не помнишь не только обо мне (о себе) настоящем, но и обо всей своей прошлой жизни!
Пойми это правильно и не прими мои откровения к тебе за бред умалишённого человека.
Я хочу, чтобы ты, после прочтения написанного мною, узнал всё про себя, всё понял и сделал правильные выводы, за которыми последуют соответствующие поступки, решающие в дальнейшем твою (мою) судьбу. Но я однозначно, безоговорочно хочу с твоей помощью возвратить своё реальное «Я».
Как бы там, в дальнейшем, ни сложилось, тем не менее выбор остаётся за тобой, и мне придётся предстать перед фактом, который окажется в итоге, и смириться с ним. Я же не знаю, может быть, ты весьма доволен существующим положением вещей, счастлив в настоящей своей жизни и ничего в ней менять не намерен, не знаю, но всё-таки учти моё осознанное, будучи в здравом уме и трезвой памяти, принятое решение вернуться в себя настоящего.
Отнесись серьёзно к этим моим записям, если ты их нашёл, и если даже они тебе сразу не понравятся, не выбрасывай их, а дочитай до конца, хотя бы из-за уважения ко мне, читай, к себе, только к себе иному, не похожему на тебя те- перешнего.
Мне нелегко и опасно доходчиво, втайне от своих хозяев, писать эти строки, но надо, чтобы я, в твоём обличии, узнал, что предшествовало изменению моего сознания и памяти, как и почему это произошло. А также горю желанием подсказать тебе, что делать дальше, если ты, конечно, захочешь вылезти из шкуры раба, управляемого чужими людьми, и превратиться в настоящего человека.
Я уверен, прошлое иногда будет прорываться к тебе, ко мне, из другой твоей, моей, жизни в существующую твою реальность. И ты, то есть я, в эти редкие минуты или часы прозрения, знаю наверняка, не сочтя умопомрачительные, не всегда понятные, видения за бред воспалённого разума, сумел разобраться и перебороть себя, сконцентрировав внимание на приходящем, а значит, воспользовался этим. Пусть не с первого раза у тебя всё получилось, раз тетрадь в твоих руках, но ты нашёл мои записи, и это первый шаг к освобождению себя из чуждого плена.
Повторяюсь, сочтёшь своё возвращение разумным или останешься тем, что из тебя сделали и к чему ты, может быть, привык — решать тебе. Но всю подноготную о себе, как мне видится сейчас, ты должен знать обязательно. Это я так решил и даю указание себе — найди эти записи и прочти обязательно!
А твоя моя жизнь, в сознательном возрасте, началась с выбора одной из дорог, которые предстали передо мной: быть обывателем или с головой погрузиться в авантюрную, полную непредсказуемых ситуаций, жизнь. Аналогичный выбор и сейчас стоит перед тобой. Тогда я выбрал второе, о чём не сожалею, но поплатился за это. Осознай: есть шанс кардинально изменить существующее положение вещей.
У меня, по всей видимости, далее писанина будет получаться несколько сумбурной, извини, но, действительно, сейчас положение моё незавидное, приходится прятаться и писать урывками, поэтому возможностей на соблюдение литературного стиля особо нет.
Так вот, кто же ты всё-таки такой и что из себя представляешь.
Ты, неординарно мыслящий, как многие пели мне (тебе) дифирамбы, молодой учёный в сфере высоких технологий, и твоим коньком в университете, где ты работал и преподавал, в этих вопросах были электроника, робототехника, программирование и многое другое, представляющее собой передовой рубеж развития науки и техники.
Без проблем, как суперхакер, ты мог взломать любую электронную систему, изменить программу и прочее подобное было тебе подвластно. Не буду вдаваться в подробности спец. языка, так как сейчас не поймёшь его, пока не вернёшься в самого себя.
И всё, вроде бы, складывалось нормально и достаточно увлекательно, но даже в такой безгранично интересной области деятельности мне (тебе) не хватало адрена- лина.
Да, преподавание в универе, неограниченные возможности научных изысканий в информационно-коммуникационном пространстве, уважение коллег благосклонно влияло на твоё интеллектуальное развитие, принося ощутимую пользу не только в становлении в качестве серьёзного учёного, но и в материальном отношении сопутствовало безоблачному существованию в этом, не весьма добропорядочном, мире. Однако, несмотря на все плюсы спокойной, состоявшейся во всех отношениях, в том числе профессиональной, жизни, твоя натура бурной страсти не давала покоя и рвалась наружу. Хотелось ещё чего-то эдакого, чего — сам не знал, пока не предложили поработать в ФСБ. Надеюсь, данную аббревиатуру тебе расшифровывать нет надобности. Она каждому смертному понятна и без конкретизации.
Выбор был сделан. Такие приглашения и такой набор тем по моей специфике, предложенных к разработке, случаются один раз в жизни.
«Твою мать!.. Не хватало ещё, чтобы здесь были замешаны эфэсбэшники».
Я нервно вскочил с кресла и, положив раскрытую тетрадь на стол, решил ещё раз заварить себе чаю. Надо было как- то унять возбуждение, полученное от прочтения первых страниц записей. И так нервы ни к чёрту в связи с тайнами вокруг дома и возможной охотой за мной всемогущей жены, а тут ещё эфэсбэшники какие-то и чудная нелепица.
Да и Ларисе надо бы позвонить.
Нет, не сейчас, потом. Ничего, пусть немного попереживает, а то думает, наверное, что уже захомутала меня. Нет, дорогуша, я ещё сам в себе не разобрался. Потом, всё потом, когда буду готов к активным действиям во всех на- правлениях, если, конечно, судьба будет благоволить мне. А автор дневника — парнишка-то, по всей видимости, изначально был не хилый, раз им заинтересовалось ФСБ, если не сочиняет. Правда создаётся впечатление, что с головой он не весьма в ладу, раз пишет про своё второе «я». Такое творчество проявляется обычно, когда происходит сдвиг по фазе. И свою писанину, зачем-то, замуровал так,
что не отыщешь.
Чайник зафыркал, сообщая о готовности превратить мелкие чёрные катышки сухого чая в распустившуюся ароматную взвесь чудесного напитка.
Машинально проделав манипуляции по приготовлению к чаепитию, я невольно осознал, что меня тянет к дальнейшему чтению тетради и жуть как хочется узнать: а что будет дальше с героем данного повествования в той чудесной организации. Что там с ним произошло сверхъестественного, раз наваял такие, непохожие на правду, откровения о раздвоении личности, которые решил за- прятать? И почему именно здесь?
Не торопясь, с чашкой чая в одной руке и тетрадью в другой, я занял прежнее положение в удобном кресле и продолжил чтение.
Дневник
Возможности и обеспечение там, в ФСБ, действительно оказались астрономическими, о которых даже и не мечталось. Ограничений в деятельности вообще не существовало, но основными направлениями безоговорочно являлись: ан- титеррористические организации, разведка, компроматы, мудрые подставы, новые виды вооружений, разработка передовых технологий, не имеющих аналогов в мире. В общем, вся самая секретнейшая информация, где требуется человеческий гений, способный творить чудеса и выдавать фантастические, неподвластные даже супер разумному человеку, идеи и воплощать их в жизнь.
Работа настолько увлекла, что поначалу я сутками не выходил за пределы своей лаборатории, забывая зачастую о еде и сне. Я ни в чём не нуждался. Любое новое слово в области компьютерных технологий тут же материализовывалось у меня по первому моему требованию. Это была наивысшая степень сочетания предела моих желаний с возможностями сильных мира сего.
Естественно, я занимался и своей личной научной деятельностью, которой никто не руководил, и я находился в свободном полёте собственной фантазии, как мне виделось, в пробивании бреши в умопомрачающее технологическое будущее. Но в то же время, по первому требованию, отстраняясь от своих научных изысканий, доводилось исполнять и конкретные задачи руководства, которое обеспечивало мне идеальные условия для работы.
Исходя из перечня моих основных обязанностей, мне ставились задачи и по линии поиска, нахождения и контроля за боевиками и главарями террористических организаций, и по сбору данных, и по созданию и сбросу в нужном направлении на разные носители и в цифровое пространство дезинформации. Самым тягостным, из всего этого, являлось содействие в организации ликвидации экстремистов и неугодных власти личностей.
Многое входило в зону моей ответственности и многое позволялось, без оглядки на кого-либо, ваять, зато в случае необходимости всегда безукоснительно требовалось приостановить любые, даже самые перспективные научные разработки в сфере высоких технологий, даже те, которые и на секунду нельзя было бросить, и приступать к тому, что прикажут. А после на «отлично» выполненных заданий ты мог дерзать дальше и вести свои научные изыскания, не зная ни в чём отказа.
Работа по всем направлениям была плодотворной. Ни одного нарекания в мой адрес ни разу не поступало.
Через меня вынужден был проходить огромный объём сверхсекретной информации, часть из которой я и сам создавал, и он хранился на подведомственных мне носителях, из-за чего ко мне даже охрану приставляли, когда я выходил во внешний мир или ехал домой.
Но именно эту деятельность я считал побочной и не держал её в голове и, тем более, не собирался где-то её озвучивать. Основное — это мои научные разработки, считал я.
Деньгам счет не вёл, суперсовременную квартиру выдали. Что мне ещё по жизни надо? Всего в достатке. Родных нет, но об этом потом всё узнаешь, когда вспомнишь себя.
До поры до времени всё было замечательно и круто, пока не пришло осознание, что мир не так уж прост, как нам кажется с первого взгляда. Особенно это коснулось той особой сферы деятельности, куда я влез и где мне, в результате, определили место. Я и сам был пособником и участником при создании многих античеловеческих схем по людям, утратившим доверие нашей системы, по специалистам, зачисленным в списки отработанного материала, криминальным субъектам, террористам и прочим, думая, что меня это не затронет никоим образом. Но я, неопытный и самоуверенный, глубоко ошибался, а скорее не думал об этом, считая себя центром вселенной, незаменимым специалистом.
Где предел человеческих возможностей — никто толком не знает, а тот, кто на грани, зачастую не осознаёт, что подошёл к роковой черте, которую переступать не следует. Вот и я, иногда сутками не вылезая из своего бункера-лаборатории, в какой-то момент понял, что от перегрузки начал сходить с ума. Это стали замечать, в том числе, и, шефствующие надо мной, лица, о которых я мало что знал. Неадекватность в некоторых моих поступках зародило, по всей видимости, у руководства некоторые подозрения к моей личности. Не слишком вдаваясь в причины изменения моего поведения, местечковое начальство стало уделять мне более серьёзное внимание, как позже до меня дошло, вначале в плане наблюдения за мной.
В скором времени ко мне прикрепили симпатичную лаборантку, которая стала не только помогать мне по работе, оказавшись очень умной и продвинутой девицей, но и окружила меня заботой, став моим единомышленником во всех моих делах.
Естественно, у нас завязался роман, и довольно-таки часто я ночевал у неё дома. Можно сказать, её дом стал и моим. Так близко мы сошлись. Она стала мне как бы женой, но без регистрации.
В один из дней я обнаружил за собой не то слежку, не то видоизменённую усиленную охрану. Этой информацией поделился с Эммой — так звали мою любовь-лаборантку. Она совершенно не удивилась, спокойно высказав свою версию происходящего:
— Тобой, наверное, очень дорожат и считают ценным сотрудником, и поэтому усилили охрану.
Фраза прозвучала коротко, ясно, но несколько фальшиво, как будто до этого я был не ценным.
Через пару недель, явно получив от руководства разрешение, об этом я опять же потом догадался, Эмма мне, вроде бы по секрету, сообщила, якобы где-то ненароком услышала, что у нас в компании завёлся «крот», и часть информации вышла за пределы нашей лаборатории.
Я взволновался:
— Они что, считают меня «кротом»?
Эмма поняла, что неправильно построила информационный выплеск и, не очень умело оправдываясь, выдала мне, что на самом деле всё наоборот. Что в объёме спущенной информации упор делается на мою персону.
Смысл, в общем, заключался в следующем: будто этот неизвестный «крот» слил всю подноготную и обо мне, акцентируя внимание на то, что главным действующим лицом, мозгом в изобличении и раскрытии террористических организаций, в подготовке проведения операции по ликвидации бандформирований, в нахождении преступных лидеров являюсь я. Я — носитель очень серьёзной, суперсекретной информации. И следствием этого, с чужих слов, получены достоверные данные, что за мою голову объявлено игиловцами, или другими террористическими сектами, вознаграждение, огромные деньги. Вот потому-то для меня и решили усилить охрану.
В тот момент, совершенно не понимая к чему всё идёт, и для чего мне пудрят мозги, по наивности принимая вымысел за действительность, я себе вообразил, что меня реально заказали. Боевики — дело серьёзное, раз решили ликвидировать, то это рано или поздно произойдёт.
По поручению руководства неумело выданное Эммой оправдание слежки за мной дало диаметрально противоположный результат, вместо ожидаемого.
Расчёт на то, что я закроюсь в своей скорлупе, никуда не буду рыпаться и не буду обращать внимания ни на слежку их сотрудников, ни на какие другие внешние изменения вокруг себя, не оправдался. Они мыслили утихомирить меня, сделав абсолютным податливым паинькой, полностью доверившимся силовой структуре.
Если раньше я совершенно не вникал в суть полученной информации и тупо выполнял свою работу, не думая o серьёзности и, тем более, каких-либо последствиях свершённого мною, будучи увлечённым решением других научных задач, не связанных с ФСБ, — наука для меня была превыше всего, то после столь ошеломительного сообщения начал для себя анализировать и делать выводы, куда, к какому итогу может привести моё легковесное отношение к поручаемым заданиям.
Дрожь охватила меня. Теперь придётся ходить и озираться по сторонам. Оружие вряд ли мне, ботану, выдадут. Мой покой, моя довольная жизнь моментально были нарушены.
От испуга, предполагая исход и последствия содеянного, я не мог сосредоточиться ни на своей научной, многообещающей, тематике, ни на своих прямых обязанностях. То есть, говоря простым языком, стал очень плохо работать.
В голове стали зарождаться дурные мысли типа того, что надо бежать. Тайно бежать подальше из этого опасного места.
Уже не в радость было и полное техническое и материальное обеспечение в моих научных исследованиях, и в бытовом плане.
В помещениях нашего офиса я передвигался совершенно свободно, не обращая внимания ни на работу сотрудников, изолированно сидящих друг от друга, ни на то, что меня окружало. Моё помещение, напичканное сверхсовременным оборудованием, было самым большим. Я был удовлетворён, и поэтому меня не интересовало, что вокруг происходит. Теперь же я наконец-то открыл глаза.
Оказывается, за всеми моими действиями и передвижениями неотрывно следили видеокамеры, фиксируя всё, что я делаю и куда иду. Единственное, ни одна из камер не была направлена на монитор моего компьютера, во избежание утечки информации и случайного оглашения, какими делами я тут занимаюсь.
Воспользовавшись этим привилегированным положением, я без труда, никем не замеченный, влез в базу данных сбора видеоматериала с камер наблюдения — и точно, всё записывается, в том числе и последние мои растерянные телодвижения, и животный страх.
В связи с нехорошими для себя открытиями, с каждым днем моё состояние всё значительнее негативно отражалось на моей основной работе, что очень скоро стало понятно и руководству.
Любое направление, которыми я занимался по приказу, не терпело ни промедлений, ни брака, и вскоре у меня появились данные, что по некоторым из них действует, ещё не совсем, по моим понятиям, умелый дублёр. Но, судя по его потенциалу, в ближайшее время он сумеет превзойти меня, из чего, своим больным воображением, я сделал вывод — мне подготавливают замену.
А что со мной? Что станется со мной? Я решил выяснить этот вопрос и, не напрягаясь, обойдя электронные заморочки службы безопасности по контролю за сохранностью банка данных сотрудников, залез в информационные блоки о предшественниках, работавших здесь до меня и списанных за ненадобностью. Кто-то из них проштрафился, кто-то не оправдал доверия, кто-то по возрасту был уволен, или прочие причины повлияли на их отстранение от работы. Это меня мало беспокоило. Я хотел узнать, что с ними стало в дальнейшем.
Всё стало ясно: чтобы их никто не нашёл и не воспользовался их знаниями и возможностями, им меняли внешность, блокировали разум, очищая его от всего, чем и кем они являлись до этого. Вливали в голову другую прошлую жизнь и отправляли в тихие места коротать остаток дней в чужом обличии, о чём те даже и не догадывались, счастливо живя на задворках настоящей жизни. А для тех, кто ещё мог в перспективе пригодиться, способ кодировки был несколько иной, который отличался тем, что там существовала прореха в виртуозном изменении личности.
У этих людей, при определённых условиях, иногда случались мимолётные прорывы пришлого сознания или какие- то вещи наталкивали их на кратковременные вспышки воспоминаний, а затем вновь туман и возврат в чужую жизнь.
Вся эта информация о переделанных людях тщательно фиксировалась в документах ФСБ, куда я сумел забраться.
Некоторых, более ценных бывших членов команды, возможных для дальнейшего использования, далеко от себя не отпускали и постоянно держали под наблюдением, поселив в свободное житьё-бытьё, где-то рядом со своим куратором.
Я понял, что и мне грозит нечто подобное.
Немного спустя, занимаясь только своими вопросами и перспективами моего будущего, из рук вон плохо выполняя поставленные руководством задачи и забросив науку окончательно, я уже точно знал, что мне предстоят операция смены внешности и манипуляции по частичному изменению сознания по схеме номер два. То есть с возможностью возврата в себя. А осуществление кураторства и наблюдения за мной должно было лечь на плечи моей помощницы Эммы, для чего её заранее внедрили ко мне в качестве лаборантки и будущей псевдо-жены. Требовалось, чтобы у меня выработалась привычка к человеку, постоянно находящемуся рядом, и в послеоперационный период преждевременно не проснулись сомнения в реальности происходящего вокруг.
В процессе переживаний родилась мысль: нужно подготовить себе отступные варианты, типа побега, что вряд ли сумею реализовать, или как-то по-другому вернуться в свою настоящую жизнь. Овощем быть не хочу.
Для начала взялся за изготовление для себя новых документов на другое имя, в чём проблем у меня не возникло, поскольку обладал такой техникой и данными по всем базам и основательными познаниями в этой области. Я ведь по подобным вопросам для других неоднократно работал.
На время отвлёкшись, чтобы отхлебнуть уже полуостывшего чая, я подумал: «Бывает же такое. Ну, прям как я. И документы-то он справил практически так же, чтобы испариться в неизвестность, и первым-то хозяином этого дома, скорее всего, был он, раз здесь свою баночку заныкал, и прятался, наверное, как и я, в красивеньком особнячке, для чего и я приобрел его, правда, последним, в чём наше отличие».
На редкость странное совпадение, такого по жизни не может быть априори. И надо же, хоть и косвенно, но именно здесь и именно мы перехлестнулись. Чудеса, да и только.
Почитаем дальше, может пойму, что у него могло пойти не так, раз я наткнулся на его секрет, а он не отыскал. Буду надеяться, что с ним всё в порядке, с собратом по несчастью.
Дневник
Следующим шагом было создание материальной базы в виде открытия банковских вкладов, доступных только мне, без засвечивания личности хозяина вклада. И этими возможностями я владел идеально.
А как увести приличную сумму из бюджета нашей конторы и частично получить наличку, мне не составляло труда. Но и на моём настоящем счету, как у хорошо оплачиваемого работника, также лежало немалое количество денег.
Зная, что ко мне относятся как к гению, но и в то же время и как к не совсем адекватному человеку, я решился играть по-взрослому.
Однажды на международном аукционе, через компьютерную сеть, за бешеные деньги, я приобрел картину известного фламандского художника прошлого в подарок своей Эмме на день рождения. Она была в шоке, но от подарка не отказалась. Картина, минуя меня, прибыла непосредственно к ней в назначенный день и час.
Ей сказал, что замечательное произведение живописи я приобрел по случаю, даже практически не видя его, зная только, что картина очень ценная. А почему так щедро оплатил, да потому, что нужно во что-то вкладывать деньги, в то, что не обесценивается, а наоборот, со временем, только растёт в цене. А с ней, со своей, по сути, женой, расставаться я не собираюсь. Значит, это просто сохране- ние и приумножение нашего семейного капитала.
На самом деле, я, таким образом, готовил пути отхода, выбрав картину, где ярко выделялась входная группа изображённого на картине дома. Кто бы ни смотрел на этот шедевр, в первую очередь обращал внимание именно на порог красиво выписанного здания, а затем начинал воспринимать всю картину в целом.
Достаточно хорошо изучив Эмму, я не сомневался в том, что она не выбросит эту, столь дорогую вещь, а так как, якобы, картину я практически не видел, то обязательно вывесит её там, где она будет наблюдать за мной после операций по замене меня на другую личность. Психология. В своей предыдущей служебной квартире без присмотра вряд ли её оставит. Даже и у них, безупречных служак, дорогие предметы имеют свойства безвозвратно и бесследно исчезать. К сожалению, и в рядах ФСБ не всё так гладко и радужно.
То, что меня неминуемо подвергнут бездушной операции, я уже ощущал всеми фибрами своей души. Поэтому я сделал всё, чтобы ты (я) в редкие мгновения, непонятных для себя, прозрения и сомнений, — а своей ли ты (я) жизнью живёшь, которая на тот момент вокруг тебя, — невзначай наткнулся на какую-нибудь из моих подсказок. Одна, основная из них, это картина с домом, который существует в реальности, и я должен буду отыскать его в своей новой жизни и понять, зачем моя подсказка привела тебя к нему. Там, в порожке, я и запрячу тетрадь с записями, расшифровывающими твою сущность, твоё «я».
Ты читаешь это, значит, ты нашёл тетрадь, на что я очень надеюсь. Я и спрятал-то её, можно сказать, на видном месте, на что тебе указывала картина, якобы случайно купленная в преддверии ухода меня в другое измерение.
Риск того, что эта картина в новой моей жизни может и не попасться на глаза, разумеется, существует, но ещё раз выражу надежду, что Эмма не посмеет вы- бросить или убрать её с глаз долой, так как она реально хороша и в прошлом, как она думает, не была засвечена передо мной.
И ещё, перед самой-самой операцией я утащил у Эммы золотой мужской перстень с огромным бриллиантом и горсть золотых монет, хранившихся у неё в укромном месте, возможно, предназначенных на чёрный день, как в случае и со мной. Кто её знает.
А может быть, у неё есть любимый покровитель из высоких чинов, раз перстень мужской, который ей более нужен, чем я, с кем она живёт не по своей воле. Любящий её какой-нибудь генерал, временами сбегающий от своей постаревшей жены, но понимающий положение вещей, не претендующий на большее, и способствующий их общему чекистскому делу.
Это я проделал не из-за корыстных побуждений, а в надежде на то, что когда Эмма будет переезжать на новое место дислокации, то обнаружит ценную пропажу и, памятуя о моей выходке с приобретением дорогостоящей картины, случайно проговорится: а не на эти ли средства она была куплена? Жалко же терять добытое трудом и потом в бесчеловечной борьбе за, более-менее, нормальное существование в будущем. Тем самым укажет мне, на что следует обратить внимание, и простимулирует меня покопаться в своих мозгах.
Там, на картине, я немного масляными красками тайно подправил крыльцо дома, более выделив его, особенно ту часть, где будет запрятана важная коробочка, если ты заметил.
Я задумался. Вот бы увидеть эту картину и оценить, реально ли догадаться по поводу порога.
Так значит точно, это он, автор этих строк, наводил и наводит беспорядок, выискивая чего-то, не зная чего, смутно представляя, зачем он здесь, но навязчивая идея, наверняка, не даёт ему покоя.
А может, всё-таки, это и не он, а кто-то другой рыскает по дому и порождает ужас у жителей не только дома, но и всего поселения?
Дневник
Подобные незаметные подсказки я создавал и при помощи других предметов, с которыми, я предполагал, Эмма не пожелала бы расстаться, и которые в дальнейшем могли бы во мне всколыхнуть вспышки памяти. Но раз ты нашёл это моё бумаготворчество, то перечислять их уже не буду. Незачем тратить время и силы на уже бессмысленную информацию.
Главное был дом!
Рассудив, что нужно действовать более активно, с опережением, пока меня не взяли в оборот, я тайно, в обход всех блоков вокруг меня, так же дистанционно заказал и очень быстро построил дом в посёлке, на том месте, где ещё стояла развалюха, оставшаяся от моих родителей.
На историю с домом меня натолкнули документы на землю и хибару, оформленные по завещанию на меня, случайно обнаруженные мною в своей старой квартире, когда я освобождал её от ненужного хлама.
Вначале я переоформил старый дом на свои поддельные документы. А для того чтобы не засекли, чем я занимаюсь на работе, куда лазаю, с какими документами работаю, что набиваю на компьютере, я сделал очень просто — на камеры наблюдения за мной на квартире и в офисе пускал ранее отснятый материал с моими действиями, который хранился у нас в архиве. Естественно, и этот материал был мне доступен, как и всё в этом мире.
Я обеспечил себе полную свободу и независимость от службы собственной безопасности. Сиди, занимайся своими делами. Никто же не будет вспоминать или сравнивать, как я вёл себя тогда и почему веду себя опять также, что харак- терно для моей работы.
Сделав свои дела, я вновь запускал камеры слежения в существующий режим.
Дом получился на славу. Спасибо подрядчикам. Точь в точь, как на картине. Да и его местоположение, может быть, всколыхнёт потом во мне какие-то утраченные чувства, пахнув чем-то родным и знакомым.
Когда мне станет известна точная дата моего заточения в клинику, я накануне вмонтирую коробочку-кирпич с этими записями в порог дома, и ты найдёшь его и, прочтя, сделаешь так, как сочтёшь нужным. В любом случае, как я уже писал, выбор за тобой.
Как провернуть операцию с закладкой, я уже придумал. Нужно только понять, как дальше будут развиваться события.
Прошло не так много времени, и я вновь берусь за записи, потому что активность вокруг меня начинает возрастать. Сначала мне, практически в открытую, стали намекать, что из-за «крота» в нашей конторе, которого никак не могут обнаружить, я нахожусь в очень серьёзной ситуации. Затем напрямую сказали, что в связи со сложившимися обстоятельствами мне необходимо изменить внешность,
чтобы не подвергать себя опасности.
Как бы красиво ни пели мои коллеги, что это не только в моих, но и в государственных интересах — сохранить мою жизнь, и самопожертвование, даже во благо Отечества, они не одобрят, если я откажусь от вынужденной меры, однако в их, «заботливых» обо мне, речах откровенно читалось: отказ не принимается при всех раскладах. Отвертеться было невозможно.
Понимая, чем всё может закончиться, когда многое знаешь не только теоретически, но и на практике, начинаешь задумываться. А я сталкивался с данными сведениями по долгу своей службы: людям нашей структуры, тем более с объёмом такой сверхсекретной информации, как у меня, без альтернатив, предоставляются только два пути выхода. Первый — через трубу, имеется в виду крематорий, или соглашаться на то, что тебе предложат. Нюансы полной процедуры изменения человека, конечно же, не оглашаются.
В полной мере отдавая себе отчёт, что я являюсь уже отработанным материалом, ещё к тому же вынужденным готовить себе замену, разумеется, я и занялся вышеописанными делами по будущему вызволению себя из сложившихся обстоятельств.
Понятное дело, возникает закономерный вопрос: почему меня сразу не уничтожили? И почему я с такой уверенностью думаю, что пойду под нож по схеме номер два?
Отвечаю, хотя я, вроде, об этом уже писал.
Просто для завершения некоторых проектов и расшифровки многих программ, подвластных только мне, смогу ещё пригодиться, если новоиспечённому сотруднику, заменившему меня, я не до конца всё передал, как подозревает моё руководство. Или решили оставить, на всякий случай, про запас. В перспективе будет видно.
Но если у них, моей судьбы вершителей, все спечётся и вопросов ко мне больше не будет, и любой вопрос они сумеют решать без моего непосредственного участия, то, вполне вероятно, оставят меня в покое, сослав подальше от цивилизации, или пустят в расход.
Увлекательное чтение тетради прервал внезапный звонок от калитки уличного забора. Там кто-то нетерпеливо давил на кнопку, а в домашней тишине оглушительно ухал, настроенный под колокол, звуковой зуммер, висящий около входной двери.
Невольно дёрнувшись от неожиданности, я захлопнул тетрадь и, выбравшись из кресла, с опаской выглянул из- за занавески в окно. За забором виднелись полицейские фуражки. Чуть поодаль стояло несколько полицейских машин с мигалками и «скорая помощь».
Серьёзно отдавшись чтению, я даже не услышал ни шума подъехавших машин, ни гомона людей, собравшихся и громко, невдалеке, что-то обсуждающих с представителями власти.
«Неужели жена меня разыскала?» — сходу шибанула предательская мысль в голову, заставив в истерике забиться кровь в висках.
В отчаянии я отпрянул от окна.
«Затаиться и не выходить нельзя, всё равно достанут. Да и по калитке, закрытой изнутри, понятно, что в доме кто- то есть, не говоря уж о “сердобольных” соседях».
Засуетившись, я надел куртку, обернул несколько раз вокруг шеи шарф и, нацепив кепи, оценивающе посмотрелся в зеркало. Узнают меня или нет, если приехали за мной?
«Маскировочка получилась не ахти, — констатировал я факт неважнецкой конспирации. — Хотелось бы, чтобы всё-таки менты прибыли сюда не по мою душу. Может и пронесёт, но, на всякий случай, надо посильнее видоизмениться и максимально не походить на самого себя. Вдруг мой портрет жена разослала по всей округе, в том числе и в эти края, если даже прибыли не ко мне».
Здесь на глаза попались очки, забытые прежними хозяевами. Без промедления я тут же водрузил их на свой нос и обречённо шагнул на улицу.
Хоть в чужих очках всё вокруг расплывалось, но я ощущал, что внешне мне удалось принять совершенно другой облик, чем обычно характеризуется тот или иной человек. Сейчас я и сам бы себя не узнал, столкнись с собой на улице. Это немного успокоило меня, уняв волнение и дрожь в коленях.
— Здравствуйте, капитан Волков, — представился полицейский, держа в руках планшет с какими-то пометками.
— Вы проживаете в этом доме?
— Да.
— Один?
— Один, — односложно отвечал я.
— Вы ничего подозрительного в последнее время не замечали?
— Что именно? Что имеете в виду?
— Допустим там, шум, стрельбу, ссоры соседей или приезжих. Кто-нибудь пропал…
— Нет. Я здесь живу недавно.
— Как недавно?
— Практически несколько недель. Вот-вот только окончательно, можно сказать, обосновался, а до этого, малость, пришлось приводить дом в порядок. В общем, разбирался с бытом и не особо следил за округой. Некогда было.
— Может, какие слухи по вашему посёлку доходили до вас?
— Ничего пока не слышал. Да и с соседями как-то не удалось особо пообщаться.
— Почему не общаетесь?
— Полагаю, ещё не притёрлись друг к другу.
— А вот соседи говорят, что ваш дом пользуется дурной славой, а вы рискнули его купить.
— Ну, сплетням я не очень доверяю, а основным аргументом в приобретении была доступная цена хорошего домика. Так что, по заселению сюда, пока ни с чем особо подозрительным не сталкивался. А там поживём — увидим.
Историей, рассказанной мне недавно местным старичком-старожилом, я не стал загружать товарища из органов. Думаю, и без меня нашлось достаточно сказочников, поведавших о привидениях и прочей нечисти, посещающих мои пенаты.
Хотел, правда, поделиться соображениями по поводу того, кто мог простимулировать меня на работу по укреплению оборонительной способности забора колючей проволокой, и про оставленный след на пороге, но не рискнул. Ещё начнут таскать по разным отделениям, протоколы составлять, и засвечусь ненароком. А это, в моём положении, весьма опасно. Пусть сами копаются в своих делах. Мне ещё до конца нужно дочитать найденные рукописи и самому во всём разобраться. Со своими неурядицами, я надеюсь, справлюсь как-нибудь сам.
— Ваша фамилия, имя, отчество?
Я продиктовал полицейскому все свои липовые данные.
— В доме оружие имеется?
— О чём вы? У меня лично нет.
Волков грустно посмотрел на мои очки.
— Хотя вижу, какой из вас охотник. А про бывших хозяев что-либо знаете?
— Риелтор, может, и знает, а я нет. Не общались, знаете ли.
Капитан поблагодарил меня, попросив, если появится какая-то интересная информация, тут же обратиться по данному телефону, и сунул в руки свою плохонькую визитку.
— Давайте-ка запишу и ваш телефон, на всякий случай.
— А что случилось-то? — очнулся я.
— Так, ведём расследование, — машинально по-дружески отвечал полицейский, записывая номер телефона.
— Неизвестный труп с огнестрельным ранением обнаружен в лесу, недалеко от ваших участков. Выстрел был сделан, вероятно, из охотничьего ружья.
— Пока я здесь находился, никакой стрельбы не слышал.
— Я знаю. Преступление, судя по всему, произошло задолго до приобретения вами этого дома. Ещё раз спасибо, всего доброго.
«Какой нормальный человек, — подумал я, расслабляясь и заходя в дом. — Спасибо, всего доброго. Бывают же приличные люди, облечённые властью. Это хорошо. Слава Богу, не за мной приехали».
Тут я вспомнил историю деда про бывшего хозяина, доведённого до отчаянья. По его словам, у того-то ружьё было, и он ведь стрелял в кого-то, и говорил, вроде бы как и попал. Вдруг это связано с найденным в лесу жмуриком? Хотел было бежать обратно к капитану, но вовремя спохватился.
«Блин, а ну как то ружьё до сих пор в доме? Что, если отец семейства оставил его здесь. Вроде, какой-то удлинённый свёрток видел где-то мимолётом, когда искал старую кастрюлю для цемента, но не особо уделил ему внимания. Может, наверху? Чердак-то я ещё не разбирал. Хлама там море, есть шанс, что оно на чердаке где-нибудь схоронено в тряпье. Тогда и меня могут заподозрить в причастности к преступлению или обвинить в лжесвидетельстве, что сразу не рассказал, не указал, не выдал, и сам погорю, как швед под Полтавой. Нет, нет, нет! Забыл, так забыл».
Беспокойство вновь взяло верх.
«Нужно срочно, пока не нагрянули с обыском, проверить содержимое бесхозного помещения. Полиции в посёлке полно, кто-нибудь из них проявит рвение, да и, не ровен час, захочет лично осмотреть мой дом, если дедуля всё им выложил, как мне тогда. Чем чёрт не шутит, вдруг ружьишко там запрятано. А того хуже, если ещё и окажется, что именно из него кто-то убил несчастного».
Из-за этого дурацкого рейда по поиску свидетелей среди соседей я не мог чувствовать себя в безопасности не только по поводу случайного своего разоблачения, но и из-за ружья.
Пока в поисках ружья рылся в покрытом пылью барахле, перекладывая его с места на место, прикидывал, что к чему: «Интересно, кого грохнули в лесу и кто? Мой предшественник в лес с ружьём, вроде, судя по рассказам, не мотался. И в то же время, когда стрелял в досаждавшее ему привидение, мог того смертельно ранить, если утром следующего дня были у леса обнаружены, как говорят, следы, похожие на кровь. В таком случае очевидность его причастности к этому делу велика. Но в то же время встаёт вопрос: тогда кто же через день после выстрела опять ночью маячил у ворот дома, окончательно испугав бедное семейство, заставив их съехать?
Нет, весьма сомнительно вешать на измученного, охваченного страхом, бедолагу, убийство неизвестного. Мне кажется, он здесь ни при чём. Там, надо думать, полицейские наткнулись на совсем другое преступление, не связанное с, теперь уже общим, нашим привидением. Тем более и мне не раз с ним довелось столкнуться после переезда сюда. Может, бывший хозяин тогда кого и ранил, раз кровь обнаружили. Тот отлежался и опять взялся за своё, уже при мне. Я же видел следы, оставленные им. То собаки один раз его спугнули, то пробрался на мою территорию, вынудив меня нацепить на забор колючку. А однажды вообще обнаглел, запечатлев на цементе отпечаток подошвы своего ботинка. Жуть!»
Теперь осталось только понять, кто это мог быть?
Судя по прочитанному в тетради, это чудит хозяин опуса, ищет свои записи, трудно представляя, где они могут находиться, если, конечно, это не его хозяева, прознавшие про письменные откровения их сотрудника, желающие уничтожить компрометирующие их организацию материалы. Хотя навряд ли те так тайно бы действовали. Они, наверное, давно бы дом разобрали по кирпичикам, невзирая ни на какие условности и противостояние хозяев, и нашли всё, что надо.
Отсюда следует вывод: нужно ещё немного читануть, вдруг там ещё круче замес и разгадка, и уж потом, может быть, на время, допустим завтра, рвануть в город, оставив дом открытым, во избежание конфликтной ситуации с беспамятным мучеником и для предотвращения дополнительного разгрома моего жилья. Всё-таки он хозяин этой тетради, и она ему, так складывается, очень нужна. Положу её на стол, на самое видное место, пускай сразу отыщет.
Надеюсь, я правильно задумал поступить, если только именно он является тем самым страшным привидением, отчего дом стал обладателем дурной славы. И что весь разгром в нём происходит именно из-за неё — этой тетради.
Ладно, попробую так и сделать.
Самого ружья на чердаке я, к счастью, не обнаружил, это уже хорошо, но нашёл от него чехол и пачку охотничьих патрон. Могут ли они послужить уликой против бывшего и меня в столь серьёзном деле, судить не решился, а оставил найденное там. Потом выброшу где-нибудь подальше. Меньше будет хлопот на эту тему.
Работа следственной группы в посёлке затянулась на несколько дней, не давая шанса чужакам появляться на горизонте исследуемой территории.
Я, выбитый из колеи, ничем не способный заниматься, не смея покинуть дом, чтобы не подумали, что я пытаюсь сбежать, днём делал вид, будто копаюсь в саду, а вечерами понемногу продолжал чтение рукописи, иногда, прерываясь на время, выглядывал в окно, дабы убедиться в отсутствии слежки за мной. Интереса ко мне больше никто не проявлял, видимо их действия меня не касались.
В такой смурной, скучной атмосфере тетрадь в руках казалась просто каким-то детективным романом. Чем она закончится?
Дневник
С каждым днём я всё больше и больше замечал некоторые изменения в отношении к себе и частичные ограничения в работе. Пускай несколько ужали мои полномочия и объёмы деятельности, но для меня всё равно закрытых дверей не существовало.
Я начал выуживать информацию: кто будет делать мне операцию, в какой клинике, каковы последствия по двум вариантам и какие внешние признаки останутся от последствий данной операции.
Я получил и признаки поведения людей, прошедших подобную экзекуцию по одной и второй схеме. Главное, узнал возможности возвращения в свою настоящую жизнь.
Также подтвердилось, что меня проведут по схеме «про запас», и всполохи памяти в моём мозгу, при определённых условиях, будут неизбежны. И что моим куратором другой жизни будет Эмма, и буду жить с ней, в качестве супруга, в новой спец квартире, чтобы ничего не наталкивало на воспоминания. Так что мой расчёт был верным.
Думаю, контроль надо мной, больным после операции, останется кураторский, только со стороны Эммы, так как стану для конторы не очень опасен. Полагаю, в свободе передвижений не будет ограничений, и внешнее наблюдение будет отсутствовать.
Зная себя, убежден, что ты (я) сработаешь на славу должным образом, если что пробьётся в памяти.
Да, дом я продаю сразу после сделанной оной закладки, даже несмотря на то, что он записан на чужое имя. Это делаю для того, чтобы ни у кого не было никаких возможностей и путей-догадок найти и изобличить меня в моих неправомерных, по мнению ФСБ, действиях. И чтобы никакие бумажки не вывели на мой след, если вдруг я сумею вернуться в свою жизнь, чего хотелось бы.
Смущает несколько и в малой степени настораживает нахождение послания уже в чужом доме, у чужих людей, но деваться некуда, так надо. На преодоление пустяш- ных барьеров и препятствий я, в своё время, много сил не тратил, преодолевая их сходу, даже не замечая. И у тебя всё получится (получилось). Ведь ты — это я со всеми, вытекающими отсюда, возможностями. Надеюсь, ты был осторожен.
Для тебя немного ценностей положу в коробочку, на первое время, а когда вернёшься в свою реальную жизнь, без вопросов узнаешь, где находится основной твой капитал.
— Так он, мой герой, оказывается, несметно богат, раз то, что было им запрятано в шкатулку, для него считается немножким,— удивлённо, переваривая прочитанное, пробубнил я себе под нос, в очередной раз, вставая с кресла и выглядывая в окошко.
«Это же кардинально меняет всю диспозицию. Глядишь, и охота-то идёт не за эфэсбэшными откровениями, и не за возвращением лица, а банально кем-то — за его деньгами. Впрочем, кроме него самого, вернее, без него дело вряд ли выгорит. На его месте я бы не делал записи про свой неприкосновенный запас на случай завладения дневником кем-то чужим, как со мной произошло. В его ситуации эта секретная информация должна храниться только в его голове и нигде больше. Пожалуй, он действительно так и поступил. И суетится здесь сам, даже не подозревая о возможном обогащении. Что-то, видать, клюкает в его голове, но основная цель хозяина тайнописи, при условии серьёзно всколыхнувшегося сознания, — обретение себя и ничто иное».
Дневник
Теперь о самом наиглавнейшем.
Если ты решишься возвратиться в свою реальную жизнь, ты должен выйти на врача, под руководством которого мне будут делать, а для тебя уже сделали, операцию по изменению внешности и сознания.
Я выяснил: обратная операция практически безболезненна, не требующая много времени и особых клинических условий.
Все данные об этом человеке хранятся на плоской флешке, прикреплённой к задней стороне тетради.
Я перевернул тетрадь. Действительно, к внешней стороне обложки была прикреплена миниатюрная плоская флешка, на которую я изначально не обратил внимания, так как она представляла собой весьма тонкую пластинку, вставленную в углубление относительно толстой оболочки тетради, и по цвету сливалась с ней.
Отрывать флешку не стал, потому что понимал: это уже меня не касается.
Далее шло описание предлагаемых последующих действий по осуществлению плана возвращения гения в реальность, что я наскоро пробежал глазами, не очень вникая в суть. Это была уже сугубо частная, не увлекательная и не интересная мне, информация.
На истории с врачом, который неоднозначно фигурировал в предыдущих строках, немного тормознулся, решив добить повествование до конца.
Дневник
Схему принуждения врача по возврату тебя я продумал, проработал и, подробно описав, также оставил на флешке. Там есть нечто такое про моего, на данный момент, коллегу, что при любых раскладах он не посмеет отказать
тебе в проведении операции по реабилитации, и не решится доложить начальству о твоих намерениях.
В случае попытки, с его стороны, обнародовать задуманное тобою, он тут же подпишет себе приговор, о чём знает и чего боится.
Я так закрутил дело с врачом, что если даже тебя кто-то и уничтожит, пусть и без участия нашего доктора, то первым будет стёрт с лица земли именно он, уважаемый монстр.
Что в моих силах, сделано по максимуму, чтобы с твоей головы ни один волосок не упал.
Удачи тебе и не бойся, верши свою судьбу не торопясь.
Для более полной картины и для подтверждения того, что вышеописанное мною не бред, и ты действительно подвергся изуверской процедуре, перечислю основные заметные признаки и метки на твоём теле, говорящие о, проделанных с тобой, хирургических манипуляциях.
Наощупь, желательно у зеркала, ты без труда обнаружишь шрамы под волосами, в районе тыльной стороны ушей и чуть выше начала волосяного покрова надо лбом. Увидишь отметки проколов в районе височных областей в виде ямочек от возрастных прыщей.
Самый основной элемент твоего перевоплощения: бугорок, который ты отыщешь близ темечка. Там будет находиться, вживленный в твоё тело, чип — новая прогрессивная технология зомбирования человека. Именно он будет играть главную роль в изменении самосознания и поведения твоей личности.
По этим следам ты можешь удостовериться, что ты — это не ты.
Прочитав последние строки, я невольно дёрнулся, и моя рука, машинально поднявшись, стала ощупывать голову в районе темечка. Под волосами никаких бугорков обнаружено не было.
«Какой же я всё-таки впечатлительный», — облегчённо вздохнул я, удовлетворенный тем, что сам не являюсь зомби.
Дневник
Что из себя представляет этот чип и как работает, я вытащил из прижатого к стене доктора, взяв к тому же с него слово, что ко мне он применит более щадящий метод подключения к системам коррекции моего мозга, если таковая программа не будет входить в планы работы надо мною.
Разработанная также в наших лабораториях, эта уникальная микросхема выполняет свою функцию круглосуточно, не требуя подзарядки. Сбои могут возникнуть в результате длительной, многолетней эксплуатации. Они будут связаны со всё более нарастающим противодействием человеческого организма против инородного включения, пытающегося вытолкнуть чуждое за пределы тела или с изменением структуры кристаллической составляющей чипа, плотно обросшего биомассой.
Но до этого, до сбоев, мало кто дотягивает, если чип не изымают из жертвы ранее в случае ненадобности, когда человек или лишается рассудка и отпадает необходимость в искусственном поддержании техническими средствами обновления и координации информационного потока, направляемого в голову пациента, или при утрате потребности в контроле за субъектом. А также при незаменимости специалиста в той или иной области, требующей его возврата в реальное состояние для продолжения работы над проектом, в котором тот был задействован ранее, но, по решению высшего руководства или при угрозе возникновения какой-либо опасности, был временно, в полном объёме, изолирован как от работы, так и от возможности сброса на сторону секретной информации.
Напоследок стоит особо отметить немаловажный факт для воплощения в жизнь моего замысла. Без сомнения, ты это ощутишь на себе не раз.
В любой, даже в самой крутой разработке, всегда найдётся изъян. Те же недостатки имеются и в функционировании нашей блокирующей фишки. А именно, человек со встроенным чипом, случайно попадающий в зону недоступности или экранизации внешних сигналов, коих крайне мало, поддерживающих и обновляющих работу устройства, ненадолго отключается от системы блокировки сознания и на непродолжительный срок становится самим собой со всеми своими чувствами и знаниями. Происходит временное просветление в голове и осознание настоящего положения. Но шаг в сторону — и всё возвращается на круги своя. Принудительное блаженное состояние далее продолжает руководить, изначально разумным, человеком, выдавая подставное за действительность.
Всё это ты должен знать обязательно!
Закончив чтение и захлопнув тетрадь, охреневший, я откинулся на спинку кресла.
«Вот оно значит как. Просто фантастика. Все сомнения отпадают однозначно». Другому быть не дано. Получается всё же, это точно он всегда блудил по данному, многострадальному жилищу, пытаясь найти свою закладку, превратив домик в дом с привидениями. Наверное, действительно нужно помочь этому несчастному собрату. И помочь по максимуму.
«Жалко, конечно, и печально, но мне кажется, придётся собрать весь его секрет обратно в кучу и, как раньше задумал, положить или на видное место, или оставить на крылечке. Пусть порадуется и обретёт наконец-то свою заслуженную свободу».
Припрятанный мини-сейф был извлечён из камина, и в него обратно легло всё, что в нём находилось прежде. Правда, не все деньги в полном объёме удалось туда вернуть. Часть, к сожалению, немного потратил. Не знал, что у него все так серьёзно. Но, думаю, это не беда. Основное — его тетрадь на месте.
Моя прекрасная Лариса после того раза так и не звонила.
Обиделась, видно, основательно.
«Раз образовалась причина, звякнуть бы самому ей, да и повиниться, попытаться наладить взаимоотношения, вернуть их в прежнее русло. В случае удачной дипломатии, остаться у неё на пару деньков, дать возможность горе-гению беспрепятственно добраться до заветной тетради. Или без звонка неожиданно нагря- нуть к ней? Поймёт ли? Если не пустит, в гостинице перекантоваться».
Мысли в голове путались, никак не мог выбрать вариант, как поступить, звонить или сразу ехать. Так сомнительно, а так ещё хуже.
Пришёл к единственно правильному, как считаю, решению — утро вечера мудренее, тем более, завтра выходной, что на руку мне. Скажу Ларисе, мол, как только появилось временное окошко, сразу стал готов лететь к ней. Неважнецкая идея, но хоть какое-то оправдание надо иметь. И она должна быть дома.
«Ещё одну ночь как-нибудь здесь переживу, надеюсь без приключений, и помчусь в город. Нужно сменить обстановку и расслабиться. Пусть даже моему визиту там будут не рады. Риск — благородное дело, авось выгорит. После этого вернусь обратно и проверю, правильные ли я сделал выводы из прочитанного. Соответствуют ли они действительности?»
На том и порешил.
Рано утром начал собираться и опять возникла куча вопросов: можно, конечно, коробочку положить на стол или на крылечко, оставив калитку и входную дверь открытыми, но где гарантия, что придёт именно он, а не случайные люди или воры и не присвоят себе ценности. Тетрадочка-то вряд ли их заинтересует, что тоже не факт.
Придумал.
На обратной стороне одного из листов от инструкции к металлоискателю вывел большими буквами:
НАПОМИНАНИЕ:
КАРТИНА У ЭММЫ
В ДОМЕ ПОРОГ, КАК НА КАРТИНКЕ, ОСТАЛОСЬ ЧУТЬ-ЧУТЬ ПОДКРАСИТЬ
ЗАБРАТЬ ТЕТРАДЬ!
Якобы это действительно напоминание для себя, чтобы не забыть. На самом деле — для хозяина сейфа. Он-то должен всё понять сразу, а чужие люди вряд ли догадают- ся. Так пусть тащат всё, что захотят. Всё равно моего здесь ничего практически нет, кроме злосчастного металлоискателя. Не жалко. И без него-то на меня местные чересчур косо смотрят, а с ним и подавно. Не хочется дальше усугублять отношения. Мне ещё здесь жить неизвестно сколько. Главное, чтобы рукопись попала в нужные руки без проблем.
Вынув тетрадь из сейфа, положил её на стол, а сам сейф c остальным содержимым, сбегав на улицу, засунул в вытяжное отверстие в фундаменте дома. Там его уж точно никто искать не будет.
«Случится пересечься с хозяином тетради, верну ему его ценности», — решил я.
Собираясь, огляделся.
Значит, не забыть прихватить с собой хозяйские очки для маскировки, чехол от ружья с патронами, на выброс, и вроде бы всё.
Взгляд упал на записку. Что-то в ней смущало. Будь я не в теме, типа него, валяющаяся тетрадочка на столе вряд ли бы меня заинтересовала.
Взяв ручку, я размашисто дописал:
УЗНАЙ, КТО ТЫ!!!
Не искушенный в любовных интригах, я долго сосредотачивался, пытаясь перебороть чувство вины перед Ларисой и набрать её номер телефона. Безысходность положения взяла верх.
В трубке прозвучал её грустный монотонный голос, в котором не угадывалось ни ноток претензий, ни намёков на моё немужское поведение. Лариса расстроено, как бы нехотя, согласилась принять меня.
«Ну что ж, пока всё складывается нормально».
Сунув очки в боковой карман, я выглянул в окно — никого нет, это неплохо. Меньше чужих глаз вокруг, меньше будет кривотолков и вопросов.
Дверь в дом закрывать не стал, калитку тоже оставил открытой.
Уже на платформе, ожидая электричку, я с ужасом вспомнил, что свои документы оставил дома.
— Не дай Бог, паспорт сопрут, — чертыхнулся я и, сорвавшись с места, стремглав помчался назад.
С момента моего выхода из дома и до возвращения обратно времени прошло предостаточно. Впопыхах заскочив домой и схватив с полки паспорт, вспомнил ещё и про чехол с патронами, которые собирался выбросить, но внезапно ощутил, что в доме кто-то есть.
«Ну, ладно, не полезу наверх, потом, — решил я, — мешать не буду. Наверное, это тот, о ком я думаю».
Тетрадь, почему-то, продолжала лежать на столе нетронутой.
«Да гори она синим пламенем. Чёрт с ней, если она никому не нужна».
Некогда разбираться, что к чему и кто забрался ко мне. И так опаздываю к обиженной девушке. Подумает, что я опять чего-то мудрю, и перестанет доверять мне и пускать на порог, а этого не хотелось бы. Что-то общее у нас с ней есть. Что, пока не пойму, но чем-то она меня стала притягивать, когда начинаю думать о ней.
Пускай тетрадка, пока меня нет, поваляется здесь без присмотра, а там посмотрим, что с ней делать. Скорее всего, выброшу и перестану себя накручивать. А дом превращу в крепость, чтобы никто не смог забраться в него, если доброжелатели и разные там надоедливые привидения не сожгут его раньше.
Бранясь и злясь на самого себя, я поспешно выскочил за дверь и без оглядки побежал к дороге ловить попутку.
Со всеми своими недоразумениями у дома Ларисы появился только к вечеру. Полагаю, она меня уже и не ждала.
Купив в соседнем магазине пару бутылок вина и цветы, прибыл в квартиру.
Лариса, вся из себя серьёзная и молчаливая, убиралась на кухне. В её поведении без труда угадывались негативное отношение в мой адрес и нежелание возобновления нашего близкого дружеского и, более чем дружеского, общения, сложившегося после последней незабываемой встречи.
«Что со мной происходит в присутствии Ларисы? Я становлюсь совершенно другим человеком. Неужели это любовь?»
Из меня прёт галантность, появляются изысканные манеры и речь. Замечательные поэтические слова и фразы бесконечно слетают с уст, ублажая слух, сдавшейся под натиском моих чар и утонченных ласк, не сумевшей противостоять мне, Ларисы.
Своим напором и элегантной наглостью я переломил ситуацию, и Лариса вновь полностью оказалась в моей власти.
«Я гигант, я самец, я сверхчеловек!» — рвалось из меня наружу, когда я жарко обнимал Ларису. Почему же раньше со мной такого не происходило, когда я жил с женой? А ведь женился-то я по любви, и страсть в наших отношениях, пусть даже вначале, должна была присутствовать, но я этого совершенно не помню, хоть убейся.
Окончание субботнего дня было великолепным. Мы пили вино, смеялись, занимались любовью. Я даже стал подумывать о создании новой семьи. Чем чёрт не шутит, может и спечётся у нас с ней тандем. Не холостовать же одному в доме, а там посмотрим. Нужно только её немного поближе узнать. Зарабатывает она, видно, хорошо, а для себя я что-нибудь придумаю, пока будем женихаться. Рядом с ней я ощущаю себя способным на многое. И голова работает совершенно по-другому. Умения, навыки
не свойственные мне, просыпаются в моём, вдруг ставшем могучим, теле.
Ночью, после темпераментных амурных страстей, Лариса уснула, а у меня в голове неожиданно всплыл дневник незнакомца.
«Переделанный человек, — думал я, — нашёл ли он свою тетрадь? Скорее всего, да, раз заявился. Сначала, повидимому, не заметил её на столе, проскочил мимо, так как я спугнул его своим незапланированным возвращением в дом, а когда я ушёл, на неё и наткнулся. Уже, наверное, прочитал свои записи и ищет признаки операций на себе».
Меня вдруг как током ударило — признаки.
Лариса, пока не понятный для меня человек, ничего не рассказывает о себе и странного поведения, словно живёт не своей жизнью. Что если она тоже из этих — переделанных?
Я осторожно приподнялся на локте и, при свете ночника, начал её рассматривать — волосы, уши, лоб. Лариса проснулась.
— Что такое? Никак не угомонишься? — сонно спросила она.
— Нет, я любуюсь тобой, твоими волосами, любимая, и лебединой шеей, — соврал я, приподнимая её волосы сзади и целуя в шею. Там было всё чисто, никаких шрамов.
— Спи, любовь моя, — прошептала Лариса, — иначе на завтра сил не хватит, — и тут же опять уснула.
«Слава Богу, пока никаких признаков операции не обнаружено», — с этими мыслями я провалился в сонное забытьё.
И откуда взялась, неожиданно нагрянувшая в гости, подруга Ларисы Катя, разрушив идиллию двух, практически нашедших друг друга, разочарованных жизнью, людей?
Первое, что она опрометчиво сделала, так это то, что пришла не с пустыми руками, а принесла с собой спиртное, мотивируя свой поступок неурядицей, постигшей её на семейном фронте.
В дальнейшем, конечно, выяснилось, что никакой семьи у неё нет, но первоначально я поверил и отнёсся к ней с сочувствием, переходящим в утешение.
В холодильнике еда закончилась ещё вчера, и выпитое на голодный желудок сыграло свою роль. Я захмелел до безобразия. Сказалось и похмельное состояние после ночного моего неумеренного возлияния горячительных напитков.
Через пару часов, изрядно набравшись, — а пьяными мы были все трое, я проявил интерес к Кате и, правомерно, был изгнан Ларисой из квартиры. Там так же присутствовал элемент хмельной ревности.
В сущности, ничего особенного не произошло, просто пить надо меньше, или закусывать, когда выпиваешь.
Уже в доме, смутно помня, как туда добрался, поутру, сидя на диване, протрезвев окончательно — но голова неважнецки себя чувствовала — начал анализировать поведение подруг в моей квартире.
Они казались подозрительными. Ничего конкретного о себе, только прошедшие дни, не более. Тоже, похоже, прячутся. Непонятно.
Но я-то какой дурак. И с какого хрена полез к подруге Ларисы?
Графин с водой стоял на полу, рядом валялась помятая тетрадь.
«Я в сердцах, что ли, за ненадобностью, её распотрошил, или последний посетитель приложил к этому руку? Кто его знает. Вопрос, конечно, интересный, но нужен ли мне на него ответ? Я сделал всё от меня зависящее — и клад отыскал, и дом оставил открытый, а тетрадь, видите ли, оказалась никому не нужна».
С путаными мыслями я пошёл к умывальнику сполоснуть лицо, посмотреть на себя и немного собраться. Недовольный цепочкой последних приключений, как водится за мной, стал сам себя корить: «Деградант мне не нужен. Пора завязывать с разгульным образом жизни. А то, покинув прошлое бытие, только и делаю, что опускаюсь все ниже и ниже. То живу как бомж, сплю, не раздеваясь, то пью до потери пульса и по бабам гуляю».
От самобичевания меня отвлёк звонок на мобильный телефон.
«Неужели Лариса одумалась?» Высветился незнакомый номер.
«Может быть, она попросила Катерину выступить в роли парламентария?»
С наигранной интонацией независимого, свободного от всевозможных предрассудков, человека, я поднял трубку.
— Алло. У аппарата.
— Алло, доброе утро. Александр Георгиевич?
— Да, слушаю вас.
— Вас беспокоят из районного отделения полиции.
Капитан Волков.
Мой гонор испарился моментально. Капитан Волков, по-моему, это тот симпатичный интеллигентный полицейский, который не так давно наведывался ко мне по поводу трупа, найденного в лесу.
— Очень приятно. Чему обязан?
— Извините за причиняемое неудобство, но вам, Александр Георгиевич, необходимо явиться к нам в отделение для оформления некоторых процессуальных документов.
— Я прошу прощения, это по поводу того случая в нашем лесу, когда вы ко мне заходили? Да?
— Совершенно верно. Я стушевался.
— Меня в чём-то подозревают?
— Не беспокойтесь, Александр Георгиевич, простая формальность, но прибыть к нам следует сегодня.
— И всё же, скажите, по какому вопросу?
— По телефону не имею права обсуждать подобные вещи. Приезжайте, всё узнаете. Как к нам добраться, разберётесь?
— Да, у вас на визитке, которую вы мне так любезно выдали, всё подробно прописано, спасибо. Постараюсь не задерживаться и к обеду попробую успеть на автобус, идущий до станции, а там недалеко и до отделения полиции, как я понимаю. Правильно?
— Всё верно.
— С собой, кроме паспорта, что-нибудь ещё нужно брать?
— Нет, паспорта будет достаточно.
— Думаю, на дорогу мне понадобится часа два, не меньше. Вас устроит?
— Как вам будет угодно. Ждём вас, всего доброго.
— До свидания.
Отключив связь, я задумался: «Неожиданно, но делать нечего, надо ехать. Лишь бы их расследование дополнительно не коснулось и моих семейных обстоятельств».
Районное отделение полиции представляло собой весьма неприветливое, неухоженное здание, как и все подобные учреждения, находящиеся на балансе многих периферийных городков, но кабинетики следаков были аккуратные и не вызывали пугающе-тягостного ощущения карающей власти.
Капитан Волков, в гражданской одежде, сидел за видавшим виды письменным столом и что-то быстро писал на клочке бумаги. Увидев меня в проёме двери, он отложил ручку в сторону и, поднявшись со своего места, пригласил в кабинет.
— Добрый день, проходите, присаживайтесь, — сказал приветливо представитель правопорядка.
В своей демократичной одежде он ничем не отличался от простого свойского парня, что располагало в дальнейшем к откровенному диалогу.
— Здравствуйте ещё раз, — несколько смущённо выдавил я из себя, напяливая дурацкие очки на нос и пытаясь не промахнуться мимо стула, — слушаю, чем могу быть полезен?
— Минуту, сейчас я дело достану. Не ожидал, что вы так скоро прибудете.
С этими словами капитан залез в стоящий вблизи железный ящик, похожий на сейф, и вынул оттуда увесистую папку.
— Что случилось? — нервно продолжил я задавать вопросы: — Нашли убийцу?
— Можно сказать, что да. Дальнейшее следствие покажет.
— И я имею к этому какое-то отношение?
— Имеете. Самое непосредственное. Я изумился.
— И в чём?
— Нам необходимо провести осмотр вашего дома.
— С какой стати?
— Да вы не волнуйтесь. В двух словах, хотя я не должен вам выдавать все тайны следствия, но чтобы вас не сразил инфаркт, — капитан дружески улыбнулся, довольный своей шуткой, — сообщаю, что на платформе ближайшей к вашему дому железнодорожной станции на днях нашими патрульными был задержан бывший хозяин вашего дома с транспортировкой охотничьего ружья.
У меня внутри дрогнуло. Сейчас и мне достанется по первое число. Подкрутят к этому делу, не отвертишься.
— Он это он, а причём здесь я и мой дом?
— Есть подозрение, что из этого ружья и было убито то неустановленное лицо, найденное неподалёку от вашего дома, в лесу. И выстрел, предположительно, был сделан с территории вашего особняка.
— И что из этого следует?
— Раз вырисовывается одна из версий, то её тоже требуется проверить.
— Вы имеете в виду, действительно ли всё происходило там, у меня?
— Именно это я и имею в виду, для чего мы вас и вызвали. А заодно и ознакомить с соответствующим постановлением под роспись.
Капитан открыл папку с документами, приготавливаясь что-то мне предъявить.
— Ваше право — надо, так надо.
— Не беспокойтесь, вам ничего не грозит.
— Не знаю, наверное, вам виднее. Вы его арестовали?
— Нет, пришлось отпустить под подписку о невыезде.
— Почему, если вы, я вижу, в его причастности к преступлению не сомневаетесь?
— Нет пока веских оснований для предъявления обвинения подозреваемому. Но ружьё у него на экспертизу изъяли.
— Тогда из каких соображений вы заключили, что именно он приложил руку к тому убийству, раз никаких доказательств на него нет? Только из-за того, что он когда-то проживал там и случайно попался с ружьём?
— Не совсем так. Версия есть, место происшествия рядом, ружьё странным образом, можно сказать, скрытно, без надлежащих правил, перевозится из одного близ- лежащего к месту преступления пункта в другой. Неужели это не подозрительно? Нужны ещё некоторые дополнительные серьёзные улики в виновности или невиновности субъекта — и картинка сложится. Пока всё работает против него. Доказательства, я уверен, будут. Их мы найдём обязательно. И всё. Дальше дело пойдет как по накатанному. Поэтому и нужен ваш дом, чтобы осмотреть его на предмет, возможно оставшихся, следов пороховой гари от выстрела, попытаться вычислить траекторию полета заряда и прочее. Исследовать чердак, составить протокол.
— Надеюсь, вы меня в подозреваемые не записали?
— Ну что вы. Убийство произошло задолго до того, как вы нашли этот домик и стали его оформлять в собственность. Мы, не сомневайтесь, всё проверили. Тем более и подозреваемый, на предварительном следствии, практически уже во всём сознался. Рассказал и о том, что однажды ночью стрелял по кому-то, и в том, что, вроде бы, были следы крови на тропинке, ведущей в лес. Кто-то из посёлка их видел. А ружьё, между прочим, оказывается, он хранил у вас на чердаке.
— У меня?
— Ой, извините, тогда ещё у себя, но, съезжая, забыл забрать. А потом, уже от вас, тайно вынес его, с чем патрульным и попался. Вы же не знали, что до недавнего времени ружьё хранилось у вас на чердаке?
Следователь внимательно взглянул на меня. Я отвёл глаза в сторону, опасаясь выдать себя. Ведь предположение о ружье у меня было. Про чехол что-либо сказать побоялся.
— Нет, не знал. Да и чердак-то я практически не исследовал. Внизу ружья не было точно. А что значит, тайно от меня? Залез ко мне, что ли, за своим ружьём?
Волков на секунду задумался, видно, размышлял, говорить ли мне о том, что стало известно по этому делу, или нет. В итоге, решив не разыгрывать из себя литературного детектива, выдал как есть:
— Скрывать тут нечего, всё равно, рано или поздно, узнаете. Так вот, со слов подозреваемого, несколько дней назад, в отсутствии вас, он, незаметно для всех, проник в свой бывший дом, то есть к вам, и забрал принадлежащее ему ружьё. Кстати, охотничий билет и разрешение на хранение охотничьего ружья у него есть, поэтому мы не имели права задерживать гражданина на длительный срок без веских причин, но небольшое дознание провели, а ружьё временно конфисковали.
— Скажите, а этот человек не очень опасен? А то, знаете ли, он вновь ко мне заявится, но уже с ружьём, которое вы ему вернёте после своих экспертиз.
— Не волнуйтесь, у нас всё под контролем. Ружьё ему мы сможем отдать только в случае полной его невиновности, в чём я не уверен.
— Буду надеяться на благополучный исход дела без кровавых продолжений.
— По этому поводу нам от вас необходимо получить некоторые разъяснения.
Посмотрев в раскрытую папку, Волков с недоумением покачал головой и взял ручку.
— Для уточнения важных нюансов дела необходимо выяснить, как подозреваемый сумел проникнуть в ваш дом в ваше отсутствие? Вы ничего не хотите сказать по этому поводу?
Я пожал плечами.
— Однозначный ответ на этот вопрос дать не осмелюсь, но могу предположить, как ваш фигурант сподобился попасть в свой бывший дом. Ему, видимо, это не сложно было сделать, при условии существования
у него дубликата ключей. Стоило лишь выследить, когда я уеду в город и забраться ко мне. Замки-то в доме и на калитке, к тому времени, я поменять ещё не успел, а за количество комплектов ключей от дома мне никто не отчитывался. Вот он, полагаю, и воспользовался моментом. А почему тайно решил забрать своё ружьё, так я думаю, чтобы я не был в курсе его дел и никому, в том числе и вам, не рассказал ни о ружье, ни о его подозрительных телодвижениях. Наверное, о найденном трупе в ближайшей лесополосе он прослышал, вот и решил перестраховаться, памятуя о своем выстреле. Не хотел, небось, порождать дополнительные подозрения в свой адрес. Мне так видится.
— Логично. Значит, взлома не было?
— Не было. А что, про ключи он вам ничего не поведал?
Были ли они у него или нет?
— Были. Рассказал. Доверяй, но проверяй.
Волков сделал пометки в своих бумагах.
— И никаких следов проникновения в своё жилище вы тогда не обнаружили?
— Почему же. Калитка во двор оказалась открытой. Вначале я подумал, что уходя, забыл её запереть, но когда увидел отпечаток ботинка на крыльце на цементе, которым я, перед тем, как податься в город, замазал ступеньку, смекнул, что ко мне в дом кто-то пытался заглянуть. Теперь понимаю, что не только попытался, но и заглянул.
— Оставленный след не убрали?
— Нет, на месте.
— Не трогайте его. Приедем, проверим, кому он принадлежит. А в тот день вы предположили, кто бы это мог наследить? Кто, по вашему мнению, подходил к вашей двери в ваше отсутствие?
— Честно признаться, сильно не задумывался. Зашёл кто-то во двор и вышел ни с чем. Что тут паниковать? Дверь-то оказалась в порядке, окна целы, значит, в дом никто не проникал, — как я в то время рассудил. В первый момент обнаруженное приписал воришке-неудачнику, и только потом подумал об эфемерном привидении, о котором ходит молва в посёлке. О бывшем хозяине вообще мысли не возникло.
— Что же вы об этом странном случае нам не заявили?
— Мне, конечно же, было немного не по себе от непрошеного визитёра, но так как ничего особенного не произошло, решил не поднимать шумиху. К тому же не хотелось выглядеть идиотом в глазах полиции и других, чтобы не подумали, будто меня мания преследования мучает, или развилось помешательство на почве пересудов соседей о страшном монстре этого дома.
— Как видите, вы поступили неправильно. О подобных вещах умалчивать не следует.
— Зато тот случай заставил меня отгородиться от внешнего мира колючей проволокой, пустив её по забору. Замки на воротах и калитке тоже поменял, опасаясь неугодных личностей, покушающихся на мою собственность.
— А что вы знаете о выстреле в посёлке? И от кого?
— От вас и узнал, да ещё, не так давно, от одного сердобольного старичка, проживающего на нашей улице, слышал. Когда я только начал осваиваться на новом месте, он, проходя мимо, остановился понаблюдать через забор за моей работой в огороде, и попутно путано нёс какую-то нелепицу про привидение в моём доме и про бывшего хозяина. Объяснял, почему, мол, тот сбежал отсюда с семьёй. Я не очень-то и прислушивался к его бредням, но про выстрел запомнилось.
— Понятно. Что запомнилось?
— Стреляли, — саркастически улыбнулся я.
— Ещё есть что сказать?
— Встречный вопрос можно задать?
— Попробуйте.
— Вот вы говорите, бывшего хозяина поймали с ружьём, и теперь он у вас под колпаком. Верно?
— Практически так.
— Тогда кто, буквально на следующую ночь, после обнаружения отпечатка подошвы ботинка на растворе цемента, пытался перелезть ко мне через забор, раз у вашего подозреваемого не было такой возможности? И зачем? Ружьё-то он уже добыл.
— Откуда вы взяли, что к вам хотели забраться?
— Утром на заборе заметил погнутые лепестки колючки, говорящие о том, что кто-то пытался преодолеть его. Это не ваши, случайно, были?
— Ну что вы, не смешите. Не в наших правилах нелегально проникать в чужое жилище без постановления. Сейчас не могу сказать, кто штурмовал ваш забор, но, не исключено, что выясню.
— Ваша команда именно в тот день приезжала с расследованием. До этого, опять же ночью, местные собаки ночью кого-то шуганули от моих ворот. Получается задача с ещё одним неизвестным.
— Разберёмся. Расследование только начинает набирать обороты. Всему своё время.
— Может, есть другое действующее лицо, имеющее отношение к той трагедии? Не далее как...
— На сегодня достаточно, договорим при следующей встрече, — прервал меня капитан, — спасибо. Очень интересно было с вами пообщаться, но мне пора бежать на не менее серьёзное происшествие. Вы уж извините.
Волков протянул мне краткий конспект нашей беседы и постановление на осмотр моего дома.
— Вот, ознакомьтесь и подпишите, пожалуйста.
Разочарованно я взял листочки и, не читая — чужие очки не позволяли нормально видеть — подмахнул их.
«Жалко. Не дал он мне высказать свою версию. Даже моим, чёрт-те чем вооружённым, глазам было видно, что преступник, в лице хозяина ружья, уже определён высшим руководством, и менять что-либо никто не намерен. Складывается-то всё гладко, осталось только выполнить незначительные кое-какие формальности, без которых дело не закрыть, и по завершению необходимой процедуры документы можно будет сдать в архив, доложив наверх о профессиональном раскрытии совершённого преступления».
— До скорой встречи, Александр Георгиевич.
— До свидания, — вставая, ответил я и, неуверенной походкой, пошёл к двери.
Глаза слезились от чрезмерного напряжения, голова кружилась.
Вернувшись домой, я, ради спокойствия, внимательно осмотрел калитку, забор и входную дверь. Ничего подозрительного выявлено не было: ни взломов, ни царапин, ни погнутых зубчиков «егозы». Значит, действительно мой покой нарушал бывший владелец дома.
«Вроде бы, всё состыковывается, да не совсем. Если ему незачем было соваться ко мне повторно, кто же тогда притаился в моих покоях, когда я заско- чил на минуту в дом за забытым паспортом? Неужели привидение реально существует? Или это искатель тайника, но почему тогда тетрадь оказалась нетронутой?»
Я огляделся. Тетрадь продолжала одиноко валяться на полу.
«Никому ты не нужна, как и я. Вот такие дела!» Рядом с тетрадью узрел свой мобильник.
— Ё-моё! Как я про тебя, мой маленький, забыл?
Подняв телефон с пола, протёр его от пыли о штанину и глянул на дисплей. Телефон не подавал признаков жизни.
— Разрядился, зараза.
Пошатавшись по комнате, нашёл зарядник.
— Сейчас мы тебя поставим на зарядку, и окошко в свет откроется.
На улице сгущались сумерки, наводя на грустные мысли.
— Дожил, с неодушевлёнными предметами разговариваю. Интересно, звонила ли моя любовь или нет? Без контакта с людьми можно и с ума сойти. Пусть хоть Лариса взбалмошная проявится, чем никто.
Я опять посмотрел на экранчик телефона. Там отобразилось несколько неотвеченных вызовов от Ларисы. Это меня взбодрило и поставило в самолюбивую позу.
— Хорошо, звонит — значит, переживает. Ничего, ничего, пускай немного помучается. Должен же я хоть чуть- чуть проявить мужской характер. А то выставляет взашей из моей же квартиры такого красавца.
Величаво проведя рукой по волосам, я пошел искать, не осталось ли чего перекусить.
— Завтра приму её извинения и сам повинюсь.
Лариса не позвонила ни вечером, ни на следующий день, как бы я этого ни хотел. Но и я, упёртый осёл, не собирался сдаваться первым.
«Будем вместе переживать. Надеюсь, крест на мне гордячка не поставила. С обидой ждёт ответной реакции от меня, но не на того напала, я — кремень до поры, до времени. В крайнем случае, если она не выйдет на связь, то, когда поеду к ней за очередной оплатой квартиры, выясню, есть ли у нас шанс стать единым целым в будущем, невзирая на все передряги, случившиеся с нами. Вот так, без всяких обиняков, поставлю вопрос ребром — и всё. Одному тяжко в этой нелепой жизни существовать».
Чего уж там, внутри себя я ощущал, что сдался и никуда мне не деться от уготованной свыше участи.
Тяжесть невостребованности и рождённой этим настроением тоски не давали возможности заняться чем- то дельным. Даже на улицу не было желания выходить. Я лежал на диване и тупо смотрел в потолок. В голове никаких мыслей, кроме жалости к себе.
В мёртвой тишине, как гром среди ясного неба, раздался телефонный звонок. От неожиданности я чуть ли не подпрыгнул. В трубке мужской голос сообщил о, выехав- шей ко мне, опергруппе для проведения следственного эксперимента.
— Благодарю вас, буду ждать. Так точно, есть никуда не отлучаться, — отрапортовался я, словно являлся одним из сотрудников полиции, участвующим в разработке оперативного плана.
Тетрадь, от греха подальше, убрал с глаз долой. А то, прочитав её, затребуют содержимое коробочки, и поминай, как звали. Сомневаюсь, что в дальнейшем клад попадёт в руки владельца. Тетрадь, может быть, а клад — точно нет.
Часа через два за окном послышался шум подъехавших машин. Чёрная иномарка и полицейский микроавтобус притормозили у моего забора. Соответственно нарядив- шись, я вышел встречать «гостей».
Открыв калитку, я направился к легковой машине, у которой стоял знакомый, одетый в форму, капитан Волков, наблюдающий за своими товарищами, вынимавшими из багажника чемоданчик и неизвестные мне приспособления, вероятно предназначенные для проведения криминалистических исследований.
— Добрый день, товарищ капитан, — поздоровался я.
— Добрый, — отозвался капитан, — подождите минуточку, сейчас мои коллеги подготовят необходимое оборудование, и мы придём к вам работать.
— Нет проблем, я никуда не тороплюсь.
Рядом, из белого с синими полосами микроавтобуса вышли ещё два полицейских и плотненький мужчина лет сорока. Поздоровавшись и с ними кивком головы, я напра- вился к себе.
Сделав несколько шагов по участку, я услышал голос своего знакомого:
— Разрешите войти, Александр Георгиевич? Я обернулся.
— Да, пожалуйста, будьте как дома, не стесняйтесь.
— Приступайте! — скомандовал Волков, и прибывшая группа рассосалась по придворовой территории, всматриваясь в заинтересовавшие их объекты.
— Пока мы в целом проводим рекогносцировку, покажите, пожалуйста, тот след, о котором вы говорили в отделении.
— Извольте, вот он.
Я подвёл капитана к крыльцу и указал на отпечаток ботинка.
— Яковлев! — крикнул Волков. — Давайте начнём отсюда. Все, негромко обмениваясь между собой репликами, незамедлительно стали подтягиваться к крыльцу. Мне пришлось немного отойти в сторону, чтобы не мешать работе
следователей.
Судя по отношению полицейских к гражданскому лицу, прибывшему в отдельном транспорте в сопровождении двух сотрудников, я догадался, что это и есть тот самый бывший хозяин моего дома.
Один человек, расположившись на крыльце, начал делать замеры следа, другой продолжил рисовать на планшете какую-то схему, при этом задавал вопросы подследственному. Потом, вместе с Волковым, они пошли к забору и там что-то выясняли у запуганного мужчины.
Невольно являясь свидетелем проводимых действий и улавливая обрывки фраз экспертов, я проникся сочувствием к подозреваемому. Несложно было понять, что роковой выстрел, несомненно, был сделан отсюда.
Капитан, оставив коллег, приблизился ко мне.
— Как я вам и обещал, выяснил, кто пытался перелезть через ваш забор. Докладываю. Это вон тот человек, Михаил Семёнович, виновник данного торжества.
Волков гордо указал на поникшего мужчину, стоявшего у забора в окружении полицейских.
— Калитку, как первый раз, открыть ему не удалось, ключ к замку не подошёл, вот он, в одну из ночей, и решил перемахнуть через забор, но колючая проволока помешала.
— Не понял, зачем ему понадобилось ко мне лезть? Ружьё-то он своё уже забрал раньше.
— Ружьё, правильно, забрал в первый заход, когда наследил на крыльце, а про чехол к нему забыл.
— А что, он не мог просто прийти ко мне, без своих выкрутасов? Что, не пустил бы я его забрать свои вещи?
— Вы же у меня в кабинете сами выдали замечательную версию, почему он так способен повести себя, один в один совпадающую с реальностью.
— Надо же, какой я умный.
— Действительно, узнав из прессы об обнаруженном, невдалеке отсюда, трупе — шуму-то вокруг этого было много — он сопоставил прошлые события со своими действиями по защите, тогда ещё своего, дома, и предположил, что это он убил несчастного. С его слов, напрямую к вам обращаться сначала за оставленным ружьём, а потом за забытым чехлом он не решился, побоялся, что вы сообщите в полицию, и преступление тут же, без всяких, повесят на него. Поэтому-то и пошёл на вынужденные меры, имеются в виду его тайные посещения вашего дома.
— Замечательно. Чуть с ума меня не свёл. От страха на ночь дверь лопатой приходилось подпирать.
— Только побывал-то он здесь не два, а три раза. Вы в курсе?
— Теперь да. Были сомнения, но теперь-то я понял, что чувство присутствия кого-то в доме меня тогда не подвело. Значит, в последний мой отъезд, ко мне заглядывал ваш Михал Семёныч. А я чуть случайно не наткнулся на него, заскочив на секунду домой за документами. Это он сам вам рассказал?
— Вынужден был рассказать.
— Чехол-то хоть забрал?
Представитель власти строго, не моргая, уставился на меня, будто пытаясь изобличить меня во лжи.
— Забрал, а как же. Странно вы себя ведёте, Александр Георгиевич. То укрепляете свой забор проволокой, дверь блокируете, а то всё оставляете настежь открытым. Подозреваемый признался, что в ночь с субботы на воскресенье, на прошлой неделе, беспрепятственно попал в дом. Почему-то калитка на участок и входная дверь оказались не запертыми. Как это вы объясните? Помогали Михал Семёнычу избавляться от улик? Договорились?
— Боже упаси ввязываться в противозаконные дела. Откуда такие домыслы? Вашего Михаила Семёновича я вижу сегодня впервые, как и он меня. Спросите у него. Даже при купле-продаже дома мы не встречались, всем занимался мой риелтор. Вот они пересекались, а я в глаза его не видывал.
Я начал закипать от незаслуженных попыток предъявить обвинение в мой адрес.
— В оправдание этому я могу сказать лишь одно: когда к тебе в дом постоянно кто-то хочет проникнуть, может, воры, а может, всё то же привидение, о котором ходит молва — а о вашем Семёныче я понятия не имел — тут волей-неволей начнёшь принимать любые меры, только бы от тебя отстали и больше не беспокоили. Вот я и решил, уезжая в город по делам, оставить дверь и калитку открытыми. Если кто-то чего-то ищет у меня, пускай найдёт и валит отсюда, а если это воровское отребье, им заборы и двери не преграда. Захотят — залезут и так, какие бы замки я ни ставил. Всё равно у меня здесь ничего ценного нет. Не жалко. Главное, лишь бы не раскурочили забор с дверью или окно. Вот этой ситуацией, понятное дело, ваш подопечный и воспользовался, без согласования со мной.
— И почему же вы мне об этом в прошлую нашу встречу не доложили?
— А вы не помните, что не стали меня до конца выслушивать? Куда-то заторопились.
Капитан, поняв, что перегнул палку, сбавил обороты и более мягко стал дальше задавать свои вопросы.
— Следовательно, и до этого, кроме тех трёх, известных нам, случаев, по вашему мнению, ещё были попытки проникновения в ваш дом?
— По-моему, да. Однажды поздно вечером, в тот день, когда я решил на пороге залить цементом место отвалившейся плитки, и где затем появился след, кого-то от моего забора отогнали соседские собаки. Уверен, у того человека были серьёзные намерения, не просто случайный прохожий. Может, это тоже был ваш Михал Семёныч?
— Нет. Он говорит, что сюда за ружьём впервые пришёл совсем под утро. Получается, не он. Проверим. А ещё что-нибудь подозрительное замечали? Ну, например, что- то у вас сломали, украли.
— При мне, кроме зубчиков на заборе, ничего не испортили, вещи не пропадали, а вот в бытность Михал Семёныча здесь явно кто-то основательно побезобразничал и, может быть, даже что-то вынес. Посмотрите на чердаке — сами убедитесь. Там всё сохранилось в первозданном виде с момента моего переезда сюда из города, ваш Семёныч подтвердит. Внизу, в жилых комнатах, я немного под- шаманил, хоть разгром стал не так заметен, как наверху. А чердачное помещение в кавардаке до сих пор. С первого взгляда оно неплохое, но вырванные с корнем половые доски, ободранная обшивка потолка и разбросанное повсюду тряпьё, без сомнения, говорят о том, что это не дело рук бывших жильцов, а того, кто наводил ужас на проживавшее здесь семейство.
— На чердак поднимемся обязательно. Закончим с улицей — и сразу туда. Осмотрим следы повреждений в качестве доказательной базы, что Михаилу Семёновичу действительно пришлось обороняться от кого-то, кто не давал ему жить спокойно.
— Пожалуйста, разберитесь, жалко мужика-то. Не просто же он так, ради куража или спьяну, решился пострелять. Не бывает дыма без огня, раз про привидение слухи ходят. Хочется, чтобы вы выяснили, кто мог терроризировать его семью. Потом, возможно, он и непричастен к убийству в лесу.
— Не исключено. Разберёмся.
Наш диалог прервали подошедшие к нам эксперты и двое полицейских, сопровождающие бледного бывшего хозяина злосчастного особнячка.
— Мы с внешней стороны закончили, — сказал один из следователей, — пойдёмте в дом?
— Пошли, — уверенно скомандовал Волков, но из тактичности взглянул на меня.
В ответ я согласно кивнул головой.
Всё та же пара экспертов в гражданском прошлась по дому, слазила на чердак, всё зафиксировала и занялась составлением протокола.
Пока шёл так называемый обыск, Михаил Семёнович неустанно сокрушался, пытаясь в очередной раз объяснить свой поступок:
— Я ни в чём не виноват. А как бы другой поступил на моём месте, если бы в его дом кто-то несколько раз пробирался ночью и пугал до смерти его близких своими блужданиями по комнатам? Все в округе в курсе, что здесь нечисть какая-то водится. Кто знал, что это мог быть человек? Простые смертные так не поступают. По телевизору про аномальные места постоянно вещают. Тут поневоле будешь держать заряженное ружьё рядом с кроватью наготове. До того-то я звонил в полицию чуть ли не каждый день. Ваши приезжали и уезжали, ничего не предприняв. Считали, что я больной на всю голову и делаю ложные вызовы на пустом месте.
Двое полицейских, не понимая отчаянного состояния их сопровождаемого, глупо усмехались.
«Идиоты, — думал я, — их бы на его место». Капитан задумчиво молчал.
Понимая, что оформление бумаг подходит к концу и, желая немного развеять гнетущее настроение подозреваемого, я предложил не задействованным в следствии членам опергруппы и Михаилу Семёновичу попить чайку. Те, поблагодарив за гостеприимство, вежливо отказались.
— Александр Георгиевич, — обратился ко мне Волков в момент затишья в беседе, — следствие пока не может быть закончено по определённым причинам, поэтому вам будет необходимо ещё разок, со дня на день, посетить нас. Вы не против?
— О чём вы? Какие вопросы. Как скажете.
В скором времени всё было завершено, и полиция в полном составе, включая Михаила Семёновича, уехала.
С Ларисой не задалось. На мои бесконечные звонки она не отвечала. Я начал серьёзно нервничать. Дожидаться срока оплаты аренды, чтобы была причина заехать на квартиру и понять, меня окончательно отправили в отставку, или это так, временное наказание за провинность, не хотелось. Не выдержу. Деньги — это тьфу! От неё они мне на фиг не нужны, нужна причина увидеться с единственно близким за последнее время, человеком. Оказывается, больше всего убивает одиночество!
«Как мне быть, куда податься, кого тук-тук, кому отдаться?» — напевал я про себя, раздумывая, чем занять свою деятельную натуру.
Ничего не оставалось, кроме как только ждать следующего вызова от замечательного капитана Волкова, который тоже стал, в какой-то степени, родным. Правда, после встречи с ним, глаза делались никакущими из-за маскировочных очков.
Не находя себе места, я даже вспомнил про свою бывшую.
«Как она там? Ищет меня или нет? А что, если тот, кого спугнули собаки от моего забора, был ищейкой от неё? Допустим, она меня нашла, убедилась, что я в порядке, никого у меня нет, и успокоилась, ожидая, когда мне надоест отшельничество, и я вернусь обратно с повинной в семейное ложе. Бред, конечно, но, как говорит Волков, версия есть, треба проверить. Правда, моя жена такая, что вряд ли просто так всё спустит на тормозах. От неё не дождёшься, будет рыть до упора, пока не зароет любого».
Обдумав возможные безопасные варианты получения информации извне по интересующим меня вопросам, пришёл к выводу, что кроме личного ноутбука мне никто и ничто не поможет. Разумный вывод, альтернативы всё равно нет.
С более-менее приподнятым настроением я собрался и подался в город, предварительно заперев своё убежище на все замки.
Город бурлил. Народ, озабоченный своими проблемами, потоками вливался из одной улицы в другую, неся меня как соринку, случайно попавшую в стремительное русло человеческого движения.
Найдя магазин электроники, я купил себе самый крутой компьютер и подобрал к нему, на солидную сумму, кучу дополнительных наворотов, благо с цифровыми тех- нологиями приходилось сталкиваться не раз. Мне всегда нравилось возиться в заумных микросхемах, повышая возможности бытовой техники.
Нагруженный под завязку, я боролся с искушением нагрянуть к Ларисе. Разум победил:
«Стоит ли тащиться с коробками через весь город? Вдруг её не будет дома, и что тогда? Под дверью побитой собачонкой выть, унижая себя? Так можно безвозвратно всё испортить. Подумает, что я безвольное существо, а не мужчина. Домой, домой к себе в деревню, и нечего сопли распускать! Уже не мальчик».
Доехав до своей станции, я вышел на платформу и решил перекурить. По расписанию автобус, следующий в мою сторону, должен отправляться минут через тридцать с гаком, так что времени для вынужденного отдыха предостаточно, можно немного расслабиться.
Свалив коробки на привокзальную скамейку, я уселся рядом, устало достал пачку сигарет, но ни зажигалки, ни спичек в карманах не обнаружил. В поисках огонька, начал приставать к проходящему мимо немногочисленному люду. Облагодетельствовать меня никто не смог или не захотел. Пришлось взять свою ношу в руки и плестись
за здание вокзала в специально отведённое место для куряк.
Каково же было моё удивление, когда там я увидел Михаила Семёновича, нервно затягивающегося сигаретой.
— Михаил Семёнович? — по инерции спросил я.
Михаил Семёнович, выйдя из своих внутренних размышлений, как бы очнулся и, глазами побитой собаки, взглянул на меня.
— Да. А мы знакомы?
— Вы меня не узнаёте? Александр. Мы встречались у вашего бывшего дома. Вы недавно туда со следователями приезжали.
Михаил Семёнович более внимательно посмотрел на меня.
— Вроде бы, да. Без очков вас трудно узнать. Приветствую. Какими судьбами здесь? Тоже на допрос пригласили?
— Здравствуйте. Нет, после того пока не вызывали. Вот из города с покупками возвращаюсь, жду автобуса до нашего с вами дома. Решил покурить, а спички в отсутствии. Поделитесь огоньком?
Михаил Семёнович чиркнул зажигалкой, дав мне прикурить.
— Привидение настоящего хозяина не беспокоит?
— Когда вы ко мне в дом заявлялись, думал — привидение, а теперь не на кого подумать. Всё встало на свои места. Ничего интересного не происходит. Тишина и спокойствие. Сейчас вернусь, ещё раз проверю, были ли попытки пробраться в бывшую вашу обитель. Я же забор опутал колючкой. Замки везде поменял. Чуть что, следов и ран преступнику не избежать.
— Знаю. Сталкивались.
Про найденный дневник и свои версии о таинственном искателе спрятанной коробочки распространяться не стал.
— И реально вас кто-то мучил? Извините за бестактность.
— Вы про дом?
Я кивнул, глубоко затянувшись.
— Не то слово. С чего бы это всё началось?
В глазах Михаила Семёновича моментально появился огонёк. Видно было, как мучающие его мысли желали вырваться из него наружу, а тут и я, оказавшийся рядом, единственный гражданский человек в теме, кому бы он мог излить всё, что наболело и о чём не хотели слушать и правильно воспринимать люди, пытающиеся обвинить порядочного семьянина в злодеянии.
— Мне нужно было бы сразу, после первых же странных прецедентов, эвакуировать свою семью в более безопасное место, не дожидаясь обострения ситуации. В дальнейшем-то дело дошло до того, что мне приходилось ночью с ружьём дежурить у окна. И, чего и следовало ожидать, однажды, поздно вечером, когда в посёлке, через дом, молодежь развлекалась запуском петард, засёк, как под шумок кто-то ко мне в дом намеревается пробраться. Ну, я злой и весь на нервах в сердцах и шарахнул в сторону нарушителя спокойствия. Тот вроде бы как убежал. А утром жена обнаружила следы крови на траве, и я понял, что, возможно, кого-то подстрелил.
— Вдруг это был случайный прохожий или кто-нибудь из молодёжной тусовки?
— Ну что вы. Про этих молва по посёлку разлетелась бы сразу, а тут тишина. Значит, был кто-то чужой.
— По рассказам соседей, вашей семье много пришлось вытерпеть от так называемого привидения.
— Когда первый раз к нам забрались, подумал — наглые воры охренели совсем, уже при живых хозяевах по дому рыскают. Неприятно, конечно, но разочек пережить можно. Однако на этом, как вы понимаете, история не закончилась. Наоборот, стала повторяться всё чаще и чаще, доведя моих до истерик. Какой-то гад ночью, когда все спали, периодически стал пробираться в дом, ковырялся в вещах, выламывал доски на стенах и на полу. Видимо, искал чего-то.
— Полицию вызывали?
— И не раз. Только от них толку, как от козла молока. Приедут, деловито поводят носом и укатят восвояси, оставив тебя самостоятельно решать свои проблемы. В итоге результат налицо.
— Удивляюсь мужеству вашей семьи. Не каждому дано с таким столкнуться.
— Какое там. Знали бы вы, чего мне стоило удерживать своих от эмоциональных срывов. Всё покатилось кувырком. Хозяйство было заброшено напрочь. Жена ничего не желала делать, а просто насела на меня, требуя немедленно продать этот осточертелый дом хоть за бесценок и бежать отсюда. Что мы в спешке и сделали.
— Я в курсе. После покупки дома прослышал про вашу историю.
— Ну и как? Не побоялись в него заселяться?
— Честно, по первой не очень обращал внимание на сплетни вокруг вашего дома, но опасение само собой зародилось, чего скрывать. Особенно после того, как в первые дни пребывания у дома замаячила тёмная фигура явно с нехорошими намерениями.
— Клянусь, это был не я.
— Не сомневаюсь. Капитан меня уверил, что это не вы. Непонятно тогда, кто это мог быть, раз считают ваш выстрел роковым для назойливого неизвестного. Останки-то, найденные в лесу, полиция приписывает ему. Значит, он больше появляться не должен.
— Не знаю, может, это менты своего засылали после моих обращений к ним? Хотя вряд ли. Мои дела им были неинтересны, пока труп не нашли. Теперь-то у них есть на кого свалить и поставить галочку в раскрытии преступления.
— Ничего хорошего по этому поводу в ваш адрес сказать не могу. Фактов против вас действительно предостаточно. Но, может, обойдётся? Они же не изверги какие, чтобы засудить нормального человека. Вы защищали свою семью, и это должно учитываться.
— Прям, учтут они. Припаяют превышение обороны, если докажут, что человек погиб по моей вине. Эх, если бы не забытое на чердаке ружьё.
В кармане у меня зазвонил телефон, прервав беседу.
— Извините, я отвечу. Алло?
Звонил, недавно упомянутый в разговоре, капитан Волков.
— Александр Георгиевич?
— Да, я вас слушаю.
— Это капитан Волков из районного отделения беспокоит вас. Добрый день. Не могли бы вы завтра к нам приехать в любое, удобное для вас, время? Требуется подписать кое-какие бумаги по известному вам делу. Я буду весь день на месте.
Я отошёл в сторону, чтобы не смущать Михаила Семёновича.
— Добрый день. Как удачно вы позвонили. А я как раз нахожусь недалеко от вас, на вокзале. Можно, товарищ капитан, я сейчас к вам заскочу, чтобы завтра не обременять ни вас, ни себя?
— Отлично, Александр Георгиевич, это даже лучше. Жду вас у себя.
— Спасибо. До встречи.
Прекратив разговор, я повернулся к Михаилу Семёновичу. Тот, поняв, кто мне позвонил, обречённо произнёс:
— И за вас взялись. Шагайте. Удачи. У вас более предпочтительное положение, чем у меня.
— Не отчаивайтесь, Михаил Семёнович, всё будет хорошо. Всего доброго, ни пуха!
С этими словами я проверил, на месте ли мои маскировочные очки, собрал коробки в охапку и пошёл в направлении отделения полиции.
Исписанные листы бумаги на столе, усталое лицо Волкова, гора окурков в пепельнице — всё говорило о долгой кабинетной работе капитана. Оторвавшись от своей писанины, он поднял на меня покрасневшие глаза.
— А, это вы, здравствуйте.
— Добрый день. Прибыл, как договорились.
— Спасибо. Ну что ж, давайте подпишем кой-чего и дело с концом. Читать будете?
Я поправил на носу очки.
— Нет. Вам я доверяю полностью. Только коротко осветите, к чему, к какому выводу пришло следствие. Если можно.
Вздохнув, Волков пододвинул ко мне бумаги и ручку.
— Вкратце это будет звучать так:
— подозреваемый специально съехал и продал свой дом, предполагая, что кого-то застрелил;
— убегая, в спешке забыл своё орудие убийства на чердаке дома, где жил;
— когда из местной прессы узнал, что недалеко от его бывшего дома был обнаружен в лесу труп, испугался и вспомнил про своё ружьё;
— дождался, когда наши сотрудники прекратят следственные действия у вас в посёлке, решил втихаря избавиться от ружья, чтобы на него не пало подозрение, но был задержан доблестными правоохранительными органами. А конкретно, что и как происходило, вы уже знаете. Вопросы ещё есть?
— Так доказано или нет, что именно бывший хозяин моего дома убил того несчастного из леса?
— Материал собран и по запросу будет передан в выше- стоящую инстанцию. Какие выводы сделают там, мы не знаем. Но всё работает против него. Вам-то что до этого? Переживаете за Михаила Семёновича?
— Конечно, человек натерпелся такого, никому не пожелаешь. А потом с испугу чего только не натворишь. Он мне рассказал, как его семью терроризировала тёмная личность, а полиция никаких мер не предпринимала.
— Это когда это вы с ним пересеклись? Почему не знаю?
— Да только что, у вокзала в курилке. Я ждал автобуса, а он от вас вышел.
Волков хмыкнул, но, видимо, от усталости не стал раскручивать тему дальше.
— Подозревать вас в пособничестве подследственному пока нет оснований, но будьте осмотрительнее. Нужно понимать, когда и с кем контактировать во время проведения следствия.
— Понятно. А чей труп нашли, удалось выяснить? — задал я последний вопрос, подмахивая бумаги.
— Мы — нет, не успели. Теперь это уже не наше дело. Наверх забрали, в управление. Баба с возу — кобыле легче. Там будут морочиться.
Трясясь в автобусе по дороге домой, я сопоставлял и анализировал полученную сегодня информацию.
Получается так, что нарушителем моего спокойствия был Михаил Семёнович, и если ко мне никто больше не полезет в дом, то убитый является тем самым человеком, который искал в доме свои записи, сводя с ума бедное семейство.
Про найденную шкатулку умолчу во избежание лишних хлопот с дознователями уже, наверное, городского ранга.
Что из себя они будут представлять, неизвестно. Нарвёшься на каких-нибудь рвачей, что скорее всего, и поминай как звали. А те возьми да и начнут копать ещё и мою подноготную, и тогда совсем пипец, окажусь в весьма незавидном положении. Нам этого не надо. К тому же, как пить дать, заставят отчитываться и за потраченные из клада деньги, которые я начал расходовать по своему усмотре- нию, всё больше удостоверяясь, что их хозяин вряд ли выплывет из небытия. На данный момент они мне нужнее, чем им, не всегда чистым на руку, служителям правосудия. На своей шкуре испытал.
Внезапно вспомнилась выдержка из найденного дневника о предостережении автором неких коллег из ФСБ, в случае его гибели.
«Точно! Что-то там говорилось, по-моему о каком-то враче, что если тот его выдаст в чём-то или ещё какую пакость сделает, там, отравит что ли, не помню, то какие-то разоблачительные документы на того врача попадут его руководству и, кажется, даже в прессу, и тому будет кабздец. Приеду, почитаю ещё разок волшебные записи. Авось реально я прав, и лесной труп — мой герой. Тогда в интернете должны быть отголоски на тему врача или, как его, служаки ФСБ».
Дом, как я и предполагал, был в порядке, никто на него не покушался.
Быстро разгрузившись и приготовив рабочее место, я начал комплектовать свою компьютерную станцию, для начала удостоверившись, что сеть интернет здесь присутствует, а войти в неё, как оказалось, для меня особого труда не составило.
На интуитивной основе я конструировал супер-агрегат, способный творить чудеса на никчёмных бытовых устройствах.
Словно слыша подсказки свыше, руки повиновались движению до конца не осознанной мысли, выдавая потрясающие результаты моих возможностей в плане модернизации и совершенствовании IT-технологий.
То ковыряясь в недрах ноутбука, то выскакивая на улицу для установки антенн, мини-локаторов и усилителей сигналов, я увлёкся до такой степени, что со- вершенно забыл и про Ларису, и про все неприятности, которые мне могли грозить от внешнего мира, куда я так рьяно стремился прорубить окно посредством бездушных микросхем, способных приобщить человека к всемирной паутине информационных потоков, открывая бескрайние возможности сбора любых данных на любую тему.
Завершив технологически-творческий процесс, я наконец-то включил, созданное своими руками и проснувшимися мозгами, своё ноу-хау. Эффект был потрясающий. Компьютер, как трактор, без проблем, мог перепахать информационное поле вдоль и поперёк, нигде не сбиваясь с межи. Вот только излучение, исходящее не то от экрана, не то от установленных мною дополнительных усилителей сигнала, сильно отражалось болью в голове и, непонятной мне, вибрацией в нижней части затылка.
Быстро уставал от непривычных неприятных ощущений, приходилось часто отрываться от всецело поглотившего меня занятия по восполнению знаний о положении в стране, включая местные сплетни, и вообще обо всём происходящем в мире. Видно, основательно соскучился по благам цивилизации.
Отстраняясь от компьютера и углубившись в кресло, отодвинутое подальше от стола, я перемалывал в мозгах прочитанное и увиденное, пытаясь осознать своё «я» в этом мире: кто я и зачем присутствую в неспокойном, интересном и конфликтном пространстве планеты под названием Земля? Я же здесь никто, и звать меня никак, в прямом и переносном смысле.
«Что за ересь начинает лезть в голову? — вскопошился я. — Я что, пуп Земли, чтобы якать бесконечно и искать себе оправдание своей никчёмности? Есть же люди, которым в тысячу раз хуже, чем мне. Например, автору найденной тетради и дома, где я сейчас дурью маюсь».
Озарение отбросило глупые мысли в сторону. Вспомнил: «Так я же хотел что-то найти в записях про врача- эфэсбэшника, чтобы удостовериться, что найденный труп и есть и привидение, и хозяин тетради, в одном лице. И никто никого теперь больше не должен пугать, если это так. Не нужно будет бояться неизвестно кого и запираться на все замки».
Я вскочил, вынул из загашника спрятанную тетрадь-дневник и начал перелистывать страницы: «Так, где оно? Ах, вот! О чём тут говорится?»
Выдержка из дневника
Схему принуждения врача по возврату тебя я продумал, проработал и, подробно описав, так же оставил на флешке. Там есть нечто такое про моего, на данный момент, коллегу, что при любых раскладах он не посмеет отказать тебе в проведении операции по реабилитации и не решится
доложить начальству о твоих намерениях.
В случае попытки, с его стороны, обнародовать задуманное тобою, он тут же подпишет себе приговор, о чём знает и чего боится.
Я так закрутил дело с врачом, что если даже тебя кто-то и уничтожит, пусть и без участия нашего доктора, то первым будет стёрт с лица земли именно он, уважаемый монстр.
Что в моих силах, сделано по максимуму, чтобы с твоей головы ни один волосок не упал.
Удачи тебе и не бойся, верши свою судьбу не торопясь.
Прочитав нужный абзац, я тут же, несмотря на недомогания, доставляемые мне пребыванием рядом с ноутбуком, полез в интернет искать подтверждения своих предположений, чтобы окончательно убедиться в правильности мыслительных выводов, для чего потребуется, всего-навсего, проверить: произошли ли, за последнее время, какие-либо громкие изменения в структурах ФСБ.
Флешку оставил на потом. Там, должно быть, инструкция с рекомендациями, как общаться с врачом-садистом, который должен будет успешно завершить операцию по возвращению жертвы секретной структуры в реальность.
В закрытые сайты пробраться нелегко, на это требуется много времени и умение манипулировать, полученными обходными путями, минимальными данными.
И вот однажды, поздно вечером, мне удалось влезть на ресурс с ограниченным доступом извне, и прошерстить его по интересующему меня вопросу.
Как и следовало ожидать, на одном из информационных порталов нашлась небольшая заметка об отстранении от должностей серьёзных чинов ведомства без объяснения причин их увольнения.
Связав всё воедино, я сделал окончательный вывод — это он! Погиб автор тетради, что меня весьма, не на шутку расстроило.
«Значит, мой дом точно теперь будет без привидений. Это, в какой-то степени, хорошо, но вот парня жалко. Так и сгинул по недоразумению, не познав себя».
Голова буквально вскипала от долгого сидения за компьютером. Стали появляться даже какие-то видения в раскалённых мозгах, провоцируемые непонятными вибрированиями в затылке.
Из-за всё нарастающих, невыносимых изменений в ощущении мною окружающей действительности, я сорвался. Дошло дело до того, что не в силах сдерживать, вылезшие неизвестно откуда, навязчивые мысли, я выскочил на улицу и со злобы саданул подвернувшейся под руку палкой по установленному мною усилителю сигнала. Казалось, что во всём виноват именно он. Немного отпустило.
Приходя в себя от внезапно нахлынувшей агрессии и выместив злобу на бездушном устройстве, я огляделся вокруг в надежде, что никто не стал свидетелем моего безумия. Но, как назло, чья-то тень маячила недалеко от забора и, поняв, что её заметили, тут же растворилась во тьме.
«Привиделось, — констатировал я, — бред, спровоцированный непривычной усталостью. Не может же из тленных останков возродиться привидение этого дома».
Боясь, что не выдержу повторения атаки невидимых волн на организм, вдруг они продолжают действовать, и, не обращая внимания на расстройства в голове, вместо того, чтобы завалиться в постель и немного отдохнуть, я, почему-то, решил, что будет лучше вначале принять душ, привести себя в порядок, а уж затем поспать и, набравшись сил, начать разбираться с источником мучительного излучения.
За окном светало.
В процессе рытья в своих скудных вещах в поисках чистого белья, из затуманенного сознания выплыл образ Ларисы. Подумалось, что если бы мы жили вместе, то вопросов о том, где взять и что надеть, надеюсь, не возникало бы. Нужно всё-таки ей звякнуть. А то что- то я совсем, со своими компьютерными заскоками, девушку подзабыл. Она, наверное, в недоумении, почему я так скверно себя веду. Да и обиделась серьёзно, не иначе, раз перестала звонить. Ладно, сейчас в душ, а там видно будет: поспать, дома остаться или сразу в город поехать.
Уютная душевая комната, с любовью отделанная предыдущим хозяином, мне нравилась своим безупречным стилевым решением: чёрный керамический пол граничил с белизной настенной плитки, и два огромных зеркала, вывешенные под углом друг к другу, удваивали объём незначительного помещения.
Закончив водные процедуры и смотрясь в запотевшее зеркало, я начал зачёсывать волосы не как всегда ношу, на пробор, а назад. Ведь нужно окончательно поменять свой имидж, чтобы жена не нашла сбежавшего мужа.
Тонкая расчёска, из-за моей неловкости, своими густыми острыми зубчиками, на лбу, у самых корней волос, расцарапала, разопревшую от горячей воды и шампуня, кожу. Сощурившись по инерции от пустяковой боли, я приник к своему отражению, пытаясь оценить нанесённый ущерб внешности и обнаружил, едва заметный, практически невидимый, продолговатый шрам, о который и споткнулась моя расчёска. Руки затряслись.
«Отчего это? Раньше не замечал!»
Вспомнив часть признаков переделанного человека, отражённых в найденной тетради, я пальцами начал ощупывать за ушами. Там, кажется, тоже что-то ощущалось, похожее на зажившие порезы. На висках, среди ямочек от юношеских прыщей, были также какие-то метки.
«Ё-моё, если сейчас ещё обнаружу и под волосами бугорок в районе темечка, то это будет означать…» — заволновался я, но бугорка, на счастье, как и раньше, не обнаружилось.
Не до конца понимая, что со мной происходит, и откуда вылезла подозрительность в свой адрес, я, обмотавшись полотенцем, выскочил из душевой.
«Нужно выяснить всё досконально. Действительно ли я — это я, или от одиночества у меня тупо крыша поехала, или это влияние, с ошибками собранного, компьютера? А может, ещё есть что-то в тетрадке эдакое, о чём я забыл и что убедит меня, что я не совсем ку-ку?»
На всякий случай, опять вытащил тетрадь и начал её листать.
Выдержка из дневника
Для более полной картины и для подтверждения того, что вышеописанное мною не бред, и ты действительно подвергся изуверской процедуре, перечислю основные заметные признаки и метки на твоём теле, говорящие о проделанных с тобой хирургических манипуляциях.
Наощупь, желательно у зеркала, ты без труда обнаружишь шрамы под волосами, в районе тыльной стороны ушей и чуть выше начала волосяного покрова надо лбом. Увидишь отметки проколов в районе височных областей в виде ямочек от возрастных прыщей.
Самый основной элемент твоего перевоплощения — бугорок, который ты отыщешь близь темечка. Там будет находиться, вживленный в твоё тело, чип — новая прогрессивная технология зомбирования человека. Именно он будет играть главную роль в изменении самосознания и поведения твоей личности.
По этим следам ты сможешь удостовериться, что ты — это не ты.
Кроме признаков возможной работы со мной пластических хирургов, что исключено, больше на мне ничего не нашлось: никаких чипов, ни другой ерунды. Значит, всё нормально.
Припоминаю, правда, как-то раз лежал в больнице, но по другой теме. Жена приносила гостинцы, приходили коллеги по работе, которых я с трудом узнавал после авто аварии и временной амнезии. Как мне говорили, головой сильно саданулся о переднюю стойку, погнул её хорошенько, но это пустое, не очень серьёзно.
Так, может быть, оттуда и появились эти шрамы, а я вдарился в панику?
— Всё хорошо, прекрасная маркиза, всё хорошо, всё хорошо! — успокоившись и подбадривая себя, запел я весёленькую песенку и вернулся обратно в душевую для завершения утренней процедуры.
Головные боли исчезли, словно их и не было. На своё отражение смотрел уже без подозрений и, благодаря двум зеркалам, мог себя рассматривать не только в про- филь, но и удавалось лицезреть новую причёску немного сзади. Ни на ощупь, ни визуально под волосами на затылке, ничего обнаружено не было, не было даже лёгкого покраснения.
«Гад компьютер! Всё из-за тебя. Нервы ни к черту. Чтобы я ещё раз с тобой связался, да ни в жизнь! Лучше заведу новую семью, например с Ларисой, и утону в размеренной бытовухе без хлопот и неразберихи в мозгах».
Недолго посомневавшись, позвонил Ларисе. Несколько томительных гудков — и она ответила. Я скромно что- то пробубнил в своё оправдание по поводу внезапного
исчезновения, она, якобы с неохотой, согласилась встретиться. Чувствовалось, что Лариса ожидала моего звонка, но предпочла немного поломаться передо мной.
— Приезжай, я как раз буду дома к обеду, — пролепетала в трубку моя прелестница.
— Йес! — воспрянул я и бросился прихорашиваться.
Подойдя к дому своей квартиры, я взглянул на него несколько другими глазами, чем прежде.
Возможно, здесь состоится моё новое семейное гнёздышко, а дом за городом тогда пускай останется дачей. За городом жить городскому человеку сложно, если не ска- зать невыносимо. Для меня теперешнего это стало ясно как божий день.
Помявшись в нерешительности у подъезда, до меня дошло, что с пустыми руками как-то неприлично заявляться в гости к женщине, которая нравится.
Развернувшись, побежал к цветочной лавке у дороги, которую засёк ещё в прошлый заезд в город. Там пришлось немного подождать, пока группа молодых людей, как я понял из их разговоров, аспирантов соседнего НИИ, выберет цветы своей физичке, руководителю проекта. Сегодня днём, наконец-то, состоится у них, насколько они между собой решили, удачное без вопросов, испытание их детища.
Я купил красные розы — с ними не прогадаешь — и заскочил за тортом.
Обворожительная и таинственная Лариса открыла дверь.
— Здравствуйте, Александр.
— Привет, Ларис.
Между нами повисло неловкое молчание. Я первым отважился заговорить.
— Ну что, мы так и будем дуться друг на друга у порога? Может, впустишь? Я приехал к тебе не просто так, а с серьёзным предложением. И предлагаю общаться, как прежде, на ты.
— Проходи, — сказала Лариса, посторонившись, и не спросив, что за предложение собираюсь выдать на-гора, углубилась в коридор.
— Цветы — это тебе.
Лариса молча приняла букет.
— Может, попьём чайку и попробуем наладить дипломатические отношения? — попытался сострить я, протягивая коробку торта, украшенную красивым бантом.
— Как скажешь, давай попробуем.
Чайник шумел, Лариса накрывала на стол.
Курсируя от кухни к столу и обратно, она, вроде бы, начала постепенно смягчаться. Появилась незаметная улыбка на лице. Я уже стал предполагать, что у нас все страсти закрутятся по новой, красиво и надолго, как неожиданно что-то перещёлкнуло в моём мозгу и сильнейшая боль в затылочной части головы отключила сознание.
Боль была сродни той, что я испытал сегодня ночью в своём доме, но гораздо мощнее. Я обхватил руками затылок, вскочил со стула, со стоном прокрутился по комнате и, практически без чувств, упал на кушетку. Перед внутренним взором, словно на старой, заезженной киноплёнке в кинотеатре, со скоростью экспресса замелькали обрывки неведомых мне сюжетов.
Туманные всполохи памяти выдавали картинки, где я, то в огромном зале серьёзного учреждения с множеством солидных деловых людей, озираясь по сторонам, со свёртком в руке, прохожу сквозь толпу, то привязанный к кровати что-то кричу окружившим меня врачам и медсёстрам, одетым, как инопланетяне, в серебристые комбинезоны, то голый, в каком-то сумрачном грязном помещении, поскользнувшись, падаю на, поросший слизью, бетон и не могу подняться. И всегда в своей голове вижу колючие мозги, выпирающие наружу.
Лариса, не ожидая такой метаморфозы, произошедшей со мной, и не понимая, что случилось, дико испугалась. Увидев мои мучения и думая, что я умираю, едва не разбив, поставила на стол чайные чашки, в нервной растерянности схватила телефон и непослушными пальцами стала набирать чей-то номер.
Всплеск шокирующего безумия прошёл внезапно, как и начался, унеся с собой и странные видения, и выглянувших из пелены знакомых незнакомцев, и размытый, не родной, вызывающий лик жены. Я потихонечку оживал, приходя в свою естественную форму, а Лариса, не замечая этого, чуть ли не рыдая, кому-то кричала в трубку:
— С ним что-то случилось, кажется, он умирает! Я не знаю, что делать! Врача вызывать или приедете сами? Он хрипит, из него лезут какие-то воспоминания. Это, наверно, ваше устройство в нём не так сработало. Я больше не могу и не хочу с ним…
Пришедший в себя, я поднялся на ноги и, держась за затылок, навис над Ларисой, сидящей в кресле. Она, от не ожидаемого моего просветления, ойкнув, отняла трубку от уха. Я забрал у неё мобильник и, свернув его в пропеллер, отбросил в сторону. Лариса со страхом сжалась в комок.
Схватив её одной рукой за ворот платья в районе груди, другую руку подняв с угрозой ударить, злобно прошипел сквозь зубы:
— Я не понял, о чём это вы? Что ты задумала? Говори, тварь!
— Я ничего не задумала, я не виновата, — завыла Лариса, по-девичьи загораживаясь от меня руками, — мне было велено.
— Что тебе было велено?
— Следить за вами.
— Что за устройство во мне?
— Не знаю, мне лишь сказали, что в вас вмонтирован какой-то чип, и что нужно побыть какое-то время с вами.
— Кто сказал?
— Одна женщина.
— Кто такая? Откуда она?
— Из какого-то секретного научного учреждения, как зовут её — не знаю.
— Хоть знаешь, что за чип у меня, и где он находится?
Почему я его не нашёл?
— Она говорила, что он создан по новым технологиям, какой-то жидкий, а куда его вам ввели, не сказала.
— Так что за женщина? Кто она? Как её зовут?
— Я же вам сказала, не знаю, она не называлась, только заставила меня подписать какие-то бумаги при приёме на работу.
— И ты, как полная дура, конечно же, подмахнула их не глядя? Даже не посмотрела, с какой организацией имеешь дело? Или врёшь?
— Нет, не вру.
Я опустил кулак.
— Как ты оказалась рядом со мной?
— Мне выдали документы на аренду вашей квартирки, и адрес с условием, чтобы я сюда переехала и познакомилась с вами.
— С какой целю?
— Сказали, что вы должны быть под наблюдением.
— Кто сказал?
— Всё та же серьёзная женщина, с кем я общалась в самом начале. Которая наняла меня.
— И что от тебя требовалось? Захомутать меня и затащить в постель? Создать видимость любви и тэ-дэ? То есть, никаких симпатий, как я думал? Зачем ты это сделала?
— Когда нет хорошей работы, согласишься на всё. А тут предложили приличные деньги, вот я и согласилась.
— Может, ты и не Лариса совсем? — прошептал я, играя желваками. — Как женщина узнала, где у меня квартира?
— Та женщина знает про все ваши передвижения, благодаря вашему чипу. Они всегда знают, где вы. Отслеживают.
— Кто они?
— Ну не знаю, кто они, не знаю, — хныча, лепетала Лариса.
— И про дом, понятное дело, им тоже известно.
— Да. Вчера посылали меня туда посмотреть, куда вы делись, на месте ли. Сигнал у них исчез.
— Ах, это ты тогда ошивалась у забора в темноте. Понятно. И до этого, соответственно, от неё кто-то засветился у дома. Не ты?
— Если давно, то я. Я у вас там была всего два раза.
— По прихоти всё той же бабы? Я понял, кто это. А кто та Катя, подруга твоя?
— Она не подруга. Видя, что вы не решаетесь со мной долго контактировать, попытались подсунуть вам альтернативу.
— А выгнали, чтобы я сделал выбор, кто за мной останется следить?
— Где-то так.
У меня скривилось лицо.
— Ой, ой, ой! Не убивайте меня! — отчаянно запричитала искажёнными губами, когда-то достойно выглядевшая, девушка.
Боль в голове вновь взорвалась с невыносимой силой. Пальцы разжались, отпустив платье Ларисы. Я схватился за виски и ломанувшись в ванную, сунул голову под холодную воду. Боль отступила. Видно, её возникновение было связано с испытаниями в соседнем НИИ, влияющими на мой чип.
Остудив пылающий затылок, я взглянул на себя в зеркало. Вода стекала по щекам как слёзы. В прихожей хлопнула дверь. Это, наверное, Лариса убежала, спасаясь от разъярённого меня.
— Вот идиот, губы раскатал, — горестно прошептал я.
Из глубины отражения на меня смотрел совершенно несчастный человек.
«Так она всё знала, отслеживала каждый мой шаг. Получается, я всегда был под колпаком. Вот почему жена не подняла кипиш, когда увёл у неё деньги. И выходит, она мне вовсе не жена, а кто-то. Также подставная. Куратор?»
На запотевшем стекле зеркала, обессиленный своим открытием, я написал:
ТЫ НЕ ПЕРВЫЙ И, ТОЧНО, НЕ ПОСЛЕДНИЙ!
«Тогда кто же ты?» — задал я себе вопрос.
«Кто я? Кто я? Кто я?» — беспрерывно пульсируя, звенело в голове, повторяя одно и то же:
КТО Я?
Эпилог
Накрыв сознание туманом,
Видений призраков нагнав,
Незримо духом управляет
Иное, истину поправ.
Разрушив прежние устои,
Забвенье властвует, глумясь,
Нещадно поглощая волю,
Стирает временн;ю связь.
Безликий — ужаса творенье,
Украдкой забирает суть,
Вершит, по своему смотренью,
Без сущности дальнейший путь.