Туман. книга седьмая. глава четвёртая

               

                КТО НЫНЧЕ В БЕЗОПАСНОСТИ?

--Карл Францевич, - зашептал помещик, прижимаясь плечом к доктору, сидящему и так совсем рядом, - у меня появилась идея!

--Как сбежать? – Таким же шёпотом ответствовал гоф-медик.

Разговор прервался. И не оттого, что пришла надобность нечто обдумать, а оттого … что я забежал наперёд, упустив кое-какие важности, из-за коих нашим героям стало за надобность перешёптываться, а не вести привычную беседу в голос.

Ещё совсем немного времени тому назад, в самый разгар схватки с похитителями, Кирилла Антонович удостоился весьма ощутимого удара в висок, от которого он чувств не лишился, но сопротивляться на время перестал. Этого самого «на время» хватило нападавшим, чтобы наскоро связать руки помещику, и надеть на голову дурно пахнущий мешок, пошитый из заплесневевшей материи.

Тогда же досталось и Карлу Францевичу, вскочившему на ноги, и поспешившему на помощь Кирилле Антоновичу.

При всём уважении к гоф-медику и к его благородным порывам не могу не укорить его за его решения, принятые в спешке, пусть и добродетельного свойства. Одно из таковых решений позволило оставить у себя за спиною одного из бандитов. Результат не замедлил сказаться – сразу противно заныло темя, стало малость подташнивать и в носу появилась вонь от плесени. Руки стали ограничены в движениях.

Сопоставляя происходившие события по незримому хронометру, удалось определить момент надевания мешков на головы похищенных и звук от удара пролётки о чугунный столб.

Как бы там ни было, но тот грохот был услышан в уезжающей пролётке и, скорее всего, понят верно – одной, если не главной причиной встречи столба с колесницей был, вне всякого сомнения, Модест Павлович. И это означало, что он жив, и ему (чего никак не хотелось принимать на веру) нужна помощь.

Можете ли представить себе нечто подобное, а? В какой-то там стране какой-то там Европы два буржуа, окружённые похитителями, сокрушаются не о том, что им самим нужна помощь, а о том, что их друг может не дождаться помощи от них, связанных, благодарение Небесам, только по рукам, и вдыхающих смрад заплесневевшей материи.
И как бы далеко не отнесли нас сравнения и восхваления наших героев, самое время поворотить наше повествование в жерло творящихся событий. Мы остановились на прерванном диалоге Кириллы Антоновича и Модеста Павловича.

Хотя, нет, надобно сказать ещё такое – помещик хоть и не видел из-за мешка на голове, но превосходно понимал, что сидит в окружении не очень добрых людей, которые ни за какие коврижки не дозволят переброситься словечком с иным похищенным. Потому-то и пришла в голову Кириллы Антоновича мыслишка пользовать для передачи другу своего плана обычайную неровность дороги, благодаря коей седоков на пролёточной скамейке и раскачивало, и прижимало друг к дружке.

Распробовав сей способ – качнуло, прижались, сказали (пардон, прошептали) парочку словечек, помещик приноровился имитировать покачивание пролётки на ровных участках дороги. И в конце концов склеился таковой разговор.

--Да! И не перебивайте, а слушайте!

Дальнейшую беседу описываю, не принимая во внимание «антракты» между покачиваниями.

--Я, как можно шире, разведу руки в локтях, вы же, напротив, сведите их вместе так, дабы они напоминали копьё. Пусть и с сильной натяжкой, но напоминали. По моей команде … пусть то будет словцо «Пли!», вы протягиваете руки к моей голове и срываете этот шутовской колпак. Я проделываю то же самое с вашим … головным убором. По моим расчётам помешать друг дружке мы не сможем, поскольку ваши сведённые руки пройдут через мои разведённые.

--А дальше, что?

В любом шёпоте, я имею ввиду разговор на очень малой звучности и на любые темы, хоть амурные, а хоть и заговорщицкие, просто немыслимо трудно определить саму интонацию проговариваемого шёпота. Вот и в случае с вопросом гоф-медика невозможно было понять, что сокрыто за словами «А дальше, что?» Нетерпение перед повторной схваткой? Ожидание вероятного проигрыша? Надежда на некий план, что был задуман загодя, и оттого сулил Викторию? Бог весть, а только вопросец задан, и толкование его подоплёки у каждого своё. Как, к слову, и у Кириллы Антоновича.

--Не знаю, даже предположительно. Мы похитителям нужны живыми, чтобы выпытать у нас то, что составляет их интерес. И поверьте, методы и способы выпытывания из нас того, из-за чего мы подверглись похищению, вы станете вспоминать с отвращением до самого своего последнего часа. Если эти похитители не приблизят его неприлично близко ко дню сегодняшнему. Или мы попытаемся освободиться, или нам лучше не дожидаться конца поездки. А она, кстати, может завершиться в любой миг. Что вы на это скажете?

--Как вы думаете, сколько их рядом с нами?

--Снимем колпаки, и узнаем. Готовы?

--Так точно!

--Тогда – пли!

Если бы план помещика не удался, то похитители до самой своей старости со смехом рассказывали бы, сиживая за бутылкой винца, как похищенные ими приезжие господа посходили с ума со страху до такой меры, что принялись ни с того ни с сего потешно лупцевать друг дружку, едва не дойдя до взаимного смертоубийства.

Эта потешность, основанная на действии связанными руками двух мужчин, лишённых возможности видеть, и привела к желаемому результату. Но, не сразу.

Услыхав командное словцо «Пли!» Карл Францевич, как и было уговорено, быстрёхонько свёл локотки вместе и не протянул их, а просто-таки метнул свои руки снизу-вверх и малость в левый бок. Как раз туда, откуда прозвучала команда к действию.

Расчёт оказался верен, а направление манёвра малость сплоховала. Растопыренными перстами гоф-медик угодил Кирилле Антоновичу в глаз.

Услыхав невразумительную ругань, доктор мелко, но шустро перебирая перстами по мешку и, заодно по лицу, добрался до макушки помещика, и потянул пахнущую плесенью тряпицу с головы друга. И сам разразился на всю пролётку истинно солдатской бранью.

--Отчего так? – Спросите вы? Отвечу с охотой.

Лишь только была отдана команда, о которой уж говорилось, Кирилла Антонович развёл свои локотки по сторонам, аки орёл в полёте, малость поворотился вправо и камнем, пущенным из пращи, бросил руки вниз. Именно туда, откуда доносился вопросец весьма сомнительно свойства «А дальше, что?».

Персты, как и ожидалось, ухватили презренный мешок, но вот ладошки-то успели огреть по Карла Францевича по темени, как назло по тому самому месту, кое пострадало от удара нападавшего бандита. Эту оплеуху доктор терпеть молча не стал, а принялся вторить причитаниям помещика, получившего увесистый тумак по глазу. Обмен любезностями состоялся.

Похитителям бы не сравнивать происходящее в пролётке с комическим скетчем, а ещё в зародыше пресечь начавшуюся потасовку, но не случилось. Мнимая успокоенность от почти исполненного задания совсем ослабила вожжи, призванные сохранять бдительность. За что и наступила расплата.

Мотая головою из стороны в сторону Карл Францевич по-молодецки вскочил на ноги, и с разворота ударил локтем оторопевшего похитителя в грудь. Тот нелепо взмахнул руками, и принялся открывать часто рот, словно рыба, попавшая на сушу. Тут его достал ещё один удар тем же локтем, но уже в лицо. Спиною вперёд похититель покинул пролётку.

У Кириллы Антоновича положеньице было не лучше. Он ощущал сильнейшее жжение в правом глазу, словно в него засыпали полнёхонький каминный совочек горячего песку. Оттого было больно опустить веко, не менее больно было и приподнять оное. К тому же глаз обильно исходил слезьми.

Кто хоть разочек испытывал подобное, тот поймёт, каково это глядеть одним глазом, да терпеть неудобство в ином. Худо это, правду скажу, худо. Однако же без худого не случается доброе, если я верно помню эту поговорку. Добрым оказалось мгновенное и всеразрушающее озлобление на всех и на вся. На Карла Францевича, на похитителей, на способ, коим был снят вонючий мешок с головы, на трясущуюся пролётку, на связанные руки … всего и не счесть! И сумма всех сущих и выдуманных раздражений выплеснулась на похитителей, словно лава из вулкана Везувий на некогда прекрасный город Помпеи.

Не давая повода бандитам не то, что перехватить стремительную атаку приезжих господ, а даже попытаться достойно защищаться, помещик набросился на двух похитителей, одного, оказавшегося от него по левую руку, и другого, сидящего на облучке лицом к похищенным.

Будто увесистым кузнечным молотом Кирилла Антонович ударил в живот тому, что слева, заставив оного вновь оказаться на сидении, с коего была попытка подняться.
Тому, другому, с облучка, повезло меньше. По наитию применяя приём, коим пользовался доктор для снятия мешка (я намекаю на сведённые локти и сжатые ладошки), помещик так же снизу-вверх «стрельнул» руками, прицеливаясь врагу прямо в Адамово яблоко.

Как и гоф-медик при своём выпаде, Кирилла Антонович при своём малость отклонился от выбранной точки нанесения удара. И не мудрено, что сбивается прицел, когда производишь наводку одним глазом. В итоге похититель получил по глазу, да так сильно, что закричал не по-русски, прижал ладонь к глазу и склонился в поясном поклоне.

Тут же снова досталось первому бандиту, надумавшему повторить подъём со скамьи. Ему досталось туда, куда и целился помещик ранее – в шею. Это попадание снова возвратило похитителя в положение «Сидеть!»

Управившись со своим противником, Карл Францевич, превознемагая боль в темени, приметил «бесхозного» похитителя, согнутого пополам, и причитающего «Щет, щет!»
Вспоминать курс иностранного языка гоф-медик не стал, а просто сильно и точно ударил ногою иностранца в бок, доведя счёт отправленных за борт неприятелей до двух.

Третий, позже прозванный «Ванька-встанька», получал тумаки руками и пинки ногами от помещика, при этом временами старался подняться на ноги, временами уходил в глухую оборону от сложенных копьём рук Кириллы Антоновича.

Битва случилась не долгой, когда к помещику присоединился доктор. Похититель стал обороняться вяло (было видно, что всыпали ему хорошенько), оттого и не сопротивлялся, когда его вышвырнули из пролётки на мостовую, где он и остался лежать.

Наши связанные победители наскоро оценили своё положение. Отметили, что их никто не преследует, и принялись за последнего, то ли извозчика, молча управляющего пролёткой, то ли за последнего похитителя.

Четыре руки схватили кучера за ворот и рывком бросили оного себе под ноги. Просто так, справедливости ради, хочу подметить, что с первой минуты пребывания наших героев в Симферополе с ними случались всякие казусы. Опасаюсь, что это стало уже традицией, поскольку новый казус не заставил себя долго ждать. Опрокинувшийся извозчик не успел, либо не захотел отпустить вожжи из рук, и лошади получили команду остановиться.

Лежащему кучеру эта остановка никак не повредила, а не имевшие опоры Кирилла Антонович и Карл Францевич по инерции полетели вперёд, пребольно ударившись от извозщичье сидение.

И вот тут, скорее интуитивно, нежели продуманно, наши герои постарались подняться и поворотиться лицом к молчаливому кучеру. И вовремя, поскольку последний уже держал в руке устрашающих размеров нож, и тоже пытался подняться.

На договоры о том, кто и как станет действовать не было ни секунды. Не было ни единого мига на то, чтобы посетовать о том, что двое управились с тремя похитителями, теперь же один бандит представляет нешуточную угрозу двум мужам.
Всё-таки странно ведёт себя наш разум перед лицом опасности, особенно в те дольки времени, когда он самолично управляет телом. Вот спросите гоф-медика – как ему пришло в голову едва поднявшись на ноги снова кулём рухнуть на пол пролётки, вцепиться связанными руками в штанину извозчика и, не понятно от чего отталкиваясь каждым членом своего тела, вывалиться, либо выпасть из пролётки на мостовую. Ногу, точнее будет сказать – штанину кучера, доктор не выпустил из своих рук.

Увидев одним, но здоровым глазом, как у славного адмирала Нельсона, что вытворяет Карл Францевич, помещик также скоро добрался до пола пролётки, и повторил тот самый фортель, позволивший ему на время вывести из равновесия нападавшего на него похитителя. Обеими ногами и со всей силы (едва не написал «дури») пнул левую ногу извозчика в сторону выхода из колесницы.

Случилось то, что и должно было случиться, но ещё и то, что не готовилось загодя – кучер, издав истошный вопль, сел в вынужденный, а оттого и непереносимо болезненный шпагат. Вуаля, господа зрители, номер завершён, аплодисменты, герои-исполнители номера приглашаются на манеж для поклона! Бис! Бис! Это неслышно неистовствовала толпа зрителей, требуя либо повтора, либо завершения номера. Что ж, извольте!

Кирилла Антонович без усилий отнял холодное оружие у кучера, а возвратившийся на поле боя (точнее будет – на пролётку боя) Карл Францевич, тяжело дыша и помахивая головою от боли, молча прицелился и стукнул вопящего похитителя по скуле. В Симферополе стало намного тише.

--Вот скажите на милость, - заговорил гоф-медик, когда путы на руках были уже разрезаны, последний похититель стреножен, открыт уцелевший докторский несессер, промыт глаз помещика и принято успокоительное самим говорившим, - какого дьявола вы придумали этот канкан с перекрёстным снятием мешков? Мы же могли снять те тряпицы каждый со своей головы! Я со своей, а вы … не проходит жжение? А вы со своей! Я бы не получил от вас по темени, и вы глядели бы сейчас сразу обеими глазами.

--Они английцы. Потому и молчали всё время.

--А, вы об этом …. Тогда какой прок нам брать в плен этого извозчика? Мы же … постойте! Что вы уходите от прямого ответа? Вам нечего ответить?

--Я думал, что …, - тут помещик принялся искренне врать про эффект неожиданности, психологический внутренний диссонанс у похитителей при виде нетипичного поведения удерживаемых, про осознанную абструкцию алогичности в линейно распространяемых событиях и ещё целую минуту в той же тональности ни о чём.

--Это я понял, - в тон Кирилле Антоновичу ответил доктор, - только для чего так сложно выдумывать, если можно было с самого себя снять мешок?

Тут помещик понял, что все его философские отговорки проникли в сознание Карла Францевича, как проникает проросшее зерно в каменистую пустошь. То есть никак.

--Я сказал первое, что пришло в голову. И это сработало. Согласитесь, что мы получили некий опыт.

--Соглашусь, но только с тем, что я получил от вас по голове, а вы от меня в глаз.

Секунд десять, никак не меньше, господа молчали, глядя друг на друга, а после взорвались смехом, сжигающим недопонимание и ослабляющим через чур натянутые нервы.

Когда смех стал затихать, как откатывающаяся волна от берега, Карл Францевич снова решил озадачить Кириллу Антоновича.

--Хотелось бы знать, где мы находимся, и где искать Модеста Павловича?

--Мне тоже этого хочется, - ответствовал помещик, поднимаясь на ноги, и оглядываясь вокруг.

--А вы откудова такие будете? - Раздался детский голос откуда-то из-за пролётки.

--А ты кто таков, чтобы интересоваться? Ну-ка, молодой человек, извольте перестать прятаться, и выходите из укрытия.

Из-за пролётки нехотя вышел полный мальчик. Он беззастенчиво разглядывал стоящих в колеснице господ, и грыз яблоко.

--Яблока хочите?

--Надлежит говорить «хотите». Благодарю за предложение, однако мне кажется, что не просто так тут оказался. Я прав?

--Може и так, може и не. Будет зависеть.

--Отчего же?

--Это вы нынче приехали на паровозе?

--Да, мы.

--Двоём?

--А ты слишком любопытен?

--Може я ваше спасение, а вы кобенитесь. Скока вас приехало? Двое?

--Нет, трое. Наш третий друг попал …э-э-… в переделку, и отстал от нас.

--Ну, да, в переделку! У него в боку оттакая дырища! – Маленький «спаситель» сложил ладошки, изображая овал такого размера, сквозь который протиснется детская головка.

--Что ты несёшь?! Какая дырища?!- Повысил голос, молчавший до этого момента гоф-медик.

--Може и меньше. Могу вас к нему отвесть. Только править конями буду я сам, - проговорил мальчик, с кряхтением забираясь на козлы.

Велик ли выбор у наших героев? Не велик совершенно, посему они решили поверить этому «спасителю», так странно появившемуся в нужный момент, и так много знавший о них.

--А! Стой! Ещё не! -  Сам себе скомандовал полный мальчик, не очень ловко сползая с пролётки. Он подошёл к лошадям, и дал им по яблоку, которые извлёк из необъятных карманов своих штанов.

--Теперь всё, как положено! Трогайте, душевные!