Лестница

Из тетради, принадлежавшей неизвестно кому, и уцелевшей, неведомо как.

... сначала ступени.
Их много – очень, очень, преочень.
Я живу на шестом этаже, надо мною чердак.
Высоко!
Раньше на лестнице имелись перила. За них можно было цепляться, когда ползёшь наверх, или прислоняться к ним, если пятишься вниз.
Теперь от перил осталась одна лишь решётка: деревянные перекладины отколупали на дрова и сожгли по квартирам.
Вследствие этого я хожу по лестнице, прислонившись к стене.
Потом улица. Она большая и крайне опасная. На ней случается много всего.

К примеру, сегодня на улице умер Витька, мой сосед и одноклассник.
Его задавило балконом.
Как именно давило я не видел. Я возвращался домой, когда обнаружил обломки обоих: балкона и Витьки.
Скорее всего, я бы Витьку вообще не заметил – его было мало видно по сравненью с обломками.
Но рядом стояла Витькина мать. Точнее, ползала.
У неё подкосились ноги, и она ползала на четвереньках.
Да ещё ртом шевелила – выла, наверное.
Тогда я и догадался, что Витька поблизости.
Вместе с балконом отвалился кусок стены. Преогромный!
Но наша часть дома не пострадала, она по-прежнему крепко стоит на своём.
Кстати, пол года назад этот самый вот Витька расквасил мне нос у сарая за школою.
Крепко меня отмутузил. А главное – ни за что. Просто так, из нахальства и вредности.
Теперь, проходя мимо руин, я бы мог бы подумать, что я отомщён.
Мог бы, но не подумал.
Я вообще стараюсь не думать зря и не чувствовать лишнего.

23 ноября.
Нюша, сестра моя младшая, спит. Она улыбается.
Наверно ей снится что-то хорошее. Бутерброд с полтавскою колбасой, например. Или котлета.
Она каждую ночь видит вкусные сны, поэтому и пробужденье мучительно.
Я снов не вижу.
Давно уже.
Мне повезло.

27 ноября.
Сижу возле печки и сочиняю дневник.
Писать не трудно. Это легче, чем думать и чувствовать.
Я пишу обо всём, что случается рядом – всякие факты, события, слухи.
Да, слухи тоже. Почему бы и нет?
Слух – это явление времени. Слухи можно пресечь, но нельзя победить.
Вообще-то, изреченье про слухи не я придумал, а наш сосед дядя Гена. Но я с ним согласен.
Вот, к примеру: на днях слышал слух, что в Доме Культуры Пищевиков проводят конкурс на самого тощего жителя города.
Якобы претендент должен протиснуться между прутьями спинки кровати, пробежать кросс от стены до стены с мешком на плечах, и что-то подобное в том же бессмысленном роде.
Победитель получает тарелку супа из консервантов со жмыхом.
Конечно, всё это чушь. Но вполне показательная.
Вот о чём судачат граждане! Вот над чем потешаются в эти трудные дни!
Я так полагаю: факт, в отличие от слуха, это голая форма события.
Слухи – ложь. В них мало правды.
Зато много истины.

3 декабря.
Один великий писатель (не помню фамилии) сказал: «широк человек, не мешало бы сузить».
Что ж, это вполне удалось – таких узких, как мы, днём с огнём не сыскать.
Если всех, кто пока ещё жив, вывести на улицу, раздеть и поставить в ряд, друг к дружке плечом, то можно будет подумать, что это забор.
Дистрофик нынче – любимая тема для юмора.
Что такое шутка я помню ещё, хотя смеяться почти разучился.

11 декабря.
Сегодня кушали кошку. Это было восхитительно. И чудовищно вкусно!
Мне достались передние лапы и голова. На голове у кошки много мелких и острых зубов, а рот возле щёк слегка кривоват.
Странное ощущение: ты кошку ешь, а она ухмыляется.
Кошку принёс дядя Гена.
Где он её раздобыл ума приложить не могу!
Мама сказала – украл.
Мама и раньше называла дядю Гену ворюгою, но теперь о его криминальных талантах она отзывается исключительно с большим уважением.
Дядя Гена – великодушная личность, ведь он поделился кошатиной. А мог бы и сам всё сожрать, между прочим.
Однако, чего уж теперь: кошка съедена, и вновь наступили унылые будни.

17 декабря.
Дурной пример заразителен: Нюша выклянчила у меня листок и чего-то карябает. Тоже пишет дневник?
Я дразню её «Нюша-хрюша-повторюша», но она не реагирует.
Странный ребёнок.

21 декабря.
Сегодня грустный день. Во-первых, ужасно холодно, а дров почти не осталось: топим печку паркетом и книгами.
А во-вторых, дядя Гена пропал. Сгинул начисто, с концами.
Сам виноват!
Ему говорили: не ходите по той стороне улицы, там опасно. Ходите по этой. А он всё не слушал.
Короче, поплатился дядя Гена за свою безалаберность.
От Витьки, которого балконом прихлопнуло, хоть валенок с ногою остался, а от этого совсем ничего. Даже мокрого места.
Один известный прозаик (не помню фамилии) заявил: «страна – это тело; если случится беда, я хотел бы жить у тела в пятке».
Писателя можно понять.
Если он прав, и страна, это тело, то мы живём на кончике носа, по которому бьют кулаком.

27 декабря.
Нюша совсем разленилась – не хочет с постели вставать. Говорит, что не может.
И всё время чего-то карябает на листке, который я ей пожертвовал.
Интересно, чего она пишет?

31 декабря.
Сегодня Новый Год.
Мы встречаем его в тесном семейном кругу.
Наш семейный круг и раньше был не ахти какой, а теперь совсем уже сузился: Нюша вчера померла.
Спала, спала, и не проснулась.
Мы давай её трясти, а она - ни в какую!
Я диву давался на Нюшу: вся такая маленькая, сморщенная, а рот до ушей.
Наверно ей снова приснился вкусный сон, и она раздумала просыпаться от этого. Как сказал бы какой-нибудь писатель из прошлого: «она покинула этот мир с улыбкою на устах».
Под подушкою я обнаружил листок. Оказывается, Нюша писала письмо.
Привожу его здесь целиком, сохраняя грамматику:

«Здраствуте Дедушка.
Пишу я вам это письмо во время балезни потомушто хочу папрасить вас о чём нибудь.
Я знаю што вам трудно будет понять мою балезнь, но уж поверте мне наслово умирать мне не хочется.
Пишу я вам это письмо и сома иногда даже плачу.
А как не заплакать жить больно хочится?
Сознаться по совести я сома виновата во всём потомушто была капризной не всегда слушалась мамачку и вообще.
Я старалась штонибудь поделать но не могу потомушто лежу и никак мне не встать. Я лежу и стараюсь не думать но мысли из головы не выходят.
Я думаю очень часто о вас есть вы или нет но мне кажется есть.
Поэтому Дедушка я хателабы вас попросить штобы все были живы здаровы и сщасливы. И покушать чего нибудь.
А ещё лучше заберите от сюда нас всех и меня и маму с братишкою.
А если у вас не получится то ладно - ничиво не поделаешь.
В смерти моей прошу никово ни винить.
Досвидания Дедушка»

Это письмо Нюша писала не нашему дедушке - наш дедушка давно уже умер.
Это письмо она писала Деду Морозу.
Об этом я догадался, потому что последнее время она донимала нас вопросами: есть Дед Мороз или нет.
Мы с мамой отвечали, что есть.
Утешали Нюшу надеждой, хоть врать и не честно.
Прощайте детские мечты!

3 января.
Какая-то душная грусть на душе.
Паркет спалили, а новый отдирать - силы нет. Топлю печку книжками.
Попалась на глаза одна с картинкой - «Спокойная старость».
Какая ирония!

4 января.
Заболела мама.
Сегодня она не пошла на работу.
У мамы распухли ноги и стали как камни. Значит, на улицу мне выходить.
Я кстати тоже чего-то опух.

6 января.
Приснился сон.
Впервые за долгое-долгое время.
Снилась лестница – прямая, без стен и перил.
Я шёл по ней.
Почти бежал.
За мной никто не гнался, но я всё равно торопился.
Даже взмок от усилий - как мышь.
Странно, я так давно не потел.

7 января.
Ну вот, последний лист.
Больше мне писать уже некуда - тетрадь закончилась. И не только она.
Какой-то поэт (не знаю фамилии) сочинил изречение: «Умереть не трудно. Умирать тяжело».
Он прав, этот поэт - умирать тоскливо и муторно.
Как будто плетёшься по лестнице вверх, а она в пустоте: ни перила схватить, ни к стене привалиться.
А главное – не знаешь, чего впереди!
И всё же цепляешься, всё же ползёшь.
Ладно, излил свою душу строками и хватит. Буду спать…
Надо убрать с кровати маму, перетащить её на пол.
Я теперь каждый раз это делаю: днём кладу на кровать, а на ночь кладу из кровати.
Спать вместе я не могу, ночью мама холодная.
Зато она рядом!
 
Плохо, когда ты один.
Плохо, когда тебе плохо.
Но хуже всего, когда не знаешь - за что.
И зачем…