- Как хотите, но больше я к вам ни ногой! - срывающимся на фальцет голосом выкрикнула теща, заметно окая на слове «ногой», и швырнула связку ключей на полированную тумбочку в прихожей.
Моя теща невыносимый трудоголик, а еще она ранний «жаворонок» по ритму своей суточной жизни. Теща являлась к нам чуть свет, пробуждая нас длиннющим звонком в дверь, как старый советский громкий будильник, который давно надоел, но выбросить жалко, поскольку еще звенит. Мы просыпались, сожалея о недосмотренном сне, с отвращением слушая некоторое время бесконечную трель звонка, закладывающую уши, лай нашей любимой собаки Дэзи, громко реагирующей на ранние тещины визиты. Моя жена Евдокия, сладко зевая, еще оставаясь в ночной сорочке, шлепала босыми ногами по паркету – шла отпирать входную дверь.
- Мама, мы не глухие, - говорила Евдокия матери.
- Оглохнешь тут, - говорил я свою в подушку, еще лежа в теплой постели.
Теща ворчала, цитируя пришедшую ей на ум пословицу: «Кто рано встает, тому Бог дает» или что-подобное… Пословицы она знает и любит, говорит, что заучила их в детстве, когда жила в нижегородской деревне в деревянной избе. Потом мы с Евдокией принимали душ, одевались, пили кофе, ели бутерброды с сыром, приготовленные накануне, и убегали на службу. А теща оставалась у нас некоторое время. Она выгуливала и кормила лабрадора Дэзи, будила и отводила в садик мою дочь Иришку, иногда мыла посуду, готовила обед, гладила белье, а порой и прибиралась в квартире. Покидала она наше жилище еще до моего прихода, что вполне устраивало меня, да и мою жену Евдокию тоже. Зовут тещу странно и весьма непривычно - Степанидой Кронидовной. Человек она не только работящий, но еще религиозный и немногословный, хотя, почему-то со мной говорила она всегда нестерпимо долго, поучая меня уму-разуму длинными нравоучениями, подкрепляя их поговорками и пословицами, и при этом заметно окая, выдавая тем самым свое нижегородское происхождение.
- Что случилось, мама? - спросила жена, посмотрев с удивлением на брошенную тещей связку ключей.
- Больше я к вам ни ногой, пока квартиру свою не освятите!
Поясню, что нашей квартире всего лишь три года, а ее освящение – навязчивая идея моей тещи, о чем она, как занудная долгоиграющая пластинка, постоянно твердила при случае и без оного, полагая, что неосвященная квартира и есть источник всех моих бед и неприятностей, случившихся после нашего переезда на новое место жительства. Не скрою, неприятности были, правда не по сакральной причине неосвященной квартиры, а скорее по моей оплошности – внезапно пропал почти новый велосипед, оставленный мной на лестничной площадке. Со слов тещи, а это я отношу более к ее фантазиям или старческому склерозу, во время ее пребывания в нашей квартире самопроизвольно открывалась запертая на ключ входная дверь, зажигался газ на кухне, смывался унитаз и откуда ни возьмись выползал большой черный таракан.
Скорее всего, скажу я вам, столь резкий демарш тещи, бросившей ключи на тумбочку и заявившей безапелляционно: «Я больше к вам ни ногой!» были ее реакцией на мой недавний разговор с ней, когда теща, оставшись со мной с глазу на глаз, вновь потребовала незамедлительного освящения нашей жилплощади. В ход были брошены неопровержимые, по ее мнению, доводы о «Божьем благословении жилища», ну и, конечно, излюбленные пословицы: «Без Бога – ни до порога», «Капля святой воды и море освящает»…
Тогда я не сдержал себя, потребовал от тещи не вмешиваться в наши дела, а ее идею, доставшую меня, я назвал мракобесием, добавив в пику теще пословицу, давно заготовленную мной в качестве достойного ответа ей: «На Бога надейся, да сам не плошай!». Теща, привыкшая меня поучать, сталкивающаяся доселе с моей терпеливой покорностью, почувствовала мой жесткий характер и впала в ступор. Ее глаза, скосившись, разъехались в разные стороны, и она неподвижно застыла в неестественной позе, в которой услышала мой резкий ответ.
- Мама, что с вами, вы здесь? - спросил я обездвиженную тещу, щелкая пальцами перед ее глазами, как это делают врачи-психиатры.
Теща качнулась, ее глаза, косившие в разные стороны, вернулись на свои прежние места, она вышла из ступора, и, жалостливо всхлипнув, выдала мне ответную пословицу:
- Обидеть-то легко, да душе-то каково...
Не буду тянуть кота за хвост, а скажу, что мы с Евдокией решили-таки принять условия тещи, которая, как ни крути, была мамой мой жены, вырастившей ее, и худо-бедно от чистого сердца помогала нам в быту.
По просьбе дочери теща пришла к нам, правда, не сразу, а только на третий день, показывая тем самым свои гордость и непреклонность. Мы сели на кухне, теща напротив нас, как за столом переговоров конфликтующих сторон, но пить поданный ей чай отказалась, отодвинув от себя чашку со свежезаваренным напитком. Говорить начала Евдокия, мягко коснувшись своих дочерних и якобы моих весьма глубоких чувств к маме, которые из-за вечных забот мы не находим времени высказывать. Потом жена объявила о нашем давнем желании освятить квартиру, что, по ее словам, только откладывалось и тоже из-за вечной текучки, поглотившей главное. Теща молчала, плотно сжав свои губы, сдерживая ворчание и цитирование излюбленных ею пословиц. Потом она, мастерски выдержав паузу (мой респект моей теще!), не поднимая глаз на меня, тем самым выражая свое презрение моему глумлению над ее религиозными чувствами, сухо через губу сказала, что сама пойдет в храм договариваться со священником о дне и часе свершения таинства и добавила, что все члены семьи должны при этом присутствовать, повторять за священником молитву, креститься и кланяться в нужные моменты как это положено. В завершение теща выпила чай, перелив его в блюдце и прикусывая кусочком сахара. Не обошлось и без пословицы, что уже подтверждало окончательное перемирие между нами: «Свет в храме не от свечи, а в душе от молитвы».
Уже на следующий день возобновились ее утренние визиты с длинными звонками в дверь, с ответным лаем собаки, с ее ворчанием и пословицами, а еще через день она объявила, что таинство освящения состоится в пятницу в полдень и что батюшку она приведет сама. Я было возмутился: «Как в пятницу? И почему именно в полдень, а работа?», но посмотрев на жену и увидев ее умоляющий взгляд, я не стал продолжать разговор, а подумал, что давно не брал отгулов, коих накопилось у меня достаточное количество.
- Что нужно сделать, мама? – спросила Евдокия.
- Перевесить икону из кладовки в красный угол, поджечь лампаду, переставить журнальный столик на середину комнаты, на него поставить хрустальную салатницу для святой воды и хрустальную рюмку растительного масла. Стол на кухне я накрою сама.
- Дома солома едома, а в гостях и овес не едят, - завершила свои распоряжения теща.
- Пить будем? - спросил я, подумав, что представится неплохой повод расслабиться.
- Не пить, а скромно отметить освящение твоего жилища. Приготовь лучше графин хорошей холодной водки да бутылку церковного кагора. Познакомишься с отцом Сергием, человеком духовным и высокого образованным. Это поможет тебе в будущем замолить грехи и стать пристойным хрестьянином, - посоветовала мне теща.
- Одеться тоже по-особому? - съерничал я, но теща, приняв мой вопрос за чистую монету, ответила:
- Да, в чистое и как на праздник - в костюм, свежую рубашку и галстук. А вы, Евдокия и Иришка, должны быть в длинных юбках и платках. Собаку нужно на время куда-то пристроить. Отвезите ее к Сониным, как в прошлогодний отпуск, или на дачу.
- Это еще зачем? - спросил я с нескрываемым недоумением.
- По Евангелию собака - нечистая тварь, - ответила теща, - нельзя ее держать в храме Божием при службе священника.
- Мама, но у нас здесь не церковь!
- Как это не церковь? Дом христианина с иконами - второй храм!
Перетерпишь пару дней и без своего зверя. «Бог терпел, да и нам велел!».
Теща ушла, а мы с Евдокией, посовещавшись, решили собаку оставить дома, спрятав ее в кладовке. Дэзи у нас полноправный член семьи и псина сообразительная, как, впрочем, и мы, ее хозяева. Объясним ей, чтобы сидела тихо и не выдавала себя. Сонины в пятницу работают, собаку не возьмут, а отвозить ее на дачу и запирать там одну канительно и не гуманно. И еще, вспомнив рекомендации тещи, назвавшей священника образованным, подумалось, что образованность и богослужение, как гений и злодейство, две вещи несовместные. Но, пообщаемся и посмотрим «ху есть ху».
В означенную пятницу теща притащилась чуть свет, разбудив нас длинным звонком в дверь и ответным лаем собаки, хотя можно было бы заявиться и позже – дать людям, взявшим отгулы, поспать. Но это моя теща, которая кроме вечной работы, молитв и пословиц знать в этой жизни ничего не желает. Она сразу занялась приготовлением праздничного обеда, но прежде грозно спросила меня, почему здесь собака? А я ей соврал, что за собакой вскоре зайдут Сонины - ждем их с часу на час. Теща успокоилась, закипела работа и ровно в десять часов по полудню все было готово – выметена и вымыта квартира, накрыт кухонный стол, источающий аппетитные ароматы, перевешена икона, зажжена лампада, поставлен в нужное место журнальный столик с нужными на нем атрибутами таинства.
- Чистота — лучшая красота, - заявила теща, все осмотрев и оставшись довольной, после чего ушла за священником, а я, глядя в глаза моей умной собаке Дэзи, втолковал ей в морду настоятельное требование пересидеть недолго одной в тишине в помещении гардеробной. Собака, уяснив сказанное, лизнув мою руку влажным языком, давая понять свое расположение и полное согласие со мной, сама побрела туда, где ей предстояло пересидеть и помолчать недолгое время.
Вскоре прибыл священник в сопровождении ликующей тещи, радостно провозгласившей с порога: «Кто к Богу, к тому и Бог!». Я поздоровался по-светски и рассмотрел святого отца, но не нашел в его облике заметных признаков служителя культа. Это был мужчина средних лет, средней упитанности в потертых джинсах, заправленных в черные сапоги на высокой платформе, и в темной вытянутой несвежей водолазке. Большие затемненные очки в золотой оправе, жидкая рыжая бороденка и удлиненные волосы на лысеющей голове делали его похожим не на служителя культа, а скорее на исполнителя рока или мотоциклиста-байкера, шныряющего с грохотом по узким городским переулкам. Далее последовало преображение – облачение в черную униформу до пят, извлеченную из черного кожаного портфеля, и золоченный крест с распятием на толстой золоченной цепи. Из того же портфеля были также извлечены нехитрые поповские инструменты - кадило и кропило. Водопроводная вода, налитая в салатницу, подсолнечное масло в хрустальной рюмке, подготовленное нами заблаговременно, были чудеснейшим образом превращены в святую воду и элей путем недолгих манипуляций в виде погружения креста и чтения молитвы скороговоркой, фантастической по скорости произношения, чему позавидовали бы и поучились студенты театральных вузов. Неторопливое зажжение свечи и разжигание кусочков ладана в кадиле сопровождалось тихим молитвенным пением тещи, впавшей в полнейшую эйфорию и обнаружившей, к моему приятному удивлению, неплохой музыкальный слух.
А потом случилось невообразимое… Но прежде мне нужно описать нашу квартиру, почти новую, приобретенную у застройщика, как я уже говорил выше, ровно три года назад. Отделочные работы, производство которых я смог контролировать лично, заключив договор со строителями, были исполнены сносно и потому мы обошлись без большого ремонта. Были и новшества, которые попали в строительную смету и от которых нельзя было отмахнуться – их навязали строители и это бесполезные, на мой взгляд, вещи: охранная сигнализация, видеосвязь, датчики пожаротушения, установленные на потолках, пульт управления въездными воротами. А теперь о происшествии, которое случилось в ходе таинства освящения, начавшегося чинно и театрально, и не предвещавшего ничего плохого. Батюшка в дуэте с распевшейся тещей запели молитву: «Господи Боже, Владыко Вседержителю, благослови, молим Ти ся, жилище сие и вся рабы Твоя, живущие в нем…». При этом батюшка энергично размахивал чадящим кадилом, звеня колокольчиками, прикрепленными к цепям, наполняя жилище густым пахучим серовато-белым дымом, и при этом смачно окропляя стены комнат и нас, созерцателей таинства, водопроводной водой. Жилище продолжало погружаться в дым, создающий чувство сакральности и ощущение временного пребывания в потустороннем мире. В этот распрекрасный момент, охмуривший нас, нежданно-негаданно сработали противопожарные звуковые датчики, установленные на потолках комнат строителями, добросовестно трудившимися под моим пристальным и чутким надзором. Звук датчиков был столь оглушительным, что спровоцировал звон оконных стекол, усиливших общий шум, и заложил уши присутствующим. Нестерпимого напора децибелов не вынесла и наша разлюбезная собачка Дэзи, выдав свое безмолвное присутствие громким затяжным собачьим лаем, вписавшимся в общую какофонию спонтанного концерта. Священник прекратил свое священное действо, постоял немного, соображая и оценивая обстановку, а потом неистово закрестился, так и не уяснив истинную причину грянувшего на нас грома. Первой пришла в себя теща, чье сознание просветлело сошедшей на нее благодатью дыма и пения. Она различила собачий лай в какофонии невыносимого гула, пала ниц пред святым отцом и испросила у него прощение за свое искушение. Тем временем я, достав стремянку, смог обесточить датчики, снимая с них крышки и извлекая оттуда аккумуляторы. Звон датчиков прекратился, но шум еще некоторое время стоял в наших ушах, что мешало расслушать раскаяние тещи, принявшей на себя всю тяжесть ответственности за присутствие нечистого животного в храме Божием и, конечно, в ход были пущены излюбленные тещины поговорки и пословицы, всегда выручавшие ее: «И на старуху бывает проруха», «Все Адамовы детки, все на грехи падки..», «Кого только черт рогами под бока не пырял», «Без раскаяния нет прощения»…
Дым с его запахом и непрозрачностью тумана несколько рассеялся, а на смену ему из рядом расположенной кухни стали проникать в залу дурманящие сознание и вызывающие обильное слюноотделение запахи накрытого стола: свежеприготовленных салата оливье, сельди под шубой и откупоренных маринованных грибочков. Священник отложил в сторону орудия своего труда кадило и кропило, нарисовал кисточкой, смоченной в подсолнечном масле, крест на лбу тещи, тем самым, очевидно, искупив ее греховное искушение, которое заключалось, как я понимаю, в присутствии собаки в освящаемой квартире, и сказал, обращаясь к теще:
- Вот тебе послушание, Кронидовна, в знак искупления твоей вины. Коль привела с собой собаку, то таинство освящения завершишь сама. Поди по комнатам, сестра моя, и нарисуй элеем кресты над окнами и дверьми. Но только помолясь.
Тещино лицо засветилось счастьем. «От радости и старики молодеют», - провозгласила она, запела и, как истинная паломница, пошла с молитвой и рюмкой масла по комнатам довершать начатое таинство. Тем временем священник разоблачился - снял свою черную униформу и крест, сложил и убрал их в портфель, помыл руки и заторопился на кухню, куда подошла и теща, продолжая светиться радостью, тихо петь и часто кланяться. Я, наблюдая за ней, решил, что святой отец, обладая гипнотическим даром, загипнотизировал доверчивую женщину. Возможно, так оно и случилось, потому что далее теща низко поклонилась священнику, приложилась к его руке, смачно облобызав поповскую ладонь, а он, осенив ее крестным знамением, вернул мою тещу в привычное состояние, после чего она, позабыв о всем другом, занялась мирскими кухонными хлопотами. Священник прочитал «Отче наш», сел во главу стола, я по правую руку от него, остальные по своим местам.
- Каков не есть, а хочется есть, - сказала теща, наливая из супницы свежеприготовленное первое блюдо из рыбы тунца.
- Коли врач сыт, то и больному легче, - ответил священник, подмигнув мне, чем немало удивил меня, употребив отнюдь не церковную пословицу, а забавную шутку из современной комедии.
- Сестра Степанида знает русские пословицы, чем снискала уважение наших прихожан, - продолжил святой отец, - предлагаю поиграть в оные, потренировать свою память, потягаться со Степанидушкой, хотя в этой части равных ей нет. Ну что, поехали?
- Где хорошо начинают, там хорошо и кончают, - поддержала священника теща.
- Начиная дело, о конце думай, - вставил я свои пять копеек, чем возмутил священника, который тотчас же одернул меня.
- Сын мой, за столом ребенок, ангелок Иришка, а потому непристойности говорить негоже!
- Мне нравится ход Ваших мыслей, - пошутил я над батюшкой, выпив рюмку холодной водки.
- Не надо демонизировать нас, попов. Мы обычные люди, сотворенные Всевышним, и, как и все прочие, не чужды человеческих слабостей и заблуждений.
- Но, отец Сергий, собака тоже тварь Божья, сотворенная Всевышним и возлюбленная им. Почему же церковь так противится содержанию собаки в доме подле человека? – задал я вопрос священнослужителю.
- Сын мой, в церкви много догм, которые умом я не принимаю и умом не поддерживаю, но я вынужден подчиняться, ибо таковы на сегодняшний день церковные правила и законы. Но, сын мой, я не против реформ, которые давно назрели в нашей среде.
- Без обеда не красна беседа, - решила сменить тему разговора теща, следуя предложению священника соревноваться в знании пословиц.
- Сухая ложка рот дерет, - сказал святой отец и провозгласил тост о здравии хозяев жилища рабов божьих Георгия и Евдокии. Выпили водки. Священник и теща складно и громко cпели в унисон «Многия лета!».
Я попросил Иришку сходить к собаке, поскольку ребенку не пристало слушать разговор взрослых людей и, вызывая священника на словесную дуэль, процитировал пошловатое высказывание:
- Сексом страдают, сексом торгуют, а без секса горюют…
Теща часто закрестилась, произнося при этом скороговоркой: «Свят, свят, свят…». А священник, в ответ на мое высказывание, к моему немалому удивлению, оказался не лыком шит, а, возможно, сказалась потребленная им холодная водочка. Он, ненадолго задумавшись, выдал нагора:
- Нынче всюду стало модно славить орган детородный!
Теща после таких слов впала в ступор, как и в прошлый раз, а я, в знак моего восхищения батюшкой, показал священнику большой палец и предложил выпить за интересных собеседников. Священник не отказался, и, продолжая меня удивлять, поддержал мой тост цитатой из братьев Стругацких:
- Целыми неделями тратишь душу на пошлую болтовню со всяким отребьем, а когда встречаешь настоящего человека, поговорить не остается времени…
Мы выпили, закусили маринованными грибочками, отец Сергий похвалил женщин за умение вкусно готовить, а стало быть, за их любовь к дому и отдельно к сильному полу, а я сказал:
- С собакой мне ясно. А вот почему наша церковь не приемлет гомосексуализм? Ведь доказано, что это не болезнь, что люди рождаются таковыми и, если следовать Вашим же рассуждениям, то и они тоже сотворены Богом, а, стало быть, и Богом они и возлюблены.
Я заметил, что мой вопрос озадачил священника, он помолчал, промокнул капельки пота, выступившие на лбу, обтер рот салфеткой и неожиданно предложил:
- Надо бы тебе исповедаться, сын мой…
- Ну, а все же?
- Коль мы сегодня вспомнили литераторов, то я отвечу тебе словами Томаса Манна: «В культурном отношении однополая любовь явно так же нейтральна, как и другая; в обеих всё решает индивидуальный случай, обе родят низость и пошлость, и обе способны на нечто высокое».
- У Вас хорошая память, батюшка!
- Это профессиональное…
- Хлеб да живот и без денег живет, а чаем на Руси еще никто не подавился, - сказала теща, выйдя из ступора и подавая чашки с крепко заваренным чаем.
- Живётся, у кого денежка ведётся, - сказал священник.
Мы еще выпили водки, но уже «на посошок», как сказал батюшка, и приступили к чаю, а теща, что-то вспомнив, всплеснула руками, убежала в комнаты. Она вскоре вернулась с запечатанным конвертом, на котором был изображен Циолковский с бородой, в круглых роговых очках и написано «День космонавтики».
- Долг платежом красен, - сказала теща и положила конверт на стол перед святым отцом.
- Взяток не берем, а благодарности принимаем, - ответил священник.
Тут меня стала подмывать водка, принятая за нашим обедом. Я осмелел и, отбросив ложный стыд и ханжество, спросил батюшку:
- Почем нынче опиум для народа?
Ответить священнику не дала теща. Она одернула меня, вмешавшись в наш разговор:
- Ничто так не оскорбляет Бога, как то, когда хулится имя Его. Простите, отче, великодушно сына божьего зятя моего, возрадовавшегося таинству освящения и посему перебравшего лишнего. Пить - ум пропить!
Священник засобирался, не забыв свой конверт, врученный ему тещей. В дверях мы с ним тепло попрощались, как близкие родственники или друзья, обнявшись и троекратно поцеловавшись. Целуясь, он шепнул мне на ухо:
- Приходи!
Я не понял, зачем мне приходить. То ли продолжать разговор, то ли выпивку, то ли подвести итог соревнования в знаниях пословиц, но на всякий случай я ответил батюшке и тоже шепотом на ухо:
- Приду!
Теща ушла со святым отцом, вечером я пошел погулять с собакой, а когда вернулся, то мы сразу легли спать, позабыв запереть входную дверь. Ночью нас пытались обокрасть, залезли в квартиру, но девочка Дэзи подняла такой пронзительный лай, что был разбужен подъезд, а злоумышленник в страхе бежал в трусах, оставив в зубах собаки свои брюки.
Когда все утихомирилось, и мы снова легли, Евдокия, обняв меня, сказала:
- Маме ничего не скажем. Не будем расстраивать старушку…
2020, Кфар-Саба