Это моя первая книга, первые опыты. Миниатюры эти выходили сначала в газетах и журналах, потом я их собрал в книгу, которая вышла в 2000 году в Издательстве Татарстанского отделения Союза российских писателей. Многие из них я сейчас, конечно, переделал бы, но в своё время они вызвали у читателей множество откликов. Пусть уж останутся такими, какие были, - как отпечаток того времени, того меня... В книгу включены также миниатюры нашей десятилетней тогда дочери.
**************************************************
С НИЗКИМ ПОКЛОНОМ ОТЦУ И МАТЕРИ ПОСВЯЩАЮ
***
Отнюдь не простыми жизненными тропами карабкается автор этой книги к таинственной, вечно ускользающей истине. Описывая в своих этюдах и небольших эссе те или иные эпизоды из жизни, он как бы приглашает читателя подумать: «Как мы живём? Что для нас благо? Достойно ли нашего разума то, чем мы заполняем свою столь быстротечную жизнь?»
***
КОЕ-ЧТО О СЕБЕ
Мне повезло! Мне безумно повезло! Я выиграл в лотерею жизнь! Произошло это 7 августа 1950 года на Южном Урале.
Дед мой Халик был муэдзином (помощник муллы), призывал народ к вере. Отец строил новую жизнь, разрушая то, что по кирпичикам возводил дед. Я же пытаюсь примирить их в себе, насколько это возможно, стараясь понять и того и другого.
Отец работал учителем, ветеран Отечественной войны, писатель и журналист. Мама была колхозницей с тремя классами образования, но до её мудрости нам ещё расти да расти.
В семье нас было семеро детей, из них я старший. С детства простой деревенский труд был содержанием и смыслом нашей жизни. Но велосипед, лыжи, турник тоже занимали своё законное место…
Первой моей мечтой была – стать чемпионом мира по спортивной гимнастике. Потом, как и все мальчишки моего поколения, мечтал стать космонавтом. Но как-то получилось так, что я поступил в педагогический институт. Я не представлял себя учителем. От кого-то слышал, что после физико-математического факультета можно работать на заводе инженером. На этом успокоился и продолжал учиться.
Летом 1971 года в составе студенческого строительного отряда «Ирандык» работал в одной из деревень Башкортостана. И тут у меня впервые в жизни случилась любовь. Я подозреваю, что она воспринимала меня только как друга, но эти два месяца стали самыми незабываемыми в моей жизни. Тогда же я начал вести дневник, и с тех пор более или менее регулярно веду какие-то записи своих наблюдений над жизнью, людьми, над собой.
В 1973 году окончил институт и четыре года работал учителем в деревне. Но я видел, что мой характер не подходит для этой профессии. К тому же меня тянуло туда, где меня нет. Мне казалось, что там, за туманом, совсем другая жизнь. Хотелось участвовать в какой-нибудь великой стройке, о которых говорила вся страна, куда звали газеты и радио.
Эти настроения, видимо, и привели меня в 1977 году в город Набережные Челны. Это было время освоения мощностей КамАЗа. И я устроился на работу туда, где, я считал, проходит передний край борьбы за «светлое будущее» – на главный конвейер КамАЗа, слесарем механосборочных работ.
В 1979 году случайно узнаю, что на КамАЗе организуется социологическая служба. Я подошёл к начальнику этой службы Андрею Кирилловичу Зайцеву. Он поговорил со мной, и я был назначен социологом автосборочного завода. Новая работа требовала новых знаний. Я поступил на факультет социологических исследований университета марксизма-ленинизма и через два года окончил его, получив второе высшее образование.
Казалось, по этой профессии я и буду работать до конца своих дней. Но… Оказывается, слова играют в нашей жизни роковую роль. Мы ходим по краю пропасти со своей способностью складывать из букв слова.
В мои обязанности входило выяснение причин увольнений работников, проведение социологических опросов, выпуск бюллетеней «Социальные проблемы коллектива». Возможно, в целях самосохранения я должен был ограничиться лишь исследовательской работой. Но кровь отца, потомка яицких казаков, давала иногда о себе знать. В 1981 году в газете «Комсомольская правда» вышла моя статья, которая называлась «Взял на работе. Ничего особенного?» Она взбудоражила весь город. Так как оказалась первой критической заметкой о КамАЗе. В один из обеденных перерывов во всех бригадах объединения проводилось обсуждение этой статьи. Тогда мне руководитель социологической службы сказал, что истинный социолог так не поступил бы.
Маятник судьбы качал меня от одной крайности к другой. Опять работал слесарем, потом мастером, электромонтёром. Пока в 1994-ом не вернулся обратно в школу, но уже в качестве учителя технологии. Тут уж пригодились все мои знания и навыки, полученные на заводе.
Литературой увлёкся, будучи студентом. Долгие годы писал просто для себя. Эти записи из года в год накапливались, иногда создавая проблемы (из-за непонимания моего «чудачества» близкими). Однажды газета «Челнинские известия» объявила литературный конкурс под названием «Случай на свадьбе». Я подумал: «Будут писать обычные люди о своих свадьбах. Неужели уж я не смогу написать о своей, добавив кое-что интересное из других свадеб?» Три месяца писал маленький рассказик. В конце концов, получилось что-то, что меня удовлетворило. И послал в газету. Рассказ напечатали. В результате единственный приз (300 тысяч рублей) оказался мой. После этого я по мере готовности стал посылать в эту газету свои эссе и рассказы. Однажды редактор отдела этой газеты Ольга Ерашова сказала: «Марс Нафикович, ваши тексты невозможно сокращать. Вы же прирождённый журналист, почему вы не пишете?» Эти слова просто окрылили меня.
Тут я узнал о существовании литературного объединения «Орфей», где я наравне со всеми подвергся жесточайшей критике. Критика окрылила меня не меньше похвалы. Особенно после одного забавного случая. Однажды руководитель «Орфея» Николай Петрович Алешков дал нам задание разобрать стихотворение Пушкина «Цветок». Те, кто критиковал меня, в пух и прах разнесли и этот шедевр Пушкина.
Миниатюры, вошедшие в данную книгу, написаны мной в последние три года. Большинство из них уже знакомы читателям газет «Челнинские известия» и «Серебряный колокольчик». Эссе «Взгляд на мир глазами Пушкина» опубликовано в журнале «Аргамак» (1999, №5-6).
М. ЯГУДИН, апрель 2000 года
***
ПУТЬ К САМОМУ СЕБЕ
(Вместо предисловия)
Будь моя воля, я рекомендовал бы эту тоненькую книжку для внеклассного чтения во всех школах. А уж своему сыну буду предлагать её вне всякого сомнения. Да и взрослому читателю есть что почерпнуть в рассказах Марса Ягудина.
О чем же пишет этот челнинский автор, педагог по профессии, участник городского литературного объединения «Орфей», выбравший такой трудный жанр, как прозаическая миниатюра?
«Ссорятся люди, злобой искажены их лица… А где-то жаворонок поёт» - эта фраза, из которой родилось и название книги, едва ли не ключевая. Мироощущение, заложенное в ней, сродни мироощущению замечательного русского поэта Николая Рубцова: «Вот говорят, что скуден был паек, Что были ночи с холодом, с тоскою… Я больше помню ивы над рекою И запоздалый в поле огонек». Понимаете, в чем дело? Кто-то из поэтов совершенно справедливо назвал наш суровый век свинцовым – в отличие от предшествующих золотого и серебряного. И услышать пенье жаворонка, увидеть «среди тревог великих и разбоя» огонек надежды – дано не каждому.
Марсу Ягудину дано. Обходясь без фальши, без дешевого заигрывания с читателем, он пишет о том, что считает главным, определяющим в жизни. Он пишет о человеке, не умеющем скрывать свои мысли. И пусть «предельная искренность, оголенность души» признаются окружающими за расстройство ума – человек вопреки всему предпочитает оставаться самим собой. Это для него оказывается вовсе не мужеством (ему и в голову не приходит мысль о мужестве), а удовольствием.
Марс Ягудин пишет о случайной встрече в лесу со стариком, из души которого, как показалось трем юным деревенским друзьям, исходил свет. Этот свет озарил и их жизни. Ибо они до сих пор, уже сами став седыми, помнят о том старике. А отсюда вывод: «Добра и зла в жизни, скорее всего, поровну. Главное, самим не поддаться искушению, не перейти в лагерь ненависти и злобы».
Вроде бы, прописные истины. Но как они актуальны! Ведь именно на этой грани, как на тоненьком волосочке, удерживается мир: мир души человеческой, мир взаимопонимания между людьми. А раз удерживается, значит, добра в мире все-таки больше, да?
Книга Марса Ягудина учит добру и излучает свет. Источник этого света – детство, чувство родины, любовь, которая, как эстафета, передавалась восприимчивому сердцу автора его родителями, стенами деревенского дома, прекрасной природой вокруг, хорошими людьми, встретившимися в жизни.
Герой этой книги крепко стоит на ногах: «Я окунаюсь в жизнь, пробую себя, терплю промахи и удачи. Только так я могу узнать, что из себя представляю. Только эти промахи и удачи и являются настоящей школой жизни, ведущей меня к самому себе».
Удачи тебе, Марс Ягудин, – и в жизни, и в творчестве! Спасибо за хорошую, умную книгу!
Николай АЛЕШКОВ,
председатель Татарстанского отделения
Союза российских писателей,
руководитель городского
литературного объединения "Орфей"
Глава 1. МЫСЛИ ВСЛУХ
Мир хорош хотя бы тем, что он –
отличная тема для размышлений
Уильям Хэзлитт
ПРИЗНАНИЕ В ЛЮБВИ
Мама, мамочка, мамуля… Каким теплом, каким уютом веет от этих слов. И воспоминаниями…
Помню случай, связанный со знаменитым оврагом нашей деревни, в котором весной талые воды образуют такую горную реку, что она, бывало, уносила в своих объятиях даже коней. В один из таких весенних дней я, босоногий мальчишка, пошёл посмотреть, что там творится в овраге. А там оказался день самой большой воды. Не могу объяснить для чего, но я вздумал испытать себя. Над оврагом, более того, над самым водопадом, был перекинут забор. Я встал на жерди этого шаткого забора и стал раскачивать его. Шум водопада оглушил меня, водный поток вскружил голову. Я просто наслаждался своим бесстрашием, не думая ни о чём другом. Мне и в голову не приходило, что забор может в любой момент упасть, и я окажусь в этом потоке, не умея даже плавать.
Вдруг голос мамы возвращает меня к реальности. Оглядываюсь и вижу: она бежит ко мне, размахивая кулаками, платок слез с головы, и кричит что-то. Я успеваю спрыгнуть на берег и убежать от неё. Она издали ругает меня, грозится папе сказать, а у самой – слёзы на глазах.
Теперь-то я уже знаю – это была её любовь ко мне.
Вот она, усадив семерых детей и мужа за большой семейный стол, разливает чай из самовара. У самой чай уже давно остыл. Она допьёт его, когда все уже встанут из-за стола.
Теперь уж я знаю – это была её любовь к нам.
А вот она провожает нас в далёкий город на учёбу. «Не оглядывайтесь назад, нельзя», - говорит, прощаясь.
Теперь я знаю, почему нельзя. Чтобы мы не видели её слёз – слёз её любви к нам.
Прошлым летом мы, как всегда, гостили у мамы в деревне. Однажды тихим вечером сидим в саду под яблоней и пьём чай. Мама поёт нам народные песни, частушки. Так весело… На минуту она отлучилась за вареньем. Вдруг слышим её крик: «Дети, быстрее! Пожар! Бегите скорее! Вёдра берите!» Выбежала на улицу, криками: «Пожар! Пожар!» - подняла народ. Копну сена у сарая одного из сельчан, объятую пламенем, потушили ещё до прибытия пожарных.
Теперь я знаю – это было проявлением её любви ко всем, кто её окружает.
Тем не менее, ни разу в жизни я не слышал от мамы слова «люблю». Когда из города привозим ей подарки, скажет только: «Это уж зачем? Ничего мне от вас не нужно, вы только сами приезжайте каждый год». И всё. Но теперь-то я знаю – это и есть её признание в любви к нам.
В канун 80-летия мамы я отправил ей письмо, в котором были и такие строки: «Мама! Вот что написала в школьном сочинении твоя внучка: «У меня есть бабушка. Она красивая, умная, чистая. У неё руки мягкие». Ты уж извини нас, мама, мы не умеем говорить так красиво. Думаем, наверное, что наши чувства понятны и без слов. А может, смелости не хватает сказать. Пока дочь своим примером зарядила меня смелостью, скажу-ка скорее: «Мама, ты для нас – самый дорогой человек в мире, вот что ты помни всегда. Это я говорю от имени всех твоих детей, твёрдо зная, что они сказали бы то же самое».
Вижу, и мне не удалось сказать маме слово «люблю». Но она, думаю, и так поймёт. Разве дело в словах?
ДРУГ
Там, в далёкой тайге, не на шутку разыгралась пурга. Аэропорт, куда мы должны лететь, закрыт на все замки. И нам с другом остаётся только шутить да придумывать эпиграммы на сложившуюся ситуацию, дабы не впасть в отчаяние.
Тут случайно выясняется, что мы можем лететь в соседний район, откуда до нашего уже рукой подать. Ну что ж, думаем, нам не привыкать. Увидеть новые места, познакомиться с новыми людьми – не такая уж малая плата за неудобства в пути. И летим, чтобы только улететь отсюда.
Прилетев в маленький, заваленный снегом аэропортик, узнаём, что можем лететь дальше. Встаём в очередь за билетами. И тут подходит к кассе девушка. Мы, будучи в приподнятом настроении, как джентльмены, пропускаем её вперёд. И зря! После неё нам остаётся один билет на двоих.
Друг, конечно, хочет отправить меня, а я – его. После долгих споров мне всё же удаётся убедить его, что должен лететь он, а не я. Главный мой аргумент – от райцентра, куда прилетит самолёт, до его деревни в два раза дальше, чем до моей.
…«Вот и отлично, – думал я, провожая взглядом набирающий высоту самолёт, – наконец-то я с ним хотя бы частично рассчитаюсь».
И начал вспоминать... Дружба наша началась непросто. Сначала он показался мне таким гордецом, каких ещё свет не видел. Всё в нём раздражало меня: и высокий рост, и рыжие волосы, и его привычка шмыгать носом… А когда подружились, высокий рост стал признаком богатырской натуры, рыжие волосы превратились в золотистые, а привычка шмыгать носом обернулась забавной особенностью...
За что же я ему был должен? Общаясь с ним, испытывая при этом ни с чем не сравнимую интеллектуальную радость, я постоянно учился. Учился быть уверенным в себе, выполнять любое дело со вкусом, - подражая ему. Верить в лучшее, что во мне есть. Учился серьёзным размышлениям о жизни и изложению своих мыслей на бумаге, - стараясь писать достойные его ума письма... А я что давал ему взамен? Мне кажется, ничего. Поэтому я даже обрадовался представившейся возможности хоть что-то сделать для него.
Переночевав в покосившейся, но тёплой избе одной доброй старушки, на следующий день утром я уже летел над бескрайними просторами тайги, сверкающей мириадами снежинок-звёзд.
Я был так горд своим вчерашним поступком, так весело смотрел на бегущего под нами лося…
Вдруг меня осенило. Чёрт! Он же опять обвёл меня вокруг пальца! Опять заставил меня гордиться собой, своим поступком, взяв на себя всю тяжесть угрызений совести, чувства вины передо мной. И вновь он на высоте. И вновь я ему должен…
Как же мне тогда с ним расплатиться?
Этот вопрос, время от времени всплывая в памяти и после той поездки, не давал мне покоя… До тех пор, пока я в один прекрасный день не получил от друга приглашение на свадьбу. На открытке, пониже основного текста, была приписка, понятная только мне и ему: «А знаешь, кто нас познакомил? Попробуй догадаться… Ты помнишь пургу, таёжный аэропорт, один билет на двоих… девушку в очереди?..»
«Вот так! – воскликнул я тут. – Попался? Мы в расчёте?»
Постой! Это я опять горжусь собой?..
ТАЙНЫ ЗЕМЛИ РОДНОЙ
Приезжая летом в родную деревню, не могу не проведать реку Большой Ик, купаясь в водах которой я вырос. Вот и сегодня. С братом, живущим в деревне, едем на мотоцикле купаться. Едем по полям, по лугам, вдоль лесопосадок. Клубы пыли, поднимаемой колёсами, долго остаются висеть над дорогой.
Вижу какое-то странное поле с серой растительностью. Спрашиваю брата, стараясь перекричать свист ветра и грохот мотоцикла:
- А что здесь?
- Питомник лесхоза, - слышу в ответ.
- От жары всё высохло, что ли? Не поливали, наверное. Дождей-то не было.
- То, что ты видишь, только ветки, расставленные для затенения. Сама рассада внизу, под ними.
Я задумался. Взять любую деревню. Ту же нашу. Разве она своей скрытой внутренней жизнью не напоминает этот питомник? Разве можно что-нибудь узнать о ней лишь проездом? Разве для этого не нужно в ней родиться, прожить всю жизнь, а может, и умереть?
С чего же начинается Родина? Вечный вопрос. Думаю всё-таки, она начинается с наших воспоминаний.
Вот лишь один эпизод из далёкого, промелькнувшего как сон, детства.
Для деревенских мальчишек после долгой дождливой осени наступала весёлая пора – выпал первый снег. И речка начала покрываться льдом. Лёд был ещё тоненький, толщиной в оконное стекло. Но мы разве можем терпеть хотя бы день, тем более неделю, как нам сказал папа. И вот мы уже на этом льду. Играем в хоккей. Клюшки самодельные, шайба – застывший лошадиный помёт. Коньков, конечно, нет, все мы в валенках. Сквозь лёд видно, как течёт вода. Ступаешь – из-под ног, как молнии, во все стороны трещины. Но нам-то от этого ещё веселее. Прыгаем, смеёмся…
Но в один не очень прекрасный для нас момент лёд не выдерживает наших издевательств над ним. Он проваливается под нами, и мы все четверо по пояс оказываемся в воде. Речка наша не глубокая, но сильное течение и скользкое дно не дают нам встать на ноги. Братишку моего уносит всё дальше, дальше, и он вот-вот уйдёт под лёд. Тут я последним усилием встаю на ноги и кричу ему: «Дай руку!» У самого края небытия успеваю схватить его за руку и начинаю тянуть к себе, сам еле удерживаясь на ногах. Нам повезло, помогая друг другу, все четверо выкарабкались на берег.
Из валенок вылили воду; сняв носки, выжали их; надели всё обратно. И всё это – стоя на снегу. Но домой шли, дрожа не столько от холода, сколько от страха перед папиной реакцией. И действительно, отец наддал-таки нам жару – нашими же мокрыми штанами, предварительно повелев их снять. Зато мы уж запомнили этот день навсегда…
Что характерно, я не помню, чтобы на папу за это держал какую-то обиду. Брат вообще не помнит, что нас высекли. Видимо, понимали, хотя и были маленькими, что вспышка отца – лишь результат его беспокойства за нас, проявление его любви к нам.
Кажется, целая жизнь прошла после этого случая.
Однажды мы с братом Айратом, с которым как раз тонули когда-то, едем из леса. На том же мотоцикле. На опушке леса остановились, сели на траву и ждём отставший от нас трактор.
Уставшее за день, присмиревшее солнце, перед тем как нырнуть в объятия горизонта, замерло над нашей деревней. Такая тишина, что мы, поддавшись её чарам, тоже сидим молча. У каждого свои мысли. Я думаю: такого заката больше уж не будет; и нам на этом месте, в такой же тишине, так же вдвоём, вряд ли ещё раз удастся посидеть.
Отсюда наша деревня – как на ладони. Без труда нахожу я дом, который стал для нас единственным в мире. Таким его сделали воспоминания, связанные с ним.
С севера деревню защищают от холодных ветров горы. Сколько раз поднимался я на эти вершины, надеясь хоть там остудить своё сердце, охваченное пламенем таинственных ощущений юности. Об этом знаем лишь я да ветер, который, вопреки моим ожиданиям, только раздувал огонь, с которым я пытался справиться.
С юга, сразу за нашим огородом, начинаются поля. Лесные полосы, в которых мы, мальчишки, когда-то играли в «войну», разрезают их вдоль и поперёк. Их когда-то сажала наша мама. Я, до боли соскучившись по Родине, приезжаю домой. Следующим утром встаю рано-рано, выхожу в это поле и, обезумев от его красок, звуков и запахов, плачу. Навзрыд. О чём, не знаю и сам.
Ни с того ни с сего ещё одно воспоминание вклинивается в этот ряд. Над деревней ночь. В небе мерцают сотни миллионов иных миров. Я иду по дороге, ведущей к кладбищу, думая о жизни, о вечности, которая меня ожидает.
Скажите, у кого ещё есть такие воспоминания, такой взгляд на родную землю? Видимо, множество таких бриллиантов памяти и составляет для каждого своё понятие Родины.
ПРИМЕТЫ ВЕСНЫ
Сон своими мягкими крылами обволакивает ум, лишая его способности думать. Душно, как бывает душно в помещениях только весной.
Один студент решает у доски задачу, снисходительно позволяя преподавателю подсказывать формулы. Другие аккуратно переписывают за ним, не пропуская ни одного знака, ни одной цифры. «Зачем, – думает, возможно, каждый, – рисковать, забегая вперёд, если за коллективную ошибку ничего не будет, а за свою придётся отвечать».
Такая тишина, такое равнодушие в глазах…
Вдруг одно из окон аудитории распахивается настежь! В комнату врывается весенний свежий ветер и, вихрем облетев все ряды, достигает дверей, с грохотом открывает их и начинает заполнять собой коридоры и этажи.
С улицы начинает доноситься журчание ручейков, шум проезжающих по лужам машин, чириканье воробьёв. И запахи, запахи… Будто из другого мира.
Спешно закрывают окно, притворяют двери…
Казалось бы, сонная тишина сейчас вновь восстановит свои права и начнёт убаюкивать людей.
Не тут-то было!
Кто-то уже оживлённо спорит с соседом, предлагая более рациональный путь решения задачи; кто-то задаёт преподавателю вопрос, не имеющий ни малейшего отношения к уроку; а кто-то просто начинает заигрывать с девушкой, сидящей впереди…
Что только не делает с нами её величество Весна!
КРАСОТА СПАСЁТ МИР?
Этот живописный уголок на берегу реки Большой Ик был наш. Здесь три из пяти небольших озёр изящно окаймлялись деревьями и кустарником, а два – зелёной травой до самой воды. Между озёрами змеёй тянулась дорога к реке. Мы знали, что ранним летом у второго и пятого озёр можно найти дикий лук и щавель, а за третьим поворотом дороги – свербигу и борщевик. Знали также, где искать землянику, а где ежевику и костянику. Любой мальчишка знал, что около первого озера – два куста боярышника, а за пятым озером такая сочная черёмуха… На зиму мешками собирали калину. А рыба в озёрах? А уха на берегу? А пение птиц на заре?.. Словом, это был целый мир, мир нашего детства.
И вот однажды кому-то из районного начальства приходит в голову мысль, что земля эта пропадает зря. И в этот рай земной посылается… бульдозер. Вырванные с корнем деревья сталкиваются в гладь озёр. Земля вспахивается и засеивается пшеницей. Но… Как ни стараются, как ни удобряют каждый год, пшеница не растёт.
Сейчас это неприглядное место, заросшее бурьяном, представляется мне памятником человеческой глупости.
Уничтоженные человеком уголки нетронутой природы, превращённые в конюшни царские палаты, взорванные храмы… Факты эти просто кричат нам о том, что красота сама по себе не спасает мир. Она бессильна перед людским безумием. Человеком управляют его страсти. И на пути достижения своего он не останавливается ни перед чем, будь то хоть восьмое чудо света.
Что же тогда спасёт мир? Что спасёт человека в нём? Неужели классик не прав?..
УРОКИ ОТЦА И МАТЕРИ
Нам достаточно знать только, как жить. Не правда ли, такая малость! Но даже великий Лев Толстой, и тот всю жизнь мучился: «Кто я? Зачем я? Для чего я здесь?» Природа возложила решение этих задач на самого человека, на каждого из нас в отдельности. Такова цена нашей с вами свободы.
К счастью, с нами обошлись не так жестоко, как может показаться на первый взгляд. Спасательный круг есть. Жизнь сама подсказывает, как жить, если только мы не настолько ленивы, чтобы не замечать её уроков.
Вот лишь два эпизода из жизни. Мне кажется, они говорят сами за себя.
…Однажды в детстве мы с братом решили построить – ни больше, ни меньше – настоящую летнюю кухню. Но у нас хватило сил и умения сложить лишь первый ряд брёвен. Помню, сидим на этих брёвнах и рассуждаем, как будем дверь делать и главное, из чего и как крышу крыть. Так в мечтах наших только и осталась эта летняя кухня. Но отец, показывая нашу работу людям, с гордостью говорил: «Смотрите, какие у меня сыновья растут!»
От многих бед в жизни спасло меня это маленькое воспоминание, породившее в одном из уголков души полный запрет на обман отцовских ожиданий.
…Как-то летом хулиган обманным путём завладел велосипедом дочери и укатил в неизвестном направлении. Она была на грани отчаяния. Да ещё мы, не сразу примирившись с мыслью, что вор так и не будет найден, подливали масла в огонь. Но к концу этого кошмарного дня я вспомнил урок своей мамы. Я сказал дочери, как говорила в таких случаях мама: «Ладно, пусть это будет самым большим несчастьем в твоей жизни. Ты же не сделала ничего плохого, ты просто поверила ему, думая, что это – человек. Стоит ли из-за этого переживать?»
Благодарный взгляд дочери стал наградой за эти слова, за поддержку в трудный час.
Кто-то скажет: «Я уже где-то слышал это». И будет прав. Говорят же, нет ничего сказанного, что не было бы сказано раньше. В чём же тогда смысл наших поисков, блужданий, если можно вычитать правила жизни и припевающе жить по ним?
Представьте себе альпиниста, поднимающегося на гору. Его цель как будто ясна – вершина. Но вот что удивительно: он карабкается туда какими-то замысловатыми, нехожеными тропами, выбирая самый сложный маршрут. В чём дело? Оказывается, в том, что вершина – не единственная и даже не главная цель. Цель альпиниста – открытие неизведанных троп, ведущих к вершине. А главное, к себе самому.
Думаю, что-то подобное происходит и в жизни. Мы много знаем всяких истин, нас часто снабжают мудрыми советами. Но они мало чем помогают жить. Мы сами должны добраться до них своими, только нами выбранными тропами.
СЛУЧАЙ НА СВАДЬБЕ
С другом детства мы не виделись двадцать лет. А когда встретились, воспоминаниям не было конца. Сидим на берегу живописной реки, делаем вид, что ловим рыбу, а сами разговариваем. Тогда-то друг мой и поведал историю своей женитьбы, которая показалась мне довольно забавной.
«Я ехал на рыбалку, - начал он свой рассказ. – Вокзал. Вокруг однообразная масса людей. Серо всё, неприглядно. Вдруг взгляд мой задерживается на ярком пятне – девушке, стоящей ко мне спиной. Я начинаю пристально смотреть на неё. Смотрю не отрываясь. Через минуту она, о боже… оборачивается! Какие силы повернули её ко мне, остаётся загадкой до сих пор. Взгляды наши встречаются, и мы долго, с упоением смотрим друг другу в глаза…
Мы с ней не хотели пышной свадьбы. Но её родители оказались людьми старых убеждений и единственную дочь не хотели отдавать без большого застолья на всю деревню. Лето в тот год выдалось дождливое, и день свадьбы не стал исключением: с утра зарядил мелкий дождик. И так как цивилизация ещё не докатилась до этой богом забытой деревни, улицы её напоминали прифронтовую дорогу где-то на болотах. Но когда я предложил идти в загс в резиновых сапогах, будущие мои родственники чуть дар речи не потеряли: «Как? Что подумают люди?»
На регистрацию выехали на военном, крытом зелёным брезентом уазике. Всё шло нормально, пока по дороге обратно не случилось непредвиденное – машина завалилась в кювет и застряла там. Вначале мы смеялись, но вскоре невеста начала волноваться – как бы не опозориться перед людьми.
Тут я вспомнил своё обещание носить её на руках. Спрыгнул с машины, взял свою новоиспечённую жену на руки и понёс. Хотя её близость, касание её тела и волновало меня, но главной моей заботой была – как бы не уронить свою драгоценную ношу.
Я уже видел, что около дома нас встречает множество народа. Чувствовал себя героем, и в то же время было неловко, что всё внимание обращено к нам. Эти противоречивые чувства отвлекли меня от главного – от мысли о дороге, по которой так важно шагал. Я уже представлял себя идущим по красной ковровой дорожке, подобно Юрию Гагарину после полёта в космос, как вдруг… поскользнулся. Падая, попытался поставить жену на ноги, да не успел. Она упала рядом со мной, в ту же лужу. Это была катастрофа! Кто-то ахнул, кто-то засмеялся. Мы от растерянности не знали что делать. Я же чувствовал себя последним идиотом.
Тут подошла тёща и своим властным, не терпящим возражений голосом сказала: «Что за смех? – повернувшись к нам, повелела: - Сейчас же в баню!»
Это, казалось бы, несчастье связало нас крепче штампа в паспорте. Спустило с заоблачных высот на землю. Мы стали мужем и женой.
За эти годы было много всяких ударов судьбы – похлеще того падения, - сказал друг. – Но в такие минуты мы с женой всякий раз вспоминали этот случай на свадьбе и говорили друг другу: «А помнишь?..» И смеялись. А смеясь – поднимались. Поднявшись – жили дальше».
ВОЛКИ
Отец мой рассказывал такую историю. Однажды в молодости лунной ночью он шёл один по степной дороге. Шёл на свидание с любимой девушкой. Вдруг видит: впереди, прямо на дороге, лежат два волка. Отец остановился. Волки медленно повернули головы в его сторону. Отец уставился на них, они – на него.
Так прошло некоторое время. Но вот у отца, наконец, появились какие-то признаки жизни. «Что делать? – начал рассуждать он, выйдя из оцепенения. – Не будешь же вечно так стоять. Если я пойду назад, они бросятся за мной. А вперёд…» Тут он вспомнил про нож. Опустил руку в карман брюк, крепко сжал в кулаке рукоятку ножа и пошёл по блестящей под луной песчаной дороге вперёд.
Когда до волков осталось несколько шагов, они лениво поднялись со своих мест и уселись по разные стороны дороги. Отец, как во сне, прошёл между ними.
Он знал, чувствовал, что волки идут за ним. Но, помня совет матери, до самой деревни ни разу не оглянулся назад.
Шагая уже по улице деревни, он долго не мог вытащить руку из кармана (рука будто окаменела). Потом, вытащив, не мог разжать кулак, в котором был нож.
«Как же я защищался бы, если бы они вдруг напали?» - удивлялся отец потом всю оставшуюся жизнь.
ПУСТЫНИ И ОАЗИСЫ ДУШИ
Оборвалась на полпути жизнь человека. Для кого-то он был другом, для кого-то просто коллегой. Но для всех, как выяснилось потом, был и остался загадкой.
Во время поминок кто-то вспомнил о его грустных глазах, другой – о сияющей улыбке, третий – о его детской стеснительности (при его-то огромном росте). А руководитель наш заметил: «Мне кажется, мы так и не успели понять что-то главное в нём».
Быть может, ключом к пониманию «главного в нём» было его последнее выступление перед коллективом. Мы собрались в честь праздника 8 марта. Он читал свои стихи. Они были, конечно же, о женщине, о её любви и нежности. Но в его жизни, мы знали, не было того, о чём он говорил. Это были воспоминания о потерянном, мечты о несбывшемся. Не случайно в его тетради стихов появились эти строки:
Устал я быть спокойным и упрямым,
Делать вид, что я скала.
Не смог я в этом мире стать желанным,
Уйду я скоро навсегда.
Конечно, такие мысли могут посещать любого из нас. Не в том трагедия. Трагедия – в отсутствии им противовеса.
Бывает, жизнь, поворачиваясь спиной, начинает придавливать меня к земле. Все отвернулись, всё против меня. Почва из-под ног уплывает. И кажется, никто уже не в силах помочь.
Тут подбежит ко мне моя волшебница!.. Как она догадалась, в каком я состоянии?! Она крепко обнимет меня за шею и скажет только: «Бедненький папа, никто его не пожалеет».
И всё! Больше уже ничего не нужно. Какими бы огромными ни казались неприятности, они не могут перевесить сочувствие моей дочери. Меня душат слёзы радости. Я молча глажу дочь по голове, постепенно возвращаясь в надёжный мир своей семьи. Я спасён.
Как мало человеку надо! Один лишь взгляд и несколько слов – и вот уж сотворён оазис, где царствует любовь. И как мало нужно, чтобы оазисы превращать в пустыни. Тоже – один лишь взгляд и несколько слов…
ПЕРЕМЕЛЕТСЯ – МУКА БУДЕТ
Человек абсолютно уверенным может быть только в том, что испытано им самим. Предлагаю один из таких не раз испытанных мною рецептов, помогающих в трудные моменты жизни не впасть в отчаяние.
Письма её были так милы, что я уже начал строить радужные планы. Но что-то вдруг разладилось у нас. Из очередного её письма я понял только, что она сердится на меня, а за что – этого она не объясняла.
Ответ мой, выдержанный в лучших традициях дидактической литературы, тоже не блистал остроумием. К счастью, по какой-то причине он не был отправлен в этот день. Прочитав его назавтра, я понял, в каком свете должен был предстать перед той, кого не хотел потерять. Я порвал это письмо и написал другое...
В результате вот уже двадцать лет как мы вместе.
Благодаря этому жизненному опыту я приобрёл одну полезную привычку: когда средь бела дня вдруг наступает ночь или жестокий ураган сметёт всё с моей души, я хватаюсь за карандаш и бумагу и начинаю писать. Пишу до тех пор, пока не исчерпаю все мои мысли по поводу случившегося. Ругаю тех, кто причинил мне боль. Ругаю себя, что позволил причинить себе боль…
Главная прелесть этого метода в том, что наедине с бумагой ты абсолютно свободен. В то же время не усложняешь отношений с другими, пока не разобрался в себе, в своём гневе.
Но в какой-то момент говорю себе: «Стоп! Раз уж так случилось, пускай уж это будет уроком, расширяющим мои знания о жизни».
Только так, представляется мне, можно стать мудрее. А ведь мудрость тоько и спасёт нас от жизненных бурь и штормов, раз мы уже поумнели, раз нам уже недоступно беззаботное счастье резвящегося над пропастью ягнёнка.
ВСТРЕЧА НА ПРОСЕКЕ
Один мой знакомый психолог утверждал, что законы психологии управляют людьми с такой же железной необходимостью, с какой законы физики управляют природой. Позвольте, значит, мы – рабы заложенной в нас кем-то программы? Мы не способны сами принимать решения? Интересный ответ даёт на этот вопрос Зигмунд Фрейд. Он утверждает, что психическое и сознательное – не одно и то же. Благодаря этому, говорит он, мы можем с помощью сознания бороться с какими-то нежелательными проявлениями нашей психики.
Итак, как нам жить, какое поведение выбрать? Какие наши действия приносят удовлетворение и радость не только нам самим, но и близким, приближают нас к нашим благородным целям, а не отдаляют от них? Многое здесь, видимо, зависит от нас самих. Добра и зла в жизни, скорее всего, поровну. Главное, самим не поддаться искушению, не перейти в лагерь ненависти и злобы. А перейти туда очень легко. Стоит ответить злобой на злобу, враждой на вражду – и ты уже в том лагере, против которого якобы борешься.
А ведь есть другой путь, другой образ жизни. Я знаю это не понаслышке. Судьба подарила мне встречу с одним замечательным стариком.
Было это в мае, когда весна, окончательно победив зимние холода, предстаёт перед нами во всём своём величии. Мы, три друга, шли в лес заготавливать дрова для матери одного из нас. Простор полей, запах просыпающейся земли, песня жаворонка над головой – всё это после душных студенческих аудиторий создавало ощущение абсолютной свободы. Мы были в восторге и от природы, и от кипящих в нас самих жизненных сил. Мы просто опьянели от всего этого…
Но вот началась работа. И несколько часов обычных для деревенского жителя движений утомили нас, поубавив восторга. Уже не замечая прелестей природы, не слыша её запахов и звуков, мы молча работали и работали. Злились на палящее солнце, на друга, задавшего, как нам казалось, такой бешеный темп, на государство, не догадывающееся протянуть в деревню трубу из проходящего мимо газопровода…
Наконец, закончив работу, расположились на теневой стороне просеки, чтобы пообедать. И тут… Из леса появляется старик. Выясняется, что он тоже весь день работал. Но, в отличие от нас, не выглядел уставшим. Более того, он излучал свет. И мы это сразу почувствовали. Я, например, просто физически ощутил, как в меня вливается щедрый поток спокойного оптимизма, умиротворённости.
Мы пригласили его к чаю. Завязался разговор. Оказалось, отнюдь не лёгкая судьба выпала старику в этой жизни. Прошагал всю войну. Потом надо было детей поднимать. А те, повзрослев, разбежались кто куда. Остались они со старухой одни. Казалось бы, ради чего уж теперь жить? Но он излучал свет! Значит, было в нём что-то, не зависящее ни от каких внешних обстоятельств. Что? Для меня это до сих пор загадка.
Возвращаясь тогда из леса, мы вновь оказались среди безграничных просторов родного края и услышали над собой такое же, как утром, пение жаворонка… Когда мне бывает особенно трудно, я вспоминаю свои тогдашние ощущения. И с души спадает туман, и ночь кажется уже не так черна.
Долгие годы я не видел друга, с которым тогда были в лесу. И вот мы наконец встретились. Он жил в таёжном посёлке. Я спросил его, помнит ли он того старика в лесу. «Конечно, помню, – сказал он и задумался. После чего добавил: – А знаешь, когда я приезжаю к брату в город, они мне тоже говорят, что я приношу с собой покой, запах тайги и настрой на мирную неторопливую беседу. Помню, конечно. Ведь старик этот дал направление всей моей жизни».
ДВА ЭТЮДА О ВАЖНОМ
...Оказавшись в городе, недалеко от которого живёт мой давний друг, я не мог не заехать к нему. Вечером он повёл меня по своей деревне, обещая показать кое-что. Ну какие уж, думаю, в деревне достопримечательности. Дома как дома... “Здесь, - говорит друг, - живёт колхозник, а тут учитель...” Дома были обычные, такие, в каком и я родился и жил, пока не уехал учиться в город. Выделялись среди них своими размерами и внешним блеском лишь дома бывшего председателя колхоза, пчеловода и фермера.
Далее улица сплошь была застроена дачниками. Почти однотипные двухэтажные коттеджи по обе стороны улицы, казалось, тянутся до бесконечности. Я уже хотел повернуть назад, но друг сказал, что мы ещё не дошли до главной цели нашего путешествия.
И вот впереди, как в сказке, из темноты вдруг появилось это чудо. Настоящий дворец – крыльцо в готическом стиле, башенки, фонтаны, чугунная ограда... Только два “джипа” во дворе да спутниковая антенна мешают фантазии унести меня в дебри народных сказок, начинающихся со слов: “Жил-был Царь...” О внутреннем убранстве этого дворца друг мой сказал только, что в каждой из восемнадцати его комнат висят такие люстры, что ему, директору школы, чтобы купить лишь одну из них, понадобилось бы работать целый год.
Обслуживают дворец шестеро слуг, получая, естественно, зарплату от хозяина. А хозяином, к моему величайшему удивлению, оказался не какой-нибудь бизнесмен или олигарх, а ректор одного из государственных институтов. “У него зарплата лишь вдвое больше моей, - сказал друг. – А это он выставил напоказ, какие крутые взятки берёт”.
Но ведь, известно, ничего нам в жизни не даётся даром. Какую же цену заплатил этот человек за свой роскошный дворец? Что у него на другой чаше весов?
“У него была дочь, - продолжил друг, - она умерла, бросившись с восьмого этажа. У него была жена, он с ней развёлся. Вторая жена родила ему ребёнка с церебральным параличом”.
А во дворце – восемнадцать шикарно обставленных комнат. Во дворе фонтаны бьют, силясь доказать кому-то, будто за этой чугунной оградой – рай земной.
...Летними вечерами группа педагогов занималась организацией спортивных игр на свежем воздухе. Моя напарница в один из дней привела с собой сына – мальчика лет пяти. Пока мы формировали команды, объясняли детям правила игры, мальчик был предоставлен самому себе.
В какой-то момент мать забеспокоилась: мальчика нигде не было видно. Она пошла искать его. Но скоро вернулась одна. Быстро приближаясь ко мне, заговорила: “У меня пропал ребёнок, - голос её дрожал. – Он играл вон там, за кустами. Я слышала, он крикнул: “Мама!” А когда мимо проехала машина, он затих. Его увезли!.. Ой, не могу, - выдохнула она, бледнея. – Сейчас умру...”
Я, как мог, успокаивал её. Побежали искать вдвоём. Расспрашиваем людей, она зовёт: “Артур! Артур!”
Тут навстречу знакомые ребята. Они, перебивая друг друга, говорят: “Он же в школе. Сейчас только мы его там видели”.
Мальчик сидел рядом со сторожем и ждал маму. Огромный синяк на его лбу мама не сразу и заметила. А когда он сам рассказал, что случилось, лишь махнула рукой – пройдёт...
Мне показалось, только присутствие посторонних да ещё учительская привычка сдерживать себя не позволили ей тут же опуститься перед сыном на колени и заплакать. Вместо этого она лишь то похлопывала его по спине, то гладила по голове. Но глаза её!.. Они так и светились! Так и выдавали её истинные чувства!
Смотрел я на эту счастливую пару и думал: “Вот что важно! Вот что действительно имеет значение! Они встретились! Они нашли друг друга!” И таким мелким, таким ничтожным показалось всё, по поводу чего я беспокоился, нервничал все эти последние дни...
В ОСЕННЕМ ПАРКЕ
(Зарисовка)
Кленовый лист, описывая круг за кругом, бесшумно упал на землю. На самом краю длинной скамьи сидит одинокий старик. Его сухое, изборождённое морщинами лицо напоминает старинную тайнопись. Кажется, в этих причудливых узорах кроется вся информация о прожитой им жизни, сумей только прочесть.
Чем-то притягивает меня этот задумавшийся старик, чем-то он мне симпатичен. Подойти бы к нему и заговорить... Но меня останавливает от этого шага то очередной вопрос моего трёхлетнего сына, то мои собственные сомнения. Уместно ли, думаю я, вмешиваться в течение чужой жизни. Не будут ли мои вопросы выглядеть глупыми, наивными в сравнении с тем, что пережито этим стариком?
Я пытаюсь представить его молодым, подтянутым парнем, одно появление которого бросало в жар девушек. Представляю ситуации, в которых он мог оказаться, его взлёты и падения. И задаю вопрос: “А какой жизненный урок он извлёк из своей жизни?” Но ведь мои представления – лишь мои домыслы о нём. Скорее всего, я не угадываю ни одного факта его биографии...
Тут мячик моего сына закатывается под скамью, где сидит старик. Сын, пыхтя, лезет за мячом, достаёт его, выпрямляется... И видит старика. Некоторое время он молча смотрит на него. Потом спрашивает: «А это что у тебя?»
Вид маленького человечка, стоящего перед ним с выпяченным животом, оживил старика, он даже улыбнулся. Но, тут же догадавшись, что мальчика интересует орден на его груди, серьёзно ответил: «Война это, сынок».
Сын подождал немного, надеясь, что дедушка скажет ещё что-нибудь, из чего стало бы ясно, что именно он хотел сказать… Но суровый вихрь воспоминаний, видимо, вновь успел увести старика и от этого парка, и от любопытного мальчика, и от себя сегодняшнего…
А В НЕБЕ ЖАВОРОНОК ПОЁТ
Случай, о котором хочу рассказать, задел во мне, видимо, самые нужные, самые важные струны души. К нему я обращаюсь, о нём вспоминаю, когда мне нужно черпать в себе силы жить.
Оказалось, весна в тот год спешила не зря – успела-таки надеть свой зелёный наряд к рождению нашего сына. “Что ещё нужно для полного счастья! – думал я, стоя в трамвае у открытой форточки. – Мы молоды. У нас чудесный ребёнок. Впереди – жизнь...”
Ветер, врываясь в окно, трепал мои непослушные волосы. Планета утопала в лучах восходящего солнца. Трамвай мчал нас… Должен был везти на работу. А бог знает, куда он повёз. Города и люди, леса и поля, звери и птицы – всё осталось позади, где-то за туманом моих раздумий. Будто из другого мира доносились лишь неясные, приглушённые звуки…
По какой-то немыслимой спирали я поднимался всё выше и выше. Не знаю, сколько продолжался мой полёт. Но вдруг я почувствовал: в покинутом мной мире что-то изменилось. И это «что-то» мгновенно возвратило меня с небес на землю...
Два моих соседа по-прежнему жаловались на жизнь. Трамвай так и ехал своей железной дорогой… Что же произошло здесь, что изменилось? Я прислушался... И тут… Сквозь грохот трамвайных колёс, сквозь обрывки людских разговоров я услышал… пение жаворонка.
Сначала я не поверил своим ушам. «Не сон ли это? Откуда уж в городе жаворонку взяться?»
Но это не было сном. Он пел над небольшим пустырём, окружённым многоэтажными домами. Ему не было никакого дела ни до этих домов, ни до потока машин, ни до людей, которым вечно некогда – некогда остановиться и прислушаться, некогда задуматься, да и некогда, кажется, и жить.
Образ этой маленькой птицы, поющей над шумным городом, навечно запечатлелся в моей памяти. И каждый раз, вспоминая этот случай, поражаюсь я вот чему. Ссорятся люди, злобой искажены их лица, а где-то рядом жаворонок поёт. Войны сотрясают планету Земля, кровь и слёзы льются рекой, а где-то, вот он, жаворонок поёт. Мечутся люди, бредут без дороги, а в небе (слышите?) жаворонок поёт!.. Поёт свою вечную песню о любви, о мире, о радости жизни, как бы говоря: люди, вы что делаете, разумные ли вы существа?
МИР ГЛАЗАМИ ПУШКИНА
Казалось бы, нам-то уж известны его место и роль в нашей жизни. Мы-то судим о нём с такой высоты, с какой никто раньше не судил. Но приходит новое поколение – и задумывается вновь: “Что для нас Пушкин? В чём секрет его обаяния, вечной его молодости?”
По мнению академика Дмитрия Лихачёва, “тайна безмерного обаяния Пушкина в том, что он в каждой песчинке жизни, в каждом её мгновении видел, ощущал огромный, вечный, вселенский смысл. И потому он не просто любил жизнь во всех её проявлениях – жизнь была для него величайшим таинством”.
Однажды мне в школьном сочинении нужно было описать свои впечатления от осеннего леса. Весь вечер промучившись над словом, усталый, недовольный собой, я взял в руки томик Пушкина. Открыл его на случайной странице и... прочёл слова, которые так мучительно в себе искал: “Роняет лес багряный свой убор...”
“Это же чёрт знает что!” – воскликнул я, тронутый до глубины души этим ритмом, этой музыкой слов. Все слова обычные, понятные любому ребёнку. Но их сочетание!..
В том-то и фокус, что пушкинский узор из знакомых нам слов высекает в нас искру неизвестной нам мысли, - мысли, скрытой от нас, быть может, в глубинах нашего же подсознания. “Неожиданно умом мы осознаём то, что происходит в сердце”, - говорит о нашем восприятии поэзии американка А. Куиндлен.
Бывает, необычное природное явление или прекрасное в людях заставит мой дух воспарить. И тогда... “пробуждается поэзия во мне”. Я ловлю себя на том, что прокручиваю в уме пушкинские строки: “Буря мглою небо кроет...” Или “Я помню чудное мгновенье...”
Так вот же она – живая связь с гением через века! Вот же он – взгляд на мир его глазами!
Могут возразить: но ведь Пушкин – не цветное стекло, через которое мир кажется или только зелёным, или только красным. Иначе как объяснить такое множество изображённых им чувств и внутренних состояний человека? Согласен. Взгляд его, пожалуй, можно выразить словосочетанием “магический кристалл”, под которым Пушкин подразумевает вдохновение, творческий подход к жизни.
Он учит нас видеть мир таким, какой он есть. Не претендуя на знание абсолютной истины, он то одной, то другой стороной поворачивает жизнь, как бы говоря нам: посмотрите, как она прекрасна во всех своих проявлениях, как поэтична, как гармонична! В капле росы отражается Вселенная. В капле времени – Вечность. Радуйтесь данной минуте! Живите сегодня!
ЧЬИ ДОРОГИ ЛУЧШЕ
Был такой случай. В середине семидесятых прошлого века я в составе туристической группы ездил в Восточную Германию. Едем по тем местам, по которым мой папа Нафик Ягудин проехал или прошагал: сначала в качестве командира миномётного отделения, потом как сотрудник фронтовой газеты «За Родину», затем, уже в Польше, как парторг части Конного депо… Однако я ещё не сознаю, что еду по следам отца.
Но вот Брест, меняют колёса вагонов… Так папа же в сорок пятом проехал через этот город, возвращаясь на фронт после госпиталя! Следующая остановка – Варшава. Варшаву и варшавский вокзал папа видел разрушенным до основания, сейчас, конечно, всё восстановлено. Дальше маленькие станции Кутно, Коло. И Познань. Где-то здесь, в окрестностях города Гнезно, располагалось Конное депо, где служил папа.
Кстати, в Варшаве от нас отстал один наш товарищ. Он вышел поменять советские деньги на польские злотых, в это время поезд ушёл. Документов с собой нет, чужая страна... Ладно ещё он был учителем немецкого. Нашли человека, знающего немецкий, он объяснил ситуацию. Его посадили в следующий за нами поезд, и он догнал нас в Франкфурте. Без документов, без билета, без денег пересёк границу Польши с Германией! Через нашу границу он смог бы пройти?
В Германии мы проехали по городам: Франкфурт-на-Одере, Дрезден, Веймар, Галле. Галле – город-побратим Уфы, а мы из Башкортостана. Нам организовали роскошный прощальный банкет. И вот Берлин. По его разрушенным улицам папа ездил в трамвае, через Бранденбургские ворота проходил к Рейхстагу. Но сейчас тут не пройдёшь: упираешься в бетонную стену, стоят пограничники.
В какой-то день нашего пребывания в этой стране организаторы повезли нас в пионерлагерь, расположенный в лесу, и устроили встречу с немецкими пионерами. И вот мы проводим маленькую пресс-конференцию: отвечаем на вопросы детей, задаём свои.
Мне тоже захотелось высказаться. Попросил слово и говорю: «А вы знаете, почему наши лыжники на олимпиадах всегда первые?» И сам же отвечаю: «Потому что у нас такие просторы, что есть где развернуться во время тренировок». Наши, улыбаясь, одобрительно кивают, переводчик доводит мои слова до ребят. Далее я говорю: «А знаете, что мне у вас больше всего понравилось?.. Ваши дороги…»
Мне кажется, если бы я выстрелил из пушки, это произвело бы меньшее впечатление, чем мои слова. У соотечественников моих срабатывает некий рефлекс, и я со всех сторон слышу: «Зачем это?! Не надо это переводить!..» У немецких ребят недоуменные лица: чего так испугались дяди и тёти, почему так грозно смотрят на своего товарища?.. Тут только до меня доходит, что я «натворил». Посмел поднять вопрос, в котором сравнение не в нашу пользу.
В связи с этим вспоминается один мой односельчанин. Зовут его Шакур. Люди привыкли считать его дурачком. Однако, мне кажется, он удостоился этого титула единственно благодаря тому, что не умеет скрывать свои мысли. Например, проходя мимо женщин, сидящих в разгар летних работ на скамье у ворот, он громко «подумает»: «У Рамили картошка не окучена, а она сидит тут, лясы точит». Или вечером в клубе (куда, кстати, только он и ходил в галстуке и в начищенных до блеска хромовых сапогах) скажет при всех: «Сания вчера с одним парнем была, сегодня уже с другим».
Его имя в деревне давно уже стало нарицательным. Вы хотите как можно больнее уколоть того, кто говорит вам неприятную правду о вас? Тогда самое время пустить в ход выражение: «Что, теперь и ты стал Шакуром?» Это надолго отобьет вашему собеседнику охоту разговаривать с вами.
Однажды этого Шакура повезли в райцентр к психиатру, чтобы получить справку для оформления пособия. Врач высыпал перед ним пригоршню мелочи и велел посчитать. Думаете, он не справился с заданием? Как бы ни так! Посчитал с точностью до копейки! Доктор сказал, что ему в жизни приходится иметь дело и с людьми поглупее, которые к тому же занимают высокие посты, и справки, конечно же, не дал.
Мать Шакура, как только они вышли из кабинета, начала ругать его, обзывая дурачком: «Не мог, что ли, хотя бы одну копейку не заметить?» Тогда Шакур вернулся обратно и говорит доктору: «Можно я ещё раз посчитаю? Оказывается, я должен был ошибиться».
Доктор до сих пор рассказывает этот живой анекдот своим друзьям и знакомым как смешной случай из своей практики. А ведь он, как психиатр, должен был знать, что такая предельная искренность, оголенность души и есть (по крайней мере, в глазах людей) признак расстройства ума. И не смеяться над этим, а задуматься.
Теперь я, вспоминая тот случай в Германии, другие подобные случаи той поры, думаю: оказывается, я должен был притворяться, говорить не то, что думаю, отказывать себе в удовольствии быть самим собой, и всё для того лишь, чтобы, не дай бог, не подумали, что у меня не все шарики на месте…
Должен был притворяться… Должен – был? Или всё ещё должен? Времена изменились или это лишь обман зрения? Ведь Шакур ещё не реабилитирован…
***
Глава 2. «СОТРИ СЛУЧАЙНЫЕ ЧЕРТЫ»
«…и, решив не искать иной науки, кроме той,
какую можно найти в себе самом…»
Декарт
УСЛЫШАТЬ ПРИРОДЫ ЗОВ
Попробуйте представить кукушку, разучивающую песнь соловья. Или, наоборот, соловья, пытающегося освоить нехитрое “ку-ку”. Смешно? А люди занимаются этим сплошь и рядом.
Разве не бесспорно, до чего разумно организована жизнь пчелиной семьи, живущей по законам, диктуемым природой? А теперь посмотрите на людской муравейник. Можно ли с уверенностью сказать, что сравнение в нашу пользу?
Возникает, казалось бы, глупый вопрос: разумные ли мы существа? Отвечу не менее глупо: пожалуй, всё-таки разумные. Ведь именно разум своими сомнениями, способностью видеть множество вариантов сбивает нас с пути, не даёт услышать то, что для нас единственно важно – зов природы в себе.
Но как же услышать этот главный зов? Как не пропустить его, не перепутать с фоновыми шумами?
Вы не замечали, как гитарист ищет единственно верные звуки музыки? Правильно, перебирая струны, многократно пробуя на слух тот или иной звук. А как растения обеспечивают себе выживаемость? Вот именно, разбрасывая десятки тысяч семян в надежде на то, что хотя бы одно из них вырастет. Природа знает своё дело и знает хорошо. Доказательство тому – миллионы лет бесперебойной работы её механизмов. Разве мы умнее природы, создавшей нас?
Я окунаюсь в жизнь, пробую себя, терплю промахи и удачи. Только так я могу узнать, что из себя представляю. Только эти промахи и удачи и являются настоящей школой жизни, ведущей меня к себе самому.
ПАРАЛЛЕЛЬНЫЕ МИРЫ
Человек человеку – инопланетянин. Казалось бы, странное утверждение. Разве могут быть так далеки от меня любимая жена, дети или друг? Но...
Один мой вечный оппонент в пылу спора произнёс однажды: «Как ты можешь даже сравнивать меня с собой!» Наверное, он думал сильно оскорбить меня этим, а я в ответ лишь расхохотался. В самом деле, если он произнёс эти слова, подразумевая, что он выше всех, его остаётся лишь пожалеть, ведь это верный признак мании величия. Но если подойти к вопросу без эмоций, видимо, он прав: сравнивать людей невозможно. По той простой причине, что они, благодаря записанной в генах информации, неповторимому узору знаний и уникальному духовному содержанию, представляют собой разные миры.
Но тем мы и интересны друг другу! Ведь общение, этот дар богов, не могло бы претендовать на роль «единственной настоящей роскоши», будь мы роботами серийного производства.
ПОСВЯЩЕНИЕ В ЖИЗНЬ
Дочь-первоклассница пригласила меня на свой первый школьный праздник. Учительница, построив детей в два ряда, повела их в актовый зал. Смотрю, несколько учеников остались сидеть за партами. Спрашиваю: «А вы почему не идёте?» Они в ответ чуть смущённо: «Мы в классе остаёмся».
Но у самых дверей в актовый зал нас догнали две девочки (из тех, кто остался в классе) и, показывая на одного мальчика, сообщили новость: «Он же тоже не платил, почему он идёт?» Вот оно в чём дело, подумал я.
Учительница покраснела. Видно было, она ищет решение и не может найти. С одной стороны, разве мыслимо идущего на праздник ребёнка отослать обратно? С другой – девочки тоже правы. Если он идёт, почему им нельзя?
Только поставив себя на место учительницы, можно было в какой-то степени представить себе всю драматичность ситуации, в которую она неожиданно попала. Думается, у неё не было бесконфликтного выхода. Поэтому девочки просто «не были услышаны» и удалились ни с чем.
Ребят, попавших в актовый зал, ждало увлекательное представление, в котором герои сказок, поочерёдно появляясь из Волшебной книги, рассказывали о себе, загадывали загадки, играли и пели вместе с детьми.
Но самое главное выяснилось для меня лишь в конце представления. Оказывается, это был праздник Посвящения в первоклассники. Я был ошеломлён этим сообщением, зная, что часть детей в данный момент сидит в классе. В висках телеграфной азбукой застучало: «Мы в классе остаёмся… А почему он идёт? Он ведь тоже не платил».
Значит, думал я с горечью, дети, не заплатившие за выступление артистов, так и остались не посвящёнными в первоклассники? Как же они будут учиться десять лет? Какими глазами будут смотреть на других? Когда и кто вылечит их душевную рану?
Но когда мы с дочерью вышли под звёздное небо, совсем другие мысли начали занимать меня: «А может, ничего, что так вышло? – рассуждал я. – Конечно, им не досталась конфета. Ну и что? Разве горький лимон, который они получили взамен, пойдёт им во вред?»
ГЕНИАЛЬНОЕ РЕШЕНИЕ
Группе туристов предстояло переправиться на другой берег полноводной реки. Разговор шёл о том, как это сделать. Предлагались разные методы, начиная от перекидывания каната и кончая вплавь.
Среди них был старик. Он, не вмешиваясь в спор молодых, пристально всматривался в реку. Вдруг глаза его заблестели, он еле успел спрятать улыбку человека, узнавшего о том, о чём другие не догадывались.
Наконец, ему надоела болтовня молодых. Он, продолжая спокойно сидеть, заговорил: «Ребята! Я, конечно, не знаю и сотой доли того, что знаете вы… В полусотне шагов вниз по реке брод. Там мы и переправимся».
Туристы повскакали с мест и тут только заметили, что в том месте, куда показывал старик, река становится шире, быстротечней, а поверхность её – неровной, бугристой. А это – верные признаки небольшой глубины.
Не бывает ли и в жизни так: самое простое, жизненно важное решение – вот оно, рядом, под самым нашим носом. А сколько нужно прожить, сколько пройти дорог, чтобы научиться видеть то, на что смотрел всю жизнь и не видел.
Я ВЕРЮ В ТЕБЯ
(Открытое письмо дочери-подростку)
Вот и сегодня ты ушла гулять. Мама себе места не находит: где ты, с кем ты, как проводишь время? Ведь на улице столько опасностей, грязи. Кто нам дал гарантии, что грязь эта не прилипнет к тебе? Сможешь ли ты противостоять ежедневному мощному прессингу сверстников, если он направлен против лучшего в тебе?
Я помню себя в молодости. Помню то огромное давление, оказываемое со всех сторон, чтобы сделать меня таким, как все. А я думал иначе. Зачем, не понимал я, должны все непременно курить? Вот я возьму, да и не буду. Посмотрим, сможет ли меня заставить это сделать весь мир? Не смог. Мне говорили, ты всё равно когда-нибудь начнёшь пить, всё равно станешь как все. А я твердил себе: не буду я как все, не хочу я как все, я единственный такой.
Вот ты опять уходишь гулять. Мы будем волноваться, ждать тебя и надеяться, что ты и сегодня сможешь остаться собой. Что тебя не заставит сделать дурное ни угроза подонка, ни просьба друга.
Среди моих друзей были и пьющие, и курящие. Но, уважая мой выбор, они никогда не пытались навязывать мне то, от чего сейчас и сами рады бы отвыкнуть, но уже не могут.
И снова ты уходишь гулять. Уходишь в неизвестность. Уходишь потому, что тебе хочется познать этот мир. Ты ещё не знаешь, каким жестоким он может быть. Ты ещё не веришь ни одному нашему предостережению. Тебе кажется, все тебя должны любить, а значит, никто тебе не сделает ничего плохого. Ты набираешься собственного опыта. Не достался бы он тебе слишком дорогой ценой.
МАСТЕРА
Однажды я заглянул не в ту приёмную. И невольно услышал разговор, происходивший в кабинете.
- Вы же меня не знаете, откуда такое суждение обо мне? – спрашивал один.
- Со слов ваших коллег, - отвечал другой, судя по голосу, начальник.
Неужели, подумалось тогда, всё так просто: услышал о человеке чьё-либо мнение, и суждение готово?
Вспомнился эпизод из рассказа Лескова о тульском мастере Левше. Государь не стал судить о нём ни со слов своего помощника, не сумевшего разобраться в сути сотворённого мастером чуда, ни со слов самого Левши, не умеющего говорить по придворному, с лестью. Он упорно добивался одного – чтобы ему показали саму работу мастера. Заранее убеждённый в его честности, он говорил: «Мои меня не могут обманывать. Тут что-нибудь сверх понятия сделано».
У нас дома как-то сломался телевизор, и мы с сыном понесли его на ремонт. Мастер попросил нас погулять полчаса. Приходим, телевизор уже работает.
Я говорю:
- Вообще-то он и дома так же работал. Но стоит до него дотронуться, изображение исчезнет.
- Сейчас я продемонстрирую, - сказал мастер.
Подходит к телевизору, приподнимает его за угол и… роняет. Телевизор ударяется об стол, но продолжает работать.
«Ну и обиделся он, - думаю. – Сейчас окончательно доломает, а потом скажет: ремонту не подлежит». Мы в шоке, а он ещё дважды повторяет свой «номер».
Мы же дома чихать боялись около этого телевизора, а тут что делается! Насколько же надо быть уверенным в себе, в своей работе, чтобы так обращаться с тончайшим электронным устройством!
Так я познакомился с мастером, который оказался им не только по должности. Я не мог не пожать ему руку. И мне показалось в тот момент, что я жму руку самому Левше.
«СОТРИ СЛУЧАЙНЫЕ ЧЕРТЫ…»
Могу поспорить, что нет такого человека, который не был в стране, где муравьи ведут философские беседы, соловьи сочиняют музыку, а душа переполнена счастьем с утра до вечера. Это – страна детства.
Начало жизни, подготовка к полёту… Сам полёт представляется вообще фантастикой. Не погасить бы в глазах детей огонь восторга, их веру в то, что они всё могут. Наша задача – не дать им стать преждевременно взрослыми, – ворчливыми, недоверчивыми, потерявшими интерес к жизни существами.
Мы не в состоянии полностью отгородить ребёнка от агрессивной среды или контролировать каждый его шаг. Но мы можем сформировать в нём самом механизмов защиты. После чего остаётся надеяться только на самого ребёнка: на твёрдость его убеждений, на его способность противостоять злу. Но как сформировать эти убеждения? Как помочь ребёнку не заблудиться в мире тысяч ложных путей?
Художник создаёт свои шедевры путём удаления из набросков случайных линий, писатель – путём выбрасывания из текста лишних слов. Но, даже имея дело с мёртвым материалом, приходится учитывать его природное начало. Великий татарский художник Урманче любил повторять: «Ищите во всём рациональное зерно». И свои изумительные произведения из природного материала создавал, следуя этому принципу. Кусок дерева в его руках оживал, когда ему удавалось найти тот единственный образ, который только и мог быть воплощён в этом куске.
Душа ребёнка тем более не чистый лист. Огромную роль в формировании характера играет собственная логика развития души. Принимать ребёнка таким, какой он есть, не забывая, что в лучших своих проявлениях он не такой, каким притворяется, думая, что так он легче завоюет уважение сверстников.
Ищите в нём то, за что его можно любить. Усиливайте лучшие черты, и станут незаметны случайные. Только в такой атмосфере человек, пробуя и ошибаясь, падая и вставая, находит себя, свой путь. И тем самым – лучшую защиту от любых жизненных бурь и штормов.
Глава 3. ИЗ ОТЦОВСКОГО АРХИВА
ОДНА ИЗ ДОРОГ МОЕГО ОТЦА
Меня ещё нет на этом свете. А может и не будет. Отец мой едет на войну. Один шанс из миллиона, что он вернётся живым. А если и вернётся, вряд ли произойдут те послевоенные, перевернувшие его прежнюю жизнь события, без вмешательства которых даже теоретически невозможна его встреча с моей мамой.
Однако я пишу эти строки, а это значит?..
Отец мало что рассказывал нам о своей жизни. Но после его смерти выяснилось, что он всё же рассказал о себе – в очерках и рассказах, опубликованных в печати, в дневниках. С особым интересом я читаю его фронтовые дневники. Быть может, только как воспоминание об отце волнуют меня эти записи. А может, не только. Они ведь ещё и документ истории.
Итак, военный эшелон, извиваясь как змея, выползает из-за уральских гор и направляется на фронт. Лёжа на верхней полке вагона, Нафик Ягудин пишет…
«03.04.1942. Выехали первого апреля. За день до отъезда перед нами выступил комбат. Он сказал: «Мы едем на войну. Знаете!? Мы едем на войну! За Родину, за Сталина! Надо будет, умрём… Ну, струсившие есть? Таких нам не нужно! Их место не здесь…»
На другой день провожать комбата пришла его жена. Красивая женщина… Плачет… Комбат, махая из вагона платочком: «Без слёз, только без слёз…»
14.04.1942. Что такое любовь? И что ревность? Вообще, есть любовь или нет её? В нашем вагоне сегодня ночью был разговор на эту тему. Когда я проснулся, Шаров оживлённо рассказывал о том, как один лётчик любил свою жену; как, любя (за то, что она гуляла с другим), побил её; и как его арестовали, и был суд. Защитник добился его оправдания. И народ попросил этого защитника ответить на вопрос: «Что же такое любовь?» Шаров не сумел пересказать его ответ.
Я долго потом не мог заснуть, думая об этом. Вспомнилась своя первая любовь… Подумалось: а почему именно первая любовь запоминается на всю жизнь? В связи с этим вспомнил такой случай. Когда мне было четыре года, я каждый день ходил к своей безнадёжно больной, умирающей бабушке «справляться о её здоровье». Каждый раз, как я приду, она распоряжалась, чтобы из-под её подушки взяли конфету и дали мне. Потом я много всяких конфет ел в своей жизни, но все они забыты. А вот бабушкины конфеты, тогдашнюю свою радость я не забуду никогда… Мне кажется, и первая любовь напоминает чем-то эту историю.
16.04.1942. Вчера вечером долго стояли на маленькой станции недалеко от Рязани. Воздух такой, что дышать, не надышаться. В поле ещё снег, а около железной дороги освобождённая от снега и уже высохшая земля.
Спустились с вагонов и организовали песни и танцы. Недалеко от нас стоял ещё один состав. Оказалось, это эшелон едущих на фронт санитарок, в большинстве молоденьких красивых девушек. На звуки гармошки они тоже высыпали из вагонов. Я говорю гармонисту: «Пошли к ним». Танцы, пляски… Присоединились к нам и женщины из близлежащей деревни…
Мальчику шести лет говорю:
- Вот они – молодцы.
- А вы – красные бойцы, - говорит мальчик.
17.04.1942. Проехали город Калинин. Разрушенные здания, сгоревшие вагоны, торчащие из земли заводские трубы… Вид превращённых в развалины городов и сёл с каждым часом усиливает ненависть к врагу.
В поле, в окопах – тела убитых фашистов. Деревенские мальчишки собирают их в ямы и закапывают.
09.05.1942. Слова комиссара перед боем:
- Когда весь мир кипит в котле огня, с этой точки зрения и надо рассуждать… Любите землю. Копайте землю и готовьте себе укрытия… Ещё раз говорю – любите землю. Она вас от гибели спасёт, врагу не отдаст…
УЗЫ
Мы привыкли считать, что война – это ненависть, кровь и слёзы. Читая и перечитывая фронтовые дневники своего отца, я сделал одно маленькое открытие: «Ничего нет в мире драгоценнее уз, соединяющих человека с человеком». Особенно во время войны.
Итак, весна 1945 года. Отца моего, подлечив в военном госпитале, вновь отправляют на фронт. Путь его пролегает по территориям Белоруссии и Польши. Вот лишь несколько скупых на эмоции строк из отцовского дневника, подтверждающих приведённую выше мысль Антуана де Сент-Экзюпери.
«18.02.1945. Вчера в Луково вышел из вагона погулять и неожиданно встретил своего лучшего друга, узбекского парня Широва. Крепко обнялись, долго ходили, разговаривали. Мы с ним познакомились в сентябре 1944 года на станции города Барановичи и восемь дней ехали вместе до запасного полка. Там, попав в разные части, расстались. После этого он, оказывается, пять дней был в бою, участвовал во взятии Варшавы, был ранен, пролежал в госпитале и теперь снова едет в свою часть.
С чего началась наша дружба? Почему мы стали такими близкими, будто братья? Это трудно объяснить. Ведь никаких особых происшествий, о которых можно было бы сказать, что они-то и связали нас крепко-накрепко, не было.
27.02.1945. Сегодня ночевали в Праге (пригород Варшавы). С Бикбулатовым в одной квартире. Хозяева – старик со старухой и их дочери семи и трёх лет – встретили сначала прохладно, как бы недоумевая, что в такую тесную квартирку просятся переночевать. Разговорились. Хозяин, оказывается, три недели назад только вернулся из немецкого плена. Я, в свою очередь, рассказал о себе. Белолицых, желтоволосых девочек, как своих дочерей, носил на руках. Подружились. С ними вместе поужинали (их картошка, наши консервы). На ночь мы хотели лечь по-солдатски на пол, не снимая шинели и ботинок. Но они и слушать не захотели. Сами вчетвером втиснулись в одну кровать, другую предоставили нам.
01.03.1945. По длинной лестнице разрушенного вокзала поднимаемся в Варшаву. Случайно оказался рядом с молодой симпатичной девушкой. Обращаясь к ней, говорю: «Вот ведь как случается, я даже помыслить не мог, что когда-нибудь буду гулять с варшавянками». Девушка так печально посмотрела на меня… Я понял, что шутки мои не к месту. Молча шагаем рядом в людском потоке, будто мы одни. Хочется говорить с ней, узнать её горе… Не заметил, как уже оказались наверху. Девушка обернулась ко мне, поклонилась и сказала: «Прощайте! Возвращайтесь живыми домой». И зашагала по улице Варшавы, где не осталось ни одного целого здания».
*******************************************
Глава 4. КНИГА В КНИГЕ
Гульназ ЯГУДИНА. МОИ ПУТЕШЕСТВИЯ
«12 января исполнилось 10 лет одной замечательной девочке – Гульназ ЯГУДИНОЙ. Её имя хорошо известно нашим читателям. Гульназ часто присылает в редакцию нашей газеты свои рассказы. Скромность и обаятельность юной корреспондентки только украшают её талант. Мы от всей души поздравляем тебя, Гульназ, с днём рождения. Пусть в твоей душе всё ярче разгораются искорки литературных способностей».
(«Серебряный колокольчик», №4, 1999 год)
МОЙ ПУШИСТЫЙ ДРУГ
Летом я была в деревне у бабушки. Однажды мы с папой таскали воду в баню. Идя из колодца, я увидела котёнка. Он сидел на дровах и умывался. Это был чудесный котёнок. Я улыбнулась ему, и он пошёл за мной. Так он и ходил за нами, пока мы таскали воду. А потом я его покормила, и он остался у нас.
Так я нашла себе друга, с которым играла всё время, пока была у бабушки. Он не умел играть, прыгая за верёвкой, как играют другие котята. Зато я однажды заметила, что он поймал мышку. Видно, не сладко ему жилось на свободе. Ему самому приходилось добывать пищу, играть было некогда.
ЧАЕПИТИЕ
Недавно я была у двоюродного брата Андрея. Пили чай. Вкус чая показался мне необычным. Но я думала, только мне так кажется.
А Андрей сделал глоток, посмотрел на свою маму и спрашивает:
- Что это за чай?
- Сама не знаю, - отвечает ему мама. – Купила попробовать. А называется «Император».
- Не думал, - говорит Андрей, - что императоры пьют такой чай. Я и то лучше пью.
Мы засмеялись. А он даже не улыбнулся.
ЗАЯЦ В САДУ
Мы в воскресенье работали в саду. Папа копал грядки, мама сажала овощи, а я разводила костёр. Когда я ещё раз пошла за дровами, слышу, соседи кричат: «Смотрите, заяц!» Я подумала, шутят, наверное, откуда тут заяц может быть. Но тут и папа говорит: «Смотри, Гульназ, вон заяц бежит». Я обернулась и увидела зайца. Он был толстый и очень напуганный. В три прыжка достиг он нижнего угла нашего участка. Но там вдруг застрял в сетке забора. Он так дёргался, что мне стало его жаль. Но стоило папе подойти поближе, как он сразу вырвался и исчез, будто его и не было здесь. Остались только клочья шерсти на заборе да воспоминание о нём.
Папа рассказал нам вечером, как заяц этот жил зимой у нас в саду, как он мёрз под снегом, как грыз ветки нашей яблони, не находя другого корма. «Ну и что, что грыз, – сказала я. – Ему же тоже хочется жить, да, папа?»
ЗИМНЯЯ БЕРЁЗА
Зимняя берёза стоит вся в инее. Покрыта будто серебристой пылью. Я подошла, тронула ветку, и сама вся покрылась инеем. Я пошла домой, будто Снегурочка. Показываюсь маме, а вместо снежинок – капельки росы.
ВЕСЁЛАЯ СВАДЬБА
Летом в деревне я попала на свадьбу двоюродного брата Фарита. Мы поехали за невестой в другую деревню. Когда мы приехали туда, нас не пускали во двор, а потом в дом. Затем свидетели начали торговаться, чтобы мы купили невесту. Всё это продолжалось так долго, что уже перестало быть шуткой. Брат мой, жених, не выдержал. Он пробился к столу, за которым сидела невеста, стукнул по нему ладонью и сказал:
- Олеся! Поедешь со мной или нет? Или я сейчас уеду!
Тут все засмеялись и пустили его к невесте. Он подарил ей цветы, и мы поехали в свою деревню. Там мы пошли показывать невесте дорогу на родник. А когда вернулись, пили родниковую воду, бросая в ведро с водой деньги.
ПЛАКУЧАЯ ИВА
Вот ива стоит около крыльца. Ива уже выросла. Выросла так, что её веток достать невозможно.
Вдруг подходит человек. Он видит, что ива такая большая, и думает: «Как бы срубить её». И срубил. И был тогда ивушке конец.
ТАМ, ЗА РЕКОЙ
Мы с сестрой Эльвирой и двоюродным братом Андреем решили пойти в поход, когда были у бабушки в деревне Кугарчи. Сначала мы дошли до речки. Потом перешли по мостику на другой берег и начали подниматься на гору. Это были цепи гор, одна выше другой. По дороге мы видели коров, лошадей, телят.
Наконец мы устали и сели отдохнуть. Достали из рюкзачков бутерброды, сок, которыми снабдила нас бабушка. Ветер вырывал из-под нас одеяло, на котором мы сидели, и нам казалось, будто мы летим на ковре-самолёте.
Подкрепившись, пошли дальше. Видим впереди какую-то яму. Подошли ближе и увидели там чьи-то кости. Мы подумали, что здесь был людоед. Испугались и побежали с горы вниз. Было так страшно!
Когда мы добежали до речки, смотрим, за нами идёт какой-то странный человек. Мы подумали, что это и есть тот самый людоед. И побежали ещё быстрее.
Когда мы прибежали домой и рассказали всё бабушке, она засмеялась и сказала, что это, конечно же, кости животных. Потом обняла меня и, нежно похлопывая по спине, добавила: «У страха глаза велики».
ХУДОЖНИЦА
Мы летом ходили на Сабантуй. Там был концерт. Продавали шарики, сладости. Мы пошли в лес. Там пахло соснами…
По дороге домой мы увидели толпу. Подошли – и замерли.
На стульчике сидела художница. Вот она взяла в руки лист бумаги, карандаш. Усадила напротив себя женщину и начала рисовать.
У нас на глазах возникал на бумаге портрет женщины. За несколько минут работа была готова.
Это меня так поразило, что я тоже захотела стать художницей.
Когда мы пришли домой, я стала рисовать. И у меня что-то получилось.
АХМЕТ-МАСТЕР
Я приехала к бабушке в деревню Кугарчи и увидела у неё красивую, с резными узорами этажерку. Она стояла в самом почётном, красном углу дома. Я спросила у бабушки: «Кто это сделал?» И она рассказала мне такую историю.
Жил в деревне человек по прозвищу «Кумган-Ахмет». Он с детства любил что-нибудь мастерить из дерева: то свистульку сделает, то ложку вырежет… Со временем это детское увлечение стало его профессией. Он делал всё: столы и стулья, шкафы и тумбочки, оконные рамы… Он делал чудесные наличники на окна, украшение всякой деревни. Зимой все деревенские дети, в том числе и мой папа, катались на санках и лыжах, изготовленных им. А взрослые запрягали лошадей в сани и телеги, сделанные тоже его руками… Он же изготовил и бабушкину этажерку.
Теперь его уже не называют по прозвищу. О нём с уважением говорят: «Это мог сделать только Ахмет-Мастер» или «Вот это был мастер так мастер!»
ЛИВЕНЬ
Летом в деревне Байкибаш мы с сестрой Эльвирой и её подругами ходили в лес за ягодами. Набрали ягод полный бидон. Уже шли домой, как вдруг пошёл ливень. Мы были на краю леса, но нигде не было ёлки, чтобы спрятаться под ней. Тогда сестра моя сказала, что хотя бы надо встать под любое дерево. Мы побежали к первой попавшейся берёзе.
В небе сверкали молнии, гром гремел так, будто хотел испугать нас. Когда мы были уже под деревом, сестра дала мне свою кофту, чтобы я не замёрзла. Дождь кончился. Мы посмотрели на дерево, под которым сидели, и расхохотались. Оно было такое маленькое, что мы не удивились, почему промокли насквозь.
Немного погодя опять начался дождь. Мы побежали и нашли большую ёлку, под которую залезли. И чуть не сели на ёжика, тоже спрятавшегося от дождя. Я хотела взять его домой, но подруга сестры сказала, что его дом – лес.
Когда дождь перестал и выглянуло солнце, мы пошли домой. А там нас ждала мама. Беспокоилась, как мы там, под дождём. Мамины слова, бабушкины блины и чай с ягодами согрели нас.
*****************************
Книга эта увидела свет благодаря поддержке тестя моего, инвалида Великой Отечественной войны Гилязетдинова Гельмутдина Галяутдиновича. Последние 20 лет он заменял мне отца, называл меня не иначе как “Сынок”. До Дня Победы 2000 года оставалось 37 дней, когда фашистский осколок добил-таки его.
Марс Ягудин.
**********
СОДЕРЖАНИЕ
Кое-что о себе
Путь к самому себе
1. МЫСЛИ ВСЛУХ
Признание в любви
Друг
Тайны земли родной
Приметы весны
Красота спасет мир?
Уроки отца и матери
Случай на свадьбе
Волки
Пустыни и оазисы
Перемелется – мука будет
Встреча на просеке
Два этюда о важном
В осеннем парке
А в небе жаворонок поёт
Мир глазами Пушкина
Чьи дороги лучше
2. «СОТРИ СЛУЧАЙНЫЕ ЧЕРТЫ…»
Услышать природы зов
Параллельные миры
Посвящение в жизнь
Гениальное решение
Я верю в тебя
Мастера
«Сотри случайные черты…»
3. ИЗ ОТЦОВСКОГО АРХИВА
Одна из дорог моего отца
Узы
4. КНИГА В КНИГЕ
Гульназ ЯГУДИНА (10 лет). Мои путешествия