Никчемная самоволка

   
        Проработав пару месяцев после окончания ВУЗа в геологоразведочной партии, базирующейся в поселке Асу-Булак (Восточный Казахстан), Роман был призван военкоматом на двухмесячную воинскую переподготовку. В те времена таких курсантов в армии называли «партизанами».

        Служить ему довелось в батальоне ПВО, расположенном километрах в шестнадцати от Асу-Булака и изолированно дислоцирующемся в верхней части одного из отрогов Калбинского горного хребта. Всего курсантов в батальоне насчитывалось человек двадцать.

        Эта служба оказалась совсем не обременительной, тем более, что каждую субботу, после полудня, «партизан» (за успехи в переподготовке) отпускали домой в увольнение – до утреннего построения в понедельник.

        Вот и тридцатого апреля, перед майскими праздниками, «партизаны» ожидали, что сразу же после обеда они будут распущены по домам, но их надежды не оправдались.

        По каким-то причинам отпустить их пообещали только вечером, что не позволяло Роману попасть на пирушку с танцами, назначенную его коллегами-геологами на вторую половину дня.

        Разумно рассудив, что батальонное начальство вряд ли заметит отсутствие одного «партизана», изобретательный Роман предложил своим сослуживцам бросить жребий. Выигравший получал право уйти из батальона сразу же после обеда. А остальные должны были прикрыть его в случае необходимости.

        Жребий был брошен и… выиграл Роман!

        Радуясь такой удаче и, вообще, считая себя везунчиком, Роман пробрался в укромный угол территории батальона и там, используя неглубокую ложбинку, прополз под колючей проволокой ограды.

        А затем он веселой рысцой, прыгая с валуна на валун, направился вниз по течению горного ручья к ближайшему поселку, чтобы оттуда доехать автобусом до Асу-Булака.

        Через час он уже стоял на остановке в ожидании автобуса. И вот, с этого самого момента, его удивительное везение вдруг резко трансформировалось в невезение.

        И началось с того, что из-за поворота дороги внезапно вывернул легковой автомобиль командира батальона. Это был двухдверный ГАЗ-69, крытый брезентовым тентом, и двигался он со стороны Асу-Булака в направлении их части.

        Стоял Роман, по отношению к идущему автомобилю, у противоположной обочины дороги, но тот остановился рядом с ним. Комбат открыл дверцу машины, выбрался из нее и, резким тоном окликнув Романа, приказал ему ехать в часть.

        Он даже сам отклонил вперед спинку своего сиденья, пропуская Романа, и тот пробрался в заднюю часть автомобиля, снабженную двумя продольными узкими сиденьями.

        Сидя в машине и удивляясь своему невезению, Роман ожидал, что комбат тут же устроит ему жестокий разнос, но до самой воинской части подполковник молчал, а внутри машины, несмотря на гул мотора, висела, казалось, невыносимая тишина.

        – Т-а-ак, – думал Роман, – придется мне все праздники просидеть на гауптвахте…

        Приехали в часть. Командир вышел из машины, молча захлопнул дверцу и направился в штаб, а солдат-водитель и Роман остались сидеть внутри автомобиля в ожидании наряда. Того самого наряда, который, как полагал Роман, должен был отконвоировать его на гауптвахту. 

        Время шло, а наряда почему-то все не было и не было. Устав от такой неопределенности, Роман решил сделать попытку выбраться из машины и, к своему удивлению, убедился, что солдат-водитель никак не препятствует ему в этом.

        И вот теперь, оказавшись в этом непонятном, а скорее – дурацком положении, он почувствовал, что никакого желания повторять побег у него уже не осталось.

        Ближе к вечеру весь батальон, включая «партизан», вызвали на построение.

        – Ну, экзекуция начинается, – подумал Роман обреченно.

        И вот, солдаты и «партизаны» замерли по команде «Смирно!». Командир батальона окинул строгим взглядом весь строй и громко скомандовал:

        – Рядовой Лепешкин! Выйти из строя!

        Из строя солдат срочной службы вышел невысокий первогодок деревенского вида.

        – Рядовой Лепешкин! Доложите, о чем вы писали своему дружку в соседний батальон?! – потребовал комбат.

        У Романа в душе стали зарождаться ростки надежды, а солдатик молчал, переминаясь с ноги на ногу.

        Тогда комбат достал из кармана замурзанный листок бумаги и, демонстрируя его Лепешкину, спросил:

        – Это ты писал?

        Лепешкин, еле живой от страха, кивнул, и комбат начал читать:

        – Служба идет зае…

        Тут он запнулся, а затем вернулся к началу письма, существенно смягчив его лексику:

        – Служба идет за-а-колупательски! За-а-пОем пьем! Девок …

        И комбат снова осекся. А затем, уже от себя, продолжил:

        – Это, где и когда ты пил и ел, если уже несколько месяцев не выбирался из части?

        В общем, оказалось, что рядовой Лепешкин, переписываясь с таким же, как он, солдатом-оболтусом из соседней части, нагло сочинял насчет систематического безделья в батальоне, попоек и свиданий с девчатами.

        Ну, а воинская цензура, вскрыв письмо, сообщила о его содержании командиру полка. Понятно, что тот приказал переслать письмецо Лепешкина комбату с поручением навести порядок в своем батальоне.

        В итоге, на майские праздники на гауптвахту угодил вовсе не Роман, а совсем уж беспринципный мечтатель-романтик, он же – рядовой Лепешкин.  А всем «партизанам», после короткого напутствия, разрешили покинуть пределы части.

        И пришлось несостоявшемуся везунчику Роману повторно пройти (теперь уже тернистый!) путь вдоль того же горного ручья и к той же автобусной остановке.

        Примечание: Это отрывок из ранее опубликованного рассказа «Невезучий солдат. Часть2»