Красивой тетеньке Марии Шараповой
- Какая, на хрен, послежизнь может быть в Швейцарии ?
Вильгельм Телль, снаряжая воротом, решительно зажатым меж тощих колен, лишь чуть прикрытых по моде того суматошного века нелепыми буффами, изрядно уже проржавленный арбалет с траченым шашелем прикладом и провисшей струной из трехжильного медного кабеля, сныченного кем - то из предков героя с опорной башни коллайдера и не принятого в приемном пункте цветмета единственно по благоразумию мордастого приемщика, высказавшегося кратко, но объемно, старался не поднимать глаз, прекрасно понимая ситуацию безрыбья, скоропостижно постигшую автора этой вновь плагиатной из себя сказочки. Вместо оккупирующего временно прелестные горные кантоны иезуитского выкормыша перед ним стоял, чуть пошатываясь, видимо, от полноты впечатлений бородатый Филипп, вусмерть облупошенный амфетаминами, нисколько не влиявшими на процесс его творчества, если слагание слов в фразы можно назвать творчеством. В общем, радуясь хотя бы замечательным бедрам Марии Юрьевны, столь непринужденно и красиво распахнутым, но не по центру кадра, что внушает, намекая, плагиат. Из Ивлукича. Не срабатывает триггер фантазии, хоть вот вые...сь, а отблагодарить носительницу шикарных ляжек надо.
Оушен - труа
Ад Ивлукич
Твиттеру Бэйли Джей
Словообразование копытом, ночной пир горой в апартаментах русской эмигрантки, хлеб без соуса и лысенький шустрячок в сереньком пиджачке внакидку, елозит членом меж ягодиц трипперной эмигрантки, привычно гоняя про себя разного формата мысли : где занять пару баксов и что сказать кондуктору, когда тот попрет буром, как командировочный. Мечты, нескромные и сальные о таящейся в Кале Анаис Нин, вставшей в нескончаемую очередь к гильотине, новоприбывшей в Новый Ершалаим самолетом Ханса Руделя. Толпятся оглоеды, вминают грязный снег града Божиего себе в мозг, трясутся сючками от бодрящего продвижения мусорских " бобиков ", разрезающих паломников не хуже остроносого драккара новообращенных ютов, везущих апельсины бочками на родину Ломоносова, тоже, сука, по всем канонам подлого времени сменившего пол, будто Гагарин, и ставшего гнусной актрисой кинематографа чисто для своих, для ботвы, для Кеосаяна и Симонян, славных в веках армяшек холокоста и геноцида любого более или менее привередливого потребителя цифровой чепухи.
- Горит и кружится планета, - зарыдала Гагарина, бросая шлемофон на мать сыру землицу.
- Ну, - коротко и вместительно серий на триста опровергает товарку Ломоносова, думая, как Генри Миллер, не о многом, но о едином. О родине. О скумбрии. О соседе хромом грузине, находящимся под следствием по факту растраты подведомственного ему скальпеля. Служил грузин херургом, пока не сменился парадигм и гнус лысый Кириенка порешил возродить Зою Федорову в коровьей шкуре Алешковского. Ну, порешил и порешил и х...й с ним, как говорится. Но то - то и оно - то, что у государя всех бальзаминовых было свое особенное мнение Тома Круиза. И обосралась итогом вздорная и тощая еврейка с ног до головы. А трансы ... Они трансы и есть, я уже писал на эту нелегкую тему : пока нет лавэ на сиськи фальшивые - они просто пидоры, а появилась популярность в кучах - третий пол, бля. Трансгел, мать вашу. Ледибой у косоглазых умнее звучит, правильнее, не в бровь, а на бровь, ибо "в" тычат, а "на" ложут, я же положил с прибором.
- Геодезицки, - ужасающе юные разумы рычал в аудитории профессор Кармазин, зашугивая мелкую кошелку Тицкую непонятными словесами и яростно играющей нервным тиком поясницей, - приборы ложутся впродоль рельефу, схематицки осуществляя гожесть.
Представители регионов за соседней партой вздыхали и жалобно блеяли, поминая всуе Магомадушку Шалинского, что о прошлом веке все вот тоже вот как - то вот так - то, но вышло килой и жабьей икрой. Плывет икра по бочажине, струятся воды и шатается на берегу одинокий пастух Нино Ротта или Эннио Морриконе, по х...й.
- Какого хера ? - уточняет Тицкая у декана. - Какие, в манду, приборы, ежели мануфактура ?
И нечего сказать декану. Уходит он со скандалом с руководящей должности, едет в трамвае, а выйдя из трамвая - попадает под снегоочиститель, он в аэропорт спешил, там приземлялся нефтяной магнат, надо было выехать перед носом самолета и к такой - то матери все и всех. А тут декан бросается.
- Не бросался он, - шумят старухи из трамвая, разбивая окна молотками, бережно хранимыми на всякий случай в дерматиновых сумках от " Луи Четырнадцатого ", - кондуктор его швырнул.
Очевидицы, хули. А кондукторов - то еще в сорок втором отменили ! Шалишь. Расстреливают старух из пулемета, оттаскивают трупы на Семипалатинский полигон и там зарывают в почву. Проходит миллион лет. Рождается Шампольон и копает землю в степи Чойболсана. Находит остатки старух. Слава, диссертация, кафедра. Молебен. Скорбь. Тысячи сериалов и мириады книг, Млечин, Шишкин, Чапман. Ставят Шампольона во главе. Он кричит :
- Геодезицки приборы ложутся.
И через семьсот поколений потомки Лизки Тицкой, два брата - близнеца и сестрица еще сходят с ума, осознав, что ничто не ново под Луной.
А я, жалея когда - то неплохо игравшую в игры разума Криську, попробую расшифровать Розетский камень, взяв за основу перевода не чушь Птолемидов, а Элизабет Тейлор, клюквенно, конечно, воплотившую нетленный образ на широкоформатном экране. И вынужден повториться снова. Уровень. Как началом конца теннисистки был Первый ( Кейт Бекинсейл не даст соврать ), такЪ концом начала стала сумка Собчак. А Труа просто город.