Фонарщик

Пьеса в одном действии


Действующие лица:

Фонарщик
Судья
Генеральный прокуратор
Женщина
 

Зал судебных заседаний.

Фонарщик. Доброй ночи, господа! Я сейчас все поясню. В древности планета наша была совсем маленькой. А теперь… теперь она стала большой… Я бы даже сказал – очень большой… И очень медленной. Невероятно медленной. Понимаете? Мы выросли, мы очень здорово выросли, только я никак не пойму, хорошо это или плохо…
Судья. Переходите к сути вопроса.
Фонарщик. Хорошо, я перехожу к сути. Так вот, планета замедлилась настолько, что никак не хочет переходить от ночи к утру. Поэтому все и говорят друг другу «доброй ночи», хотя раньше говорили еще и «доброе утро» или даже – страшно подумать – «добрый день»…
Судья. Переходите к сути вопроса.
Фонарщик. Да-да, конечно, к сути вопроса… Я просто зажигаю фонарь, потому что у нас на планете ночь. Вот и вся суть.
Судья. Вы признаете себя виновным в нарушении закона здравого смысла?
Фонарщик. Пожалуй, что да. Признаю. Но я вовсе не хотел этого делать…
Судья. Как это не хотели?
Фонарщик. Я нарушил закон случайно, можно даже сказать – непреднамеренно.
Судья. Но ведь вы нарушаете его постоянно. Неужели вы никогда не задумывались об ответственности за свои деяния?
Фонарщик. Никогда. Никогда не задумывался. Я просто зажигал фонарь по причине ночи, вот и все. И мне искренне жаль, что закон здравого смысла оказался не на моей стороне. Теперь я об этом очень сожалею... Но, ваша честь, нельзя ли изменить этот закон?
Судья. Здесь вопросы задаю я. Ваша обязанность – отвечать по существу дела. Итак, вы осознавали бессмысленность вашего занятия?
Фонарщик. Да. В известной мере. Однако я не теряю надежды, ибо она, как известно, умирает последней.
Судья. Ваша надежда никого не интересует. Вы пользуетесь электричеством?
Фонарщик. Да, ваша честь, пользуюсь. Нельзя ведь не пользоваться. Вы ведь тоже, наверняка, пользуетесь?
Судья. Зачем же вы зажигаете фонарь, если пользуетесь электричеством?
Фонарщик. Но ведь это совсем разные вещи, ваша честь, совсем разные…
Судья. Поясните свой ответ.
Фонарщик. Ну, разные – это значит непохожие, отличные друг от друга…
Судья. Это суду понятно. В чем разница между электрическим светом и фонарем?
Фонарщик. В том, что электричество для удобства, а фонарь – это долг.
Судья. В чем конкретно заключается ваш долг?
Фонарщик. Мой долг – поддерживать огонь в фонаре, пока идет ночь.
Судья. Но ведь ночь – постоянное явление.
Фонарщик. Значит, мой долг – постоянно поддерживать огонь.
Судья. Нельзя ли заменить фонарь электричеством?
Фонарщик. Нет.
Судья. Но ведь электричество сделало нашу планету светлой!
Фонарщик. Что да, то да… Однако и ночь еще пока никто не отменял. Поэтому мой долг – снова и снова зажигать фонарь.
Судья. Без всякого смысла?
Фонарщик. Без всякого смысла. Думать о смысле – не мое дело, ваша честь. Я всего лишь работяга. Моя забота – зажигать свечи.
Судья. Как называется ваша профессия?
Фонарщик. Фонарщик, ваша честь.
Судья. На кого вы работаете?
Фонарщик. На фонарь. Он единственный мой хозяин, ваша честь.
Судья. Известны ли вам другие люди, относящие себя к фонарщикам?
Фонарщик. Нет, ваша честь, не известны. Но они есть. Я почему-то уверен.
Судья. Почему вы уверены в этом?
Фонарщик. Не знаю, ваша честь. Видимо, не хочется быть одиноким.
Судья. Ясно. Ваше образование?
Фонарщик. Не знаю, что и ответить.
Судья. Что вы заканчивали и когда?
Фонарщик. Ничего, видит Бог, совсем ничего не заканчивал. У меня работа такая, что заканчивать не приходится, а только начинать и начинать снова.
Судья. Где вы живете?
Фонарщик. Рядом с фонарем. Где фонарь, там и я. Тут все просто, ваша честь.
Судья. На что вы живете?
Фонарщик. Да как вам сказать? На то, что Бог пошлет или добрые люди принесут. Но в последнее время – все больше Бог.
Судья. Вы верите в Бога?
Фонарщик. Почти.
Судья. Как это?
Фонарщик. Верить в Бога до конца – трудно. И нескромно. А я всего лишь фонарщик.
Судья. Что можете еще добавить по существу дела?
Фонарщик. Ничего не могу добавить.
Судья. Тогда переходим к обвинению. Прошу вас, господин Генеральный прокуратор.
Фонарщик. То есть я могу быть свободен, ваша честь? Ведь я ответил на все ваши вопросы…
Судья. Ни в коем случае. Вам сейчас будет предъявлено официальное обвинение.
Фонарщик. В чем?
Судья. Об этом вы сейчас узнаете. Не торопите события.
Фонарщик. Но ваша честь, я не могу не торопить. Свеча в моем фонаре может догореть.
Судья. Ну, и пусть себе догорает, не беспокойтесь.
Фонарщик. Нет-нет, я не могу этого допустить. Это мой долг – поддерживать огонь в фонаре. И если он погаснет, то я пропал, совсем пропал, ваша честь.
Судья. Прошу не драматизировать ситуацию. Фонарь – это всего лишь частный случай источника света. И, слава Богу, не единственный. Поэтому будьте мужественны и выслушайте обвинение.
Фонарщик. Я готов, но ради всего святого – быстрее.
Судья. Не волнуйтесь. Ведите себя достойно. Господин Генеральный прокуратор, пожалуйста, ваше слово.
Генеральный прокуратор. Спасибо, ваша честь. Наша общая миссия – защищать справедливость и демократию на планете. Поэтому необходимо положить конец проискам фонарщика и ему подобных.
Фонарщик. Вы знаете мне подобных? Кто они? Я бы так хотел с ними встретиться…
Генеральный прокуратор. Я возражаю, ваша честь, подсудимый выкрикивает и перебивает Генерального прокуратора, то есть меня.
Судья. Протест принят. Подсудимый, ваша задача – молчать и слушать.
Фонарщик. А если у меня возникают вопросы, ваша честь?
Судья. Тем более молчите. Ваши вопросы могут быть использованы против вас. Продолжайте, господин Генеральный прокуратор.
Генеральный прокуратор. Спасибо, ваша честь. Итак, подсудимый считает, что должен зажигать свой фонарь снова и снова. При этом он ссылается на факт присутствия ночи на нашей планете. Однако с железной достоверностью установлено, что ночь на протяжении известного нам геологического времени неизменно являлась единственным состоянием нашей атмосферы, и никаких световых эффектов вроде утра, дня или заката на самом деле просто не существует в природе. Все это плод суеверий и выдумок. А поскольку существует только ночь, то нет никакого смысла называть ее ночью, то есть второй половиной суток. Ночь – это вовсе не ночь, ночь – это и есть сутки. Ночь – это нормальное и абсолютно безальтернативное условие бытия. Это значит, что доводы фонарщика абсурдны. Какой смысл зажигать фонарь пока идет ночь, если известно, что ночь длится вечно? Не дикость ли поддерживать доисторический огонь в эпоху всеобщей иллюминации? А поскольку иных объяснений своей странной деятельности так называемый «фонарщик» нам так и не дал, нельзя не признать зажигание фонаря явлением не только бесполезным, но и вполне оскорбительным для здравого смысла. Это тем более очевидно в свете электрических ламп, которые прекрасно справляются с проблемой освещения планеты.
Однако, суммируя данные предварительного следствия, обвинению представляется сомнительным, чтобы подсудимый был настолько глуп и наивен, чтобы не понимать всего нонсенса своего положения. Обвинению представляется более правдоподобным, что «фонарщик» под прикрытием своего мифического долга сознательно ведет скрытную и, несомненно, разлагающую наши социальные устои жизнь. В частности, он не имеет собственного дома, цинично игнорирует процесс добывания денег и вдобавок ко всему претендует на некое сверхъестественное призвание и самозваную избранность.
Все эти вопиющие факты бросаются в глаза добропорядочным обывателям, которые поневоле наблюдают странные манипуляции с архаичным фонарем и тратят свое время на разгадку примитивного ритуала «возжигания огня». Это отвлекает их от работы и сеет сомнения в прочности и разумности нашего человеческого бытия. А отсюда только один шаг до анархии, чего, по всей вероятности, и добивается обвиняемый.
Посему обвинение считает так называемого «фонарщика» опасным для общества субъектом и просит у суда назначить ему наказание согласно  статье 773 уголовного кодекса в виде лишения жизни через электрический стул или, попросту говоря, настаивает на смертном приговоре. Я закончил, ваша честь.
Судья. Спасибо, господин Генеральный прокуратор, вы были, как всегда, лаконичны и точны.
Генеральный прокуратор. Это моя профессия, ваша честь.
Судья. И вы прекрасно ею владеете, господин Генеральный прокуратор. Еще раз – спасибо.
Генеральный прокуратор. Не за что, ваша честь. Я учусь профессиональному отношению к делу у таких людей, как вы, ваша честь.
Судья. Спасибо за высокую оценку моей деятельности. Я служитель закона и горжусь этим.
Фонарщик. А теперь – я могу быть свободен?
Судья. Куда вы так торопитесь, подсудимый?
Фонарщик. По правде сказать – у меня есть одно срочное дело.
Судья. Неужели настолько срочное?
Фонарщик. Поверьте, ваша честь – срочнее не бывает.
Судья. И что это за дело, осмелюсь поинтересоваться? Уж не к фонарю ли вам надо?
Фонарщик. Так точно, ваша честь, к фонарю.
Судья. Поди ж ты, какой настойчивый! Ваша энергия, любезнейший, достойна лучшего применения.
Фонарщик. Лучшего применения я себе никогда не найду. Мое лучшее применение – это мой долг.
Судья. Да будь он проклят, ваш долг! Слово-то еще какое выдумали… В каком словаре вы его отыскали? Впрочем, это уже дело наших криминальных лингвистов. Хотите упорствовать – упорствуйте. Теперь от вас уже все равно ничего не зависит.
Фонарщик. Так я могу быть свободен?
Судья. Вы что, оглохли? Вам не понятно, что сказал Генеральный прокуратор?
Фонарщик. О, нет, почему? Очень даже понятно. Я его внимательно слушал и благодарен ему за краткость и ясность речи. Спасибо вам, господин Генеральный прокуратор.
Генеральный прокуратор. Я старался не для вас, подсудимый, а для общего блага нашей любимой планеты. Ради нее – все мои усилия и весь мой интеллект.
Фонарщик. Безусловно. Вот только объясните мне: я уже могу быть свободен?
Судья. Сейчас, подсудимый, решается вопрос о вашей смерти.
Фонарщик. Это я понял. Я спрашиваю о свободе, а не о смерти…
Судья. Вам что, совсем не интересно, приговорю я вас к смерти или нет?
Фонарщик. Интересно, очень даже интересно, однако мне некогда, у меня есть одно неотложное дело.
Судья. Вы так спешите, что, того и гляди, врежетесь в собственную смерть. Вам не страшно, безумный вы человек?
Фонарщик. Нет, страшного здесь ничего нет. Смерть – это просто смерть. Вы тоже, кстати, когда-нибудь умрете, не так ли? Куда страшнее не выполнить долг…
Генеральный прокуратор. А не попахивает ли все это экстремизмом, ваша честь?
Судья. Возможно. Придется разобраться до конца.
Фонарщик. Господа, вы мне так и не ответили: я свободен, или у вас есть еще вопросы ко мне?
Судья. У нас есть еще вопросы, и вы не свободны, по крайней мере, до тех пор, пока не решится ваша участь.
Фонарщик. Тогда очень прошу вас решить мою участь как можно быстрее, ваша честь.
Судья. Прошу вас, господин Генеральный прокуратор, допросите подсудимого на предмет его взглядов на мир, человека и фонарь.
Генеральный прокуратор. С удовольствием, ваша честь. Итак, господин фонарщик, я спрашиваю вас напрямик: не принадлежите ли вы к одной из запрещенных на нашей планете философских сект?
Фонарщик. Нет, господин Генеральный прокуратор, я даже не знаю, что такое секта.
Генеральный прокуратор. Тем хуже для вас. Незнание, как известно, никого не освобождает от ответственности. Вы периодически агитируете население?
Фонарщик.  А что это значит?
Генеральный прокуратор. Распространяете среди людей свое вероучение, свои представления о ночи и дне?
Фонарщик. Нет, а зачем?
Генеральный прокуратор. Просто общаетесь с людьми?
Фонарщик. Да, конечно.
Генеральный прокуратор. Со всеми?
Фонарщик. Думаю, что нет, только с некоторыми.
Генеральный прокуратор. С близкими вам, так сказать, по духу?
Фонарщик. По большей части – да.
Генеральный прокуратор. Замечательно. Считаете ли вы себя знающим нечто важное, чего не знают другие?
Фонарщик. Пожалуй, нет. Мне кажется, что я совсем ничего не знаю. Хотя очень хотел бы знать…
Генеральный прокуратор. Но вы же верите во что-нибудь… особенное?
Фонарщик. Да, я верю в свой долг.
Генеральный прокуратор. Прекрасно. Вы рассказываете публично о своем долге?
Фонарщик. Если спрашивают. Но обычно у меня нет времени на разговоры.
Генеральный прокуратор. Считаете ли вы, что фонарь скрывает в себе некую тайну?
Фонарщик. Трудно сказать, во всяком случае, он красив. Этого никто не станет отрицать. А красота, уж какая-никакая, а все-таки тайна, это уж как пить дать…
Генеральный прокуратор. Отлично. У меня больше нет вопросов, ваша честь.
Судья. А вывод?
Генеральный прокуратор. Если угодно, то перед нами типичный сектант-догматик, верящий в непогрешимость своего доморощенного вероучения, весьма примитивного и в то же время – опасного. В ходе своей преступной деятельности подсудимый сколотил вокруг себя сплоченную группу адептов, некритически принимающих изуверское представление о некоем «долге фонарщика». Собрания секты происходят время от времени, но не слишком часто. Поучения облечены в неброскую форму советов по случаю. Конечная цель секты – распространение влияния на всю планету.
Судья. Спасибо, господин Генеральный прокуратор. Есть ли необходимость в допросе свидетеля?
Генеральный прокуратор. Да, ваша честь, мне представляется крайне важным допросить одну знакомую фонарщика, которая согласилась сотрудничать с нами. Ее показания могут с блеском подтвердить мои предварительные выводы.
Судья. Свидетель, встаньте.

Свидетель встает, это женщина.

Фонарщик. Подождите! Ваша честь, а можно допросить свидетеля без меня? Я вам полностью доверяю. Господа, вы очень, очень, очень… как это говорится… грамотные и компетентные люди… А мне, ей Богу, пора бы уже идти…
Судья. Вам, подсудимый, слова никто не давал. Сидите и молчите. Итак, свидетель, сядьте. А теперь снова встаньте. Свидетель, назовите свое имя.
Женщина. Сусанна.
Судья. Клянетесь ли вы давать суду одни лишь правдивые ответы и ничего кроме них?
Женщина. Клянусь.
Судья. Прошу вас, господин Генеральный прокуратор.
Генеральный прокуратор. Спасибо, ваша честь. Свидетель, вы знаете подсудимого?
Женщина. Да, знаю. Это фонарщик, он зажигает фонарь снова и снова. Пока идет ночь.
Генеральный прокуратор. Рассказывал ли вам вышеупомянутый фонарщик что-либо о фонаре, рассвете и огне?
Женщина. Да, много рассказывал. Так много рассказывал, что у меня чуть уши не завернулись в трубочку. Это пропащий человек, господин Генеральный прокуратор. Он слушает только себя. И я ненавижу его!
Генеральный прокуратор. В чем причина вашей ненависти к обвиняемому?
Женщина. Да чего тут толковать? Псих он, да и только. Конечно, с виду так и не скажешь. Вроде, приличный человек. Умный. Вот я и польстилась. Ходила к нему, ходила. Терпела его россказни, терпела. А что толку? Он даже не сделал мне предложения.
Генеральный прокуратор. Значит, вы хотели выйти за него замуж?
Женщина. Дура была, вот и хотела. А теперь уже давно не хочу. Да и что с него взять? Нищий, он и есть нищий. Носится со своим фонарем и знать больше ничего не желает. А вокруг него живые люди живут, между прочим…
Фонарщик. Ваша честь, можно мне попросить у нее прощения?
Судья. У кого? У свидетеля?
Фонарщик. Да, ваша честь, у свидетеля.
Судья. Нет, я запрещаю. Ваши слова могут помешать объективности допроса. Продолжайте, господин Генеральный прокуратор.
Генеральный прокуратор. Спасибо, ваша честь.
Фонарщик. Прости меня, я думал, что тебе было интересно…
Генеральный прокуратор. Ваша честь!
Судья. Немедленно прекратите, подсудимый!
Женщина. Бог тебя, дурака, простит, да и то вряд ли...
Генеральный прокуратор. Свидетель, вы не должны отвечать на вопросы или просьбы подсудимого. Требую, ваша честь, объявить последнюю реплику свидетеля «Бог тебя, дурака, простит, да и то вряд ли...» непроизнесенной.
Судья. Последняя реплика свидетеля «Бог тебя, дурака, простит, да и то вряд ли...» не была санкционирована, что равносильно ее фактическому непроизнесению или полной смысловой аннигиляции. Продолжайте допрос.
Генеральный прокуратор. Итак, обвиняемый отказался сделать вам предложение?
Женщина. Больше того. Он отказался принять мое.
Генеральный прокуратор. Вот с этого места, пожалуйста, как можно подробнее.
Женщина. Мне скрывать нечего. Он сказал, что все это будет отвлекать его от исполнения долга. А знаете, в чем состоит его долг?
Генеральный прокуратор. В чем?
Женщина. Я скажу. Я все скажу… Вы удивитесь, господа, но огонь для него – не просто огонь.
Генеральный прокуратор.  А что же для него огонь?
Женщина. Это для него живое существо. Источник разума и жизни на всей планете.
Генеральный прокуратор. Обвиняемый убеждал вас в том, что огонь является источником жизни и разума?
Женщина. Да, постоянно убеждал. Он воображает, что если фонарь погаснет, то ночь убьет все живое. Вот он и крутится вокруг своего огня, Гераклит несчастный...
Генеральный прокуратор. Значит, вы утверждаете, что фонарщик относится к огню, словно бы тот был живым существом, не так ли?
Женщина. Да, это так.
Генеральный прокуратор. В чем же конкретно это проявляется?
Женщина. Он с ним разговаривает, с огнем, он ему как бы молится.
Генеральный прокуратор. Молится?..
Женщина. Да, молится. Ведь он думает, что огонь – это вроде как женщина. Поверьте, он совсем свихнутый, этот фонарщик... Тут и говорить нечего…
Генеральный прокуратор. Значит, обвиняемый тайно поклоняется огню, а не просто зажигает фонарь?
Женщина. Вот именно – поклоняется. Просто зажигать фонарь – это же не преступление, это так, забава… Если бы он время от времени баловался с огоньком, разве ж я была бы против? Нашел бы себе работу и на досуге – пожалуйста… Я и сама люблю на огонек посмотреть, оно даже, если честно, как-то, ей Богу, завораживает…
Генеральный прокуратор. Спасибо, достаточно.
Судья. Свидетель, сядьте.
Женщина. Вы только придумайте ему наказание помягче, ваша честь. Вдруг он одумается. Ведь он же еще не до конца, как это говорят, испорчен…
Судья. Суд вынесет свой вердикт, опираясь на закон. А он, как известно, суров. Садитесь. Господин Генеральный прокуратор, подведите итоги допроса.
Генеральный прокуратор. Как скажете, ваша честь. Итак, в ходе допроса выяснилось, что лицо, именующее себя «фонарщиком» – не просто досужий суевер, но и злостный религиозный фанатик.
Судья. Похоже, что так.
Фонарщик. Я не фанатик. Я фонарщик. Вы перепутали, господа. Естественно, мне нравится огонь. Что тут странного? Я же фонарщик. Я просто люблю свое дело. И поверьте, я своих вкусов никому не навязываю. Не нравится, не смотрите. Но согласитесь, что гасить огонь среди ночи опасно.
Судья. О какой опасности вы говорите, если этого даже никто не заметит?
Фонарщик. Я говорю об опасности забыть, что такое рассвет. Это очень опасно, очень…
Судья. Бредни о рассвете давно уже отброшены цивилизованными людьми. Ночь – естественное состояние нашей планеты. А для освещения мы используем специальные технические приборы. Неужели не ясно?
Фонарщик. Ясно. Но мне не понятно, ваша честь, чем же тогда вам, таким разумным и сильным, не угодил один маленький огонек?
Судья. Он общественно нетерпим как суеверие, противное разуму. Подсудимый, это правда, что вы считаете огонь живым?
Фонарщик. Он и есть живой. А считаю ли я его таковым или нет – это мелочи.
Судья. И все-таки?
Фонарщик. Да, я считаю его живым, если уж на то пошло. Но не потому, что он женщина.
Судья. А почему?
Фонарщик. Потому что он оживает внутри нас. Поддерживает нас собой, согревает и дает надежду. Но мы гасим его, свой огонь, как будто бы нам и так хорошо. Тут-то нас и поджидает голодная тьма. Понимаете? Ночь слишком уж затянулась, ваша честь. Вот я и зажигаю фонарь снова и снова. Как напоминание...
Судья. Напоминание? Странное слово. Вы все время используете анахронизмы. Однако вернемся к делу. Итак, подсудимый, выслушайте, пожалуйста, окончательный вердикт.
Фонарщик. Я готов его выслушать. Но скажите ради Бога, буду ли я после этого, наконец, свободен?
Судья. В известном смысле вы освободитесь. Итак, наш вердикт. В результате беспристрастного и всестороннего разбирательства Верховным судом нашей планеты установлено, что некое лицо по прозвищу «фонарщик» на протяжении нескольких лет регулярно совершал противозаконные деяния, связанные с унизительным для человеческого разума возжиганием фонаря. Кроме того, вышеупомянутый фонарщик создал религиозно-философскую секту, где и проповедовал свое экстремистское учение о живом огне. Из-за постоянного наблюдения за фонарем у подсудимого не только село зрение, но и помутился разум. Следствием потери необходимой меры рациональности стал отказ подсудимого от цивилизованной формы жилья, в итоге это привело к затяжной неуплате коммунальных платежей. Зияющее же отсутствие недвижимого имущества повлекло за собой незаконный уход от налога, налагаемого на таковую собственность. То же самое касается подоходного налога, который технически не может быть взыскан с «фонарщика», поскольку им уже долгое время не ведется какой-либо деятельности, приносящей доход. Следовательно, вся тяжесть налогообложения автоматически падает на оставшееся население планеты, страдающее из-за безответственности и преступной халатности подсудимого.
Женщина. А еще он отрицает значение денег!
Судья. Спасибо, свидетель. Ваша реплика будет учтена при назначении наказания.
Женщина. И еще он не любит ходить по магазинам…
Судья. И это тоже учтем.
Женщина. И еще, и еще, и еще…
Судья. Что еще? Что?
Женщина. Еще, еще… Чего он все зажигает и зажигает свой дурацкий фонарь… Чего ему, делать больше нечего? Лучше бы посмотрел как следует по сторонам и тогда… и тогда… увидел бы… тех, кто… кто… относится к нему хорошо… которые, можно сказать, рады помочь ему во всем, которые… которые… Ваша честь, которые…
Судья. Которые что?
Женщина. Которые, которые… его наставляют на путь истинный…
Судья. Сядьте на место, свидетель. Подсудимый, встаньте. Вы признаны виновным. Признаете ли вы свою вину?
Фонарщик. Если это ускорит процедуру, то да…
Судья. А по существу?
Фонарщик.  А по существу – нет. Вы только не расстраивайтесь, ваша честь, прошу вас.
Судья. Не беспокойтесь, эмоции нам не свойственны. Переходим к назначению наказания. Господин Генеральный прокуратор, слово предоставляется вам.
Генеральный прокуратор. Спасибо, ваша честь. Как я уже говорил и, учитывая всю совокупность фактов, вскрытых в ходе судебного разбирательства, обвинение требует  для фонарщика смертной казни.
Женщина. А защита? Что скажет защита?
Судья. Подсудимый отказался от защиты.
Женщина. Отказался? Сам?
Судья. Вот именно, сам. Итак, властью, данной населением нашей планеты, суд приговаривает…
Фонарщик. Ваша честь, отпустите меня, пожалуйста. Я срочно должен проверить фонарь. Свеча вот-вот догорит, я это чувствую… Я вернусь быстро, и тогда вы дочитаете свой приговор…
Судья. В вашем перемещении, подсудимый, нет никакой нужды. Вещественное доказательство, о котором вы постоянно к месту и не к месту упоминаете, а именно – фонарь обыкновенный свечной – находится теперь в руках суда, поскольку был приобщен к делу.
Фонарщик. Где же он, ваша честь?
Судья. Здесь. Внесите вещественное доказательство в зал суда.

Вносится фонарь, в котором горит одинокая маленькая свеча.

Фонарщик. Слава Богу, огонь еще горит…
Судья. Разумеется. Мы сохранили его ради объективности.
Фонарщик. Спасибо, ваша честь. А не смогли бы вы – также ради объективности – сохранять его и впредь, когда меня уже…
Судья. Вы опережаете официальный порядок судопроизводства. Приговор еще не оглашен. Но об участи фонаря можете не беспокоиться, мы его не тронем. Впрочем, он погаснет сам собой. Вследствие естественного выгорания воска.
Фонарщик. Этого нельзя допустить ни в коем случае. Все, что угодно, но только не это! Не отнимайте у меня надежду. Забирайте жизнь, но оставьте хоть каплю надежды!
Судья. Прекратите препирательства, подсудимый! Ваша надежда – это ваше личное дело, и она ни в коей мере не является предметом данного судебного разбирательства. Делайте со своей надеждой, что хотите. Суду это безразлично.
Фонарщик. Вот это меня и убивает.
Судья. Что именно?
Фонарщик. Безразличие.
Судья. Ошибаетесь, вас убивает ваша страсть, ваша преступная страсть, которую мы вынуждены пресечь, тем самым силой принудив вас к смирению. Но мы отвлеклись. Итак, суд приговаривает человека, именующего себя «фонарщиком» к смертной казни посредством электрического стула. Приговор вступает в силу с момента оглашения и обжалованию не подлежит. Осужденному предоставляется последнее слово. (Пауза). Фонарщик, вам предоставляется последнее слово.
Фонарщик. Мне?
Судья. Да, вам.
Фонарщик. Я могу сказать все, что угодно?
Судья. В рамках закона и регламента. Главное – не увлекайтесь.
Фонарщик. Хорошо, не буду. Уважаемые друзья!
Генеральный прокуратор. Недопустимое обращение, ваша честь. Нужно говорить – уважаемые господа. Друзья – слишком вольное и нестрогое слово, подразумевающее, что осужденного с другими людьми связывают узы дружбы. А дружба – это не просто симпатия, но еще и общность взглядов на мир. Не скрывается ли за этими словами попытка трансляции крамольных убеждений? Мол, мы все тут – его друзья, а значит сочувствующие его безумию. А по закону мы не можем сочувствовать, мы должны  быть беспристрастны. Как врачи.
Судья. Протест принят. Осужденный, начните речь с обращения «Уважаемые господа». (Пауза). Вы слышите меня, осужденный?
Фонарщик. А, да… Простите… Трудно привыкнуть, что ты осужденный, а не просто фонарщик. Все-таки я продолжаю считать себя фонарщиком, понимаете?
Судья. Это не имеет значения. Начинайте речь заново.
Фонарщик. Хорошо. Уважаемые господа…
Генеральный прокуратор. Вот это другое дело!
Фонарщик. Мне совестно просить, но у меня нет другого выхода. Уважаемые люди!
Генеральный прокуратор. Не люди, а господа!
Фонарщик. Простите, господин Генеральный прокуратор. Уважаемые господа! Пожалуйста, позаботьтесь о фонаре. Тогда я умру спокойно.
Судья. Вы умрете в любом случае.
Генеральный прокуратор. И какое он имеет право просить о фонаре, доведшем его самого до безумия и смерти?
Судья. Осужденный, перестаньте просить. Это запрещено. У вас еще есть, что сказать?
Фонарщик. Да, есть. Могу ли я говорить?
Судья. Можете, только коротко.
Фонарщик. Спасибо, ваша честь. Мне никто не ответил. Но, может быть, кто-то слышит меня? Я не знаю… Не знаю, что будет с моим фонарем… Но именно в этом молчании, в молчании безответности сейчас родилась для меня надежда. Почему вы не отвечаете?  Потому что нельзя отвечать? Потому что отвечать страшно? Я вас понимаю… И нисколечко не осуждаю. Я сам осужденный, и поэтому не осуждаю… Я, напротив, прошу вас молчать и дальше. Умоляю, не надо ничего говорить. Пусть никто не догадается о смысле вашего молчания. Ведь молчание бывает разным. Есть молчание равнодушия, но есть и другое молчание... Молчите этим другим молчанием, прошу вас!
Генеральный прокуратор. Опять просьбы, это возмутительно, ваша честь!
Судья. Делаю вам последнее предупреждение, осужденный. Заканчивайте свою речь.
Фонарщик. Хорошо. Помните о молчании. И о том, что за ним стоит. Ночь все длится и длится, но нельзя дать огню угаснуть. Так думаю я, фонарщик. А там, глядишь, и придет рассвет…
Генеральный прокуратор. Так называемый «рассвет». Это химера, не забывайте!
Фонарщик. Но он обязательно придет, если мы спасем наш огонь. Пламя смысла во тьме бессмыслицы. Однако молчите, ради всего святого, молчите, господа. Молчите как можно глубже.
Генеральный прокуратор. Требую прекратить эту проповедь!
Судья. Да, терпение суда исчерпано. Осужденный, вы лишаетесь слова!
Фонарщик. Спасибо.
Судья. Я сказал, что вы лишаетесь слова. Поэтому забирайте назад свое «спасибо».
Фонарщик. Лишили слова и все же отдали его назад. Спасибо и на этом…
Судья. Закройте рот! Замолчите! А теперь внимание. Прошу привести приговор в исполнение. Осужденный, сядьте на электрический стул. (Фонарщик садится). Сидите смирно, не шевелитесь. Господин Генеральный прокуратор, пристегните осужденного к стулу.
Генеральный прокуратор. Осужденный, замрите. (Генеральный прокуратор пристегивает фонарщика к стулу). Готово, ваша честь!
Судья. Теперь нам предстоит удалиться отсюда. Зрелище будет не из приятных.
Женщина. А я, с вашего позволения, останусь, ваша честь. Присмотрю за ним. Чтобы не сбежал в последний момент. Эти фонарщики уж очень хитры…
Судья. Как знаете. Только не подходите к нему слишком близко. Как бы вас тоже не ударило током…  А мы с Генеральным прокуратором удаляемся. (Уходят).
Женщина. Не беспокойтесь, ваша честь, я буду стоять на безопасном расстоянии… (Пауза).  Кажется, ушли. Тебя отцепить?
Фонарщик. Не надо. Лучше позаботься о фонаре, если можешь... Свеча уже почти догорела…
Женщина. Опять ты о своем фонаре... Что ты за человек? Беги, пока есть еще время!
Фонарщик. Я же сказал – нет.
Женщина. Почему?
Фонарщик. Долго объяснять. Да и прокуратор не дремлет. Вон стоит. Наблюдает. Он-то уж не проморгает свой шанс уничтожить еще одного фонарщика…
Женщина. Там никого нет. Никакого прокуратора.
Фонарщик. Конечно, это мне показалось… Как и то, что я сижу на электрическом стуле… Уходи, я не хочу, чтобы кто-то был рядом. Мне нужно побыть в одиночестве. Хотя бы несколько минут, понимаешь?
Женщина. Ладно, прощай. А прокуратора там никакого нет, так и знай. Мог бы спокойно уйти… Там никого нет!
Фонарщик. Хорошо. Прощай.
Женщина. Ну, прощай, фонарщик...

Женщина уходит.

Фонарщик. Вот мы снова с тобой вместе, фонарик ты мой ненаглядный… Ты уж тут не грусти без меня. Мерцай, гори сколько сможешь… У нас одно с тобой дело – дать место огню… Вот взять, к примеру, меня. Что я такое? Ничто, фонарщик какой-то. А почему на душе у меня так светло? Или ты. Фонарь фонарем, а светишься весь. Вот возьмут меня сейчас и казнят, пропустят по мне электрический ток и все, не будет меня. Ну и что, пусть так. Меня уже и сейчас-то нет. Да и никогда, в общем-то, не было. Был только огонь, и есть только огонь. И пребудет во веки. В нем я только и живу… Важно, чтобы он жил, чтобы мы с ним не разминулись, чтобы я его не загасил. Мы с тобой не в счет, фонарик. Мы пришли и ушли. А он во тьме светит. Ну, да ты сам знаешь… Сутью своей  знаешь… И отдаешь себя всем – и добрым, и злым… Горишь, теплишься…

Пауза.

Голос судьи. Приказываю замкнуть сеть!

Свет резко гаснет. В зале продолжает гореть лишь фонарь.

Фонарщик. Странно. Что-то не сработало? Эй, тут есть кто-нибудь живой? Видимо, что-то с электричеством… Короткое замыкание? А? Фонарик? Что случилось? Хорошо, что ты у меня есть… И хорошо, что ты светишься…
О, смотри-ка, руки у меня свободные. Вот чудеса-то… Ничего не понимаю. А ты как? Дай-ка я возьму тебя в руки. Сокровище ты мое… Маленький мой, моя жизнь…

Подходит к зрителям.

Огошечки! Так здесь люди! Здравствуйте. Вы все время были здесь? Но почему же вас не было видно при электрическом свете? А теперь вы, как на ладони… У вас глаза такие чистые… А, я понял, это все он, без него я бы вас никогда не увидел... Такими… Какой же он все-таки славный, мой фонарь! Вы же знаете, что в нем теплится… Вам уже, наверное, не раз говорили об этом… А с виду и не понять. Обычный фонарь, и ничего больше. А на самом деле – больше, намного больше… Быть может, в нем так много всего, что больше уж и быть не может. И пламя… Оно очень похоже на сердце. Такое же горячее и живое. Жаль только, что мы в свое сердце уж очень редко заглядываем. Иным даже кажется, что в нем тьма. Но все как раз наоборот. Тьма снаружи, а внутри – свет... Как у фонаря, понимаете?
А еще в нем светится что-то… Тайна какая-то, видите?.. Это же не просто огонь, это крохотная частичка платья. Да-да, платья нашей Госпожи. Нашей Психеи. Ее в древности называли мировой душой или вечной возлюбленной, если я ничего не путаю… Но мало кто остался ей верен. Потому так долго и длится ночь, которую уже принято считать вечной. Да что и говорить, ночь – это вовсе не шутка. Выбьет пробки, и тут же подступит мрак. Но ничего, ничего, у нас есть фонарь… И знаете… знаете… у Психеи теперь новое имя. Я зову ее Владычицей рассвета. Ну, мне так нравится… Я, конечно, ничего толком не знаю. Но сердце мне почему-то подсказывает, что это так... Глупое, глупое сердце… Но я его, если честно, слушаю… А вы?
Простите, но я скажу и еще вот про что… Знаете, мне кажется, что если огонь горит в фонаре, то это не просто так. Может быть, это значит, что сама жизнь теплится рядом с нами. И, милые мои люди, хорошо бы иметь фонарей побольше, правда ведь? На случай, если какой-то погаснет. Ведь все мы… немного того… фонарщики. А у фонарщика есть важное дело – зажигать фонари снова и снова. Пока не наступит рассвет…
Ну, фонарщики, зажигайте огни… Зажигайте…

Зрители зажигают от фонаря свои свечи.

Значит, в этом все-таки есть смысл…

Занавес.