Наш старый Дом...

               
                Наш  сокирянский дом состоял из двух половин, разделённых длиннющим коридором. Построенный ещё моим прадедушкой Аврумом Вайнзофом в начале двадцатого века, он отчаянно раздражал  местную советскую власть. Их злил, и десяток высоких светлых комнат, и просторныЙ обильный огород.

                Время от времени, к нам захаживали важные дяденьки с пугающими папками под мышкой. С недовольным видом, они всегда что-то мерили, рисовали, а затем сытно и долго чаевничали.

                При этом, съедалось неимоверное количество вареников, которые запивались водкой из гранёных стаканов. После сытых и громких отрыжек, раскрасневшиеся кабанчики важно советовали моим близким, как сохранить своё собственное жилище от неминуемого сноса.

                До войны, наш дом был переполнен радостными детскими криками и азартными взрослыми разговорами.

                Аврум и Цирл - мои прадед и прабабушка, воспитали шестерых. В далёкие тридцатые, в подрумынской Бессарабии, Берл, Бася и Гиталы за целый год волонтёрства  заработали себе бесплатные билеты до Палестины. Так, в ту далекую пору, называли Израиль.

                Таким образом, они спасли себя и  будущих детей от ужасов гетто. Правда, жилось им  на Ближнем Востоке очень и очень непросто. Тяжелый физический труд, малярия, отсутствие питьевой воды. До самой войны, заботливый Аврум помогал им, посылая из Сокирян, в далёкие Палестины, по нескольку пар старых башмаков.

                Какая же радость охватывала первопроходцев, измученных тяжелым трудом, пустынным климатом, болезнями и недостатком воды, когда в каблуках этих потертых туфель, обнаруживались несколько золотых пятерок или десяток. За них можно было расплатиться с долгами, купить немного продуктов  и почувствовать тепло родительской любви.

                А Янкель, Рива и Роза, обзавелись семьями, оставшись с родителями и детьми  в родных  Сокирянах. Им предстояла встреча с другими испытаниями. Гораздо более трагичными и ужасными.
            
                Янкель, ушедший на фронт в первый же день войны и вернувшийся весь в орденах и медалях , не нашёл ни своей погибшей семьи, ни бедных родителей.

                В большом светлом доме, прежде наполненном радостными  голосами, больше никогда не появились Аврум с Цирл, двухлетняя Ревуся - маленькая дочка Розы, а также ее отец - энергичный молодой Залман.

                Погиб в гетто Мендель - великий оптимист и всем помогавший придумщик, ставший моим дедом посмертно. Из одиннадцати взрослых и детей, осталось только четверо.

                Дом опустел, но по меркам советской власти, хотя и был частной собственностью, однако стал для уцелевших хозяев слишком уж большим.

                Чтобы не раздражать местечковое начальство, пришлось переделать одну залу под курятник, а вторую - под сарай. Затем дом разделили вдоль длинного КАЛИДОРА, как мы его называли, на две части, мою - с бабушкой Ривой, папой и мамой , и вторую, где жила тётя Роза с Симоном Марамовичем - ее новым спутником жизни.

                Был он крепким улыбчивым смугловатым мужчиной, чудом вернувшимся из жестокой Сибирской ссылки. С ним мы устраивали бесконечные доминошные баталии.  Жаль, быстро умер. Сердце не выдержало.

                Его Саша - сын, которого, за редкое непослушание, Симон порой наказывал привязыванием к письменному столу, жил у нас всего год. Саша на отца совсем не обижался. Только просил меня притаскивать к столу пару гантелей, которыми он увлекался в последнем классе школы. 

                После окончания десятилетки, Саша уехал в Сибирь, окончил мед и  стал знаменитым доктором медицинских наук. Работал в Улан-уде, Иркутске, во Всемирной организации здравоохранения.  Во время эпидемии холеры в Одессе, разыгравшейся в начале семидесятых, Саша был одним из ведущих специалистов, присланных в помощь. Он активно помогал в подавлении очага этой опасной инфекции.

                Помню, как на пару дней, он заскочил к нам в Тирасполь. Был вооружен тогда солидным бутыльком медицинского спирта, подкрашенного красным цветом. Они с папой многократно дезинфицировались и ожесточённо спорили по поводу политики Израиля.

                Вера - дочь Симона, после физмата, вышла замуж за ироничного Мишу, преподававшего музыку. А их дочь Розика стала моей доброй подружкой, ещё с раннего детства.

                Приехав из Тирасполя проведать дедушку Симона,  она, еще тогда, демонстрировала вполне продвинутые способности в игре на стареньком фортепиано, установленном в сокирянском доме культуры. При этом, громко жаловалась на Судьбу, подчеркивая, что к четырём годам,  Моцарт уже давно , как придумал свои композиции и выступал с самыми настоящими концертами.

                _______________

                Всех предыдущих укорачиваний нашей жилплощади властям показалось мало. На все лето, в дом стали насильно подселять квартирантов - будущих механизаторов и медсестер. За каждого из полутора десятков молодых людей, спавших на  железных кроватях с панцирными сетками , власти выплачивали по рублю в месяц.

                После трёх таких летних заездов, все деньги уходили на ремонт дверей и прочих частей дома, пострадавших от бесконечного хлопанья и пьянок, шумевших в доме в честь каждого успешного окончания месячного курса обучения.

                В отличие от реакции моих близких, мне эта молодежь очень даже нравилась. Каждый день, все собирались перед домом и играли в волейбол. Мне удавалось не только подавать улетавшие мячи, но иногда участвовать и в самой игре, отбивая мяч какой-нибудь симпатичной белокурой соседке, находившейся в большом кругу начинающих спортсменов.

                - Да. Этот летний праздник, с толпой смеявшихся молодых ребят и девчат, шумно и весело носившихся по утрам в очередь к единственному во дворе туалету и паре рукомойников, пришёлся мне по душе

                До самой темноты, мы играли в футбол и волейбол, бурно обсуждали крупные сокирянские и мелкие мировые новости, щедро лившиеся из маленькой, но голосистой радиоточки.

                Было интересно подсматривать, как ребята ухаживают за веселыми хохотушками, слышать раздающиеся, тут и там, неловкие попытки поцелуев и звонких ответных оплеух.

                Иногда, шумной и радостной толпою, мы важно шли по  парку и длинным улицам Сокирян, прямо к местному ЗАГСУ. Продвигались мы, вместе со счастливыми  женихом и невестой, познакомившихся в нашем доме, с большой гордостью. Будто, именно благодаря нам, они и поженились.

                Наконец, местные власти решили вопрос с нашим большим и красивым строением, возвышавшимся с начала двадцатого века "как бельмо на их чиновничьем глазу". Обманув на несколько лет, нам объявили о предстоящем скором сносе и предложили взамен маленькую двухкомнатную квартиру. Получив отказ, тут-же насильно подселили четыре семьи, разделив дом  многочисленными уродливыми перегородками.

                После этого, родители со мною срочно переехали в Тирасполь. Бабушкам, до пенсии, пришлось ютиться там ещё два года.

                Выполняя чьё-то давнее бездарное решение, наш огромный дом с большим огородом, садом и прекрасным палисадником, снесли только через долгих шесть лет, абсолютно бесполезно расширив, и без того, довольно просторную, самую окраину двора соседней украинской школы.

                Однако Дом - наш любимый родной Дом, с торжественно поднимавшимися от дороги ступенями и прекрасной террассой, густо  увитой диким виноградом, по-прежнему, радостно живет в нашей благодарной памяти.

                Он гордо возвышается над дорогой,  широко раскинувшись по уже несуществующему адресу , улицы Горького 3 , с его бесконечным огородом, чудными плодовыми и ореховыми деревьями, посаженными ещё моими прадедом, дедом и отцом.

                Дом  наполнен пением прекрасных птиц, звонкими голосами молодых бабушек и родителей. Он, по-царски, украшен удивительным палисадником, щедро насыщенным ароматами буйно цветущей  сирени, ирисов, роз и моими детскими голубыми мечтами...

                На снимке.


В Центре основатель дома - мой прадед Аврум с прабабушкой Цирл. Между ними любимый сынок Берл, приехавший на побывку из Палестины . Слева от прадеда , моя мама Клара, а крайняя справа, тетя Циля. Живет и здравствует в Торонто. Вверху. Слева -направо, мой дед Мендель, Бабушка Рива, дядя Янкель Вайнзоф - брат бабушки, его супруга, Роза - сестра бабушки, ее муж Залман...