В ту ночь, когда она решила броситься в омут новой, как ей тогда казалось, лучшей жизни Серая дольше всех смотрела на него.
На своего серого полосатого сына.
Она гладила его своей тонкой лапой осторожно, чтобы не разбудить, не нарушить такой хрупкий и редкий сон. Открой он тогда глаза и закричи - она не решилась бы.
Нет.
Он появился самым последним, самым маленьким и слабым. Последыш.
Такой нежный, хрупкий. Жизнь еле теплилась, но жажда её была в нём необычайно велика.
Впервые втянув в себя чердачный пыльный воздух, котёнок громко прокричал всему миру:
- Я родился! Я здесь!
Так пронзительно, что все кто услышал его, невольно вздрогнули.
Расталкивая своих братишек и сестрёнок в очереди к маминой груди, он твёрдо решил стать самым большим и сильным котом.
Ведь с мамой он всё смог бы – так он решил.
Она вспомнила, как он единственный впервые открыл глаза.
Этот взрослый взгляд у маленького ребёнка, направленный в самую душу, она будет помнить всегда.
Такой странный взгляд с зеркальной поволокой, что ложится на глаза, когда жизнь уходит прочь из тела. Эти невероятные холодные колючие глаза, что видят чуть больше чем остальные – сквозь оба мира.
Она даже бегала к старой слепой кошачьей бабке, расспросить, что с ним.
- Он шаман у тебя… береги его! – выдыхала дым из кривой трубки гадалкина старая кошка.
Она видела в этих глазах себя, а он любил её сильно как саму жизнь.
Безусловно.
Котёнок каждую ночь изо всех сил прижимался к ней, не хотел выпускать ни на секунду в те редкие минуты, когда она возвращалась в гнездо и была с ними.
Он знал, что она скоро уйдёт.
Навсегда.
В ту ночь он не открыл своих колючих глаз, потому что знал – так суждено.
Тяжело всё знать наперёд.
Он был мал.
Он выплакал остатки красок и тепла из глаз в ту ночь, когда старый белый кот, обхватив голову руками, выл над их колыбелью, когда он так страшно кричал на их непутёвую мать.
Котёнок как приговор выслушал всё и вздрогнул, когда на мамином маленьком саквояже щёлкнул холодный замок.
Тело его только начинало новый путь на этой земле, а душа его была старше старого белого, что сидел на пороге нового дома.
Хозяйка назвала его Менделем - обвела пальцем на лбу букву М будто на шапочке Мастера.
Тощий полупрозрачный, будто пересушенная вобла, садится на вечернем солнце на козырёк крыши, перебирает что-то в ладошках, кричит всему миру:
- Я здесь!