Заметно нетрезвый кладбищенский сторож при приближении Глеба отслоился от внешней ограды своих владений и нетвёрдым шагом вышел навстречу. Крепкий парень ростом метра под два был заметно навеселе – его лицо покраснело и казалось зачарованным, руки заметно дрожали. Вокруг сторожки в навевающем тоску зрелище валялись пустые бутылки.
– Могилу для жмура рыть? – участливо осведомился он, наводя глаза на резкость.
Глеб утвердительно кивнул.
– Только покойник – это я сам, – сказал он, как пояснение.
– Без письменного разрешения не впущу! – на выдохе угрозы сторож облизнул шершавым языком иссохшие губы.
Стало понятно, что он не в настроении. Глеб даже про себя предположил, что виной тому похмелье. К возможным осложнениям он был готов и кое-то приготовил в запас.
– Сгодится? В смысле, как разрешение? – поинтересовался Глеб, извлекая из рюкзака бутылку водки.
Кладбищенский сторож тут же подобрел и улыбнулся. Резким толчком адреналина в нём пробудилась жизнь. Могучей пятернёй парень обхватил поллитровку и, не удержавшись, даже поцеловал её в этикетку.
– Я поутру уже стакан накатил, но что-то не отпускает, – сообщил он доверительно.
Сторожка была приоткрыта. За столом в ней, перед зарешеченным окном, сидела неопрятная женщина лет сорока. Она была с помутневшим лицом и с рыжими, в закрутку, химическими волосами. Многозначительный прищур характеризовал затуманенные глаза. О таких женщинах обычно говорят: "Старая бл@дь". Она хотела водки. И хотела палку – чтобы огрели ей по спине.
Кладбище было огромным. Необъятным. Могилы уходили вглубь длинными километровыми рядами – кресты с оградами и без, серые и чёрные мраморные плиты, траурные ленты с надписями о вечной скорби.
– Место выбирай на пригорке, чтобы пригревало солнышко! – настиг его радостный голос сторожа.
Глеб не счёл нужным отвечать – он прислушивался к своим ощущениям, обретая гармоничный ритм. Что-то абсурдное присутствовало в него желании выкопать себе могилу, но стремление было навязчивым, оно обуревало и жгло. Глеб не находил причин противиться – не такого он был склада характера, чтобы останавливаться на полпути.
Отыскав приглянувшееся место, он наметил продолговатый участок, соразмерный с соседними. Извлёк из рюкзака саперную лопату. Серая и немного влажная земля терпко пахла травой, концентрацией оставшейся жизни. Ритмично отсекая дёрн, Глеб ловил себя на мысли о том, что впитывать нектар жизни не хотелось, а как-то это надоело.
На глубине в метр, когда он порядком уже устал и подумывал, что неплохо бы устроить перекур, лопата неожиданно натолкнулась на препятствие. Некая твердь мешала неё дальнейшему продвижению вглубь. Заинтересовавшись, Глеб интенсивнее навалился на работу, окапывая сросшийся с землёй квадратный предмет.
А позже, ошеломлённый, он сидел на краю наполовину готовой могилы и безотрывно смотрел на то, что лежало перед ним. В это не верилось, но это случилось. Он нашёл клад!
Заржавевший ларец неохотно явил свету свою тайну. Внутри его лежали деньги – много. Золотые монеты царской чеканки. А на внутренней стороне крышки, почти неразличимая от слоя коррозии, была начертана надпись из философии Ницше: "Ты еще жив, Заратустра? Зачем? Для чего? Не глупость ли продолжать жизнь?"
Июль, август 2020 **редактирование: 1 января 2022
(глава из повести)
*компиляция к фото автора