Сияющее невиданным светом

We've come a long way since that day 

And we will never look back, at the faded silhouette 




Это, определённо, была любовь с первого взгляда. 

Я глазам своим не верил – никак не ожидал увидеть что-то подобное, да ещё и в таком состоянии, так что, как следует, тряхнул головой. Но нет – никакого обмана зрения и в помине не было, а он всё так же был передо мной и не исчез подобно тающей в ночи серой тени. 

Пурпурный «Додж Чарджер» 70-го года. 

Изумительный маслкар. Изящные изгибы корпуса. Хромированные бамперы. Механическая коробка передач. Мощнейший движок. Никакой электронной требухи. 

Последнее, пожалуй, было самым важным. Из-за череды мощнейших ЭМИ, накрывших мир после маленькой и не очень победоносной термоядерной войны между Штатами и Китаем, напичканные электроникой выпендрёжные машины класса люкс превратились в кучу хлама, годного разве что на запчасти для чего-то более стоящего. Скажем, для классических гигантов американского автопрома. 

Старина «Додж» притулился под подобием навеса у развалин небольшого двухэтажного дома на набережной Санта-Моники. В былые времена эта прибрежная улица была довольно оживлённым местом. Теперь же глаз цеплялся только за искорёженные остатки знаменитого пирса с колесом обозрения неподалёку. 

Над «Чарджером» оказались невластны несколько лет с начала скоротечной войны. Ему была нипочём ужасная погода Южной Калифорнии – часто накрапывающий кислотный дождь и хлещущая время от времени бурая изморось, преимущественно из тяжёлой воды. И он даже избежал участи быть пущенным на металлолом мародёрами. 

Верой и правдой старина «Додж» отмотал десятки тысяч миль в старом мире, теперь же – так уж случилось – ему предстояло проехать со мной полторы тысячи до дома моего отца в новом. Возможно, там и остаться на вечном приколе. 

Стекло было маняще приспущено – ровно настолько, чтобы туда пролезла моя ладонь. Я приложил все силы и опустил его до упора. Ключи оказались в щитке, на связке с ними был дешёвый пластмассовый брелок с выцветшей розой. Я покачал находку на ладони. Везение, да и только. Но всё к лучшему – заводить машину, оголяя провода, я не умел. И, наверное, зря. В нынешних реалиях это было бы весьма полезным навыком. 

Я забросил вещевой мешок в багажник, уселся на место водителя и с удовольствием вытянул ноги. Изумительная тачка. Жаль, что прежние её хозяева, судя по всему, не пережили ядерный коллапс. 

Несколько минут я раздумывал – стоит ли воплощать в жизнь то, что я лелеял и вынашивал уже несколько лет. Задолго до всего случившегося. Ведь как угадать – а вдруг на пути к Монтане обнаружится непреодолимая пропасть шириной в сотню ярдов – этакий разлом в континентальной плите – и что тогда? Никто не знал всех последствий весёлой заварушки, что устроили миру сильнейшие из держав. Связи не было, достоверных источников информации тоже. Редкие рейдеры, промышляющие перевозкой самого необходимого, переносили искажённые россказни из одной уцелевшей общины в другую. 

Но кое-что было очевидно и без их баек. Климат вовсю менялся – и, если судить по видимому окружению, ядерная зима была отнюдь не мифом и не выдумкой ретро-фантастов. Следовало бы поторопиться и вырваться из этого региона – кочевая жизнь становилась всё невыносимее, а погодка не добавляла ни толики позитива. 

Если принимать на веру то, что рассказывали немногие путники, бродящие по пустошам, то по всему выходило, что северные штаты были вполне себе ничего – их потрепало не настолько славно, как, те же Техас и Калифорнию. 

Байки? 

Возможно. 

Но меня хорошо так подмывало это проверить. 

Пока всё складывалось лучше некуда – сопутствующее везение так и пёрло, напевая прямо в ухо: «Езжай, Бен! Не медли ни минуты! » 

И я был с ним согласен, да ещё как. Прочь сомнения. А с препятствиями на пути можно разобраться по ходу дела. В конце концов, если бы человек отступал при малейшей преграде, где бы вообще было всё человечество? 

И сам же себе я ответил: 

«Может, на целой и нетронутой катаклизмами планете? » 

 

*** 

 

Не знаю, сколько движок «Доджа» стоял без работы, но, повернув ключ зажигания и наподдав газу, я услышал заветное низкое рычание. Все 440 лошадей фурычили исправно, словно он и не стоял без движения пару-тройку лет. 

У меня вдруг появилось ощущение, что я угоняю чужую машину. Атавизм прошлого. Но я не сумел подавить его в себе, так что вылез из полюбившегося уже салона и обошёл развалины окрестных домов, в очередной раз тщательно осматривая их на предмет возможных признаков обитания. 

Обрушившиеся стены. Развороченная мебель. Перебитая посуда. Разбитая техника. Осколки предыдущей жизни. Остатки былой роскоши одноэтажной Америки, припорошённые радиоактивной пылью. 

Ничего более. Ни следов. Ни людей. Ни спусков в убежища. 

Если здесь и жили после Большого Бума, они оставили эти места и мигрировали в поисках лучшей доли. Пусть так. Меня занимал лишь вопрос, почему не на «Додже». Самым разумными вариантами казались версии, что его хозяев забрали военные или же им пришлось укрыться в одном из бункеров, разбросанных по городу. В любом случае, было уже не до роскоши вроде личного авто. 

Я оглянулся на «Чарджер». Он невозмутимо поблёскивал хромом – даже притом, что небо было наглухо затянуто, и солнца здесь не было видно. 

– Думаю, они оставляли тебя здесь не без сожалений, – сказал я старине «Доджу», подойдя к двери и проведя рукой по крылу. 

Старина не ответил – но по чуть заметным вибрациям я чувствовал, что ему, как и мне, не терпится уже пуститься в путь. 

– В поход беспечный пешеход уйду, избыв печаль, – напел я и запрыгнул внутрь. 

 

*** 

 

«Додж» был хорош. Определённо. За одним лишь моментом. 

При всех своих немалых добродетелях он был прожорливым маслкаром. 

Несмотря на то, что из разрушенного Лос-Анджелеса я выехал с почти полным баком, через шесть часов пути на северо-запад по истерзанному федеральному шоссе между Береговыми хребтами и долиной Сан-Хоакин стало предельно ясно, что скоро мы со стариной будем ехать на святом духе и безграничной вере в него же. И это притом, что я не позволял себе разгоняться больше семидесяти, хотя и очень подмывало так сделать – за рулём такой-то игрушки. 

В загашнике была непочатая бутылка скотча, но я опасался, как её усвоит нутро машины. Вполне вероятно, что стоило бы только добавить оборотов после такой «заправки» – и покорёженные внутренности пурпурного жеребца распластались бы на шоссе на добрую четверть мили. Заодно со мной. 

Но в том же загашнике была одна незаменимая вещь. Здоровенная свёрнутая много раз дорожная карта Калифорнийской долины. Даже для своего 2020-го года выпуска она была чем-то вроде реликвии – аналоговый носитель информации в мире, забитом электроникой под завязку, а уж теперь, десяток лет спустя... Если верить карте, то выходило, что у северной окраины Модесто, которую я вот-вот должен был оставить позади, была станция обслуживания «Тексако». 

Девиз моих последних лет гласил: «Живи надеждой». Я следовал ему. И, как правило, всё складывалось удачно. Вот и теперь, надежды оправдались – на пустыре за дорожной развязкой меня поджидала целёхонькая заправочная станция. Не знай я, что кругом царит разруха апокалипсиса, так и не понял бы, что место заброшено. Все колонки были на месте, ярко-красный цвет на вывеске ничуть не потускнел, а видневшийся за заправочными стендами магазинчик вполне себе не утратил обаятельного провинциального лоска. 

Впрочем, нет, заброшенным оно не было. Это я понял, когда вставил пистолет в бак и перещёлкнул блокиратор на насосе. 

– Ты бы не торопился так, сынок, – раздался деловой басовитый голос за спиной. – Частную собственность никто не отменял, смекаешь, а ты и узнать ничего не удосужился? 

Я резко обернулся, держа руку наготове. 

– Ну-ну, – успокоил меня говорящий. – Что у тебя там в кармашке? Давай-ка без глупостей, ковбой. 

В кармашке у меня была 9-мм табельная «беретта», позаимствованная пару месяцев назад из развалин Управления шерифа округа Оранж. А говорящий оказался здоровенным бородатым детиной с наставленной на меня двустволкой в руках. Впрочем, нет – какой там двустволкой! Парень, видимо, был оружейным кудесником и неплохо так поработал над стволом. Теперь эта штука походила, скорее, на гаубицу – один выстрел из такого калибра, и от меня мокрого места бы не осталось. Перевес был явно не на моей стороне. Да он не был бы на моей, даже если бы я был симбиозом Быстрого Гонзалеса и Робокопа. 

– Вынимай – только медленно, не дёргайся как прежде, – предупредил детина. 

Я внял его совету и дюйм за дюймом максимально осторожно вытащил оружие. 

– Как мило. Положи на землю и оттолкни от себя, – кивнул бородач. 

– Вы были копом? – догадался я. – Знакомые замашки. 

– Кем я только ни был, – туманно ответил мой собеседник. – А ты, значит, был мелким уголовником, раз близко знался с копами? 

Я, молча, проглотил выпад и поддел пистолет ногой. 

– Так что – ты из рейдеров Йосемити, парень? 

– Чего? – изумился я. 

– Ты из… 

– Эй, а идите-ка вы в жопу, мистер! – огрызнулся я – накипело. – Что вообще за херня приключилась с вашими манерами? Опустите ствол, тогда и поговорим! 

– Когда постоянно натыкаешься на отщепенцев-мародёров, готовых глотку перегрызть за флягу воды – выбирать не приходится! – сказал детина, в голосе у него так и сквозило совестливое оправдание. – Кроме того – это ты вторгся ко мне! 

– Не знал, что здесь кто-то живёт, – равнодушно пожал я плечами. – Но я не отщепенец, грызущий глотки, мне нужно немного топлива – и только-то. 

Детина медленно опустил свою гаубицу. 

– Значит, говоришь, – протянул он, – ты не из Йосемити? 

– Национального парка? – уточнил я. – Нет. Разве там кто-то есть? 

– А то! – усмехнулся бугай. – Люди, кто бывал там, говорили, что подобные места нынче битком забиты всяким отребьем – те целыми сворами занимают кемпинги и дома смотрителей, пожарные вышки и всякое такое. В горах намного меньше радиации, вот они и отсиживаются там в перерывах между своими походами в долину. 

Это мне не понравилось. И очень даже. Я хотел спокойно добраться до родного дома в горах – и, если, он уцелел, обосноваться там. Желательно без назойливых соседей вроде вооружённых головорезов. Но до сих пор ведь везло и вкатывало, так? Может, по прибытии и не будет причин так заморачиваться… 

Я решил отвлечься от неприятных размышлений и неосторожно уточнил: 

– А вы почему здесь? 

– Разве я похож на отребье? – парировал бородач. 

Я рассмеялся. 

– Слушайте, мистер, – осторожный шаг в его сторону, – моя мама учила не заговаривать с незнакомцами. Конечно, вряд ли вы затолкаете меня в душную машину с тёмными стёклами и надругаетесь над тщедушным тельцем, но... 

– Текс, – ответил детина. 

– Ха-ха, – я изобразил унылый смех. – Очень остроумно, махина. 

– Хорошо, – нахмурился бородач. – Можешь звать меня Бобом, парень, но учти, – он поднял вверх указательный палец, – это ненастоящее имя. 

– Ладно, Боб, как скажешь, – согласился я. – Меня зовут Бен Келли. 

– Бен Келли, – Боб словно распробовал его на вкус. – Звучит как имя крутого ганфайтера. 

Я обрадовано покивал и сделал ещё пару шагов вперёд: 

– В точку! Сам от этого прусь! Но самый кайф, Боб, что это не выду-манное, а настоящее имя! А! Как? 

– Круто! – оценил Боб. – Твоя история потянет на несколько галлонов высокооктанового, Стрелок, – он прихватил пару здоровенных канистр и кивнул в сторону магазинчика. – Идём внутрь, расскажешь! 

 

*** 

 

«Текс» Боб оказался любезным и деловым человеком – позволил под завязку заправить «Додж», вдобавок заполнил две канистры и дал коробку девятимиллиметровых патронов для «беретты». Я же в свою очередь не мог не поделиться водяным фильтром – пожалуй, одной из самых ценных вещей в американских пустошах. В итоге, оба остались довольны, и обошлось без смертоубийства – ну чем не цивильное общество, сжатое до неимоверно малых размеров? 

У кассового аппарата Боб выудил парочку «Твинкиз», один протянул мне и налил каждому по стакану горячего пойла. В том не было спирта, да и на вкус оно было ничего себе, но меня терзали сомнения – что-то неуловимое. Голова от питья пошла кругом, когда Боб озвучил, что же это такое: 

– Отвар мелиссы. 

– О, чёрт, – вырвалось у меня. 

– Всё нормально? – забеспокоился Боб. 

– Мне бы на свежий воздух, – признался я. 

Воздух на улице вряд ли можно было назвать «свежим», но нужно было срочно проветриться, на меня подобно панической атаке обрушилось нечто вроде клаустрофобии. 

– Всё хорошо? – Боб вышел следом за мной и участливо положил руку на плечо. «А ведь каких-то десять минут назад он стоял здесь же и намеревался проделать мне в черепе дыру с футбольную дыню», – подумалось мне. 

– Нет, – честно признался я. 

– Это такая реакция на мелиссу? – уточнил Боб. И он даже не пред-ставлял, насколько был прав – я коротко кивнул. 

На долину Сакраменто надвигались густые августовские сумерки. 

– Иногда я выхожу сюда или поднимаюсь на крышу среди бессонной ночи, наблюдаю… И вижу, – Боб вытянул руку и указал ладонью в сторону скалистых отрогов. Я проследил взглядом за направлением и увидел, как белоснежные верхушки пиков начали переливаться оранжевым светом. И то были вовсе не отблески запоздалых лучей закатывавшегося солнца. 

– Знаешь, мне всё кажется, что там кто-то есть, но потом понимаю, что это не люди, – тихо произнёс Боб. – Но распадающиеся… как их, – он пощёлкал пальцами, пытаясь подобрать нужное слово. – Э-э-э… 

– Изотопы? – предположил я. 

– Точно, – с облегчением подтвердил Боб. – Они самые! – Детина покачал головой. – Я боюсь этого времени суток, Бен. Едва вечереет, и мне всё кажется, что сумрак вновь пронзят вспышки, как тогда, и горизонт озарится огнём, вспыхнет зарево, а потом издалека придёт жар взрывной волны… Я жил к северу от Сан-Диего – и видел, как от Счастливого Города осталась лишь выжженное… ничего. 

Я, молча, слушал Боба. 

– Выли сирены, люди носились вокруг, не разбирая дороги, машины пролетали по узким улочкам на громадных скоростях… Конечно, тут же образовались заторы из-за аварий. А меня подобрал проезжавший мимо «Джимми», совершеннейшая развалюха времён Корейской, но на нём мы, доехали до окраины Соланы и спустились в убежище. Знаешь, оно было заполнено людьми едва ли наполовину, но военные закрыли двери – опасались новых ударов и того, что ветер донесёт до нас излучение. Их портативные дозиметры щёлкали не особо часто – но у этих людей было оружие, и они были полны решимости воспользоваться им против тех, кто будет противиться их диктатам. А мы… своим молчаливым согласием и повиновением, мы позволили им законсервировать убежище – перед самым носом у целой колонны подъезжающих грузовиков… 

Я содрогнулся. 

– Почему ты вышел из убежища, Боб? 

– Чувствовал вину, Бен. Те люди, что не попали к нам – они могли и не успеть добраться до другого бункера. В убежище я был в некотором роде один – там не было ни моих родных, ни знакомых. Я вышел, чтобы отыскать хоть кого-нибудь из них и по пути помочь всем, кому только можно – и этим, хоть отчасти искупить вину. Даже и не свою, но это не даёт мне покоя. Вот уже год, как я вернулся на поверхность и обошёл едва ли не всю Южную Калифорнию. И не сказать, что этот самый год прошёл продуктивно – я так и не смог отыскать ни родителей, ни сестру с племянником – и нет ни малейшего понятия, где они могут быть. Карта расположения всех бункеров, если и существует, то для простых смертных она засекречена. Я посетил несколько убежищ в тех местах, где жила семья, но… – Боб покачал головой. 

– Что? – от нетерпения у меня вновь закружилась голова – у меня было чувство, что сейчас Боб поведает мне нечто из ряда вон выходящее. 

– Законсервированные подземелья неприступны, открыть их можно лишь изнутри. Но было одно… – Боб, нахмурившись, снова покачал головой. – Его ворота словно бы выдрали тяжёлым буксиром – я думаю, чем-то вроде военного тягача. 

– Что стало с его обитателями? – я знал, что ответ мне не понравится. 

Так и вышло. 

– Когда случается что-то подобное – катаклизм, катастрофа, война, – Боб задумчиво смотрел на верхушки гор и, сам того не замечая, упивался своим красноречием, – некоторые люди проявляют далеко не лучшие свои качества. Порой я думаю, что их у подобных им никогда и не было таковых – и они только и ждали чего-то подобного. Чего-то, что дало бы им… вседозволенность. 

– Что стало со спасшимися в том убежище? – повторил я. Растянутый и размытый ответ Боба нравился мне всё меньше с каждой секундой. 

– Не было ни дюйма, где не было бы крови в том проклятом убежище, Бен, – выдавил Боб. – Ни клочка чистой поверхности. Их всех жестоко убили. Те, кто сотворили такое, могли бы забрать всё необходимое, с ними могли бы даже просто поделиться, но… 

Боб прищёлкнул пальцами, проведя ребром ладони по кадыку. 

– Да уж, – выдохнул я. 

– Думаю, тот хаос, что наступил после ракетных ударов, высвободил у некоторых людей самые тёмные инстинкты, и, даже хуже того – желания. Чувство безнаказанности и наслаждение страданиями тех, кто слабее. Наверное, этим они греются в своих горах холодными тёмными ночами… 

Я вскинул ладони: 

– То есть! Давай-ка подведём неутешительные итоги: где-то в долине Сакраменто раскатывает банда (а то и не одна) вооружённых до зубов психопатов, обожающих убивать каждого встречного и обирать того до нитки. Более того, им свезло разжиться тяжёлой техникой из резервов наших бравых вооружённых сил – так что теперь они при параде и могут спокойно брать убежища штурмом? 

Боб мрачно кивнул. 

– Вроде того. 

– Но что насчёт гор, Боб? – я обернулся. – Как же там возможно ук-рыться? Те пики просто-таки пропитаны, от них за мили фонит. 

– Верно, – согласился Боб. – Но это западная сторона Скалистых гор. Чем дальше на восток – в сторону Колорадо, тем меньше тяжёлых последствий, меньше излучения, даже осадки вполне себе обычные. Но это лишь вплоть до плато – Денвер начисто снесён… Потому-то там они и отсиживаются – в самой глубине гор. 

Я вдруг подумал, что этим мародёры напоминают Голлума и невольно ухмыльнулся. 

– Откуда ты всё это знаешь, Боб? Где их базы, как они действуют? Надеюсь, ты не был одним из них? – интересные соображения порой приходят на ум. 

– Ты не единственный странник в пустошах, – ответил Боб. – Встречались мне счастливчики, которые благополучно расстались с этими тварями – кто-то обошёл, кто-то успел и проскочил, – он помолчал пару секунд, размышляя, потом задумчиво добавил. – А кто-то – дал отпор. 

– Судя по твоему тону – тоже успешно? – предположил я. 

– Мародёры как стаи шакалов, – усмехнулся Боб. – Стоит одинокому льву напомнить, кто они есть на самом деле… 

Можно было не продолжать. Знавал я таких «джентльменов удачи» – судя по описанию, подросшие школьные гопники-джоки. То, как они разбегаются, поджав хвосты, я тоже знал. 

Сумерки сменились мрачной темнотой. 

– Что будешь делать теперь? Продолжишь свои поиски? – спросил я. 

– Продолжу, – согласился Боб. – Я пригрелся в этом местечке, вот уже несколько недель как, и разленился. Здесь есть генератор, электричество, помпа качает воду из скважины, куча припасов, топливо… Знаешь, – он посмотрел на меня, – это даже почти похоже на нормальную жизнь. 

– Почти, – отметил я. 

Это самое главное. Почти. Но она не нормальна, нет. Стоит только выглянуть в окно, чтобы вспомнить об этом. Эта нормальность не более чем иллюзия. 

В полные законные права вступила тропическая ночь – ранняя, и, потому, не особо желанная. 

– У тебя было такое ощущение, Боб – ты точно знаешь, что нужно делать и именно так, а не иначе? – заговорил я. 

Боб кивнул. 

– Вот и у меня есть такое. Прямо сейчас. Надо ехать, – в моём голосе сквозило искреннее сожаление. – Мне приятно твоё гостеприимство, хоть и началось всё не так… 

Детина смущённо крякнул. 

– Я тороплюсь, Боб. Чувствую, что нужен там, куда меня настойчиво зовёт внутренний голос. 

Говорят, что дом там, где твоё сердце. Моё сердце было вдребезги разбито среди холмов и гор озёрного края. Но, несмотря на это, туда меня нестерпимо тянуло. 

– Уверен? Думаю, тебе стоит задержаться, – Боб покачал головой. – У меня тоже есть что-то вроде твоей интуиции. 

– И что оно говорит тебе – твоё что-то? – поинтересовался я. 

– Будет непогода, – веско заявил Боб. – И похлеще, чем обычно. 

– Ноют старые кости? – в темноте добродушный великан вряд ли мог увидеть мою скептическую улыбку. – Мне пора. Время уезжать. 

– Мне и самому бы пора сваливать отсюда, – хмуро заметил Боб. – А не то я так совсем привыкну здесь обретаться… 

– Так за чем же дело стало? – развёл я руками. – У меня есть тачка, есть набор карт. Сам-то я в Монтану, но могу подбросить до любого места по пути. 

Боб призадумался. 

– Не, вряд ли, – покачал он, наконец, головой. – Не могу покинуть этот округ, пока не узнаю всё до конца… 

– Понимаю, – а всё и впрямь было ясно, можно было и не заканчивать. Семья. Близкие. Я и сам до последнего пытался узнать всё до конца. – Тогда, полагаю, самое время прощаться, Боб. В Калифорнию я уже не вернусь, это точно. 

– Монтана… Там должно быть неплохо, – одобрил Боб. – Чем дальше на север, тем больше окружение напоминает старую добрую Америку. Есть даже мелкие городки, которые и вовсе живут старым укладом – разве что из домов там люди реже выходят, – он пожал плечами. – Так мне говорили. 

– Хочется увидеть, – я соскучился по старой доброй Америке, и мне до смерти надоели её жалкие останки вокруг. 

Сложив полученные от Боба припасы в багажник, я обернулся. 

Время для последнего слова. 

Боб напутствовал меня, словно любящая мамаша: не останавливайся, не бери попутчиков, езжай до конца и не оглядывайся ни на что. 

– Хорошо, Боб, – поблагодарил я бугая за советы и сердечно пожал его лапу. – Бывай. 

– Удачи… и доброй ночи, – сказал на прощание «Текс» Боб. 

Я кивнул напоследок. Удача мне не помешает. Ехать по громадной долине в непроглядной тьме, разрезая её перед собой лишь слепящим дальним светом малютки-маслкара – и так много миль кряду – это представлялось мне жутковатым. 

Двигатель «Доджа» бодро взревел, я выкатил на шоссе, и через пару минут огни островка «Тексако» растворились в ночной мгле. 

 

*** 

 

Кромешная тьма, никаких звёзд. Тусклая луна, силилась пробиться сквозь рваные облака и разлить свой зловещий бледно-жёлтый свет по долине, но безуспешно. 

Внезапно прямо передо мной подобно косому росчерку пера воздух рассекла молния – от самых разверзшихся чёрных хлябей небес до пепельно-серой земли. Я вздрогнул – не ожидал ничего подобного. Следом за ней стали чередоваться беззвучные вспышки – одна за другой – в тёмной толще грозовых облаков, с запозданием докатились и сердитые оглушающие раскаты. 

В стекло ударили жирные капли дождя. Наверняка радиоактивного. Мне стало жаль обшивку машины – ранее «Додж» был под ветхой, но крышей, теперь же… 

Справа от меня мелькнули во всполохе молнии склады – ранее люди арендовали их и хранили там всякий хлам, не помещающийся дома. С некоторых боксов были сорваны двери. Я подумал, что вполне смогу открыть один из закрытых и использовать его как гараж. Хотя бы на ночь. 

Так я и сделал – свернул, выбрал целый бокс, поддел дверь монтировкой – помещение было пустым на мою удачу. И к моему разочарованию, ведь порой меня обуревало желание присвоить себе чужое добро – правда, только в том случае, если оно уж совсем явно никому более не принадлежало, и лишь для того, чтобы протянуть ещё несколько дней – ведь в более отдалённое будущее я не заглядывал, страшась не увидеть там ничего, кроме блёклого прозябания в разорённой войной стране. 

Расстраиваться не было времени – я торопливо загнал машину внутрь, закрыл за собой дверь, протёр корпус одной из тряпок, валявшихся в углу. 

По крыше бокса барабанили капли, вдалеке раскатывался по миру гром, сквозь щели между дверью и стеной свистел ветер, но теперь все эти невзгоды были нестрашны. 

Я скинул скафандр, завернулся в куртку-авиатор и пригрелся на заднем сиденье, слушая вполуха, как из динамиков машины льётся незамутнённое олдскульное кантри… 

Меня словно подкинуло – я с ужасом осознал, что опаздываю на прослушивание, а потом с невероятным облегчением понял, что это просто сон. 

Кварцевые часы на запястье показывали без четверти шесть. 

Я вышел из своего временного пристанища и осмотрелся. 

На востоке сквозь серую завесу туч пробивалось алеющее солнце, ка-жущееся бурой кляксой на сыром акварельном холсте. Следы вчерашнего дождя почти исчезли. Зябкий ветер проносился между рядами боксов. Ни души. 

Я вывел «Чарджер» из укрытия, закрыл за собой ворота и продолжил свой путь на родину, не забывая внимательно осматриваться по сторонам. 

Луга, зелёные и жёлтые, с пожухлыми подсолнечниками, усыпанные листвой аллеи, чуть запущенные, но не утратившие прежнего лоска и очарования парки с качелями на деревьях, узкие двухполосные дороги и уютные двухэтажные дома – чистый кайф. 

Это был городок Салида – придаток более крупного Модесто. 

Людей здесь не было – по крайней мере, постоянных жителей, вернее всего их эвакуировали. Знали бы они, что их дома уцелеют… 

Что ж здесь, хотя здесь и не было явных обитателей, некоторые здания городка хранили на себе следы визитов временных посетителей – и далеко не благодушных безобидных клиентов. Битые витрины, сорванные с петель двери, подчистую вынесенные магазинчики – мародёры хорошо порезвились здесь за пару лет со дня Инцидента. 

Впрочем, несмотря на это, Салида напомнила именно что старую добрую Америку, на удивление неплохо сохранившись по нынешним-то меркам – и это впечатление усилилось бы, если бы сюда вернулись люди и восстановили то, что было разрушено вандалами наших дней. По крайней мере, город не являл собой воронку с покрытой хрустящей стекловидной коркой землёй. 

Так было и с Модесто. Но как же разительно отличались от них лежащие к северу Мантика и её старший брат – Стоктон! Последний был разнесён в пух и прах. Меня не покидало ощущение, что начинённые австралийским ураном китайские ракеты совершили вынужденную жёсткую посадку аккурат в нескольких милях от этих мест. Только вот рыскать по окрестностям и искать фонящий кратер не было никакого желания – я не мог побиться об заклад в текущем качестве своего порядком заношенного антирадиационного облачения. 

Мантика… Её останки вгоняли в тоску не меньше, чем руины Стоктона. 

Ничто здесь больше не напоминало о том, что когда-то этот городок был гостеприимной Тыквенной столицей мира. Всё, что осталось от неё – так это сиротливо торчащие обрубки деревьев, поваленные как карточные домики настоящие дома и вдавленные в бетон дорог оплавленные машины. Я аккуратно объезжал их – не было никаких сил смотреть, остался ли кто-то там, застав в этих металлических коробках свой негаданный конец. 

Миновав «затор» на шоссе в черте Мантики, я ускорился, и теперь, ежеминутно отмахивая пару миль, упрямо приближался к сердцу Калифорнии. 

 

*** 

 

На подступах к Сакраменто небо внезапно окрасилось в зловещий иссиня-зелёный цвет, воздух стал тяжёлым и влажным. Поначалу я не придал этому значения. Однако через пару минут пришлось наглухо закрыть окна «Доджа» – сквозные порывы ветра через кабину стали настолько сильными, что я пару раз едва не потерял управление и не слетел на обочину, тачку стало буквально сдувать с дороги. 

А потом появились они. 

Первый рукав шёл с запада – со стороны океана, второй – с юго-востока. Сойтись им было суждено в бывшей столице Золотого штата. У меня оставалось время, чтобы поднажать и проскочить между ними, не став малышкой Дороти, но было его катастрофически мало. 

Торнадо. 

Зловещие тёмные воронки, то и дело прорезаемые изнутри острыми молниями, неслись навстречу друг другу и неумолимой судьбе. 

Раньше о них в этих местах почти не слышали, эта напасть была веч-ным уделом срединных равнин, но не тихоокеанского побережья. Однако же теперь на моих глазах два исполинских вихря готовились к тому, чтобы разнести в клочья остатки города. Всё пошло кувырком – мир сдвинулся с места, как сказал бы старина Стивен Кинг – погодка то и дело преподносила такие вот изумительные сюрпризы. 

Старина Боб предупреждал меня о торнадо, когда напутствовал, но я не поверил ему – счёл это сказочкой наподобие историй о том, как в пустыне Мохаве вскоре после апокалипсиса на заброшенной базе приземлился космический челнок с орбитальными астронавтами. Кто-то придумал, другие подхватили – чем не фольклор нового мира? 

Но увидев грядущую бурю своими глазами, я лихо придавил педаль газа в пол, а заодно призадумался и над историей с челноком – может, и об этом не врали? 

Я нёсся через Старый Сакраменто, а вихри следом за мной зачищали то немногое, что уцелело после бомбёжек, и вот-вот грозили объединить свои усилия в этом деле. Краем глаза я наблюдал в боковое зеркало, как смерчи, наконец, слились в одну гигантскую воронку, безжалостно поглощающую всё в радиусе нескольких сотен ярдов вокруг себя. 

Миг – и смерч сорвал купол местного капитолия, проглотил и размолотил его на куски, а вот – подхватил оплавленные останки старого паровоза и, раскрутив, вышвырнул их из своего нутра. Пара секунд – и прямо в полусотне ярдов передо мной, с гулким скрежетом высекая искры из асфальта, приземлился ещё один музейный экспонат – колёсный пароход. Я резко вдавил педали в пол – напряжённые секунды, и я буквально упёрся бампером в древнее судно. 

Не теряя драгоценного времени, я врубил заднюю передачу и, выжав максимум из акселератора, влетел на перекрёсток, развернулся, мгновенно переключился на первую – старина «Додж» ответил на такое изуверство протяжным стоном – и, оставляя на дороге жирные следы от покрышек, втопил на всю катушку. Ещё пара секунд – и я резко свернул налево, а торнадо уже зачищал квартал за спиной, дыша мне бешеной смертью в затылок. 

Последний рывок – и я оказался на уцелевшем 5-м хайвэе. Оттянув рычаг до упора, я пришпорил «Додж», набрал 140 миль и стал быстро отрываться от урагана – благо, он всё же отставал в скорости на добрую сотню. Бесконечно долгая минута под рёв мотора – и смерч навсегда скрылся за дымкой горизонта вместе с массивными свинцовыми облаками и городом, ставшим ему пристанищем. 

Судорожный выдох облегчения. Теперь это буйство стихии не более чем дурное воспоминание и, по совместительству, крутое приключение. 

И тут я впервые за многие годы пожалел, что не обзавёлся детьми – кому теперь рассказать, как пришлось бесстрашно улепётывать из-под самого носа у неистового торнадо? 

Разгоняя скуку и дурные мысли, я включил кассетник – салон вновь наполнился старым кантри, Джон Денвер затянул свой шлягер: «Верните меня домой, родные дороги», и снова мелькнула мысль, что это не иначе как очередной знак – дорога прямо передо мной, значит, и, впрямь, пора домой. 

 

*** 

 

Лассен, Модок, Фремонт, Малхьер – заповедники и парки слились в одно. Да весь Орегон и был одним огромным парком, раскинувшимся на миллионы квадратных акров от гор до океана и от тайги Вашингтона до субтропиков Калифорнии. Бесконечные поля и бескрайние леса, неприступные хребты и теряющиеся в сизой дымке величественные пики, отражающиеся в глади чередующихся озёр. Иногда на пересечении дорог посреди этих лесов всплывали вдруг маленькие невзрачные городки – впрочем, так же безмолвно, как они возникали передо мной и пролетали по бокам за пару минут, точно так же они и скрывались за горизонтом позади, исчезая из моей жизни и улетучиваясь из памяти. 

Хоть я и не видел большой разницы между этим штатом и Монтаной, но последний всё же был моим родимым краем. Свой округ Флэтед я знал вдоль и поперёк, как себя самого, всё там было известным, до боли знакомым и милым. 

Орегон же… Я воспринимал его не иначе как что-то чужое, неведомое – как досадную прослойку и временное перепутье между двумя близкими моему сердцу местами – Монтаной, родным домом, и Калифорнией, домом названным. Нечто безумно красивое, притягательное и манящее, но чужое. 

Так я думал обо всём этом (уж чего, а времени на думы и измышления было отныне предостаточно), петляя по дорогам заповедника Уматилла, когда из-за поворота выехал дряхлый грузовик. Ехал бы я по серпантину чуть быстрее – обязательно бы вписался в ржавую махину, но мне с «Доджем» повезло – и мы разъехались, остались лишь незабываемые впечатления. 

В новом мире не было правил, оговаривающих встречу людей – по умолчанию каждый был сам за себя, хоть и считалось хорошим тоном обменяться чем-нибудь полезным. В зеркале заднего вида, я увидел, как зажглись тормозные фонари тяжеловоза. У меня же не было никакого желания останавливаться – да и любые намёки на него быстро улетучились, когда из кабины с подножек спрыгнула пара молодцев с карабинами в руках. 

Может быть, они всего лишь осмотрительные менялы, а может… 

– Ну, нахер, – только и сказал я, завершил поворот и как следует добавил газу. 

Пару минут я напряжённо вглядывался в зеркало, ожидая, как вдалеке сверкнут ходовые огни грузовика, но этого так и не произошло. Убедившись, что меня не преследуют, я выдохнул и выпустил «беретту» из правой руки. 

Что ж, стоило признать, рассказы Боба оказались правдивы – чем дальше я продвигался на северо-восток в направлении Канады, тем больше окружение напоминало ту страну, по которой я так скучал, Америку старых добрых времён. 

Здесь всё было почти как прежде. Местные леса были по-настоящему вечнозелёными, в то время как хвоя деревьев в лесах Секвойи и Сьерры приобрела нездоровый буро-оранжевый цвет. От изредка идущих здесь дождей не было зуда и покраснений на коже, а дозиметр и счётчик Гейгера показывали вполне себе нормальные величины того, что они там, собственно, измеряли. Я решил, что если так пойдёт и дальше, то где-нибудь близ Монтаны можно будет снять, наконец, опостылевший защитный костюм. 

Одни только пустые городки вдоль хайвэя, тихие прежде, ещё более тихие теперь, напоминали редким путникам, о том, что произошло, как всё пошло наперекосяк, как рухнул в пучину старый мир, а вместе с ним и люди, принадлежащие ему. 

Красота и идиллия восточного Орегона была нарушена лишь одним. 

У городка Пайлот Рок я, словно бы в насмешку, наткнулся на останки рухнувшего пассажирского лайнера. 

Конечно, я слышал о том, что такое происходило повсеместно во всей стране – электроника под напором ЭМИ отказывала, самолёты не были исключением, а бравые пилоты, не умеющие без автоматики ровным счётом ничего, лишь беспомощно наблюдали, как вверенный их заботам борт неумолимо сближался с землёй – и всё быстрее с каждой секундой… 

Но слышать – это одно. Видеть своими глазами – совершенно другое. За всё время своих странствий по Калифорнии мне повезло не сталкиваться с подобным. Обгоревший фюзеляж, развороченный и будто бы вспоротый гигантским консервным ножом, размётанный по округе багаж и раскиданные подобно тряпичным куклам порядком разложившиеся тела несчастных – я бы и рад был такое развидеть… Но это зрелище упорно не выветривалось из моих воспоминаний даже несколько часов спустя, когда я был уже в Вашингтоне – не исчезало из моей жизни бесследно подобно безликим провинциальным городкам оставшегося за спиной неприветливого горного края. 

 

*** 

 

На исходе ночи я миновал узкую прослойку Айдахо между Вашингтоном и Монтаной, и ранним утром последнего августовского дня, аккурат на заре я выехал к резервации Флэтед на одноимённой реке. 

Наконец-то! 

Первым делом я съехал на гравийную обочину, вылез в утреннюю прохладу и вдохнул полной грудью. 

И ещё. 

Хмурилось, однако, задувавший ветер грозился разметать распластавшиеся свинцовые тучи словно лёгкие перышки. 

Скинув защитный костюм, я свернул его и убрал в вещевую сумку, натянул на себя чистую – а, главное, обыденную! – одежду, и спустился по пологому берегу, к воде, скрытой от дороги рядами стройных сосен. 

Широкая река спокойно катила свои воды – так же, как и много сотен тысяч лет назад, и не было ей дела до того, облепляют ли двуногие прямоходящие своими городами её берега или нет. 

Равно как не было дела до нашего присутствия (вернее, отсутствия) и прочим обитателям этих мест – промеж сосен в полусотне ярдов от меня чинно вышагивало семейство оленей, изредка равнодушно оглядываясь, у корней одного из исполинских деревьев, забавно пища, прыгал птенец дрозда, меж раскинувшихся разлапистых веток то и дело мелькали бурые беличьи хвосты, в воде – я готов был в этом поклясться – нагло серебрилась, никого не боясь, форель, а поодаль над бескрайней гладью воды рассекал, высматривая добычу и словно бы сошедший с герба, ни кто иной, как белоголовый орлан. Все они настолько отвыкли от присутствия людей, что одного из них – тихого и спокойного меня – в упор не замечали. 

Только ласкового дождя и не хватало для довершения полноты картины. 

Я зачерпнул ладонями ледяную воду и сделал несколько глотков – в ответ тут же заныли зубы. 

Чуть поодаль от кромки воды раскинулся луг с россыпью ромашек, и вот ничего я не мог с собой поделать – наклонившись, провёл рукой по белизне цветов, сбивая с них пыльцу. 

И тут запел дождь – прямо так, без предупреждения, без спроса, без туч, грома и молний, словно бы в ответ на мои помыслы – лёгкий солнечный дождь. 

Я не стал заходить под сень деревьев – напротив, раскинув руки, я обратил лицо к небосводу и издал торжествующий вопль. Сколько же времени не было такой красоты вокруг меня, как же быстро и легко отвыкаешь от неё, настолько просто, что застав такое явление, ты несказанно благодарен за то, что оно происходит с тобой. Для тебя. 

Тучи в выси расступились, и мутное бледное пятно, словно бы сошедшее с неумелой пасторали, обратилось в ослепительное светило – ярче, чем что бы то ни было, хмурая погода осталась лишь мимолётным воспоминанием об Орегоне 

Отвесные лучи солнца ниспадали с небес, и, преломляясь в каждой дождинке, осыпали нежным теплом сокровенную землю Монтаны. 

Впрочем, в промокшей футболке да на ветру я основательно подмёрз, так что бодрой рысцой вернулся в уютный салон «Доджа», а пару минут спустя уже беспечно – подобно беспечности колеблющейся пелены слепого дождя вокруг – катил по дороге, огибающей необъятное озеро, в которое впадала река. 

Мимо меня вновь мелькали городки – явно обитаемые, в некоторых окнах горел свет, изредка на улицах попадались люди. Одного довольно забавного типа я увидел в Роллинсе – упитанный мужик в «аляске» толкал перед собой тележку из супермаркета, доверху набитую соленоидами. Едва заслышав приближающуюся машину, он со своим скарбом удивительно шустро и ловко для своей комплекции нырнул в ближайший переулок. 

Вот ещё что – чересчур все стали нервозными и пугаными, это удручало меня. После долгой разлуки я наконец-то увидел старую добрую Америку, но такой она была лишь внешне, самую её суть – всеобъемлющее доверие между людьми – навсегда подкосила бескомпромиссная схватка мировых гегемонов. 

Меж городами я упивался беспредельной красотой Монтаны – ей не было ни конца, ни края: изумрудная зелень, окаймляющая берега, сланцевые утёсы, произрастающие столпами из кристальной воды, лазурные бухты и бирюзовые заливы, отражающие в своей застывшей зеркальной глади ледники Скалистых гор – я почти не следил за дорогой, вертел головой и замирал в неописуемом восторге, страстно желая пресытиться, наконец, нетронутым великолепием моей земли и обрести душевный покой. 

Но нет покоя впечатлительной натуре романтика – вот над поймой реки у самого её впадения в одноимённое же озеро Флэтед повисла радуга. Как я мог упустить такое – не остановиться и не посмотреть на это чудо природы? Конечно, никак. А пока я через открытое боковое окно любовался разноцветной лентой в небесах, солнце над горами, исказилось и невообразимым образом преломило свой свет через лобовое стекло, задёрнутое завесой капель, так что начало походить на нечто фантастическое – словно бы пейзаж из иного мира. 

И вновь не мог я не помедлить и не полюбоваться таким необыкновенным и цепляющим зрелищем – когда ещё факторы, создавшие его, вновь сойдутся вместе и вопреки всему! 

Ласковый дождь закончил свою трель, и над озёрной долиной тут же сгустился туман, что вынудило меня сбавить обороты. 

Калиспелл, Эвергрин, Коламбия – я медленно и вальяжно следовал по их улицам, заканчивая остаток пути, осторожно нащупывая путь в молочном мареве фарами и прорезая его дальним светом. 

Миля за милей. Я медленно, но верно подбирался к своей цели – вот слева от узкой дороги показались очертания горного ландшафта, распро-стёршегося вдоль ещё одного, на этот раз узкого вытянутого озера, где прошли мои детство и юность. 

Вот знакомый мост через узкую реку. 

Вот съезд на старую гравийную дорогу. 

Вот и бухта у впадения речушки в озеро – аккурат после небольшого водопада с северной стороны. 

Моё сердце ёкнуло и умчалось куда-то в направлении пяток. 

Туман как по мановению руки расступился, явив мне травянистый берег, усыпанный всеми немыслимыми красками полевых цветов, и передо мной предстало наше фамильное имение – притулившийся под гигантской раскидистой лиственницей дом у озера на мысе Ред-Рок. 

 

*** 

 

Центральная часть дома являла собой, по сути, самостоятельное строение, его-то в приснопамятные времена – ещё при покорении Страны большого неба пионерами, последователями Кларка и Льюиса – возвёл мой прапрадед со своими сыновьями. Стены были сделаны из выточенного бруса; в торцах здания стояли мощные колонны из цельных сосновых стволов, промеж них была положена не менее мощная перекладина – и эти-то махины и держали на себе вес здоровенной двускатной крыши. Фасадом, что напротив парадной двери, этот дворец посреди лесной чащи выходил прямиком к воде, чуть возвышаясь на мысе в озёрной бухте. 

Шло время, семейство древо Келли прирастало – а вместе с ним рос и дом, который построил Джек Келли. На исходе 19-го века были возведены два боковых крыла, а по завершении Великой войны у дома со стороны озера появился причал. Старомодное деревянное крыльцо, совмещённое с этим причалом, теперь попирали (а вдобавок и облегчали работу старым срубам) ещё две массивные колонны. Эти были из бутового камня – но умело замаскированные под сосновую кору. 

Справа от входа была невысокая ротонда, по бокам от крыльца стояли резные угловые скамейки, а у самых окон за невысокой оградкой вдоль стен тянулся цветник – такой яркий и живописный, когда за ним ухаживала мама, и такой пустой и угрюмый, когда она преждевременно покинула нас. 

После её смерти сад оказался практически оставлен на произвол судьбы и был заброшен много лет – но тут дело в свои руки неожиданно взял мой брат Сэм, было это накануне его выпуска из старших классов. Не то чтобы он сотворил невиданное доселе чудо, ведь большую часть года сад всё так же пустовал, однако теперь ранним летом в нём распускали бутоны восхитительные нежно-розовые пионы. По правде говоря, этим делом Сэм занялся не для того, чтобы почтить память мамы, и не потому, что у него была великая тяга к прекрасному – но в то время он ухаживал за девушкой, самой поразительной и красивой девушкой во всей Монтане (может статься, и во всех Штатах), у которой эта беспредельная тяга была. 

По периметру имение Келли было ограждено изгородью в духе ранчо – так что среди местных это место часто так и называли – «Ранчо Келли». Бытовало среди них и ещё одно название нашего дома, крайне остроумное – «хижина дяди Тома». Кто бы сомневался, ведь моего отца, главного смотрителя национального парка Глейшер, звали Томасом Келли. 

Туда-то, к этой самой хижине, я и подъехал на «Додже», когда солнце вошло в зенит, а дымка над северным берегом озера развеялась вместе с моими надуманными опасениями. 

 

*** 

 

Во дворе мне предстояло увидеть нечто. Я просто глазам поверить не мог – столько лет!.. 

– Инди! 

Угольный голубоглазый сибирский хаски, почуявший моё приближе-ние и уже медленно ковылявший навстречу, узнал голос и бросился в объятия. 

– Инди! 

Он встал на задние лапы, упёрся передними мне в грудь, и принялся охаживать мне лицо языком. Я, смеясь, как мог отбивался от его слюнявых ласок. 

– Вряд ли ты здесь один, да? – спросил я пса. Он вильнул хвостом, опустился на все четыре лапы и, развернувшись, побежал к широкому крыльцу дома. 

Я присмотрелся к родовому гнезду внимательнее. Только сейчас в глаза бросился слабый дым из трубы. Что ж, хорошо. 

Но этого и следовало ожидать – раз Инди здесь, стало быть, и Сэм тоже. Ведь, уехав в Коннектикут несколько лет назад, брат забрал собаку с собой. 

Я, осторожно ступая по траве, подошёл к крыльцу, с дрожью в коленях поднялся по ступенькам и замер. 

Навстречу из тёмного проёма входной двери вышел человек. Я не видел его лица, лишь силуэт – солнце било в глаза. 

– Бен? 

До боли знакомый голос. 

– Ты вернулся! – старший брат не заключил меня в горячие объятия – однако, это и не было неожиданностью – но крепко пожал мою руку. 

Тут уместнее было бы: «Ты жив! », но я не стал перечить и лишь, улыбаясь – не мог сдержаться, кивнул. 

– Давно было пора, – сказал я и огляделся. 

Всё было по-старому. Тот же уютный двор, где мы, бывало, устраивали настоящую бойню за футбольную дыню, те же скамьи у крыльца, на которых я мальчишкой, сидя и болтая ногами, целыми вечерами разглядывал россыпи звёзд в небесах под стрекот цикад, всё тот же пустой цветник. 

Казалось – ещё мгновение, и из темнеющего проёма за Сэмом выйдет, надвигая на ходу очки на нос, отец. Выйдет и обнимет меня. Но этому уже не бывать – ведь он скончался за полгода до разверзшегося апокалипсиса, и теперь старший мужчина в нашей семье – Сэм. 

– Долго же мы не виделись, – выдал я очередную банальность. Гово-рить сейчас об отце не хотелось. Я знал, что придётся – этого было не избежать – но желал оттянуть неприятную беседу до последнего возможного момента. 

– Давно, – согласился со мной брат. И как бы невзначай уточнил: – С тех самых пор как ты увёз Мелиссу в Калифорнию. 

Я досадливо поморщился – его слова точно распороли едва затянув-шуюся рану. 

Мелисса… 

– Где она теперь? – небрежно поинтересовался Сэм. 

– Если б я знал… 

– Я полагал, что если когда и увижу тебя снова, то лишь под руку с ней, – пристально посмотрев на меня, на полном серьёзе выдал Сэм и уточнил: – Под окольцованную руку. 

Я лишь скорчил гримасу и отмахнулся: 

– Непостоянство – имя твоё, как говаривал старина Шекспир. Что мне ещё добавить? 

Сэм согласно кивнул – добавлять нечего, всё прочее излишне. 

Прервав нас, взлетела стая вспугнутых птиц – за чередой деревьев на дороге нарастал гул, переросший через несколько секунд в рёв двигателя – и у самых ворот в изгороди «ранчо», поскрипывая колодками, затормозил военный грузовик. 

– Ждёшь кого-то? – напрягшись, оглянулся я на брата. 

– Какого?.. – с явной досадой поморщился и протянул Сэм, не удостоив меня ответом. 

– Что? Кто это? – я не мог разобрать, кто сидит в этой хламиде, сколько ни вглядывался. 

Сэм вскинул запястье к лицу, прикрыв рукой глаза от солнца, и, убе-дившись в правильности своих подозрений, выругался сквозь зубы. 

– Что я слышу, господин общественный защитник? – восхитился я. – Часто обкладывал так гособвинителей? 

Сэм покачал головой – слишком уж он всё всерьёз воспринимал. 

– Ну, так кто там? Я вижу, ты неплохо их знаешь, и притом вы большие друзья, – поддел я брата. 

– Это братья Рэмс, чтоб их, – поморщившись, ответил Сэм. 

– О, Рэмс. Они живы? – устало и разочарованно удивился я. Почему-то зачастую так происходило в моей жизни, что хорошие люди из моего окружения несвоевременно покидали этот бренный мир, в то время как всякое отребье здравствовало и плодилось. – Какая досада… 

Именно досада отчётливо проявилась и на лице моего родственничка. Покосившись на Сэма, я расхохотался: 

– Могу вообразить, что ты чувствуешь сейчас, братец! Я так понимаю, что парочка подросших школьных гопарей прессует преуспевавшего адвоката, да прессует так, словно в былые времена – картина маслом! 

– Бен! – одёрнул меня брат. 

Я тут же сделался серьёзным. 

– Чего они хотят? 

– Землю. 

– Какую землю? – не понял я. 

– Эту землю, Бен, – раскинул руками Сэм. – Вот эту самую. Нашу землю. И всё вокруг. Весь Глейшер. 

– Зачем? – только и спросил я. 

Водитель со скрежетом переключил передачу, грузовик дёрнулся и покатился по дороге, растаяв в облаке сизого дыма. 

– Они… планируют кое-что, – туманно ответил Сэм, глядя им вслед. 

– Пла… чего?! – я согнулся в три погибели от хохота. – Эти… эти тупоголовые обсосы – планируют?! 

Я повалился на землю и из последних сил просипел уже оттуда: 

– Ох, Сэм, старина, ты их точно с кем-то перепутал! 

Инди, задиристо гавкая, кинулся ко мне, хохочущему на земле. Я, едва дыша, отбивался от его приставаний – но пёс не сдавался и явно считал, что всё это невероятно весёлая игра. 

Сэм легонько прицокнул языком – и вот хаски уже подле него, покорно ждёт, глядя снизу вверх. 

– Ох, не с этого должно было всё начаться… Хотя, ты бы и так узнал, верно? 

– Что? – наивно справился я. 

Брат тяжело вздохнул: 

– Тебя слишком долго не было здесь, Бен… 

– Ты никогда мне не простишь этого, да? – напрямик спросил я. – Того, что он умер, в отчаянии и безутешности, не дождавшись меня? Того, что подле него был не тот из братьев, кого он жаждал увидеть перед концом? 

Сэм закрыл глаза и несколько раз глубоко вдохнул – явно пытаясь не сорваться. 

– Пойдём, – он, наконец, кивнул на дом. – Надо о многом поговорить. 

– Пойдём, – согласился я. – Я-то хотел отдохнуть с дороги, но теперь ты будешь мариновать мне мозг своими россказнями – и, чую, одна будет круче другой. 

Никакого отдыха измученной душе, что там до тела! А в не менее из-мученном мозгу, не переставая, всё крутился мотив модной много лет назад песенки: «Позади долгий путь, и мы никогда не оглянемся на исчезающие силуэты…» 

 

*** 

 

Сэм выложил передо мной папку. 

– Прочти. 

Я пробежался взглядом по тиснёному красному заголовку. 

Отчёт Геологической службы США. 

Не то чтобы это было страшно занимательное чтиво – так что я про-смотрел содержимое бегло и по диагонали, но суть уловил верно. 

– Каким-то образом, братьям Рэмс в руки попал архив службы, – заговорил Сэм, заложив руки за спину и рассказывая мне то, о чём я уже догадывался, но во что ещё отказывался верить. Я готов был биться об заклад, что и в суде он представал перед почтенной публикой в этой же пафосной (и нелепой на мой взгляд) позе. – И случилось так, что кто-то, кто-то поумнее их обоих вместе взятых, подал эту идею – добывать нефть. Именно здесь. В их родном округе. Как видишь, наибольшая концентрация залежей именно под Глейшером. 

– Всё так банально? Нефть? – я был даже разочарован. – Неинтересно. 

– Неинтересно? – в голосе Сэма проскользнула холодная ярость. – Знаешь, насколько серьёзно они настроены и что они уже сделали, чтобы занять эту землю, или это тебе тоже неинтересно? 

– Ну, расскажи мне, – попросил я, облокотившись на стол. 

– Где-то с месяц назад они устроили поджог за перевалом – в десяти милях к востоку. Весь лес между озёрами Сейнт-Мэри и Шербёрн выгорели дотла 

– Твою мать, – выдохнул я в изумлении. – Это же охренеть какая ог-ромная территория!.. Вся? 

Сэм стоически кивнул. 

– Подчистую. То, что не смогли сделать китайские ракеты, довершили местные упыри. 

Я выругался и, задумавшись, откинулся на спинку кресла. 

Мы расположились в гостиной – я за обеденным столом, брат в силь-ном волнении наматывал мили вокруг, то и дело замирая перед каким-нибудь предметом интерьера, рассеянно смахивая с него пыль ладонью и между делом растолковывая мне – что да к чему. 

– Как это к тебе попало? – кивнул я на папку. 

– Они сами дали мне, – ответил Сэм. – Несли какую-то пургу об уважении к законам и к частной собственности. Даже предлагали стать партнёром и разделять с ними доходы от реализации, представь себе! 

– Неслыханная щедрость с их стороны, – я почти умилился. – Но о каких доходах идёт речь? Нынче на рынке бартер. 

– Я не интересовался этим, Бен, и мне жаль, если ты считаешь, что я мог бы хоть когда-нибудь – пусть и в прежние времена – согласиться на их предложение. Мне не важно, что они посулят – я бы не пошёл на такое… 

– Предательство, – закончил я за брата. 

Сэм вздохнул. 

– Но для чего это всё? – этот вопрос не давал мне покоя. Сэм усмех-нулся – по-видимому, дивясь моей узколобости: 

– Как бы там ни было, но машины – те, что на ходу всё ещё ездят на бензине, а его, если ты вдруг не знаешь, перегоняют из нефти, 

– О том и речь, – раздосадовано протянул я. – Где и как они хотят перегонять нефть? Само по себе чёрное золото годится разве что факелы разжигать. 

– Насколько я знаю, завод по переработке есть неподалёку от Биллингса, – ответил Сэм. – И не сомневаюсь в том, кто в недавнем времени сделал его рейдерский захват. 

– Господи, Сэм! – я закатил глаза. – Весь этот план бред – от начала и до конца! У них нет ни ума, ни возможностей запустить эту махину в работу! И зачем? Да кто купит их грёбаное топливо? 

– Ты не прав, Бен, – до этого Сэм разглядывал напольные часы, слушая меня, но теперь обернулся и начал засыпать меня доводами в свою пользу. – У них есть всё. Самое главное – теперь у них есть вседозволенность, а ум они компенсируют своим рвением. Всё это – словно закон о гомстеде. Рэмс вольны делать, что им вздумается – на них нет управы и уже вряд ли сыщется. Они сколотили приличных размеров банду – я знаю о как минимум двадцати людях. У них есть оружие – на каждого лба в их сброде приходится с два десятка стволов, да каких! Это пушки явно со складов Нацгвардии, а то и похлеще – чёрт, из зоны 51! У них есть техника для транспортировки – с дюжину старых бензовозов, десяток тягачей. И благодаря всему этому они полны решимости заполучить эти земли в своё безраздельное господство, дабы выкачивать их досуха. Нет, ты слишком долго не был в этих краях, Бен, теперь братья Рэмс заправляют здесь почище, чем банда Несмертного Джо. Что до прибыли, – Сэм пожал плечами, – какая к чёрту прибыль? Кто держит в руках такой ценный ресурс, как топливо – тот правит всем вокруг. Они поняли это с подачи сообразительных и расторопных миньонов… 

– Пора бы и мне понять, да? – уловил я его риторику. 

Всё ясно. Этого-то я и опасался. Вооружённые формирования, которым не писан закон человеческий – что бы там не говорили их типичные представители об уважении, на деле оно, это уважение, представлялось мне крайне эфемерным или, по крайней мере, существующим лишь тогда, когда им это было выгодно. И вся эта прелесть прямо под боком – чуть ли не на заднем дворе. 

Я хотел застать мир и покой, получить прощение и примирение, но всё пошло не так – здесь, как и всюду царили анархия и безысходность. 

– Всё же, не понимаю – какой дурак будет пресмыкаться за их топливо, если заправиться можно на любой уцелевшей станции? Я сам так делал – несколько заправок в Калифорнии, несколько в Орегоне да одна здесь, в Хот Спрингс – и ни души в радиусе нескольких милях от меня во время собственно процесса. Всё оставшееся топливо – это всеобщее достояние. Что они сделают с этим, а? 

– Раздобыть горючее так, конечно, можно, – согласился Сэм. – Но это ровно до тех самых пор, пока Рэмс не возьмут ближайшие места розлива под свой контроль, а это в скорости случится, не сомневайся. Земля полнится слухами, к ним придут пополнения, – Сэм задумчиво покивал. – Люди, особенно ведомые, слабые духом, всегда чувствуют такую… первобытную силу – грубую и примитивную, но притом опасную. И понимают, что лучше быть с этой силой заодно, чем стоять у неё на пути. Попомни мои слова, Бен, так оно всё и будет. 

– Если никто не даст им отпор, да? – хитро прищурился я. 

– Кто даст им отпор? – удивился Сэм. – Ты? 

– Почему нет? – отмахнулся я, словно речь шла о самом плёвом деле на свете. 

– Один? – скептически осведомился Сэм. 

– А ты мне на что? Знаю, между нами были разногласия… 

Тут я стыдливо умолк. 

Да уж, хороши разногласия. На месте Сэма я при встрече придушил бы такого братца. 

– Подумаем, что можно сделать, – пообещал Сэм. – Но – потом. Ты ведь устал с дороги? 

– Привык, – отмахнулся я. 

– Где ты раздобыл этого красавца? – Сэм недвусмысленно кивнул в окно, где у ворот поблёскивал пурпуром «Додж». 

– Зачётная тачка, да? – осклабился я. 

– Приватизировал? – безнадёжным тоном спросил Сэм. 

– Хорошо, что у меня братец-законник, да? – я расплылся в наглющей улыбке безнаказанности и пожал плечами: – Не переживай. Он был оставлен всеми на пустошах и просто-таки молил меня стать его новым владельцем. 

Зануда-брат неодобрительно поджал губы. 

– Что всё обо мне? Ты-то как? – я перевёл разговор в другое русло. 

– Что – я? – отозвался Сэм. 

– Как оно? Ну, вообще всё? – я развёл руками. – С тех пор как я уехал в Калифорнию, а ты вернулся к своей практике в Коннектикуте, мы не особо-то и разговаривали. Как твои адвокатские дела, Сэм? 

– Теперь – никак, а раньше всё шло довольно неплохо, – брат, подавшись вперёд, опустился на софу, сцепил руки в замок 

Я прикусил язык, чуть не спросив: «Как семья? » 

«Теперь – никак», – ответил бы Сэм. – «С тех самых пор, как ты отбил у меня Мелиссу». 

– А дом? Что там на восточном побережье? Много разрушений? Город, в котором ты жил – он?.. 

– Нью-Хейвен? Скорее всего, нет, – спокойно пожал плечами Сэм – его это словно не сильно волновало. – Я уехал сразу после нападения на своём «бьюике», – он, чуть насмешливо глядя на меня, выделил интонацией именно это слово – «своём», – всё бы ничего, но вот где-то посреди Иллинойса, – Сэм многозначительно прицокнул языком. 

– Как же ты в итоге добрался сюда? – присвистнул я. 

– Как наши предки-пионеры, вот как, на попутках и на своих двоих, в компании Инди, – Сэм кивнул на пса и потряс головой. – И, уж попомни моё слово, больше я такого делать не буду – никогда! Хрен я куда больше отправлюсь – особенно в твою ненаглядную Калифорнию! 

– Некуда отправляться, – хмуро заметил я. – Там почти ничего не осталось. Что осталось – будет растащено местными мародёрами, а то, что не упакуют они – разметут ураганы и зальют ядовитые ливни. Там даже солнца не видно, Сэм, там жутко холодно, это уже не та приветливая страна, какой мы её помним. То есть, какой я её помню. Ты лишь слышал о ней и видел в кино. Теперь лучшие дни того края в навсегда утраченном прошлом. 

Брат рассеянно кивнул. 

– Знаешь, я хотел… 

Сэм так и не узнал, чего я там хотел – нас прервал протяжный гудок с улицы. Мы переглянулись. 

– Идём, – я поднялся первым, – надо встретить дорогих гостей. 

 

*** 

 

Сэм вышел наружу вперёд меня – Инди бросился за хозяином и угодил аккурат мне под ноги, из-за чего я замешкался. 

– Эй, Келли! – услышал я бодрый окрик. – Откуда такая тачка, м-м? У тебя гости? 

Я вышел из-за спины Сэма и с удовольствием понаблюдал, как вытягиваются одутловатые лица братьев Рэмс – а это с повторным визитом нагрянули именно они. 

В далёком детстве я почитывал всякое разное, в том числе и раздобытые на гаражных распродажах в соседнем Калиспелле потрёпанные «Комиксы Уолта Диснея», там одними из регулярных «злодеев» выступали братья Бигл – не особо отличимые друг от друга братцы-уголовники. Рэмс были вылитой их копией. Только во плоти. Ну, разве что масок и табличек с тюремными номерами не хватало. 

Похожие друг на друга как две капли воды, высокие, с лицами, не обременёнными интеллектом, оба в тёплых парках, словно недобитые пушеры из грязной подворотни, у обоих на ногах армейские ботинки, а на головах – кепки-восьмиклинки. 

– Что такое, парни? Скорее вытаскивайте обратно языки из своих задниц, им там темно и страшно, – приветственно помахал я пятернёй. 

Прочистив горло, один из близнецов (нет! ) выдавил из себя с нелепой улыбкой: 

– Воссоединение семьи?.. 

Воссоединённая семья стояла на пороге, плечом к плечу, и, овеваемая ветром, ожидала продолжения, не спеша отвечать на сомнительную любезность. 

Рэмс оглянулись на «Чарджер», а моё терпение иссякло. 

– Это частная собственность, – напомнил я. – И у нас дел ещё невпроворот, куда более интересных, кстати, чем лицезреть ваши унылые рожи – я вот, например, планировал устроить стирку носков. Так что… 

Братья Бигл-Рэмс в недоумении обменялись взглядами. 

– Говорите уже, – подстегнул я. 

И они заговорили. 

– Мы уважаем старые порядки, Келли, – первый Рэмс вещал с такой премерзкой улыбкой, что любой человек, даже впервые видящий его ни секунды не сомневался бы в том, что думает тот ровно наоборот. Никакие порядки и законы – ни общественные, ни человеческие – он и в грош не ставил, как и его родственничек, не преминувший добавить: 

– Поэтому и возимся с тобой! 

– У вас есть ордер на обыск? – я встрял в разговор, как и любил это делать – нагло и с прикарманенной шуткой наперевес. 

– Не лезь, мелкий, – отмахнулся первый. 

– Мелкий?! – наигранно изумился я. – Во мне ровно шесть футов! 

– Возвращайся туда, откуда явился, – поддакнул второй. – Откуда, кстати, ты вылез? 

– Уже забыл, как я возил тебя носом по полю, Рэмс? – лениво спросил я, ни к кому из них особо не обращаясь – ведь различить братцев было решительно невозможно. 

Тот из них, что был повыше и постарше, оторопел, у него даже задрожала губа и задёргалось веко – воспоминания о событиях минувших школьных дней, явно не доставили ему удовольствия – напротив, они раздражали и даже выбешивали его. 

– Ты… – только и протянул он – стараясь, чтобы голос звучал угро-жающе, но тот подвёл и звучал лишь обиженно. 

– Я-я-я… – насмешливо и надменно в унисон ему протянул я. 

Он сделал было движение в мою сторону, однако вид нацеленной прямо в лоб «беретты» остудил его пыл. Инди тоже был наготове – занял боевую стойку и утробно зарычал. Звук был такой, что старина «Додж» просто нервно пофыркивал в сторонке своим моторчиком. 

– Назад, – хладнокровно бросил я Рэмсу. 

– Назад, Инди! – приказал Сэм. – Нечего с ними связываться! 

Глядя в бездонное дуло смертоносного, старший Рэмс дрогнул и ретировался – конечно же, под моё презрительное улюлюканье. 

– Угомони брата, Келли! – прикрикнул второй Рэмс. 

Я с весёлым (и даже дьявольским) огоньком в глазах оглянулся на Сэма, ища поддержки. 

Брат мельком посмотрел на меня. Рэмс ждали ответа. И Сэм дал его им: 

– Думаю, вам пора, Энтони. 

Боже, он даже различал их! И помнил их имена! 

– Мы можем и иначе, – Рэмс-старший ткнул пальцем в Сэма. – Поду-май, как ты распутаешь эту ситуацию, Келли. 

Сэм пренебрежительно усмехнулся. 

– Ну, так что? – Рэмс-младший расцвёл улыбкой успешного дельца. – Мы договорились? Уступишь нам землю? Всё уже оговаривалось – дадим тебе за неё хорошую цену, столько товара, сколько захочешь, можем и в долю от добытого взять… Так как? Договорились? 

Повисла недолгая пауза. 

– Приди и возьми, – процедил, наконец, Сэм. Даже я удивлённо воз-зрился на него, что уж говорить о бугаях Рэмс, которые сызмальства привыкли подметать Сэмом Келли полы в школьных коридорах. Они переглянулись, потом один из них прочистил горло и пробасил: 

– Ты обалдел, Келли? 

Сэм развернулся на каблуках и исчез в недрах дома. 

– По-моему, вас только что сделали, – подвёл я промежуточный итог беседы. 

– Мы вернёмся, – пообещал мне один из братьев Рэмс. 

– Не сомневаюсь, – расползся я в улыбке. 

– Не одни, – добавил второй Рэмс. 

– Спасибо, что предупредил, это мило с вашей стороны, – я готов был лопнуть от ироничной любезности, – пришлю благодарственную открытку в ваше бунгало на День поминовения. 

– Думаешь, это смешно? – спросил меня бугай номер Один. 

– Да, – отозвался я. 

– Думаешь?.. – вторил брату номер Два, угрожающе сокращая дистанцию между нами. 

– Думаю, вам пора, – подал голос Сэм – он вернулся, да не один, а в компании мистера винчестера. – Как и сказал Бен, Ред Рок – частная собст-венность. 

Ох уж эти его юридические заскоки! Такие милые и такие своевременные. Я умилился. 

А Рэмс дрогнули, сделали, пятясь несколько шажков, нехотя развернулись и ушли восвояси. 

– Они сказали что-то, пока меня не было? – спросил Сэм, пока дребезжащий «студебеккер», разгоняя живность от дороги, удалялся на юг. 

– Они вернутся. И не одни, – передал я крайне информативное послание братцев Рэмс. 

– Значит, встретим их, – ожесточился Сэм. – Мне эти выродки вот где, – он красноречиво провёл ребром ладони по горлу, наглядно показывая их местоположение. 

– Так сколько, ты говоришь, их наберётся? – небрежно уточнил я. 

Сэм призадумался и выдал: 

– Десятка два людей, способных держать оружие, они соберут. 

– Немало, – присвистнул я. – И это, не считая самих бугаев Рэмс, да? Откуда они, эти их люди? 

– Из разных мест, – ответил Сэм. – Кто-то вылез из убежищ – и обратно их не пускают из-за боязни заражения. 

Я кивнул – это было очень знакомо. Мольбы пустить внутрь в таких случаях бесполезны. Можно лишь выйти из бункера – но не вернуться. Обратного пути нет. 

– Кто-то пришёл из других округов и, даже, штатов, прослышав, о том, что здесь собирается такая вот весёлая компания по интересам… 

– Ты тоже многое слышал, да? – ещё небрежнее спросил я. 

– Говори напрямую, оставь этот тон, – попросил Сэм. – Не забывай, у меня в руках винчестер. 

– Так отложи меч и возьми плуг, – предложил я. – Где их база? Об этом ты должен был слышать. 

– В Грейт-Фоллс, – припомнил Сэм. – Где-то там. 

– Стало быть вернутся они не раньше, чем через пару суток, так? – уточнил я. 

– Не знаю, Бен, – Сэм развернулся и переступил порог дома, я последовал за ним. – Они и прежде кидались угрозами, но никогда не торопились с их воплощением в жизнь. Прежде чем они подпалили леса за перевалом, прошло никак не меньше пары недель с очередных наших переговоров. Кто знает, чего от них ждать и когда? 

Сэм вынул патроны. 

– Чем займёшься? 

– Разгребу свои вещи – ровно до вечера и провожусь, – откликнулся я. – А тебе бы не мешало поупражняться в стрельбе. Не припомню, чтобы ты был в этом особенно хорош. 

Сэм хмыкнул, закинул винтовку за спину, свистнул Инди – и оба они вышли через заднюю дверь. 

Я же отогнал «Додж» во двор, к самому крыльцу, достал из багажника дорожную сумку и отправился в свою комнату. 

Как и всюду в доме, там не было изменений. Аккуратно застеленная покрывалом кровать – быть может, мною самим пять лет тому назад. Дубовая прикроватная тумба. Резной письменный стол. Высокий грузный шкаф. Сундук со старыми вещами – в основном, детскими игрушками и комиксами – в который я не заглядывал уже больше десятка лет. Всё чуть припорошено пылью (обычной), в паре углов наметились тенёта, но и только-то. 

Я поставил сумку, вооружился тряпкой и начал наводить лоск, время от времени поглядывая, как на прогалине за домом брат самозабвенно упражняется в стрельбе. 

Что ж, всё же он был неплох. Каждый раз, как Сэм попадал в одну из расставленных банок, Инди разрывал воздух громким радостным лаем – и делал он это довольно часто. 

Закончив с уборкой, я принялся разбирать ящики. В одном из них обнаружился альбом с фотографиями. 

Вот я и Сэм, оба ещё совсем мальчишки. 

Выстрел. 

Вот мы запечатлены всей семьёй – с нами отец и мама. 

Залп. 

А вот мы уже без неё. 

Выстрел. Лай Инди. 

Сэм вернулся домой. Как и я. 

Два блудных сына, не заставших здесь никого. 

Мы слишком долго тянули с возвращением. И теперь пожинали горькие плоды своего промедления. 

 

*** 

 

Я хорошо помнил тот день. 

Сэм позвонил мне. Он был уже в Международном аэропорту Нью-Йорка. На улице отбойным молотком долбили бетон рабочие – дороги в Городе Ангелов пришли в катастрофическую негодность. Где-то там же очень громко горланили свой самый заводной и безмерно глупый хит Spice Girls. 

А брат упавшим голосом сообщал мне, что отец скоропостижно умер после непродолжительной болезни – буквально за месяц до того у него обнаружили рак костей в терминальной стадии. Можно было лишь уповать на то, что он не мучился, но в глубине души я знал, что это было не так – словно бы приподнимая завесу времени и пространства, я чувствовал это – ощущал его боль и приземлённое, но неистовое, такое простое и понятное желание покончить с ней раз и навсегда. 

Что же в тот момент я сочинил, лишь бы только не срываться с наси-женного места? 

Да ничего, даже этого не стал делать – просто сослался на занятость. «Ты же сможешь разрулить всё без меня, Сэм? » 

Конечно, он мог. Но говорить мне об этом не стал – просто, молча, разъединил вызов. 

Был ли я невероятно занят? Нет, я был в депрессии из-за расставания со своей пассией, Мелиссой. Вот и всё. Не променял жестокое похмелье на сдержанный траур, махнул рукой, решив, что и без меня обойдутся, а я-то уж как-нибудь переживу такое своё поведение. 

Пережил? Безусловно. Как пережил и конец света, наступивший лишь пару недель спустя. 

Но с того звонка не проходило и дня, чтобы я не корил себя за то, что, сорвавшись, не приехал и не был рядом с братом у остывшего смертного одра. 

Теперь же… 

Не то чтобы я не мог поверить, что отца нет. Это был очевидный факт. Я прекрасно понимал его умом. Да и прошёл уже год как. Но всё моё нутро, все чувства отчаянно противились этому, крича: «Что значит – нет? Как такое может быть – жил человек, а теперь его нет – нет, и всё тут? » 

Ведь он был. На старых фотографиях – некоторые из них были даже чёрно-белыми. В моей памяти. Ну, вот же он – стоит только лишь отрешиться от повседневной суеты, чуть прикрыть глаза и окунуться в (немного обманчивые и не всегда совсем достоверные) воспоминания – и вот он, как живой. Чуть щурясь, улыбается и интересуется, а чего это я такой серьёзный. 

Как живой. 

Вот то-то и оно. Это лишнее и портящее всё слово «как». 

Чем больше тепла от моих воспоминаний, тем больше чувство вины – меня не было рядом, и Том Келли, дожил свой век одиноким стариком, так и не свидевшись вновь с любимым сыном. 

Что страшнее – резкий обрыв жизни, как от взрыва ядерных зарядов, или продолжительный конец, мучительный, полный не только боли физической, но и душевной – сколько разочарования, сколько несбывшихся надежд. Я не мог точно ответить на этот вопрос, ведь не испытывал ни того, ни другого, но, в силу своей эмпатии, мог представить – и больше склонялся ко второму варианту. 

 

*** 

 

Чуть позже я последовал примеру Сэма и своей же рекомендации – поупражнялся в стрельбе. Последний раз, как я доставал оружие и наставлял его на потенциального врага был аж три недели назад – но, и тогда мне не пришлось бы стрелять, патронов не было. Аккуратно обходя оппонента по кругу, я держал его на мушке, мучительно соображая, что же делать, если он поймёт, что я блефую и, не сдержавшись, откроет огонь. Или просто у него дрогнет палец на крючке. Но тогда всё закончилось благополучно – мы, пятясь и не спуская друг с друга глаз и стволов, разошлись, каждый остался при своём. 

Едва начало темнеть, как Сэм позвал меня в дом. 

– Что? – спросил я. – Нужна компания? Боишься темноты? 

– Ты же не хочешь околеть там? Или оденешь пуховую куртку, чтобы отметить уходящее лето? 

– Так холодно? – удивился я. 

– Настолько, что вечерами в доме нужно топить, поверь, а по ночам на озере может и вода замёрзнуть, – сказал Сэм. 

Я недоверчиво взглянул на него: 

– Шутишь? Самое начало сентября! А как же индейское лето? 

– Не будет, – просто ответил Сэм. 

Я оторопел: 

– Но… 

– Климат, – в одно это слово Сэм со вздохом вложил всё, что можно было. 

Ясное дело, климат; понятно, из-за чего так получилось. Но неужели не осталось нигде в мире мест, которых бы не коснулась эта порча? 

Сэм, будто читая мои мысли – но, вернее всего, всё было написано у меня на тронутой печалью физиономии – произнёс: 

– Всё связано, ты же знаешь – весь мир… 

Он всплеснул руками. 

– Сдвинулся с места, – закончил я за него. 

 

*** 

 

Сон был неспокойный – мне не то снились, не то чудились зловещие сухие раскаты грома, то и дело меня кто-то неустанно преследовал – и я бежал, что было сил по пустошам в темноте и без скафандра. Потом преследовал кого-то уже я. Изматывающая погоня длилась вечность. Но я настиг свою цель – человек сидел у костра, ко мне спиной. Я подошёл и тяжело опустил руку на его плечо. Он обернулся – и я с изумлением увидел, что то был отец. 

Этого не было заметно явно, но за прошедшие несколько дней своего пути, я вымотался как последняя собака, так что отправившись почивать ещё затемно, очухался я лишь поздним утром. Думаю, дело было даже не в самой дороге – скорее, аккумулятивный эффект, я словно бы отсыпался за все те дни, когда в приступах лихорадочного озноба трясся в тесной палатке на продуваемых ветрами пустошах Южной Калифорнии. 

Часы показывали девять, солнце было довольно низко – ниже, чем я привык, но в местных широтах это было вполне себе нормально. Размышляя о положении светила, я вспомнил, что до войны каждое утро бегал – по залитым солнцем дорожкам Парка Ветеранов, и решил, что было бы неплохо возобновить эту привычку. 

Я порылся в шкафу, выудил шорты-хаки, спортивную приталенную футболку, в ящике прикроватной тумбы обнаружились вставные наушники – аккурат для моего богомерзкого яблочного непотребства. Экипировавшись добытыми шмотками, я остановился перед зеркалом. 

Обветренное лицо, сузившийся разрез глаз и жалкие отголоски шикарного калифорнийского загара. Да и для фигуры долгие скитания не прошли даром – я был строен и мускулист, как никогда прежде, но бег и не был нужен мне для «приведения в форму». Это было бы лишь очередным напоминанием о «тех» временах. И не только. Не просто напоминание – это было бы шагом на пути к восстановлению, хотя бы отчасти, старого уклада. Нормальной жизни. Когда ты мог выйти в парк на прогулку или отправиться субботним утром посёрфить в Редондо. Когда не надо было чутко прислушиваться к гремучей трескотне счётчика Гейгера и можно было не опасаться злобных вооружённых выродков за каждым углом. Хотя, с последним жители Южного Лос-Анджелеса могли бы и поспорить. 

Сэм хлопотал на кухне, набросив полотенце на плечо как заправский повар. Я отсалютовал и дёрнул из холодильника бутылку воды. 

– Куда ты вырядился? – удивился братец. 

– Бегать, – бросил я. 

– Сейчас? Но я готовлю завтрак, – начал было Сэм. 

– Здорово! Готовь! Слуплю его, когда вернусь, – весело бросил я и вышел наружу. 

Я собирался бежать своим привычным и излюбленным ещё в юные годы маршрутом – чуть поодаль в горах была лыжная трасса для туристов, она скользкой змеёй вилась по горам трудными подъёмами, сменяемыми лихими спусками, и, изгибаясь крутыми поворотами на протяжении шести миль, выходила к своему же началу – такая вот замысловатая петля Мёбиуса. 

Да не тут-то было. Только я надел наушники и запустил плейлист, как выйдя за ворота, замер, поражённый до самой тёмной глубины души. 

– О, чёрт, – я знал, что брат будет просто убит этим зрелищем. – Сэм! 

У самой ограды в луже запекшейся тёмной крови лежал пригвождён-ный к земле острым колом бедняга Инди. 

 

*** 



– Это, б###ь, просто за гранью, – я повторил это уже в сотый раз за несколько минут. 

Сэм, сгорбившись, сидел во главе стола и молчал. 

Я ударил кулаком по столу сбоку от брата – он вздрогнул: 

– Сэм! Твою мать! Не молчи! 

Брат смял в руках записку с угрозой – ту, что Рэмс оставили за ошейником Инди. 

– Положим этому конец! Ты же чувствуешь, что это может закончиться только так – останется лишь одно из семейств. Либо Келли, либо Рэмс – чей-то род прервётся по мужской линии в ближайшее время! 

– Я же говорил, что у них целая свора людей, – тихо сказал Сэм. – Мы не справимся. 

– Значит, нам нужны союзники! – воскликнул я. 

– Легко сказать, – понурился брат. 

– Здесь ведь ещё живут люди, так? Я видел, по крайней мере, с десяток человек в Калиспелле, несколько в Эвергрине… 

Сэм отрешённо кивнул и примерно так же вяло ответил: 

– Да, здесь по-прежнему живут люди. Подавляющее большинство разъехалось – кто-то сидит в убежищах, кто-то рванул в Канаду… 

– Нужны неравнодушные люди, притом хорошие стрелки – и, хорошо бы, чтобы они по совместительству были теми ещё безбашенными ублюдками, – описал я желаемых рекрутов в наше ополчение. 

– Ты много хочешь, Бен, – встрепенувшись и придя в себя, грубо оборвал мои мечтания Сэм, – есть надёжные люди, способные держать оружие, и один из них даже стоит десятка бойцов Рэмс, но… 

– И кто это? – так же беспардонно прервал я брата. 

– Черноногий Рокки. 

Я изогнул бровь. Что ж, ладно. Что есть, того не отнять – этот парень вполне себе стоил даже трёх десятков из числа того отребья и бродяг, что скучковались вокруг братьев Рэмс. 

Сэм на секунду примолк и покосился на меня: 

– Док МакКой. 

– МакКой? А он… 

– Вполне жив и даже здоров, – закончил мою мысль ушлый братец. – И теперь мы в любом случае должны поехать к нему. 

– Понимаю, – ответил я. Хотя мне очень не хотелось видеться с Мак-Коем. 

 

*** 

 

Эйвери МакКой был ветеринаром в Эвергрине, кроме того он был старым другом нашего отца. Бедолагу Инди Сэм был полон решимости кремировать, я не стал с этим спорить – в конце концов, это был его пёс. 

– Кого это ты там привёл, Сэм? – раздался голос из-за прилавка, когда мы вошли в небольшую клинику, притулившуюся между закрытыми магазинами на самой широкой улице городка, и вслед нам звякнул колокольчик. 

Сэм не успел ответить. 

– Чтоб меня! Неужто это твой брат? А ну, подойди-ка сюда, Бенджа-мин! 

Презрительно сощурившись и нехотя, я сделал пару шагов к прилавку. 

Седовласый док МакКой покивал – довольный тем, что всё ещё пом-нил, как выглядят люди, покинувшие эти места много лет назад: 

– Это в самом деле ты! Сколько же времени тебя не было! Знаешь, он спрашивал о тебе, – поймав мой недоумевающий взгляд, МакКой пояснил. – Твой старик. На самом смертном одре. Он спрашивал – где же ты, его любимый сын? 

Я невольно поджал губы – знал, что так оно и было – как иначе? – но вот охота же МакКою было это вспоминать? Или он думал, что лучше меня? 

Где я был? Не помню, где именно, засада! Знаю только, что не здесь. Но у каждого бывали в жизни моменты, которые не пристало с гордостью вспоминать. 

– Вернулся? Интересно, – протянул МакКой, теребя бородку. 

Мы с Сэмом ждали, что же именно «интересно» – казалось, док вот-вот прольёт на это свет, но он вдруг ткнул в меня пальцем: 

– А что там с моей племянницей, а, Келли-младший? Мне помнится, это ты увёз её отсюда, да? – проворчал МакКой. – Прямёхонько в Золотой штат. 

– Да, – сконфужено выдавил я, наткнувшись на стеклянный взгляд Сэма. 

– И теперь вы, братья Келли, вместе собираетесь противостоять Рэмс? Странно, что этот парень до сих пор не пристрелил тебя на месте, Бенджамин, – продолжил рассуждения МакКой, кивнув на Сэма. – За такие-то твои выкрутасы! 

Лучше бы пристрелил, чем так вот смотрел и молчал! 

– Так что же? – повторил МакКой. – Что стало с Мелиссой? 

– Не знаю, – выдохнул я. 

Брови МакКоя взметнулись ввысь, 

– Вот как? Но вы же были вместе? 

– Мы расстались, – признался я. – Ещё до… 

– Вот ты молодец, Келли, – зло рассмеялся МакКой. – Скольким людям попортил крови из-за своих необузданных желаний? Из-за нетерпения? А? Из-за гордыни и нежелания пойти на компромисс и смириться с судьбой? И что в итоге? 

Скольким? 

Я никогда не желал мириться с судьбой и безвольно плыть по течению, словно бревно на сплаве. Скверно было то, что от этого действительно страдали близкие мне люди. Мне было до слёз жаль их, но иначе поступать я не мог. Что поделать – немерный и неуёмный (и нездоровый, к слову) эгоизм. 

Скольким? 

Да всем, что ни есть, вот скольким. 

– Многим, – ответил я, глядя доку в глаза. 

Он, закусив губу, покивал и повторил: 

– Многим… 

– Одно время – одно счастливое время – мы снимали апартаменты в Лонг-Бич, – сказал я. – Казалось бы, здорово ладили, но… Всё было иллюзией и рухнуло в миг как хрустальный замок, давший трещину. Счастье длилось ровно до того дня, как она оставила меня и уехала в Санта-Монику. 

– Складно говоришь, Бен – словно песню поёшь, – док МакКой растянул губы в печальной улыбке. 

– Так и было, – пожал я плечами. – Когда нас эвакуировали, я уже не мог её вызвонить. Связь была ни к чёрту. А с год назад, когда я покинул убежище… 

– И как тебя только такого выпустили? – заметил МакКой. 

– Я искал её, – закончил я, пропуская мимо ушей подколку старика. Мимо ушей, но не мимо сознания. 

Я искал Мелиссу. Это было сущей правдой. Её новая квартира была в нескольких кварталах от места, где я нашёл старину «Доджа». 

Была. Это верное слово. Когда-то была. Теперь же там остались разве что оплавленный каркас да выжженная земля. Но я приходил туда – раз за разом, день за днём. В надежде найти, выглядеть хоть намёк на то, где же Мелисса. Я приходил – и всякий раз мои поиски ничем не увенчивались. Человек с разбитым сердцем и опалённой душой – среди разнесённого в клочья города и бесплодной пустоши – я разрывался между желанием отыскать возлюбленную (оставившую меня) и желанием вернуться в родной дом. И, если тот цел, то узнать, что там вообще творится. 

И однажды я сделал то, чего никогда прежде не делал, то, чего стыдился – перестал бороться. Надежда внутри меня угасла. Я бесцельно брёл по улицам, понимая, что теперь – точно всё: если Мелисса и жива, то её не отыскать. Но взамен судьба преподнесла мне нежданный подарок – то, на чём я мог доехать до дома отца на озере Макдональд, что в штате Монтана. Меня не покидало ощущение предательства, что я будто бы размениваю Мелиссу на себя самого, но… Огонь надежды угас, и я отдался волнам провидения. 

– Искал, – повторил за мной МакКой. – Спасибо и на этом. А это что? 

Он указал на чёрный мешок в руках Сэма – а тот, не говоря ни слова, водрузил его на стол и развернул. 

– Господи! – воскликнул док и принялся осматривать рану на шее Индианы. – Чем это сделали? 

– Колом, – глухо отозвался Сэм. 

– Рэмс? – док вопросительно взглянул на него. 

– Так вы знали?! – воскликнул я. – Знали обо всей этой дурацкой истории с нефтью? 

– Здесь все об этом знают, – спокойно ответил док. – Это и раньше был самый малозаселённый штат, а теперь – и тем более. Тут ничего не скроешь. 

– И вам что же – нет до происходящего дела? 

– До чего именно? – уточнил док. 

– Устраивать добычу нефти в Глейшере – всё равно, что отстроить и запустить сталелитейный завод в Йеллоустоуне! То есть последнее б##дство! 

Док выслушал меня, поправил очки и спросил: 

– И что ты от меня хочешь, Бенджамин? 

– Я хочу, чтобы вы кремировали Инди – и мы смогли бы отдать ему последние почести. Это первое. Я хочу, чтобы вы, как старый друг семьи и меткий стрелок, помогли нам расправиться с бандой Рэмс. Это второе. 

– Если ещё что попросишь – лучше обращайся к джинну, сразу говорю, – предупредил МакКой и, отойдя за прилавок, начал возиться с ключами у двери в служебные помещения. 

– Что вы делаете? – спросил я убито. Полагал, что мои слова его зацепят, но судя по тому, каким отстранённым он остался… 

– Я собираюсь подготовить всё для процедуры, – ответил док, справляясь, наконец, с дверью и обернулся. – А когда вы собираетесь вломить Рэмс? 

 

*** 

 

Пару часов спустя МакКой вручил нам прах в урне. 

– Ну вот что, – сказал он, – поезжайте на угол 2-го и 35-го, кофейня Town Brew, я закрою тут всё, прихвачу Стива и поеду за вами. Как будете там – не чудите, Ричи Далтон нынче на взводе. И, – док помедлил, – попрощайтесь с Инди за меня, перед тем как… 

– Само собой, – кивнул Сэм. 

Далтон и впрямь был на взводе – только мы припарковались у его заведения, оставили Инди в салоне и вылезли, как он высунул из двери ствол дробовика, не показываясь при этом сам. 

– Спокойно, Ричи! – воскликнул я, вздымая вверх обе руки. – Вот тебе задачка: если бы ты каждого посетителя так встречал, в каком году ты бы прогорел и закрылся? 

– А-а-а, это никак наш весёлый шутник Бен Келли, – высунулся Дал-тон, опустив ствол и выпустив изо рта тонкую коричневую струю слюны от жевательного табака, – какая нелёгкая тебя сюда принесла? 

– Разве так приветствуют старых знакомых? – пожурил я Далтона. 

– Видишь? – Ричи показал на бакалею напротив – у неё были основательно разбиты витрины и вышиблена с петель дверь, о том, что из неё вынесено всё, представляющее маломальскую ценность, сомневаться не приходилось. – Один из тех, кто делал это, был моим старым знакомым. 

– Раз уж в Глейшер вернулся единственный стрелок со стальными… – начал я. 

– Ну-ну, – недоверчиво протянул Далтон, снова сплёвывая табак. 

– …наперевес, то смею тебя заверить – скоро здесь не останется всей этой нечисти и падали! Никто не посмеет косо посмотреть и даже заикнуться на мирных граждан округа Флэтед! 

Сэм, выслушав мою избирательную речь, неодобрительно покачал головой. 

– Шерифом что ли решил заделаться? – ухмыльнулся Далтон. – Помнится, тебя самого старик Хоган, упокой господи его душу, пару раз заметал? 

– За граффити на стене, – пожал я плечами. 

– На моей стене, – справедливо напомнил Далтон. 

– Ты теперь вечно дуться будешь, маленькая обиженка? – раздражённо спросил я. – Док МакКой обещал, что ты встретишь нас горячим кофе и пончиками, а не шотганом и перебранкой! 

– Какой к чёрту кофе, где я тебе его достану? – сварливо отозвался Ричи. – Максимум, что могу вам предложить – так это французский цикорий, и то – остатки. Старик МакКой такой умник! Пусть у себя на заднем дворе устроит плантацию, я буду закупаться у него. Где он кстати? 

– Скоро подъедет, – подал голос Сэм. 

– У вас тут слёт? – удивился Далтон. 

– Говорю же тебе, Ричи, – напомнил я, подходя к двери. – Мы сколотим отряд и наведём в нашем округе порядок. Где твой грёбаный цикорий? 

 

*** 

 

С полчаса спустя в запущенной кофейне Ричи Далтона собралось пять человек. Собственно Ричи, я и Сэм, док МакКой и Стивен Уиллард по прозвищу «Черноногий Рокки». Почему черноногий – мы знали, так назывался его народ, но почему Рокки – загадка для всех. Скорее всего, подразумевали Рэмбо, да малость промахнулись. 

– Надеюсь, что не придётся весь день выслушивать от него житейские мудрости в духе: «Вы враждуете, потому что привыкли силой брать то, что не можете взять любовью», – наклонившись, прошептал я Сэму. – А то, помню, он обожал так потрепаться… 

– Мы все рады приветствовать тебя, Бен, – взял слово МакКой. Я пы-тался разобрать в его голосе подвох, но так и не услышал. – Ты вернулся из самого пекла в родной дом – и, случилось так, что в самый урочный час. 

Я сдержанно кивнул. Спасибо, не надо аплодисментов. 

– Великий Дух направил к нам Стрелка по Красной Дороге, – молвил Рокки. Я вдруг вспомнил гигантский вихрь – Дороти ведь после такого вышагивала по Дороге из жёлтого кирпича, да? Мне стало немного не по себе. 

– Аминь, – добавил грубиян Далтон. 

– Мы знаем, – продолжил МакКой, – что банда братьев Рэмс прирастает с каждой неделей. Мы знаем, что они желают занять земли Глейшера и разрабатывать здесь нефть. Мы не знаем точно, но догадываемся, что они сделают с теми, кто сейчас живёт там и, по сути, стоит у них на пути к богатству и славе. Ты здорово подстегнул нас, Бен – теперь действительно так: вот она, черта. Они переступят её, нечего и сомневаться. И теперь важно решить – а что сделаем мы? 

– Вас Сэм таким тирадам научил? – спросил я, пока док переводил дух. 

– Я и сам кое-что умею, – парировал МакКой. – Нам нужен план. 

– Какой, к чёрту, план? – возмутился я. – Всё просто – мы перебьём их. Можем сами нагрянуть в Грейт-Фоллс и застать их врасплох – скорее всего, половина из них в пьяном угаре и даже штаны подтянуть не сможет, не то, что дать нам вменяемый отпор! 

– Неужели нет другого пути? – тихо сказал Сэм. 

Я не уставал удивляться своему брату! 

– Господи, Сэм! О чём ты? Это же наша земля, наш с тобой дом – да какой дом! Если Алабама – сердце Юга, то Монтана – это душа Севера, благословенный край и заповедная тайна Америки. А Глейшер!.. Это-то достояние старых времён ты желаешь безбожно слить и отдать на растерзание этим ублюдкам? Я понимаю, что твоё адвокатское нутро противится всему этому! Но, если ты думаешь, что мне это нравится, ты глубоко заблуждаешься. Сэм, таких, как Рэмс, и в расход пустить не зазорно – совесть ни капельки не замучает. Мы сделаем благое дело. 

– Великий Дух не научил тебя силе безмолвия, но он поможет нам найти мир посреди вражды, – сказал Рокки. 

– Чтобы нагрянуть, нам нужно точно знать, какими силами они располагают. Всё, что доходило до нас – искажённые слухи, политые домыслами и пересудами, – заметил Док. 

– Я уверен, что там их около двадцати, может пара дюжин, – сказал Сэм. Поймав на себе взгляды почтенной публики, требующие пояснений, он добавил: – Братья Рэмс сами хвалились мне. 

– Сэмюэль прав, – тягуче сказал Рокки. – В Грейт-Фоллс их и впрямь лишь два десятка, но есть люди и в Биллингсе. 

Сэм посмотрел на меня весьма красноречиво, как бы говоря: «А я о чём тебе толковал? » 

– Откуда ты знаешь наверняка, Рокки? – спросил я. 

Вместо ответа тот обратил глаза к небу: 

– Великий Дух, вера моя сильна сегодня. Помоги и ему поверить в мои видения… 

Подал голос МакКой: 

– Пусть так – пусть их ровно столько, но нам нужен и их план дейст-вий… 

– Это было бы слишком хорошо, – заметил я. – Просто чересчур. 

– Я выясню, – подал голос Черноногий. 

– И как ты намерен это узнать? – не понял я. – Пойдёшь пешком в Грейт-Фоллс и напрямую спросишь об этом? 

– По дыханию ветра, по ряби на воде, – ответил Рокки, словно насмехаясь. 

– Оставь эти свои индейские штучки, Рокки, – нахмурился я, – время шуток закончилось. И прекрати строить из себя великого одухотворённого шамана, я знаю, что ты учился в университете, где тебя третировали за твои корни, и, даже за успехи в футболе унижали, говоря, что если ты и попадёшь в Лигу, то только в «Канзас Чифс», потому что у них там недобор краснокожих. И, знаю, ты отбыл две боевых командировки: в Афганистане и в Сирии. Так что прекрати – тут не колониальная Америка, мы не белые колонизаторы, впаривающие бусы, и ты – не Танцующий с Волками! 

– Не нужно много слов, чтобы молвить правду, – отрешённо отозвался Рокки – всё-то ему было нипочём, знай себе – сиди да мудрствуй! Я махнул рукой: 

– Ага. 

– У меня всюду есть уши, у меня всюду есть глаза, – навёл туману Рокки. – Я слышу шорох травы и песнь камней… 

– Сила – союзник твой? – не удержался я. – Да вот беда – забыл клюку в вигваме? 

– Все твои неудачи от неверия, – скорбно заключил Черноногий. – Быть может, в стане врага есть засланный человек из моей резервации, с которым я держу связь? 

– Правда? – я аж подпрыгнул. – Что ж ты сразу не сказал?! 

– Сказал, когда настало время, ибо мой Создатель дал мне смелость делиться и смелость слушать, – ответил Рокки. 

– Спасибо, что не стал ждать, пока волки завоют на кукурузную луну, – проворчал я. Но Рокки эта моя реплика просто восхитила. 

– Какой слог, Стрелок, в тебе заговорила сама Мать Земля! Великий Дух помог тебе найти свою песню, он даст тебе и спеть её полностью однажды! 

– Рокки, пожалуйста, – с укоризной протянул МакКой. 

– Да, завали, а, Рокки! – согласился Далтон. 

– Объяв эту землю, враг не покорит Великий Дух, что таится в её глубинах, всё, чем он будет владеть – лишь земля, он никогда не сольётся с ней в единое, но мы не дадим ему и этого – даже просто распоряжаться ею, – Рокки всё больше распалялся. 

– Думаешь, когда всё закончится, мы сможем рисовать всеми красками ветра? – задумчиво спросил я. 

Черноногий, недоумевая, обратил ко мне свой орлиный взор. 

– Песня, Рокки, – вздохнул я. – Это просто строка из песни… 

 

*** 

 

На закате мы предали земле прах доброго друга. 

К северо-западу от дома сразу за небольшой уютной опушкой было наше семейное кладбище – там покоились все наши предки, начиная с Дедули Келли. Я был уверен, что домашних питомцев хоронили отдельно – но мы с Сэмом, не сговариваясь, решили, что так будет правильно. Инди был достоен этого – и он занял своё место в ногах у Томаса Дэвенпорта и Дианы Фэруэлл Келли. 

Закончив с погребением, мы отложили заступы. Я решил, что это не самый худший момент, чтобы выговориться. 

– Прости меня, Сэм. 

Он изумлённо повернулся ко мне. 

– За всё, что я сделал. И ещё больше – за то, чего я не сделал. Я хочу примирения и твоего доверия, хочу, чтобы мы вновь стали братьями, не разлей вода, настоящей семьёй, ведь только мы с тобой теперь и остались. 

Ни слова не говоря, Сэм кивнул и побрёл к дому. Я же остался на промозглом ветру и наблюдал, как в выси одна за другой загораются давно потухшие звёзды. 

 

*** 

 

А утром наши бравые вояки сами нагрянули в наше имение. 

Я домывал посуду и краем глаз заметил, как у крыльца притулился «джип» дока. Вытерев руки, я поспешил им навстречу, но Сэм опередил меня и запустил соратников внутрь. 

– У меня плохие вести, друзья! – воздел руки Черноногий Рокки. 

– Какие? – спросил я. 

– Мой следопыт уверен – наш враг готов выставить гораздо больше воинов, чем мы думали, – спокойно ответил Рокки. 

– И сколько же? 

– Около пятидесяти. 

Я схватился за голову. 

– Ты разозлил их, Стрелок, – добавил Рокки. – Они выдвинут на битву за сокровенную землю все свои силы. 

Я, подкошенный, рухнул на стул. 

«Опять! » – мелькнула мысль. – «Опять я всё просрал и всех подвёл. И опять всё из-за своего эгоизма и несдержанности! » 

– Пятеро! – простонал я. – Пятеро против пятидесяти! Это… 

У меня буквально опустились руки – вытянулись по швам, и я не в силах был ни их поднять, ни самому пошевелиться, ужас сковал моё тело. 

– Это всё! – глухо сказал я. 

– О чём это ты, парень? – МакКой подошёл вплотную, схватил меня за грудки и как вследует встряхнул – аж голова зашлась ходуном. – Что это значит, а? Это твоё «всё», а?! 

– Это конец, вот что, – я, разозлившись и собрав остатки сил, оттолк-нул его руки. 

– Конец, значит? – ожесточённо переспросил МакКой. 

Я умолк и снова плюхнулся на стул. 

– Знаешь, что он сказал мне, когда медленно умирал у меня на глазах и почти не понимал от обезболивающих, где находится сам и кто находится рядом? 

Я, вопросительно нахмурившись, уставился на дока. До меня не сразу дошло, что он говорит о своём старом друге и соратнике, моём отце. 

– Он прошептал: «Всё», – сказал МакКой и замолк, оставляя мне простор для измышлений. 

– И что я должен из этого извлечь? – вздохнул я. 

– То – он, а с тобой-то что? – осведомился МакКой. – Он был на пороге смерти и понимал, что обратного пути уже нет – тело предало и оставило его, никаких надежд. Но ты-то! 

Я поднял взгляд. 

– Ты жив, молод и здоров, если откинуть в сторону факт лёгкого облучения, но тебе не грозит смерть здесь и сейчас. Это точно. 

– Да? – бесцветным голосом спросил я. 

– Непреложный факт, – твёрдо сказал МакКой. – А раз так – действуй! Пока дышишь – действуй! 

– Хорошо со стороны так рассуждать! – злобно огрызнулся я. Ох, злость – мощнейший катализатор, она придаёт сил как ничто другое! 

– Это даст тебе стимул, Келли, – МакКой протянул мне маленький квадратный лист. – Ты расшвыряешь даже сотню, прочитав. 

Я развернул бумагу. 

– Не спрашивай, откуда, и не спрашивай, как, – добавил док. 

В верхней четверти коряво – от того, что, видимо, торопливо и в волнении, были набросаны жирным карандашом несколько строк: 

_. _.... 

_ _ _. 

В первое мгновение я никак не мог взять в толк, что это – но тут меня осенило: 

– Азбука Морзе? 

– Она самая, – кивнул док. 

Я рассмеялся, неловко расписываясь в бессилии: 

– Док, я много чего знаю, но тут мои полномочия – всё, я же никогда не был чёртовым скаутом, и ничего в этом не смыслю… 

Тут меня словно кипятком ошпарило – да по самому сердцу. 

Я не был бойскаутом, ни первым, ни последним, это так. 

Однако… 

– Мелисса? 

Сэм, услышав имя девушки, мгновенно развернулся от Рокки к нам и начал внимательно прислушиваться. 

Я быстро глянул на дока. 

– Но… 

– Я же сказал – не спрашивай, – с лёгкой грустью напомнил док. 

Я взмолился: 

– Не мучайте меня – что здесь написано? 

МакКой вздохнул. 

– Док?! 

– Тахо. 

– Тахо?! Озеро Тахо? – я вскочил. 

Тахо! 

Ну, конечно, же! 

Лишь 100 миль к востоку от Сакраменто! 

Я в ужасе зажмурил глаза. 

Тахо. 

Знать бы это тогда! 

– Это она, Бен, – сказал МакКой, спокойный и невозмутимый в своей уверенности. 

– Она, – ни мгновения не колеблясь, согласился я. – Но почему только место? 

– Подумай, – ответил МакКой. 

Так я и поступил. Самым очевидным было то, что она в опасности – и не хотела, чтобы в случае, если сообщение перехватят, к недругам попали не предназначенные для их глаз сведения. 

– Когда? – спросил я. 

– Вчера, – бесцветным голосом откликнулся МакКой. 

– Вчера?! – вскричал я, схватившись за голову. – Какого чёрта вы молчали? Почему вы не оставили всё и не бросились за ней? 

– Я и не брошусь, – МакКой в упор посмотрел на меня. 

– Нет? – я был обескуражен. 

Вот так номер! 

– Нет, – подтвердил док. 

Я хотел было высказать МакКою всё, что о нём думал, но тот жестом остановил меня и продолжил: 

– Я и не брошусь. Потому что это сделаешь ты. 

Это словно бы отрезвило меня – миг назад я, распалённый, готов был кинуться на дока с кулаками, но теперь застыл – вот что тот имел в виду! 

– Само собой! – я был решителен как никогда. 

– Но, – остудил МакКой мой пыл, – сразу после того, как ты разбе-рёшься с первоочередной проблемой, – и он кивнул в сторону окон, выходящих на восток, – братья Рэмс и их прихвостни не откажутся от своих притязаний. 

Рокки, до сих пор сидевший чуть в стороне, и сосредоточенно слушавший через наушник донесения своих разведчиков, встал и изрёк: 

– Утешьтесь, братья Келли! Духи Великих предков благоволят вам! – и добавил уже без шаманских подвываний и дурацкой лексики. – Очевидно, у небес есть планы на вас, потому что ваши противники – идиоты. Или Великие Предки не считают вас достойными хитрого и могучего врага, – спохватившись, присовокупил он в своей обычной манере. 

– Что? – взволнованно спросил Сэм. 

– Думаешь, есть шанс, Рокки? – спросил МакКой. 

– С Великим Духом всё возможно, – улыбаясь, ответил Рокки и попросил: – Карту! 

На столе расправили карту округа Флэтед. 

– Ред Рок Пойнт, ваш дом, ранчо Келли, 

– Бунгало дяди Сэма, – не выдержал я. 

Рокки ткнул в точку на северной оконечности озера МакДональд: 

– Это место закрыто горными хребтами – с запада и востока. Также на западе озеро. Подступы есть лишь с севера и юга. 

– Верно, – подтвердил Сэм. 

– С севера есть лишь единственный проход между горами – ущелье между пиками Хэвенс и Кэннон. С юга – открытая озёрная долина. 

– И? – спросил я. 

– Рэмс разделят силы – половина отправится на фурах через северное ущелье, другая половина высадится у озера Фиш к югу от нас и будет наступать единым пешим фронтом. Всё запланировано на 6 утра. Есть время подготовиться. 

– Так тебе духи напели? Или это сведения твоих «агентов», которым всё же можно верить? – уточнил я. 

– Иногда это одно и то же, – заявил Рокки. Убийственно серьёзно. – Северную дорогу мы заминируем. Первый грузовик подорвётся и преградит путь следующим за ним. Последний транспорт в конвое мои воины подорвут из гранатомёта. 

– Твои кто?! – мне показалось, я ослышался. – Из чего?! 

Откуда, ради всех святых, у индейцев есть гранатомёт?! 

– Я поставлю двух надёжных людей из моей резервации, они сделают всё, как должно, – надменно и невозмутимо откликнулся Рокки. – Тебя устроит это, Бенджамин Келли? 

– У меня выбора нет, – фыркнул я. 

– Тогда не оспаривай мои слова, на Ближнем Востоке я многому нау-чился в плане тактики… 

– Не заливай мне, я видел такую тактику в «Воздушной тюрьме», – осадил я Черноногого. 

– Не понимаю о чём ты, – поспешно сказал Рокки. 

Тем не менее, его (не совсем) план был вполне разумен. 

– После уничтожения двух грузовиков уцелевшие бойцы северной группы будут деморализованы, бой они продолжать не будут, иначе… – тут Рокки со скорбной миной сделал своеобразный жест, который все присутствующие не совсем поняли, но я подумал, что, скорее всего, индеец подразумевал снятие скальпа. 

– Что до южного фронта, – Рокки ткнул в маленькое озеро Фиш, – я и Далтон застигнем их с флангов, их внимание будет отвлечено, их ряды будут рассеяны, – Рокки взглянул на меня, – и тут выход твоей группы, Стрелок. 

 

*** 

 

Так всё и случилось – на рассвете с южной стороны появились силуэты в камуфляже, вразвалку идущие с винтовками М16 наперевес. Самодовольные и самоуверенные, рейдеры, считающие происходящее не более чем послеобеденным променадом. 

– Устроим им маленький Вьетнам, – сказал я. 

Вспышка справа, вспышка слева, это начали бой Рокки и Далтон – и вот уже строй силуэтов нарушен. Одни упали на землю – кто-то подкошен-ный пулями, кто-то, мгновенно всё поняв, пригибаясь, спасались от перекрёстного огня. Другие бросились назад, большинство же кинулось вперёд – на наши позиции, где, собственно, были мы – за опёртыми на изгородь ранчо мешками с песком. 

Я переглянулся с Сэмом и МакКоем. Коротко кивнул – и мы, высунувшись из укрытия, открыли беглый огонь. 

Крики раненых, предсмертные хрипы умирающих, кислый запах пороха. Всё произошло за считанные секунды, и, смешавшись, слилось в одно бесконечно короткое мгновение. 

Несколько человек бросили оружие, раздались недружные возгласы: 

– Не стреляйте! – в воздух взметнулись руки. 

– Вот это вояки! – неодобрительно буркнул в усы док МакКой. – Где только откопали такой сброд? 

С севера до нас докатился раскат – такой, словно сошла лавина. Но я точно знал – то не был сход снега. За ним последовал ещё один. 

– Рокки, – проорал я, вжимая наушник в ухо, – что там у твоих великих воителей? 

– Всё закончилось, Келли, – раздался голос Черноногого. – Девять оставшихся бойцов сдались, их приведут к ранчо. 

– Круто! – обрадовано рявкнул я. 

– Где мы их и линчуем, – добавил Рокки. Я просто обалдел от услы-шанного: 

– А вот это вообще ни разу не круто, надеюсь ты шутишь! 

Сэм, МакКой и Далтон, держа сдавшихся на мушке, приближались к ним осторожно – словно, ожидая подвоха. Но я полагал, что это излишне – какие к чёрту уловки, эти романтики с большой дороги не были профессиональными военными, не были они и смелыми отверженными людьми. Это была жалкая стая мародёров и грабителей, умеющих быть смелыми и развязными лишь с теми, кто был слабее и не мог дать в ответ хорошую зуботычину. Или дырострелину. 

Я искал взглядом братьев Рэмс. 

И нашёл. 

Подобно полководцам прошлого, они наблюдали за сражением чуть поодаль – а именно, стоя на капоте своего «студебеккера». 

– Сэм! – крикнул я. 

Брат обратил на меня внимание. Я кивнул в сторону Рэмс. Те, поняв, что речь о них, тут же слетели с капота и поспешно впихнули свои туши в кабину грузовика. 

– Не дадим им уйти! – крикнул я. – Это должно закончиться сейчас! 

Сэм кивнул – и мы, не сговариваясь, бросились к гаражу. 

– За руль! – скомандовал я. 

Сэм удивился: 

– Я никогда не водил… такое!! – он растерянно указал на «Додж». 

– Это просто машина, – резко бросил я. – За руль, Сэм, ты тот ещё стрелок! 

– Перезарядись! – бросил Сэм, усаживаясь на место водителя. 

– Не учи меня! – огрызнулся я. 

«Чарджер», привстав на задние колёса и стреляя глушителем, рванул вперёд – через луг. 

– Не тормози, давай прямо, – скомандовал я. 

– Там же ограда! – возмутился Сэм. 

– Прямо! – повторил я. 

Сэм сбавил скорость и стал поворачивать массивный автомобиль так, чтобы попасть ровно в ворота. 

Я разочарованно вздохнул: 

– Из-за этого промедления мы упустим их… Уже упустили! Сэм!! 

– Эту ограду возвели наши предки, – покачал головой брат. 

– Её починить можно было! – возопил я. – Святый боже! Грёбаная богородица! 

Мы выкатили с грунтовки на дорогу. 

– Поддай газу, – безнадёжно попросил я. 

Сэм начал разгоняться. 

– Ну и где они, а?! 

В этот момент мы узнали. 

Позади нас раздался мощный гудок – и не просто раздался, он быстро приближался. В зеркале заднего вида опасно увеличивался в размерах проржавевший бампер «студебеккера». 

Я высунулся, прицелился и нажал на спусковой крючок. Раздался щелчок. И ещё. Ещё. 

– Твою мать!! – швырнул я бесполезную винтовку на заднее сиденье. 

Сэм вдавил педаль в пол. 

– Ты перезаряжался? – спросил он. 

– Нашёл время! 

Дорога резко пошла в гору. Грузовик начал отставать – силёнок на подъём не хватало. Но это была горная дорога – извивающаяся лента меж острых пиков и достаточно высоких обрывов. «Додж», как и любой маслкар, изгибы пути проходил грузно, медленно, всё преимущество, добытое на прямых участках, сходило на нет. 

Рэмс начали заходить с левого борта. 

– Сэм, они спихнут нас с обрыва! Поднажми! 

«Додж» вырвался вперёд – и вовремя! Грузовик резко вильнул вправо – и едва сам не слетел с серпантина, но, сбавив ход, устоял и вновь рванул вперёд. 

Здесь нам было не оторваться – каждый поворот маслкару приходилось буквально проползать, он был создан больше полувека назад для совсем других дорог – прямого, как стрела, асфальтового полотна хайвэя, разрезающего надвое дикую необжитую Америку. 

А раз так мы должны были попробовать другой подход – но, граничащий с суицидом, он мог сработать… 

– На том повороте, Сэм! Ты должен резко затормозить! 

– Спятил?! – проорал брат. – Они нас в гармошку сомнут! 

– Ни черта подобного, это мы их продавим как фольгу, если они разгонятся хорошенько! 

Сэм мотнул головой – дудки, он на такое не подписывался! 

– Это «Чарджер», его каркас выдержит! – заверил я. 

– Нет!! 

– Ты веришь мне? 

Сэм с долю секунды колебался. В его душе боролись несколько стихий. Он ненавидел меня за Мелиссу. Он презирал меня за то, что я ни разу не навестил нашего старика после отъезда. Но ещё он знал, что я признаю свою неправоту. 

Я признавал – само собой, как иначе? Вся моя жизнь была чередой ошибок – то я был чрезмерно груб и самодовольно заносчив, то до ужаса равнодушен. И всё – чтобы добиться своего, получить то, чего жажду, и не заморачиваться над тем, насколько при этом другим людям обидно и больно. Из наломанных мною дров можно было бы отгрохать новою «Каса дель Келли». 

Но то ранее. А сейчас я был здесь – рядом с ним, по одну сторону баррикад. 

Полное моё примирение с ошибками прошлого наступило в тот мо-мент, когда я встретил Инди и его хозяина. Теперь пришёл черёд Сэма по-пробовать примириться. 

И он сделал это. 

Доверился мне. 

Резкий удар по тормозам – «Чарджер» едва не прорыл носом траншею в земле, сбросив за две секунды почти 80 миль. 

«Студебекер» Рэмс врезался в нас на полном ходу – и, как я и предвидел, эта гниль была распорота «Доджем» словно фольга. Остатки ржавой рухляди и братьев-бугаев разлетелись по обочине, подняв столбы пыли. А вот нас начало заносить. 

– Держи, Сэм! Выкручивай руль! – крикнул я. 

Это потребовало усилий, но брат справился. «Додж» лихо занесло – развернуло почти на полкруга, и, всё же, он устоял и остался на дороге – чуть помятый сзади и с дымящимся от перенапряжения капотом, но целый. 

Я выдохнул. 

Вот и всё. 

Кто может предугадать, что ждёт впереди? 

Я не знал, простит ли мне Сэм мои старые прегрешения в полной мере, но первый шаг на пути к примирению он сделал. Кроткий и робкий шаг навстречу моему семимильному, но всё же сделал. А первый шаг, как известно… 

– Ну, что теперь? – прервал Сэм мои измышления. 

Как будто не он был здесь старшим и не принимал решения! 

– Теперь мы как циничные светские львицы, нанюхавшиеся кокаина и попавшие в аварию, выйдем и посмотрим, насколько сильно покоцана наша тачка, – ответил я. – А потом вызовем службу техподдержки. И поскольку до неё пару дней хода, мы скроемся с места аварии, придумав правдоподобную версию для копов, чьи сирены уже воют вдали. 

Сэм покачал головой. Он всегда всё воспринимал слишком серьёзно. 

– Я говорил о них, – он махнул рукой туда, где в полусотне ярдов от нас приземлились, вылетев через лобовое стекло, братья Рэмс. 

– Хочешь… проверить не живы ли они? – недоверчиво протянул я. – А! Думаешь, придётся добивать их? 

– Господи, Бен! – скривился Сэм. 

– Это просто грёбаная шутка, эй! Где твоё отмороженное чувство юмора – осталось на Гранитном Пике? – отмахнулся я. 

Сэм вылез из машины и, расшаркиваясь, побрёл к братьям Рэмс. Я же осмотрел машину, как и хотел. 

Что ж. Как автодоктора мой диагноз был таков – всё довольно печально. «Додж» можно было подлатать, заменить крышку багажника и примятые крылья, даже поменять внутренние детали по необходимости, но и после всех этих манипуляций дальний переезд он вряд ли бы теперь вынес. Моя мимолётная мысль воплотилась наяву – пурпурному маслкару действительно предстояло остаться в домохозяйстве Келли на вечном приколе. Интересно, раз она воплотилась таким вот образом, может, и моё желание разыскать Мелиссу тоже сбудется – нежданно и негаданно?.. 

Размышляя таким образом, я догнал Сэма. Он уже осматривал обломки «студебеккера». Чуть поодаль мирно распластались ребята Рэмс, такие писаные красавцы. Им разве что только белил вокруг силуэтов и не хватало. 

– Не думал, что из твоей затеи и впрямь что-то путное выйдет, – при-знался Сэм. 

Я хотел было спросить, зачем же он, в таком случае, послушал, если не верил до конца, но осёкся, потому что понял – именно из-за этого и сделал. Потому что решился и доверился. 

Сэм осторожно приблизился к почившим – я в этом не сомневался – братьям Рэмс. 

– А! А! Вот оно как, ребятки! – как бы обращаясь к Рэмс, я не сдержался и подпрыгнул, раскинув руки. – Бездорожье округа Флэтед до добра не доводит! 

– Бен! – укоризненно одёрнул меня Сэм. 

– Да брось! – воскликнул я. – Мы одержали верх! Ты ещё не понял или не поверил в это? Поверь – мы показали им, что это наша земля! Так вскинь же руку и скажи, видишь ли ты?.. 

Сэм ничего не стал мне говорить; он присел рядом с телом одного из братьев. Какого именно – после аварии трудно было разобрать. С этим мог бы помочь дантист, но где его теперь искать? Братец скрупулёзно пощупал пульс, что, на мой взгляд, было излишне – особенно, с учётом того, что у мародёра было снесено этак с полголовы. 

– Сэм! – окликнул я зануду. – Ну, перестань. 

Он поднялся, нахмурился, покачал головой: 

– Будут и другие. 

– Пусть приходят, пусть возьмут, – парировал я. – Каждый, кто позарится на то, что по праву наше, закончит как они, – я кивнул на то, что осталось от гоповатых братьев. – Ты сам так говорил, помнишь? 

Сэм кивнул – он помнил. 

– Идём домой, – я ненавидел эту клишированную киношную фразу, но придумать что-то более подходящее не смог. 

Сэм замялся. 

– Мы не можем оставить их так, Бен, – сказал он после некоторого раздумья. 

Я чуть не прослезился. Мать Тереза на том свете тоже всплакнула от умиления. 

– Просто напомню тебе, братец, – я стал загибать пальцы, – эти ублюдки гнобили тебя в школе, угрожали тебе расправой, скорее всего имеют непосредственное отношение к смерти твоего любимого пса– и ладно ещё не отбивали твою девушку, благо, этим занимался я. Сказал бы, что у меня пальцев не хватает, но это, к сожалению не так. Только ведь и этого уже немало! И после всего ты хочешь соблюдать какие-то там манеры или заповеди? Предать их тела земле? – я с сомнением покачал головой. – Да ну, брось! 

– Старого мира больше нет. Но это не значит, что мы перестали быть людьми. А если так, то мы должны быть ими до конца, – убийственно серьёзно отчеканил Сэм. 

– Пустая патетика, – фыркнув, отмахнулся я. Брат понурился. 

– Если тебе будет от этого легче, могу сказать, что не хочу оставлять эту падаль на земле Монтаны, – сказал вдруг Сэм и посмотрел на меня. – Так тебе будет проще? 

– Немного, – кивнул я. – С этим я даже смогу смириться. 

 

*** 

 

Мы вернулись к дому отца, прошли причал и спустились к галечному берегу. 

– Как думаешь, Сэм? Зима близко? – неуклюже пошутил я, поёжив-шись. Температура падала быстрее, чем я мог предположить, прежде здесь не было таких перепадов. При каждом слове изо рта теперь вырывались сгустки пара. 

Пора было сказать брату, что у меня на уме. 

– Знаешь, я хотел бы остаться здесь – так я и сделаю! Однажды… После того как смотаюсь до Калифорнии. 

Сэм с лёгким интересом покосился на меня. 

– Думаю, у меня получится найти Мелиссу. У меня хорошее предчувствие насчёт этого – ведь теперь я знаю, где искать. Хочу вернуть её сюда до наступления холодов. Настоящих холодов… 

Брат присел на корточки, достал из воды один из разноцветных камней, устилавших дно ледникового озера, и запустил его по водной глади. Я не стал считать, сколько раз тот пропрыгает, прежде чем пойдёт ко дну, да и не смог бы – сбился бы со счёта, ведь мысли то и дело возвращались к тягостным думам о том, как же всё плохо с погодой, перемежаемым оптимистичными всплесками предположениями того, как я вновь обрету утраченную любовь. 

Пожалуй, через пару часов камешки здесь уже не запустишь – озеро покроется тонкой, но всё же, коркой льда – и это накануне Дня труда! Что-то будет дальше!.. 

А оклемается ли подлунный мир после наших закидонов даже через тысчонку-другую лет – хороший вопрос, ответ на который мало кто вообще узнает… 

Я вдруг вспомнил ещё одно, чем давно хотел поделиться с братом, сразу, как встретил его в родовом гнезде, да было не до того: 

– Это ведь была наша мечта, помнишь? Когда-то была… 

Сэм хранил молчание. Я продолжил: 

– Как и у многих людей – вырваться из ежедневной рутины, суеты жизни мегаполиса и уехать куда-нибудь подальше от сутолоки, оборвать связи с цивилизацией, жить в старом домишке на берегу дикого горного озера. Для многих из них это была лишь утопическая и эфемерная грёза, для нас – отголосок прошлого. Как бы там ни было – именно это мы и получили. Своеобразным манером, ведь к этому привело столько разрушительных событий, столько боли… но всё же получили. 

Брат молчал. Я присоединился к нему и, даже, присел рядом, надеясь, что вскоре всё же наступит время, когда ему вновь будет что ответить. На любое из моих излияний. 

Ведь чтобы услышать себя, иногда нужны молчаливые дни – так сказал бы Черноногий Рокки, окажись он рядом, и тут я даже склонен был бы с ним согласиться. 

Так мы и остались сидеть на берегу озера, где когда-то выросли и куда мы однажды вернулись неисповедимыми путями и тайными тропами. 

Солнце скрылось за горной грядой, обжигающими ледяными порывами заметался ветер, начали пролетать первые снежинки – мы всё так же, молча, сидели и наблюдали за рябью на водной глади. 

А в необъятной дали над нами переливалось пурпурными сполохами полярное сияние – ярчайший из предвестников будущего.





Послесловие


Как оно было, а! 

Я крайне редко это делал, но, каюсь – как-то раз завис в соцсети и наткнулся на премилый альбом фотографий (или фотореалистичных рисунков). И как-то мне они приглянулись. Я вдруг поймал себя на мысли, что каждый из них можно описать одним словом – причём, словом, которое обозначает эмоцию или душевное состояние. Там были умиротворение, угнетение, непонимание, предвкушение, настороженность. А к одному рисунку я, не колеблясь, припечатал – «примирение». На рисунке были двое парней на галечном берегу озера в горах. 

Я взял самого себя на понт, что запросто смогу выудить историю из каждой картинки. Первым на растерзание мне досталось полотно «примирение». Трактовать видимое можно было по-разному, я сделал это в своей манере. 

Кто эти двое? Судя по всему, братья. Почему здесь, на берегу? Это их родные места, здесь они выросли, прежде чем разлететься по разным побережьям Соединённых Штатов. Что они сейчас здесь делают? Думают тяжкую думу и радеют за всех людей мира – поначалу детали не были так уж важны. Может, ничего они там не делают. Просто молчат и наблюдают за чуть колышущейся на ветру водой, каждый из братьев думает о чём-то своём, но каждый из них мысленно то и дело возвращается к событиям нескольких предыдущих дней. Ведь им пришлось вернуться в родной дом и обнаружить, что там, мягко говоря, не всё так, как было ожидаемо. Им предстоит со многим справиться, и ещё с большим примириться – со своим прошлым, со смертью отца, с осознанием того, что они – одни из последних людей в мире. Последняя мысль была вообще удачной, так как я люблю ненавязчиво связывать истории в рамках одного сборника некоторыми деталями, иногда – второстепенными героями. 

 

Эпиграф – строки из танцевального трека; я никогда особо и не вслушивался, в то, что именно там исполняет вокалист. До поры до времени. А как прислушался и копнул глубже – так в очередной раз убедился, что Тим Берглинг писал нечто большее, чем глупые попсовые песенки. Да и фраза как нельзя лучше подходила для истории: «С того дня мы прошли долгий путь, но мы никогда не оглянемся – не оглянемся на исчезающие вслед нам силуэты». Тим не был королём, но стал легендой, а его музыка и тексты к ней в чём-то даже изменили этот мир. По крайней мере, они повлияли на меня, а я, как-никак, часть этого мира. 

 

Что до названия – это вырванная из финального монолога-обращения к собратьям по оружию фраза спартанца Дилия из фильма «300», напоминающего окружающим, чего ради была принесена жертва Леонидом и его воинами, и чем грозит персам грядущее сражение при Платеях. 

«This day we rescue a world from mysticism and tyranny and usher in a future brighter that anything we can imagine». Так было в оригинале (голливудском оригинале, разумеется, не древнегреческом). 

«Сегодня мы спасём весь мир от варваров и тиранов, и вступим в будущее, сверкающее невиданным светом». Так это звучало в русском дубляже. Не совсем дословно, но смысл был передан вполне достоверно. (Это сочетание «future brighter that anything we can imagine» должно переводиться буквально слишком уж громоздко, как-то навроде: «будущее ярче, чем всё, что мы можем себе представить»). 

Вот это-то самое вступление в яркое, сияющее, сверкающее, переливающееся, такое манящее и притягательное будущее меня и вдохновило. И всегда вдохновляло. Скажем так, грех было не позаимствовать этот красочный и пафосный оборот, такой воспламеняющий и воодушевляющий. 

 

Что же до «оборвать связи с цивилизацией, жить в старом домишке на берегу дикого озера» – это прямо-таки цитата (ну, почти) из бложика обожаемой мною девушки, была даже быстро угасшая мысль записать её в соавторы, но нет уж, обойдётся. 

Казалось бы, причём тут это вообще – цитаты из соцсетей, девушки, бложики? Разумеется, пост был написан по другому поводу. Но он так коррелировал с моей задумкой, что я просто не мог удержаться и не включить эти несколько строк в ткань повествования как один из мотивов героев – и как этакую вишенку на торте. 

Что из всего этого получилось? Наверняка, вы уже прочитали это выше. 

Такие дела.