Молитва

Аркадий Кулиненко
     Зазвонил будильник, но, к своему удивлению, я в этот раз быстро нащупал кнопку у него на макушке и заставил его заткнуться. День начинался с маленькой, но победы. Кот, который устроился у живота, встрепенулся и напрягся, ожидая, что я спросонья сброшу его на пол. Я удержал его и стал гладить, кот благодарно замурлыкал, мы с ним ладили. Я дал себе 15 секунд, переложил кота за спину, к стене, и побрел на кухню. Когда я поставил на плиту чайник, кот Саня уже сидел у дверцы буфета и смотрел на меня. Он ходил за мной как привязанный.

     За окном было тихо и темно. Я знал, что там около пятидесяти градусов мороза, хоть в доме было тепло, батареи горяченные, руку на них удержать было невозможно. В общем, утро было обычным, если назвать обычным утро в минус 50 в чукотском поселке, накрытом темным колпаком полярной ночи.

     Я оделся соответственно обстоятельствам и захлопнул перед носом кота дверь. В будке рядом зашевелился пес Мишка, и я положил ему в миску кусок размороженной рыбы, которая моментально к оной миске примерзла. Мишку было жаль, кот в тепле и с едой, а псина когда еще дождется горячего супа, который я давал ему после работы, вечером.

     Унты заскрипели по снегу, я потянул носом и понял, что с температурой не ошибся, поэтому натянул шарф до глаз. От полыхавшего вчера вечером Северного Сияния на небе не осталось следа, над поселком висел слоистый туман из мириадов малюсеньких льдинок, и звезды от этого были почти не видны. Движения воздуха не было совсем, и дым из труб над домами, где были печки, поднимался абсолютно вертикально, столбами.

     Я скрипел унтами и дышал носом, через шарф. Тишина и красота ночи отвлекали от невеселых мыслей о работе. Я ругал себя за самонадеянность и глупость. Дом, в котором нас с Санькой разбудил будильник, я купил месяц назад, а кооператив, благодаря которому я смог это сделать, развалился чуть раньше, и я остался без работы и без денег, которые отдал за дом.

     Вот-вот должна была прилететь жена, поэтому работу нужно было искать быстро. И я почему-то пошел формовщиком на завод железобетонных изделий, хотя не имел об этой работе никакого представления. Работа была очень тяжелой не только физически. Я абсолютно не понимал людей, с которыми пришлось работать, а они, конечно, не понимали меня. Было ощущение, что мы, как минимум, из разных стран. В большом, тускло освещенном цехе ЖБИ, с испарениями от камер пропарки и вонью смазки, шумом кран-балки и тельферов, бегали, орали, матюкались целый день люди, и казалось, что терпят они друг друга из последних сил.

     Я учился работе на ходу, конечно, ошибался, а они злорадно и пакостно ухмылялись и орали, в воздухе целый день висело напряжение.

     Я скрипел унтами по снегу и вдыхал минус пятьдесят через шарф. Я думал, как мне уйти и куда. Когда я пришел на завод, до начала работы оставалось полчаса. Я переоделся в раздевалке на втором этаже и спустился в цех. На бетонный пол у вибростола были выставлены 4 длинных металлических формы под одиннадцатиметровые сваи, на таких сваях стоят все многоэтажки на мерзлоте. Если строить на фундаменте, мерзлота под домом от его тепла растает и поплывет, дом развалится.

     Наша задача состояла в том, чтобы наполнить эти формы бетоном, отвибрировать, поставить крепления, загладить и опустить формы с сырыми сваями в пропарочные камеры на несколько часов. Бетон готовили в соседнем цехе под изделия, когда все были готовы. На подаче бетона обычно сидела женщина в кабинке под потолком, она нажимала кнопку и наполняла бетоном нашу бадью на кран-балке, потом бадью гнали кран-балкой и тельфером к форме.

     Меня поставили открывать и закрывать бадью, чтобы бетон шел в форму по возможности равномерно, это требует усилий и внимания. Другой человек управляет тельфером, передвигая бадью по мере наполнения формы, третий идет за мной с вибратором, опуская его в бетон и включая, чтобы не осталось ни одной полости, и четвертый идет следом и мастерком заглаживает бетон, делая его ровным.

     Мы прошли одну сваю и начали вторую, я уже шел между стальных форм и во мне стал расти страх. Объяснить его я не мог, я уже делал это не раз, почему же холод по спине? Высота таких форм около полуметра, или больше, расстояние между ними тоже не больше пятидесяти сантиметров, я почему-то отчетливо представлял, что бадья с несколькими тоннами бетона падает и давит меня всмятку. Бадья прямо надо мной, руки у меня заняты рычагом, если это произойдет, я в своих кирзачах ни за что не успею выскочить.

     Почему я раньше не думал об этом, не представлял так отчетливо? Страх овладевал мной, и я стал молиться. Я повторял про себя: "Господи, сделай так, чтобы она не упала на меня!"

     Мы прошли полторы сваи, и бетон кончился, бадью погнали под наполнение, а я, не переставая, молился, как умел. Бадью снова подали, она была полна, страх мой стал еще реальнее, я открывал и закрывал как автомат и повторял про себя только молитву.

     Неожиданно пришло указание срочно залить бетоном форму стеновой панели, которая уже лежала на вибростоле. Бадью послушно погнали к вибростолу, на него она и рухнула, никто, слава Богу, не пострадал, женщина-маркировщица, стоявшая рядом, успела отскочить. Не выдержал и сломался стальной "палец" крюка кран-балки, толщиной сантиметров шесть, огрызок этого каленого стержня висел наверху и блестел.

     Побежали собирать бетон, что-то кричали, я просто стоял между формами, в своих кирзачах, на целых ногах, с целым позвоночником, но пока не мог сдвинуться с места, волосы встали торчком. Никто из этих добрых людей ничего не сказал мне, и я ничего не сказал никому из них. Стоит ли?


     Я пришел домой, накормил кота и пса и залез в горячую ванну, я встретил жену и любил ее, я работал, учился, мечтал, думал, видел, я вернулся на свою землю, и моя мама была счастлива. Я обнимал друзей и любил красивейших, умных женщин. Меня дождались мое море и мой лес. Я избавился от иллюзий и увидел мою дорогу, я нашел силы идти по ней. Я счастлив, Господи, благодарю Тебя!