Глава 4 Работа
1. Приписки
Поднявшись на этаж, я заметил группу женщин у своего кабинета. Они тоже увидели меня, пошли навстречу.
- Здравствуйте. Вы ко мне?
- Да, мы насчёт денег, - выдвинулась та, что говорила ранее о нарядах, не принимаемых бухгалтерией.
- Пройдёмте в кабинет. Там будет удобнее разговаривать.
Я заглянул в табельную за ключом.
- Никита Георгиевич, вас тут женщины из цеха спрашивали, - сообщила табельщица.
- Я знаю, Лена, спасибо.
Открыв дверь, пригласил работниц в кабинет, предложил сесть.
Когда они разместились на стульях у стены, а я за столом, поднял голову:
- Слушаю вас.
- Вы обещали, что решите вопрос с нарядами, - вновь обратилась ко мне женщина, начавшая разговор в коридоре.
- Представьтесь, пожалуйста.
- Евдокия Никитина, землесев.
Я записал себе в блокнот.
- Остальные?
- Зинаида. Супруга Копылова Егора, формовщика ручной формовки, - представилась следующая женщина.
- Кем работаете?
- Не работаю я, дом на мне.
- А как вы зашли на территорию?
- Как все. Через проходную.
- Как же вас пропустили?
- Так кто же меня не пустит. Здешняя я.
- А вы? – посмотрел на женщину, сидевшую с краю:
- Клавдия Иванова, работаю в модельном цехе. Иван мой у вас в формовщиках.
Евдокия прервала мой опрос:
- Зачем вам кто, да, что? Домохозяйки они. За мужей хлопочут. Скажи лучше начальник, когда деньги мужики получат, - перешла на ты, Никитина.
- Я согласен, что это беда. Был в бухгалтерии. Сведения в наших нарядах не точны. Пока не выясним и не устраним причину, деньги по ним платить не будут.
- А тебе? – зло проронила Никитина.
- Будут, - у меня стали сдавать нервы, - Я третий день на заводе, а формовщики три месяца на повремённой оплате. Никто до сих пор не решал эту проблему. Что же вы ждёте от меня? Сказал, решу, значит решу. Но нужно время.
Я встал из-за стола:
- Когда что-то прояснится по этому делу, я сообщу Никитиной Евдокии. А пока до свидания, мне нужно идти в цех.
Женщины нехотя стали выходить из кабинета. Я закрыл его и направился на плавильный участок. Заметил - они пошли следом.
Вагранщик делал текущий ремонт печи. Увидев меня, он бросил работу, поспешил ко мне.
- Шамота надо Георгиевич, осталось вон, - он указал на стопку кирпича у стены, - на один, два ремонта. Выгорает много.
Я достал записную книжку, записал просьбу рабочего.
- Почему много? Форм под заливку на пол плавки.
- От того и горят, что гоняем вагранку в пол силы, - настаивал вагранщик.
- Шамотный кирпич горит в жидком металле. Меньше загружена печь, ниже уровень металла, меньше расход шамота.
- Это так, по-вашему, а на деле шамот горит и от огня. Ведь топим коксом, металл плавится, а тут кирпич.
- Хорошо я выпишу, - сказал, а сам подумал: «Что-то здесь не так? Передерживают металл в печи, или воруют. Надо будет проверить, свериться с остатками в документах из бухгалтерии».
- Шамотный, - напомнил вагранщик.
- Шамотный, - успокоил я.
Рабочий обратил внимание на женщин, стоящих в стороне.
- Это тебя ждут Георгиевич?
- Наверное, - глянул на свой эскорт, и направился в противоположную сторону.
Вышел на шихтовый двор, поискал глазами поддоны с шамотным кирпичом. «Не видно. Надо заказывать». Сзади послышались голоса, оглянулся, встретился взглядом с сопровождающими меня женщинами. «Они что, на измор решили взять?».
Их присутствие отвлекало, начинало раздражать. Я пошёл в цех. Они гуськом за мной. Пытаясь оторваться от преследования, зашёл в мужской туалет, надеясь, что они не станут торчать перед ним. Но когда я вышел через двадцать минут, то столкнулся с ними прямо у дверей туалета. «Это уж слишком».
- Вы дадите мне работать? Что вы ходите за мной? - не выдержал я.
- Мы ходим, чтобы не забыли о нарядах. Вот и Афанасий Иванович говорит, что если у вас над душой не стоять, то вы и не пошевелитесь.
- Глупый ваш Афанасий Иванович или не с той ноги встал, - а про себя добавил: «И вы с ним тоже дуры набитые».
Прошёл в кабинет, набросал приказ: «О возложении дополнительных обязанностей по учёту отгружаемого в механические цеха литья на контролёров Пермякову Анастасию Петровну и Головкину Веру Степановну». К содержанию приказа прикрепил форму ведомости по учёту отгружаемого литья и правила к её заполнению. Нашёл в столе печать и заверил ею свою подпись на документе. Сделал ещё две копии приказа. Одну подшил в книгу приказов, вторую отнёс в коридор и кнопками закрепил на доске приказов. С книгой и третьей копией зашёл к контролёрам.
- Никита Георгиевич, доброе утро. Как вы во’ время поспели к чаю. Только вскипел, - приветливо встретила меня Анастасия Петровна, - у нас сегодня малиновое варенье, - добавила она.
- Здравствуйте. Спасибо за чай, я по делу.
Я протянул ей третью копию приказа и книгу приказов:
- Ознакомьтесь, и распишитесь в книге о том, что ознакомлены с приказом.
Анастасия Петровна взяла документ, стала читать. Подошла Головкина, заглянула в документ из-за плеча Пермяковой.
- Мы это подписывать не будем, - наконец произнесла Анастасия Петровна, изменившись в лице, - и выполнять не будем, не наша это работа.
Я был готов к такому ответу:
- В таком случае, вынужден буду подыскать себе других контролёров или возложу их обязанности на бригадира с оплатой за счёт ваших окладов, вы всё равно загружены работой час-два, не более.
- Вы что? Грозите нам увольнением? – она засмеялась. - Что вы возомнили о себе юноша? Вам никто не позволит, - и вернула мне книгу и копию приказа: - Я думала, что вы умнее.
Я оставил на столе приказ, взял книгу и вышел за дверь.
На следующий день с утра заглянул на обрубной участок. Нашёл там рабочего готовившего оборудование к работе. Увидел кучу готового к отгрузке литья, но на всякий случай спросил:
- Машины не было?
- Нет ещё, - успокоил обрубщик.
- Если подъедут, передай грузчикам, чтобы пока не грузили, подождали меня.
Нашёл бригадира формовочного участка. С ним и нарядами за предыдущий день, мы отправились на обрубной участок. Там я дважды пересчитал готовое литьё по каждой номенклатуре, сверил с нарядами, литья оказалось меньше указанного в документах. Это подтверждало факт приписок. Меня интересовало также, в чью пользу они допущены, кто из формовщиков претендовал на фиктивные размеры оплаты. Чтобы понять это пришлось разбросать литьё в кучи по рабочим, его изготовившим. В этом мне помог бригадир, знавший риски на моделях каждого формовщика. Наконец, мы получили полную картину приписок. Бригадир заполнил новые бланки нарядов с реальными цифрами выполненной работы, расписался в них и отдал мне. Я заверил их своей росписью. Попросил его пригласить сюда формовщиков и контролёров, а сам остался ждать грузчиков от механических цехов
Вскоре подъехала машина, зашли рабочие, открыли ворота. Подошёл к ним:
- Мастер литейного цеха, Никита Георгиевич, - представился я и протянул руку для приветствия.
- Иванов, - пожал её первый грузчик, - Степан.
- Спиридонов Юрий – поздоровался второй.
Они с интересом смотрели на меня, ждали, что я ещё скажу.
- Я разговаривал с Владимиром Александровичем. Он сказал мне, что могу с вами договориться, что мужики вы понятливые. Это так?
- Если сам директор считает, то так и есть. А что надо?
- Ваша помощь. Я хотел бы, чтобы вы при погрузке считали литьё, и сверялись с записями, которые вам покажут. Если всё совпадёт, то оставляете свою подпись на документе, если нет, то вписываете в графу свои цифры. По силам вам такая работа? Если что-нибудь будет нужно, подходите, смогу, помогу.
- А сына моего на работу возьмёшь? – начал торговаться Степан.
- А сколько ему лет?
- Шестнадцатый пошёл.
- Маловато. Цех у меня горячий, до восемнадцати лет брать не положено.
- Я и сам знаю, что не положено. И литьё твоё считать нам тоже не с руки. А Владимир Александрович сказал, что договоримся.
Я посмотрел на него, улыбнулся и спросил:
- Парень то хороший? Спокойный?
- Серёжка то? Будь спокоен начальник, малец добрый, послушный, - подключился к разговору Спиридонов, - не то, что старший - оторви, да выбрось.
- А что? Он работает не хуже других, - обиделся за сына Степан.
- Работать то он работает, да хулиганит, сверстников обижает.
- Возраст у него сейчас такой.
- Он с этим возрастом, Степан, у тебя до Колымы дойдёт. Попомни мои слова.
- Ну, если парень спокойный, то возьму, учеником формовщика. Будет получать ученические, пока разряд не получит.
- Добро, - согласился Степан, - и твою заботу берём, а кто с документами нас будет встречать? Ты Георгиевич?
- Нет. Это будут делать контролёры.
- Пермякова с Головкиной?
- Я их заменю.
- Кем?
- Найдём кого-нибудь, работа не сложная.
- Возьми мою жену, Наталью. Она у тебя землю сеет. Пыльная больно у неё работа. С лёгкими мучается, - предложил Спиридонов.
- Договорились, пусть подойдёт ко мне. И Серёжку своего приводи, - повернулся я к Степану. Протягивая на прощание руку, добавил, - подождите немножко, пока я тут с литьём разберусь.
В обрубном собирались рабочие. Они стали разбирать свои кучи, пересчитывать литьё. Пришли и контролёры, стали в сторонке, молча, смотрели на происходящее.
Я подошёл, достал фиктивный наряд за прошлый рабочий день и составленный только что.
- Здравствуйте товарищи. Мы тут с бригадиром пересчитали заново литьё, и получилась следующая картина. Вот у меня в руках два наряда за вчерашний день. Один с фиктивными цифрами, а другой с подлинными.
Я зачитал по рабочим, чья выработка оказалась не объективной, результаты по обоим нарядам.
- Картина, скажу прямо, не приятная. Что же вы ждали от бухгалтерии с такой арифметикой?
Я посмотрел на Никитина:
- Егор Михайлович. Ты рабочий со стажем, пользующийся уважением в коллективе. Твою работу высоко ценит бригадир. Как ты мог пойти на эти приписки? Ты должен быть примером молодым рабочим, мне начинающему руководителю. Объясни нам.
- Я давал точные цифры, - обернулся к бригадиру, - скажи Николай, - и мне, - что там писали контролёры, не знаю. Спрашивайте их.
- Но, ты, же расписывался в наряде. Не видел, что подписывал?
- Не смотрел.
- Все три месяца? Не может такого быть.
- Это моя жена с Пермяковой расчёты держит за баньку, что я ей построил, - не выдержал, наконец, рабочий. – Её обухом не перешибёшь, - добавил о своей жене.
Евдокия легка на помине. Со всей своей свитой. Я даже не заметил, когда они появились.
- Что Настюшка, плакали мои денежки? – набросилась она на Пермякову.
- Ты о чём это Евдокия? – поинтересовалась Анастасия Петровна. Не тени тревоги на её лице.
- Знаешь о чём. Как с людьми расплачиваться будете с Веркой?
- Я не знаю о чём ты? За баньку я с тобой рассчиталась.
- Пятьсот рублей с работой и материалами? А не жирно будет. Я с тебя всё сдеру, до копеечки. Не на ту напала.
Я поднял руку, попросив тишины.
- Что скажите Анастасия Петровна? Это вам не отказ выполнять моё распоряжение, это приписки, уголовное преступление.
- Я не стерегу литьё по ночам. Ищи, куда оно могло деться сам Никита Георгиевич. Тебе за это платят.
2. Административные коридоры.
Мне приходилось увольняться, устраиваться на работу, а с необходимостью уволить работника столкнулся впервые. Чтобы не подорвать свой авторитет неопытностью, я решил проконсультироваться у Петровича. Его реакция на мой вопрос оказалась неожиданной:
- Да ты что Никита? Неделю не проработал, коллектив трясёшь. Не рановато? Людей не знаешь, себя не показал. Кто это тебе дорогу перешёл?
- Контролёры. Пермякова с Головкиной.
- Круто замахнулся! А почему не выше?
Я проигнорировал сарказм, пояснил:
- Они не выполняют и не хотят выполнять свои обязанности.
- А ты знаешь, что у Анастасии Петровны орден за трудовые заслуги. Ей сейчас думаю под пятьдесят, а пришла на завод ещё девчонкой. Тридцать лет безупречной работы, и не только производственной. Она самый активный общественный работник на заводе. Её знают и уважают все. Подумай, на чью сторону встанет администрация? Советую помириться с нею, и работать дальше. От её расположения ты выиграешь, от ссоры потеряешь. Тебя уволят быстрее, чем её.
- Они с Головкиной занимались приписками. Из-за них формовщики на тарифе сидят три месяца. Мы утром с бригадиром всё литьё пересчитали, недостача налицо.
- Ну и что? Даже если она и приписывала, и брала за это плату, она компенсировала время, затраченное на общественную работу. А рабочие сами виноваты, хотели получать больше, чем заработали, получили меньше. И главное, не поумнели. Видят, что бухгалтерия не принимает наряды, надо было остановиться. Анастасия их за жадность наказала.
Но я не уступал:
- Если бы контролёры честно выполняли свою работу, то у формовщиков не возникло бы и мысли о приписках. Это должностное преступление. Оно не должно остаться безнаказанным.
- У меня не было контролёров, и проблем твоих не было, я лично передавал литьё в механические цеха. Если бы ты тоже раз в неделю участвовал в отгрузке, то и контролёры работали бы честно.
- Спасибо за совет и за информацию. Я подумаю. Но всё-таки, где решают вопросы с увольнением.
- В профкоме.
Петрович побрёл в направлении своего цеха. Я смотрел ему вслед. Будто почувствовав это, он обернулся, добавил:
- Знаешь Никита, не люблю я Афанасия Ивановича, но иногда он бывает прав. Рано тебе работать руководителем.
Решил зайти в отдел кадров, хотя всё во мне этому противилось. Но кто лучше Афанасия Ивановича мог знать процедуру увольнения. Застал его в кабинете.
- Тебе чего? – не приветливо встретил меня Афанасий Иванович.
- Хочу взять работника на формовку. Есть свободные вакансии.
- Пусть приходит, приносит документы.
- Я беру его учеником формовщика. Но он молод, для горячего цеха, поэтому оформите его под мою ответственность. Если нужно, сделаю письменное заявление.
- Сколько ему лет?
- Пятнадцать.
- Да ты что, если с ним что случится, с меня первого спросят.
- Беру его я и отвечать мне, как исполняющему обязанности начальника цеха.
- Иди к директору с этим вопросом. Если он подпишет заявление на приём, то я оформлю. У тебя всё?
- Хочу перевести Наталью Спиридонову из землесевов в контролёры.
- Так у тебя нет свободных вакансий.
- Я уволю контролёров с формовки. Они не справляются с работой.
- Кого это ты хочешь уволить?
- Пермякову с Головкиной.
- Кого? Кого? Повтори.
- Пермякову и Головкину, - повторил я.
Лицо Афанасия Ивановича стало наливаться кровью, он даже привстал из-за стола:
- А ну пошёл вон отсюда, дерьмо поганое. Чтоб я тебя здесь никогда больше не видел.
Я вышел, еле сдерживая себя. «Зачем пошёл к нему? Ведь знал, что добром это не кончится. Когда-нибудь пришибу его», - бушевал и я. Меня трясло. Но вопросы нужно было решать, и я направился в заводоуправление. Там разыскал дверь с табличкой «Профсоюзный комитет», постучал. Услышал девичий голос:
- Входите.
Открыв дверь, обнаружил просторную комнату, чуть побольше моего кабинета, в центре несколько столов, сдвинутых вплотную, и ряды стульев вдоль них. За дальним столом сидела девушка, симпатичная, лет восемнадцати, и смотрела на меня.
- Проходите. Присаживайтесь. Я вас слушаю.
- Это профком? – зачем-то спросил я, продолжая стоять.
- Да.
Не оправившись ещё от посещения отдела кадров, глядя на приветливую улыбку девушки, я забыл, зачем пришёл, начал говорить несуразицу:
- А где люди?
- Члены профкома работают в цехах. Я секретарь, принимаю заявления от граждан. Так с чем вы пришли?
Её деловой тон вернул меня в реальность.
- Я Никита Георгиевич, исполняющий обязанности начальника литейного цеха, подготовил приказ на увольнение двух своих подчинённых. Мне сказали, что нужно согласовать его у вас.
- Давайте, я зарегистрирую и передам в комиссию по трудовым спорам. Вас известят о дате и месте заседания.
- А зачем мне ваше заседание? Я что не могу сам уволить, не выполняющих свои обязанности работников?
- Вы же увольняете работников не по их воле. Это конфликт, поэтому комиссия должна выслушать обе стороны.
Она взяла у меня лист приказа и стала что-то записывать у себя в журнале. Но вдруг замерла, посмотрела на меня, и ошарашила:
- Ваш приказ не примет председатель комиссии.
- Почему это? – не понял я.
- Профком не будет рассматривать его. Идите к директору.
На лице секретаря исчезла улыбка. В глазах появился холод.
- Что случилось?
- Вы собираетесь увольнять Анастасию Петровну, но это невозможно. Она председатель комиссии по трудовым спорам, член профкома.
Директор принял меня с улыбкой на лице:
- Воюешь? Молодец. Я в курсе твоих разборок с формовщиками. У меня была Анастасия Петровна. Всё рассказала. Обещаю виновные будут наказаны, готовь бумаги.
- Что рассказала Анастасия Петровна? – не понял я.
- Что формовщики занимались приписками, вводили в заблуждение контролёров, руководство предприятия. Бригадира мы накажем, чтоб другим неповадно было.
- Как можно вводить в заблуждение контролёров? Они же принимают литьё, лично его пересчитывают. Формовщики конечно виноваты, что вошли в сговор, но именно контролёры отвечают за качество и количество принятого литья.
- Так ты считаешь, что Анастасия Петровна воровала литьё и делала приписки? Чушь! Она кристальный человек, самый уважаемый на заводе, не один праздник, юбилей или другое торжество не проходит без её участия. Я понимаю, ты молод, горяч и не опытен. Поверил бригадиру с полуслова. А есть и другая правда, хотя она и не на поверхности. Формовщики после работы припрятывали часть литья, принятого контролёрами, а на следующий день вновь предъявляли его для сдачи. Анастасия Петровна давно догадывалась об этом. Ты помог ей, своей проверкой подтвердил её догадки.
Я продолжил бесплодные попытки донести своё видение проблемы:
- Евдокия, жена формовщика Никитина, требовала при мне у Анастасии Петровны деньги за построенную её мужем баню, намекала на то, что приписки были частичной оплатой этой работы.
- Ты неверно понял её. Что касается долгов Анастасии, то мы все кому-то что-то должны. И ты тоже должен Насте за её поддержку. Она здесь хвалила тебя, просила меня помочь, так как по молодости тебе сейчас очень тяжело работать с людьми.
Я вспомнил слова главного бухгалтера Ларисы Васильевны: «…Это приписки ваших контролёров Никита Георгиевич». «Я не гадаю, знаю, что это так, но не могу назвать вам источник моей уверенности», и ещё утверждения Егора Никитина: «…Бригадиру я давал точные цифры». «Это моя жена с Пермяковой расчёты держит за баньку, что я ей построил». Не верить им я не мог. Приходило понимание, почему Лариса Васильевна скрывала источник своей информации и три месяца никто не занимался приписками. С Анастасией Петровной, с её авторитетом, никто не хотел рисковать своим благополучием. Вероятно, это мне хотел сказать и Петрович.
- Владимир Александрович, я думаю не надо никого наказывать. Но и с Анастасией Петровной мне будет тяжело работать. Она подавляет меня своим авторитетом. Я должен своими и только своими решениями зарабатывать уважение рабочих. Прошу вас забрать у меня Анастасию Петровну и Головкину Веру. И утвердить на их место одного контролёра – Спиридонову Наталью, моего землесева. Она страдает от пыли. У неё развивается болезнь лёгких.
- Многие на заводе рады были бы заполучить Анастасию Петровну, а ты отказываешься. Но может быть в этом есть смысл. Хорошо я заберу их, и поговорю с Афанасием Ивановичем о Спиридоновой Наталье. А ты уверен, что она справится?
- Я помогу ей.
- Хорошо. Что ещё?
- Хочу взять сына грузчика Степана Иванова, учеником формовщика. Молод он, но формовщиков не хватает. Я сам присмотрю за ним. Это условие Иванова вести учёт отгружаемого литья. Спиридонов, его напарник, ручается, что парень послушный, спокойный. Афанасий Иванович говорит, что без вашей визы он его не возьмёт.
- Пусть подходит с заявлением. Я подпишу. Как там с душевой? Запустили?
- Нет ещё.
- Что они долго возятся? Ну да ладно. Жду от тебя роста производства и качество литья.
- Я буду работать.
- А куда ты денешься! – засмеялся Владимир Александрович.
Возвращаясь в цех, я встретил Петровича.
- Рассказывай, чем закончились твои похождения по административным коридорам?
- Всё нормально. Директор обещал забрать от меня контролёров, и даже поддержать перед Афанасием Ивановичем новые назначения. Анастасия Петровна была у него раньше меня и всё перевернула в истории с приписками «с ног на голову» и он ей поверил. С её слов во всём виноваты формовщики и особенно их бригадир. Но это уже не важно. Я попросил Владимира Александровича никого не наказывать.
- Молодец! Правильно сделал. Виноваты все и никто не виноват. Такая уж жизнь. А я, признаюсь, не думал, что ты сможешь вырулить эту ситуацию. Видно у Владимира Александровича виды на тебя. Верит, что ты поднимешь цех. Ну и хорошо, что всё так закончилось. Люди оценят твои старания, они всё понимают.
- Понимают? - неожиданно даже для себя я вынес наружу перед Петровичем эмоции, которые накопились внутри, – Никитина Евдокия и её свита преследовали меня везде, даже в туалете, давили, чтобы быстрее решал проблему с нарядами. И когда всё всплыло наружу, выясняется, что она всё знала, сама лично договаривалась о приписках с Анастасией Петровной. Взрослый человек, как у неё язык повернулся упрекать меня в том, в чём сама виновата?
- А ты знаешь, что у неё с Егором шесть детей и не все ещё с горшка слезли. Как скажи их поднять, когда зарплаты разве что на еду кое-как хватает? Вот и бьются они, как могут. Егор руками своими золотыми, а Евдокия языком. Не вини людей, у каждого есть причина на поступок, который для тебя кажется постыдным.
(Продолжение следует)