Весь день – с утра до ночи - за деревней ходили комбайны.
Я писал текст, резал лобзиком фанеру для украденных в заброшенном доме венских стульев, пропагандировал полезность чтения среди местных алкоголиков, а потом мы поехали с батюшкой на картофельное поле и утопили трактор. Просто. Я не заметил на берегу болота рукав, поросший хвощом. Трактор смешно завалился на бок и из-под него огромные и звучные вырывались пузыри.
- Ты че? – крикнул батюшка, испуганно и от этого смешно, вскарабкавшись на теплый и не утонувший бок техники.- Не видел, что ли?
- Не видел, - сознался я.
- А, ну тогда ладно. Ух ты!!! Смотри сколько уток, - воскликнул он, встав на железное крыло. Так интересно. Дуром прет. Одна вон, видишь, в другую сторону метнулась, а селезень за ней вернулся. Чудеса, блин,- радостно произнес он.
И только вечером, выйдя в сад, я обратил внимание на этот уборочный рокот. Самих комбайнов уже видно не было, по взгорку, где кладбище, плавали только огни, звучали сигналы, а потом и они стихли, выключились.
И почти сразу из мест тех пришел беспокойный запах растревоженной земли. Я вспомнил, как эта земля благоухала весной. Как будто ты в вагоне метро от резкого торможения поезда оказался очень близко со щекой очень красивой женщины. А теперь по-другому.
И только я об этом подумал, как с яблони вместе с плодами, прямо на голову мне, с диким ором обвалился соседский кот. Мы оба так испугались, что, кажется, произнесли, проорали одно и то же короткое, но емкое слово.
Кот убежал. А я посидел еще за столом.
Слышимость была удивительной. Какой-то мужик на соседней улице давал кому-то совет:
- Пошли их на х., Коля. Но матом не ругайся.
Собаки лаяли, кузнечики стрекотали. И звезды застыли, как пузырьки воздуха в первых, но уже окрепших льдах.