В туалете никого нет, у нас тут как после исполнения Шнитке - гробовая тишина. Виолончель треснула по деке вниз, и это почти незаметно - но звук дребезжит, обезображивая любое прикосновение, зудит, как расчесанная рана. Я кручу инструмент со всех сторон, спереди жвачку совсем не видно, главное потеснее прижать её между колен. Я пробую смычком пару минорных терций, соль звучит басовито, протяжно, ми не трещит - но я-то чувствую, где она пропускает воздух, это как старый стучащий карбюратор, так и моя Алина уже совсем старушка. Только не думайте, что я специально назвал виолончель женским именем - на ней так и было написано, когда я её купил, а мне, честно говоря, что-то менять было лень. Я знаю, наши ребята придумывают своим инструментам самые нелепые прозвища, но я суеверен - думаю, она все чувствует, во всяком случае она подставляла меня не случайно, это каждый раз был ответ на какую-нибудь гадость, которую я выкидывал с ней. Однажды оставил зимой в неотапливаемом зале, другой раз одолжил приятелю на вечер в джаз клуб, после этого отношения у нас с ней были буквально, натянутые - лопнуло две струны, пришлось менять все сразу. Да и все суеверны, перед концертом особенно. Я ослабляю пропотевший ворот белой рубахи, и беру её под мышку, выходя из туалета. Прямо по коридору - зал, слева - репетиционная аудитория, но мы поворачиваем за угол и выходим на улицу покурить. У нас отчётный концерт, я выхожу во втором отделении, играю пару пустяковых пьес, а потом сижу до окончания в зале. Макс протягивает мне сигарету, он скрипач - у него характерная манера держать подбородок немного криво, и при этом задирать нос. Очки у него совсем запотели, он делает глоток из початой бутылки коньяка.
- Сегодня играют Мэтс в "Примусе". Звучит, как баскетбольная команда, верно? - говорит он, усмехаясь.
- Надеюсь, звучат они не как баскетбольная команда, а то было бы уныло.
- Готов? - поворачивает он ко мне узкое белобровое лицо в круглых очках.
- Да нет, конечно.
- Да, я тоже. Может, бросим всю эту показную деятельность? - Он протягивает мне бутылку. Я чересчур торопливо беру её и откупориваю.
- Предлагаешь сбежать?
- Я не хочу позориться. Но тебе-то это не грозит, конечно, тебя же все обожают.
О, да ты не все знаешь, старичок. Я делаю горьковатый глоток, отдающий анисом.
- Это не коньяк.
- Верно подмечено.
Мы смеёмся.
- Они начинают через полчаса, успеем, если сейчас сорвемся.
Он пристально смотрит мне в глаза.
200520