Из двух зол следует выбирать известное.
Л. Шабаршин –
глава внешней разведки КГБ СССР
Лесная лужайка... Ни ветерка, ни хруста из лесу... Ничего... Только звуки перелетающих ос с одного цветка на другой, да тихий шум от роя мошкары. Редкие бабочки спят на тростинках, как неживые.
Я тоже чувствую себя полуживым. Вернее, выпавшим из водоворота жизни. Леность, великая леность разлилась по всем клеточкам тела и овладела им до безобразия. Даже думать лень. Это состояние ещё бы так длилось и длилось, если бы что-то вдруг не прошумело в левом ухе. Вздрогнув, открыл глаза. Ну, да... Всё же нашла.
– И что ты тут делаешь? – Спросила Тоня, не вынув изо рта травянистой соломинки.
– Я в нирване.
– В нирване? Лёжа? Не смеши.
Ей, кстати, тоже было как-то, скорей всего, всё равно. Жара достала. Но здесь, на поляне, еще на полужухлой траве и среди полевых цветов, непонятно откуда берущими влагу, было приятно. Специфический запах августа. Полная расслабуха. Какое счастье... Тоня тоже молчала, усевшись рядом и облокотившись на правую ладонь, смотрела вдаль, как бы ничего не замечая.
– Сейчас я готова утонуть в проруби. – Проговорила она, поправив соломенную шляпку, которая была так ей к лицу, как, впрочем, и любая другая. – Пойдём к реке. Разлёгся! Хватит лениться.
– Не пойду.
– Почему?
– Лень. Лень матушка обуяла. – От удовольствия я даже сладко потянулся.
– Пусть тебе будет хуже. – Сказала, ловко вскочила без помощи рук, в её-то годы, и, сексуально покачивая бёдрами, не оборачиваясь, направилась в сторону реки.
Река изгибалась невдалеке. Примерно в полутора километрах вниз по косогору. И потому течения почти не было заметно. Это было наше место с юности. И никогда сюда не ступала иная нога. Только мы. По крайней мере, когда мы здесь находились.
Непонятно, что мне вдруг приспичило с ней познакомиться. Ведь по собственной воле. Ноги, фигура??? Всё при ней. Даже слащавое лицо очень правильной формы с интригующими чертами... Да всё, что необходимо для глаза мужчины, при ней. Плюс умные глаза, особенно когда они сосредоточены. И искристо-блестящие, когда хочет выразить радость. Правда, есть маленькое “но”: самый интересный и ужасный её недостаток, очень сомнительное утверждение, – амбивалентность характера. Даже и не знаю, довольна ли она сама своим состоянием вечного изменения настроения. Что называется – из огня да в полымя. До невозможности иногда действует на нервы. Мы знакомы уже более тридцати лет... Долгий срок. Оба свободны. И не свободны. Внутренне.
– О чём это я? Совсем не в ту степь. Она права. Пойду окунусь.
Тоня лежала на прибрежной зелёной траве совершенно нагая. Полное расслабление тела. Завораживающее зрелище.
– Поцелуй меня. – В этом шёпоте было больше приказа, чем просьбы.
Даже если бы она не попросила, у меня желание целовать это тело, пусть еще и непросохшее, было настолько велико, что во рту всё пересохло. Я дотронулся до её совершенно спокойной груди и хотел было её...
– Не хулигань. Не место. – Тоня открыла глаза. – Не знаю, что я в тебе нашла. Но ты так вкусно целуешься. Иди освежись. Я подожду.
Вот это и есть её вечное состояние изменчивости желания. Боже, она так всё ещё хороша. Наклонившись над ней, окунулся в приоткрывшиеся, жаждущие губы...
Потом мы вместе долго плескались в реке. Мокрые поцелуи напомнили мальчишеские годы. Я был влюблён в ту тонкую, прелестную девушку, от которой никогда не узнаешь правды её чувств. И сейчас также... Вполне возможен очередной бзик. Она любила это слово.
– Сегодня вечером у нас. Боря будет дома. Пообедаем вместе. Он спрашивал о тебе. По каким-то причинам его к тебе влечёт. Оговорки не принимаются.
– Определённый повод?
– Да. Моему несмышлёнышу 22. Сегодня будем только мы.
Дома, на письменном столе лежала недопроверенная последняя версия докторской диссертации по вероятностно-статистическому моделированию в медицине. После реки само название вызывало некоторую скуку. Через месяц защита, а потом с докладом в Оксфорд. Почему в Оксфорд так и непонятно. В октябре там противно. Дожди, дожди...
Нет. К чёрту диссертацию, статистику с её бесконечными выборками... Кто бы мне из моего мозга выбрал всё ненужное, всё давно замшелое, что мешает жить. Вот на какую тему нужно писать диссертации. С большей пользой для человека.
Упал на кушетку в надежде заснуть. Суббота. Красивое название дня. Говорят, оно от древнееврейского слова “шабат” – день заслуженного отдыха. Заслуженно красивое. Закрыл глаза. О, эти полураскрытые губы... Сегодня же к ней. На Бориса день рождения. Я вчера купил себе новый супер-дупер ноутбук. Хороший подарок. Ему понравится. А она опять начнёт упрекать в транжирстве с лёгкой иронией в глазах. У неё какая-то странная ко мне привязанность. Как давно я её знаю?! Тысячу лет.
Борьке, как она его называла, уже двадцать два. Вот время летит. После окончания университета ей предложили работу в Ленинграде. Тоня на дух не переваривала холод. А тогда согласилась с видимой лёгкостью. Для меня это было, даже не знаю как выразиться, чем-то вроде предательства. Молодой был и глупый, хотя и с университетским образованием за плечами. Тоня окончила Горный и там, в ленинградском Горном, намечалась её научная работа. Тем более, что преддипломная практика была именно там, и она нашла себе руководителя. Хвасталась им: молодой доктор наук аж в двадцать девять лет. И не женат. Это было сказано с явной издёвкой. Исключительно для меня. Только для чего? Позлить? Ей это удалось.
В наши планы брак не входил даже при том, что мы уже были вместе более двух лет. Устраивал интим. И желание у нас, как ни странно, учиться, в смысле рвения, было обоюдным. В Горном институте теория вероятностей и статистика были необходимы в расширенном объёме. Часто приходилось решать нестандартные задачи. Что ж, интересно и льстило самолюбию. А потом... А потом она уехала. И как Одиссей – вёсла в воду... И ни слуху, ни духу.
Вернулась лет через семь. Климат её достал, понимаете ли. Кандидат наук с пацаном на руках. Правда, место на кафедре геоэкологии в Горном институте её ждало по рекомендации декана, академика. За годы её прибывания в Ленинграде мне не довелось там побывать ни разу. И вдруг звонок в дверь. Она и мальчишка лет пяти-шести. Неудавшийся, по-видимому, роман.
После её отъезда по уши ушёл в науку. Кандидатская, докторская..., время летит быстро. С возвращением Тони – ещё быстрее. Борис оказался смышлёным пареньком ещё в начальных классах. Всё норовил решать задачи по-своему. С ним было интересно. Вопросы не по-возрасту.
– Ты не забыл, зачем и к кому пожаловал? – Тоня, явно довольная ситуацией, скептически-насмешливо улыбнулась.
– Мама, не мешай, сейчас самое важное.
– Вот-вот, приготовь нам завтрак, – не оборачиваясь, с явным удовольствием промолвил я.
– Ну, тогда я в парикмахерскую.
– Ну, ладно, – недовольно пробурчал Боря. – Это на полдня. Пойдём. Мама, а что на завтрак?
Как будто это было вчера. А сегодня ему двадцать два. Студент-математик. Мои с ним занятия возымели толк.
Поспать не удалось. Раздался гнусный звонок телефона.
– Ты что, спишь? Что за голос. – Это тоже друг моего детства, однокурсник Гриша. Он имел обалденное чутьё звонить, когда мне этого меньше всего хотелось, – Старик, а по ледяному пиву? Есть что обсудить. Приезжай. У меня гость из Парижа.
– Козлова вернулась?
– Да. Она там охмурила академика. Теперь вся из себя. Очень хочет тебя. Везунчик.
– Жаль, но сегодня не могу. Дай ей трубку.
– Ты как всегда. Не можешь забыть Тоньку. Завтра у мамы. Можешь взять её с собой, если всё ещё страдаешь. Целую. – Нет, надо же так? Прошло столько лет, а голос и манеры, как и тогда. Сорви-голова. Пробивная девка. Красивая была, но тупая. В голове одно – с кем и когда. После первого же семестра вылетела. Оказывается, удачно.
Наконец, стало тихо. Сумбурный день. Надо же, ничего не делал, а как будто разгрузил вагон с цементом. Так. Ничего не хочу, никуда не хочу... Хочу отключиться.
Утонуть в ванной. Хорошая идея. В ванной восстанавливается порядок в голове после ледяного ополаскивания. Решено.
Опять этот истошный звонок. Убью любого.
– Извини. Боря стесняется спросить, что ты предпочитаешь выпить.
– Студёную воду.
– Понятно. Кто ещё залез в твою душу? Если настроение плохое, не приходи. – раздались гудки, быстрее грустные, чем раздосадованные.
– Всё! Бегом в душ.
Еле тёплая вода ласкает тело. Под ней легко думается... Неужели с возрастом все становятся флегматиками. Или только холостые. Стал за собой замечать определённые странности. Работа приводит в уравновешенность. Это надо закончить. Но уже нет той радости юношеского азарта. Женщины? Это, опять же, в юности. Кровь бурлила. А сейчас? Сейчас его величество случай. Уже под пятьдесят. Ну, и какие, смерти подобные, тревоги влюблённости... Всему своё время. Тони, Оли, Светы... Нет, всё-таки я становлюсь ипохондриком. Такие мысли приведут ... Даже боюсь произнести это слово. Срочно холодной воды и к Борису. Мне с ним только и интересно. Жаль, он по другой специальности. Заберу его к себе в аспирантуру.
– И никаких резких движений! – С вымученной от холода улыбкой произнёс, глядя на себя в зеркало и растирая тело, покрывшееся пупырышками от ледяной воды.