Имя мне дал шестилетний брат.
Мама хотела назвать Наташей, отец злился, у него уже была дочь с таким именем. Бабушка считала, что назвать необходимо в честь почившей родственницы, или ныне живущей - себя... Чтобы прекратить споры, мама спросила сына: "Как назовёшь сестрёнку?" Он ответил сразу - Маша.
Сказки любил. Мне повезло. Любимой сказкой у него была "Нюрочка-девчурочка". А мог ещё и "Крошечку-Хаврошечку" вспомнить...
Я спрашивала маму: ты любишь моего отца? Она неизменно отвечала: за что его любить, за то, как он кулаками махал? А сама ждала его. Он приходил редко и ненадолго, рассказывал о своих проблемах и заботах, выпивал бутылку водки,и уходил. Как-то он спросил её : "Ну я же не такое дерьмо, чтоб таить на меня злобу всю жизнь. Надо уметь прощать, ты согласна?" Она ответила с улыбкой, бодро и воодушевлённо: "Конечно! Но тебя - сволочь - никогда не прощу!"
Когда ей было плохо, она писала ему письма. Ни одного не отправила, конечно. Всё хотела донести до него, почему у них ничего не сложилось, в чём он не прав... Начинались письма по-разному, а основной текст - один и тот же. Последнее письмо мама начала писать спустя два года после его смерти, незадолго до своей.
Мама никогда не прятала семейных тайн - она их не знала. Она не признавала своего отчества, представлялась Александровной, и действительно её отец оказался названным. Кто настоящий - теперь не узнать, не осталось тех, кто мог рассказать об этом, в архиве лишь свидетельство о рождении под девичьей фамилией её матери.
Как-то она упала - её уронила чужая собака. Это произошло в тесном дворике, было довольно много свидетелей. Мимо проходила женщина из соседнего дома, с которой мама разругалась за несколько лет до этого. Женщина видела произошедшее, ускорилась, и подойдя к упавшей, протянула руку - давай помогу. Мама сидела на земле и плакала, её рука при падении сложилась, как гармошка, люди вокруг смотрели на эту руку в оцепенении... Мама подняла заплаканное лицо, и глядя в глаза этой женщины, сквозь слёзы, громко ответила - "Пошла вон отсюда! Умирать буду - руки тебе не подам!" Все вокруг переглянулись, лица стали растерянными, и все присутствующие до единого захохотали. Смеялись и повторяли мамины слова, смеялась та женщина, ругая маму, сквозь смех, матерными словами. Один мужик воскликнул - вот это - характер! - и помог маме встать...
Однажды, приехал к нам молодой дальний родственник, меня сватать. Я тогда училась в школе, была почти подростком. Меня пригласили поздороваться, смерили взглядами, и отправили учить уроки, но я усердно подслушивала под дверью. Родственник объяснял свою позицию тем, что мать его - педагог, у них своё хозяйство, а девки на селе уже все ранние да испорченные. А тут меня привезут, как будущую хозяйку дома, приучат к труду, чтоб не была белоручкой, а там и до женитьбы дорасту, то есть, до замужества...
Мама была категорически против. Она считала насилием отсутствие выбора будущего мужа, да и разница в возрасте в десять лет, и жить девочка уедет в тьму-таракань, связи с ней никакой... Родственник утверждал, что современной девушке для серьёзных отношений нужен мужик, а мама настаивала, что юной девочке для отношений нужен мальчик, пусть и старше,но не настолько. Реально, так и спорили: Мужика ей надо! - Мальчика!...
Родственник уехал ни с чем, а спустя годы я познакомила маму со своим молодым человеком, который оказался не только старше меня, но и старше того самого родственника... Мама , вероятно, сразу вспомнила тот разговор, потому что она, после приветствий и дежурных фраз, задумчиво произнесла: "Кто ж знал, что нынче такие мальчики..."
Когда-то, я пришла домой - мама сидела на диване, листая газету - и сказала: "Мам. Я - беременна" - она перелистнула страницу: "Мне б твои проблемы... Это , в любом случае, явление временное. А вот диабет, например, не лечится..."
Помню, пришла с работы, мама демонстративно выложила передо мной телефон, выставила кастрюлю супа:
- Твоя дочь сварила это вот тут. Сами разбирайтесь.
Вообще, фраза "разбирайтесь" - сами, с мамой, потом - и так далее - звучала довольно часто. Когда дочка была маленькая, она встречала меня с работы с бабушкиных слов: "Пришла? Давай разберёмся..."
Мама тяжело болела всю мою жизнь. Я никогда, в сознательном возрасте, не ходила с ней за руку... Вообще не было принято лишний раз прикасаться друг к другу. Последний раз за руку я её держала в машине скорой помощи, за три месяца до того, как её не стало.
Помню, играли с братом в мушкетёров. Ему - десять, мне - четыре. Шпаги - по возрасту: у него метровая сучковатая палка, у меня - спица, чуть больше карандашика... Когда мама пришла с работы, я выла истошно, на один дух. Залепив мне глаз бинтом, мама несла меня на руках в больницу. В свете фонарей, на фоне чёрного неба, очень красиво густо летели хлопья влажного снега. Я помню их, я одним глазом видела... Потом больница, как страшный сон, а обратного пути я уже не помню. Мой мушкетёр сделал мне второй зрачок в глазу, который благополучно зарос.
У мамы была туристическая юность, это - отдельная история , наполненная байками, смешными и жуткими. Был в маминой жизни завод, тогда ещё без названия, по номеру почтового ящика. Был север, город Оленегорск, Кольский полуостров... Была фотография - как увлечение детства, как целая жизнь. Был театр, с его подмостками и закулисьем, декорации, переезды, премьеры, гастроли... Были чужие дети, которых она воспитывала, чужая родня, за которой она ухаживала... Были мы - дети. Развал союза. Голод. Инвалидность.
"Как страшно падать,- часто говорила мама в свои последние дни,- и страшно, и больно, и обидно"
"Так, мам, лежи дома, куда ты всё время стремишься? Не можешь ходить, падаешь, так ведь не ходи!"
Не могла. Движение - это жизнь. Болезнь обездвижила её, и через две недели мама умерла.
Я до сих пор жду от неё вестей. Что приду - а она дома. Или письмо придёт. Или кого-то встречу, кто видал её совсем недавно... Я понимаю, как это глупо. И нет, я не плачу. Просто пусто стало без неё. Без её спокойствия, шуток, мировоззрения.
Осиротели. *