***
...Спрашиваете, война как началась? Да не помню я. Малой ещё был, несмышлёный для дум-то таких... Может, и передавали чего по радио, да только где его взять в нашей-то деревне? Нет, не помню я, как она началась...
Отца вот помню. Помню, молодой он у нас был, красивый, работящий. А весёлый какой. И все гордился: я, говорит, самый богатый кулак! Есть, мол, у меня кулак да золота кусок. Пять сынов моих – кулак, а жена золото. Вот...
В тот день, помню, в колхоз не пошел никто. Все дома остались. Сидим мы, значит, за столом все вместе. А на столе-то сало, и картошка, и каравай горячий. Пир, да и только. Отец важный такой во главе стола сидел. Братья мои старшие причесались, выбрились как на парад. Сами рослые, плечистые. Как богатыри. Мамка наша лучшее платье свое надела и даже бусики повесила. Как же я радовался, дурачок, что все вместе-то сидим. Думал, праздник какой...
Потом матушка наша достала платочек вышитый. Расстелила его на столе, склонила наши головы и выстригла у всех по прядке волос. Затем свою косу из тугого узла выпустила, расплела, перед отцом на колени встала, и ножницы ему тянет: «На вот, Николаша, любую выбирай». Состриг отец у неё прядочку, сложил все наши волоски в платочек, и на груди припрятал. На память, стало быть. Затем встал, перецеловал нас всех, взял котомочку, да вышел. У двери уже обернулся и велел его не провожать, и на станцию сегодня не ходить. Тогда я видел отца в последний раз.
***
Март 2010
- Привет, дедуля! Заждался меня? Ну, извини. Раньше приехать никак не получилось, - Рита с грохотом поставила на пол сумки и пакеты. – Сегодня день такой суматошный был. Целых три пары у первокурсников. А потом на кафедре задержалась, курсовые нужно было проверить…
Она старалась говорить не умолкая, деловито рассовывая по кухне провизию. Пальцы, оттянутые тяжёлой ношей, покраснели и плохо слушались. А душа болела настолько, что к горлу периодически подкатывал ком, пытаясь вырваться наружу потоком малодушных жалких слез.
День действительно не задался с самого утра. Не успел прозвонить будильник, а Рита уже умудрилась испортить жизнь порядочному количеству людей, о чём ей незамедлительно сообщили. И даже сейчас, когда уже остался позади и этот никчёмный день со всеми неприятностями и заботами, и душный город с его требованиями и амбициями, легче, почему-то, не становилось. Обычно, стоило Рите переступить порог старенького домишки, в котором она родилась и провела всё своё детство, стоило встретиться взглядом с любимым родным дедом, как с плеч тут же сваливалось всё бремя забот, ответственности и тревог. Дед Фёдор Николаевич был для неё всем: и отцом и другом и каменной стеной. Всё рядом с ним становилось простым и понятным, как в детстве. Но сегодня предстоял разговор, которого Рита никак не хотела начинать. Расстроить самого близкого человека было выше её сил. Не лучше ли продолжать суету на кухне, находя своим рукам всё новую и новую работу?
- Ну-ка давай, выкладывай, что там у тебя стряслось, – дед занял свою излюбленную позицию в дверном проеме и сверлил внучку такими же как и у неё синими глазами.
- Дедуль, тебе бутерброд с маслом или с колбасой?
- Мне, пожалуйста, с правдой, и желательно всей, - спокойно заявил дедуля.
С правдой. Легко сказать. Какую правду может сказать бесполезное, бестолковое существо, неспособное наладить никаких отношений ни с семьёй, ни с друзьями, ни с начальством, ни даже со своими студентами? Девушка болезненно поморщилась, вспоминая события дня. Всё началось ещё вчера, когда она в очередной раз сварила борщ и только потом вспомнила, что Олег на дух не переносит свёклу. Затем принялась наспех готовить макароны по-флотски под длинную тираду жениха о том, что его невеста или никчёмная хозяйка с дырявой памятью или попросту его не любит. В результате проверять курсовые работы пришлось уже ночью под нескончаемый «аккомпанемент» гуляющих студентов. Ну не приходится рассчитывать на тихие спокойные ночи, когда проживаешь в студенческой общаге. Заснув на рассвете, Рита, конечно же, не услышала будильника, и жених, конечно же, опоздал на собеседование: - «видимо тебя, дорогуша, устраивает жизнь в общаге на нищенскую зарплату аспиранта, и ты делаешь все, чтоб испортить мне карьеру». Что ж, его упреки обоснованы. Но деду этого не расскажешь. Он в ответ заявит, что её лоботряс-переросток в жизни не заработал ни рубля, и что никогда не устроится на работу, пока одна влюбленная дура не перестанет его вкусно кормить, тепло одевать и пятки перед сном почёсывать. Нет, об Олеге лучше вообще не заикаться. Как, впрочем, и о том, что происходит с ней в институте.
Что педагогика не для нее, Рита поняла сегодня окончательно. Студенты смеялись ей в лицо. Они ни в грош не ставят молодую застенчивую аспирантку, но это еще половина беды. Беда в том, что в группе студентов успешно процветают идеи неонацизма, и молодёжь даже не пытается скрывать своих настроений. На вопрос о том, как вообще можно сожалеть о победе своего народа в Великой Отечественной войне, первокурсник Андреев заявил, что если бы победил Гитлер, то: - «…то вы, Маргарита Константиновна, сейчас стояли бы перед нами в хорошо оснащенной аудитории, в дорогом «прикиде» и жарко рассказывали бы нам о новой эре процветания и могущества России с приходом Великого Рейха. А потом поехали бы на собственном Мерседесе в свой собственный загородный дом, а не тряслись бы в разбитом трамвае до комнаты в общаге, прикидывая в уме, хватит ли денег до зарплаты, если купить билет в кино». Вот так вот. И всё, что будущий педагог – историк смогла из себя выдавить в ответ на такой выпад, так это всего-навсего короткую фразу: «я бы тут не стояла». А дальше… а дальше она не смогла сказать ни-че-го! Сил едва хватало на то, чтоб загнать обратно рвущиеся из глаз слёзы. И об этом тоже не расскажешь деду прошедшему войну и видевшему воочию весь этот великий рейх «во всей красе».
Но больше всего не хочется говорить о телефонном звонке из Норильска. Девушка давно уже привыкла к тому, что мама, упорно не желая называть дочь по имени, которое сама же ей и дала, каждый раз изобретала новые всё более вычурные прозвища, видимо считая это милым проявлением материнской любви. Сегодня же голос в трубке был отнюдь не милым, а прозвища вполне конкретными, и «неблагодарная, ленивая, непомнящая добра особь» – были самыми благозвучными из всех эпитетов. Мама категорически требовала немедленно заняться оформлением квартиры для деда-фронтовика и уже до дня победы предоставить несчастному страдальцу нормальные человеческие условия проживания. Но как, во имя всего святого, можно склонить к переезду человека, который вот уже десять лет упрямо отказывается от положенного ему по закону жилья? Ну не вязать же его веревками, в конце концов?
Рита нетерпеливо откинула за спину вечно расплетающуюся рыжую косу и зло ткнула ножом ни в чём не повинную колбасу.
- Правда в том, дедуля, что я устала и есть хочу. Давай ты попозже начнёшь меня пытать. Так, а это что такое? – в окно настойчиво стучались четыре голубя, - Я же тебя просила не устраивать на окне общественную столовую для птиц. Посмотри, во что они откосы превратили. Опять придётся отмывать тут всё, как будто мне забот мало.
- Да что случилось-то, ты можешь толком сказать? Что ты мечешься, как пчелой ужаленная? – старик начал терять терпение. Рита обернулась и уставилась на него полными слёз глазами. Сегодня она перессорилась, кажется, со всем миром. Осталось только поставить вот эту жирную точку. Что ж, помирать – так с музыкой.
- Да ничего не случилось, что ты. Всё хорошо. Даже замечательно, – голос внучки звенел от обиды, слова горьким потоком рвались наружу, - Просто мой дедушка по своей прихоти опять отказался переезжать в город и остался жить тут, в своей берлоге в заброшенном поселке на подработанной территории. И живёт себе один – ни соседей, ни магазина, ни водоснабжения, ни электричества, с нечищеными всю зиму дорогами, без возможности доставки дров и угля, потому что машина рискует провалиться под землю вместе с дровами, с тобой и этим домом. Всё прекрасно, дедуль. Мне вовсе не трудно таскаться к тебе через день пешком целый километр от остановки по пояс в снегу, навьюченной провизией и водой, и гадать – застану я тебя сегодня живым или уже нет. И знаешь, мне вовсе не стыдно сознавать, что мой родной дед тут один днями напролет кидает снег и таскает хворост, чтоб печку растопить, что он часто пьет талую воду и моется частями в тазике для экономии. И да, мне вовсе не обидно, что каждый божий день все, кому ни лень, тычут в меня пальцами, говоря: - «вот смотрите, идёт дрянь бесстыжая. Бросила деда подыхать на улице, а сама в городе живёт и в ус не дует, как таких тварей земля носит».
- Так бы сразу и сказала, что мать твоя звонила.
- Нет! - нагло соврала внучка, - не звонила!
- Врать ты никогда не умела. Не стоило и начинать, - безразлично бросил старик, снимая с огня закопченный чайник.
Всё. Бой проигран с разгромным счетом. Белый флаг выброшен. Побеждённая Рита в очередной раз поплелась с поля боя зализывать раны. Она не умела не только врать, но и бороться. Прав дедуля - не стоило и начинать. Девушка вышла на крыльцо, кутаясь в старую фуфайку и молча села на ступеньку. Слёз уже не было, да и сил никаких не осталось. Хотелось просто сидеть на старом покосившемся крыльце, громко клацая зубами от холода и сотрясаясь всем телом. И ещё хотелось, чтоб никто никогда больше не вспоминал о её существовании.
С висящей на крыльце сосульки неожиданно сорвалась тяжелая капля и завершающим адский день аккордом хлюпнулась на нос несчастной Маргарите, рассыпавшись мелкими брызгами. В лицо дунул легкий ветерок, осушив и слёзы, и воду, поиграл кудрявой прядкой у виска и умчался в перелесок. Из-за тучи на секунду показалось солнце, чмокнув во влажную щеку. «Как-будто в прятки играют», - подумалось девушке, и она невольно рассмеялась своим мыслям. Из будки, громыхая цепью, вылез старый пёс Булка, лениво оглядел гостью, зевнул и полез обратно в конуру досматривать прерванный сон. Когда-то очень давно маленькая Риточка нашла на помойке тощего грязного щенка и принесла домой. Он был такой оголодавший, что ел без передышки несколько дней. А однажды этот бродяга прокрался в дом, залез на кухонный стол и слопал все булочки с подноса, за что незамедлительно получил от строгого деда и тапочкой по попе и постыдную кличку «Булка» в назидание. Теперь Булка, такой же старый, как и его хозяин лежал себе в конуре и безразлично поглядывал, как ветерок качает старые качели всё еще привязанные к березе. На этой незамысловатой хлипкой конструкции еще Ритина мама качалась…
Ностальгические воспоминания оборвал истошный птичий гвалт. На березе у скворечника разворачивалась нешуточная баталия: прилетевшие с юга грачи предъявляли свои права на жилье, однако воинственные воробьи сдавать позиций не желали и отбивались изо всех своих воробьиных сил. Уже полетели вниз первые перья.
- Ишь, развоевались пернатые, - дед протянул внучке кружку с чаем и тарелку жареной колбасы. Булка жадно заводил носом, учуяв вкусненькое, но из будки так и не вылез.
- Да. Даже птички заботятся о жилплощади. А ты… - Рита отхлебнула обжигающий напиток. У неё не осталось ни сил, ни желания продолжать бесполезный спор. Хотелось просто уплетать любимую колбасу, не думая о калориях и пить сладкий чай из огромной железной кружки – как в детстве.
- А что я… - старик затянулся горьким самосадом и пустил дым носом, озорно прищуриваясь на внучку – её это всегда смешило. Минут пять они молча сидели бок о бок, потягивая чай и разглядывая открывшийся им с крыльца унылый вид заброшенного поселка. Пустые глазницы окон некогда ухоженных домов наводили на мысль о кладбище…
- Я понимаю тебя, дедуль, правда. Ты – старый вояка и плевать хотел на мнение света. Тебе всего хватает, ты всем доволен. Но подумай тогда уж обо мне, ведь я прописана в этом доме вместе с тобой. Если откажешься от квартиры, то и я на улице окажусь – своё жильё мне никогда не купить. Я же честный аспирант – я взяток со студентов не беру. Вся в тебя. А если ты согласишься на переезд, то сделаешь меня богатой наследницей.
- О, как! О наследстве заговорила, - дед насмешливо крякнул и хлопнул себя по колену морщинистой ладонью, - ну я же говорил, мамаша звонила. Ты бы до таких слов и не додумалась.
- А ты думаешь, она за тебя не беспокоится? Да – живет далеко, да – приезжает редко, но это не потому, что она нас забыла, а потому, что работы много и билеты на самолёт недешёвые.
- Ну-ну, беспокоится. Да всё я понимаю: квартира теплая, удобства всякие, да и ты рядом будешь… Но, как подумаешь – собесы, документы, очередя, машины, грузчики, переезды. Тьфу…
- А я тебе на что? На что тебе внучка, а? – пропищала ошеломленная «наследница», боясь спугнуть удачу.
Ветеран кряхтя поднялся с крыльца, выплеснул остатки чая в почерневший весенний сугроб и, ворча себе под нос, поплёлся в избу.
- Документы в тумбочке. По собесам не пойду.
***
… По собесам походить все же пришлось, да так много и нудно, что при одном воспоминании обо всей этой бумажной волоките, Рита содрогалась всем телом. Многочисленные кабинеты, злые тётки, глупые вопросы, тряска документами и наградами в каждом окошке, предоставление живого деда во всех инстанциях. И снова кабинеты, снова тётки, вопросы, документы, медали, сердитое шипение ветерана, переговоры с Норильском, злые окрики научного руководителя за сонный вид на работе, и под конец громогласное обещание дедули подарить этим «протокольным мордам» гранату без чеки.
И вот уже Маргарита стоит посреди осиротевшего дома, обводя растерянным взглядом пустые комнаты.
- Привет, дедуля! Ты готов? – голос ударился о голые стены прихожей, и, исказившись до неузнаваемости, проскакал по комнатам многократным эхом. Девушка невольно содрогнулась от внезапно нахлынувшего чувства вины. Это что ещё за странности такие? И это именно сейчас, когда есть столько поводов для бурной радости? Её несгибаемый дедуля наконец дал согласие на переезд и стойко вынес все тяготы «хождения по мукам». Мама, узнав, что дело с квартирой наконец-то тянулось с мёртвой точки, ежедневно контролировала процесс по видеосвязи и неустанно хвалила дочь на все лады за то, что та взялась за ум и наконец проявила заботу о бедном старике. Но больше всего Риту приятно удивило поведение Олега. Возлюбленный с энтузиазмом взялся за дело: он с лёгкостью преодолевал бюрократические препятствия, включив на полную мощность всё своё обаяние. Рита с восхищением наблюдала, как непринуждённо её суженный дрессирует злобных тёток, прочно восседающих в своих будочках, окошечках и кабинетиках. Этому синеглазому сердцееду достаточно было поиграть бровями, послать томный взгляд, плотоядно улыбнуться и отпустить изысканный комплимент, как в его руках оказывались нужные справки, копии, выписки, заверенные «нужной» подписью и «правильной» печатью. Ещё вчера эти же самые важные тёти отказывали Рите во всех запросах, а сегодня они, смешно краснея и рассыпаясь в улыбках и благодарностях, послушно выдавали жениху всё, что он просил. Невеста наблюдала со стороны за «блестящими победами» любимого ликуя и завидуя сама себе – да кто же откажет в помощи такому сногсшибательному красавцу?! И только строптивый дед по-прежнему держал будущего зятя на расстоянии. И расстояние это было столь столь внушительным, что самоуверенный парень мгновенно терялся в присутствии угрюмого ветерана, чувствовал себя не в своей тарелке. Поэтому с перевозкой мебели Олег помогать отказался, заявив, что итак забросил свою карьеру ради невесты. Дело осталось за малым, и с этим малым девушка справилась сама. Грузчики выносили последние пожитки. Осталось доставить деда в его новую квартиру и устроить пир – разве не повод прыгать от счастья? И вдруг так некстати подкативший к горлу ком. Чувствуя себя подлой предательницей, в последний раз она оглядывала стены родного дома. Старенькая избёнка в одно мгновение превратилась в жуткий холодный скелет некогда любимого вчера ещё живого существа. Дом умирал на глазах, изторгнув из себя последнего обитателя – к порогу медленно плёлся дед. Предчувствие разлуки с домом больно ударило и по нему, бедолага заметно сгорбился и посерел. Чтобы не встречаться взглядом с несчастным стариком, Внучка нарочито бодро зашагала по комнатам, давая возможность двум отшельникам попрощаться навсегда.
Внимание девушки привлекла дверь – одна комната была заперта на ключ.
- Дедуля, а ты точно все вещи собрал? Тут комн…
- Все! – каменным голосом отрезал старик и вышел на улицу.
Маргарита осторожно приблизилась к комнате и протянула руку к дверной скобе. Воспоминания тут же нахлынули бурным потоком и одним сильным толчком толкнули в детство. И вот уже перед дверью стоит маленькая рыжеволосая девчушка с вечно растрёпанными косичками и пристраивает конопатый носик к замочной скважине. Огромные синие глазёнки горят любопытством: может удастся хотя бы унюхать тайну, сокрытую в загадочной комнате. «А ну кыш оттуда!» - и Риточка взвизгнув пускается наутёк. С рождения и до самой этой минуты Маргарита видела открытой странную комнату всего один раз. В тот день она рано пришла со школы. Дверь была приоткрыта, из замочной скважины торчал блестящий ключик с замысловатой завитушкой. В комнате блестел только что вымытый пол. Больше ничего разглядеть не удалось. Движимая любопытством девочка протянула руку чтобы открыть дверь пошире, но не успела. В тот день она была первый и последний раз выпорота ремнём, и тогда же она первый и последний раз видела любимого дедушку таким рассерженым. Мама как-то обронила в разговоре, что в этой самой комнате очень давно умерла бабушка Тася, и что дед никогда не пускал туда ни её, ни её отца – собственного сына.
К слову говоря, Рита редко вспоминала, что её обожаемый дедушка Федя на самом деле приходится ей прадедом. Своего деда Сашу она видела только на фотографиях в семейном альбоме, да и назвать дедом молодого парня, нежно обнимающего на снимке свою жену бабушку Олю, такую же молодую и красивую, никак не получалось. Они погибли вместе во время обвала в шахте, оставив на попечение отца трёхлетнюю дочку Любочку. Дед Фёдор, потужив о сыне и снохе, принялся растить внучку в одиночку. И растил, надо сказать, со всей ответственностью, да так хорошо, что повзрослевшая внучка Любочка не задумываясь оставила ему на попечение уже свою пятилетнюю дочку Риточку, когда собралась уезжать в Норильск за «длинным рублём». Отца же своего девочка никогда не знала. Дед Фёдор был для неё всем: и отцом, и другом и каменой стеной. Теперь же Маргарите предстоит забрать своего лучшего друга и советчика в шумный город и предоставить ему новую современную крепость со всеми удобствами.
Из воспоминаний девушку выдернул какой-то шум во дворе. Тут же раздались взволнованные голоса грузчиков: - «Скорую! Скорую!» Рита вылетела на крыльцо и замерла от ужаса: дед полулежал на ступеньках, схватившись за сердце, и ловил ртом воздух. Только не это! Господи, пожалуйста, только не это.