Болт. Часть вторая

1__Часть вторая__3 – 4__ 45’ 40”
Это продолжение. Начало здесь:
http://proza.ru/2020/08/27/51


                Глава7. АЛЬМАМАТЕРНАЯ ПОРА

    В университет он поступил легко. Но конкурс был достаточно большой, поэтому пришлось согласиться на германо-романскую группу языков как профильную, а специализироваться на немецких диалектах, а не на испанском, как планировал. Однако, поступить – это половина дела, нужно было умудриться прожить на стипендию, которой, как выяснилось, решительно ни на что не хватало. Нужно ещё выучиться, стать специалистом, ведь если не пошёл в сварщики или в электрики, то именно словом придётся на хлеб зарабатывать. Но это в будущем, которое пока слабо прорисовывалось неясным контуром на жизненном горизонте. А в настоящем постоянно хотелось есть. Мамы, которая обычно, часом или двумя упреждая чувство голода, говорила – «Тишенька, мой руки, ужин на столе!» – рядом не было. Родителей Тишка напрягать не хотел, понимал, что им бы самим разобраться – мама болела, отец попивал, да так, что его лишали прав и часто приходилось менять работу или переходить в слесари.
    Первый семестр стал серьёзным испытанием – прямо полоса препятствий: сложности с учёбой, проблемы обустройства и коммуникации с иностранцами в общежитии, специфика нравов местного населения, городская инфраструктура – ко всему приходилось приноравливаться. В октябре закончились деньги, которые родители дали до каникул и на обратный билет, а стипендию задерживали – объясняли бюрократической проволочкой в бухгалтерии. Позже, уже в ноябре, выдали и за сентябрь и за октябрь, но пришлось разгружать вагоны на овощной базе, спасибо, что была такая возможность. Там, на базе, Тиха заработал себе большой красивый шрам на левом предплечье, левостороннюю паховую грыжу и, в качестве материальной компенсации, некоторую финансовую независимость.
    На первые каникулы в январе Болт домой не поехал, остался в пустой общаге. Ему подвернулся шанс устроиться дворником в детсад, а это уже была большая удача, упускать её было бы глупо. Зима случилась снежная, метлой и лопатой помахать пришлось изрядно. Зато каждую неделю ему выдавали по десятке, что за месяц составляло размер стипендии. К тому же в саду он завтракал манкой с маслом и очень сладким чаем. В кармане стали задерживаться кое-какие деньжата.
    Позавтракав, Болт мог бежать на занятия. Но вместо этого он садился на скамейку и смотрел на входящих мамочек, держащих за руку своих укутанных и подпоясанных шарфами отпрысков. Когда Наташа приводила свою дочь чуть позже, он опаздывал на первую пару. Но это того стоило!

    Пять лет студенческой жизни – срок хоть и немалый, но конечный. Стройотряды, уборка картошки в колхозах, поездки домой на каникулы и в Восточную Германию на языковую практику, экзамены, ранение, операция и реабилитация – всякое было за эти пять незабываемых лет. Но, поскольку подробное описание Тишкиной студенческой жизни автор планирует привести в других собственных опусах, на этом остановимся и перейдём к следующему этапу биографии нашего героя.
    Следует, однако, ещё упомянуть, что на пятом курсе в январе произошло первое по-настоящему горестное событие в жизни Тихона  – разбился на машине и погиб, не приходя в сознание отец. Следствие установило позже, что причиной стала гололедица и Запорожец, выехавший навстречу отцовского «КАМАЗа». Уворачиваясь от лобового столкновения, отец съехал на обочину, инерция груженого прицепа стащила весь автопоезд в кювет, в котором с лета были сложены бетонные пасынки для телеграфных столбов. Скорость была небольшой, и трагедии могло не быть, но неудачно торчащий из кучи столбик с оголившейся на торце арматурой пришёлся аккуратно на грудную клетку. Скрывшийся с места автокатастрофы водитель Запорожца, найденный и задержанный в тот же день по приметам, указанным очевидцами, на следствии утверждал, что ничего не заметил и был уверен, что всё обошлось, поэтому продолжил путь.
    А летом того же года, в разгар государственных экзаменов умерла давно болевшая мама. В деканате Тихона отпустили на неделю, разрешили пропустить очередной экзамен и сдать его позже с параллельной группой. Но он не захотел надолго оставаться в своей опустевшей квартире, за которой пообещал приглядывать дядя Степан, и вернулся на четвёртый день – просто взял билеты на самолёт и улетел сразу после погребения и панихиды. На экзамен со своей группой он пришёл, но завалил его. В комиссии решили войти в положение и переписали экзаменационный лист. При повторной сдаче с параллельной группой Болт уверенно ответил на все вопросы, получив в итоге отличную отметку. Заметим, что университет он закончил с красным дипломом, хотя само это обстоятельство не тешило его самолюбие и никак не отразилось на дальнейшей жизни.


                Глава 8. ДОЛГ РОДИНЕ

    Дождавшись Тишку из универа, Родина на два года переобула его в сапоги и всучила «Калаш» в руки. Не успел он даже толком познакомиться с коллективом и вникнуть в свои должностные обязанности в информационном центре при обкоме, куда попал по распределению.
    Служил Болт в Венгрии, в небольшом придунайском городке, в рабочее предместье которого месяцем ранее передислоцировался моторизованный полк. Тихон застал свою часть ещё палаточным лагерем на территории бывших мастерских по ремонту подвижного состава, переехавших ближе к Будапешту. Первое время пришлось заниматься обустройством. Под казармы решено было отдать пакгауз постройки конца девятнадцатого века. Склады – промышленный и продовольственный устроили в веерном паровозном депо, арсенал – в водонапорной башне и в угольном складе, а штаб занял наспех отремонтированный особняк примыкающего к железнодорожным путям подворья местного помещика, сбежавшего в декабре тысяча девятьсот сорок четвёртого в Штаты, как говорили, от праведного возмездия за коллаборационизм при немцах. Парк боевых машин в основной своей массе стоял пока на внутреннем дворе поместья, а ремучастки заняли барскую конюшню и гараж.
    После войны в украшенном с фасада шестью парами белых колонн особняке барона Шаркоди больше двадцати лет работала муниципальная мельница, на память о которой у парадного подъезда остались две роскошные скамейки, сделанные из дубовых досок-пятидесяток, установленных на ржавые цилиндры отслуживших жерновов. Выражаясь точнее, это уже были не кремневые жернова, а металлические вальцы, но все называли их почему-то жерновами.
    Служба в Венгрии оставила Тихону противоречивые впечатления. Первый год он постоянно хотел есть и мечтал отоспаться. Второй год осуществил мечты, научил всяким полезным строительным и гаражным премудростям, позволил вволю насладиться разного жанра литературой, но наградил противными болячками, которые удалось пролечить только к дембелю. Таблетки посадили печень и желудок.
    Вообще-то, на призывной комиссии покупатели, прочитав анкету, обещали отправить Болта в одну из бывших голландских колоний в Африке, где базировался ограниченный контингент советских войск. Но за неделю до того в международных отношениях очень некстати произошёл неприятный конфликт, грозивший перерасти в локальную войну. Тогда Советский Союз предпочёл не рисковать своими гражданами и вывел войска из Берега Бараньей Кости, оставив обустроенную в паре километров от Атлантики базу, расположенную у подножья живописнейшего красно-жёлтого яра в пойме широкой, кишащей крокодилами, реки на разграбление враждующих между собой плохо одетых, но неплохо стреляющих из АК-47, племён.


                Глава 9. ПРОЩАЙТЕ, ПОГОНЫ!

    После армии Тихон вернулся на родину. Это не был зов предков или ностальгия, а банальный квартирный вопрос, ведь в родном городе у него была двухкомнатная хрущёвочка, а в любом другом пришлось бы снимать или жить в общаге. Продавать квартиру права он не имел, поскольку она формально принадлежала государству. Можно было меняться, но риэлторские услуги в Советском Союзе развиты были плохо и процесс этот мог свободно растянуться на годы.
    Пять последних месяцев дядька квартиру не сдавал – ждал Тихона из армии. Родной дом, в котором прошло детство, встретил затхлым запахом, подтекающим краном в ванной и пылью повсюду. Из старой обстановки остался только обеденный круглый стол, платяной шкаф, всегда называемый родителями шифоньером, комод с тремя ящиками в спальне и мебель на кухне. Старых диванов, письменного стола, торшера, всегда стоявшего за ним, не было. Книжных полок тоже. Все Болтиновские книги и пластинки были сложены в коробки и стояли на антресолях. Зато появилась стенка, новый диван, а в спальне – кушетка и детская кроватка. Тумбочка под телевизором тоже другая, да и сам телевизор другой – посовременнее, с большей, чем у старого, диагональю. На полу за тумбочкой спряталась старая радиола «Ригонда». На радиоле – два цветочных горшка, с землёй. «Надо посадить что-нибудь, и убрать горшки с радиолы».
    Он огляделся по сторонам, задержал взгляд на рамке с парным портретом родителей. Это они в день свадьбы фотографировались. «Жить можно – сказал он себе вслух – надо батю с мамулей сегодня помянуть». Выглянул на балкон. Нашёл там один из старых диванов с торчащей пружиной на углу матраса и детскую зимнюю коляску, в которой стояли банки из-под солений.
    Первым делом Болт переоделся в гражданку и сходил в магазин за продуктами. Взял и бутылку «Столичной». Поместив покупки в холодильник, снова вышел во двор – нужно было ещё в хозяйственный зайти, купить краску, стиральный порошок и многое другое – список насчитывал с десяток пунктов. Шёл, читал его и чуть не столкнулся с молодой женщиной.
– Болтинов, из армии вернулся? Отвоевался?
– Здравствуй, Рита! Нет, пока не совсем.
– В каком смысле? Сверхсрочить надумал?
– Нет. Просто ещё нужно в квартире с грязью повоевать, тогда и вернусь окончательно.
– А! Ну, воюй, воюй. Только под пули не лезь, береги себя.
– Какая ты стала сочная дама, Риток! Замуж не вышла?
– Успеется. Выбираю пока.
– Тоже правильно.
– Зашёл бы вечерком что ли, поболтали бы.
– С удовольствием зайду. И к себе позову, но позже чуток. Очень хочется, пока погода позволяет, ремонт небольшой сделать, вот за краской иду.
– Ладно, хлопочи, не буду мешать. А может помочь?
– Спасибо, от помощи не откажусь. У тебя же машинка швейная есть? Нужно будет шторы подрезать.
– Заходи, подрубим и подошьём.
– Спасибо, Рита!
    И разбежались. А ведь лет пять не виделись! Да больше! Рита Гринёва, была соседкой и одноклассницей, но в школе они с Болтом не общались. Бог его знает, почему. Интересами не пересекались. Поправилась, такая ладненькая! Сколько помнилось – всегда худющей была, не в отца, Евсеевич – очень солидный человек, авторитетный! Говорили, что она уезжала поступать в Москву. Значит, не поступила.

    Тихон имел кое-какие планы на будущее и соображения насчёт работы. Но первые дни после возвращения из Венгрии он решил посвятить налаживанию быта. Сделать предстояло многое – укрепить входную дверь и поменять в ней замки, починить дверной звонок или купить новый, пересмотреть гардероб, по возможности пополнить его, покрасить окна, повесить шторы в зале и спальне, соорудить сушилку на балконе. Весь список дел состоял из дюжины пунктов.
    Закупив хозтовары и перекусив яичницей, приступил к уборке. Чтобы было не скучно, включил телевизор. Выяснилось, что телевизор был уже не чёрно-белым, а цветным, точнее – сине-зелёным. Показывал он скверно и от комнатной антенны, и от кабеля коллективной. Правда, смотреть всё равно некогда, а слушать можно – звук из динамиков шёл чистый.
    Весь остаток дня потратил на сбор урожая пыли. Начинать красить решил завтра. В девять вечера стемнело, грязи стало не видно. Болт помыл руки и решил поужинать. Отварил макарошек с сосисками, налил в стакан студёной водки из морозилки. Как бы было здорово, если бы сейчас зашла на кухню мама, присела на табурет, стала бы спрашивать об армии. «Жениться тебе, сынок, пора!» – явственно представил, почти услышал мамин голос Тихон. Аж мурашки по спине! Встал, прикрыл форточку. Налил ещё в стакан по донышку – за здоровье. Хлопнул, закусил хвостиком сосиски. Залил посуду водой в раковине, чтоб не засохла – потом помою! Пора спать, завтра много дел. Куда делся твой перфекционизм, Тихон!


                Глава 10. СТАРЫЙ ДРУГ

    Но завтра пришлось отвлечься. Ближе к обеду в дверь постучали. Болт в это время на балконе красил оконную раму. Не расслышал – вроде стучат? Стук повторился. Пока спускался с табурета, пока пристраивал кисть и вытирал руки, стучать стали сильнее. Кто же там такой нетерпеливый?
    Болт открыл дверь и почувствовал запах перегара. Звонившего узнал не сразу, поскольку он стоял, упёршись лбом в косяк.
– Тихон, привет, дружище! Ты чего прячешься от людей?
– Галкин? Серёга, ты?
– Что, не похож? Это от усердия к питию, дружище! Ты в дом-то пустишь?
– Заходи, конечно. Ты как узнал?
– Во всех местных газетах уже написано.
– С Ритой, что ли знаком? Кроме неё меня ещё никто не видел.
– Показывай, что за ремонт у тебя.
– Да какой ремонт! Только окна крашу – потрескались, облезли.
С Сергеем допили водку.
    Он был женат. Не сошлись характерами, через полтора года развелись. Осталась дочь. Сейчас он в активном поиске. Зойка нагуляла ребёнка. В деревне умер дед – отец мачехи, бабулю забрали к себе. И теперь в квартире Галкиных не протолкнуться – отец с тётей Машей и бабулей в проходном зале, Зоя с ребёнком в спальне. Серёге приходится ютиться на кухне.
– А твоя мама в Нижнем как?
– Вышла замуж. Муж оставил квартиру жене с дочкой.
– Это я помню, ты говорил.
– Родилась девочка. Я тогда ещё учился. Короче, у меня две сестры. И обе сводные.
– А у меня, наоборот, только братья. И тоже ни одного родного. Все двоюродные.
– А вот это зря, родной нужен!
– Маме нельзя было больше, врачи запрещали.
– Грустно… Зато ты молодой, перспективный и с квартирой. Нет худа без добра. Теперь держись – девушки на тебя охоту устроят!
– Поглядим.
– Нечего и глядеть, захомутают! Готовься! Хотя, ты, смотрю, уже готов – кроватка детская и коляска уже есть.
– Да это квартиранты ещё должны забрать.
– Если сразу не забрали, значит им уже не нужно. А тебе пригодится. Слушай, Тихон, мы допили?
– Ты же сам разливал последнее и бутылку выжимал.
– Надо бы помянуть твоих родителей. Давай я сгоняю.
– Может, хватит? Я, вообще-то, красить ещё хотел. Дожди могут пойти.
– Сегодня воскресенье, работать – грех. Я тебе помощницу приведу! Знаешь, как она красить умеет? У-у-у! Однажды меня так покрасила, что пришлось под ноль башку брить!
– Не нужны мне помощницы, спасибо.
– Как знаешь, но я бы на твоём месте не зарекался.

    Следующая неделя была растрачена в равных долях на хлопоты по хозяйству, походы по магазинам и поиски работы. Выяснилось, что родному городу филологи и переводчики не требуются. Это не Москва и даже не Нижний! Зато Тихона охотно берут в школы, не только учителем немецкого, но и русского языка и литературы. Это, конечно, не совсем то, к чему он готовился. Надо подумать. И посоветоваться с Сергеем.


                Глава 11. ТРОЕ НА ОДНОГО

    Советчик нагрянул вечером в пятницу, без четверти девять. Его тяжёлые шаги и фирменный кашель были слышны в подъезде уже с первого этажа. Тихон как раз подключал новый звонок, поэтому дверь открыл быстро. Сергей пришёл не один. Ниже плеча на фоне его широкой груди двумя болтающимися весёлыми хвостиками обозначалось улыбающееся лицо молоденькой блондинки. Девушка имела кукольную внешность и фигуру среднестатистического подростка-семиклассника. Носик – одновременно острый и курносый, как у Буратино. Одета она была в модные в те годы джинсы-бананы и сиреневую блузку с кокеткой. Рядом и на полшага позади стояла кудрявая брюнетка. Телосложением она серьёзно контрастировала с миниатюрной блондинкой, но до Рембрандтовской Саскии и до мадам Грицацуевой ей было очень далеко. Хотя арбузные груди – это уже про неё. Во взгляде же угадывались ирония и любопытство.
    Все трое были похожи на семью – папа, мама и дочь.
– Здравствуй, Тихон! – Сергей набросил ремень своей сумки на блондинку и слегка подтянул его. Ремень обозначил не слишком рельефную девичью грудь. – Ты, смотрю, при параде. Вот, помощниц тебе привёл. В дом-то пустишь?
– А, да! Заходите, конечно. Здравствуйте! Я сейчас. – Болт не ожидал, что Сергей приведёт девушек и предстал перед гостями в трусах и майке-алкоголичке.
    Надевая в спальне брюки и рубаху, которую ещё пришлось поискать, он слышал на кухне шелест упаковки и звон бутылок.
– Тихон, иди с барышнями знакомиться. Они уже тут хозяйничают у тебя.
– Сейчас, только штаны подтяну!
    Проходя мимо зеркала в прихожей, Болт взглянул на себя и поправил причёску. Хотел ещё слегка пшикнуть одеколоном, но передумал.
– Это Светик, мой личный парикмахер, – Серёга взял в охапку блондинку и оторвал её от пола. – А это Тоня, она тоже парикмахер и очень хороший специалист! Рекомендую! – подмигнул он Тихону.
    Тоня, одетая в белую изрядно декольтированную трикотажную блузу и джинсовую мини юбку с молнией на всю её длину, повернулась к Болту и изобразила подобие книксена.
    На кухне запахло свежими огурцами. Порезанные пополам вдоль они уже лежали в тарелке на столе. Гости чувствовали себя как дома. Их даже просить об этом не пришлось. Антонина что-то мыла в раковине, Света резала кружочками колбасу. Сергей держал её двумя руками за талию. Пальцы его ладоней почти смыкались. На столе стояло шампанское и ещё две бутылки какого-то красного вина потеснили цветочные горшки на подоконнике. Солнце играло лучами с содержимым бутылок, и результат их взаимодействия вишнёвыми бликами размазывался по дверце разделочного стола. «Оперативно, однако, – подумал Болт – Но вино – это плохо!». От вина у него болел желудок, проверено неоднократно. Почему-то особенно от красного, шампанское ещё как-то усваивалось.
– Как вам удалось найти весной свежие огурцы?
– У Светы папа работает энергетиком на тепличном комбинате.
– Не папа, а дядя! – поправила Сергея Света. – Тихон, а где у Вас соль? – спросила она, выскользнув из объятий Сергея.
– Давайте сразу перейдём на «ты», хорошо? – Болт снял с холодильника и подал Свете литровую стеклянную банку с солью грубого помола.
– Ты, понимаешь, дружище, что этим ты лишаешь дам поцелуя после брудершафта?
– Засмущал хозяина, Серёжа! Не слушай его, Тиша, предложение принимается. – Антонина, стоявшая до этого у мойки респектабельным задним видом к публике, развернулась, предоставив ей на обозрение не менее респектабельный фасад. В руках у неё была большая миска с черешней. – Угощайтесь! – Поставила миску на стол.
– Тихон, ты чего такой ошарашенный? – Сергей взял из миски жменю черешен, – Тоня, ты пока аккуратнее вертись перед ним, он столько счастья сразу ещё никогда не видел.
– Серё-ожа! – надув губы и сведя чёрные брови, укоризненно посмотрела на Галкина Тоня.
– Я, конечно, рад, но есть небольшая проблема, – выдавил Болт.
– Мы помешали?
– Нам уйти?
– Вот, говорила я вам!
– Да нет же! – прервал причитания девушек Болт. – Просто мне вино противопоказано, у меня в желудке может произойти революция, а в кишечнике – восстание микрофлоры. Может, я за водкой сбегаю?
– Я предлагал купить коньяк, но дамы упёрлись.
– Поздно бежать, магазины уже закрылись!
– Всё уже готово, давайте стол накрывать.
– Тогда я пас! – скис Болт.
– А есть аптечка? – Антонина внимательно посмотрела почему-то не на Болтинова, а на Галкина.
– Предлагаешь в красное добавить зелёнки? – Сергей растянул улыбку во всё лицо.
    Болт встал с табурета и вышел. Через семь секунд он вернулся с коробкой из-под обуви и поставил её на стол. В этой коробке мама хранила лекарства. Антонина открыла крышку и молча занялась изучением содержимого.
    Гости принесли с собой всё – домашние соления, котлеты, овощи, фрукты, выпивку и закуску. Даже картошку прихватили. Причём уже чищенную. Она сварилась очень скоро, поскольку была поставлена на газ, когда Тихон был ещё без штанов.
– Так, несём всё в зал. Тихон, пойдём стол раздвигать.
– Он раздвинут.
– Отлично. Взяли по тарелке и все в сад!
– Вот, держи, – Тоня протянула упаковку из фольги с десятком таблеток, – это фестал. Он просрочен, но, если выпить две или три таблетки, хуже не будет…
    Шампанское было разлито и выпито в один приём за знакомство. Потом пили вино. По предложению Галкина – за каждого из гостей, при этом тостуемый должен был рассказать о себе.
    Первым, чтобы показать пример, вызвался представиться Сергей.
– Я всегда, сколько себя помню, хотел быть переводчиком. Не космонавтом, не лётчиком, не таксистом – только переводчиком. Хотел по миру поездить, посмотреть, как людям удаётся жить на других континентах без ума, чести и совести нашей эпохи – без коммунистической партии. Хотел, чтобы меня, снабдив легендой, забросили разведчиком в логово к загнивающим в роскоши классовым врагам. «Семнадцать мгновений весны» – это моя библия, я жадно, смотрел фильм, читал книгу Семёнова. Во всём стремился быть похожим на Исаева-Штирлица. Для этого, понятное дело, требовалось учить языки. Родители развелись, когда мне было четыре года, выписать из Парижа гувернанта-француза они не успели. Сами тоже языками не владели. Пришлось учиться в университете. Хозяин наш, – Сергей положил руку Тихону на плечо, – тоже выбрал эту стезю... Но он сам расскажет, а пока, возможно это не скромно, предлагаю выпить за меня. Мне очень нужна удача!
– Вопрос из зала можно?
    Тоня подняла руку, подперев локоток тыльной стороной ладони, как школьница, которая весь вчерашний вечер вместе с мамой зубрила эти четырёхквадратные, будь они трижды счастливы, уравнения, разобралась в сути, испытала определённого рода удовлетворение и теперь хочет получить заслуженную пятёрку, а Марьиванна почему-то не даёт шанса!
– Пожалуйста, Антонина, Ваш вопрос.
– А как на сегодняшний день сложилась Ваша, товарищ Штирлиц, карьера? Исполнились ли детские мечты?
– Не в полной мере, к сожалению. Французский, испанский и английский я более-менее освоил, а вот за границей бываю очень редко. Нет возможности оттачивать мастерство. Но мне только тридцать два, надеюсь ещё успеть. Пока же я успел жениться, стать отцом и развестись. Квартиру, чтобы не потерять к себе уважение, оставил жене с дочкой. Временно живу со второй семьёй отца. Работаю не по специальности – на химзаводе, поскольку это самый верный способ быстрее получить квартиру. Хотя я и дорос до бригадира, но работа мне активно не нравится. Надеюсь, однако, что это тоже временно.
– Выпьем за Серёжу!
– Пусть тебе повезёт, скорее зови на новоселье!
    Выпили, закусили, снова налили. Болт запил вином таблетки.
    Зазвучала знакомая всем сюита Георгия Свиридова «Время, вперёд!» Чтобы новости не отвлекали от общения, Сергей, сидевший спиной к экрану, повернулся и выключил телевизор.
– Теперь ты, Светик. По часовой стрелке.
– Можно не вставать?
– Конечно.
– Как я сама себя должна представить? Придумал! Молодая и интересная… Надеюсь... Для интересующихся, – Света, взглянула на Галкина и утопила своё смущение в звонком смехе.
– А похвалиться, Светик? Сама себя не похвалишь – другие не сподобятся. – Сергей сделал серьёзное лицо и назидательно поднял указательный палец. – Будьте серьёзнее, девушка, не превращайте нам попойку в балаган!
    Девушка в растерянности захлопала длинными ресницами и нахмурила лоб.
– Света! – Сергей постучал пальцем по краю стола. – Не делай губки бантиком, тебе не идёт! Быстро поделись своими достижениями и творческими планами! И не затягивай, народ хочет выпить!
– Да, ну тебя! Председатель нашёлся! У меня всё хорошо, проблем с жильём не имею, как некоторые. Даже наоборот, могу приютить кого-нибудь, посмотрю на поведение. Мне, между прочим, замуж предлагают.
– Кто?
– Клиенты. Я их стригу, а они шоколадки носят.
– Ну, шоколадка – это не обручальное кольцо, а знак внимания.
– Я не всё тебе рассказываю, берегу твои нервы, Серёжа!
– Оп-па!
– Один очень вежливый и аккуратно одетый мужчина зачастил – не успел обрасти, снова приходит. Скажи, Тоня! Ты свободна была, а он ко мне просится. Розы принёс!
– Продолжай, уже интересно становится!
– Не буду я продолжать!
– Ладно, ребята-девчата, давайте пожелаем Свете удачи и выпьем за неё! Ну, честное слово, не по душе мне эти допросы, снятия показаний, Сергей! Чего ты удумал, ей богу! Вот дойдёт до меня очередь, и что я должен рассказывать? Хватит! Баста! Я предлагаю выпить за этих прекрасных девушек, которые не поленились и нашли время составить нам компанию, скрасить вечерок. Я рад новому знакомству!
– И я очень рада нашей встрече, хорошо сидим, ребята! – вдруг оживилась Тоня. – И, кстати, я тоже считаю неудачной идею Сергея. Мы же не в комсомол вступаем, чтобы автобиографии свои зачитывать. Какая разница, сколько тебе лет, с кем ты живёшь, сколько было у тебя абор... Самое главное, чтобы жизнь была интересной, чтобы жить хотелось, чтобы тебя окружали настоящие друзья, а не просто соседи, коллеги и доброжелатели. Соседи могут быть скандальными, коллеги по работе могут подставить, наступить тебе на горло ради собственных успехов. А друзья, если они есть, если они настоящие, никогда не сделают тебе больно, помогут в сложной ситуации. Правильно я говорю?
– Ну, Антонина, я тебе скажу! Вот это тост! У тебя в Грузии родственников случайно нет? Ты сама такая огневая и речь у тебя получилась пламенная! За друзей!
– За друзей! – поддержали Сергея Света и Тихон.
– И за мир! – добавила Тоня.
– И за мир! Ура!
    На какое-то время повисла тишина, были слышны только постукивания вилок, каждый жевал и думал о своём. Через открытую балконную дверь с улицы послышался истошный голос мальчишки: «Всё, Серый, падай, ты убит!»
– А-а-а-а… – Сергей откинулся назад и сполз по спинке стула, рука потянула воротник сорочки вниз, глаза его закрылись, голова упала на бок.
– Что с тобой, Серенький? – обеспокоилась Света, подскочила и стала заглядывать ему в лицо.
– Жжёт в груди... Больно очень...
– Да что ж такое! Тоня, аптечку с кухни неси!
    Сергей показал на своё портмоне.
– Пакет! Передайте срочно в штаб пакет. В нём карты укрепрайонов противника…
– Ну, хватит дурачиться, Серёжа!
–...и наших минных полей.
    Тоня с Тихоном сразу раскусили подвох. Они переглянулись и улыбнулись друг другу, когда поймавшись на крючок, соскочила с дивана Света.
    Вино создавало дискомфорт и революционную ситуацию в кишечнике. Девушки вызвались помыть посуду. Парни вышли подышать на балкон. Не покурить, а именно подышать! Шикарного вида с него не открывалось, поскольку дом Тихона стоял не на склоне живописного холма и не на первой линии берега тёплого моря. Третий этаж. Сквозь кроны густо заросшего вязами заднего двора просматривалась точно такая же панельная пятиэтажка. За ней по оранжевым сполохам на редких облаках угадывалось собравшееся ко сну солнце. Во дворе на верёвках сушились белые простыни. С балкона этажом выше капало – тоже сохла постирушка. Со стороны детского сада отчётливо донёсся мальчишеский крик: «Та-та-та-та! Толян убит!... Толян, ты убит! Падай! Так не честно!» – пацаны играли в войнушку.
– Ни фига он не помогает, этот фестал!
– Ща чайку крепкого попьёшь, Тоня пирог принесла с клубничным вареньем.
– Да какой пирог!
– Толя, быстро домой! Кому сказала?
    Из кухонного окна соседней квартиры высунулась женская голова в бигудях. Тихон и Сергей синхронно повернули головы влево. Взгляды пересеклись.
– Здравствуйте!
– Здравствуй, Тиша! Вернулся?
– Вернулся.
– Будешь теперь сам жить или сдавать?
– Буду жить.
– Ма, ещё пять минут! – прямо под окном соседки нарисовался молодой воин в шортах. В руке он держал деревянный автомат. Правая коленка была перебинтована.
– Всё, сказала!
– Ну, ма-а-ам!
– Мне выйти или отцу сказать? По ремню соскучился?
– Иду, – поник головой и голосом убитый Толян.
    Голова с завтрашними кудрями исчезла, окно с характерным скрипом «дерево по дереву» закрылось.
– Пойдём и мы, – предложил Галкин.
– Пойдём.
– Что-то девчонки нас не зовут.
– Кстати, фамилия этих соседей – Вороновы.
– Это уже не моя стая.
– О, вот и наши мужчины! – оживилась Светочка.
– А что это вы тут делаете?
– Вас ждём.
    Чай заварили, но кроме Тихона пить никто не стал. Света инициировала танцы. Она нашла пластинку Ободзинского и поставила её на проигрыватель старой ламповой родительской радиолы. Но танцевать никто не стал. Галкин, погасил люстру, сел на диван и усадил к себе на колени Свету.
– Эти глаза не против! – дружно помогали они певцу на первом припеве. Со второго уже не подпевали, занялись поцелуями.


                Глава 12. ПЕРВЫЙ БЛИН

    Тоня попробовала расшевелить Болта сидевшего на стуле. Она встала сзади и запустила пальцы в его шевелюру.
– Приятно?
– Да.
– На голове очень много нервных окончаний. Особенно в волосистой части. Здесь и вот здесь. Массаж успокаивает. Поэтому детей гладят по головке. Погладить тебя по головке? – заглянула в глаза и улыбнулась.
– Так, ведь вроде, как уже гладишь, – соскочил со скользкой темы Болт.
– Знаешь, у меня в кресле под машинкой часто засыпают.
– Мужчина, проснитесь, приехали, с Вас полтинник.
– Да, именно так! А ты почему из армии такой заросший вернулся? Вас там не заставляли стричься?
– Заставляли, пока салагами были, а дембелей уже не трогали.
– Тиша, мы в спальню, если что, – подмигнул Болту Сергей, взял Свету на руки и вынес её из комнаты.
– Хорошие у тебя волосы, густые! Давай тебе химию сделаем, будешь кудрявый, как Пушкин.
– Как Анжела Дэвис?
– Можно и как Анжела Дэвис.
– Я подумаю.
    Тоня села Болту на колени. Стул предупреждающе совершил эллипсоидное движение в плоскости, параллельной потолку. Содержимое её белой обтягивающей блузки оказалось предельно близко к лицу Тихона. Тёплый запах, и соблазнительный вид вскружили ему голову. Он и сам не понял, что и как произошло, но губы их встретились. В следующее мгновение руки его шарили под блузкой, а Тонин язык пробрался ему в рот. Алкоголь – это дьявол! Он побуждает жизнь к ускорению, скорее всего, одновременно её укорачивая.
– Тиша, давай на диван пересядем.
    Вставая, Тоня зацепилась бегунком молнии за пряжку ремня на брюках Болта. Замок сорвался, упал на пол и скользнул под тумбочку телевизора. Молния разошлась и юбка упала. Ещё мгновение назад целующиеся, они вдруг смутились. Тоня села на диван и прикрыла ноги подушкой. Болт поднял бегунок и принялся вставлять его на место. Выяснилось, что без плоскогубцев ремонт невозможен, а весь инструмент находился в спальне, где уединилась вторая пара.
    Вот ведь какой парадокс: ещё минута-другая и эта мини-юбка могла легко расстегнуться естественным образом и лежала бы сейчас себе спокойно на стуле или на спинке дивана. Но случилась смешная авария, и всё сорвалось! Позже Тихон вспоминал этот момент, анализировал свои действия, слова, и пришёл к выводу, что ему просто не хотелось форсировать развитие отношений, не готов он был. Слишком всё быстро! Да и Тоня тоже хороша! В парадигме его воспитания не допускался такой стремительный переход к интиму. Женщина должна была сопротивляться, строить недотрогу, а инициатива должна была исходить от него. Конфетно-букетный период, как прелюдия отношений обязателен! Хотя, если быть честным перед собой, версия доминантной мужской инициативы была дежурной отговоркой, к которой Болт апеллировал всякий раз, когда поднимали голову Совесть и Разум. Жизнь приводила немало примеров, когда этот леди-джентльменский алгоритм не соблюдался, а исход был со счастливым концом.
    Но оставим пока пространные выкладки и вернёмся к нашим героям.
    Молча сидели они в противоположных краях дивана и смотрели телевизор. «Когда я его успел включить?» – вспоминал Болт вместе с автором этих строк. Наверное, на автомате. Хотя нет! Тихон вспомнил, что включил телевизор осознанно, чтобы приглушить звуки из спальни. Молчали. Смотрели телевизор. Но не видели его. Тихона мутило. Он знал свой организм и ожидал с минуту на минуту рвотные позывы. Ну, нельзя ему пить вино! Нельзя-а-а-а!
    За стеной всё же угадывались характерные шорохи и сдавленные стоны.
    Тоня, прижав к себе локтями подушку, неподвижно смотрела сквозь телевизор. Периодически она переводила взгляд на свои ногти – проверяла целостность маникюра. О чём она думала? Да кто ж знает! Может о том, что забыла достать курицу из морозилки, а может просто повторяла столбик на восемь из таблицы умножения. Или вспоминала, выключила ли утюг. Хотя последнее маловероятно – вспомнив об утюге, любая женщина подрывается и бежит в сторону дома, на ходу застёгивая кофточку и босоножки.
    В дверь зала, которую, уходя, Сергей изловчился и закрыл локтём, постучали.
– Да! – одновременно сказали неслучившиеся партнёры.
– Я вам не помешал, молодые люди?
– Заходи.
– Темно тут у вас, может свет включить?
– Не надо! – снова в унисон ответили оба.
«Темнота – друг молодёжи» – подумал, но не сказал Тихон.
– Ладно, как хотите. А что это вы тут смотрите? Можно и мне посмотреть?
– Серёжа, тебе не трудно Свету позвать?
– Она в ду;ше.
    Болт молча встал и вышел. Из спальни он принёс пассатижи, и на всякий случай шило с отвёрткой.
– Серенький! – позвала из ванной Света.
– Лечу!
– Закрылки на сорок пять, прошли ближний маяк, – пробурчал себе под нос Тихон.
– Что? – спросила, не расслышав, Тоня.
– Да нет, ничего. Просто у меня дежавю. Водка стынет, пельмени греются. Тьфу, наоборот! Давай юбку!
– Вы пельмени варите? Зачем?
    Бегунок, попав в умелые вооружённые руки Болта, не стал долго сопротивляться и встал на своё место. Но, во избежание рецидива, требовалось край молнии зашить. Или хотя бы закрепить булавкой.
– Тихон, полотенце чистое найдём Свете?
– Возьми в спальне в среднем ящике комода… Жёлтое бери, оно побольше.
– Хорошо.
    Тоня надела юбку, застегнула молнию и поцеловала болта в щёку:
– Спасибо!
– Не за что. Надо бы булавку. Английскую. Она в ванной.
– С лёгким паром! – приветствовала закутанную в полотенце Свету Тоня. – У тебя халатик под цвет волос!
– Почти.
– Как водичка?
– Ой, отличная! Иди тоже ополоснись!
– А я не запачкалась. И даже не вспотела!
Болт понял – эта шпилька предназначалась ему.
– Ну, и зря!
    Света плюхнулась на диван рядом с Тихоном, окатив его тёплой волной банно-шампунной чистоты, и закинула ногу на ногу. На колене и в верхней части её миниатюрной голени отчётливо были видны розовые пятна.
– Кто хочет вина? – крикнул Сергей из кухни.
– У нас ещё осталось?
– Я запасливый.
– Хорошо бы... пива.
– Нет! Только вино!
– Принесу булавку.
    Болт встал с дивана и, не смотря на девушек, вышел. А точнее – выбежал. Все эти огурчики с черешней, котлетки с пюрешкой, подкрашенные красным растворителем решили срочно покинуть организм Тихона.
    Вернувшись из туалета, Тихон застал собирающихся гостей.
– Уже уходите?
– А у тебя ещё что-нибудь осталось?
– Вроде я слышал, вино собирались пить.
– Выпили, – сказал Сергей и показал пустую зелёную бутылку.
– Быстро!
– А что тут пить? – поставил бутылку под раковину, где уже собралась целая батарея. – Тебе мы не оставили, извини, не в коня корм… Проводишь нас?
– Да, подышать бы не мешало.
– Тиша, я пирог в холодильник положила, позавтракаешь.
– Спасибо!
– Вот держи, это уголь активированный – разжуй две таблетки прямо сейчас. Он не должен быть просрочен. И давно у тебя проблемы с желудком?
– У меня проблемы с вином, с желудком проблем нет.
– Всё равно это ненормально, нужно с врачами советоваться.
– Да, я собираюсь.
    На улице было хорошо! Солнце, нещадно палившее город, ушло спать. А утомлённые чрезмерно жарким для мая днём граждане, не имевшие безотлагательных домашних забот, высыпали на вечернюю прогулку. Проминающийся местами под подошвами асфальт и бетонные стены хрущёвок ещё источали инфракрасное тепло, но от реки вдоль улиц уже поднималась влажная прохлада. Стоял звенящий тишиной штиль – ни одна веточка, ни один листочек не шевелились. Иногда из рощи, отделяющей жилой массив от поймы реки доносились соловьиные трели. И комары, за что им огромное человеческое спасибо, не докучали – их сезон ещё не наступил. Благодать, одним словом!
    Но в этом безграничном медовом пространстве Болту досталось сразу две ложки дёгтя – настроение было испорчено обострившейся аллергией на вино и непонятками с новой знакомой.
    К остановке шли парами – Сергей в обнимку со Светой впереди, Тихон рядом с Тоней – за ними.
– Чем завтра собираешься заниматься?
Тоня посмотрела на Тихона.
– Не знаю. Много всего. Квартиру нужно причёсывать.
– Причёсывать! – улыбнулась Тоня. – Приходи завтра ко мне. После часа. Я тебя причешу. И постригу... Пельмени домашние любишь?
– Конечно.
– Конечно – любишь пельмени или конечно – придёшь?
– Пельмени – это хорошо, но…
– Что «но»?
– Я не уверен, что мне уже пора стричься.
– Ну, как знаешь, я предложила – ты отказался.
– Я не отказался!
    Подошёл автобус. Спешно попрощались.
– Адрес я оставила в коридоре.
    Болт кивнул. Подождав пока закроется дверь, и автобус тронется, поплёлся домой. Как-то паршиво было и на душе и в теле.


                Глава 13. АНТОНИНА

    В начале шестидесятых в Советском Союзе произошёл строительный бум. На смену бессистемной одноэтажной застройке частного сектора, казённым деревянным баракам и ведомственным кирпичным, крытым шифером домам в два или три этажа пришли панельные пятиэтажки с плоскими крышами.
    Строили довольно быстро. От котлована до завершения отделки на шестиподъездную пятиэтажку уходило меньше года. Причём бригады работали по сетевому графику – экскаваторы и бульдозеры перебазировались на соседнюю площадку, уступая место монтажникам, сантехники и электрики успевали сделать свою работу на следующий месяц после разборки рельсов и демонтажа башенного крана, а отделочники наступали им на пятки. В конце октября, к очередной годовщине Революции сдавался сразу целый микрорайон. Рассказывали – бывало, коробку подводили под крышу за неделю. Или за три. Но это был нетипичный случай – стахановщина, показуха, организованная очередным карьеристом в руководстве. Как правило, стройка одного такого дома, которую лихорадило всевозможными дефицитами, растягивалась на полгода и больше.
    Квартиры в этих домах не продавались, а выдавались. Предпочтение при распределении ордеров имели инженеры и рабочие дефицитных специальностей, но это не означало, что школьная техничка или нянечка детского сада не имели шансов. Стоило какому-то идейному коммунисту на партийном собрании районного или областного уровня произнести пламенную речь в стиле «Доколе…» и на следующий день незначительный на первый взгляд человек приобретал приращение к собственному социальному статусу, а его очередь на получение квартиры начинала двигаться зримо быстрее.
    Экономика была на подъёме. Возводились грандиозные промышленные сооружения, перекрывались и разворачивались реки. Осушались болота и орошались пустыни. Народ, победивший коричневую чуму фашизма, по инерции в тех же темпах брал мирные высоты.
    Между «загнивающим» Западом и странами социалистического лагеря шло соревнование за первенство в космосе, за объёмы выплавки стали и чугуна, за спортивные рекорды. Соревнование это шло по всем фронтам – от мирных шахмат, до атомных зарядов и средств их безнаказанной доставки в эпицентр процветания супостата. Каждая сторона пыталась доказать своему народу и всему Миру прогрессивность собственной общественной системы и несостоятельность строя антагонистов, а если аргументов не хватало, то на территориях третьих стран развязывались войны – Корея, Вьетнам, Ближний Восток. Ядерное – самое горячее оружие холодной войны, всегда рассматривалось в качестве засадного полка.
    Возле урановых залежей, космодромов, гидроэлектростанций и посреди целинных степей возникали новые города – проспект Ленина пересекала улица Строителей, остальные улицы имели в каждом городе своё специфическое наименование: Целинников, Нефтяников, Горняков, Энергетиков. Вдоль всех этих улиц, перпендикулярно к ним, а в некоторых случаях – под произвольным углом, обусловленным рельефом местности, стояли панельные пятиэтажки. Типичная хрущёвско-брежневская застройка.
    А теперь автор предлагает всем тем, кто не заснул на этой моей политинформации или не вышел, захлопнув гаджет, покурить, вернуться к основному сюжету и посмотреть, что ещё наворочает наш Болт.

    В семь с копейками сработал гидробудильник. На обратном пути из туалета Тихон остановился в коридоре у зеркала. Его заспанную физиономию с отёкшими узкими бойницами глаз украшал торчащий на макушке вихор. Может и вправду постричься? На полке под зеркалом лежала сложенная вдвое записка Антонины. Вчера он прочёл только начало: «Не грусти! Приходи завтра после часа дня…» и поплёлся спать. Сегодня дочитал: «...Металлургов, 22, кв. 3».

    В воскресенье магазины строительных и хозяйственных товаров не работали. Выяснится вдруг, что кисть нужна или, например, растворитель для краски – всё, отдыхай, жди понедельника. Всё срочное, что планировал купить в субботу, успелось до обеда. Болт принял душ и надушился. Душ и надушился! Надел свежевыглаженные брюки, ослепительно-голубую сорочку и начищенные чёрные туфли. Подмигнув своему, похорошевшему в сравнении с утренним, отражению в зеркале, отправился искать двадцать второй дом по улице Металлургов.
    Пошёл пешком. По дороге купил кремовый торт и бутылку болгарского коньяка «Плиска». А вот цветы пришлось поискать. Попадались только гвоздики, а хотелось роз, желательно нейтрально белых.
    Нужный дом был быстро найден, он оказался родными братом Тихонова, но на два подъезда длиннее. Оставалось только пройти вдоль него по двору. Новые туфли слегка жали. Болт присел на скамейку возле урны у первого от дороги подъезда и пальцем помассировал мысок.
    «Совсем не сосёт под ложечкой, и сердце не замирает, – думал он, – разве можно с таким настроем идти на свидание с девушкой! Может вернуться? Коньяк в любом случае не пропадёт, торт съестся... Но уже куплены цветы!»
    Болт посмотрел на урну, сваренную в виде пингвина с открытым клювом и окрашенную для убедительности в чёрный и белый цвета. – «Выкинуть их, и все дела!»
    В этот момент открылось кухонное окно в квартире на первом этаже.
– Здравствуй, Тихон! Почему не заходишь? С мыслями собираешься?
– Вроде того, – ухмыльнулся Болт. – Здравствуй! Шнурок вот развязался. Так ты здесь живёшь?
– Да, вот прямо здесь и живу.
– А я думал, что нумерация оттуда, и это последний подъезд.
– Нет, это первый. Последний там, где мусорка.
– Странно. А у меня там первый.
    С порога Болта облаял пёс средних размеров неведомой породы. Чёрный, в меру кудлатый зверь с белой манишкой и в носочках самозабвенно лаял на гостя, задирая пасть к потолку. При этом он активно вилял хвостом.
– Не бойся, он не цапнет, территорию охраняет. Фу, Тоша, фу!
– Я не боюсь, просто трезво опасаюсь.
– Есть хочешь? Пельмени сварить?
– Да я, вроде, не голодный. А вот попить бы не отказался.
    Болт достал из сумки коньяк и поднял его над головой, держа за горлышко. Тошка, молча проверявший свежесть носков Тихона, отскочил и снова забрехал.
– Аккуратнее, собака ещё к тебе не привыкла! Не нужно руками махать.
– Да я не…
– Ты поднял руку, он подумал – ты замахнулся.
– Защитник!
– Конечно!
    Выпили три раза по трети рюмки-маломерки. Торт решили пока не трогать, оставили к чаю, закусывали шоколадом.
– Ну, так что, стричься надумал?
– Да. Надо быть опрятным, мне на работу устраиваться.
– Опрятным нужно быть всегда.
– Это да, – согласился Болт.
    Он оглядывал обстановку на кухне, пока Антонина рассказывала, какие варианты стрижек с ним могут произойти в ближайшие минуты. Кухня была без излишеств. Никаких рушников, скалок и декоративных досок с нарисованными Кижами. Для его роз нашлась правильная, стильная, вся такая каплевидная ваза. Шкафы над разделочным столом по дизайну не фабричные, явно ручной работы. И всюду чисто. Оказывается, это заметно, когда на двери холодильника, вокруг ручек выдвижных ящиков и на клавише выключателя нет сальных следов. Болта удивила эта идеальная, даже запредельная чистота. Она почему-то не складывалась в его голове с полученными накануне впечатлениями.
    Вечер наедине прошёл образцово-показательно. В своё время удачно вошёл и оставшийся коньяк под пельмени, и тортик под чаёк. Пахли и улыбались розочки, и благоухала хозяйка. После стрижки, воспользовавшись технологическим перерывом, необходимым для закрепления акцентирующего пигмента, Тоня приняла душ. Из ванной она вернулась в облаке травяных запахов и в одном прозрачном пеньюаре.
– Ну, вот, славно! Минут через пять можно будет помыть голову и нанести кондиционер, – запустив пальцы обеих рук в слегка оскудевшую Тихонову шевелюру, она села ему на колени и слегка поёрзала, пробуждая мужское начало...
    Сейчас было бы уместно описать бурный секс, разбросанное по полу нижнее бельё, сломанный диван и разбитую в порыве страсти фамильную фарфоровую статуэтку. Возможно, всё так и было. А может и не так. Во всяком случае, собака не лаяла и соседи снизу по батареям не стучали – первый этаж имеет свои преимущества.


                Глава 14. ШЕЛЬМА

    Лето пришло и пролетело очень быстро.
    Тихон, дождавшись результатов медкомиссии, легко, буквально одним днём, устроился на работу – решил пока попреподавать немецкий в пединституте. В тот же день для солидности купил себе очки с минимальными диоптриями. Без них, ему казалось, был похож на десятиклассника.
    На кафедре пообещали, но не успели выдать учебные планы. Ректор, выполняя спущенную из горкома директиву, сразу отправил его на все три смены в пионерлагерь, где катастрофически не хватало мужчин. Стало понятно, почему на собеседовании задавались вопросы о наличии малолетних детей, престарелых родителей и домашних животных.
    В лагере Болт пользовался авторитетом у детей и спросом у женщин. Начитан, воспитан, языкам обучен. Сольфеджио в своё время на пятёрку сдано. Всегда при себе обойма анекдотов, как газыри у горца – на любую компанию и под любую конкретную ситуацию. Фигурой, не обделён – спасибо родителям за гены и спортшколе за мускулатуру. Университет и армия держали в тонусе, простая здоровая пища – опять же плюс к здоровью. Фастфуда и трансгенных жиров в Советском Союзе и в странах Содружества не знали и не культивировали. Мнение общественности – красавчик. Это однажды подтвердилось диспутом женской половины первого отряда. Девчонки во время тихого часа не учли открытых окон и не придали значения тому, что за плотным кустарником акации на поросшем чистотелом и одуванчиками газоне могли загорать вожатые. Это также подтверждал рейтинг кружка обучению игре на шестиструнной гитаре, который вёл Болт. С этим мнением согласилась даже слегка подвыпившая, представьте – такое было возможно, директриса, пригласившая его в разгар второго сезона в день своего рождения на белый танец. Не станем вспоминать здесь её имя, дабы не запятнать репутацию ныне здравствующей и занимающей весьма высокий пост в администрации города, даме. Но тогда, сквозь пары шампанского и под пиццикато ногтями по плечу, ему прямо в ухо так и было сказано: «Тихон, Вы красавчик! Вы не представляете себе, какой Вы красавчик!»
    Болт в тот вечер у себя в комнате задвинул шторы и наедине покрутился перед зеркалом, примеряя этот комплимент.
    В отличие от детей, для присматривающих за ними, режим лагеря не подразумевал много досуга, правда во время тихого часа и после отбоя удавалось поиграть на гитаре. Но очень тихо, не намного громче комариного писка! Среди вожатых, между прочим, была и будущая жена Тихона. Комнаты их были через стенку и репертуар того сезона она, как позже выяснилось, оценила. В то лето они не обратили друг на друга внимания, практически не общались – Тихону хватало молоденьких вожатых, заходивших послушать его песни, а Марина принимала ухаживания историка своей школы, так и не дождавшегося впоследствии её сначала в Сан-Сет-Хайфе, а затем в Сан-Райс-Майами.
    В сентябре, по возвращении из пионерского бдения, Болт сходу приступил к лингвистическому майнд-мэйкингу студентов и сразу осознал в какую агрессивную среду попал. Кипящий уксус! Студентки, составляющие подавляющее большинство в учебных группах будущих учителей, строили ему глазки, интересовались семейным положением, биографией и пристрастиями, писали на доске всякие сальности. Однажды второкурсница Люда Цветкова спросила, как будет по-немецки «Я хочу быть Вашей!» Каково? Оторва молодая!
    В другой группе, того же второго курса Лера Саморезова, не позволявшая до того себе каких-то непристойностей или эротических намёков, вдруг встала и попросила Тихона взять её в жёны – прямо так и сказала: «Тихон Вячеславович, женитесь на мне, пожалуйста, я буду Вам хорошей женой, не пожалеете!» Все засмеялись, Тихон опешил, тоже хотел свести к шутке, но Саморезова расплакалась и выбежала в коридор, не закрыв дверь. Эхо транслировало в притихшую аудиторию всхлипывания и стук каблучков по лестнице. Примитивный пружинный доводчик характерным хлопком обозначил закрывшуюся за Лерой альмаматерную дверь. Болт прокашлялся и вернул указательным пальцем тёмно-коричневую роговую оправу очков на место, оставив при этом на ней белое меловое пятно. Группа разразилась советами. Одни порывались догнать Леру, другие считали, что это должен сделать сам Тихон. Некоторые называли Леру дурой и истеричкой, другие были на стороне истерички и как на дурака смотрели на преподавателя. Кто-то из немногочисленных парней проявил своим ироничным замечанием техническую подкованность:
– А чё, прикольно – была Саморезова, стала бы Болтинова! Но теперь ей, похоже, придётся искать Шурупова.
– Шарапова реально найти, Шуруповых не встречал пока.
    К такому шквалу внимания Болт готов не был. На парах он стал краснеть, заикался, забывал материал, сбивался с мысли. Девушки выводили его из равновесия. Он, было, даже собрался писать заявление об увольнении. «Пойду к Серёге на завод! – Говорил он себе. – Простым рабочим в бригаду!»
    Но один случай разрядил обстановку и значительно понизил женский прессинг. Первокурсница Света однажды на паре, в самый разгар учебного процесса ни с того ни с сего во всеуслышание передала ему привет от Антонины. Тихон, писа;вший в этот момент мелом на доске модальные глаголы, повернулся к аудитории.
– От какой такой Антонины? – громко спросила низким голосом с последнего ряда крупная Анна Шурадейкина.
– От моей сестры, – ответила на изумление Тихона Света, и, повернувшись к Шурадейкиной, добавила, – она дома сидит. Ногу сломала.
– Это она правильно сделала, что сама сломала, нам теперь не надо пачкаться! – уже потише, но достаточно разборчиво схохмила Шурадейкина.
– Так что ей передать? – Света смотрела на преподавателя.
– Передайте, что я завтра зайду. Пирог пусть не печёт, я принесу свой, – нашёлся Тихон.
    Болт давно заметил, что у Светы знакомая фамилия – девичья Тони, но счёл это совпадением, мало ли в городе Егоровых.
    После четвёртой пары, последней сегодня, Тихон шёл с занятий по институтскому двору.
– Тихон Вячеславович! – догнала его у ворот Света.
– Да, Светлана.
– Вы не обиделись на меня?
– За что? За привет? Нет. Хотя, конечно, можно было бы сделать это в более приватной обстановке.
– А я специально при всех!
– Специально? Зачем?
– Да! Вы ведь не знаете, что о Вас говорят.
– И что плохого обо мне говорят?
– Просто девочки… Ну, обсуждают. Сплетничают, одним словом. Мне стало обидно за Вас.
– Вы, Светочка, знаете что, Вы не обращайте на них внимания, договорились? Не реагируйте и всё. Вот как я.
– Ага! Не обращайте! Вот девчонки, как раз и говорят, что Вы на них внимания не обращаете! Говорят, значит, Вы – больной.
– Да? Так и говорят?
– Некоторые в этом уверены. А мне это не нравится!
    Пять секунд помолчали. Болту было неприятно всё это слушать, в груди почувствовался холодок, передёрнуло плечи. Проглотив комок в горле, он догадался сменить тему:
– Значит, Тоня – это ваша сестра?
– Да, двоюродная. Наши отцы – родные братья.
    Потом Светочка стала рассказывать о своём брате, о любимой кошке, которая скоро станет мамой, о маме и папе, которые даже поссорились, когда она выбирала институт. Между прочим, Света очень нравится сыну одного очень большого в городе человека. Они уже два раза ездили к нему на дачу. Там такие продукты были, которых в магазине не бывает.
    Болт вдруг сообразил, что за разговором, прошёл уже больше половины пути до дома и, получается, студентка его провожает. По инерции односложно отвечая на вопросы этой простодушной девушки, Тихон просчитывал варианты сворачивания затянувшегося разговора. И самое главное – его терзали сомнения – он пока не решил, что ему более противно – слушать сплетни о себе или сознавать, что они не на пустом месте образовались, что его демонстративно безразличное отношение к женщинам вызывает неприятие и раздражение у общественности. Тот факт, что Тихон не женат был общеизвестен. В глазах окружающих, состоящих на данном этапе его жизни предпочтительно из молоденьких половозрелых, готовых к любви во всех её проявлениях, особей женского пола, жадно поглощающих не только подаваемый с кафедры учебный материал, но и сам портал, через который перекачивается этот материал, в глазах всех студенток, да и некоторых преподавателей, Болт Вячеславович смотрелся тюфяком. Это следовало признать. И с этим требовалось что-то делать! Ну, никто ведь не знал, только этого не хватало, что уже два месяца по вторникам, а иногда и по четвергам, он встречался с Инной. По вторникам у Тихона была одна первая пара, после неё весь день свободен. Четверг – бонусом, как карта ляжет, но в любом случае, после четырнадцати в расписании у него окно до следующего дня. Только внезапное заседание кафедры могло спутать планы на вечер.
    Инна не была свободна. Её муж слыл отличным сварщиком, а по совместительству – убеждённым алкоголиком. Пил он много, каждый день, иногда прямо с утра. Раз в год уходил в запои, но при этом в семье и с окружающими был всегда сдержан, в бутылку не лез, просто выпадал из обоймы в трудовом коллективе и исчезал из поля адекватного общения дома. На работе его держали за уникальную виртуозность в профессии и за покладистость, закрывали глаза на пьянки. В семье на этой почве образовался некий вакуум, который, как известно из физики, природа не любит.

    Инне тридцать четыре, при этом она оказалась самой возрастной среди персонала пионерлагеря. Заштатную охрану и водителей с экспедиторами в расчёт не берём. Даже директриса – её бывшая сокурсница и подруга по жизни, была на семь месяцев младше. Инна отвечала за хозяйственную часть. А по хозяйству всегда требовалось что-то сгрузить, привинтить или переместить – требовалась мужская сила. Так они и познакомились. На чай Тихона приглашали многие, но опыт в этом вопросе был решающим фактором. Когда после третьей смены на заказном автобусе возвращались в город, Инна попросила Болта помочь донести до дома тяжёлую сумку. В сумке, как потом выяснилось, находился добрый отрез бязи и две, завёрнутые в кумач, трёхлитровые стеклянные банки с зелёной масляной краской. В качестве оплаты этой услуги Болту был предложен стол с закусками, удачно придвинутый к дивану. В какой-то момент на столе материализовалась бутылка креплёного красного кубанского. «Блин, опять вино!» – громко, почти вслух подумал Болт. Его реакцию, невольно отразившуюся мимическим рисунком на лице, уловила хозяйка:
– Или покрепче?
    За разговором выяснилось, что сын её тоже был в лагере, но позавчера приезжал муж и забрал его в деревню. Папку всё-таки уволили, но без статьи, по собственному. И это – хороший повод
в оставшуюся от лета неделю поразмышлять о бренности нашего бытия, о неверно трактуемых в нарушение основных прав личности некоторыми руководителями среднего звена базовых постулатах построения производственных отношений, о несовершенстве текущей общественно-политической формации, а заодно потягать с отцом и сыном в деревне из пруда карасей!
    После сытного ужина, состряпанного на скорую руку из варёной говядины, от которой отказались перекормленные родителями пионеры, снова понадобилась мужская сила. И она нашлась…

    Одиннадцатилетний Вовка учился в школе, где работала Инна. Он привык, что её кабинет на первом этаже постоянно был заперт – мама часто уезжала в районо, в бухгалтерию или на склад. Этим обстоятельством до поры пользовались любовники. Встречались они всюду – у него в квартире, у неё дома, и даже в школе, в её кабинете, удачно оборудованном вторым выходом через кладовку в небольшой, общий с учебными мастерскими коридор, из которого можно было, не попадаясь школьникам на глаза, выйти на задний двор и, сделав семь шагов, затеряться среди прохожих на тротуаре.

– Света! – прервал девушку Болт. – Вам домой не нужно?
– Я не спешу. А Вам куда-то надо? Я мешаю?
– Просто я уже почти пришёл, а Вам, может, в другую сторону.
– Нет, мне по пути, я к дедушке иду. Вы не переживайте, Вам же ещё далеко до дома, его отсюда даже не видно.
– Ого, знаете, где я живу!
– Все знают.
– Светочка, Вы меня извините, но я не собирался сейчас домой, мне нужно зайти…
– Куда? Ой, простите меня, Тихон Вячеславович! Ладно, не буду Вам мешать. – Резко повернулась и пошла.
    Расклешённое синее пальто с широким поясом и копна вьющихся ярко-рыжих волос почти до пояса. Хороша!
На третьем шагу Света обернулась:
– До свидания, Тихон Вячеславович!
– До свидания!.. Света, постойте!
– Да?
– А Тоня действительно ногу сломала?
– Да.
– Плохо.
– Тихон Вячеславович, а Вы, правда, испечёте для Тони пирог?
– Разве я так сказал? Нет, я куплю его.
– А где Вы его купите?
– Ну, например, в «Ласточке».
– В «Ласточке» не бывает пирогов. Там продают только печенье и пирожные.
– Тогда куплю пирожные.
– Пирожные Тоня не ест.
– Что-нибудь придумаю.
– А хотите я испеку? Тосе нравятся мои пироги.
– Спасибо, но думаю, не в этот раз.
– До свидания, Тихон Вячеславович! – И побежала. Огненные волосы развевались, словно пламя на ветру. Болт ещё несколько секунд смотрел ей вслед, любовался. Потом сообразил, что девушка могла обернуться, развернулся на сто восемьдесят, и в нарочито ускоренном темпе зашагал в сторону дома – было бы неловко снова встретиться с ней взглядом.
    Петр Первый был хорошим администратором. Рыжих он приравнивал к шельмам и управленцами ставить запрещал – почему-то вспомнил исторический факт Тихон. Ох, хороша, шельма!

   
________________
Продолжение находится здесь:
http://proza.ru/2020/08/27/427