Все пути Господни - есть его эксперимент. Иногда происходит то, что вообще не может происходить наяву по всем правилам логики и здравого смысла…, по тем же самым правилам, которые и установил сам Господь...
«Sтук Sиницы» (1993)
1
Очередной подлет Земли к Солнцу узнавался в теплой весне. Шел дождь, в котором было семьдесят процентов самого дождя и тридцать капельного света. Время года сменилось не только на календаре, но и наяву, каждое утро заявляя о приходе чего-то нового и давно желанного. Такие признаки всегда к переменам… Но непредсказуемая жизнь упрямо диктует свое: убаюкивая бдительность, здравый смысл, уничтожая анализ происходящего и ту самую логику, при отсутствии которой, начинает работать другая экспериментальная логика, нечитаемая, непредсказуемая, металлическая, страшная и вряд ли кем-то победимая. На пороге лежал новый утренний день и непредсказуемый сценарий чьей-то судьбы, упирающийся невидимыми стальными иголками в чье-то очередное беспечное тело. Мир менялся также, как он это делал миллионы лет назад, меняя уровень понимания величия в головах совсем невеликих созданий...
В просторной спальне возле трюмо с большим зеркалом танцевала эрогенная Ленка. Она не совсем танцевала от души, она пританцовывала, вихляя бедрами, упругой талией, ногами и даже плечами. В её правой руке находилась какая-то аккуратная щеточка похожая на миниатюрный обрывок военной колючей проволоки, которой в промежутках между танцующими движениями она наносила что-то черное на верхние ресницы. Она это делала с умыслом, чтобы ресницы были черными и пушистыми, чтобы они были очень заметными, чтобы эти глаза быстро бросались в мужские глаза, и чтобы от мужских глаз ушел быстрый сигнал в мозг, кто-то сразу же заинтересовался и «клюнул». В общем, как-то вот так вот…, с умыслом выражая всегда скрытую правду, описывающую обыкновенную женскую охоту на дикого и глупого самца, любящего себя больше, чем деревья. При чем, если Ленку спрашивали, зачем она так сильно красит глаза, ответ был один и тот же, как у всех и всегда – для красоты! Для кого? Не для кого, а для красоты! Абсурд для ленивых. На том лживый полет спрятанной мысли, а потом и фразы- заканчивался. Для себя, для красоты, смешная ложь… Для ловли на яркую раскрашенную блесну, смешная правда. Магнитофон Sharp GF-1000, привезенный погибшим отцом из Японии, завывал воем какой-то черной группы, где ни слов, ни музыки не было, а был винегрет совсем странного ритма и обрывков искорёженных английских слов со странными интонациями, под который Ленка пританцовывала, и слегка мурчала под нос уже свои переделанные словесные обрывки. После приведения ресниц в боевое положение охоты, пошли губы, доставался арсенал в три вида помад…, снова какая-то светлая палочка с блестящим наконечником, прописка контура, выпячивания, причмокивания, облизывания и даже высунутый язык дразнился в зеркале на фоне белых зубных рядов, как манящий червячок для рыбалки на крупную «небритую» рыбу. Отступив пару шагов назад от зеркала и услышав истошный вой в магнитофоне, Ленка завизжала тоже, поднимая свою визуальную самооценку в зеркальном отражении. Она задрала копну волос на самый макушечный верх, оголила шею, проверила наличие ушей с серёжками, повернула лицо вправо, затем влево, быстро обозначила искусственную припухлость губ, чмокнула себе в зеркало и сбросила водопадные волосы вниз. Запрокинув голову назад в такт невидимым музыкантам, она еще раз завизжала и сильно вильнула бедром. Процесс зеркального отражения и взвода себя в боевое положение охотника, завершился. Продолжая себя разглядывать, Ленка, как упрямый сапер на вскопанном десять раза поле, щупала глазами свои брови, нос, уши, шею, губы и даже глазные яблоки. Не найдя недостатков, она вильнула низом тела и, встав на цыпочки и кокетливо сложив ладони на животе, рассмотрела свои ноги, почему-то ставшие еще длинней. Держа равновесие и стоя на пальцах ног, инспекция тела продолжалась с утроенным усердием и придирками. Был выбран лифчик с розовыми кружевами, острым бардовым бантиком между косточками, затем что-то красивое в виде полоски трусиков с маленькими разноцветными колибри, а затем стала катастрофическая проблема с вопросом убийцей всех девушек- что одеть? Открыв широкий шкаф и взглянув на тринадцать забитых шмотьем полок и пять линий густо заполненных плечиков, она поняла главный женский омерзительный факт, что одеть совершенно нечего!
Это был ежедневный шок переходящий в кому с последующей реанимацией, это была её внутренняя металлическая катастрофа. Через несколько минут закусывания нижней губы, вышвыривания на кровать дорогих, разноцветных материальных пятен, раздражения и полета мысли, вопрос сам собой отпал и было выбрано что-то такое, что было и под цвет, и для данса, и для глазастых мохнатых мужиков, и для видимости изгибов тела и, вообще, одежда нашлась. Свет надежды от выбранной одежды снова включился в невидимом мозговом выключателе и Ленка продолжила вихляться перед другим зеркалом во весь рост, под еще незаконченный заунывный вой блэк команды. Сбор на военную охоту начался по серьезному, когда в ход пошли туфли. Пять полок обуви, как автоматическое стрелковое оружие, ощетинившись шпилевыми каблуками быстро мерялись у зеркала и отбрасывались в сторону, и вот, наконец-то, яркие туфли были подобраны по калибру, по цвету, по воображению, по настроению и пригнаны ремешком вокруг щиколотки. В зеркале заиграла радуга ядовитых мухоморных цветов, полуобнаженки и чего-то очень блестящего, как настоящая зарубежная блесна на толстого каранкса с играющей на солнце чешуей…
Остановившись напротив зеркала наступил момент той самой правды, которую путают все время с истиной, с истиной, которую никто в глаза никогда не видел по причине ее тайной скрытости от людей. Правда была блестящей и заставляющей обязательно остановить взгляд на Ленке в любом случае и с любого угла обзора. Формула успеха и приграничного счастья была достигнута всего лишь за два часа и пятнадцать минут сборов на охоту. Совсем не много, совсем не рекорд, совсем легкомысленно, потому что однажды тридцать первого декабря какого-то года, она начала собираться в 10 часов утра и была еще не совсем готова ровно в девять часов пятьдесят три минуты вечера. Это было серьезно, Новый Год же все- таки, а не какой-то там клубный заплыв на новые знакомства. Это был Новый Год, бейби, угарный Новый Год для чего-то, что с трудом потом вспоминалось после массы выпитого, выкуренного, вынюханного, отравленного и затем сброшенного. Зеркало поставило свою печать одобрения, быстро соврав Ленкиному отражению и закончив волноваться о правильности блеска теней. Очередная зеркальная работа на человека закончилась. Заплевав себя дорогущими французскими духами, Ленка схватила телефон и поспешно набрала номер с множеством скучных цифр.
- Я уже готова, а ты? – спросила она, нервно поправляя узкие брюки ниже пробитого очередной блестящей блесной пупа.
- Леночка! Может я не пойду с тобой в этот клуб, что-то мне не хочется. Я там никогда не была, там не моя атмосфера, я лучше дома книгу почитаю, - ответил милый голос из мобильного телефона.
- Are you crazy? Полимер Чебурашка, не убивай мои мечты своими книгами! Да ты что…, мы собирались туда целую неделю я и с Антоном договорилась, мы в кафе все обсудили и вдруг…, на тебе – «… я лучше книгу дома почитаю…», я тебе почитаю твою дебильную книгу, крыса ты домашняя, ты что пучеглазая Крупская в длинной юбке?! Гусеница мохнатая, быстро собралась на охоту за мужиком, я заеду через двадцать минут. Антон нас ждет у входа с двумя пропусками. Там будет море тренированных парней без пивных животов в рассвете сил, там адреналин кипит, как ртутный дождик, отказ не принимается, всё…, точка…, подорвалась белошвейка и в джинсы, быстро, раненая в голову Золушка!
Телефон умолк, зажегся экран и медленно потух.
– Книгу она собралась читать, идиотка библиотечная, твою мать! – бросила Ленка вслух и зло улыбнулась в никуда.
2
Полимером –она называла Полину, свою одноклассницу по законченной пять лет назад ненавистной чертовой школе с массой неправильных мнений толстых поганых учительниц, завидующих Ленкиным итальянским сапогам, густым волосам и статной походке будущего разрывателя мужских тел. Она могла сходить в клуб и сама, но почему-то захотелось посочувствовать мягко-странной Полине и вытащить её из одинокой берлоги на звуки очень громкой музыки, визга, алкоголя, омерзительно откровенных взглядов и всего остального страшно интересного, запретного и магнитно- притягивающего. Схватив ключи от своей маленькой, но отдельной квартиры, Ленка еще раз взглянула на себя в зеркало, улыбнулась собственному совершенству, выключила свет в коридорчике и открыла дверь. Она очень любила подаренную покойным отцом квартиру, как свой маленький, спрятанный от всех мирок и знала, что вернется сюда только к утру. Она знала, она была уверенна, потому что она человек, который знает абсолютно всё! А человек –это звучит гордо, почетно, не как муравей. Человек - это властелин себя и своего завтрашнего дня…! Смешно до горького безразличия с прокатом липкой слезы до самого пола…
Полина любила книги с детства, она читала их запоем и с интересом познания чужих мыслей, запоминая сотни тысяч единиц информации, удивляясь людям, которые давно уже умерли, но оставили после себя следы своих поступков и слов, переданных на бумаге. Книги были её второй жизнью и очень часто она сравнивала поступки старинных благородных героев с поступками современных совсем не героев и совсем не благородных. Сознание Полины фильтровало внешний мир сквозь книжное сито знаний, каждый день удивляясь огромной пропасти между написанным на бумаге и реальным миром, который так далек от книжного. Умная бабушка, наблюдая за тем, как ее внучка глубоко и далеко ушла в книжный мир всегда беспокоилась о ее будущем, которое не знает никто, но переживать может каждый. Беспокойство бабушки было чистым проявлением её любви и участия в существовании внучки в её жизни, становлении личности и чего-то еще большего, связанного с разновидностью настоящей любви. Но выбор был сделан еще в детстве и опыт предыдущих поколений удачно помещался в голове у Полины, рисуя приемлемые образы мужчин, окружающего мира, государственности, законности и бытия больших фантастических городов, где было мало обязательно наказанных злодеев, искалечены понятия классицизма и полное отсутствие справедливости. Невероятные мысли анализа посещали её каждый день, и она пробовала объяснить реальный мир с помощью прочитанных образов и высказываний, что почти никогда не получалось, но давало хоть какие-то результаты и умозаключения. Сказать правду, никогда не получалось, что и приводило ее в просторный тупик, имеющий несколько выходов…
Первый выход был следующим: бросить все к чёртовой матери и никогда не сравнивать мир мудрых книг с глупейшим реализмом, провести четкую границу, поставить вышки, прожектора и собственных умных солдат с агрессивными овчарками, защитив свой мир от всех омерзительных проявлений извне. И второй: все-таки продолжать постепенно разбираться с причинами её существования в чуждой среде, где всё намного хуже, чем описано в самых знаменитых фолиантах недавнего прошлого.
Полина лежала на тихом и очень удобном диване и прислушивалась к знакомым звукам, когда бабушка что-то готовит на кухне и размышляла о пришедшем звонке Ленки с приглашением в клуб. Ей совсем не хотелось в другой мир хаоса, грязных взглядов, запахов мужского пота и постоянных диких, барабанных ударов по ушам. Она посмотрела на одинокий тюльпан в вазе и в эту же секунду лепестки мгновенно осыпались, с шелестом упав на пол, а на их месте остался плотный желтый пестик с тремя черными тычинками. Вместо красного цветка, который она купила при выходе из метро, остался зеленый ствол без ничего, грустно глядевший на комнату без единого глаза. Странно! Полина понятия не имела, что это был знак Божий, которые каждый день Он Сам посылает людям в разнообразных проявлениях его мудрых намеков, но люди умеют читать по буквам или даже по слогам, а не по знакам. Полина подумала о Ленке, бросила взгляд на часы и быстро вскочила в удобные джинсы. На сборы ушло десять минут. В зеркале стояла обыкновенная девушка в очках, в джинсах и в яркой кофте, без которой в клубе делать было нечего. Можно было попасть под не формат и не пройти фэйс контроль даже с билетом во внутрь клуба. Неожиданно лампа в коридоре замигала сама собой, как будто у плафона были тяжелые ресницы. В зеркале Полина видела себя, затем темноту, затем снова себя и так несколько раз, как будто кто-то включал и выключал свет или моргал в молчаливом понимании будущего и с намеками на умственную отсталость вечного зеркального отражения. В коридор вышла кошка, внимательно посмотрела в глаза и что-то буркнула не по- кошачьи, за ней из кухни вышла Бабушка и мгновенно поменялась в лице.
- Ты куда? – прозвучал вечный и логичный вопрос уже тревожной пожилой женщины.
- Ну, Ба! Я в клуб с Ленкой, вернусь не поздно…, не волнуйся! – прозвучал ответ.
- Лучше б ты дома сидела, а не шастала по клубам. Хотя, Полиночка, ты все время сидишь дома, пойди ты в этот клуб, Бог с ним! – улыбнулась бабушка, быстро поменяв мнение и не осознавая, что Бог совсем не с ним и никогда не был ни с одним клубом на свете!
Откуда бабушке было знать, что это заведение было создано для сдачи быстрых экзаменов на блокировку мозговой деятельности, распущенность и наказание.
– А как ты будешь добираться домой?
- Ба! Как все, метро, автобус, такси наконец! – ответила Полина, подкрашивая губы у зеркала.
Колпачок от помады, мирно лежащий на полке у зеркала, ни с того ни с сего покатился к краю и упал на пол. Кошка ударила его лапой и снова внимательно посмотрела в глаза Полине. Конечно же никто внимания и на это не обратил.
- После десяти я буду тебе уже звонить на телефон, понятно?
- Понятно, только там громкая музыка, я могу не услышать! – ответила Полина.
- Мой звонок ты сердцем услышишь! – промолвила бабушка, сразу задумавшись над тем, что она сказала, ведь она хотела сказать что-то другое, но что именно…?
- Ба, не волнуйся, я скоро вернусь! – ответила Полина, поцеловала бабушку и остро почувствовала какую-то специальную знакомую тревогу внутри.
Тревога была не просто специальной, а интуитивной, как в детстве, когда наступал вечер и за окном полеты ласточек быстро заменялись полетами летучих мышей. Не приставая к родителям с вопросами Полина самостоятельно нашла в городской библиотеке книгу о летучих мышах, внимательно прочитала её, но не перестала их бояться. Это была её настоящая фобия. С этой фобии все странности и начались…
Когда Полина начинала испытывать страх, внутри её груди что-то быстро щелкало неслышным тумблером и после этого начальный колючий ужас начинал жить своей собственной жизнью, доставляя ей странное удовольствие и нестандартные решения выхода из этого состояния. Сначала Полина думала, что это ненормально, когда колючки тихого кошмара быстро накачивали её тело каким-то мутным блаженством, совершенно не сковывая её движения и чистоту мысли. Вопросы накапливались с годами в личный букинистический магазин вопросов и не давали ни ответов, ни покоя. Но потом в более взрослом возрасте, она добралась до творения знаменитой, мудреной, немецкой «Клинической психиатрии» и, прочитав огромное количество лабиринтовых умозаключений умнейших немецких академиков и профессоров, пришла к выводу, что это совсем не норма, абсолютная не норма, это её девиант. Это было самое настоящее отклонение, которое Полина назвала про себя любовно – отклоняшка!
Суммировав опыт взросления, она сделала окончательный и зрелый вывод о себе, спрятала его где-то в глубине сознания, трезво понимая, что любой страх зарождающийся внутри ее горла, это совершенно новые ощущения, её обыкновенное поведение и разные результаты в окружающей среде. Там уже жил другой человек, та же Полина с тем же телом, но управляемая откуда-то издалека, насыщаясь ужасами собственных падений с высот дрожащих воображаемых небоскребов. Никто не знал тайну Полины, никто на свете, кроме неё и почти одухотворенного живого страха, ползающего ледяным осколком по коже головы, груди и внизу живота. Это был её скелет в шкафу, её шифр, её секретный дневник и темная тайна.
Однажды во дворе дома, когда она возвращалась из института, свободно гуляющий черный ротвейлер с пуговичными холодными глазами, подбежал к ней и агрессивно зарычал, намеренно запугивая и показывая слюнявые клыки. Полина испугалась, замерла и, ощутив тошнотворный холод внизу живота, успела глянуть в глаза собаке, после чего, отдернув своё мощное туловище назад и дико скуля, как простреленный на вылет воздушный шарик, ротвейлер бросился прочь и никакие грозные крики хозяина его не остановили. Собака убежала со двора на улицу и исчезла навсегда. В девятом классе победив на очередной заумной Олимпиаде по физике, она получила приз – путевку в заоблачный, всем известный и ужасно фантастический «Артек» - мини город красивой дружбы, солнца, моря, песен у пионерских костров, искренних улыбок, незабываемых встреч и обильных романтических слез расставания от волновых зачатков юношеской любви. В стране красивых детей в красных галстуках Полина впервые попробовала сигарету, выпила первый стаканчик вина и поцеловалась в губы с симпатичным Вадиком без прыщей на лице, который был тоже победителем какой-то странной Олимпиады по математическим числам индусских трактатов VI века уже нашей эры. Бедный Вадик после поцелуя три дня лежал в санчасти с ужасной головной болью, периодическими потерями сознания и частыми позывами на настоящую рвоту. Его колотило, как двигатель внутреннего сгорания и ни одна важная докторица с обязательной манией величия не смогла поставить диагноз мальчику- пионеру! Врачи разводили руками, как всегда, ни черта не понимая в странном состоянии юноши из далекого Белозерска. Его увезли в Симферопольскую больницу, где тщательно промыли желудок от качественной гречневой каши с такой же качественной котлетой и Вадику стало лучше через один час и семь минут. Только одна Полина знала, что это виновата она и её тихий всплеск страха перед неизвестностью ощущений самого первого поцелуя с самым настоящим пионерским мальчиком! Таких непонятных случаев в её жизни было множество, и она помнила каждый из них, но никогда не могла понять до конца и найти здравое объяснение, что же это за реакция на обыкновенный её личный внутренний страх?
Перечитав горы специальной литературы, не обращая внимания на сотни медицинских терминов, подкрашенных латынью и пафосом всезнайства, Полина издалека что-то стала понимать о процессах, происходящих где-то на тонком уровне её психики. Все начиналось с внутренних сигналов её интуиции, как и сейчас в коридоре, перед глазами бабушки, перед уходом в клуб с взбалмошной Ленкой, которая охотилась на обязательного махрового богача в мутных водах клубов, ресторанов, дансингов и ничем не обоснованных дорогущих кафе. Взглянув на циферблат маленьких часиков на запястье, Полина приняла давление времени на себя, включилась ответственность дисциплинированного человека и дальний предупреждающий сигнал интуиции потерялся в волнах обещания быть вовремя. Красный свет невидимого светофора отключился…
- Я буду ждать тебя! – сказала бабушка каким-то тревожным словесным блоком.
Эта фраза прозвучала как проводы на войну с тяжелой уверенностью, что внучка обязательно не вернется. На последнем слове «тебя» на кухне громко отключился электрический чайник, щелкнув синим уступом- кнопкой и выключив лампочку, кто-то громко кашлянул в подъезде за дверью, кольнуло в боку и громко защебетал мобильник песней невидимого тирольского соловья, в ванной мыло соскользнуло на пол, где –то загудела сирена угона машины и разбилась соседская тарелка. Что-то было не так…
- Я уже готова, я бегу! – быстро ответила Полина в телефон и, поцеловав бабушку в щеку, пахнущую домашними пирогами и сметаной, выскользнула в пустой коридор к молчаливому лифту.
3
Нажав на кнопку, она услышала обыкновенную тишину. Лифт управлялся Богом, а не техниками, как и все лифты в мире, он не отвечал, молча наслаждаясь поломанным бездельем где-то на нижних этажах. Недолго думая, Полина побежала вниз по ступенькам с восьмого этажа на первый. Между пятым и четвертым этажами прямо на ступеньках лежало новое препятствие- огромный новенький диван, обойти который было невозможно. Трое небритых грузчиков присев на корточки курили сигареты, тихо ругая какого-то Василича, который недодал каждому денег. Посмотрев на диван и движимая целью быстрого спуска на улицу, Полина наступила на широкую спинку и ловко прыгнула вперед. Продолжая сбегать вниз, она слушала тишину позади себя. Грузчики молчали, медленно обрабатывая увиденное в головах и не успев сказать вслед какую-то задорную гадость или обыкновенную усредненную пошлятину, тем более в спину…, вдогонку…, безобидной девушке в очках.
«Периметр Планеты» он же «ПП» был частным клубом какого-то удачно сбежавшего человека, который жил на берегу далекого очень теплого моря и один раз в год, инкогнито, прилетал в страну и в этот город с новеньким зарубежным паспортом, чтобы убедиться в правильности собственных расчетов, посмотреть на работу когда-то украденных у государства больших денег и потщеславить, покуражиться перед подчиненными и новыми лицами. В клубе, как и полагается был сложный управляющий посвященный в тайны всех вопросов, касающихся легального и нелегального функционирования заведения. Он и отвечал перед хозяином по всей строгости не существующей строгости. Мягкое бухгалтерское воровство процветало на самом высоком элегантном уровне, поворачивая реку прибыли во второе, не известное хозяину русло. Главный бухгалтер был человеком с карикатурным лицом и намеком на перевернутое цирковое происхождение, всегда сидел в небольшой чистой комнате и тщательно преобразовывал реально украденные деньги в разумно обоснованные и очень чистые потери, без которых любой бизнес не обходиться никогда. Отчеты писались еженедельно, то падая в показателях, то поднимаясь, но не до небес. Амплитуда была мудрая, давая прибыль в два направления, хозяину и управляющему с бухгалтером.
Как и любое человеческое образование на основе выгоды, субординации и плутовства, клуб работал на полную катушку или даже на полное веретено, основываясь на грехопадении, любопытстве, одиночестве, богатстве, изуродованном себялюбии и еще черти на чём для всех посетителей этого заведения. Система по отбору денег была отлажена, отполирована до блеска и отработана. Никто никогда не жаловался и редко выносил мозг своими причудливыми желаниями поглядывая на мясную охрану с закатанными рукавами, очень широкими шеями и татуировками пауков и собачьих оскалов на бицепсах. Безразличные, недобрые и квадратные лица для уничтожения особо буйных посетителей имели частую ротацию и заменялись такими же безмозглыми инкубаторскими манекенами, которых в городе было пруд пруди в любой качалке. Всем этим управлял Человек - инкубус в костюме и с каменным взглядом, случайно родившимся и выжившим в каком-то роддоме. Бухгалтер и Управляющий составляли костяк и основу заведения, больше никто. Они же давали работу и принимали любой товар слева и справа, замечательно перевыполняя широкие планы по продажам наркотиков, неправильного алкоголя, разбавлений и не доливаний в фужеры. Парад пороков и отбора денег начинался ровно в 21.00 вечера и продолжался всю ночь до самого последнего посетителя. Панорамный танцпол напоминал отмеченный невидимой колючей проволокой концентрационный периметр. Куда выходили целые толпы девушек размахивая длинными волосами и руками, каблуками и ногами для первого общего осмотра контингента присутствующих. Все остальные, совершенно редко танцующие, заливали в себя алкогольные напитки с очень красивыми этикетками, отвечая на совершенно трезвую и очень уверенную улыбку бармена с одной бровью. Свою правую бровь он себе выбривал каждую неделю один раз, потому что ему было скучно жить на белом свете, ему хотелось чего-то эдакого, темного, сволочного, чтобы громко и желательно с кровью и обязательно с одной бровью…
Бармен нежно брал деньги из чужих вспотевших рук, бесконечно их уважая, старался никогда не давать сдачи, выбрасывая её в широкий аквариум под элитно пивным насосом и всегда помнил правило, если его поймают с алкогольным запахом изо рта, он никогда больше не найдет работу, приносящую за ночное плутовство 5 000 рублей под музыку неизвестных шальных композиторов. Бармен дорожил своей выгодой и всегда помнил свой страх, он помнил эти два условия, которые правят миром всегда и везде, кроме сумасшедших домов, где все почти счастливы, улыбчивы и довольны.
Клуб «Периметр Планеты» мало отличался от остальных клубов своей тайной и черной стороной деятельности, это была очередная альтернатива выбора для всё тех же человеков. Но было еще две более философские стороны, назначенные экспертизой Бога над людьми. Одни шли в церковь шептать слова надежды, платить деньги, ставить свечи, слушать подбадривающие наставления, блочные отработанные слова и эхо этих же слов, снова платить деньги, целовать иконы, грязные манжеты священников и часто креститься, веруя в лучшее, ждущее где-то там, за стенами церкви. Другие шли в клуб, платить деньги, дергать телами, стрелять глазами, врать, сквернословить, снова платить деньги, пить алкогольную воду, поднимать давление адреналина, снова платить деньги, нюхать какую-то песочную муку, глотать разноцветные таблетки, шевелить мышцами, кричать, целоваться, обниматься и во что-то верить, отключая сволочную, кем-то придуманную и сформулированную мораль внешнего гадкого мира. Напротив клуба висел двойной билборд с читаемым намеком. С одной стороны, с рекламой новой водки с украденной у Смирнова двойной «F», с другой стороны с рекламой спортивного тренажёра для ног. Мир продолжал делиться на две клетки, взращивая антагонизм и непонимание самого себя до самого кладбища. Хотелось много пахнущей водки и атлетического божественного тела одновременно! Отец Пимен из храма Георгия Победоносца всегда крестился и называл этот клуб бесятней. Так он и остался в памяти многих с церковным точным определением места саморазрушения и самоуничтожения изнутри.
В тот вечер, когда Ленка и Полина получили два пригласительных билета в большую бесятню «ПП» в кармане управляющего раздался звонок мобильного телефона.
- Алллллле! – сказал мягкий, вальяжный, тоненький голос, лежащего на диване человека, который только что смочил кончик сигары в бокале с коньяком Капитана Хеннеси.
- Слушаю Железнодорожного смотрителя! – ответил Шмаров, он же Дровосек и он же управляющий клубом.
- Добрый вечер, господин управляющий! Ваш заказ выполнен, как всегда… Эстафету билетов на поезд вам привезут лично. Наши билеты на поезд Ленинград – Владивосток курьер вам уже везет. Купе мягкое, на двоих, деньги в кассу. Счастливого пути вам, господин управляющий!
- Ок, благодарю вас за сервис! Наши работники снова уезжают в командировку, и мы пользуемся только вашими кассами, спасибо огромное! – ответил Шмаров на отработанном и заранее закодированном языке.
Их небольшой диалог означал, что новую партию весьма востребованных наркотиков двойного действия под нейтральным названием «Эстафета» уже везет курьер, которому нужно передать деньги в руки. С Ленинградом только тонкий голос переборщил, его уже не было, а был Санкт- Петербург, как и сто лет назад, откуда отправлялись поезда во Владение Востоком. Большой невидимый город с пустыми улицами и мертвыми лицами, где нет паспортов, маминой заботы, скорой помощи и спасения. Эстафета была не олимпийская, без факела, без палочки, без забега, она была дозированная, самая последняя до темного финиша без красной ленточки и восхищенных улыбок народа. Ну и что, и на кладбище как-то же устраиваются люди, и никто еще за тысячи лет не написал ни одной жалобы из могилы в вышестоящие органы об отсутствии света и протекании воды из дыр.
- Это наша обязанность доставлять билеты заказчикам, это наша обязанность обеспечивать лучшим сервисом население нашей Родины, это наша эксклюзивная работа. Если хочешь быть успешным, обязан заботиться о клиенте. Хотел вам сказать, уважаемый управляющий, что наш курьер приедет не один, а с новым курьером. Познакомитесь, он выслушает ваши пожелания по улучшению нашего обслуживания и новые идеи. Спасибо вам за сотрудничество!
Телефон заныл, оповещая ухо управляющего, что наступило время тишины. Шмаров почесал кончик носа, автоматически лизнул верхнее небо языком в районе глубины рта и задумался над приездом второго курьера. Он очень хорошо понимал, что это, как в прошлый раз едет серьезное предложение за большие и очень легкие деньги, за быструю работу во благо тех, у кого много этих самых денег. Эдик Шмаров улыбнулся и пролистал в голове совсем новые цифры, сделав математическую ошибку и серьезный просчет в собственной судьбе, но он этого не заметил и не мог заметить, он думал совсем о другом и его мысли плавали в туманной дымке аммиака собственной безнаказанности и роковых заблуждений. А кто думает о плохом, совершая плохие поступки? Что-то произошло не так как обычно, но в полной тишине и без единой подсказки со стороны. Разве мог Эдик подумать, что он готовиться к прыжку в бассейн, где давно уже нет ни воды, ни постного масла, ни даже жидкого парафина. Закурив сигарету, он провел пальцем по дисплею тонкого телефона в чехле с лапами паука и прилепил его к уху в ожидании невероятного пения Анны Нетребко на немецком языке.
- Курт!
- Да, шеф! – быстро ответил бармен с одной бровью и замер с чистым стаканом в руке вслушиваясь в голос шефа.
- Сделай мне мохито, как я люблю… у тебя живые гуппи сейчас есть? – спросил Шмаров быстро выдыхая сизый дым в потолок в сторону кондиционера.
- А как же, шеф, всегда есть, целый аквариум. Сколько вам бросить?
- Значит так, хочу три цветные самки и одного дурака-самца…, и чтобы эта сволочь не подохла сразу, разбавь красиво, понял?
- Все в лучшем виде, как обычно! – парировал Курт, глядя на себя в зеркало под батареей бутылок виски и трогая свежевыбритую бровь наслюнявленным пальцем.
- Пусть принесут сейчас! – небрежно бросил управляющий тоном человека, поймавшего руками шальной, мимо пролетающий метеорит.
- Будет сделано сейчас же, шеф! – весело ответил русский Курт, а по- простому, без выпендрёжа придуманного им самим- обыкновенный Константин.
Через четыре минуты в кабинет вошла девушка в белоснежном фартуке от горла до колен. Это была спец одежда всех официанток, она закрывала весь перед тела, но совершенно не прикрывала голую картинку сзади -спину, задницу и ноги. Создавалось такое впечатление, что официантка сбежала из больницы, в пост операционный период. Тот, кто попадал в клуб первый раз всегда был удивлен и вызывал официанток в 10 раз чаще, чем обычно, чтобы сделать заказ и посмотреть в след почти голой фигуре, с двумя шнурками на шее и на талии. Она несла поднос с пахучим прозрачным стаканом. Там внутри стояла зеленая трава и между ее замысловатых ветвей не плавали, а еще шевелились в предсмертных конвульсиях микромира четыре рыбки гуппи. Они дергались, медленно умирая от окружающей их отравленной среды. Быстро схватив стакан и посмотрев на рыбок, Шмаров нехорошо улыбнулся, открыл рот и влил в себя содержимое. Он поднял подбородок, закрыл глаза и стал языком медленно трогать еще живых гуппи во рту, затем стал жевать весь концентрат мохито с мятой, щелкая зубами и перемалывая крошечные кости, маленьких рыбьих жизней. Ему было хорошо от темных теней его тайных воображений, он чувствовал себя Богом на земле, настоящим людоедом и рыбоедом даже не подозревая, что сам Бог об этом осведомлен. Официантка Катя, имея с детства аквариум дома, ненавидела Шмарова всей своей девичьей душой и даже подумывала как бы его отравить. Вездесущей справедливости было тоже хорошо, она понимала, что работы скоро будет очень много, настоящей, справедливой и доброкачественной. Забрав пустой стакан, Катя быстро удалилась, чувствуя взгляд Шмарова на своей задней части тела.
4
Через двадцать минут качественного безделья, управляющий включил большой экран ТВ.
… ледяные пауки живут на высоте шести тысяч метров и питаются насекомыми, занесенными ветром, это единственный вид пауков, которые приспособились к условиям высокогорья…
- Блин, а если ветер ни хрена не занесет, голодать что ли? Ну и жизнь у этих ледяных пауков! Придумает же природа всякую гадость… Ну и воображение! – громко восхитился Эдик сам у себя, выпустив очередную порцию выкуренного дыма в потолок и высказав мнение о широте воображения самого Бога.
В дверь постучали и в кабинет вошло двое. Знакомый привычный курьер с вечной жвачкой во рту не здороваясь прошел к столу, поставил небольшую запечатанную коробку и с вопросительным взглядом посмотрел Шмарову в глаза.
- Да – да…, сейчас! – замешкался Эдик слегка одурманенный мощным мохитовским концентратом и забывший о деньгах.
Открыв небольшой сейф, встроенный в стол, он вытащил три пачки ровненьких заграничных денег и, бросив их в черный непрозрачный пакет, вручил курьеру. По -хамски лопнув надутым жевачечным пузырем, курьер засунул пакет себе в джинсы и, снова не сказав ни слова, исчез за дверью. Второй человек был женским. Она прошла к дивану, театрально села, забросив чулочную ногу на ногу и открыв черную сумочку. У женщины без имени в сумке нашлась черная длинная сигарета и зажигалка в виде миниатюрного мужского члена, для частых прикуриваний и выбросов дыма из накрашенных трубочных губ. Странным черным маникюром она щелкнула два раза зажигалку и затянулась. Верхняя нога в чулке и в туфельке на шпильке, стала медленно раскачиваться туда-сюда. Она рассматривала Шмарова, он рассматривал её и был готов слушать. Заметив, что рядом с ней нет пепельницы, он быстро присел рядом и подставил свою ладонь, сложив её лодочкой. В тот же момент, молчаливая женщина сбросила пепел в его ладонь и улыбнулась.
- Приятно иметь дело с мазохистом Дровосеком!
- В любое время! – ответил управляющий и натянуто улыбнулся, разглядывая красивое колено в облегающем нейлоновом чехле и механически облизав губы от удовольствия.
- Короче, джентльмен херов, слушай сюда. Сверху пришел заказ на молодое сердце.
- Ого! – только и успел произнести Эдик и сглотнул слюну. –Раньше таких заказов не было!
- Плевать что было раньше, живи сейчас и слушай внематочно, что тебе говорят, понял? Платят много! – продолжила женщина- гость, игнорируя его восклицание и разглядывая свою туфельку.
- А можно цифру узнать?
- Этот вопрос не ко мне, Дровосек! Запоминай параметры - сердце нужно женское, девушка лет двадцати – двадцати трех.
- А если у нее СПИД или рак, или …- захотел вставить Шмаров.
- А это не твое дело, деревянный ты наш! В клубе будет человек сверху, который покажет на нужную девицу, это будет профессионал, который по диагностике глаз, ресниц, цвета кожи, ногтей и еще много всего, определяет на 102 % здоровье человека и даже группу крови. Ты от жизни отстал, деревяшка! Наверху такие профи работают, что тебе и под амстердамскими поганками не приснится, понял?
- А если он…
- Не ошибался никогда… И вообще не твое это дело размышлять откуда вытекают и куда втекают кровавые реки, тебе ткнут пальцем в телку, красиво зарядишь ее «Эстафетой» и сюда на диван. Потом позвонишь по этому телефону. Приедут очень быстро три человека в белых халатах на реанимационной скорой и её заберут. На том твоя работа и закончиться. Вопросы есть, Дровосек? – закончила женщина и бросила на стол карточку с напечатанным номером телефона. – Работу сделаешь сегодня и позвонишь сегодня, вопросы есть?
- Вопросов нет, всё понял!
- Вот и молодец, настоящий Дровосек без леса и без топора! - улыбнулась женщина, бросила недокуренную сигарету в ладонь Шмарову и быстро поднялась с черного дивана.
Эдик быстро взял окурок и отнес его в пепельницу.
- Может чего-то принести, чай, кофе, виски? – услужливо спросил хозяин кабинета.
- Чай китайцам, кофе неграм, вискас кошкам, то, что я люблю у тебя нет и быть не может! Еще не вечер, мальчик, ещё не вечер! – бросила она загадочную каламбурную фразу и закрыла за собой дверь.
«Тварь редкая…, ноги красивые…, видать там на хорошем счету…, хамская рожа, не поздоровалась, окурки швыряла, ни кофе…, ни чаю…! То, что я люблю у тебя нет? Много ты обо мне знаешь, змеина коматозная, строит из себя Анжелику Маркизу Ангелов, была бы в почете, не прислали бы устно делать информативный экспорт…, хотя, я не прав, такие вещи доверяют самым проверенным. Вот тебе и пример, почти интеллигентная проститутка, настоящая отрицэ с гонором и понтами. Ладно, разберемся… Еще не вечер, как она и сказала!» - подумал Шмаров и скомкал пустую пачку сигарет, достав последнюю бумажную палочку с табаком.
- Курт, блок моих сигарет наверх, живо! – зло распорядился по телефону Шмаров и уставился в немой экран ТВ, где небольшой паук ковылял по прозрачным льдинкам, отражающим свет белоснежной метели.
Он ковылял в поисках принесенных ветром насекомых. Съедобных насекомых не наблюдалось, никаких насекомых не было и в помине, а только льдинки, ветер, расщелины, камешки и холодный голод, давящий на паучий живот…, все почти как в жизни. Маленькие бусинки паучьих глаз выражали железную уверенность в залетном мясе, ненависть к снегу и сильный дух упрямства от природы. Голос диктора рассказывал о тяжелой жизни ледяного арахнида, бегающего по льду всю жизнь в поисках еды, чтобы не умереть раньше времени или позже этого самого времени, кто знает? Уж точно не паук.
В панорамные окна второго этажа клуба был виден пустой зал освещенный четырьмя лампами. Свет напоминал искусственный крест четырех светлых полос, похожих на работу театральных софитов. Внизу было тихо, только три девушки застилали многочисленные столы белоснежными белыми скатертями, скроенными под отдельный размер каждого стола. Эдику показалось, что клуб превращается в большую белую операционную, где очень скоро, на всех столах будут препарировать многочисленных пациентов, которые никогда не догадаются, что их личности порвали на куски за их же деньги. Улыбнувшись, он отогнал прочь назойливую мысль, которая плотно уселась в желе его мозга. Он подошел к столу, взял никелированный нож и вскрыл принесенную курьером коробку. Там, внутри, до самых краев, лежали зеленые таблетки похожие на миниатюрные бублики с маленькой дырочкой в центре. Каждая из них была в вакуумной упаковке с черной траурной полосой поперек пакета. Это была настоящая, только недавно сваренная «Эстафета», подчиняющая себе любое человеческое существо. Шмаров вскрыл один пакетик, взял таблетку, поднес ее к носу и осторожно вдохнул в себя воздух. Запахло какой-то приятной ягодой и сыростью. «Но почему сыростью пахнет? Реально какой-то кладбищенский подвальный чмар! Какая- то крутая дрянь для элитных дебилов. Ну мастера, ну варят новые салаты, видать химики попались новые и совсем не нужные государству. Красотища! Какие таланты вырастают на славянской земле, совершенно ей не нужные… Фантастика с продолжением. Какие-то умные головы там сидят, выгребают лучших и приобщают к делу!» - подумал Эдик и, вложив зеленую таблетку назад в упаковку, бросил обратно в бокс.
Обернувшись к большой полке с толстыми книгами, он выбрал темно-синий двадцать третий том В. И. Ленина и открыл его. Внутри книги было пусто, совершенно пусто, ни страницы, ни одной мысли кровавого Ильича о расстрелах священников и инакомыслящих гимназистов, поливании серной кислотой жандармов и захвате почт и вокзалов…, ни одной мысли о реорганизации волшебного и таинственного Рабкрина, кровавого террорного беспредела и шагах, куда-то вперед и много раз назад. Вставив коробку с «Эстафетой» внутрь 23 тома, Шмаров закрыл его и поставил на полку между Карлом Марксом и Хансом Кристианом Андерсоном, которые тоже были забиты разноцветными сваренными таблетками «Золушкой с автоматом» и «Утром в Сайгоне», «Желтым Мюллером» и «Слюной раненой чайки».
- Теперь ваша очередь, Владимир Ильич! – зло усмехнулся Эдуард.
Он смотрел на заполненную наркотиками полку в книгах великих сказочников, а затем на футуристический плакат на стене, где был изображен Ленин в джинсовой куртке с ножом в руке вместо кепки и намазанной зеленкой точкой в центре лба. Сбоку на лбу у Ленина был стекающий кровавый след, точно такой же, как у Ставропольского косноязыкого сказочника, рожу которого не может видеть всё взрослое население многих стран СНГ.
– Великая литература в нарко- химическом измерении для дебилов. Слов не нужно, нужны наркотики, а слова придут сами собой из недр пустого воспитания вырожденцев.
Эдик подошел к зеркалу в деревянной резной оправе и театрально затянувшись сигаретой, выпустил дым прямо в свое отраженное лицо и продолжил…
- Боже ж мой, сколько было уничтожено леса и переведено бумаги на твои шизоидные рекомендации? Святая Мария, одна картавая маленькая фигура, пришедшая в мир всего лишь на пятьдесят четыре года, натворила столько дерьма, что все лопаты мира не могут перекидать и отмыться до сих пор. Уф! Ты помнишь, Ильич, как всё моё, а не твое детство из тебя делали икону и безгрешного идола, сверх человека без изъянов, чистую матрицу красно-кровавого цвета и вталкивали в мою голову твой образ? Куда не плюнь от телевизора до ближайшего магазина, от трамвая до учебной тетради везде была твоя небритая рожа в кепке. Ты помнишь, как маленький кучерявый мальчик мило улыбался на значке, который миллионными тиражами печатала страна и метила своих детей октябрят на груди для правильной ориентировки в будущем? Какой крутой рекламный ход для молодого поколения будущих ленинцев! Ты помнишь свою хитрую улыбку с плакатов и книг, календарей и тетрадей, транспарантов и красных знамен? Ты был как элитный мессия, не выговаривающий букву «Р» и еще пару конкретных звуков. Кто-то очень много заработал на раскрутке твоего лысого профиля, вставленного на советские бумажные деньги и железные тоже. Ильич! Ты был кто? Временная замена Иисусу Христу и святой Справедливости? Краснобалагурная ахинея всеобщего счастья для мозгов сотен миллионов и даже парочки миллиардов зарубежных овец? Как же можно было снова так купиться на обновленный старый бред, который человечество уже проходило не раз? Ну чистый Вавилон во втором проявлении! Я же прочел все твои тома от корки до корки, прежде чем сдать последний экзамен лопающимся от жира сытым партийным выродкам в Государственном Университете, жующим собственные губы от мании величия. Кем ты был, человек из Симбирска, чтобы снова задвинуть старую идею всеобщей разрухи и смерти, которую глотало человечество много веков и глотнуло снова до самого ануса? Убивать одних, чтобы как-то жили другие под утренний звон фанфар Пионерской Зорьки? Какой оригинал и новатор, сука, какой незабываемый изобретатель солнечного света, велосипеда и туалетной бумаги! Уникальный кукольный персонаж с нитками на руках от самого Бога, охраняемой омерзительной валькирией с базедовой болезнью в толстых очках?
В те мои юные годы я не понимал одного, неужели ты, идеальный Ильич, никогда на кухне не стащил вкусную жареную котлету? Неужели ты никогда не закурил папиросу или не захотел схватить за грудь гимназистку Варю Логинову, которая училась с тобой в одном классе? Что же ты был за сволочь такая, чтобы жить в многодетной семье и быть с самого детства таким отполировано идеальным до омерзительно- фантастической лжи всех писателей с твоим золоченым профилем на партбилете? – Шмаров выдул порцию дыма в зеркальную поверхность и улыбнулся. – Загадка! Гребаная загадка для меня на всю жизнь. Одна гадина переломала все судьбы самой огромной страны в мире. Абсурд, бля, долбаный абсурд! Почитаешь твои тома шизофрении, это сплошная смерть для тех, кто мыслит иначе и не приемлет пьяного, плюющего на пол хама в грязных колошах с рылом маргинала. Снова сработала старая ловушка – «ты мыслишь не так как я – это значит умри мгновенно и срочно! Умри любыми путями и освободи мир от себя, своего мышления и потребительской ежедневной корзины!». Редкая ты был сволочь, Ульянов, редкая и удачливая! Даже Фаичка Капланская с пяти шагов не смогла тебе башку прострелить, дебилка дилетантская, снайперша без подготовки, уродина эссеровского спецназа… Да, были люди в то время, не то что нынешнее племя, уроды редкие, палачи от зависти и нищеты духа! А теперь, Ильич, в твоем двадцать третьем томе лежит моя знаменитая «Эстафета», как закономерный и логичный конец твоих умозаключений кому жить, а кому сдохнуть. Тебе, тварь, наверное, и не снилось там в гробу, в центре самой большое страны в мире, на центральной площади, где лежит уже забываемая пластмассовая ошибка, замаскированная под короткий путь второго Тутанхамона. Как говорила моя бабушка – «Чудны дела твои, Господи!»
5
Дверь открылась, и Катя быстро передала блок сигарет красно-белого цвета, не заходя в кабинет.
- Спасибо Катюша! – бросил Шмаров вдогонку, но его благодарное слово воткнулось в дверь и исчезло в мягкой обивке.
В кабинете наступила тишина, охраняемая пустыми томами сказочников прошлого. Каждому времени свои слова, но в обязательных новых обертках, хрустящих и привлекающих внимание всех, кто хочет много кушать и не долго жить.
Клуб начинал погружение под выключение угловых ламп. Всего их горело тринадцать, но в зависимости от притока шумной молодежи и ловцов сладкого женского жемчуга, лампы дневного света тухли и это было символично, дневному свету здесь нечего было делать. Одна за другой эти лампы отключались как в цирке, как в театре, как в ночном зоопарке, как в кино, перед рекламой достижений всех достижений! Влияние другого света на клиентов- пациентов никто не отменял в головах устроителей искусственных праздников. Народ прибывал парами и группами, занимая столики и диванчики под ненавязчивого Jamiroquai. Лампы сужались и гасли, обыкновенный оператор еще не напившись увеличивал звук, первые распущенные девушки с распущенными глазами и волосами, виляя бедрами и улыбаясь, держась за руки с намеком на модное лезбийство, высовывая языки, выскакивали в круг, начиная изощренную подготовительную «АЭРО- транс» аэробику, часто оглядываясь косыми взглядами на толстых «котов» в костюмах за столиками. Музыка изменилась, быстро перелившись в тугой барабанный ритм с нотами ритмичного скрежета неизвестных инструментов, часто напоминающий пещерный распорядок для длинноволосых, сытно наевшихся самок. Психоделика подхваченная авантюрной расцветкой и псай-трансом, на высоких нотах звала в преддверие входных дверей, то есть, по- старому, в коридор, а еще больше, по- старому, в сени, в холл, на разноцветно- алую бархатную дорожку, где туфли шуршат, как мех у шиншилл и утконосов, где в пол вонзаются каблуки с тишиной перьев совы, потому что ни хрена не слышно из-за музыки, которую музыкой мог бы назвать только глухой Бэйтовен или пьяный старик Стравинский!
Тринадцать ламп умерли, заменившись на нечто большее - на тонкие струи какого-то света, бьющего из дальних и давно затемненных углов, блестящие вспышки переливались на одеждах и лицах, выталкивая свежее мясо из кобуры повседневной затрёпанной морали, где слово имело ценность отработанной батарейки. Атмосфера создавалась по воздушным кирпичикам, нагнетая себя градусом иступленного ритма, безобразием слов и летящей вниз ржавой вагонеткой, из которой выглядывало двести человек, пришедших мило «отдохнуть» от всего! Машина света и ритма запустилась в очередной раз опустошая карманы клиентов –пациентов и совершенствуя себя, как систему, живущую на пороге порока, на её желании кушать, давая звук, необычный свет из легкой преисподней, алкоголь в различных комбинациях убивания светло- коричневого желе головного мозга и самой идеей унестись в Алый коридор перед черной, всегда распахнутой настежь дверью.
- Свали дворняжка! – прозвучала фраза в затылок бармену Курту -Константину. Он не оборачивался и не возмущался обидному образу маленькой бездомной собачки с шерстью в колтунах, пустым желудком и сиротством бытия.
Курт знал, кто стоит за его плечами и сразу принял решение исчезнуть из этого фрагмента жизни. Он быстро поставил чистый стакан c бутылкой Самбуки на стойку и, не оборачиваясь, исчез вправо. Позади него стояла высокая девушка –женщина, застрявшая где-то между двадцатью пятью и сорока годами с пожилыми, все понимающими глубокими тайно-зелеными глазами, окруженными молодыми косметическими тенями молодости. Её мани, он же кюр, бросался в глаза сразу разноцветием материала и вызовом любому обществу. Рассекая воздушное пространство настоящими ведьмиными когтями черно- синего цвета возле стойки, она элегантно швырнула бутылку в воздух, подхватила её и ровненько влила в стакан нужное количество уже разбавленной спиртовой воды. Её глаза сверкали от обилия блесток вокруг, света, мигания искусственных электрических звезд по краям всего пространства начинающегося безумия и всеобщего выпендрежа. При почти не понятном возрасте её лица, её тело было тренированным и прекрасным, молодым и упругим с классическими линиями абриса. Минимум пятьсот часов в год, проведенных в спортзале, выделялись на ее стати и редких формах. Она была одета белее чем экстравагантно для данной атмосферы, она была в черном купальнике с декольте, где реально хранилась изумительная каменно- вздыбленная грудь. Купальник был с длинными рукавами с резиночкой на запястьях и заметно застегнут на продолговатую пряжку на месте лобка. Пряжка была сделана на заказ, в виде узнаваемого медвежьего или барсучьего капкана с шипами для быстрого и конкретного травматизма любопытных. Пряжка так изящно умещалась на ее выпуклом лобке, что каждый дурак мужского пола стрелял туда глазами, желая рассмотреть и даже пощупать. Бедные мужские люди, изнывающие от любопытства! Ее длинные ноги, удлиненные черными туфлями на каблуке, являлись продолжением светлых мест тела на фоне черноты купальника, который купальником и не назовешь, а назовешь- зазывным знаменем проблемно- таинственных побед.
- Кори, привет! Отлично выглядишь! Мне три виски и три кубика зеленого льда! – крикнул возле стойки лысый мужчина за тридцать и поставил на стойку бумажные деньги, сложенные крышей охотничьего домика.
- Привет Талулай! Момент! – кивнула барменша и стала быстро манипулировать ладонями, сверкая длинным маникюром возле трех чистых стаканов.
Затем она одним движением пальца разбила охотничий домик денег, бросила взгляд на цифры и смахнула за стойку, как мусор, как крошки от съеденного бутерброда, как свой вчерашний оргазм с молодым, чистым и молчаливо-тупым спортсменом. Затем наступила очередь следующего заказа, который был быстро готов, затем ещё и ещё. Зеленоглазая Кори работала как робот, заказ- манипуляции руками- готово! Вопрос клиента- пациента, ответ с легкой улыбкой, пересчет денег на стойке глазами, движение пальцев и бумага летит за стойку в высокий и широкий ящик –ловушку для приема мзды за зло. Почти все просили напитки с зеленым льдом, потому что там внутри формулы воды пристроилась еще одна формула зеленого цвета в кубике льда, дающая нечто для нейронов, для неправильных соответствий электрических разрядов, для дружеских рукопожатий пустого воздуха, для изумрудных картин вездесущих рыб, плавающих в воздухе клуба, для чего-то под простым названием – «тальнокопический стимулятор на основе эффекта брауса».
- Кори, привет! Как всегда, отлично выглядишь! Мой брат видел тебя в тренажерке, он все так же в тебя влюблен! – перекрикивая музыку, бросил молодой парень с черными тоннелями в ушах.
- Привет, Арифметик! Это хорошо, что он влюблен, это обогащает его внутренний мир и делает его жизнь и поступки лучше, - так же громко сказала Кори слегка напрягаясь от необходимости орать. – Тебе налить, мальчик?
- Мне одну Черную Мамбу с одним зеленым льдом!
- Ок, малыш!
- Может позволишь моему брату подойти к тебе поближе и заговорить? – не отступал Арифметик.
- Конечно, можно…, я никаких проблем не вижу, но только сначала пусть напишет вторую Библию и даст мне её почитать! – ответила Кори.
- Я не понял, и он не поймет…
- Ну вот, видишь, научитесь сначала понимать, потом подходите…, это понятно, малыш?
- Понятно! – лениво и разочарованно ответил Арифметик и аккуратно и вежливо положил на стойку бумажные деньги, раскрыв каждую бумажку для удобства подсчета.
- Молодец, я вижу мои уроки даром не проходят. Будешь так себя и дальше вести, получишь ключ от капкана и сладкую вишенку. Понял, сынуля? – улыбнулась барменша.
- Понял, Кори, понял! Спасибо! Мы тебя с братом очень любим в наших мечтах! - ответил он и быстро бросил взгляд на капкан на её лобке.
- Не сомневаюсь! – улыбнулась Кори.
Следующим был большой и очень крупный мен в костюме не по размеру. Он сверкал золотом на запястьях, шее и пальцах. Мужчина был новым клиентом, уже двадцать минут сидевшим у барной стойки и внимательно рассматривающим фигуру Кори. Его лицо напоминало сигаретную улитку, капли яда которой обычно хватило бы на убийство пяти мужчин. У него были грозные брови, обрывки и отрывки выглядывающих татуировок, толстый кожаный портмоне «Petek», который давно заметила Кори и рыскающий взгляд с каплями пота на лбу.
- Дорогуша! Мне вискарь разбавь водкой и пульни туда сто грамм шампанского, самого дорогого! Поняла, куколка? – сказал новенький толстяк и облизал тонкую полоску верхней губы.
- Момент! –ответила Кори и улыбнулась, начиная свою игру с новым ходячим тщеславием.
Он внимательно разглядывал ее манипуляции, волосы, грудь, движения ног и бедер, ему это нравилось и чем больше он пил, тем больше ему нравилось и хотелось потрогать все это упругое женское вещество. Чем чаще он доставал свой портмоне, тем больше нравилось Кори. Наконец, пограничники в его голове все умерли от отравления алкогольного микса, и граница всех лимитов и ограничений была открыта в очередной раз. Наружу быстро вылез настоящий олимпийский ублюдок…
- Слышь, щука! – крикнул он, постукивая пальцем по стойке, - еще налила мне виски, бегом я сказал! Че вылупилась, ведьма! Торопись, лошадь, не видишь у меня в глотке пересохло от твоего вонючего пойла…! Зарядила одно и то же – момент, момент…! Живей давай работай, молодишься тут старуха Извергиль… Тебе уже на пенсию пора, а ты тут жопой крутишь, бля!
- Момент! – в двенадцатый раз ответила Кори и улыбнулась двойной улыбкой тайного смысла и умысла.
Быстрым движением открыла маленький ящичек в столе, достала полный шприц кристально чистой жидкости и немного плюнула в стакан тонкой струйкой чего-то специального, подготовленного для тел, носящих черные языки и туманные сигналы в черепной коробке. Исполнив заказ, она поставила его на стойку для жирного пьяного человека и незаметно подала отработанный и специальный знак стоящему недалеко высокому охраннику. Толстый и потный человек быстро метнул содержимое в себя и хотел что-то сказать, высунув язык сквозь тонкие полоски губ, но как-то медленно сполз со стула на пол, где его подхватили двое высоких и сильных мужиков с раздутыми руками, ногами и шеями и быстро унесли куда-то в темноту, под громкую фразу – «Человеку плохо!». Еще не доставив тело на улицу через специально подготовленную дверь для отрубленных идиотов, качки быстро опорожнили кожаный кошелек до самой последней бумажки, оставив кредитные карты, как и гласил железный негласный закон…
6
Прекрасный вечер, наполненный ударными звуками электронных барабанов, прыжками до пота, алкогольным угаром, красивыми галлюцинациями и быстрым флиртом только набирал свои обороты. Систематизированная машина псевдоудовольствий, затягивала в себя как мясорубка, медленно выдавая переработанный фарш, кожаный уголь и внутреннюю погибель для «отдыхающих».
- Кори! – раздался в телефоне веселый мужской голос.
- Да!
- Как работает формула для хамья?
- Идеально, вы просто гений! – ответила барменша.
- Да…, я видел…, только что в камеру, как ты эту свинью сделала красиво и быстро. Молодчина! А насчет – я гений, это не ко мне. У нас студент появился, просто Менделееву там делать нечего, вот он и есть этот самый гений. А ты знаешь, как его фамилия по паспорту?
- Конечно нет!
- Его фамилия – Снег!
- Да ну!?
- Мы и сами выпали в удивление, когда он представился. Ты представляешь, какой намек свыше?
- Фантастика, ей Богу! – бросила Кори и схватила чистый стакан для следующего заказа.
Столик на двоих был сбоку, куда присели Ленка и Полина под громкую музыку и огромное количество трясущихся теней. Свет от ламп отпечатывал разноплановые тени, как качественный принтер, разбрызгивая вокруг темные обозначения скачущих фигур. Для Полины все это было новым и неизведанным, она смотрела на обстановку в клубе глазами первооткрывателя путешественника, попавшего на постоянный праздник аборигенов. Мир вокруг гремел звуками чужих какофоний и ритмов, везде царил хаос с намеками на эпилептические припадки и пляски святого Витта. Народу нужна была разрядка от внешнего заунывного мира, где прессинг скорости и морали давил каждый день на эпикантусы рыскающих голодных или пресыщенных глаз.
- Пойдем крутанем бедрами в коллективе? – перекрикивая звук заорала Ленка.
- Нет, я не хочу… я потом…
- Ну и сиди тут, скукотища библиотечная! Смотри сколько мужиков вокруг и все на охоте. Ну, как хочешь подруга, а я пошла чиркану каблуками по дансу.
Ленка махнула распущенными волосами, встала во весь свой волейбольный рост, засекла сразу пять заинтересованных лиц с десятью глазами и грациозно вошла в потную толпу. Ленка старалась, как стараются сдать экзамен в МГУ люди из далеких сел и бескрайних просторов дальних стойбищ страны. Она была прекрасна в своем самочном зазыве и привлечении внимания на себя. Плюс свет, падающие тени, демонизм обстановки и женский негритянский голос о странностях любви и совсем нелюбви, да еще и на каком-то там краю, словом – «living on the edge»! Народ бесновался и покупал много выпить, у кого-то в стаканах сверкал зеленый свет в кубиках льда, как безобидная фишка именно этого заведения. Температура самого темпераментного «отдыха» заметно поднималась вверх без обозначений красной ртути и градации делений. Вкусный сигаретный дым быстро поднимался наверх в специальные трубы для вытяжки дыма. Полина с ужасом и любопытством наблюдала за всем этим действом, словив себя на мысли, что она раскачивается в такт безумной музыке и даже стучит по полу левым носком туфельки.
Она заметила очень толстого мужчину в костюме, шитом на заказ, с отдышкой и воспаленным красным лицом, большими очками и маленькими глазками. Он пожирал мороженное стоявшее сразу в трех вытянутых стаканах, часто вытаскивая его маленькой ложкой. Его движения показались Полине омерзительными, потому что он ел некрасиво, торопясь, почти обжираясь и часто облизывая тоненькие губы мясистым языком. Рубашка на огромном животе была похожа на натянутый парашют или набитый сахарный мешок. Пуговицы держали материал напрягаясь, как чека от гранаты. Внезапно он остановил свой взгляд на девушке, размахивающей распущенными волосами, на высоких каблуках, в обтягивающих кожаных брюках с фигурой гимнастки международного класса и победительницы разных конкурсов для эротики глаз. Остановив ложку с мороженным перед ртом, он внимательно посмотрел на неё, как на очередную игрушку в магазине, и сделал знак молодому спортивному парню в облегающей черной майке, сидевшему рядом на подхвате. Шепнув ему что-то на ухо, он кивнул в сторону танцующей девушки в белоснежной кофте с открытыми плечами и продолжил пожирать третий стакан с мороженным. Парень быстро вышел на данс пол, подошел к девушке и шепнул ей на ухо какие-то заветные слова. Затем они оба обернулись в сторону обжоры, и он небрежно приподнял свою ладонь так же, как это делал Гитлер на совещании в Мюнхене в 1936 году в Вуртц Халле. Девушка изменилась в лице, увидев комплекцию человека с мороженным во рту, немного подумала, взвесив все за и почти все против. Затем, с совершенно серьезным лицом, она шепнула свои заветные слова спортивному парню на подхвате у толстяка и продолжила неистово танцевать, осознавая названную цифру уже в сумочке. Спортсмен вернулся, что-то сказал и, получив сразу же утвердительный ответ, подал руку толстяку. Они встали и сделав знак длинноволосой, втроем удалились в их договорной, денежный и короткий мир. Финансовая жизнь натурального обмена продолжалась.
- Добрый вечер, красавица! – произнес неоткуда появившийся рослый азиат с раскосыми глазами, похожий то ли на узбека, то ли китайца, то ли еще кого из тех краев. У него были умные глаза, излучающие холод и понимание всего, что происходит вокруг.
- Добрый вечер! – ответила Полина и удивилась его появлению. Сбоку вынырнула официантка в белоснежном балдахине от горла до колен на поворозочках и подвязочках.
- Наше заведение приветствует вас, добрый вечер, что будете пить? – автоматически бросила она и улыбнулась большим ровнозубым ртом.
Полина не успела открыть рот, как китайский человек поднял ладонь вверх, перекрывая любую попытку что-то сказать.
- Дорогая, две тринадцатилетних палубы с зеленым льдом, мороженное византийское с разорванным капитаном, джиперс –криперс и Сингапурский лоск! –быстро бросил азиат и отвернулся от официантки.
- Ли…, просто Ли…, спасибо, что не гоните прочь. Я тоже не очень люблю здешние прыгалки, но я пришел с приятелем вместе и, заметив вас, решил подойти и познакомиться, пока мой дружище орет месте со всеми и делает сердечную аэробику показывая свою скоростную способность фрикций.
- Полина!
- Прекрасно, Полина! Замечательное нежное имя…
- А что вы меня так рассматриваете внимательно? – спросила она у китайца.
- Я вас изучаю. У вас же четвертая группа крови положительная, не так ли? – просил подтверждения он.
- Да, а откуда вы знаете?
- Меня дедушка научил, потом отец, потом я сам, у нас небольшая клиника, ставим диагноз, ищем болезни, спасаем людей от телесных ошибок, – бодро рассказывал Ли.
- Так вы врач?
- Пожалуй я врач в вашем понимании, но на самом деле я не врач, я читатель здоровья, считываю у людей наличие болезней или их отсутствие по тысячам показателей, которые лежат на поверхности организма. Ну, например, я сразу же смотрю на нос. Нос у всех на виду каждый день и всю жизнь, а народ не ведает и не знает, что именно нос указывает на начало болезни. Любая родинка на носу, любой прыщик, любое отклонение от чистоты покрова - это уже сигнал изнутри. Когда кожа носа чистая и плотная, одного и того же цвета, без капиллярных нитей, без воспалений, без синюшных и пигментных пятен, без добавлений, впадин, бугорков, без изъянов и так далее, это говорит, что у человека отсутствует первый набор пятидесяти семи реальных сигналов о заболевании. Представляете, Полина, что сам Господь, создавая человека, дал ему индикатор его же здоровья прямо перед глазами, а люди об этом ни сном, ни духом, потому что не читают книг и не встречают в юношестве правильных учителей…
- Как интересно!
- Ха…, еще бы! Я сам увлечен и поглощен своей работой каждый день. Потом ресницы- у всех людей, если присмотреться, разный поворот волос самих ресниц, вверх, вниз, влево, вправо, густые, тонкие, толстые, редкие, тонкие на кончиках, толстые именно на кончиках и еще 14 показателей. Это все читается сразу, глядя в лицо. Ресницы повествуют о втором круге болезней в количестве 72 характеристик.
- Это безумно интересно… Как же можно запомнить столько информации? – искренне удивилась Полина, всю жизнь тянувшаяся к знаниям.
- О, Полиночка! Это так просто, это годами штудируешь старые письмена, редкие книги, наставления мудрейших из мудрых, рукописи давно ушедших мыслителей и практиков, и, вольно или невольно, становишься видящим, а не жрущим ДНК мертвых животных и скачущим под идиотский рэп. Вы же любите книги, Полина? Видно сразу, что вы не из стада.
- Очень…, это моя вторая жизнь. Книги это…
- Вижу, вижу. Вы другая. У вас такие чистые глаза, ни одной тавиальной точки нет, ни справа, ни слева, вы здоровы, что есть большая редкость, вы даже не пьете алкоголь. У вас чистая кожа на руках, здоровые луковицы ногтей, сами ногти чистые с длинными перламутровыми абрисами, впадины нейтральные без вмешательства изнутри болезненных проявлений. У вас не руки, а энциклопедия по здоровью, только бери и читай…
- А что мои ресницы?
- Слава Богу, что вы не клеите чужеродный материал, чтобы казаться пышно ресничной, я уже посмотрел, все совершенно в норме, даже удивительно. Вы никогда не курили, хороший обмен веществ, отличный иммунитет, здоровое сердце, почки, печень, длинные пальцы, толстый волос в прическе, хорошие гены у папы и у мамы. Ваши ресницы в порядке и природный частокол волосков против пота, направлен вверх и к краям, чтобы капельки стекали в сторону. Все по законам всевышнего в гармонии и норме. Брови тоже на высоте, почти колючий фильтр- проволока для капель пота, я же сказал, гены самые замечательные плюс положительная четвертая группа крови, самая свежая, впитавшая в себя все самое лучшее из предыдущих трех видов крови.
- Как с вами интересно… А что можно сказать еще?
- Очень много можно сказать, после осмотра тела! Но ничего плохого можете и не думать! Я читаю тела в первую очередь по расположению двадцати семи видов родинок, пигментных пятен, папиллом, кожных наростов и так далее. Но если у вас на теле нет ни одной родинки, а я подозреваю что их таки и нет, то знайте, ваш организм не отравлен до сих пор ни едой, ни питьем, ни экологией. Когда я иду по пляжу, я не могу найти визуально ни одно тело без родинок или родимых пятен, разглядывая народ. Заражены все и ужас в том, что они понятия не имеют что заражены и в их телах уже действует процесс развития какой-то гадости. Но все-таки абсолютно чистые тела есть, и они огромная редкость. Потому что любая родинка в специальном месте, характеризует начало заболевания человека, и я могу точно сказать какого именно заболевания. Есть сотни таблиц родинок на разных участках женского тела, которые вы нигде не найдете, кроме зарубежного университета, который я закончил. Но вы не подумайте ничего дурного, я же вижу, что вы девушка домашняя, скорей всего, вы здесь первый раз и пришли с подругой, которая скачет в стаде сумасшедших и завороженных, потому что сама такая. У меня никаких и мыслей нет о чем-то плохом и отвратительном, я другого воспитания, поверьте мне, это искренне…
Полина посмотрела в его глаза. Там было пусто, холодно, узко и все понимающе. Там не было зла, там не было добра, там висела выполненная работа, но Полина не знала, как читать правду по частоте видимых зглатываний горла собеседника. А если бы могла, то внимала бы абсолютную правду, на основе которой и проводил диагностику профессиональный давно обрусевший китаец. К столику подошла все та же большеротая официантка и принесла заказ. Полина заволновалась от обилия замаскированной убийственной красоты.
- О…, не стоит волноваться я все оплачу. Давайте попробуем, что нам такого приятного принесли, это фишка клуба тринадцатилетний виски и зеленый подкрашенный лед. Дорогая Полиночка, я не хочу пить за знакомство, так делают все и этот тост никогда ничего не значит, я пью за удачное будущее и за осуществление желаний и мечты не на бумаге, а наяву!
Ли медленно стал пить виски, и Полина не заметила, что в его стакане, был один кубик зеленого льда, а у нее целых три. Она пила тоже, затем еще и еще под разговор о ее теле, о ее здоровье и интересных книгах, которые дают возможность формировать свое собственное мнение и подвергать анализу все чужие. Полина посмотрела на Ленку, которая обнималась с высоким спортивным парнем в облегающей черной майке, они держали друг друга в руках и дергались с такт неизвестной песни. Им было хорошо, более того, им было очень хорошо от трения материалов их одежд друг о друга. У Полины стала постепенно кружиться голова. Глаза останавливались на одной точке, она стала плохо слышать слова Ли, который почему-то взял её за руку и стал слушать пульс.
- Полиночка! – услышала она голос китайца справа.
Он сидел напротив, но звук шел слева, и она обернулась. Он улыбнулся.
– Ты попала в такт своего сердца? Все вокруг это неустойчивая социальная игра…, ты меня слышишь?
В голове у Полины полился водопад фраз, который был ей непонятен, бессвязен и источником был Ли.
– Ты смогла бы инкубировать птиц, потерявших дорогу? Ты знаешь, что для любого мышонка летучая мышь есть ангел? Я тебе запрещаю умирать прямо сейчас…, себестоимость компота они не могли вычислить…, это новости чужой жизни…, не прокалывай мою кислородную подушку…, перетончила с проверкой на декабрь…, блюдо из жаренных попугаев…, территория твоего сердца…, Полиночка…, а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-!
Ей стало плохо и шевелилась голова, зажатая в кожаные тиски, Ли трогал пульс, затем грудь, затем волосы, затем ноги, ноги, ноги…,провал...
Вокруг неожиданно пошел белый снег и пришло блаженное облегчение. Волна внутреннего счастья нахлынула с такой силой, что внизу живота загорелась большая лампа. Обливаясь потоками внутренних вод, она осветила внутри все внутренности, медленно перемещаясь то вверх к горлу, то вниз к коленям. Лампа счастья заполнила всю Полину беременным огнем. Ли сидел напротив и улыбался искренней улыбкой, он пил виски, для нее он становился из категории царей. Под потолком потекли маленькие облака белоснежного цвета, они крутились и выворачивались наизнанку. Шел снег.
- Не хватает нижнего цвета радуги! – шепнула Полина и улыбнулась.
- Ты совершенно права Полиночка! – ответил Ли и вложил в ее руку новый длинный стакан с прозрачной водой с пузырьками. «Это шампанское, мое любимое» - метнулось в голове.
- Искренность –это сперматозоиды правды! – снова прошептала Полина.
- Я к нему прикована, как к скале Прометей! – раздался голос Ленки.
Полина посмотрела вокруг, но подруги своей не увидела. В голове жужжали водопады, где вместо воды сыпались мелкие камешки и насекомые.
- Полиночка поедешь со мной в тридевятое царство, кататься на бегемотах? – медленно расползлась глупая фраза Ли в голове.
- А тебя Будда съест вместо листьев лотоса! – шепнула Полина и улыбнулась широко и глупо.
Ее речь становилась похожа на некролог, объявленный шевелением губ в громкий зал.
– Ли, ты появился неоткуда, как плевок из космоса…, рассказал мне много и каждое твое слово как из Псалма…, и пьешь газированную водку. Ли, ты заметил сколько Гитлеров гуляет возле бара, я слышу их немецкую речь с сурдопереводом. Я иногда заикаюсь - это блокирует мою гордыню, потому что я становлюсь неполноценной…
Затем пришла белая тьма. Она разделилась на ровные кубики и утянула в себя, на припорошенный снегом простор, где было много остатков заячьих следов и разбросанных зелёных льдинок…
7
Медицинские инструменты громко звучали в какой-то закрытой коробке, тихо цокая друг о друга и предвещая уже осознанный и быстрый конец. Ноги и руки были застегнуты на какие-то крепкие ремешки, не впившиеся в кожу, но держащие крепко. Откуда-то сбоку пришел звук льющейся воды и чьего-то дважды чихания. Её нос услышал упрямый запах медицинского эфира и в голове всплыла бабушка, звонящая по мобильному телефону своей внучке, трясущимися руками держа кусок пластмассы и меряя давление от долгого её не ответа. Телефон Полины молчал если его отключили или же пустые гудки разрывали маленькую электронную вселенную в чужом кармане. Что-то было уже не так и далекая бабушка слышала своим сердцем неотвратимую беду. Бабушка не находила себе успокоения, она звонила и рисовала себе страшные картины какой-то убогого горя, но то, что случилось на самом деле, она и предположить не могла. Полина почувствовала, как слеза вышла из уголка правого глаза и покатилась по виску к самому уху, а затем быстро высохла…, как нитрокраска. Она в сотый раз попробовала пошевелить пальцем ноги или руки, но все было бесполезно, тело было обездвижено...
Уважаемый читатель, продолжение на авторском сайте!