ГЛАВА 144.
Мне удалось пройти в основной зал, где после ухода зрителей происходило небольшое совещание – репетиция. Оно было посвящено разбору ошибок, совершенных маленькими балеринами. Ученицы балетных школ, принимавших участие в спектакле, стояли на сцене в вольных позах. А несколько преподавательниц, срывая голос, пытались донести до их сведения то, что обязательно должен знать каждый начинающий артист. Я уселся в ряду, где уже сидели мамы и бабушки учениц, и принялся смотреть по сторонам, думая, у кого бы выпросить программку прошедшего спектакля.
Неожиданно в зале появилась Настя. Шурша своей роскошной шубой, она подошла к одной из преподавательниц, и завела разговор. Я безумно обрадовался, что Настя жива, и в добром здравии. И что у меня есть шанс поговорить с ней. Я поднялся, и занял удобную позицию на выходе из партера. Где, продолжая смотреть на сцену, заметил, что одна из девочек-снежинок возле занавеса, желая привлечь внимание Насти, делает незаметные жесты, и умоляюще артикулирует губами единственное слово – «мама, мама!».
Неужели это и есть моя дочь? Сильно волнуясь, я стал наблюдать за реакцией Насти. Но она, даже не глянув на девочку, закончила свой разговор, развернулась, и пошла между рядами.
Насте невозможно было пройти мимо меня, не заметив. И я с надеждой ждал, когда она, встретившись со мною взглядом, покажет эмоции, которые всегда проявлялись у нее при наших встречах.
Однако произошло совсем не то, на что я рассчитывал. Настя посмотрела на меня, лишь подойдя вплотную, поскольку я намеренно преграждал ей дорогу. Но вместо горячего проявления чувств, она неопределенно коснулась моего плеча рукой. То ли приветствуя, то ли предлагая немного посторонится. От ее прикосновения я неожиданно ощутил озноб, который списал на душевное смятение. А Настя обошла меня и продолжила идти, как ни в чем не бывало. Я постоял немного в полной растерянности, и последовал за ней.
Так мы и шли – она чуть впереди, а я позади нее, до Бережковского моста, и далее уже по набережной. Я понял, куда Настя направляется: в квартиру, где она жила, будучи начинающей балериной.
На нашем пути через каждые 50 метров стояли солдаты внутренних войск. После вопроса о документах они задерживали редких прохожих, и «определяли» их в полицейские автобусы без окон. Это была новая московская реальность, но я имел при себе паспорт с пропиской, и знал, что меня, остановив, сразу отпустят.
Мне следовало переживать только по поводу Насти, что я и делал. Ее, как приезжую, обязательно должны были доставить в отделение полиции. Мне хотелось защитить Настю, выступив ее поручителем. Однако такая возможность никак не представлялась.
Неожиданно я заметил необыкновенное количество дронов над нашими головами. А так же то, что от Насти как бы исходит некая «темная» энергия. Воздух вокруг нее был явно холоднее, чем в окружающем нас пространстве, что невозможно было объяснить природными причинами. При попытке сфокусировать на Насте взгляд, общий контур ее фигуры становился расплывчатым. Солдаты с опаской посматривали на нее, и предпочитали делать вид, что не замечают. Их поведение вызывало у меня смятение. Однако мысленно я видел прежнюю Настю, которая улыбалась мне, и даже что-то ласково говорила. Я продолжал идти за ней, не в силах различить, где воображаемое, а где настоящее.
Вдруг Настя резко изменила направление движения. Она подошла к гранитному парапету, и, облокотившись на него, принялась смотреть на реку. Я понял это как приглашение к разговору. Я подошел, и встал рядом с ней. Мы помолчали с минуту, но не вместе, а по отдельности, Смотрели на то, как плывет теплоход в очищенном ото льда фарватере. Я не выдержал, и взял Настину руку в перчатке. Она повернула ко мне лицо, и я в чувственном порыве дотронулся до ее щеки губами.
– У тебя мое сердце, помнишь? – спросил я шепотом, так, как спрашивал еще совсем недавно, и получал ожидаемый ответ.
Только теперь Настя наморщила лоб, и с недоумением посмотрела на меня. Ее кольцо на моем мизинце сверкнуло в лучах выглянувшего солнца, словно пытаясь напомнить ей о нашей любви лучше моих слов. Настя безразлично скользнула по нему взглядом, а затем опять повернулась к реке. Было такое впечатление, что она не узнала меня, или узнала, но спит наяву. Впрочем, свою руку Настя у меня не отняла, а, наоборот, сжала так сильно, что лишила меня возможности изменить местоположение.
Хотя «темное» очарование в ней усилилось и стало захватывать меня, в Насте, по моему представлению, началась душевная борьба. Которая неожиданно проявилась не только в усилении холода в окружающем нас воздухе, но и в речном пространстве перед нами. Я увидел, что со дна на ледовую поверхность реки поднялись подводные растения. Активно сплетаясь, они построили «скелет», который, по мере наполнения замерзающей водой, зашевелился. Люди на теплоходе в ужасе закричали. А стоящие в оцеплении полицейские принялись разбегаться, кто куда, когда у ледяного монстра открылись глаза.
Я не мог отвернуться от безжизненного взгляда чудовища, чувствуя, что он нуждается во мне, в моей энергии. И готов повиноваться, как и те создания, которыми я управлял в зоне. Я понял, что Настя, как и другие члены секты, научилась создавать таких чудовищ. Но, кроме меня, пока никто не может заставить их двигаться. Я поддался искушению, и страшная тварь, исполняя мое желание, вдруг подползла к нам. Ее движения подняли снежную пыль, воздух над рекой потерял прозрачность. Я услышал истеричные крики людей. Они вернули меня к действительности.
Одно дело – заставлять чудовищ биться с такими же чудовищами, а другое дело – пугать народ в Москве, причем, только ради развлечения. Я вдруг догадался, как остановить происходящее, и сорвал с руки Насти перчатку. Я увидел у нее на пальце перстень «повелителя» воды, резким движением снял его, и бросил в реку. Раздался грохот, как при обрушении снежной лавины. В воздухе плотным роем закружились снежинки, и когда они, вместе со снежной пылью, рассеялись, на льду ничего, кроме высоких сугробов, не было.
А над нами появилось солнце, и возникла зимняя радуга, редчайшее природное явление. Настя посмотрела на меня слегка прояснившимся взглядом. Затем, все так же молча, она продолжила путь, словно ни в чем не бывало.