Время бежит, мы всё реже стали собираться на наши факультетские встречи, которые всегда проходили седьмого мая в «День Радио». Но если собираемся, то вспоминаем всех: кто был, кто есть и кто ушёл.
Ностальгия
Мой дом всё тот же: – потолок,
Калитка, тополь, что промок,
Берёзы те же и канавы,
В которых сгорбленные травы…
Года состарили дорогу,
Она расширилась немного.
Машины бегать стали чаще,
Заборов больше - нет и чащи…
Деревья старые спилили,
Где помню, по грибы ходили.
Поляны нашей нет с футболом,
Где спор кончался только с голом.
Время ушло с ручьём в реку,
Года рассыпались в труху.
Воспоминанья душу греют,
А наши головы седеют.
Но память лечит наш “мотор”
И мы идём наперекор
Болезням всем и этим гриппам,
Березам, радуясь и липам.
Вся жизнь в борьбе за горизонт,
Пусть не кончается наш фронт!
Кратко сейчас изложу свои воспоминания про скитания по морям и океанам, но в отдельном издании, я это оформил с фотографиями тех мест, где побывал.
Вот и подошёл июль, морской месяц, так, по крайней мере, мы его запомнили.
В первое воскресенье отмечали “День торгового и речного флота”, во второе воскресенье отмечали “День рыбака”, а последнее воскресенье был и есть -
“День военно-морского флота”.
Ну, торгового флота у нас не осталось. Пароходства, как таковые развалились и куда-то исчезли, все перепрофилировались в компании. А раньше пароходства были везде по внешнему периметру нашей большой страны.
В 1970-м году мы поступили в Ленинградское высшее инженерно-морское училище имени Степана Осиповича Макарова. Каждый из нас был романтиком, мечтал о море, о походах. За пять лет мы прошли хорошую школу, жили дружно.
В роте, на радиотехническом факультете, нас, отслуживших в армии, было семьдесят пять человек – треть роты. Нас учили разным наукам, в том числе и готовили к работе на военно-морском флоте. На каждом факультете было своё спортивное направление, как не странно у нас, радистов – профильным направлением была тяжёлая атлетика, хотя до армии я занимался борьбой. Больше всего мы любили занятия на воде. У набережной Горного института стоял учебный барк «Сириус», на котором ребята с судоводительского факультета отрабатывали свои навыки, проходили практики.
На причале, рядом с Сириусом стояли наши шестивесёльные ялы, на которых мы тренировались в гребле и участвовали в соревнованиях.
Парусник “Сириус”
Сириус старик, стоишь на приколе.
Летом, иногда, выходил ты в море.
И играл с тобой ветер шалый,
Всё-таки хороший ты был малый.
Вспомни-ка походы, море штормовое,
Ураган припомни,- приносил он горе.
Паруса трещали, трос бедняга лопал,
Мачты расшатались, словно в драке побыл.
Старикашка милый, службу отслуживший,
Воевавший в море с волнами не раз,
Не жалел ты воду, как врагов народа,
Бил её ты с хода, метил прямо “в глаз”.
Отзвенело время, отошли все сроки,
Отстучали годы гомоном сороки,
И стоишь печально, списанный на берег,
Гордый и не сломленный, в талисман свой веря.
Чувствуешь ты слабость, но веришь в ветер буйный,
Может, заберёт он в свой поток разгульный?
Слабым не в пример ты, не понять им моря,
Посмотри ж в глаза всем вестникам от горя.
Горе одинаково, везде оно одно.
Вот и я обиженный, кем? Не всё ль равно.
Мы с тобой похожи, брат ты мой морской,
Просто судьбы схожи – х о л о с т о й.
Я тогда работал в “Латвийском морском пароходстве”, после перевода с “Черноморского морского пароходства”. Так с Одессы я переехал в Ригу.- В Одессу был распределён после окончания училища ЛВИУ им. С. О. Макарова. Одесса – город романтиков, юмористов и шулеров. Пока устраивался на работу, жил на проспекте Шевченко в гостинице моряков, рядом с Аркадией – районом, где располагались разные дома отдыха и санатории.
Пароходство в Одессе разбросано по всему побережью от Куяльника с востока и до Аркадии.
Место замечательное, я “жаворонок”, поэтому всегда вставал рано, когда все ещё спят и бежал на берег. Берег за гостиницей круто спускался к дикому пляжу, который ласкало Чёрное море. Сделав зарядку и искупавшись, бежал в гостиницу искать завтрак, так я жил больше месяца, пока оформлялся. Необходимо было пройти все инструктажи, познакомиться со своей службой, получить направление на теплоход. И надо сказать, я не спешил – стояло лето, самое курортное время года. Как и все в таком положении я бичевал, то есть бездельничал и ждал направления на судно.
Всё оплачивало пароходство, но денег, как всегда, не хватало, но было весело, в комнате у нас стояло восемь коек, здесь были и вновь устраивающиеся моряки и те, кто ждал свой пароход.
Моряки, списывающиеся с рейсов, помогали, угощали засидевшихся бичей.
В конце концов, я получил направление на теплоход Баймак. Таких теплоходов на букву “Б” было несколько: “Баймак”, “Балашиха”, “Бакуриани”, “Бежица”.
Первый рейс у меня получился девятнадцать месяцев. Работали мы с Европы на Юго-Восточную Азию. С Одессы через Чёрное море, проливы Босфор, Дарданеллы,
далее пересекали Средиземное море, Суэцкий канал, выходили в Индийский океан и через Малаккский пролив достигали Сингапура. Это был порт мечты,- главная остановка всех судов, которые ходили в те времена. Нас ждали магазины,
«малай-базар», развалы, где происходил обмен полученных денег на товары, которые впоследствии снова перетекали в денежные знаки уже дома, на что, в основном и жили моряки в те времена.
Колумбовы потомки
Может быть, зима настала?
Может, лето подгребло?
Эх, куда же нас с тобою -
На край света занесло.
Сингапур, Гонконг, Манила,
Острова, вода кругом,
Нас стихия заманила,
И пошла вся жизнь вверх дном.
Вместо снега, дождик пляшет,
Ливень тропики сечёт.
Не найдёшь здесь елей наших,
Пальмам безграничный счёт.
Время местное с «Москвою»
Не в ладах - вперёд бежит.
И у нас, как за кормою,
Жизнь спешит, спешит, спешит.
Пусть бежит, спешит и рвётся
По “колумбовым” следам...
"Шарик" наш об ось всё ж трётся,
Путь у нас к иным мирам.
"Лучше уж увидим сами,
Чем услышим десять раз!" -
Из пословицы словами,
Я кончаю свой рассказ.
Мои престарелые родители, ветераны войны, начали болеть и я перевёлся поближе к Питеру – перебрался в “Латвийское морское пароходство”. В “Балтийское морское пароходство”, контора которого находилась в Ленинграде, где я родился и жил, было не попасть,- здесь работали только “свои люди”. А в Риге, начальник связи Чулков Михаил Емельянович собирал под своё крыло выпускников “Макаровки”. Вначале я попал на танкер “Ессентуки”, (десятитысячник типа т/к «Рава Русская») который работал в районах СЗА (Северо-западной Атлантике), ЦВА (Центрально-восточной Атлантике) и ЮВА (Юго-восточной Атлантике). Рейсы были всего по шесть месяцев, что после моего первого плавания казались - совсем нормальные рейсы.
В рейс мы выходили с Вентспилса, после смены экипажа – базы Латвийского танкерного флота и через датские проливы выходили в Северное море, а далее, пройдя Ламанш, через Бискайский залив выходили в Атлантику. Бункеровали мы рыбаков,- бывало, подходили к нам и наши военные корабли. Столицей СЗА был – Галифакс на восточном побережье Канады.
Но мы в основном следовали на юг через Канарские острова и, конечно, с заходом в Лас-Пальмас, где меняли свою скудную зарплату на дефицитные товары.
Далее, обогнув западное побережье Африки и Гвинейский залив, подходили к экватору, а к этому меридиану всегда готовились. Нас там, как всегда, встречал сам царь Нептун.
Праздник Нептуна
Где-то кружат метели,
Где-то дождик стучится,
А что с нами случилось
Только может приснится.
Вот экватор священный,
В гости к нам сам Нептун
Из глубин сокровенных,
На борт смело шагнул.
Под охраной, со свитой:
Где и доктор, и чёрт…
Чтоб дороги открыли,
Капитан дал отчёт.
Слушал царь всё серьёзно,
Молча, только вникал.
Звездочёт очень грозно
Вслед приказ зачитал.
Всё отлично как будто,
Дочь морей хороша.
Из рук в руки ключ вручен,-
Путь вперёд - не спеша.
Хмурит брови Владыка,
На совете решил
Всех, кто здесь ещё не был
И вообще не ходил,
Окрестить! – приказал он.
И пошла кутерьма:
Всех первичных в загон их,
Чтоб отмыть – «до черна».
Черти рады как дети.
А пират за печать,
Подскажи нам Владыка
С чего же начать?
Бесплатный сервис:
Клизму в штаны,
Печать ставить на место,
Чуть ниже спины.
Причёску всем сделать
Аля брадобрей…
Кто всё испытает –
Виночерпий,- налей.
Эта участь не обошла никого:
Прекрасный пол, но и их того…
Старик Нептун как будто рад,
Всех окрестил – прошёл обряд.
Заметим только теперь всем,
Что - это явь, не сон совсем.
И не жалеем, что купались,
Нептун же царь,
Мы с ним встречались.
Бункеровали мы наш флот в основном у берегов Анголы и Намибии. Утренние советы в радиоэфире проходили в 10:00. Вёл совет капитан-директор с какой-нибудь плавбазы. Здесь выяснялось кому сколько необходимо топлива и какая очередь бункеровки предстоит. Рыбаки были со всех баз: были здесь и Мурманские “Атлантики”, и Севастопольские, и Калининградские, Рижские, Литовские и с Ленинградской базы – раньше у нас был огромный рыболовецкий флот.
Малые рыбаки при хорошей погоде швартовались у нас по бортам с большими кранцами. А супер “Атлантики” – это новые большие рыболовецкие суда
“ГДР-овской” постройки мы брали на буксир, и бункеровка проходила на малом ходу, ну почти как сейчас бункеруются самолёты в воздухе. При полном штиле мы могли бункеровать сразу четырёх рыбаков: по одному малому с каждого борта и одного на буксире с кормы, а второго на буксире с носа.
Ночью при полном штиле, когда солнце зайдёт за горизонт и на небе останутся только светить звёзды, перед нами всплывает новая картина. Все рыбаки подсвечены прожекторами и складывается такое впечатление – будто весь океан в огнях, кажется, если мы сейчас пойдем “строем” на Африку, то сразу её возьмём в плен.
Закат.
Солнца диск катился с неба,
Да по глади, где вода.
Полыхало краской небо,
Вечер – это не беда.
Штиль разгладил рябь на море,
Красный заиграл ковёр.
Облака плывут на воле,
Отражается “костёр”.
Пламя сполохом играет,
Переливами блестит,
Но от нас всё ж убегает.
Горизонт всем сбор трубит.
Диск стал красною подлодкой,
Погружается в закат.
Ночь нежна и стала кроткой,
На воде лишь бега тракт.
Час пройдёт и всё стемнеет,
Всё уснёт в тиши, замрёт.
Сердце в красоту всё ж верит.
Солнце снова к нам придёт.
Отработав в этом районе, нас как-то раз развернули на запад в Бразилию под погрузку подсолнечного масла для Голландии. Весь переход от западного побережья Африки до Бразилии, Команда выпаривала танки после слива топлива, потом промывали танки. Команде, правда, за эту адскую работу платили чеками ВТБ.
РЕЙС НА ТАНКЕРЕ “ЕССЕНТУКИ” В 1977 ГОДУ.
Прощаюсь на причале я с друзьями,
Уходим в море штормовать опять.
Нас встречи ждут с судами, кораблями,
Погода ждёт, жаль, только не на “пять”.
Идём мы к берегам Сьерра-Леоне,
Затем Ангола будет впереди.
Намибия нас ждёт на самом склоне,
Военные нас ждут,- их корабли.
У нас же топливо для них в запасе,
Там “базы” рыбаков нас ждут всегда,
Не дарят нам цветы в стеклянной вазе,
Там нет лужайки,- лишь вода – вода.
Но сувениры с моря мы привозим:
Ежи морские, челюсти акул.
Урон мы морю, правда, не наносим,
Там в трале рыбаков для них “аул”.
Сдав топливо, нас повернут на запад,-
В Бразилию, за маслом погребём.
Сезон дождей,- и с неба будет капать,
А тропики? – мы их переживём.
Пропарив танки и промыв все трюмы,
В нас десять тысяч тонн туда зальют.
Короткая стоянка – лица хмуры,
Спешим в Европу – нас всегда там ждут.
Голландия и Немцы ждут наш груз.
Ждёт берег нас, земля ждёт и асфальт.
По берегу пройдём, покурим в ус,
В душе Башмета заиграет альт.
Проскочим быстро датские проливы,
Клайпеда, Вентспилс тянут нас к себе.
И визы не нужны нам были – “ксивы”,
Всё это в памяти сидит во мне.
Отработав на танкере “Ессентуки”, я перешёл на т/х “Механик Герасимов” сравнительно новый РО-РО теплоход. На нём освободилось место и меня начальник связи направил и представил капитану – так началась моя работа на новом сухогрузе.
Наши линии были в основном на Германию, Голландию, Бельгию, Францию, Испанию – возили мы наши «Жигули» и контейнеры. С верхней палубой летом, при хорошей погоде, мы брали до 750 автомобилей, а в плохую погоду и зимой в трюмах и на кардеках помещалось 450 машин.
Перевозили мы кроме легковых машин и всякую колёсную технику. Фуры с сорокафутовыми контейнерами. Таких мы брали на борт 14 машин с кабинами и водителями, остальные забивали без кабин. Старший помощник следил, чтобы количество членов экипажа и пассажиров не превышало мест в спасательной шлюпке.
Отход.
Городская суматоха
Вся осталась за кормой.
Вновь ныряем мы в рассветы
И туманы с головой.
Волны пенятся и пляшут,
Спорим с ними день и ночь.
Чайки крыльями нам машут,
От земли шагаем прочь.
Дальше - в море, к горизонту
Нас зовёт вперёд мечта.
До мечты дойдём и к чёрту
Мы заглянем, так - спроста.
Чистим души от ракушек,
Умываемся зарёй.
Звёзд на небе, как веснушек,
На щеках твоих весной.
Как магнит нас волны тянут,
После отпуска к себе.
Пусть весною грозы грянут,
Мост из радуги к тебе.
Чешуя от зимней спячки
Ручейком пускай бежит.
Мы давно привыкли к качке,
Горизонт - мечту таит.
Работали мы по расписанию. Связь с домом держали в основном через телеграммы,
но можно было связываться и по радиотелефону в коротковолновом диапазоне.
Тогда ещё мобильных телефонов не было, а спутниковая станция Инморсат-С работает столько в телексном режиме. Устраивал я сеансы связи для экипажа и пассажиров через «Москву – радио» и через радиостанцию рыбаков «Рига-1». Был как-то в гостях у рыбаков на радиоцентре, который находился на левом берегу Даугавы – напротив пассажирского причала, познакомился с девчонками дежурной смены, посидели за чаем и ещё с бутербродами… Для экипажа в конце месяца составлял ведомость, а пассажиры платили наличкой, на которую я также составлял ведомость и с приходом передавал на радиоцентр, покупал маленькие сувениры для персонала радиоузла. Зато всегда при связи у меня была первая или вторая очередь на разговоры. Работая в Черноморском морском пароходстве, мы связь поддерживали с Одессой почти до Бенгальского залива, когда следовали с Одессы в Юго-Восточную Азию, а дальше переходили на обслуживание Московского радиоцентра, но после Сингапура уходили на обслуживание Дальневосточного радиоцентра во Владивостоке. Связь велась в коротковолновом диапазоне: в телефоне работали через «Москву – радио», а радиограммы принимали через Владивосток.
Вот там были очереди, в среднем наша очередь была обычно пятидесятая -шестидесятая. Принимали быстродействием по слепому на магнитофон, затем на меньшей скорости распечатывали радиограммы.
Так в 1980 году я через « Москву-радио» связался с домом и мне ответил шурин, что у меня родились близнецы, были помехи - я толком не понял, но оператор радиоцентра девушка мне продублировала. Я тут же попросил её передать домой, чтобы мне срочно прислали телеграмму, а то не поверят и я не смогу накрыть «поляну». Вечером получил РДО, а на следующий день в спорт-каюте, накрыл теннисный стол – было всё здорово.
После гибели парома «Эстония», нас поставили на линию Таллинн – Стокгольм, а затем перевели на линию Рига – Киль – Рига - Хельсинки – Рига. Я кроме своей работы по связи, также участвовал в швартовых операциях с боцманом на баке. Мы работали в сокращённом экипаже, крепили и раскрепляли груз в Киле, за это правда, нам доплачивали. На этой лини восемь швартовок и отшвартовок: 36 часов длится переход с Риги до Киля и 20 часов с Риги до Хельсинки. Летом было всё хорошо, а вот зимой, когда лёд сковывал Рижских и Финские заливы швартовки затягивались бывало на часы.
Однажды при стоянке в порту Рига, нас посетил народный артист СССР Владислав Игнатьевич Стржельчик. В это время ленинградский театр БДТ гастролировал в Риге и БДТ, как оказалось, шефствовал над моряками торгового флота.
Вот Интурист и привез к нам для беседы знаменитого артиста. Некоторые артисты были распределены по судам, в это время стоявщие в порту, нам достался Стржельчик. А на т/х «Механик Фёдоров» попал Кирилл Лавров. Сначала была встреча в кают-компании, затем капитан Глебов Н.П. показал гостю наш теплоход.
В. Стржельчик посетил и моё рабочее место.
После того, как я рассказал про своё хозяйство, успел ему прочитать пару стихотворений. Как ни странно, они ему понравились, а у меня прямо «захлопали крылья за спиной».
Работали мы в основном на Европу, но однажды нас отправили в экспериментальный рейс. Груз был в контейнерах на Кубу и в Монреаль, но на обратном пути мы должны были загрузиться в Гаване цитрусовыми и следовать в Ригу.
Наше судно предназначено для перевозки автотранспорта, машины заезжают на борт своим ходом и чтобы не было большого задымления от работающих двигателей, предусмотрена двадцати пятикратная вентиляция трюмов и кардеков (подъёмные палубы для легковых машин). Вот мы и должны были загрузиться лимонами, бананами и всякими экзотическими фруктами и при включённой вентиляции привезти их в Ригу к Новому году. Было просчитано, что процент порчи при этом должен был остаться в норме.
По пути мы заскочили в Роттердам, чтобы сдать попутный груз. Но нас поставили не к нашему причалу, где мы обычно швартуемся на линии, а загнали в какой-то пригород. В Голландии везде хорошие причалы, но на дворе декабрь и циклоны атакуют сушу с Северного моря. При сильном ветре, при швартовке порвался продольный канат и на баке задел третьего помощника. У меня в это время всю мою морду разнесло от больного зуба. После швартовки агент повёз нас к врачам: зуб мне вырвали хорошо - так заморозили, что я не чувствовал ни носа, ни уха, а штурмана обследовали, чем-то замазали, всё обошлось. Короче получилось так.
Холодный фронт циклон прислал,
Давленье падало, крутилось.
Волна лизала наш причал.
Всё - это правда,- нам не снилось.
“Продольный” лопнул, “шпринг” держал,
Но прядь каната разлетелась.
Циклон крутился, как нахал,
Погрузку завершить хотелось.
Наш штурман с боцманом вдвоём,
Концы лебёдкой подбирали,
А прядь другим своим концом
Ударила – куда б вы знали…
Ударила в промежность прядь
И вахтенный согнулся вдвое.
Тут вспомнил вахтенный про мать,
Мат вылетел,- он взвыл от боли.
Нога распухла ни шагнуть,
Она не держит и нагрузку.
Готовы мы отчалить в путь.
Боль не давала только спуску.
Агент нам доктора привёз,
Которого нашёл в посёлке.
Он “приговор” и произнёс:
“Не травма здесь,- укус от пчёлки”.
Он чем-то смазал, завязал,
Сказал, что жить он будет сколько.
Детей ему он пожелал,
Не рвал концы, чтоб больше только.
Рейс с Риги в Европу.
На шпринге в разворот уходим.
Последний отдан кормовой,
Все “за” и” против” вместе сводим,
Прогноз получен штормовой.
Сошёл наш лоцман прямо в речке.
В заливе ветер – баловник,
А дома хорошо у печки…
Мы слышим в вантах ветра крик.
У Колки, резко развернёмся,
Ирбен и Балтику пройдём,
И в Копенгаген мы упрёмся,
На замок Гамлета взглянём.
Проливы за кормой оставим,
Затем и Скаген обогнём,
Хансхольм проходим, точку ставим,
На юг мы в ” Северном” свернём.
Антверпен, Гамбург, Бремен, сколько
Портов, что в памяти живут?
Да вся Европа, если только,
Порты нас в Африке не ждут.
Но где бы, сколько не бродили,
До дома дни считаем мы.
Всё знаем, в школе проходили –
О Родине все наши сны.
В Бискайском заливе мы взяли курс на Кубу. Когда суда нашего пароходства попадают в этот район, то некоторые из них назначаются посредниками. Посредник должен в определённое время принимать информацию от судов находящихся у восточного побережья Америки и передавать её на Рижский радиоцентр. Связь с карибского бассейна в коротковолновом диапазоне до Риги не дотягивала и была в основном никакой. Работая на Европу я один справлялся, но при переходе через океан присылали ещё второго радиста и вахта распределялась на целые сутки. Раньше дальняя связь была только в коротковолновом диапазоне, но она неустойчивая и зависит от многих факторов. Спутниковой связи тогда ещё не было. Поработали мы посредниками, пересекли Атлантику, зашли в Гавану, постояли на рейде всего пару суток (в очереди на разгрузку бывает суда стоят неделями) и пошли вверх к берегам Канады. В Монреале тоже долго не задержались – выгрузились и быстро отчалили в Гавану. Нас ждал эксперимент, мы должны были успеть быть дома к Новому году.
В Гаване мы застряли почти на неделю. К нам кроме груза ещё поселили двух технологов, которые должны будут следить за состоянием груза, делать замеры температур.
Грузы с цитрусовыми обычно перевозят специальные рефрижераторные суда , а здесь они должны определить процент порчи груза при хорошей вентиляции.
Пока шла погрузка, мы время не теряли. В свободное время сходили на экскурсию по Гаване, съездили – нет, нас свозили к хижине Хемингуэя, накупались в океане.
В конце – концов, загрузившись лимонами разных сортов и апельсинами отправились
в обратный путь. Технологи оказались темнокожими, никогда не покидали остров, никогда не видели снег и не знали мороза. Они выполняли свою работу, теперь у нас в столовой всегда были апельсины и лимоны. Но они употребляли не только фрукты, а также запаслись и кубинским ромом, но это лакомство пробовало только наше начальство.
По городам и странам,
Мы бродим по морям.
По городам и странам,
Мы бродим тут и там.
И как в копилку память
Бросаем пятаком.
Глаза не закрываем,
Вопрос ставим ребром.
Мелькают замки, храмы,
Жизнь в городах своя.
У них не лучше дамы,
Конечно, для тебя.
И где бы ни бродили,
Тропа всегда кольцом –
От дома уходили,
А финиш пред крыльцом.
Живёт в нас тяга к дому
Прекрасней, лучше нет.
И к городу родному,
Где ты увидел свет.
С погодой нам повезло,- более менее спокойно пересекли Атлантику, немного прихватило в Северном море, здесь уже стало холодать. В этом году морозы оказались очень суровыми и ранними: замёрз Рижский залив, но лёд ещё был проходимый, позже, в конце января будут работать ледоколы, которые придут с Мурманска и Питера. Для нас эксперимент заключался в следующем: как выживут наши технологи в нашем климате? В Риге агент привёз им шапки и тулупы, а процент порчи оказался в норме. Наша практика пригодилась в будущем для таких судов.
Мы по такой схеме потом работали на Средиземном море: загружались цитрусовыми в турецких портах Мерсине и Искендеруне, возвращаясь с Иордании в Керчь, Бердянск и Мариуполь. В то время груз через Иорданию следовал в Ирак.
Мы работали в этом районе не долго, смена экипажа происходила в Керчи и Ильичевске.
Мы не клянём свою судьбину,
Но надо ж так случиться:
Встречаем новую годину,
Мороз, где только снится.
Под новый год спешат на бал
На берегу родном,
А наши руки жмут штурвал,
Далёк ты отчий дом.
У нас здесь тоже много баллов,
Во только штормовых.
Кипит вино в ваших бокалах,
Мы пьём за вас, родных.
За вас, за всех друзей, любимых,
Кто может ждать годами,
Не держим дум мы злых и мнимых,
Ведь наши мысли с вами.
Ну что ж "Ирония судьбы"
На голубых экранах,
А здесь ветра, морей дары,
Да пустота в стаканах.
На качку грех нам обижаться,
Нептун шалит на дне.
Привыкли со стихией драться,
Привет родной земле.
Пройдут недели и свиданье,
Запустит пир горой.
Наградой будет за скитанья
Всей братии морской.
Поздравление береговым радистам.
Сквозь рёв помех, разрядов шум
Вам шлю подряд восьмёрки.
Эфир разрядится от дум,
За связь вам по пятёрке.
Эфир почти как Дед Мороз,
Ласкает нас сквозь уши.
На землю он сегодня сполз
И теребит нам души.
Желает в праздник он друзья
Всем счастья и удачи.
Нас любит больше всех не зря,
А как же тут иначе.
Радисты словно провода,
Глотают поздравленья,
И давимся мы иногда
Из-за переполненья.
Но Дед Мороз замкнул все ж круг,
Танцует хоровод.
Тире и точки – лес их рук,
Залили небосвод.
Поднимем же и мы друзья
Коктейли из морзянки,
Назад нам пятиться нельзя
Кругом одни болтанки.
Хочу поздравить Вас сейчас,
С счастливым Новым годом!
Пусть радует он больше вас
Весёлым, шумным ходом.
Пусть принесёт здоровья Вам,
Удача поцелует.
Восьмёрки брошу я к ногам,
Стихия не балует.
Северное море 31.12.81 г.
Код 88 – я вас люблю,
Код 99 – пошёл к чёрту,
Код 73 – наилучшие пожелания.
Так проработал я на т/х «Механик Герасимов» до 1996-ого года. К этому времени радистов с торгового флота сократили, их заменили стойками связи по системе
GMDSS – global maritime distress and safety systems (глобальной системе связи при бедствии для обеспечения безопасности мореплавания). С пароходства мне пришлось уйти. И здесь капитану Калиновскому С.Н. моему старому товарищу, который у нас отработал со второго помощника до старпома, понадобился радио-офицер. В это время он работал уже капитаном в компании Совкомфлот. Так я попал на
m/v “Capitaine Tasman”.
Главная контора «Совкомфлота» находилась на Кипре в порту Лимасол.
Прилетели мы на Кипр, сменили экипаж и отправились работать в Австралию.
Как мы добрались до самой северной точки Австралии мыса Йорк, у меня написано в книге «Листая пройденные мили», в рассказе «Курс на Австралию»
Начали мы работать в Австралийском фрахте: Брисбен, Сидней, Мельбурн, далее через Новую Каледонию на Фиджи в порты Сува и Латакия, а на обратном пути иногда заскакивали на Соломоновы острова в порт Хониара или на Вануату в порт Вила. Такой круг в среднем получался полтора месяца. Вот так мы подходили к Австралии.
Горит фонарь передо мною,
И тень от лампочки ползёт,
Проснулась память и грызёт,
Она с подружкою - тоскою.
Мелькает свет по переборке,
Качает судно зыбь, волна,
Не замирает жизнь у дна.
Нептун там главный на уборке.
“Большой Барьерный” слева жмётся,
Видна Австралия вдали,
В цене, где доллар - не рубли.
Над нами март сейчас смеётся.
Экватор за кормой остался.
Мы катимся по “шару” вниз,
Где на конце “из льда карниз”,
Не Север – Юг к нам привязался.
У нас весна – здесь осень дышит,
И всё идёт наоборот,
Циклон как будто старый кот,
“По часовой”, ползёт по крыше.
Циклоны на экватор рвутся,
Всё мочат на пути своём,
Бывает даже и вдвоём,
Навалятся и к нам прижмутся.
Не рады мы их “поцелуям”,
Стараемся от них уйти
И в порт быстрее бы зайти,
Назло штормам и всяким бурям.
Заходим в порт всегда с востока.
Нас Брисбен, Мельбурн, ждёт Сидней,
В душе запел вновь соловей.
Ох, далека же к ним дорога!
Вдоль Австралии, на востоке, с севера на юг проходит Большой Барьерный риф, наш маршрут пролегал между рифом и берегом Австралии.
Циклоны в северном полушарии вращаются против часовой стрелки, а в южном полушарии – по часовой стрелке и антициклоны соответственно наоборот.
В северном полушарии у нас весна – в южном осень, у нас зима, а в Австралии – лето. Тихий океан хорош, пока он тих, но если он разозлится – тогда держись.
Так мы раз попали в такую передрягу.
В пасти Дракона.
Как пел Высоцкий дядя Вова,
Обложили нас сейчас:
В увольненье, будто снова,
Циклоны вышли – это фарс.
И не один, как раньше, тройкой,
Упорно лезут с северов,
Но мы прорвёмся, только сколько,
Плутать нам так меж островов?
Мальчишка “Ron”, да две девчонки,
Хотят подрезать наш маршрут.
И все они как собачонки:
Шипят, толкутся, но и прут.
“Susan” заходит, “сучка”, с тыла,
“Katrina”, только молода,
А “Ron”, прям в лоб идёт, громила,
Кипит и пенится вода.
“Ron” обошли, но задержались
И ночь испорчена в конец.
Не врут нам карты – “кувыркались”,
Вот “Samoa”, здесь наш венец.
Венца не видели, пожалуй,
Пришли под ночь, затем ушли.
“Ron” виноват, плохой он малый,
Затишья так и не нашли.
На запад топаем “с клюкою”,
Чудит “Katrina”, бьёт в набат,
Умрёт, наверно, молодою,
Как разозлилась, чёрт не рад.
Прошла по берегу немного,
Австралию чуть подмочив.
Теперь, куда её дорога?
Характер очень уж игрив.
А станции трубят тревогу:
“Не подходить к ней” - говорят.
Да, перекрыла нам дорогу
Стоим в порту, потупив взгляд.
За Сувой будет Лаутока,
Затем Сидней и Мельбурн порт,
В Австралию придём с востока,
Наш фрахт – сплошной круговорот.
- Ron, Susan, Katrina - циклоны, через которые мы прорывались
- Samoa – Независимое Государство Самоа столица Апиа.
- Suva –столица Республики Островов Фиджи
- Лаутока – торговый порт Фиджи
- Сидней, Мельбурн, Брисбен – порты Австралии
Так мы работали по кругу – с Австралии бежим на острова и назад. Много было разных приключений. Для жителей островов Австралия – это материк и почему-то большинство хотят туда иммигрировать. Как сейчас с Африки толпы перебираются в Европу. Но в Австралии жёсткие законы. Нельзя привезти даже каких-то насекомых.
Австралию начали открывать с западных берегов, а там болота и крокодилы, центр Австралии занимает пустыня, где годами не бывает дождя. А вот восточное побережье всё изрезано бухтами и гаванями, где сейчас и кипит жизнь.
Австралия начала оживать и осваиваться со второй высадки Джеймса Кука в бухте Ботани в 1770 году, первое же посещение материка Кук совершил годом раньше, в 1769 году на корабле “Индевор” (“Endeavour”). Впоследствии в этой бухте вырос город, который назван в честь Лорда Сиднея – министра колоний Великобритании.
Опять мы там, где радуги одни,
Где волны по шесть метров - выше крыши,
Куда не заплывают корабли,
В эфире, на “пятьсот”, всё тише, тише.
Бывает, скалы прыгнут из воды,
У рифов волны пеной на исходе.
Циклон прорвётся с юга - жди беды
И неуютно вновь на пароходе.
Кругом названья музыкой звучат:
“Коралловое море”, вот “Тасмана”…
И даже чайки в море не кричат,
Здесь делать нечего без талисмана.
Да, Тихий океан, пока он тих,
Но фронт прошёл, за ним циклонов куча,
Не складным получается и стих,
На небе вместо солнца только туча.
В другой она здесь входит разворот,
Декабрь – лето, не то, что дома.
Здесь всё ползёт совсем наоборот -
Мы за экватором, “за линией излома”.
Что говорить, нас занесло “к чертям”,
Здесь ты и сам становишься как чёртик.
Да, в море ходим мы всегда без дам,
Но мысли к ним летят, вот “анекдотик”.
И, между прочим, просто говоря,
Мы в океане, “Тихим”, что зовётся.
Но знаем, что штормуем здесь не зря,
О вас мы помним, пусть у вас икнётся.
Coral Sea. December 1997
500 кГц – частота бедствия и вызова
Сейчас мы ближе к Дальнему востоку
И дальше от крыльца, где отчий дом.
Идём на юг и ближе всё к истоку,
Антарктика покрыта только льдом.
Прошли все острова, где нет мороза,
В которых память бродит по ночам.
Всё, жаль во сне,- в душе сидит заноза,
Пусть не выходит, вечно будет там.
Да, представляем, как у нас там, дома,
Под Новый год заботы подошли.
Подняли трап, отчаливаем снова,
Чтоб Новый год нам повстречать в пути.
И не везёт, сезон циклонов пляшет,
Болтаемся, как на качелях здесь.
Форштевень на просторах волны пашет,
Да океан от злости в пене весь.
Прошли вновь острова, пройдём болтанку,
Упрёмся в материк большой не наш,
На баке отобьём от счастья склянки,
Пойдём по суше сделать променаж.
Маршрут один: до бара и до стойки,
Глоток “земли”, уверенность в ногах,
Потом назад и до любимой койки,
А утром море вновь объявит шах.
Опять волна, качели, пена, звёзды,
Отсчёт до порта, до захода дней.
Да, далеки родные наши гнёзда,
Чем дольше путь, тем будет дом милей.
Tasman sea. December 1997
Южный ветер целует с юга,
Ветер южный с материка.
Как далека моя супруга,
Но к ней течёт любви река.
Давно снесла теченьем пену,
На перекатах вновь бурлит.
Я поднимаю эту тему –
Сердечко ноет и болит.
Твоё быть тоже колыхнётся,
Оно напомнит обо мне,
А может сильно и забьётся.
Я говорю это тебе.
Тебе шепчу сквозь ураганы,
Твои слова, словно вино.
Здесь волны плещут, будто пьяны.
Пришли хоть слово ты одно.
У вас мороз, на ветках иней,
Сугробы, баня и полок…
Здесь океан, вот только синий,
Да наш маршрут всё на восток.
Но развернёмся в марте, точно.
И, курс проложим мы домой,
Придём, я поцелую сочно,
А ты мне скажешь: “Дорогой!”.
Домой мы звонили на стоянках: с Фиджи в Суве, а в Австралии с Сиднея, когда выходили в город.
Воспоминания – награда.
Шторм нашу душу растрепал.
Смотрю сейчас на чаек “стадо”,
Волна здесь бьётся о причал.
Мне снятся острова, протоки,
Дельфины, злюка – океан.
Там нашей юности истоки
И ветер хулиган, буян.
Мне снится остров с шапкой леса,
Глаза закрою – будто сон.
На полпути будто завеса,
Стоит средь океана он.
Сидней проходим с Лаутокой,
От Каледонии на юг…
Маршрут наш проходил протокой
И Брисбен замыкал наш круг.
Там чайки просто не летают.
Там альбатрос висит всегда,
Крылом он пену с волн сшибает,
К нам подлетает иногда.
Размах крыла два с лишним метра,
Не машет ими он никак.
Поток воздушный в километры
Его таскает – вот чудак.
И я во сне ношусь мечтая,
Архипелаги подомной.
По памяти порты листая,
И как спешили мы домой.
Так доработали мы до весны. Сменились в Сиднее и самолётом через Сингапур, затем на Франкфурт-на-Майне и в Ригу. Так закончилась моя работа на флоте.
Началась работа на берегу: сначала «под крыло» меня взял кореш по «Макаровке» Сергей Щёголев в «Морские комплексы и системы», затем работал в «Гидрографии» - строили станцию в Тикси для передачи информации по безопасности мореплавания (MSI) в зону «Северного морского пути», ну а потом Володя Золотов (наш общий друг) помог устроился на Северную верфь, где и сейчас работаю.
Ты что смеёшься птица чайка,
Не смейся здесь и не кричи,
А унеси мою печаль-ка,
И надо мной не хохочи.
Я бросил в огороде якорь,
Там, где у нас растут цветы,
Где аромат цветущих яблонь,
И где крыжовника кусты.
Мой океан теперь зелёный,
Его топчу, хожу в росе.
А якорь, друг мой закалённый –
Стал точкой в жизненном досье.
Но миражи, воспоминанья -
Храним мы их в себе всегда.
Прошедшей жизни испытанья,
Уносят тихие года.