Я и мои коллеги пили чай и идиотски улыбались. Сейчас такая гримаса была даже у всегда спокойного Светоча, про Прилипалу и Болида, и говорить нечего. Мы находились в маленькой комнате, где кроме стола и наших стульев были только 4 двери. Никто из нас не помнил, как тут оказался. Мы знали только, что это моя вина, и отдуваться придётся всем, кроме меня.
Мы пили чай. Он был приторно сладким, а наши улыбки делали его ещё более ядовитым. Но мы продолжали пить. Мы медлили. Что-то не давало нам подняться и, наконец, покинуть эту комнату. Я знал, что каждый пойдёт один, зайдя в дверь позади себя. Ребята понимали это не хуже меня.
В этот раз боялись все. Этот страх буквально пропитал воздух, сделав его густым и вязким. Из-за этого все наши движения выходили резкими и неуклюжими.
Мы молчали, но про себя, я извинялся. Я затащил ребят сюда. Моя память, моя боль создали этот капкан. Но я чувствовал, что они не сердились. Но этого всё равно не хватало, чтобы унять дрожь. Я успокаивал себя тем, что мне не раз придётся разбираться с их проблемами. Сегодня они будут работать над моими.
Мы услышали взрыв. Это разбилась чашка. Болид, как и предполагалось, сдался первым. Я уловил его чувства. "Двигаться страшно. Но сидеть тут ещё страшнее." Поэтому его чашка полетела и ударилась об стену. Он вскочил, опрокинул стул и выбил дверь ногой. Раньше она была у него за спиной. Теперь он нёсся вглубь того сверкающего света, который бил оттуда. Этот свет упал на лицо Прилипалы. Он зашипел, как будто свет его обжёг. Он тоже вскочил, но он был грубее. Он поднялся и поднял стол. Моя чашка, блюдца, чайничек – всё полетело на пол, в сторону Светоча. Но Светоч уже стоял на ногах. Прилипала бросил в него ненавидящий взгляд. Светоч улыбнулся в знак одобрения. Тогда Прилипала поднял с пола вилку, пошел к своей двери, вставил вилку в замочную скважину и с силой согнул её. На удивление, дверь скрипнула, Прилипала шибанул её кулаком, и она распахнулась. В отличие от двери Болида, из этой свет не лился, а так, расслабленно тёк. Прилипалу перекосило от этого света, он схватился за изогнутую вилку, распрямил её, вынул из замочной скважины и побежал вперёд.
Я услышал сирену. Она явно не предвещала ничего хорошего. От её пронзительного крика хотелось выть, она ясно давала понять, что нам осталось совсем немного, прежде чем наша комната разлетится в щепки. Светоч не торопился. Он размеренно допил свой чай и поставил чашку на чистый, пусть и мокрый стол. Он неторопливо развернулся, открыл дверь, и вышел. Он единственный закрыл её за собой. Я остался один в этой комнате. Но мне казалось, что ненадолго.
Из-за дверей послышались шаги. Они не напоминали ни изящный бег Болида, ни строгий шаг Светоча, ни танцующую поступь Прилипалы. Я понял, что медлить нельзя, и тоже сорвался с места. Моя дверь уже была распахнутой. Я заскочил в неё и захлопнул за собой.
Теперь я был в коридоре. Пол там был стеклянный, а сам коридор – очень широкий. Всё остальное было едва различимо. Под стеклянным полом я увидел своих собратьев. Я не стал всматриваться. Я просто почувствовал картину под собой. 2 летящие пули, обгоняющие друг друга. Одна спешит к выходу, и сносит всё на своём пути. Другая сносит всё. Точка. Конец предложения. Третий идёт не торопясь, слыша, как вокруг него взрываются графины и переворачиваются цветочные горшки. А я... А я наблюдатель. Меня никак не могла устроить эта роль. Тогда я сделал очень... Ошибочный шаг. Я закрыл глаза.
Я стоял на освещённой луной лужайке. Под моими ногами лежали сильно потрёпанные ребята. Я было подумал к ним подойти, но тут Светоч поднялся и сам подошёл ко мне.
– Не надо. Болид устал. Прилипала ранен. Я хотел его подлатать, но он отказался. Говорит, что физическая боль даёт ему могущество. Гляди-ка, он улыбается...
– Он всегда улыбается.
– Верно. За это я его и люблю.
– Ты тоже ранен.
– А, ерунда. Заживёт. Лучше скажи мне, что это было.
– Я... Я не знаю.
– Врать не умеешь абсолютно.
– Осколок прошлых дней.
– Это я понял, – Светоч смотрел на меня испытующим взглядом, – Как его имя?
– Её. Апполинария Марсельевна де Лиро.
Светоч продолжил пилить меня взглядом. Мне придётся ему рассказать. Надо доверять ему. Ведь только так я смогу стать с ним единым целым и обрести счастье.
– Я познакомился с ней на 1 курсе. Тогда я уже знал, что мечтаю быть педагогом, но не знал почему. Думал, буду уделять внимание детям... Ведь с взрослыми так легко... – Я прервался. Светоч положил мне руку на плечо. Я убрал её и продолжил, – Она тоже не понимала, почему идёт на педагога. Это её не заботило. Меня, впрочем, тоже. Мы начали общаться, как два самых счастливых человека на факультете. Она постоянно улыбалась, её обожала вся группа, весь факультет, весь университет... Я был более скромен... Меня обожали всего лишь 99% всего населения нашего ВУЗа. Первое полугодие прошло гладко. Я был доволен и ничего не видел. Всё прояснилось спустя 5 дней, после завершения сессии. Я мирно беседовал с ней сидя на крыше многоэтажки. Улыбки не покидали наших лиц. Темы были максимально примитивны: мы обсуждали преподов, изучаемые науки, недавно вышедшее кино, отношение к вафлям... Одной из этих простых тем стало будущее. Я сказал, что хочу работать по специальности где-нибудь, где совсем нет доброго педагога. Она... Она промолчала. Я начал давить. И знаешь что? Я ни слова не выдрал! Всё, что она говорила, это была фраза: "Я стараюсь не думать о будущем". Моей главной ошибкой за всю жизнь был тот вопрос. Я спросил её: "Почему?"... Тогда и пошли слова. Невинные, казалось бы... Но это была философия. Это были устоявшиеся взгляды. И они... Они противоречили её жизни. Да не только её, жизни в целом! Так рассуждать может только полностью сломленный человек. Это пугало меня. С того дня я начал вести себя с ней несколько иначе. Я начал искать способ узнать, что с ней случилось. Но я не смог. В конце года она ушла от нас. Я доучился. Связь мы не поддерживали. В следующий раз мы увиделись только спустя 8 лет. Ну, как увиделись...
Я вновь затих.
– Продолжай, – сказал Светоч настойчиво.
– Она лежит в коме. Я потратил много нервов, чтобы узнать почему. Спустя несколько месяцев я откопал номер её отца. Оказывается, её "сняли с петли"... Она перешла в другой ВУЗ, стала педагогом... Попались какие-то странные родители. Она что-то сказала их драгоценному сыночку. Ну, она и наглоталась таблеток... Благо, вовремя обнаружили.
– Звучит как липа.
– Это и есть липа.
– Что случилось на самом деле?
– Я не знаю.
– Уверен?
– ...Да. Да, я реально не знаю. Она действительно пыталась покончить с собой, но причина мне не известна. Но я видел её в больнице. Врач сказал, что на ней было много земли и битого стекла. Возможно, просто драка с алкашами на природе...
– Но ты думаешь, это как-то связано со зданием, где полно графинов и цветочных горшков?
– Я... Я не знаю. Эта картина всё время возникает в моей голове, когда я о ней вспоминаю. Кстати, именно в тот день, когда я увидел Нару в палате, я подал заявление на удочерение Ноктюрны. Мне, кстати, отказали. Тогда я предложил ей сбежать... У неё не было родственников. И мы сбежали. Ха! Мне нравится вспоминать об этом.
– Сильно тебя это задело...
– Что?
– Твоя однокурсница.
– Есть такое. Я думаю, она была глубоко несчастна. Но всё жизнь пыталась себя переубедить. Добром это не кончилось... Она до сих пор лежит. Я перечисляю 15% от зарплаты её врачу... Чтобы если что, он помешал им её отключить. Он сказал, чтобы я не беспокоился. Я навещал её, за 2 недели до нашей встречи...
– Похоже, я один не имел связей с женщинами.
– Похоже на то... Но, думаю, у тебя и без них было много проблем, над которыми ещё много работать мне, и ребятам.
– О, это точно.
И мы рассмеялись. Болид что-то проворчал в ответ. Мы сразу же притихли.