ГЛАВА . ОДНОГО ИЗ БЕЛЫХ...
Немного подумав и содрогаясь от определённости, Игорь приказал Клаве:
-Вынь из верхней полки третьего ящика ложку из чёрного дерева. Ага, вот эту! Высыпи из ящика содержимое.
- Там ещё это... Сотенными рублей семьсот, - зардела от смущения Клавочка, перебирая сережки и цепочки вперемешку с золотыми кольцами. - Ого, сколько всего!
-Ясно, враг...
Игорь утёр нос. С минуту они промолчали. Слышен был лишь легкий звон металла: Клава то ли любовалась, то ли содрогалась от бирюлек. Наконец она спросила:
- Их тоже?
Игорь стукнул себя по лбу и мысленно выругался. Золото заползла в него как большая толстая змея, заполняя его внутренности. Оно не давало дышать, а самки главное - не давало мыслить. И это было самое главное.
Игорь снова стукнул себя по лбу и показал глазами на дверь:
- Всё, мы уходим. Лежи спокойно.
Дождавшись, пока Клавочка исчезнет в проёме двери, он принялся считать до ста. Сбился, стал пересчитывать. Снова сбился... Аграфена тем временем дышала всё спокойней. Игорь стыдливо вспомнил: когда свалил и вязал ей руки, рука сама ощупала пленительные выпуклости под цветастым платьем. Тьфу... И легенда "под воров" неуклюжая, на воров они не похожи. Ни капельки. Но возбуждение охватило парня. В свои двадцать два он только раз целовался с Клавой. И возбуждение необходимо было унять.
Из груди поверженной Аграфены стал рваться булькающийм смешок. Она, словно учуяв молодею и неопытную душу, наполняла его соблазном. За этим стоял хитрый расчёт: превратить его вм мнимого или реального грабителя.
- Заткнись, паскуда, - его трясло от ненависти. Он хотел добавить по "гитлеровскую подстилку", но вовремя осадил: - - Закрывать дверь не буду. Жди, кто-нибудь осчастливит...
Аграфена задавила в себе булькающий смешок. Смеяться было не над чем и более не хотелось. Кроме того мешала повязка. Чем больше она давила, тем сильнее хотелось кричать.
Сжимая под мышкой топор, парень крадучись вышел в коридор. Прошёл по нему и возле кухни едва не сшиб с ног Капитолину Матвееан, которая замерла как соляной столб:
- Ой, батюшки святы, что деется?! Грабитель, убивец, прости Господи, сатана...
И часто принялась креститься сухой лапкой, каковой и была ее рука.
Игорь, не зная что делает, размашисто перекрестил ее правой рукой. Топор едва не выпал, но он спасительной сжал его всеми мышцами так, что глаза едва не оказались намльу, а улыбка стала как крыша у домика.
Старушка онемела. Она явно не была готова к такому обращению сатаны или грабителя.
А Игорь только усилил ее онемение.
-Аки, паки, миром Господу помолимся, - произнес он с благоговейным видом, вспомнив эпизод из фильма.
При этом губы тряслись. от усилий: давал знать о себе топор под мышкой.
Дождавшись пока Клавочкины, он стал считать до 100, как было уговорено. Сбился, стал пересчитывать. Снова сбился. Аграфена тем временем дышала, все спокойней и в ней, возбужденное, росло желание. К стыду - за новую легенду "под воров" - у Игоря прибавилось другое, когда он валил женщину на кровать его к. Поневоле ухватилась за ее круглой формы. Возбуждение охватило парня в его 25. Он только раз целовался с Клавой на танцплощадке. Следовало.поверженной Из груди у Из груди у поверженной столоваться булькающий звук. Смешок. Она, словно учуяв молодую душу, приняла силу соблазнять за этим своего хитрого счет заставить. Мнимого или реального грабителя забыться. А затем нанести ему удар исподтишка. Либо положиться на случай.
- Заткнись п******, - содрогаясь от омерзения прошептал парень он хотел добавить про фашистскую подстилку, но охладился. - Жди пока кто нибудь заглянет... дверь не закрываю.
Опрометчиво, сжимая подмышками топор, он кинулся через темноту. Сшиб с ног старушенцию, которой и была Катерина Матвеевна.
- Ой, батюшки, святы заголосила, она став крестить себя рукой, похожей на куриную лапку. - Грабитель убивец! Невинности лишают! На помощь, грабят!
Игорь низко наклонил голову, скрытую до глаз кожаной железнодорожной ушанкой и натянутым свитером. Чуть не упал, скатившись по старой деревянной лестнице, и выскочил во двор. В нос лез запах мышей, кислятины и непонятной вони, какая бывает от плесени и мусора. Выбежал скрытые ворота.
Точка сбора... Там была назначена встреча со связным. В крайнем случае - с командиром "пятерки". Место было выбрано на развалинах бывшей Коммунистической улицы переименованой в Кадетскую. Расстояние было приличное - километра 2-полтора. Из них большую часть следовало пойти осторожно, во всяком случае спокойно. Комендантский патруль обязательно останавливал любого бежавшего, просто подозрительного. По не остановившемуся открывали огонь. Проще было с полицаями. Но рассчитывать на " проще " означало подводить под собой счету. И настраиваться на провал. Так учил командир, так подсказывала совесть.
Поэтому метров через 100 он повел на заводской переулок. Игорь сбился с ног. Сказала гамме по ледяному на Восток. Он пошел вдоль развалины, где случае чего можно было затеряться. Правда, не услышал сзади шум мотора германского и грузовика едва не попал под колеса. В кабине немец. Бешено раздевающуюся покрутил пальцем возле виска, ее лишь кивнул в ответ : мол, не надо ссориться, мол, русский дурак и все такое. Чего с меня возьмешь?! Немец понятливо кивнул и, раздувая щеки, прыснул хохотом. Сосед, держа прислоненное ноги винтовку злорадно усмехнулся. Усмехнулся затем сказал что то обидное, не слышное за стеклом.
То, что произошло потом заставил его замереть с поднятым коленом. Подняв облако дыма, продолговатые, машина на гусеничном ходу остановилась. Вертевший пальцев угловой немец, показал ему взглядом зачехлил на кузов, а как же подумываю день нужны вы мне очень нашли дурака, но тут же. Отметил в. Немцах, что то. Они явно были в тыловых частях. Если фронтовики, иной раз хорошо относились к мирным жителям, Другое дело, солдаты снабжения, охранных частей. Не говоря уже о полевой жандармерии и СС. Они проявляли в лучшем случае высокомерие, в худшем - звериную жестокость. Однако середины ноября многое изменилось. Он стал замечать. Глазах у немцев любопытство потрясения. И даже затаенный страх. С тех пор, как группировку Паулюса попала в окружение под Сталинградом. И так и не была вызвана из него. Немцы стали. Не боятся они стали думать. Именно думать Именно думать. Это оставалось бежать их с подпольщиками и партизанами. Происходило это поневоле, но сути явления не меняла.
"Думающий человек Думающий..." - звучало у него вс голове. Это придавало силы. В добавок он произносил: "Товарищ Сталин, товарищи... Помогите!" Это предало двойную силу.
Раньше он говорил сам себе, когда было трудно, нестерпимо тяжко: "Товарищи Сталин, я готов жизнь за вас отдать". Теперь он словно забыл, что было раньше.
Жить необходимо настоящим. Не вчерашним, ни завтрашним Днем.
... Он запыхался, остановился. Клубы морозного воздуха выходил рвались из него. Ледяной холод обжигал внутренности. И как аксиома, с которой спорил, но - согласился:
Думающий Человек Недоступен Подчинению.
Было заметно: тёмная туча отделяется от него. Такая же туча отделалась от врагов. От всех - в целом, от каждого - по отдельности.
...Конечно, они продолжали выполнять злодейские приказы. Участвовали в обысках облавах расстреливали вешали на Участились случаи когда не только Пожилые и молодые тыловики приносили извинения на ломаном или хорошем русском. Делились продуктами или топливом. Также ругали войну. А иногда очень тихо - Гитлера, а Сталина также тихо хвалили. Случалось ругали и Гитлера, и Сталина, но это случалось крайне редко.
И вот теперь эти немцы. Звали его. В кузов. То что звал, смехом - недвусмысленно! - показывал ему глазами, что б было понятно. Итак, он приглашает его. В кузов грузовика. Согласится за останется пробежать. И схлопотать возможно пулю. Из сомнений...
Размышлял он не более секунды, хотя, казалось, прошла Вечность. Вечность Секунды... Он медленно опустил ногу. Скрипнул снег... Вдали показался патруль. Немец еще больше стал показывать глазами. "Назад!" - скомандовала одна его половина. А другая командовала - следовало зайти. Он попятился и оказался в сизовато-синих выхлопах. Подтянулся, перенес тело. Пятнистый тент... И - оказаться там, не зная, что ждет его в темном провале. Тюки с продуктами ящики с боеприпасами. Бочки с топливом. Или...
Не боись, браток свои, - оглушил его театральный, хорошо поставленный голос. Таким поют или декламируют - так, что слышно в задних рядах.
Правда, теперь ему было не до этого.
Сильные руки втащили его. Он оказался совершенно пустом ку зове. Рядом с людьми, которые смутно угадывались в совершенной темноте. То что исходило от них позволо утверждать, что это русские.
"Дурак", - успела мелькнуть мысль и погасла. Но прежде добавила: " Сам залез, позволил... Подчинился..." Хотелось Прошептать "трус ", "предатель", но он не стал этого делать.
Внутренняя сила, которая прежде помогала ему - хранила его, - не позволила это сделать. А он и не противился - помогал ей.
- Здравствуйте, товарищи! - тот же голос. - Не надо пугаться, я... мой камарад... есть немецки антифашист. Намного можем приносить пользу друг друга.
- Я понял, - сказал одними губами парень. И вместо того, чтобы "забояться" поднял руку и указал ладонью вперёд.
Так стало проще и лучше.
"А тот, кто говорит, явно немец..."
***
We есть арестован служба Абвер, - усатый с легкой проседью немец, заложив руки за спиной, прошелся по избе. - Ви понимает всю опасность свой положений?
- Нет не понимаю.
- Вас вы не есть понимает, что вас может расстреляют?! - Усатый рывком вытащил из заднего кармана диагонали брюк плоский маленький пистолет и положил его на грубую столешницу. - Итак, вы понимает вся угроза ваш положений?
- Нет не понимайт, - передразнил Варенцов, чтобы поднять себе настроение.
На самом деле все прекрасно понимал. Но существовало одно большое-пребольшое "Но". Со времен общественной и комсомольской работы он научился определять настроение людей. И управлять ими; и отсеивать самых никчемных, если те маскировались под него, аина деле ничего не могли.без на оперативных курсах. УНКВД он усвоил железное правило: с никчемными в поле не церемонятся их С никчемными "в поле" не церемонятся - их беззастенчиво прессуют, не гнушаюсь обычным мордобоем. Здесь же чувствовал все избирательный метод "от бога". Его подчеркивали доморощенными угрозами расстрела, причем в совершенно театральном, идиотском стиле. Так показалось, как будто. Допрашивающий его. Подорожал. Отрицательным персонажам из советских кинолент. Тех самых которые показывали шпионов, диверсантов и белогвардейцев людьми сугубо отрицательными. С внешностью не людей. Хотя большинство фильмов показывать их людьми. Но только - с виду.
- Я лично могу вас расстрелять, - усатый неожиданно проявил себя: заговорил с ним чисто по русски. Его прозрачно-синие глаза, окруженные сетью морщин зажглись оперативным огнем.
- Имейте в виду товарищ Варенцов, я не шучу, - в его жестких аккуратно подстриженных усиках мелькнула усмешка, - мне даны полномочия. На совести ваших партизанских бандитов суть жизни германских солдат, пущенных под откос воинских эшелонов, за это полагается. Смертная казнь через расстрел. Даже не виселица - расстрел, кстати.
Он трагически возвел глаза. Бревенчатый потолок, казалось, уменьшился в размерах:
- Машинистами и кочегарами паровозных бригад были русскими, они также стали жертвами партизанского насилия. Русское население смоленской области негодуют по этому поводу.
Он гнусно зацокал языком. Варенцову стало только противно - не более того.
Пережитая вновь встала перед ним. Он вспомнил как оказался в кабинете следователя НКВД в далёком 37-м. Перед ним снова возник ... И - прозвучал его голос из далёкого прошлого: "..." А следователь с улыбкой на лице предлагал попробовать себя в роли допросчика. "... Желаете, покажу как?" - он не торопясь поднялся, размялся правую руку и нанес короткий режущий удар по воздуху. "С врагами только так, - присовокупил он. - Так желаете?" Варенцову отрицательно замахал головой. "Что вы, что вы..." - зашептал он.
-Дай кое-что читал об этом наконец разжал губы Варенцов, - в "Смоленском вестнике" - гнусная газетенка я вам скажу... (Полковник оскалился.) ...была заметка в передовице, что руководство Партизан так показывает своё презрение к русскому народу, а полевая комендатура ваших войск выражает соболезнования погибшим русским патриотам... хм... Вы так наз ывали тех кто кто был пущен под откос вместе с поездами... Похоже на поездку в Баден-Баден - за счёт похорон от вашего фюрера...
Оставьте на шоферов покое. За это я могу немедленно немедленно прислонить к стенке.
Усатый помолчал, затем сменил гнев на милость:
- Вы умный, серьезный человек, товарищ Варенцов. Мы имеем достаточно информации о ваших намерениях. И для того, чтобы проговорить вас к смерти. И вас это не пугает. Прекрасно, вы бесстрашный человек! Нам такие им нужны.
Воронцов выпрямился: он как раз таковым не был и здорово боялся. Но этот комплимент моментально возвысил и придвинул его к усатому.
Видя что трюк удался, тот сделал вынужденную паузу. Вынул из нагрудного кармана френча платок с монограммой, обмакнул им губы, не задевая усов. Затем кинул в сторону схваченного быстрый жёсткий взгляд, который вогнал сидевшего ниже сиденья.
- Да, нам нужны умные сильные люди с прекрасной выдержкой и силой, которая зовётся бесстрашием. Вам должно быть известно это (Варенцов, не понимая зачем, кивнул.) Прекрасно, к тому же - вы осведомлены в мелочах. Нам такие тоже нужны.
Варенцов натужно усмехнулся - он решил сыграть отдать той же монетой:
- -Меня уговаривает? Да ничуть. Что вы располагаете обо мне... И что вам такие и нужны...
Его распирала любопытство собственное и располагало, что усатый (Винфред-Штахов) не сбсюкал с ним, но и не хамил. (Не прибегал к вульгарным угрозам.) Напротив, вместо нем видели и почернели достойного врага. Быть таким Варенцову оказалось необычайно приятно. Ещё бы! На ум далее пришла сына из недалеко прошлого: он обнимал секретаршу, а та мягко отстранилась и сладко постанывая. В нее тихих иирлбких "не надо, пожалуйста" чувствовалось его мужская сила, мужская воля
Здорово тогда мешал портрет товарища Сталина. Вождь хмурился; из-за под лохматых бровей и казалось летели искры. Но он совладал с собой и повалил женщину на пол. И звали ее чудно, как-то //по -графски// - графским именем...
Так как немец смотрел и смотрел, Варенцов устал вносить его пытливый взгляд. Он жеАнно поморщился, чтобы продолжить. И от его взгляды ускользнула лёгкая улыбка, застывшая в устах немца .
- Что вы располагаете... Да ничуть! Во-первых обо мне писали видел газетах до войны, публиковались мои фото. По этим заметкам можно отследить мой путь. Во-вторых ту вас конечно везде шпионы. Ну, иначе бы вы не дошли до Москвы, затем до Волги. Мы вас конечно разобьём и будем ещё воевать на вашей территории, но... У вас конечно сила, хватает всякого...
Тут он хотел употребить "дерьма", но смолчал. Вышло так, что он сокол сделал противнику комплимент. Он намеревался выказать ему уверенное "мы вам дадим!", а получилось иначе. В курсе он представил себе, что его могли слышать на Большой Земле и густо покраснел.
От Винфред-Штахов не укрылось и это.
Он выдерживал профессиональную паузу. Так как прекрасно видел: собеседник любуется собой. Таких не стоит зря хвалить, но и излишне ругать тоже.
Внезапно видео горнице все стало светлеть. Сквозь ночную тьму стал пробиваться бледно-сизый рассвет. И какой-то вязкий приятный туман залил ему голову. Пришлось закрыть глаза и усилием воли расслабить мозг. В голове тут же прояснилось. Когда открылись глаза, усатый находился совсем близко. Держа на вытянутой фотографию: на фоне снежной пелены и редких деревьев виднелся остров фюзеляжа; изломаные крылья с искривленные лопасти двигателей; обломки дюраля - во всех направлениях.
-Самолёт был сбит, - задумчиво произнес немец; сейчас он больше походил на философа или учителя, который держал его за ухо. - Зенитный огонь оказался эффективен. А самолет рухнул в пятнадцати километрах от линии фронта. Ваш центр уже знает это - он получил радиоперехват переговоров штаба люфтваффе. А будут ещё листовки для населения - с такой же фотографией.
В сокровищниц момент он наморщил лоб. В оттаявшее окне// -о стал виден // выступил силуэт в часового с МР 40 поверх белого комбинезона. Шаги были слышно так, будто раздавались под ухом. Варенцову показалось что это акт устрашения, либо часовой получил указание их обоих ликвидировать - от более высокого качеств начальства... Как было лучше, он уже и не знал.
- На снимке будет также труп в вашем полушубке, с вашим планшетом и... Одним словом многие поймут, что вы погибли или мы скрываем ваше место нахождения, - Винфред-Штахов сделал паузу и сказал с открытой улыбкой: - Вам нравится такая затея?
Варенцов молчал, выдерживая свою паузу и навязывая ее противнику. Последнее удавалось хуже, чем первое.
- О, я совсем забыл! - продолжал немец, не пряча фото. - Мы можем все оставить так будто вы...
- Продолжайте...
- Что продолжать? Ваш покорный слуга уже все вам открыл, - немец спрятал фото в нагрудной Ккарман, где виднелась большая свастика в венке из черненного металла.
- Мне надо подумать.
Варенцов сказал уклончиво, но для себя почти решил: надо торговаться за жизнь. Остальное можно скрыть, исказить. Можно даже сдать этого немца своим или убить его и оставшихся свидетелей. Но - жизнь не вернуть, если потеряешь.
Поэтому он повторил, придавая своему голосу лживое величие:
-Мне надо подумать.
-О чем? О клятве партизан,игде говорится "...и пусть меня покарает суровая рука и моих товарищей"?
Плечи Варенцова предательски колыхнулись, затем - пошли ходуном. Его пальцы вцепились в вторник, чтобы подавить желание: выть и визжать. Затем - кататься по полу.
А немец сам не унывал и не давал унывать ему:
- А что вы собственно переживаете? Помните, у Льва Толстого: "Вот прекрасная смерть!" ?
Варенцов грустно усмехнулся:
- "Евгений Онегин - лишний человек", - процитировал он учебник литературы.
Немец сделал предостерегающие движение:
- Конечно, мы вас не считаем лишним и тем более достойным смерти. Даже достойной смерти. У нас на вас другие виды...
Он нарочно употребил дореволюционной оборот, надеясь произвести впечатление.
- Какие же? - в груди Варенцова поселился холод.
Немец прошёлся:
- Ну... Они сходны с вашими. Вы должны жить. Вы достойны лучшей жизни, чем была прежде.
- Я не буду сотрудничать...
Непослушные губы Варенцова сослужили ему плохую службу. Он скривился ещё больше.
Тем не менее он произнес:
- Я предан делу Ленина-Сталина, готов умереть...
- Умрёте прекрасной смертью, гарантирую. Вас повесят на Адольфгитлерштрассе при большом стечении народа. Газеты и радио информируют обывателя кого и за что вешают. Вы можете сказать речь с эшафота. Недолгую, я вам обещаю. В духе: "Наше дело правое, враг будет разбит..."
Варенцов закрыл глаза. Слезы медленно, но верно подступали. Ему снова вспомнилась девушка в кабинете. Сколько там выплеснулось страсти...
-Не обманывайтесь, - тупо произнес он. - Сами себе не верите, а туда же.
- А вы сами себе верите, что не хотите жить?
- Слушайте вы...
***
===
***
Аню холодно колола в лицо снежная крупа. Не понял двигатель "Дугласа". Из выхлопных отверстий вырывались языки пламени. Вскоре она должна была отправится на Большую землю.
Что сулила ей встреча с куратором зафронтовом управления?
В следующий момент - сверзу-вниз - она услышала сквощь шум винтов и снежные вихри знакомый голос:
- Раненую в самолет не грузить, - и совсем близко, почти над ухом: - Назад, в лагерь. До особого распоряжения. А приказ есть?
- Есть-есть, - устало отозвался юный носильщик, что был в заячьем треухе и отсвечивал лентами от MG24.
-Ох, тяжка моя судьбинушка, - сначала цыкнул, потом произнес обладатель другого голоса, посребывая себя по заиндевевшей щетине. - На кой нам обратно эта девка? Вот на кой, едит-тудыт, а?!
Он был явно не в духе. Хотя Аню тут же тряхнуло и вскинулр наверх - ближе к звёздам. Морозный пар густо обступили ее и вырывался клубами. Вскоре ее тряхнуло, заколыхало и понесло. Дыхание носильщиков разовалрсь мерно, в такт шагам и снежному хрусту.
Нельзя сказать, чтобы Аню эта новость обрадовала или напугала. Ни то и не другое. К любой неожиданности она готовила себя всегда. От ее внимания не укрылась и такая деталь: слишком уж любезен был Варенцов. За час-два он заходил и справлялся о ее здоровье; задолго уехал на лесной адронном. Надо подумать, чтобы снег расчистили без него и замаскировались тоже с ним. И костры посадочные тоже с ним согласовали. "...Ну вот, скоро Москва златоглавая вас приласкать да приголубить, - почти заискивающе улыбался он. - Даже завидно мне. Так бы и хотелось туда, Большой театр, Кремль... Товарищ Сталин, поближе к нему, к отцу родному..." "Не завидуйте - я же ранена". " Ранения имеют и свои положительные стороны: отдых, встреча с руководством. Да и вы, уверен, сумеете его использовать по-достоинству.
Она чрезвычайно сухо поблагодарила его. За последние трое суток он стал ее утомлять. Даже осознание его присутствия за бревенчатой, проложенной мхом стеной, стягивало возле ее шеи и над головой невыносимуюдухоту, которая оказалась бы невыносима для обычного человека. Не будь у нее специальной подготовки - она бы давно сломалась и поддалась ему. От этого понимания ум ее вспыхнул озарение: так подчиняют волю, так вербуют!
"...С начальством действительно хотелось бы пообщаться, - вздохнула она. - Была бы и летная погода. И все остальные неожиданности..." " Не надо так драматизировать.. посмотрим, - улыбнулся он одними губами. - Вам не идёт, товарищ Марта. Хотя... Как правило именно мужественные личности хотят все преувеличивать. Особенно на последних степенях, когда уже все решено... Вероятно они считают, что заслужили быть слабыми, почти беззащитными. Просятся под крыло к ещё более сильной личности... Правда?"
Этот был подстроенный вопрос. Она поняла по движению губ. Она не знала что удержало его, но настаивать не стала. Велико было искушение, сразу записать его в предатели и враги народа. Именно поэтому не стала настаивать - необходимо было сперва разобраться, затем рубить с плеча.
Он улыбался, а глаза его были неподвижны. Но разве это серьезный аргумент?.. Основание для подозрения -да, вполне. А вот основание для того, чтобы морально растоптать, подчинить и использовать...
Она хотела сказать "убить", но это выглядело глупо. Как будто кто-то сильный (сильнее ее) хотел ее сделать слабой и глупой. С сонными или усталыми, испуганными глазами, высохшим и сморщенным лбом, потрескавшиеся губами.
Она судорожно сглотнула слюну, словно забывая, кто она и где находится. И в следующий момент раздался голос: " Привет от Макса. Берегись. Батя".
Батя?.. Ее словно током пронзили.
Ее уже давно не Кида в озноб. Сейчас словно колкая волна прошла по исхудалрму, но крепкому девичьему телу. А мозг пронзило током.
У Вильнера в отряде был "крот"?!?
Кричать и плакать едва ли хотелось. Хотелось остаться наедине и разобраться. Во всем и в тех, кто это ВСЕ сотворил. И только затем - в людишках, которые мешали этому ВСЕМУ развернуться вширь и в глубину, засиять невидимыми лучами, чтобы их наконец увидели те, кому пришла пора ими пользоваться, ЧТОБЫ защитить себя и все и человечество. В людишках, которые почти утратили звание человека и человечье обличии.
Перед ней смутно, окружённые сиянием вьюги, возникли лица партизан, которые несли ее. Лицо смешного паренька в заячьем треухе, лицо Бати и Варенцова.Их почему-то заслонило лицо Вильнера. На время их не стало видно, но затем, немец отступил в сторону, словно не желая мешать. И она снова оказалась в кругу СВОИХ и поняла то, что скрывал ранее невидимый луч и эти ВСЕ...
По движению губ она поняла, он хотел задать вопрос - " Правда?" Но удержался. И она не стала настаивать.
Снежная крупа стала мельчать, вскоре заметно утихла.
Ее успешно донесли до саней, что стояли недалеко от лесной дороги. Уложили на мягкие тюки с махоркой. Гривастые лошадки всхрапывали, от них валил серебряный пар. Вскоре над лесом покушалась луна со всеми ее кратерами и горами, которые были видны невооружённым взглядом. Когда ее мутновато жёлтое, с голубыми разводами яйцо оказалось над головой девушки, лошадки всхрапнули совсем громко - их заслонила широченная спина в тулупе и цигейковой шапке, с карабином наискось. Возница щёлкнул бичом - сани мягко затрещали по насту. Всхрапывания и шелест уздечки... Они доносились и сзади, но там их подпирал приглушённый мат, и который унялся от сурового приговора Бати: "Циц у меня, охальник, озарение перебьешь!"
Возможно она ослышалась, и вместо "озарение" прозвучало "настроение". Но даже если он сказал "дух" или просто "циц", она точно
такое же желание испытала - улыбнуться и не боятся...
***
Варенцов уже в кресле салона решительно сжёг письмо из Центра. Черный клубочек пепла сунул в карман бекеши - так вернее будет. Неожиданно как-то, в Москву вызывают. Не случилось ли чего? А что собственно могло случиться, чего он боялся?
По его представлению, в Москву вызывали в двух случаях: либо "из грязи в князи", либо "голову долой". Конечно, допустимы разные варианты. Но ему было удобней жить в страхе, подстёгивает себя огнем смертельной опасности. Как и другие люди с неустойчивой психикой, присущей карьеристам и авантюристам, Варенцов считал мир игрой. Кто ее автор он не знал и знать не желал: ему было проще жить в неведении. Тогда и взятки гладки - меньше ответственности. А ее и своим символом он считал Наполеона. Гитлер был ему мерзок своей излишней жестокостью, как неопрятный гость, что есть и разбрасывает куски и крошки на скатерти. Сталин... Обычно при упоминании Сталина он испытывал лёгкую или сильную дрожь. И - скрытое желание иметь при себе такого секретаря или защитника, что лёгкую и дрожь превращало в сильную. Если дрожь было не унять, Варенцов начинал хаотически, затем организовано перебирать в себе неприятные моменты, сомнительные поступки и своих врагов. Так он мобилизовал силы на борьбу с ними.
Но чем дольше это происходило, тем больше он понимал: рано или поздно человек и сила с именем СТАЛИН щелкнет его по носу. Или - спихнет его с пути, продолжи он играть в такие гнусные игры. А то, что игры отдавали гнусью, он убедился давно.
Однако, плохие мысли не давали покоя. В Смоленске во всю шли аресты. Гестапо (сиречь тайная полевая полиция) сгребла почти всю "пятерку" на Советской. Кроме "Радуги". Как только он допускал, что эта милая женщина - предатель, холод сковывал его изнутри. И от него не помогали не толстый свитер, ни белье "Хэбэ", ни бекеша. А как проверить?
"Только Крыжов может её проверить", подумал он. А там посмотрим. Выбрался же он тогда летом? Центр не зря проинформировал - из облавы. Документы, стало быть, сверхнадежные. И вообще он мужик рисковый, если выпутался в 37-м. Вышку не дали, дали лагеря.
***