1 – 2 – 3__Часть четвёртая__48’30”
Это окончание повести. Начало здесь:
http://proza.ru/2020/08/27/51
Глава 21. ДВА ОДИНОЧЕСТВА
Хозяйка отлучилась переодеться. В праздничном платье она была восхитительна! Лиф веером от левого плеча к правому и к поясу так же, как и расклешённая юбка от пояса к низу были набраны из чередующихся клиньев чёрной, белой, светло- и тёмно-серой ткани с блёстками люрекса. Спина – голая.
– Ну, как тебе? – спросила Гринёва, после полного разворота на носках, обнаружившего четыре разреза юбки и полное отсутствие нижнего белья под ней.
– Во! – показал два лайка Тихон. – На рыбку похожа.
К Рите никто не пришёл. Несколько раз звонили, поздравляли.
Тогда обычный проводной телефон был роскошью, номеров не хватало, телефонный аппарат имелся только в одной или двух квартирах на подъезд. Когда отец Риты вышел в начальники цеха, его стали часто дёргать на аварии и авралы. По ночам и в выходные за ним приезжала дежурка. Лимит на связь в микрорайоне к тому времени был исчерпан, но две свободные пары нашлись в соседнем доме, весь первый этаж которого занимала детская поликлиника. Через дорогу перекинули десятку – связисты поймут. Второй номер достался новому соседу с третьего этажа – мелкому чиновнику из Исполкома, пробившему эту схему.
Звонившие, соответственно, тоже были не каменщиками, не слесарями и не токарями, раз у них дома имелись телефоны.
– Ладно, Сашенька, спасибо, я тебе тоже желаю нового счастья в наступающем году… Нет, не получится, у меня родственники приехали из Харькова. Давай завтра встретимся… Или знаешь, как лучше сделаем – в субботу приходи, хорошо? Только чур без подар-ков, договорились? Ну, всё, пока! Целую!
Тихон не знал, как относиться к услышанному. Рита уже третьего гостя отшила. Говорила в трубку громко, не таясь. Понятно было, что не будь Тихона, все эти Сашки и Наташки с Ленками сидели бы уже за этим столом.
– Рит, может, ты зря этому Александру отказываешь, мало ли…
– Ой, во-первых, это Александра, а не Александр. Учились в одной группе. Во-вторых, она такая болтушка, что мы будем слушать только её. Она телевизор заглушит! И в третьих… Ну, короче ладно, давай уже готовиться. Шампанское пора открывать.
– Да, пожалуй, уже можно… А что ты хотела ещё сказать?
– Ничего.
– Ну, как! Ты же сказала: «А в третьих…»
– А в третьих, я, Болтик, сама разберусь, кого привечать, а кого отваживать, не дави на меня, пожалуйста!
Когда было решено выключить телевизор, Рита показала Болту его полотенце и халат. Всё было махровым. Полотенце голубое, а халат, в комплект к махровым тапкам, предложенным ещё на входе – синий. Выйдя из душа, Тихон обратил внимание на огромные размеры застеленного дивана.
– С лёгким паром!
– Спасибо!
– Ложись, я быстро, – сказала хозяйка и юркнула в ванную.
Постель тоже была синяя. Шёлковая простыня и пододеяльник оказались непривычно скользкими…
Ночью снились всякие мерзости. Заяц с гипертрофированными резцами и в очках из мультика про Винни-Пуха с Носовским Незнайкой никак не могли доставить на Луну мешки с новогодними подарками тамошней детворе. Уже на третий круг заходили, а космодром всё не давал посадки по погодным условиям. Причём трагикомичность ситуации заключалась в том, что над морем Дождей светило солнце, а над материковой территорией шёл нескончаемый кислотный дождь! Болт был дежурным руководителем полётов ЦУПа в Хьюстоне, и вся ответственность за лунную миссию была возложена на него.
Проблема состояла в том, что Незнайка не знал английского, а Заяц Хитрука ни фига не понимал в технике пилотирования. Он путал основополагающие понятия баллистики и аэродинамики – не отличал крен от тангажа, свечу от пике и форсаж от флюгирования. Только в самый последний момент, когда до столкновения с поверхностью Луны оставались считанные секунды, Болт сообразил перейти на русский и истошным голосом на непечатном, но очень убедительном языке подал приказ. Незнайка понял, что требовалось, нажал нужную кнопку и космический корабль выправил траекторию спуска. Угроза катастрофы миновала.
– Тише! – крикнул с нотками испуга в голосе Заяц, поправив очки на переносице. – Что с тобой, Тиша?
– Иди на х.., бестолочь травоядная, из-за тебя чуть не въе...сь!
– Тиша!... Тихон, слышишь меня?
Заяц стал дробно колотить по видеокамере лапами и от этого в Хьюстоне микрофон пару раз больно ударил Болта по щеке… Причём удары были нокаутирующие и руководитель полётов упал навзничь на что-то мягкое и скользкое, как медуза.
Открыв глаза, он с удивлением обнаружил на потолке ЦУПа несуразно-вычурную люстру в псевдо-средневековом стиле.
– Что с ними?
– С кем, Тиша?
– Уй!.. Рита, я что, говорил во сне?
– Ты так громко матерился, что соседи включили свет! Боюсь, они вызовут милицию.
– Ёлки зелёные! Нельзя было в детстве «Технику Молодёжи» читать!
– Почему?
– Потому что всем мужикам теперь бабы голые снятся, а мне какие-то марсиане в космических кораблях. И что я говорил?
– Боюсь, что не смогу этого повторить.
– Извини, я больше не буду.
– Будешь, куда ты теперь денешься! – хитро улыбнулась в темноте Рита. – Слушай, а для меня это новость. Я не знала, что ты умеешь материться.
– Ну, ты много всякого обо мне могла не знать.
– Да? И чего ещё я не знаю, давай уж сразу выкладывай!
– Например, я… умею вышивать крестиком.
– Серьёзно?
– Пока точно не скажу, но во сне всякое случается.
– Не, ну я под впечатлением – такие многоэтажные конструкции! Никогда в школе не слышала от тебя даже намёка!
– Школа – это детство – классики, пистоны, салочки… Есть другая школа. В армии не такому научат!
– Ты в армии так с солдатами разговаривал?
– Так с нами наш комбат разговаривал. Майор, разжалованный из полковников. И мы его понимали. Любой язык можно выучить за неделю в экстремальной ситуации. Давай ещё поспим!
– Ну, давай поспим. – Рита откинулась на подушку.
– Иди ка сюда…
Следующий раз Болт проснулся от того, что по его ногам вдруг поползли мухи. Он укутался полностью в одеяло, оставив только нос, но мухи кусали его и под одеялом, и в нос. Стоп! Какие мухи, зима ведь!
– Ну? Чего молчишь? Пошли меня куда посылал. Я схожу, с удовольствием схожу!
– Ри! Та! Ну, что ты делаешь! Такой сон был!
– Какой сон? Снова звездулётами управлял?
– Нет.
– А что? Крестиком вышивал?
– Рита, мы сколько сегодня спали в сумме?
– Ну, ты же у нас математиком в школе был, вот и посчитай через интеграл.
– О, ты, оказывается, тоже материться умеешь!
– Умею, когда по-другому люди не понимают… Слу-у-ушай, а ты почему мне контрольную не дал тогда списать?
– Когда? Какую контрольную?
– В десятом была рубежная контрольная по алгебре из районо.
– Не помню никакой контрольной – ни рубежной, ни зарубежной. И я действительно не дал тебе списать?
– Да!
– Какая же я сволочь!
– Ты меня тогда поразил, я долго была в шоке.
– А хочешь дежавю?
– Я шампанского хочу! Какое дежавю?
– А вот ты у меня сейчас попроси списать контрольную – я опять не дам!
– Э-эх! Ладно, вставай, завтрак готов! Я зря мясо разогревала? Шампанское откроем…
– Не хочу шампанского!
– А что хочет Масик?
По ноге Тихона снова побежала муха.
– Ну что ты делаешь! – Болт дёрнулся.
– Щекотки боишься? Ой, как обидно! А я бы тебя пощекотала! Вот здесь. Или здесь…
– Гринёва! Дай отдохнуть, честное слово!
– Так! Вставай давай, Болт, завтрак на столе! Праздник проспим! Мне нужна компания, я одна не пью. И есть хочется..
– Вставай, Болт! Болт всю ночь вставал! Сжалься, ненасытная!
Рита поднялась с кровати, запахнула халатик и пошла на кухню.– А ты знаешь, что тебя искали?
– Кто? Соседи вызвали милицию?
– Какая-то Света.
– Света? Какая Света?
– Позвонила девушка. Приятный голос.
– И что? – Болт сел на край кровати и стал натягивать брюки.
– Поздоровалась, представилась, поздравила меня, поинтересовалась, когда освободится Тихон Вячеславович. Она попросила… Это твоя человечка?
– Что она попросила?
– Не скажу! Иди умывайся, жаркое стынет!
Глава 22. СТАРАЯ ГВАРДИЯ
В первом часу дня первого января тремя точками, тремя тире и снова тремя точками прозвенел дверной звонок.
– Это папка! – Рита побежала встречать в прихожую.
– С наступившим, доченька! Держи, это тебе от деда Мороза подарок, а это от нас с мамкой.
Грузный Михаил Евсеевич зашёл в комнату, а мама с дочкой ещё лобызались и шептались в прихожей.
– О, Тихон, здравствуй! С Новым Годом, тебя, дружок! С новым счастьем!
– Спасибо, и Вам здоровья!
Широко расставив ноги, Евсеевич угнездился на венский стул и стал оглядывать сервировку праздничного стола. Стул испуганно скрипнул и продолжал кряхтеть всякий раз, когда седок совершал на нём эволюции.
– Ну, а что ж вы вдвоём, где остальные гости?
– Разошлись уже, отсыпаются по своим домам, – вошла Рита.
– Правильно, всю ночь гуляли – теперь полдня отоспаться нужно! – из-за спины дочери вышла с хитрой улыбкой маленькая сухонькая Людмила Сергеевна. – С наступившим, Тишенька! – и, оглядев стол сразу распорядилась: – Давай ка, Ритуля, оливье добавим, папа сейчас эту салатницу поставит себе и всё. Да, пап?
– Легко! Ну что, шампанского?
– Миша, куда ты торопишься! Иди сначала руки помой!
Миша утвердительно тряхнул указательным пальцем, под жалобный стон стула встал и безропотно направился в ванную.
После фужера шампанского и пяти рюмок армянского коньяка Болт решил, что пора и честь знать.
– Ну, пожалуй, пойду. Надо ещё дядю Степана поздравить.
Михаил Евсеевич подорвался было встать, но взмолившийся венский стул его разубедил. Гринёв только повернулся в сторону Болта корпусом выше ватерлинии. Что-то хотел сказать, но, поймав взгляд Людмилы Сергеевны, осёкся и потянулся за коньяком...
Стёпка Болтинов с Мишкой Гринёвым выросли вместе. На одной улице жили. Город тогда был одноэтажный. Двухэтажной была только школа и горком партии. Играли в казаков-разбойников, катались зимой на санках в овраг, подкладывали патроны на рельсы, ходили драться с пацанами из-за канавы. Потом учились в одной школе. Но в разных классах. Степа шёл на год вперёд. Позже ухаживали вместе за девушками. Одну даже не поделили. От серьёзного конфликта спасло лишь то обстоятельство, что она отвергла обоих.
В «фазанку» – фабрично-заводское училище, так тогда называли профессионально-технические училища, которые после ускорения, гласности и перестройки все сплошь стали лицеями, поступили в один год. Но на разные специальности. Михаил пошёл учиться на электрика и слесаря контрольно-измерительной аппаратуры, а Степан – на газоэлектросварщика.
Потом их призвали в Красную Армию. Она уже была переименована в Советскую, но народ ещё не привык и многие называли по старинке. Служили Родине тогда долго. Не год, как сейчас и не два, как Тихон служил.
Вокруг Москвы, согласно новой оборонительной доктрине, в те годы создавался ракетный щит противовоздушной обороны. Требовалось очень много бетона и арматуры, чтобы строить шахты для всякой «Сатаны». Варить арматурные каркасы этих шахт пришлось Степану, призванному на три года в стройбат.
Михаилу повезло меньше, он попал на флот и служил четыре года. Сначала его хотели отправить под Ленинград в Сертолово. Был уже «покупатель» из танковой учебки, который уточнил Мишкину анкету, что-то записал в блокнот, заверил его в успехе дела и даже рассказал, в каких чистейших озёрах среди хвойных лесов он будет купаться летом. Однако, когда уже попрощались с родственниками, и матери с мокрыми глазами остались по другую сторону закрывшихся ворот военкомата, объявили построение. Зачитали двенадцать фамилий. Приказали выйти из строя названным призывникам, остальных погрузили в армейские грузовики и отвезли на вокзал. Оставшиеся стали гадать. Кто-то предположил, что их никуда не повезут, а разбросают по частям местного гарнизона. Но ближе к ночи всех завели в ленинскую комнату. Через десять минут туда зашёл капитан третьего ранга в чёрном морском кителе. Сверив анкеты и проведя перекличку, он сопроводил призывников на аэродром и посадил в старый, неприятно воняющий чем-то кислым самолёт Ли-2. Летели долго, делали три промежуточные посадки. Но куда летели, сказано не было. Последний перелёт – от Полтавы до какого-то Бельбека был уже на следующий день. Попадались воздушные ямы, все родительские харчи выходили неестественным путём и собирались в предусмотрительно розданные серые бумажные пакеты с изображением реактивного первенца гражданской авиации Ту-104 и надписью «Аэрофлот».
Бельбек оказался одним из аэродромов Севастополя, недалеко от которого располагалась учебка судовых электриков черноморского военно-морского флота. Вот там было реально тяжело, порой сжимались кулаки и скрипели зубы. Постоянно хотелось есть и спать. После учебки земляков разбросали по всему черноморскому побережью. А одного даже отправили в Москву. Где-то на каширском направлении он обслуживал антенное поле. Оказывается в Москве тоже военные моряки есть! А почему нет? Всем же известен слоган «Москва – порт пяти морей».
Михаил попал в команду БЧ-4 одного легендарного крейсера, принимавшего активное участие еще в освобождении Крыма от немцев и румын. Служба стала интереснее. Походов было немного, большей частью приходилось заниматься изучением материальной части и мелким ремонтом судовой электрики. Корабль претерпевал глубокую модернизацию оборудования и больше стоял у причала, чем ходил по морю. Появились увольнения в город. На танцах в доме моряков можно было знакомиться с девушками. Служба стала нравиться. А в последний год его вообще списали на берег и приставили к продскладам. К этому приложил руку сам командир Одесской военно-морской базы контр-адмирал Петрищев, доводившийся дедом Мишкиной девушке.
Это был коммунизм в отдельно взятом дивизионе! Именно тогда произошёл сбой в эндокринной системе, который впоследствии превратил его фигуру в среднее арифметическое между кубом и шаром. Передвижение по городу без увольнительных было недопустимо и опасно – любой патруль мог отправить на губу, но Мишка имел подвязки с нужными людьми – чистые, но подписанные бланки увольнительных ему приносили в качестве оплаты при натуральном обмене. К бланкам прилагалась ручка, чтобы цвета подписи командира и фамилии отпускника не отличались. Всё продумано, на флоте не забалуешь! За полгода до дембеля его вызвали в штаб и предложили поехать учиться в школу мичманов в Анапу. Но уже имелась невеста, которая со слезами и криками отказалась уезжать из Одессы, куда-либо кроме Москвы. Это была её непростительная ошибка – на мичмана Михаил учиться не поехал, но домой по демобилизации вернулся уже с другой невестой – маленькой Людмилкой, ставшей в скорости женой. Люда была удивительно похожа на артистку Надежду Румянцеву, игравшую роль Насти Федоренко в фильме «Море зовёт», который часто крутили в клубе.
В ремонтно-инструментальном цехе металлургического завода, куда после демобилизации устроился Михаил, уже год работал бригадиром сварочного участка Степан. Обнялись. В курилке Миша рассказал о себе и узнал, что Степан уже женат и ждёт первенца.
Задружили семьями. Потекли годы. Люда родила только с третьей попытки. Девочку хотели назвать Викторией, но, как водится, чтобы угодить бабушке, назвали Маргаритой. Вместе работали, вместе отдыхали. Летом Гринёвы и Болтиновы двумя семьями ездили в Сочи и в Анапу. В Анапе, кстати, Михаил нашёл своих сослуживцев и даже одного бывшего земляка – Андрея Копылова. Когда зашли к нему отведать свойского вина, выяснилось, что он и был одним из тех, кто жил за канавой, кого в детстве Стёпка с Мишкой ходили бить.
На заводе оба доросли до мастеров, и однажды встал вопрос кому занять место начальника цеха. Мнения заводоуправления разделились. Достойны были оба. Оба коммунисты. У каждого имелись определённые недостатки, но умение руководить людьми и солидный опыт имели оба претендента.
Вот на этой почве и произошёл конфликт между старыми друзьями. В итоге Михаил принял цех и стал Михаилом Евсеевичем, а Степан не смог простить старому другу неприятный выпад на партсобрании и ушёл мастером в энергоцех. К тому же, появились слухи о негативе, не попавшем в автобиографию Степана. Они касались ошибки молодости, о которой могли знать только двое – Михаил и врач городского вендиспансера, умерший двенадцать лет назад в весьма почтенном возрасте. Дружба закончилась.
– Спасибо за шикарный стол и изумительную компанию! – Болт встал и изобразил поклон.
– Степану от меня привет передавай! – Михаил Евсеевич поёрзал пятой точкой на безуспешно пытавшемся затаить дыхание стуле и, запрокинув голову, влил в глотку стопку коньяка.
– Хорошо, передам.
Глава 23. МОРСКОЙ ВОЛК
Антонину Тихон дома не застал. Дверь открыла Светлана.
– Здравствуйте, ...красавица! – поздоровался опешивший от такой неожиданности Тихон.
– Здравствуйте, с наступившим Вас Новым годом!
– Да, спасибо, взаимно!
Повисла пауза. Нужно было что-то говорить, но язык пересох во рту и цеплялся за зубы.
Света сделала два шага назад, освобождая пространство.
– Проходите.
– Я только поздравить…
– А Тони нет. Она с Эдиком ушла.
– С Эдиком? Ну, да, конечно… А когда она вернётся?
– Они только ушли, минут десять назад. Когда придут, не знаю. Пошли поздравлять родителей Эдика.
– Родителей. Придут. Понятно. Ну, ладно, я тогда позже зайду.
– Как знаете. Может ей что-то передать?
– Передать? Да... Хотя нет, я лучше сам.
– У Вас всё хорошо? Вы какой-то уставший.
– Да. Уставший? Так новогодняя ночь была – «Голубой огонёк»… Ну, и всякое такое прочее.
– Тихон Вячесла…
– Света! – перебил Болт девушку. – Спасибо Вам большое за подарок. Я тронут. Всё получилось к месту – игрушки к ёлке, шарф – к шее.
– Вам понравилось?
– Очень! Только не нужно было этого делать.
– Вы шарф будете носить?
– Конечно!
– Я его сама связала.
– Вы – умница! Он такой длинный!
– А это так и задумано! В сильный мороз можно в два оборота – вокруг шеи и лицо прикрыть.
– Да, спасибо!
– А может, всё-таки зайдёте, что же мы с Вами в дверях-то разговариваем?
– Светочка, ей-богу спешу. Нужно ещё многих обойти. А насчёт подарка – я Ваш должник, намерен отомстить, – Тихон стал спускаться по короткой, всего в четыре ступени, лестнице.
– Не беспокойтесь, это не обязательно.
– А где Тошка, что-то его не слышно.
– С хозяйкой.
– Будьте счастливы, Светочка!
– Спасибо, постараюсь.
Дверь подъезда захлопнулась. Света подошла к окну на кухне и проводила взглядом Тихона Вячеславовича, пока тот не зашёл за угол.
Нет, ну это ж надо! Так вляпался! Обязательно нужно ей какой-то встречный подарок организовать. А что подарить? Цветы в этом случае не годятся. Обиделась, явно обиделась! Однако держится достойно! А до чего же хороша! Было бы неплохо варежки с шапочкой вязаной купить, только где их найти? Проще самому связать. Хотя – в голову пришло простое решение – можно на рынке у бабушек поискать. Так и сделаю!
Неделя была короткой – всего день или два – и снова выходные. Тихон обошёл немногочисленных родственников с поздравлениями. Серёга со Светой сами приехали к нему. У них было много новостей – квартира, ремонт, мебель, переезд. Не могут найти люстру, но уже купили торшер и повесили шторы в комнате. Однако, самая главная новость Галкиных – беременность Светы. Они подали заявление и расписываться будут через месяц. Свадьбу решили не делать, хотя родители настаивают. Но нет, скорее всего, нет. Просто собрать самых близких друзей. Короче, Болт приглашён на мероприятие, посвящённое одновременно двум событиям – появлению новой семьи и новоселью. О дате будет сообщено дополнительно, на конец января – начало февраля просьба – ничего не планировать. Болт пообещал до марта не брать отпуск и не лететь на Сейшелы и Багамы.
Если вечером не заходил к Рите, то ближе к ночи она сама приходила за ним. Просто накидывала шубку поверх своего халатика.
– Ты один, я не мешаю овечек пасти?
– Какие овечки! Вот пытаюсь вязать научиться, варежки нужны.
– Серьёзно?
– Нет, конечно. Заходи.
– Давай лучше ко мне, у нас ещё оливье осталось, а шуба, к сожалению, пропала!
– Неужели! Ах, какая жалость! А что с ней случилось?
Болт стал внимательно разглядывать шубу на Рите, водить ладонью по ворсу и против, выискивая моль и дефекты меха, выявляя при этом все неровности рельефа под ним.
На Старый Новый Год удалось-таки всучить маникюрные принадлежности Антонине. Просто зашёл и всё. Посидели в комнате перед телевизором. Шла «Ирония судьбы». Смотрели, хохотали, не всухую, конечно. Эдик тоже был. Выяснилось, что он двоюродный брат и Тоне, и Свете. Моряк, рыбачит на сейнере. Живёт «во Владике», а сейчас он в отпуске. Приехал, вот, родителей проведать, дядьёв, сестрёнок. Хороший парень оказался! И сам много всяких штуковин знает, и слушать умеет. Тихон уже оценил в институте эту способность слушать. Не просто смотреть на тебя, кивать, поддакивать и ждать когда закончишь, а слууу-шать! Внимательно слушать и быть готовым к диалогу на заявленную тему.
– Тихон, ты сколько получаешь в своём педиатрическом, тьфу, мильпардоньте, педагогическом?
– Хватает, не жалуюсь.
– А-а-а, ну, если хватает! – Эдик откинулся назад, развёл руками и сделал губы бантиком, теперь бы сказали – по-жириновски. Потом он резко нагнулся к Болту и выпалил: – А хочешь в пять раз больше получать? Или в семь?
– А можно в десять?
– Может и в десять, ты же не говоришь, сколько у тебя сейчас.
– И что мне предлагается?
– Женись на дочери этого, как его? Кто у нас сейчас генеральный секретарь? Га-га-га-га… Шучу. Ты же языки знаешь, да?
– Допустим.
– А японский, допустим, знаешь?
– Японского не знаю.
– Совсем?
– Слов тридцать или сорок могу вспомнить, я же не японист.
– Сорок, да ты офигенный чел! А как на японском будет: «Эй, шхуна, малый ход и швартуйся по правому борту!» знаешь?
– Нет. Я знаю – здравствуйте, спасибо, будьте любезны, завтра будет хорошая погода, до свидания, уважаемый господин, молодой человек…
– Ладно, понял тебя. До свидания, молодой человек! Тогда так, а английский знаешь?
– Не бегло, но изъясняться могу.
– Как по-английски девушка, знаешь? Чувиха! Шучу! – Хлопнл Тихона ладонью по колену. – Скажи, например, такое: «Господа браконьеры, вы находитесь во внутренних водах Советского Союза! Прекратите лов и следуйте к своим берегам!»
– You are in the internal waters of the Soviet Union! Stop fishing and return to your port!
– Ого! А помедленнее повторить можешь?
– Ю А. Ин зе интёнал вотез. Оф зе Совиет Юнион!
– Класс! Дальше!
– Стоп фишин энд ретён ту ё пот!
– Ага – фишин! Правильно! Тихон, да ты – профессор! Я покажу тебя в пароходстве. Можешь быть уверен – обязательно возьмут!
Выпили ещё по рюмке. Тоня пропустила, пошла на кухню посуду мыть.
– Тихон, ох, как мне имя твоё нравится! Ты не куришь?
– Нет.
– И не курил никогда?
– Баловался в армии немного.
– Не втянулся, значит?
– Нет.
– И сейчас, вот мы выпили, не тянет?
– Нет.
– Молодец, Тихон! Жить будешь долго, умрёшь здоровым. Но не скажу, что счастливым, тут, дружище, другая линейка. Шучу! Пойдём, покурим!
Накинули куртки, пошли в подъезд. Поднялись к окну на площадку между первым и вторым. Закурив, Эдик сходу стал давить:
– Тихон, ты не обижайся, но и меня пойми – я же не совсем дурной, как якорь кормовой, вижу, что у вас тут какие-то мансы-реверансы. Тонька за тебя всё время вспоминает и Светка все уши прощебетала: Тихон Станиславович, да Тихон Станиславович!
– Вячеславович.
– Да, извини, не суть. Так вот, Тихон Вячеславович, я тут приметил, что ты слегка темнишь. Хочу тебя, как мужик мужика, предупредить.
– Ты мне угрожаешь, Эдуард?
– Я – Эдик! Понял? Эдуард остался в пароходстве, в отделе кадров, в трудовой книжке. Не суетись и не перебивай! Короче, парень ты неплохой, раз девчонки тебя заприметили, но если у вас что и наклёвывается, то играй в открытую. Увижу, что одна из сестрёнок слезьми заливается – скормлю крабам, усёк?
– Какой ты грозный!
– Я предупредил!
– Спасибо, что предупредил! А раз ты умнее якорной цепи и самого якоря, то научи меня, дурака, как поступить, чтобы обе остались довольны? Конструктив твой в чём?
– Конструктив?
– Да! Что ты мне предлагаешь?
– Не знаю, разбирайся, как хочешь, но сестёр в обиду не дам!
– Да кто ж их обижать-то собирается! Ты, Эдуард, не там врагов ищешь! У тебя слишком плоский взгляд на ситуацию: японцы – враги, селёдка – цель, шторм – помеха, а партия – наш рулевой.
Помолчали. Эдик прикурил вторую сигарету, протянул открытую пачку «Космоса» Болту:
– Кури!
– Нет.
Ещё помолчали.
– Хотя давай!
Эдик открыл пачку, дождался пока Тихон вытащит сигарету и чиркнул спичкой…
Снова повисла тишина. С улицы в подъезд вошла женщина. Она остановилась у двери, соседней с Антонининой, достала ключи и с опаской оглянулась на курящих. В это время Тоня выглянула из квартиры, поздоровалась с соседкой и в сторону парней:
– Накурились? Чай поспел. Наливать?
– Да. Мы уже идём. Молоко есть?
– Есть.
– Тогда мне с молоком...
Болт уходил. Провожать вышли все – Тоня, Эдик и Тошка.
– Эдик, сделай, пожалуйста, газ потише под кастрюлей.
Пока брат ходил на кухню, Тоня вынула из-под газеты на тумбочке конверт и быстро передала Тихону:
– Держи, это Света просила передать.
– А на коня? – вернулся из кухни оттаявший реально или напоказ Эдик.
– Драться не полезешь? Как на тебя передоз действует?
– Вырубаюсь и всё, не гони волну!
Выпили. Эдик на закуску поцеловал сестру в щёчку.
– Так как? Уговорил я тебя на Тихий ехать?
– Спасибо, нас и здесь неплохо кормят.
– Смотри, пожалеешь!
– Всё возможно.
– По стременной?
– Давай!
Глава 24. ДЕРЖИ ВОРА!
В письме было признание в любви. Собственно, ничего нового Болт не узнал, всё и без того было шито белыми нитками. Но стало очевидно – теперь не удастся отмолчаться, должен состояться разговор, придётся объясняться, изворачиваться.
Самое противное, что Света нравилась Тихону, и даже очень! Прежде всего – она красавица. Но с лица воды не пить! Обычно так говорят о дурнушках, но универсальность этой поговорки не отменяет её верной сути. Что касается нрава, то тут нужно ещё самому разобраться. При некоторой импульсивности, которую он объяснял подростковым максимализмом, наблюдалась усидчивость, обучаемость, последовательность в поступках, умение добиваться своего. Имелся вкус – Болт
оценил грамотный подбор гардероба, поставленную речь, начитанность и эрудицию. Девушка хороша во всех отношениях!
Останавливало два момента. Точнее – три.
Во-первых, возраст. Не разница в возрасте – вон с Инной у Тихона такая же разница и всё срослось. Не будь у неё семьи, глядишь, и жили бы вместе.
Нежный возраст Светланы подразумевал незавершённость процесса становления мировоззрения. Тихон судил по себе - в восемнадцать ему было всё понятно в этой жизни, в двадцать два стали закрадываться сомнения, а уже в двадцать пять система ценностей стала претерпевать кардинальные изменения. Были бы ровесники, вместе бы менялись и притирались. Болт опасался, что у девушки могут открыться глаза, она его бросит, а он уже прикипит. Одним словом – эгоизм и трезвый расчёт.
Во-вторых, Тоня. Ну, как потом общаться с родственницей, после всех имевших место проникновений в тайны парикмахерских и прочих премудростей? Можно, конечно, наплевать и не обращать внимания, но это ещё нужно уметь. Болт подозревал, что у него может не получиться.
И, наконец, третье... Ух! Как бы это себе самому объяснить? Света Болту нравилась, да. Но и всё. Не было того щекотания в груди, не летали бабочки. А ведь раньше они летали! Он помнил себя в огне страстей, помнил, как все мысли были только о ней, как эти мысли мешали уснуть. Ему снова хотелось такого. Может ещё подождать? Надо признаться, что внешне Света Егорова красивее всех, в кого Болт влюблялся ранее. Возможно, даже симпатичнее гимнастки Женечки! Хотя, кто знает, как её правильно мерять, эту красоту.
Сам факт того, что Болт взвешивал плюсы и минусы отношений со Светой уже свидетельствовал об отсутствии чувств.
На выходные ударили крещенские морозы. Рынок парил дыханием торопливых покупателей и укутанных продавцов. Тихон ходил по блошиным рядам в поисках достойных вязаных изделий. Мороз повышал одновременно цену и ликвидность утепляющих аксессуаров. Сделав круг и определившись с выбором, он совершил сделку с дородной улыбчивой розовощёкой женщиной в оренбургском пуховом платке. Искал синюю или белую шапочку с шарфом, а купил серые козьего пуха варежки, носки и платок. Платок был такой же, как на продавщице, только с кисточками. Подкупило, что эти кисточки были на всех трёх предметах, одинаковые белые кисточки, которые превращали вещи в комплект. Носки с кисточками – это мило!
Никак не больше часа ходил по рынку, а промёрз до костей. Ноги вообще не чувствовал. Ботинки явно не для такой погоды. Хорошо бы иметь оленьи пимы или авиационные унты! Опять заныл больной зуб. Ожидая автобус, приплясывал и мечтал о том, как доберётся домой и, опрокинув рюмочку, отогреет ноги в тазу тёплой воды с горчицей.
Автобус подошёл пустой, городской рынок – начало маршрута, но Тихону не удалось поместиться. Он уже висел на нижней ступени в задних дверях «ЛиАЗа» и совершал телодвижения, позволяющие им закрыться, когда в метре от него, в самой середине промёрзшей биомассы началась потасовка.
– Вот он, ворюга! Стоять! Куда, сука, намылился? Мужики, не выпускайте его, карманы свои проверьте!
– И у меня подрезал! Ах ты, гад!
Взрыв народного негодования, сметая Тихона, вынес клубок борющихся и матерящихся мужиков обратно на остановку. Двери закрылись и автобус ушёл. На остановке осталось всего шесть человек, не считая Болта. Причём пятеро били одного. Били молча, деловито, методично, как будто спешили к Новому году на сто сорок процентов перевыполнить план. Лежащий на снегу карманник успевал только всхлипывать. Досталось ему порядком. И поделом! Нечего у людей кровные воровать!
Тихону тоже хотелось пнуть мерзавца. На то имелись свои основания – тринадцать целковых, украденных давеча у него на этом рынке, возможно, этим вот негодяем – весомый повод внести лепту в процесс общественного физического порицания! Но сдержался. Ему показалась неправильной, некрасивой ситуация, когда пятеро жёстко избивают одного, причём лежачего, как-то зверски это. Так волчья стая разрывает в клочья зазевавшуюся, или фатально оказавшуюся ближе прочих к голодной своре, неудачливую овечку. Подняли б его что ли, пускай бы показал свою наглую морду народу, а потом уже можно и в нос и в пах!
– Милиция! Вызывайте милицию! Скорее, здесь человека убивают, – послышался надрывный женский голос от центрального входа в рынок.
Вдалеке задребезжал шариком свисток. Две фигуры, пиная полы собственных шинелей, бежали в направлении автобусной остановки.
Вдруг, кто-то из участников снежного побоища произнёс короткое – Валим! Трое из пяти тут же дали ходу. Они побежали к ближайшему дому и уже через пять секунд скрылись за его углом.
Избитый покряхтел и, переведя своё потерпевшее тело из положения лёжа в положение сидя, выплюнул красную кляксу на снег. Поворочав языком, он выдул себе в ладонь зуб, потом второй и поднял тяжёлый взгляд на двоих оппонентов, молча стоящих рядом:
– Итиоты! Это они – воы! – он махнул кулаком с зажатыми в нём зубами в направлении, куда спешно скрылись трое. – Вот ак, тепей ни тенех, ни убов!
Глава 25. ЛАСТОЧКА С ВЕСНОЮ
Среди прочего в письме Светланы указывалось, что если Тихон Вячеславович захочет встретиться, то каждый вторник и четверг с восемнадцати до девятнадцати она будет ждать его в кафе «Ласточка». Срок акции не указывался. Уже прошёл один вторник и два четверга. Не хорошо заставлять девушку ждать! И теперь, когда куплен подарок, откладывать объяснение уже не оставалось поводов.
«Ласточка» – кулинарная Мекка города, точка, где собирается потусить молодёжь, куда заскакивают упитанные и слабовольные любители сладкого. Тихон понимал, что выбор места для свидания был обусловлен соседством с его домом, но он также понимал и то, что именно здесь наиболее высокая вероятность попасться на глаза кому-то из его студентов. Поэтому он заглянул туда в понедельник, взял на пробу два пирожных и кофе. Кофе был ниже среднего, у него дома и то лучше. Пирожные хороши.
Вторник, так же как и в прошлом семестре, относительно свободный день, четверг – тоже. Похоже, что Света учла это, изучив расписание, висящее в холле института.
Болт зашёл в «Ласточку» после часу, когда ещё не наблюдался наплыв посетителей. Взял по два пирожных трёх видов, отнёс их домой и сунул коробку в холодильник. Прибрав разбросанное, и проветрив квартиру он принял душ и сменил постель. Зачем? А бог его знает, на всякий случай, просто пришла пора, вдруг она уже источает затхлый запах. Вначале шестого он оделся во всё чистое и вышел. Рановато вышел! Но не возвращаться же!
Чтобы убить время Тихон, поглядывая ежеминутно на наручные часы, обозревал незатейливую витрину гастронома. Покрытые слоем пыли срезанные наискось муляжи батонов колбасы и головок сыра, с вырубленными секторами, лежащими рядом, покоились на фанерных кубах, расставленных по керамзитовой отсыпке между внутренним и внешним стёклами магазинных окон. На бордовой колбасе белой краской были нарисованы пятна сала. А на жёлтом сыре, коричневой – дырочки.
Праздно прогуливающегося опрятно одетого Болта приметил гражданин торговой национальности. Он вышел из своего цветочного киоска и прокричал:
– Кто любит своя девочка – цветочка подарит, не жадничает!
Болт взглянул на заставленные гвоздиками окна ларька, отвернулся и направился ко входу в Гастроном.
– Зашем, уходишь, маладай шелавек! Тебе же абязателно нада цветочка покупайт, я видел, как ты смотрела!
– Спасибо, мне не нужны гвоздики.
– Эй! А какая цветы тебе нада?
– Розы, – ляпнул Болт, чтобы отвязаться от назойливого шмеля.
– Есть розы! Красный, как любов, как губы любимая девушка! Хароший розы, сегодня утром самалёте прилетела.
– Мне не нужны красные. И Белые не нужны. Жёлтые есть?
– Защем шолтая розы тибе? Эта света распращание. Нада брайт красный роза – ана свет любви!
– Спасибо, я сам решу, какие мне нужны розы. – Болт снова отвернулся и собрался уходить.
– Ну, пашему сразу уходишь, эй! Есть шолтий роза! Давай, на тибе смотри, иди сюда!
Жёлтые оказались очень хорошими. Пришлось брать. Торгаш не хотел уступать, но потом сдался и отпустил Болту семь цветков по цене шести. Ну, и что теперь делать? Идти маячить с ними возле «Ласточки»? Снова посмотрел на часы. Успею!
Пока относил цветы, пока искал банку, обрезал стебли, время вышло. Заходить в кафе, где всегда много молодёжи, было всё равно, что выходить на сцену – все смотрят на тебя. Поэтому Тихон решил встретить Свету на дальних подступах. Она шла не спеша и смотрела себе под ноги. Слегка ускорившись, Болт перехватил её метрах в пятидесяти от входа в кафе.
– Света!
– Вы пришли! Здравствуйте! Уже не надеялась.
– Здравствуй, красавица! У меня сходу два предложения к тебе.
– Рискну предположить. Первое – руки, второе – сердца? – без намёка на улыбку, с лицом ослика Иа, пошутила Светлана.
– Хм. Мне нравится твой юмор. – Тихон взял девушку под руку и повёл в сторону от «Ласточки». – Но давай начнём с другого. Во-первых, мне бы было удобнее сменить стиль нашего общения. Предлагаю перейти на «ты». Годится?
– Вам – да, Вы уже это сделали, а мне пока нет.
– Почему?
– А мы куда идём?
– Предлагаю сначала прогуляться. Или хочешь пирожные?
– Не хочу. За три вечера я уже на год вперёд наелась, смотреть на сладкое не могу!
– Жаль.
– Почему?
– Потому что я хотел бы пригласить Вас…
– Тебя!
– Пригласить тебя в свою берлогу. А там уже заготовлены пирожные. И кофе со сливками. Это моё второе предложение.
– Хорошо. Можно и к Вам.
– К тебе!
– К Вам, Тихон Вячеславович, к Вам! Вот, если изволите снизойти со своих вершин к нам, простым студенткам, тогда возможно…
– Света, да всё возможно.
– Правда? – она остановилась и посмотрела Болту в глаза.
– Конечно!
– Это воодушевляет, – снова пошла.
Мало-помалу завязался разговор. Обсудили актуальные новости института, посмеялись над манерой общения Эдика. Тихон заметил для себя, что девушка-то достаточно интересная. И рассудительна, и не по годам мудра. Она всё больше и больше нравилась. Куда делась непосредственность и детскость, резанувшая глаз вначале. Всего-то прошло четыре месяца. Совсем другая стала Светочка!
– А почему Вы сразу не пришли, не решались?
– Некогда было. Но я же пришёл. Я думал о тебе.
– Хорошо, что думали! Я тоже думала.
– Света, Вы… ты такая красивая, такая умница… За тобой в школе наверное все одноклассники ухаживали?
– Ухаживали, только не одноклассники.
– Старшеклассники?
– Возможно, я Вам расскажу. А Вы за своими одноклассницами в школе бегали?
– Случалось, – он посмотрел на свою спутницу. Кого-то она ему напомнила. Именно в профиль. Дежавю возникло и испарилось.
– А они были красивые?
– Мне тогда казалось, что красивее не бывает.
У Тихона в груди ёкнуло, звонким щелчком сработал какой-то триггер между правым и левым лёгкими. А ведь все эти ощущения уже не новы – проходили, знаем. Завтра он будет о ней вспоминать, послезавтра не сможет думать ни о чём и ни о ком, кроме неё.
– Света, я заметил у тебя незаурядные способности в немецком. Ты ходила к репетитору?
– Нет. А в чём проявляется незаурядность?
– У тебя проскальзывают слова, которые Хохдойчу – общепринятому немецкому, на котором пишут в газетах и говорят на радио не характерны. Мне сначала показалось, что ты оговорилась, применив «нет» вместо «нихт». И потом, глагол «иметь» – хаст ты произносишь через «ша» – хашт. Это швабский диалект или даже тирольский. Я встречал его только в очень толстых словарях и в семье одного своего одноклассника – потомка немецких колонистов.
– Надо же, Вы заметили! У меня бабушка Магда – немка. Точнее – австриячка. В детстве она меня учила говорить, рассказывала сказки, пела колыбельные.
– Понятно. А сейчас вы общаетесь?
– Она умерла двенадцать лет назад. Это мамина бабушка – моя прабабушка.
Разговор, перепрыгивал с темы на тему, одна выходила из другой и создавала предпосылки к третьей. Оказалось, что по многим аспектам их мировоззрения совпадали. О чём только не говорили! Только о Тоне – ни слова.
Случайно выбранное направление привело их к краю города. Переходя оживлённую трассу, отделяющую жилой район от поймы реки, Болт взял спутницу за руку. Впереди, в разрыве двух покрытых инеем рощиц, слышались восторженные голоса. Это детвора каталась с горки.
– Света, а почему у тебя руки босиком?
– А мне не холодно. Босиком – это смешно сказано! – уже вовсю улыбалась рыжая. – Я не думала, что придётся гулять.
– Веришь, я тоже не планировал. Но на всякий случай прихватил для тебя вот это, – Болт аккуратно, как хомячка достал из внутреннего кармана пуховые варежки и, сделав шаг назад, протянул их Светлане.
– Какая прелесть! И с кисточками! Это мне? – Света прижала варежки к щекам.
– А кому же ещё? Я такие носить не буду. Да и малы они мне.
– Спасибо большое! – Света встала на цыпочки и поцеловала Болта в щёку.
Добила! Этот момент стал отправным пунктом новой главы в биографии нашего героя.
Глава 26. ДА БУДЕТ СВЕТ!
Не удержались! Можно было бы сделать важный вид, сослаться на парадный костюм, на занятость, на возраст, на принципы, в конце концов! Но дети так заразительно каталась с горки! Визг, хохот, крики восторга! Следя за очередным спуском санок, Света охала, переживала. И радовалась, хлопала в ладоши, когда обходилось без падений.
Санки, или как их тогда называли – салазки, имелись не у всех. В основном съезжали просто на пятой точке. В лучшем случае подкладывалась фанерка. Первым море ногой попробовал Болт – сначала он скользил стоя, но ближе к месту, где идеально гладкая ледяная дорожка переходила в непредсказуемый укатанный снег, решил всё же присесть на корточки. Понравилось. Воскресли забытые детские впечатления, забылась зубная боль. Второй раз следом за ним скатилась на картонке и Света. Болт страховал. Закончилось тем, что, попросив санки у пацанчика, которому Болт втихаря сунул в ладошку рубль, три раза скатились вдвоём. Санки быстро набирали скорость и скользили почти до середины реки, до того места, куда летом не многие заплывали. Скорость – это зд;рово! Но малейшие неровности поверхности склона на большой скорости создавали эффект вибростенда – стучали зубы, тряслись щёки и дрожала в глазах быстро меняющаяся набегающая картинка.
Санками нужно было уметь управлять – притормаживать пяткой той ноги, в сторону которой требовалось довернуть болид. Хорошо, что у Тихона было детство, и в своё время на этой самой горке он освоил навыки вождения. Угомонились только когда, не удержавшись в санках покатились кубарем. Виной была девочка, пересекавшая курс экипажа Болтинова. Вращение закончилось в положении «партнёр снизу». Света весело посмотрела в глаза Тихону Вячеславовичу и уронила голову ему на грудь. Потекли долгие секунды.
– Света!
– У?
– Надо вставать.
– Не могу, я устала.
– Светла-на!
– У?
– Нас переедут, нужно спасать здоровье!
Под невостребованное с прошедшего праздника и заскучавшее в холодильнике полусладкое шампанское хорошо пошли пирожные. Потом Света вспомнила, что Тихон Вячеславович давеча не имел удовольствия присутствовать на её совершеннолетии, и решила устроить по этому поводу гастроль. На ура пошли яичница с лучком на сале и картошка в мундире. В мундире, потому что чистить её на пюрешку было некогда. Не лень, а именно некогда! Жалко было тратить время на эту ерунду.
Тихон подарил просроченной имениннице оренбургский платок и носки, чем изрядно удивил. Света визжала от удовольствия! Ей очень понравились кисточки. Болт остался доволен собой. А когда Света, надев платок, крутилась перед зеркалом в коридоре, зазвенел дверной звонок. У Тихона остановилось сердце, и сразу же заныл больной зуб.
Это оказалась соседка, Лидия Григорьевна, та самая бабушка, через которую пришла посылка от Светы.
– Тишенька, я снова вынуждена к тебе за помощью обратиться, ты меня извини, старую.
– Что случилось?
– Света нет! Чтобы её чёрт побрал!
– Кого?
– Духовку! Собралась пирожки печь, теста намесила. Только духовку включила и – хлоп! Наверное, пробка сгорела, посмотри, пожалуйста. Уже третий раз после Нового года!
Лидия Григорьевна протянула Болту запасную ввинчивающуюся керамическую пробку. Электрощит находился в подъезде под счётчиками. Вся операция, включая устную постановку задания, заняла не более минуты. Получив «большое спасибо», Тихон закрыл входную дверь.
В разгар вечера, поглаживая рыжие волосы, Болт вспомнил о розах, которые молча стояли в трёхлитровой банке за холодильником. Но они ведь были жёлтые! А жёлтый – это «света распращания». Распрощаться со Светой уже не хотелось.
– Света, ты не хотела стать блондинкой?
– Зачем?
– Ну, не знаю, многие ведь красятся. Ты тогда бы стала похожа на куклу.
– Куклой быть не хочу. Не хочу, чтобы со мною играли!
Допили шампанское, почти доели картошку с яичницей. Света вызвалась мыть посуду, так и сказала: «Отпустите меня на кухню, хочу помыть посуду». Болтинов сразу поставил Егоровой зачёт. Но посуду мыть не отпустил – не хотел выпускать из своих объятий, в которых она оказалась абсолютно естественным образом – по логике развития отношений.
– Света, ответь мне на один вопрос.
– Какой?
– Чего ещё тебе не хватает, чтобы ты перестала называть меня во множественном числе? Хотя бы когда мы наедине?
– Всего одной мелочи, Тихон Вячеславович.
– Какой?
– Вашего поцелуя.
– Что!? Вы забываетесь, Егорова! – Тихон изобразил праведный гнев в ожидании увидеть в глазах девушки испуг или недоумение, но Светочка даже не дёрнулась, веком не повела! Напротив, она закрыла глаза и ещё глубже откинулась.
Целовались долго. Молча. Тихон руки распускать не решался, но то, что уже было в руках, держал крепко, не отпускал.
– Ты не устал, Тиша? – спросила Светочка, когда потребовалось отдышаться.
– Что? Повтори, мне послышалось?
– Тиша.
– Не устал, – и продолжил прерванное занятие.
В следующую паузу Света, которой были видны часы на стене, сказала, что ей пора домой, родители будут волноваться.
– А сколько сейчас?
– Четверть одиннадцатого.
– Сколько?
– Десять шестнадцать.
– Ого! – Тихон вскочил. – Пожалуй, не стоит заставлять родителей нервничать.
Вечер пролетел, как один час. До Болтинова дошло, что в любой момент может прийти Рита. Он напрочь забыл о ней! Растяпа, совсем с головой не дружишь! Сильно заныл зуб, который давно требовалось пломбировать.
– Да и Вам, Тихон Вячеславович, завтра к первой паре нужно, – крикнула Света через коридор, – не успеете выспаться! – и закрылась в туалете.
Пьяный не от шампанского, которое, кстати, ещё напомнит о себе ночью, а скорее от той стремительности, с которой развивались сегодня события, Тихон сел на диван и пытался собраться с мыслями. Следовало срочно одеться самому и собрать Светины подарки. Как только выйдет из туалета – набросить на неё пальтишко. Сапожки, молнии и бегом! А завтра – к Рите с неприятным разговором.
В этот момент протяжный звонок резанул ухо. Болт сидел, зажав голову ладонями, и судорожно размышлял, как поступить. Хорошо бы сделать вид, что нет дома. Залезть под диван. Спрятаться в шкафу. Бесполезно – Рита наверняка видела свет в окне! Секунд через шесть звонок повторился. В комнату вошла Света.
– Что с тобой, Тиша? Голова болит?
– Всё нормально. Зуб ноет. Не переживай!
– А почему ты дверь не открываешь?
– Сейчас открою. – Тихон, держа челюсть, поплёлся в коридор, как якобинец на эшафот.
Оказалось, в знак благодарности, соседка принесла пирожков. Она стояла на площадке с круглым подносом, накрытым вафельным полотенцем. Тихон впустил. Света не показывалась.
– Лидия Григорьевна, спасибо, но зачем же столько?
– Здесь всего по три каждого вида, Тиша. С печёнкой, с яйцом и рисом, с картошкой и с капустой. А эти, которые с острыми кончиками, сладкие – яблочное повидло, протёртая малина и сливовое варенье.
– Ого! Я заработал максимум на один пирожок!
Поблагодарив бабушку, Болт открыл дверь, чтобы выпустить её. Выйдя в подъезд, Лидия Григорьевна обернулась.
– Чуть не забыла! Я же спросить тебя хотела, ты девушку ту уже видел, которая подарок из профкома приносила?
– Да.
– Как она мне понравилась, Тиша! Ты её поблагодари!
– Обязательно! Как раз сейчас думаю об этом.
– Хозяйку бы тебе такую в дом! А мне соседочку.
– Лидия Григорьевна, спасибо Вам за пирожки, но извините, мне ещё нужно сегодня кое-что успеть.
– Ухожу, ухожу. Послушай бабку, я людей вижу, хоть и слепая.
– Хорошо, так и сделаю.
– Ну, до свидания, Тиша!
– Спокойной ночи, Лидия Григорьевна!
Глава 27. ЧЕБУРАШКА
Болт закрыл дверь и посмотрел на часы. Ох-ох-ох!
Но буквально через три секунды, не успел он обуться – снова протяжный звонок в дверь. Ещё что-то забыла сказать склеротичная Григорьевна, как пить дать!
Болт надел на лицо дежурную улыбку и, открыв дверь, увидел знакомую роскошную норковую шубу. Это была Рита!
Чувство, которое подошло комком к горлу не поддавалось классификации. Стыд? Нет! Скорее – воровство! «Вот он, ворюга, держите его!» – прогремел с небес низкий, многократно повторяемый эхом, раскатистый голос. И все, поглядев вверх, поймали Болта с поличным, застукали за похищением Луны с ночного неба! За спиной Риты собрались многочисленные невидимые понятые. Злость хлынула колючим холодком в открытую дверь. Кто-то из толпы дотянулся кулаком поверх её плеча и больно ударил в лицо. Холод резко сменился жаром, кровь прилила к лицу, снова заболел зуб.
– Вот он, сука! Стоять! Мужики, не выпускайте его!
Похожее чувство последний раз он испытал в пионерском лагере после третьего класса, когда, наевшись накануне незрелых и немытых абрикосов, прямо на утренней линейке обосрался, и тёплая зловонная жижа потекла по голым ногам.
– Добрый вечер, Тиша! Вот, думаю, забудешь обо мне – пришла напомнить.
– Как же тебя забыть! Пришла – заходи. Только я…
– Только ты что?
– Я сейчас немного занят, ты проходи, раздевайся.
– Раздеться я ещё успею. – Гринёва переступила порог. – А кто эта девушка, которая принесла подарок из профкома и так понравилась бабе Люде? Её случайно не Светланой зовут?
– Да, её зовут Светланой. Это я. У Вас, Маргарита, будут ещё вопросы? – Света, держа руки за спиной грациозно вписала свою прелестную фигурку в дверной проём. Контровой свет от люстры рельефно обозначил на её свитере грудь и залил огнём распущенные рыжие волосы.
– Светочка!.. Рита! – Болтинов ещё не придумал как следует поступить в этой идиотской ситуации. – Проходи, Рита, раздевайся, я сейчас…
В этот момент на лице Светы к выражению решительности добавились нотки брезгливости. Она прошла между хозяином и гостьей. Огонь её роскошных кудрей обдал запахом нежных духов обоих. Двумя резкими вжиками застегнулись молнии сапожек.
– Света, я тебя провожу.
– Не беспокойтесь, Тихон Вячеславович, я сама справлюсь. Вы гостей встречайте, не отвлекайтесь. – Света накинула пальто, взяла в руки свою белую шапочку, связанную крупной резинкой, и, открыв дверь, обернулась, хотела что-то ещё сказать, но вдруг смутилась и сбежала по лестнице.
– Света, постой! Я сейчас… – Болт дёрнулся к вешалке, чтобы взять куртку и увидел, как абсолютно голая Рита вешает свою шубку на крючок в прихожей.
– Ох, какой красивый платок, да с бахромой! А вот и варежки! Тоже с кисточками! Это Света забыла?
Рита прошла в комнату, посмотрела на стол и села на диван. Посреди стола стояла сковорода с остатками яичницы и кастрюлька с картошкой в мундирах. Два пустых фужера охраняли сковороду, как слоны королевскую семью на шахматной доске.
– У вас тут всё очень мило обставлено!
Болт молча сходил на кухню и принёс трёхлитровую банку с семью жёлтыми розами. Увидев цветы, Рита, сидевшая нога на ногу и откинувшись на спинку дивана, сменила позу, приготовившись встать.
– Это мне?
– А кому же ещё? – Болт поставил банку на голые бёдра Риты.
– Холодно, Тихон!
– А ты оденься, будет теплее!
ЭПИЛОГ
Летом снова отправили в пионерский лагерь. В этот раз только на два сезона. И пообещали, что в последний раз. Болт и сам знал, что в третий раз этот фокус не пройдёт, поскольку вынашивал планы сменить поприще на призвание. В лагере было много новеньких. Из прошлогоднего состава осталось всего три человека.
Марина была без историка. Она записалась к Болту на курсы игры на шестиструнной гитаре. Воспринимать аппликатуру в зеркальном отображении Марина была неспособна. Пришлось подойти к грифу сзади. А в таком ракурсе грудь, условно прикрытая летними одеждами, просматривалась до самых сосков. Произошла спонтанная диффузия флюидов. В какой-то момент выяснилось, что для взятия самых сочных аккордов гитара является помехой. Закрутился роман. По возвращении в город стали встречаться. Пару раз сходили в кино. Потом Марина решилась у Тихона заночевать. Да так и осталась. Появились дети – мальчик и, спустя три года, ещё мальчик. У всех Болтиновых были проблемы с девочками, возможно это фамильный генетический сбой.
В девяностые Тихон переехал в Питер, нашёл хорошую в плане оплаты работу по специальности, преуспел, продвинулся, подкопил денег, занял недостающее у своего дяди Степана, купил квартиру на Гражданке и перевёз семью. Там они и живут по сей день недалеко от станции метро Академическая на улице Верности.
На двадцатипятилетие выпуска инициативная группа организовала встречу одноклассников. Информация была распространена по соцсетям. Имели место созво;ны по Скайпу. Тихон приурочил к этому событию отпуск и привёз в родной город всю семью. Наблюдалось полное единодушие – Марина скучала по маме и сестре, а мальчишки тосковали по тарзанке на городском пляже.
Встречу провели в арендованном на весь вечер кафе «Кунаки Рустама» – бывшей «Ласточке». На такие мероприятия с жёнами и мужьями ходить не принято. Логичное исключение – когда супруги – одноклассники. Ирочка Нечаева, которая поведала в своё время Болту о том, что Света – это не Света, и на самом деле всё совсем не так, как в действительности. Так вот, эта Ира Нечаева оказалась женой Лёньки Юдина – раздолбая и двоечника из параллельного класса! Юдин, запомнившийся всем своими шкодливыми выходками, сидел подле Нечаевой смирнёхонько и вынимал, когда его об этом просила Ира, очередной альбом с фотографиями: «Синий?». Он практически не пил и на малейший жест или взгляд жены в свою сторону реагировал вопросом: «Да, дорогая?»
Кулик – Витька Куликов с начала вечера и по самый расход окучивал Зойку Галкину. Они вместе ходили на улицу курить и позже появились слухи, будто их заметили целующимися.
Оля Дьяконова была очень рада видеть «Болтика», картинно, согнув в колене ногу чмокнула его в щёку, когда фоткались. Весь вечер она танцевала с оставшимся по жизни пижоном, растолстевшим Толькой Свириным, а оказалась женой Куликова! От него она родила второго ребёнка. Об этом Болт узнал от Риты, провожая её домой. Почти всю недолгую дорогу они шли позади четы Куликовых и Болт любовался знакомой до боли в затылке Ольгиной фигуркой.
– Зайдёшь?
– Поздно уже, дома переполох будет.
– А ты приходи завтра пораньше.
– Не обещаю, но постараюсь.
Обменялись номерами сотовых. «Чебурашка» – подписал Болт контакт. На следующий день он пришёл в шортах и жёлтой футболке. Когда Рита открыла дверь, Тихон протянул ей семь жёлтых роз.
Рита была не одна. На кухне в кресле сидела Антонина. Тот факт, что они оказались подругами с Ритой, стал поводом удивиться. В отличие от некоторых одноклассниц, которых вчера Болт узнал только по голосу, Тоня совсем не изменилась.
Рядом с ней крутился рыжий мальчик лет семи-восьми с идеальными, слегка кукольными чертами лица. Он мало говорил, пялился в какой-то красный гаджет с четырьмя кнопками и называл Тоню «тантэ Анти», а Риту – Марго.
– Это Светланкин младший.
– Похож! А старший где?
– Старшая с родителями в Гамбурге, ей уже девятнадцать, у неё каникул нет.
– Annette arbeitet als Flugbegleiterin in Lufthansa, sag ihm, Tante!*
– Ja, Bolt, ja. Und jetzt...** А теперь повтори на русском!
– Как ты его назвала, Тоня?
Тихон спросил по-русски, но обращаясь к парнишке перешёл на немецкий:
– Как зовут, тебя, мальчик?
– Меня зовут – Мирон Бользен. Но мама меня называет “Болт”.
– Почему?
– Потому что Болт – это то же самое, что и Бользен, только к его головке никакие ключи не подходят.
– У тебя очень умная мама, малыш!
– И очень красивая!
– Да, конечно! ***
_____________________________________
* – Аннет работает стюардессой в Люфтганзе, скажи ему, тётя!
** – Да, Болт, да! А теперь…
*** – Перевод с немецкого, оригинальный диалог приведён во вступлении к повести.
2019 г.
Это всё.
Если понравилось, прошу перевести для статистики 10 рублей на карту, номер которой привожу ниже. А если не понравилось, то 150 рублей на ту же карту и текст с претензиями. Критику приветствую, особенно негативную. Мат допускается только в случае конструктивных замечаний, когда не просто плохо, а ещё и как должно быть, чтобы стало хорошо.
Номер карты: 2202 2068 1680 1075
Спасибо.
ФИГУРАНТЫ
1. ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ
Болт, Болтинов Тихон Вячеславович – ищущая, пропитанная комплексами натура, но добропорядочный гражданин.
2. ДЕТСАД
2.1. Ната Свистунова – начинающий критик искусствоведения.
2.2. Оля Дьяконова – соседка по горшку и песочнице, позже ставшая соседкой по школьной парте.
3. ШКОЛА
3.1. Оля Дьяконова – одноклассница и соседка по двору.
3.2. Рита Гринёва – одноклассница и соседка по дому, утратившая амбициозность и убедившаяся на собственном опыте, что не в деньгах счастье.
3.3. Сатия Курбанова – милашка из пришкольного лагеря.
3.4. Леонид Юдин – обалдуй из В-класса, «шило в заднице», перманентный обладатель синяков и фингалов.
3.5. Вера Семёновна – классный руководитель Тихона с четвёртого по седьмой классы, учительница, не оставившая неизгладимых впечатлений.
3.6. Евгения Тихонова – гимнастка ДЮСШ, дочь комитетчика.
3.7. Валентина Ивановна – завуч, учитель русского языка и литературы, общительный человек и грамотный педагог.
3.8. Анатолий Свирин – одноклассник, ещё в детстве повидавший мир пижон.
3.9. Валентин Спиридонов – одноклассник, будущий лётчик.
3.10. Олег Горохов – одноклассник, будущий скрипач.
3.11. Виктор Куликов – одноклассник, будущий радиоинженер.
3.12. Сергей Галкин – сводный брат одноклассницы Зои.
3.13. Зоя Галкина – неприметная одноклассница, слишком поздно избавившаяся от вульгарных замашек.
3.14. Ирина Нечаева – одноклассница в девятом и десятом классах.
4. СЕМЬЯ
4.1. Тихон – геройски погибший на войне брат деда.
4.2. Мама.
4.3. Отец.
4.4. Дядя Степан.
4.3. Тётя Ира – жена дяди Степана.
4.4. Тётя Нина.
4.5. Родион – сын тёти Нины.
5. УНИВЕРСИТЕТ
5.1. Наташа – мать-одиночка.
6. АРМИЯ
6.1. Жужа, Жужанна, Жанна – бескорыстная перезрелая для заявленного амплуа мадьярка с явно болгарскими корнями.
6.2. Ленка, Илона – полненькая мадьярка лет тридцати, любит находиться в центре мужского внимания.
7. ЗЕМЛЯКИ
7.1. Светлана – парикмахер, щупленькая миловидная невеста Сергея Галкина.
7.2. Антонина – парикмахер, подруга и коллега одной Светланы, двоюродная сестра другой Светланы – Егоровой.
7.3. Воронова – соседка слева на десять лет старше Тихона, однажды поймавшая его, за занятием вуайеризмом, но сделавшая вид, что не заметила, а если и заметила, то забыла.
7.4. Лидия Григорьевна – щедрая и доброжелательная пожилая соседка справа.
7.5. Инесса – завхоз, домовитая, совестливая хранительница домашнего очага.
7.6. Вовка – смышлёныш, сын Инессы.
7.7. Виктор Андреевич Дьяконов – лёгкий на подъём отец Ольги.
7.8. Мария Ильинична – мать Ольги.
7.9. Михаил Евсеевич Гринёв – успешный по жизни человек, отец Риты, одноклассницы и соседки по дому.
7.10. Людмила Сергеевна Гринёва – милая женщина, мать Риты.
7.11. Андрей Копылов – военный моряк в запасе, земляк из-за канавы, осевший после срочной службы в Анапе.
7.12. Эдуард – двоюродный брат Светы Егоровой и Тони, тихоокеанский рыбак, вот такой мужик!
8. СТУДЕНТКИ ПЕДИНСТИТУТА
8.1. Людмила Цветкова – нескромная второкурсница.
8.2. Валерия Саморезова – застенчивая импульсивная второкурсница.
8.3. Анна Шурадейкина – разбитная дородная первокурсница.
8.4. Светлана Егорова – способная, настойчивая рыжеволосая первокурсница, двоюродная сестра Антонины.
Эту повесть, а также повести «Месяц на сборы» и «Внучка Волгина хочет замуж», если сойдутся звёзды, автор планирует в ближайшее время издать в типографии. Небольшим тиражом. Всё как полагается, с ISBN. В дальнейшем, могут быть напечатаны, несколько рассказов и сборник стихов. Для этого требуется время, некоторое количество денег и воля. Предпечатная подготовка и корректура – довольно утомительные занятия, писать (в моём случае – тапать) несоизмеримо легче. Всё, что планируется издать, уже имеется в свободном доступе в интернете. Слегка сыровато, но, кто пробовал, говорят, что съедобно.
Однако, самые большие проблемы, как выяснилось, связаны с отсутствием достаточного количества качественных и легитимных иллюстраций, без которых текст босой. Детская мазня, а-ля Митьки, не учитывающая анатомические пропорции и перспективность пространства, обработанные фильтрами в фотошопе фотографии, выхлопы искусственного интеллекта и всевозможные космические узоры в настырном стиле «я так вижу» автором не признаются, увы. Нужны жанровые сцены, убедительные взгляды, однозначные эмоции. Например, как у многих художников сатирическго журнала «Крокодил». Или как работы Херлуфа Бидструпа. Вот где красота! Это просто песня! А реализм – он вторичен.
Хороший художник-иллюстратор – большая редкость! Если уж брать аналогию с песней, то художник – это композитор, тогда как писатель – всего лишь автор слов…
А ты, читатель – певец! И не возражай, береги голос!
«С тех пор как мир страниц возник,
Везде всегда одно и тоже:
На переплёты лучших книг
Уходит авторская кожа».
___________________Игорь Губерман