На шум, который раздался из ледника, к двери подошел один из холопов. В это время другие слуги разводили костер, третьи взялись за котлы-ведра. Дело в том, что работники вот-вот должны были подойти с места стройки. Поэтому в лагере, который был разбит недалеко от сожженного капища волхва-отшельника, вовсю готовили ужин.
Холоп недовольно пробурчал:
– Пошто, мальчиш, людей беспокоишь?
На что в ответ из ледника донеслось:
– Ж-ж-ж, Похо-похо, зоньк!
– Ишь, тарабанит, знать замерз сполна! – отозвался другой слуга, который проносил мимо вязанку дров и тоже услышал стук, доносившийся из погреба. – Ведаю, волхва позвать надобно!
– Вот и позови, коль язык малоумных разумеешь! – хмыкнул первый холоп.
Слуга, который тащил дрова, отнес вязанку к костру и только тогда отправился оповестить волхва.
Жрец, выслушав холопа, поначалу хотел продержать в погребе маленького упрямца до следующего утра. Затем передумал. Рану жрецу обработали лечебным снадобьем. Острая боль, которая напоминала ему об утреннем происшествии, немного утихла. Поэтому он решил посмотреть на ослушника и прилюдно наказать того для острастки, чтобы ночью с ним не возникло проблем.
Мысленно перед Похотехом уже явилась картина его триумфа. Ослушник, весь дрожащий от холода, вылезает на коленях из тюрьмы и от резкой смены темноты на солнечный свет жмурится. Неверной рукой он пытается найти опору, чтобы подняться с земли.
Тогда жрец подходит к нему, согбенному, и придавливает ногой тело прежде непокорного. Дескать, знайте, ничтожные людишки, что будет вам, если появится даже намек перечить Симеону Похотеху, потомку одного из славных Симеонов!
Приняв величественную позу, ведун, одетый в праздничный кроваво-черный балахон, и с посохом в руке пристально уставился в темный проем открытого погреба. Весь в предвкушении момента, он обратился к «внутреннему голосу»:
– Сей час увидишь ты, чего достоин быть…
Да вот только чему Похотех мог быть когда-нибудь достоин, не узнал никто. Даже «уокер», который выдавал себя за внутренний голос и слугу Перуна. Ибо вместо униженного и оскорбленного Ивашки перед жрецом возник разъяренный Вован в обличии громадного серого волка!
Пушечным ядром вылетел зверь из мрачного зева ледника и сшиб с ног одного из холопов. Другие, кто возился у костра, схватились было за палки. Кто рубил дрова тоже не растерялись и двинулись к застывшему на месте волку. В руках у некоторых из слуг блеснули холодом железные топоры на длинной рукояти.
Хищник, словно не замечая поднявшейся вокруг суматохи, оскалился. Затем коротко рыкнул, глядя только на ведуна. В свою очередь, последний как стоял, так и замер, с ужасом уставившись на волка. Его будто гипнотизировал зловещий звериный взгляд.
В это время один из холопов зашел с боку. Размахнулся и попытался ударить хищника топором. С недостижимой для человека ловкостью волк увернулся, а спустя минуту холоп выронил топор и закричал от острой боли в прокушенной руке. Тем не менее, холопы, подбадривая себя и других криками, бросились на зверя в надежде забить его палками и топорами.
На удивление, которое затем сменилось недоумением, а потом испугом, волк совершенно не обратил внимания на удары. Более того, когда кто-то из холопов, а следом и второй рубанули топорами по телу хищника, пораженные люди ахнули. Ведь они ожидали увидеть разрубленного волка, а увидели совсем иное. Орудия убийства поочередно вонзились в зверя. Легко прошли сквозь его тело и, словно не встречая преграды, с глухим стуком воткнулись в землю!
Буквально через минуту по лагерной поляне прокатился истошный крик:
– Волкодлак!
Немедленно пять человек бросились наутек. Ужас перед страшным оборотнем заставил забыть и о боли и о рваных уродливых ранах, которые люди получили после короткой схватки.
Только один человек не двинулся с места, он словно примерз к нему. Похотех в полуобморочном состоянии стоял неподвижно. Налетевший в эту минуту порыв ветра принялся трепать длинный балахон жреца и его светлые длинные волосы. Кстати, они казались не совместимыми с черными, словно угли, глазами. Сейчас их взгляд не выражал ровно никаких эмоций. Человек будто смотрел внутрь себя и прислушивался к разговору, который был неслышен другим людям.
– Ты что же спецом в тридевятое царство подался, чтоб детей поганить, а?
– Ich kann Sie nicht verstehen!
– Нихт ферштейн, говоришь?! А меня ты никогда видом не видывал и слыхом не слыхивал, так значит? – ядовито произнес Вован. – Вот сейчас и узнаешь! Твоему дружбану я слово дал рвать вас, «уокеров», как пупков тряпошных! А душонки ваши, лисьи, вытрясать из таких же местных уродов моему Волчище ох, как по нраву, будет!
– Sie t;uschen sich!.. Unsere Firmen machen keinen Krieg mehr… F;r Sie ist es verboten… Я есть иностранный предстафитель!
– Угу, – хмыкнул «странник» и вдруг взорвался. – Значит, зи тойшен?! Стало быть, затошнило от страха? Как махен, махен с детьми, так о-о, даст ист фантастишь! А теперь сразу ферботен! Да ты меня достал! Сейчас я тебе скажу, – Wie schade! – и ты у меня враз вспомнишь водицу мертвую и пожалеешь о живой! Ур-рою! – взревел «странник» в заключение гневной тирады, а его «спутник» тотчас подхватил клич за вожаком.
Поляну огласило тягучее и свирепое рычание волка.
Похотех вздрогнул, словно очнулся от забытья и попытался бежать. Но в ту же минуту ударом могучей лапы был свален наземь. Жрец, лежа на спине, забарахтался и потерянно завертел головой в надежде на защиту.
К несчастью, никто не спешил на помощь. Наверное, холопы добежали до остальных работников стройки и сообщили им о появлении оборотня.
Жрец лихорадочно начал отталкиваться от земли руками. Попытался в такой позе отползти от наступающего на него зверя. Однако ладони заскользили по траве, влажной от росы, руки за спиной разъехались, и Похотех стукнулся лопатками о землю. Тут жреца настигла волчья лапа, и острые когти впились в тело сквозь суровую ткань балахона.
– Замри! – приказал Волков.
Один тон «странника» ясно сказал «уокеру», что дни его сочтены. Чувство неописуемого страха моментально передалось его «спутнику». Похотех до боли в глазах зажмурился. Неожиданно по странно задрожавшей лапе зверя ведун ощутил, что с хищником происходит нечто необыкновенное. От животного ужаса жрец завопил благим матом. Правда через некоторое время понял, что все-таки жив, и зверь убивать его не собирается.
В этот момент «уокер» услышал разговор двух «странников».
– Что с тобой? – участливо произнес голос, который принадлежал неизвестной женщине.
– Обернуться не получается. Верно, израсходовал на мурашей запас энергии лунного света, которую саккумулировал за ночь. Да только беда у нас другая. Работники-то с испуга разбежались по лесам, по полям, по болотам. А у твоего Ивашки сил не хватит, чтобы мне помочь.
– Ты что-то замыслил?
– Да, этот урод думал, что здесь будет удовлетворять свои замашки педофила. Но лучше бы, дурик, остался в настоящем! Там у нас вышку не дадут, опустят просто, а здесь!.. – Вован, не договорив, как-то нехорошо и лающе рассмеялся.
– Так ты хотел…
– Принял бы он смерть у меня, как говорится, «почетную», не все правители ее удостаиваются! Игорь вон хапугой основным был, так первым из князей кончил плохо!
– Погоди, ты что захотел жреца к двум березкам и…?
– Точно! Как говорил Иван Васильевич, царь всея Руси, пущай полетает!
– Знаешь, Володь, когда ты Похотеха лапой к земле прижал, и он обделался как младенец, так перед ним вся его жизнь промелькнула. Из чего я узнала, что до твоего прихода в лагерь прискакали два гонца.
Первый от Гневаша, – князь с малой дружиной остановился неподалеку и завтра чуть свет прибудет. Эта спешка непонятна Похотеху. В общем он подозревает, что вышел из доверия.
Второй гонец, ни за что не угадаешь, от князя Отеть! Этот отрядил сюда своего воеводу якобы для того, чтобы Гордыня передал некий взнос на строительство храма. Завтра тоже ожидается. О-хо-хо, чует мое сердце…, – здесь Морева запнулась. Видимо нашла неудачным упоминание о ныне отсутствующем у нее органе, однако закончила мысль, – Слетаются прямо, как стервятники, на добычу!
– Рано они нас похоронили, Даша! Чую, что рано! – зло усмехнулся напарник, а через минуту-другую добавил, возвращаясь к прежней теме. – М-да… Знать, не судьба Похотеху стать космонавтом, да только и отпускать нельзя! Вдруг «уокер» сподобится предупредить своих, что я жив, и нас двое? Ладно, давай свяжи его покрепче, а там что-нибудь придумаем. И…, ну-ка, ну-ка, посмотри, что у него под балахоном топорщится?
Похотех не стал открывать глаза, а притворился, что потерял сознание. Правда, его состояние вовсе не беспокоило «странников». Гораздо больше их заинтересовала находка напарницы Волкова, а точнее ее «спутника».
– Э-э, а не та ли это баклажка, выдолбленная из дерева, в которой хранил мой друг-отшельник эликсир для меня? – произнес Вован. – Уж больно очень похожа, а, «уокер»? А я-то ее, искал, когда очнулся и прибежал в первый раз на капище. Ну-ка, Даш, пусть Ивашка плеснет из нее в ладошку капельку и даст мне лизнуть!
Баклажку, которая висела на тесьме у Похотеха на груди, немедленно сняли.
Через некоторое время жреца, в который уже раз больно ударила волчья лапа, а «странник» сурово произнес:
– У-у, шакал, такого человека загубили! – потом мягче добавил. – Ну, Дарья, теперь нам есть на чем вернуться домой. Вот закончим дело, и в путь! – Тут острые когти опять безжалостно впились в тело жреца. Голос же Волкова зазвенел от еле сдерживаемой ярости: – Слышь ты, «уокер», раз живым оставили тебя, колись, сколько вас тут осталось, а то ведь передумаем! Молчишь? Ну ничего, как положим твоего «спутника» на муравейник и он заголосит, ты моментом все припомнишь. Вяжи его, Ивашка, мучителя своего!
Сначала до слуха жреца донеслось непонятное журчание. Следом ведун почувствовал, что его руки крепко связывают теплой и мокрой веревкой. Затем пришла очередь ногам. Потом на лицо набросили какую-то влажную вонючую тряпку. Когда, наконец, процедура закончилась, жрец услышал удаляющиеся шаги зверя и человека.
Настала тишина, которая изредка прерывалась звуками леса и отдаленным пением птиц. Иногда по голове связанного Похотеха проползало неизвестное насекомое, а то и забиралось за шиворот. Это ужасно нервировало «уокера», потому что немедленно вспоминалась угроза Вована о муравейнике.
Прошло какое-то время. Похотех заслышал шаги, которые приближались в его сторону. По крадущейся осторожной походке ведун понял, что подошел не мальчишка-дурачок, а кто тоже опасается волка.
– Спех тебе в удачу, мил человек! – негромко приветствовал его Похотех. – Не знамо, кто будешь, но ведаю, что не оставишь в беде волхва Перунова.
– Так ежели ты истинно веруешь в божество новое, то не оставят тебя его слуги верные. Тетушка Маланьица стрелой огневой поразит, Гром оглоушит да Град побьет врагов твоих, а Дождь смоет следы твои от глаз воровских! – услышал ведун тихий знакомый голос.
Интуиция подсказала Похотеху, что собеседник заговорил о недавних метаниях жреца на ниве поклонения богам. Сначала Похотех верой и правдой бил поклоны богу небесного огня Сварогу. Но только до той поры, пока молодой князь не провозгласил, что Перун является верховным божеством. После чего Похотех не преминул узнать у Гневаша собственное мнение и моментально вступил в ряды ревностных адептов божества воинов.
– Алчба, ты!
– Знамо, что Алчба, только не греми по всей округе, – насмешливо промолвил гридин.
Дерзкий тон должника Похотеха насторожил. Однако вида жрец не подал, а лишь требовательно произнес:
– Развяжи меня, Алчба, и сними в сей час тряпицу грязную c лика моего!
– Не спешу я вызволять того, кто старых богов не чтит и детям сирым да болезным обиды чинит! – гридин неожиданно принял позу защитника веры и обездоленных.
– Златом, каменьями в награду за службу верную…, – жрец знал о страшной алчности гридина – за что тот, кстати, и получил свое прозвище – и потому захотел прельстить княжеского телохранителя. Да только на этот раз ошибся.
– Закупом твоим вечным, холопом сокрытым быть боле не желаю! – твердо отверг Алчба посулы волхва. – А чтоб не смог грозить далее словом своим про тайны мои, говорю тебе, ступай в вырий!
«Уокер» быстрее «спутника» понял, что последует за словами, и закричал:
– Пообещай ему…
Но не договорил, а кто не успел, как говорится, тот опоздал.
Гридин острым ножом перерезал горло похотливому служителю культа и тем закончил жизненный путь извращенца и растлителя малолетних.